Текст книги "В одно касание"

Глава 20. Пиппа

УЛЫБКА ДЖЕЙМИ ШТРАЙХЕРА завораживает меня. Даже когда его губы сжимаются в обычную жесткую линию, в глазах остается теплый отблеск.

Я беру аккорд, перебираю струны и начинаю песню о взрослении и переменах, которую написала несколько месяцев назад. Над которой Зак посмеялся.

Со сна голос немного скрипучий. Я не разогрелась, и местами он звучит хрипло, но мне нравится. Я по-прежнему слышу, как они потешаются, вижу выражение лица Зака – озадаченное, смущенное, но все же насмешливое, – но пытаюсь прогнать эти мысли.

В глубине души ты – крепкий орешек, я знаю. Так сказал Джейми.

А еще назвал меня пташкой.

Он ни на секунду не сводит с меня своего внимательного, мягкого взгляда и надежно удерживает меня в реальности: в этом самом моменте, когда я сижу в его гостиной посреди ночи и играю на гитаре первый раз за много месяцев. Это не так сложно, как я думала, – на самом деле все происходит само собой, как будто и дня не прошло. В окнах над водой мерцают городские огни, и ярко сияет луна в ночном небе.

Мои плечи расслабляются, когда я снова перехожу к припеву, и я будто раскрываюсь изнутри. Интересная вышла песня. Как будто Fleetwood Mac[9]9
  Fleetwood Mac – британо-американская рок-группа.


[Закрыть] с современным налетом Тейлор Свифт[10]10
  Тейлор Элисон Свифт – американская певица и автор песен.


[Закрыть] и еще одним элементом, который полностью мой. У нее быстрый темп и цепляющая мелодия. Поэтому я и не могла выкинуть ее из головы после того, как она родилась. Я должна была что-то с ней сделать, вплести в песню.

После второго куплета я останавливаюсь и щурюсь на Джейми, пытаясь вспомнить очередной кусок. Он заинтригованно вскидывает бровь.

Следующий стих вспыхивает в голове, и я с азартом ударяю по струнам. Уголок рта Джейми подергивается в ленивой усмешке.

Господи, как же он великолепен. Мой взгляд падает на его торс, который сильно отвлекает своими атлетичными изгибами, возвышениями и впадинами. А зачем он так расставил ноги в одних черных боксерах?

Я вздергиваю подбородок, и его глаза загораются интересом. О господи! Он видел, как я смотрю ему в пах.

Моя песня о том, каково это – становиться новым человеком. Когда я допеваю последнюю треть, стараясь не отставать от мелодии, мои мысли снова возвращаются к Заку. Я думала, мы с ним вместе и навсегда. В аэропорту я ждала своего рейса совершенно раздавленная, как хренов червяк. Человек, которому я доверяла больше всего на свете, отослал меня подальше с глаз долой, и я боялась, что такую близость, как с Заком, больше не почувствую ни с кем и никогда.

А теперь я не уверена, существовала ли эта близость вообще или все это было только у меня в голове.

Джейми по-прежнему смотрит и слушает. Что-то разгорается у меня внутри, искрит и немного обжигает, но озаряет все вокруг ярким сиянием. Зак не был моим единственным, но то, что показал мне сегодня Джейми… Такую веру в мою уникальность, такую поддержку… Может, мне снова удастся испытать те чувства.

Разумеется, не с Джейми. Даже если бы он заводил отношения, то наверняка выбрал бы птицу своего полета. Мы всегда были на очень разных уровнях, даже в школе. Я не так наивна. У меня есть мозги.

Но это не значит, что я не найду кого-то другого. Может быть. Однажды.

Я заканчиваю песню и чувствую, как в груди пробуждается гордость. Мои губы чуть не расплываются в улыбке, но я прячу ее. Стыдно гордиться чем-то настолько смешным. Но по моим венам пробегает обжигающая волна восторга, ведь я сыграла то, что люблю. Страсть, азарт, гордость – все смешалось. И это опьяняет. А может, близость Джейми в почти обнаженном виде.

Он подается вперед и сверлит меня глазами.

– Это ты написала?

Я киваю. Сердце грохочет в груди.

Он всматривается в мое лицо, а потом со стоном вздыхает и мотает головой, как будто не веря своим ушам.

– Этот парень никогда не был достаточно хорош для тебя. Ни в старшей школе, ни сейчас. Надеюсь, что ты, блин, в состоянии это увидеть.

Его слова растворяются во мне. Как будто Зак проделал дыру в моем сердце, а Джейми прикрыл ее чем-то свежим и заживляющим. Как будто приложил алоэ к ожогу. Они действительно что-то значат, эти его слова.

– Подожди. – Я резко сдвигаю брови и наклоняю голову, снова проигрывая его фразу в голове. – Я не говорила тебе, что мы с Заком ходили в школу вместе.

Глаза Джейми чуть заметно округляются, а я открываю рот от удивления. Разве возможно, чтобы он помнил меня по школе? Нет. Быть этого не может.

На его лице мелькает виноватое выражение, и у меня падает челюсть.

– Джейми? – говорю я осуждающим тоном, но с пытливой улыбкой.

– Черт, – бурчит он в нос, потирая затылок. Он застенчиво смотрит на меня, и это очаровательно.

– Ты, наверное, не помнишь, но мы с тобой ходили в одну школу.

Я взрываюсь от хохота. Не помню его? Как кто-то может его не помнить?

– Я на пару лет старше и много пропускал из-за хоккея, – продолжает он, и его смущенное выражение меня отрезвляет.

А. Он серьезно. Он правда думает, что я его не помню.

– Извини, что не сказал ничего раньше. – Он нервно трясет коленом, и это сильно отвлекает. – Ты застала меня врасплох, когда я увидел тебя в первый раз, а потом я просто… – Он осекается и смотрит на меня. – Не хотел, чтобы это прозвучало странно.

Я могла бы притворяться дальше, но зачем? Это утомительно. И оттого, что он меня помнит, мое сердце взволнованно перестукивает в груди, точь-в-точь как Дейзи перебирает лапами у двери перед прогулкой.

– Я помню тебя, – признаюсь я. – Ну конечно, я тебя помню.

Его лицо застывает.

– Правда?

Это совершенно невозможно, так что я закатываю глаза.

– Да брось ты, Джейми! Ты собирался вступить в НХЛ. Ты был одним из самых популярных ребят. От тебя млели все девчонки. Ты был потрясным даже тогда…

Его брови приподнимаются, и я снова вижу этот взгляд. Дразнящий, пронзающий, уверенный.

– Ты считаешь меня потрясным?

У меня жжет горло, и я сглатываю. И краснею.

– Э… – только и выдавливаю я.

Уголок его рта приподнимается.

– Ты сказала «даже тогда». Это значит, что ты считала меня потрясным тогда и ты считаешь меня потрясным сейчас.

Кровь шумит в ушах, и я не могу отвернуться. Его взгляд пригвождает меня к месту, как иголка – бабочку под стеклом. У меня открывается и закрывается рот, пока я ищу, что сказать.

Мне конец. Мне полный конец, потому что теперь он знает, что я уже миллион лет влюблена в него по уши, и это охренительно неловкая ситуация.

Он наклоняется ко мне с уверенной, хитрой ухмылкой, и мое сердце готово выскочить из груди.

– Я тоже считал тебя потрясной, – тихо шепчет он и смотрит на меня так, что мне тяжело дышать. – Даже тогда.

Это не может быть правдой. Я вглядываюсь в его глаза в поисках обмана, но не нахожу. Никто никогда не называл меня потрясной, кроме мамы, и это другое.

В моей голове творится нечто странное: я как будто экстренно переосмысляю все, что раньше считала правдой.

– О, – срывается с моих губ, и уголок его рта подергивается. – Понятно, – я как будто под кайфом.

Мы глядим глаза в глаза, и между нами пробегает мощный заряд сексуального напряжения. У меня внутри все переворачивается, и на секунду мне хочется, чтобы Джейми и был тем самым парнем, который заставит меня забыть о существовании Зака.

Его взгляд падает на мои губы, и в его глазах вспыхивает незамутненный животный голод. У меня твердеют соски, потому что никто никогда так на меня не смотрел, тем более парень с внешностью Джейми.

В его сосредоточенных глаза появляется хищный блеск, и у меня между ног все сводит.

Я чувствую, что мы сейчас поцелуемся.

Какая-то маленькая часть меня испуганно скачет на задворках подсознания, размахивает руками и щелкает пальцами, чтобы привлечь мое внимание. Это безумие, и это не может быть реально. Атмосфера раскалена, заряжена и опасна, и я не хочу ничего с этим делать. Я не хочу даже представлять, что нравлюсь Джейми.

Это меня уничтожит. После Зака во мне и так полно трещин. Я не могу позволить себе чувства к Джейми, ведь если это закончится так же, как с Заком, – а так и будет, – я разобьюсь на тысячу осколков.

Я вскакиваю на ноги и удерживаю перед собой гитару, как щит.

– Нам пора возвращаться в постель.

От его тяжелого взгляда у меня внутри все скручивается.

– Спокойной ночи, Пиппа.

Я так и оставляю его в гостиной на диване, а сама взбегаю по лестнице, влетаю в свою комнату, убираю гитару в чехол и залезаю в кровать.

Мое сердце бешено колотится, а я гляжу из окна в ночное небо и вспоминаю, как Джейми смотрел на меня, а я играла.

Глава 21. Джейми

– ПЕРВАЯ ЛИНИЯ ОБОРОНЫ у них слабая, потому что Хаммондс вылетел из-за травмы, – говорит Уорд нашим защитникам в раздевалке. Хейден Оуэнс и Алексей Волков, более взрослый защитник, кивают.

Уорд продолжает рассказывать о стратегии на сегодня. Обстановка в раздевалке наэлектризована, накалена от общего напряжения. Даже снизу мы слышим, как бушуют на трибунах фанаты.

«Калгари Кугарс» – наши сильнейшие соперники, и сегодня у нас с ними первая игра в этом сезоне.

Уорд пробегается по приемам, которые мы тренировали на этой неделе, но мои мысли где-то далеко.

Они с моей милой ассистенткой в крошечных шортиках и топе, со скрещенными гладкими ногами и гитарой: она поет мне свою песню посреди ночи и выглядит как ангел, посланный с небес.

Или, может, ее послал дьявол, потому что Пиппа чертовски соблазнительна.

Потрясная. Даже тогда.

Что-то приятное разливается в моей груди. Она помнит меня и думает, что я сексуальный.

Я думал о ней с той минуты, как проснулся сегодня утром. Всю тренировку я вспоминал ее пение. Стоя в душе, я представлял ее рядом со мной, голую, мокрую и смеющуюся, со сверкающими глазами. Когда я зашел за ланчем в «Грязный фламинго», то вспомнил искорки в ее взгляде, когда она смотрела на фонарики под потолком.

Когда Пиппа сыграла мне, я дико хотел ее поцеловать. Ее соски, выступающие под тонкой тканью, сутками мучили меня. Я не помню, когда последний раз меня так тянуло к женщине.

Я в полной жопе.

Я одергиваю себя. Нет, я не в жопе. Со мной все в порядке. Я занимаюсь с лучшим спортивным психологом в мире и знаю, как блокировать посторонние мысли. Пиппа – это не вариант. Пиппа не входит в мои планы, и места для маневров тут нет, ведь меня преследует тревожное чувство, что если мы сблизимся, то уже не сможем остановиться.

Один спортивный психолог в Нью-Йорке посоветовал опираться на мою волю к борьбе. Бросай себе вызов, сказала она. А держаться подальше от Пиппы – моей школьной любви, девушки, которой я не могу сказать «нет», – тот еще вызов. Но нет ничего такого, с чем я не справлюсь.

Я вспоминаю улыбку, которая расплылась на ее лице, пока она играла и пела. Как будто она и удивлена, и горда собой. У меня замирает сердце, и я касаюсь груди под экипировкой. Черт возьми, она была прекрасна, и оттого, что сначала она боялась, а потом перестала, меня переполняет гордость.

Надеюсь, она понимает, что не сломлена. Надеюсь, она осознает, на что способна.

Сегодня она снова здесь с мамой. У меня в груди взрываются салюты при мысли, что Пиппа будет смотреть игру. Может, закусит свою нежную пухлую губку в решающий момент.

– Штрайхер!

Я вскидываю голову. Уорд и все остальные в раздевалке пялятся на меня.

– Ты в порядке? – наклоняет голову Уорд, глядя на мою грудь, к которой я до сих пор прижимаю ладонь.

Моя рука резко опускается.

– Да, – киваю я. – Порядок.

По пути на площадку он отводит меня в сторону.

– Сегодня же не возникнет проблем? – спрашивает он, пока другие игроки спешат на площадку. Грохочет музыка, и игроки выезжают на лед, чтобы разогреться.

Черт. Мои мысли о Пиппе у меня на лице написаны! Соберись, Штрайхер! Я качаю головой.

– Нет.

Уорд внимательно изучает мое лицо.

– Не дай Миллеру влезть тебе в голову. – Он оглядывается и дожидается, пока наш менеджер по экипировке выйдет из коридора. – Я знаю о вашем прошлом.

В моей голове с дикой скоростью проносится рой мыслей. Рори Миллера недавно продали в «Калгари». Я знал это, но напрочь забыл.

Вот как у меня плохи дела с Пиппой. Я забыл, что парень, с которым я вырос и который был моим лучшим другом, пока не превратился в конченого козла, будет сегодня на льду.

Я хмурюсь, глядя на Уорда.

– Откуда вы знаете?

– Это моя работа.

За свою семилетнюю карьеру Миллер заслужил репутацию тусовщика, бабника и отбитого черта на льду. В позиции правого нападающего он развился до невероятного уровня, и вместе с ним выросло его эго. Тренеры не отказывались от него, потому что он приносил очки, но он далеко не был любимцем публики.

Играть против него не доставляет мне никакого удовольствия. «Калгари» – одна из самых близких к нам команд с точки зрения географии, так что в этом сезоне нам придется сразиться с ними шесть раз.

У него наивысший средний показатель по очкам в лиге, и он будет швыряться в меня шайбами весь вечер. Именно об этом я должен был думать всю неделю. Готовиться и пересматривать старые матчи.

– Ты играл с ним, – продолжает Уорд. – Ты знаешь его слабости?

Миллер – звезда. Всегда был, еще с нашего детства. Он самый упертый человек, которого я видел. Мы бы никогда не стали друзьями, если бы я не был вратарем.

Я припоминаю прошлые игры. Он не слушает указаний тренера. На старте все будут думать, что придерживаются определенной стратегии, но Миллер сразу ее поломает, рассчитывая набрать дополнительные очки. И, поскольку обычно у него это получается, тренеры закроют на это глаза.

Я привык внимательно следить за ним, вне зависимости от расстановки других игроков. Я знаю, что ему нельзя доверять.

Я киваю Уорду.

– Да. Я знаю его.

– Хорошо, – он хлопает меня по плечу. – Пойдем покажем отличную игру.

Я выхожу на лед, и по спине пробегают мурашки. На другом конце площадки соперники разогреваются, нарезают круги и бросают шайбы во вратаря. Арена уже забита, энергия бьет через край.

Рори Миллер тоже здесь, со своей самодовольной, нахальной улыбкой, из-за которой ему хочется дать по лицу. Он наклоняет голову, разворачивается, несется к сетке и забрасывает шайбу в ворота, а потом резко тормозит. При виде его улыбки от уха до уха меня корежит от злости.

Он пытается меня взбесить. Вот что он делает.

Я приближаюсь к своим воротам, пытаясь сфокусироваться. Разогреваюсь перед стойкой, и тут мы встречаемся взглядами с Пиппой. Она сидит за воротами с мамой и маминой подругой.

На ней шапка «Vancouver Storm». Я смотрю на нее, моргаю, и в моей груди разгораются знакомые искорки.

Ее лицо проясняется, она поднимает руку и коротко, застенчиво мне машет. У меня подергивается уголок рта. Я машу в ответ, и тревога, которую я чувствовал секунду назад, испаряется. Она показывает на свою шапку, и я киваю, позволяя себе улыбнуться. Мне приятно видеть ее в мерче нашей команды.

Сидящая рядом с ней мама болтает и улыбается. Она что-то говорит Пиппе, она кивает и смеется. Маме нравится Пиппа, и она спрашивает про нее при каждом звонке, и это мне тоже нравится.

Я рад, что после игры дома меня будут ждать Дейзи и Пиппа.

* * *

Звучит свисток, и начинается третий период. Когда «Калгари» перехватывает шайбу, у меня кровь стучит в висках.

Я ощущаю спиной взгляд Пиппы, и он, как мягкое одеяло, обволакивает меня и успокаивает нервы. Я заблокировал все удары, и толпа скандирует: «Непробиваемый Штрайхер!»

Их левый нападающий перебрасывает шайбу Миллеру, и он объезжает Оуэнса. А затем уходит в отрыв и несется изо всех сил, не отрывая от меня взгляд. На лице все та же ублюдочная самодовольная ухмылка. Его команда становится на позицию, но я не обращаю на них внимания.

Ему тяжело. Его улыбка вымученная. Я его нервирую. Он здесь для того, чтобы обыграть меня, что-то мне доказать: может, что он прекрасно обходится без меня или что я для него просто очередной соперник.

Он на секунду переводит взгляд мне за спину, и его глаза округляются от удивления.

Пиппа. Мое сердце замирает. Он знал, что я неровно к ней дышал в старшей школе. Я никогда ему не говорил, но он знал.

Когда я понимаю, что он сделал, толпа уже разочарованно ахает, а шайба оказывается в сетке.

Миллер проезжает мимо меня с кошачьей улыбкой. Фанаты освистывают его, и он обращает свою ухмылку на них, и это раззадоривает толпу еще больше. Мое сердце падает, я сжимаю зубы, но отставляю все мысли в сторону, пока идет игра.

Я думаю о его слабостях, пока моя сидит прямо за моей спиной.

* * *

Мы выигрываем, и после краткого обсуждения матча с тренером в раздевалке я принимаю душ и поднимаюсь в комнату для гостей игроков.

Мое сердце замирает, когда я вижу, как Рори чертов Миллер нависает над Пиппой с хищной ухмылкой. Он что-то ей говорит, она смеется, а он склоняется все ниже.

Во мне пробуждается первобытный инстинкт защитника. Игроки другой команды довольно часто заходят в комнату ожидания своих соперников, тем более если у них там друзья или родственники. Но я точно не рад видеть его здесь, особенно, мать твою, рядом с ней. Я сжимаю зубы и вырастаю прямо перед ним, разделяя их и глядя ему в лицо.

Его темно-русые волосы еще мокрые от пота, и он не переодел форму. Он что, пытается впечатлить ее?

Он смотрит на меня с нахальной усмешкой.

– А вот и он!

– Какого хрена ты тут делаешь? – выдавливаю я, испепеляя его взглядом.

Он расплывается в улыбке, и мне хочется убить его на хер.

– Просто болтаю с очаровательной Пиппой, – говорит он, а потом показывает себе за плечо, где мама и ее подруга беседуют с Уордом. – А еще хотел поздороваться с Донной.

– Я рассказывала Рори, что теперь работаю твоей ассистенткой. – Пиппа застенчиво ему улыбается, и во мне еще сильнее разгорается ярость.

Мне не нравится, что она улыбается ему.

– А еще вы, оказывается, живете вместе, – прибавляет Рори, и его глаза сужаются.

У меня холод пробегает по телу. Черт, да он видит меня насквозь.

– Не говори с ней! – взрываюсь я, и люди оборачиваются на мой резкий тон.

Ему хватает наглости рассмеяться мне в лицо.

– Дружище!

Мои опущенные руки сжимаются в кулаки. Кровь шумит в ушах. На площадке – это честная игра, но здесь? С моей…

С моей ассистенткой, напоминаю я себе и делаю глубокий вдох.

– Мне пора, – говорит он Пиппе с таким довольным видом, будто нашел сокровище. – Завтра ранний вылет. Приятно снова увидеться с тобой, Пиппа. Может, в следующий раз сможешь показать мне Ванкувер.

Она смеется.

– Ты сам отсюда!

В его глазах пляшут искры.

– За десять лет город наверняка изменился. И я был бы рад повидаться. – Он скользит по мне взглядом, и от его двусмысленной интонации у меня закипает кровь.

Ни за что.

Он с улыбкой мне кивает.

– Может, покажешь непробиваемого Штрайхера в следующий раз? – Миллер уходит, не дожидаясь ответа, машет нескольким людям и исчезает за дверью.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, рядом с нами возникает Оуэнс и хлопает меня по плечу. Я стараюсь не морщиться.

– Отличная игра, друг!

– Спасибо, – отвечаю я напряженным тоном.

Мне просто хочется уйти домой. Оказаться подальше отсюда. Может, сегодня Пиппа сыграет для меня еще одну песню.

Пиппа глядит на Оуэнса с сочувственной улыбкой. Во втором периоде ему в лодыжку прилетела шайба.

– Как твоя нога, Хейден?

По какой-то причине, когда она улыбается ему, меня это не так задевает. Может, интуиция подсказывает мне, что он хороший парень, тем более он одинаково дружелюбен со всеми.

Он наклоняется, поднимает раненую ногу и показывает красный рубец и расплывшийся синяк.

– Паршиво, но жить буду. – Он надувается и театрально пыхтит. – Я крепкий, Пиппа.

– Окей, – смеется она.

Несколько игроков уже в дверях. Кто-то машет Оуэнсу, и он показывает им: одну минуту.

– Мы собираемся отдохнуть. – Он, в отличие от Миллера, говорит не только с Пиппой и тычет пальцем мне в грудь. – Тренер сказал, что ты должен пойти с нами.

Я закатываю глаза и фыркаю, но тут не поспоришь. После каждой тренировки Уорд обсуждает с нами тимбилдинг и прочую хрень про укрепление командного духа и несколько раз отдельно обращался ко мне. Но, хотя после игры у меня до сих пор колотится сердце и спать я не буду еще несколько часов, идти мне никуда не хочется.

Я просто хочу остаться с Пиппой. Может, мы могли бы посмотреть дома кино.

Пиппа с надеждой улыбается мне, а ее глаза радостно горят.

– Что скажешь? Не хочешь немного выпустить пар?

Я вскидываю бровь.

– Тебе правда охота тусоваться? – Я киваю в сторону игроков, столпившихся у двери. – С ними?

Оуэнс не такой козел, как Миллер, но я все равно не хочу, чтобы куча одиноких хоккеистов кружила вокруг Пиппы, как стая акул.

– Пойдем! – Оуэнс тыкает меня в живот, а я с усмешкой отмахиваюсь от него. Он как Дейзи в человеческом обличье – такой же восторженный и неугомонный.

И тут в одну секунду я передумываю. Мне хочется посмотреть на эту девчонку вне стен своей квартиры. Я хочу посмотреть, как она смеется и веселится.

Я коротко киваю.

– Ладно.

Пиппа радостно смеется, и я не могу оторвать от нее глаз.

– Отлично!