Текст книги "Однажды разбитое сердце"

– Любовь с первого звука, – говорил ее отец.

А затем мама целовала его в щеку и добавляла:

– А для меня это была просто первая любовь, без всяких поводов.

После родители обязательно рассказывали Эванджелине, что не все влюбленности случаются с первого «раза» – некоторым требуется время, чтобы прорасти, как семенам, или они, подобно луковицам, спят в земле и не всходят до наступления подходящего сезона. Но Эванджелина всегда хотела влюбиться «без поводов», хотела любви, как у ее родителей, – любви, похожей на сказку. И эта газетная статья лишний раз убедила ее в том, что она может найти желаемое здесь, на Нескончаемой Ночи.

– Это так волнующе, – пискнула Марисоль. Это был задорный визг искреннего счастья. Но секунду спустя Эванджелина заметила, как миниатюрное личико ее сводной сестры пересекла тень беспокойства. – Несмотря на то что тебя тут нарекли рискованной ставкой, будь сегодня поосторожнее с другими девушками. Теперь-то они точно выпустят свои коготки и зубки.

Эванджелина знала, что реакция, вне всяких сомнений, была плодом отравляющего воздействия Агнес. Но она все равно ощутила укол боли. Как только Марисоль произнесла слово «зубки», шрамы в форме разбитых сердец на запястье Эванджелины полыхнули. Она чувствовала их все чаще и чаще с тех пор, как решила отправиться на Север. Обычно она игнорировала жгучую боль и мысли о Джексе, что сопровождали ее. Но именно в этот момент в голове Эванджелины крутилась навязчивая тревожная мысль о том, что сегодня вечером ей нужно беспокоиться не о других девушках, а о голубоглазом боге Судьбы, оставившем след на ее запястье.

Официальное начало Нескончаемой Ночи запланировано на завтрашний день, но уже сегодня вечером должен был состояться приватный ужин в честь всех иностранных послов. В отличие от официального бала, где принцу предстоит танец всего с пятью девушками, этим вечером он мог пообщаться наедине со всеми гостьями, включая Эванджелину.

– Дамы! – Франжелика хлопнула в ладоши. – Все это потеряет смысл, если мисс Фокс не явится на ужин. – Женщина жестом пригласила сесть в ожидающий их экипаж.

Жжение в запястье Эванджелины немного ослабло, но не исчезло полностью, пока они с грохотом проезжали по ухабистой серой улочке, вдоль которой тянулись трактиры и таверны, нареченные в честь различных северных сказок и исторических личностей. Они миновали гадальное пристанище «Звездный Шепот» и лязгающую кузницу под названием «Оружие Вульфрика». «Бессмертный Принц» оказался довольно прославленным пабом, хотя Эванджелину больше привлекла змеевидная вереница людей, ведущая к «Фантастическим душистым водам Фортуны». Она так и не смогла вспомнить, встречалось ли это название в рассказах матери, но ей стало любопытно, связано ли это заведение с той самой Фортуной, что упоминалась в местных сплетнях как потенциальная фаворитка.

Их экипаж наконец остановился в конце этой оживленной улочки у заведения под названием «Русалка и Жемчужины: Обитель для искателей приключений». Построенный, если верить слухам, из обломков затонувшего корабля, трактир внутри был полон скрипящих под ногами половиц кусачего тепла, которое тут же растопило озябшую кожу Эванджелины.

Стены этого местечка были оклеены серо-коричневыми страницами, на которых красовались рисунки моряков-отморозков и злобных морских девиц. Та же тематика продолжилась и в убранстве номеров Эванджелины и Марисоль. Каркас их кроватей имитировал открытые деревянные сундуки с сокровищами, украшенные столбиками из самых огромных белых жемчужин, которые она когда-либо видела.

По воспоминаниям матери, «Русалка и Жемчужины» – это история о русалке, обманом обратившей моряков в гигантские жемчужины. Этот миф был из числа тех, что походили больше на сказки, нежели на реальные истории. Но на случай, если байка все же была скорее правдой, чем вымыслом, Эванджелина избегала прикасаться к этим жемчужным столбикам кровати, пока одевалась к вечернему торжеству. Она пыталась заполучить приглашение и для Марисоль, но сегодняшний ужин был исключительно для избранных.

Все гости должны были прийти в нарядах, которые олицетворяли их самих или королевство, из которого они происходили, и подготовленное императрицей платье, по всей видимости, отражало Эванджелину. Вместо рукавов были лишь тоненькие серебристые линии, обвивавшиеся вокруг ее рук и декольте, а затем спускавшиеся вниз, струясь по белоснежному корсету и приталенной белой юбке, словно прожилки мраморного камня.

Она выглядела как ожившая статуя.

Марисоль побледнела.

– Полагаю, даже к лучшему, что меня не пригласили на этот ужин. Если бы я получила в подарок платье, символизирующее всю мою жизнь, то на груди, скорее всего, были бы вышиты череп и скрещенные кости. – Марисоль произнесла это как шутку, но голос ее при этом был слегка высоковат и резок.

И вот он, знакомый укол вины, вонзившийся в грудь.

– Здесь все будет по-другому. – Эванджелина взяла руку своей сводной сестры и сжала. И снова ее охватило искушение во всем сознаться и поведать Марисоль, что мнимое проклятие – это вина Эванджелины.

– Мисс Фокс! – позвала Франжелика за дверью. – Пора выходить, моя дорогая.

Эванджелина закрыла рот, в очередной раз проглотив свои секреты. Признание могло бы облегчить вину, но оно разрушило бы множество других вещей, и не только в ее жизни. Если она скажет Марисоль правду, то сестра, возможно, перестанет считать себя проклятой, но зато будет чувствовать себя преданной.

И сейчас Эванджелине оставалось лишь надеяться, что все здесь действительно будет по-другому… и что на Севере хватит магии, чтобы наколдовать счастливый финал для них обеих.

12

Эванджелина не знала, был ли то свет луны или необычайная магия Севера, но туман приобрел радужное сияние, освещая улицы и верхушки колючих деревьев, которые мерцали золотисто-голубыми и сказочно-зелеными оттенками за окном ее кареты, с грохотом несущейся вперед, преодолевая ухабы, ямы и неровности дороги, отчего в животе у нее все скручивалось и переворачивалось. Или тому виной были просто нервы.

Она твердила себе, что нет причин для беспокойства. Раньше, когда шрамы на ее запястье пылали, она страшилась встретить Джекса на сегодняшнем вечере. Но, учитывая исключительность ужина, шансы на то, что бог Судьбы тоже окажется в числе приглашенных, казались ничтожно малы. Даже если предположить, что Джекс основался в этой же части Севера, у Эванджелины были смутные сомнения по поводу того, что ему захочется присутствовать на таком важном мероприятии. Большинство дам прибудут туда ради возможности встретиться с принцем Аполлоном, а если бог Судьбы действительно так ревнив, как повествуют легенды, она с трудом представляла, что это мероприятие понравится Джексу.

Нет, успокаивала она себя. Джекса там не будет. Единственным принцем, которого она увидит сегодня вечером, будет принц Аполлон.

Ее желудок снова сжался, когда карета наконец-то остановилась. Франжелика оставалась на месте, не собираясь выходить, и лишь весело сказала:

– Удачи! И не срывай листья!

– Я и не мечтала об этом, – сказала Эванджелина главным образом потому, что это казалось правильным ответом, а затем шагнула в морозную ночь.

Она ожидала увидеть заснеженный замок или сказочный шато, но перед ней был лишь лес из веретенообразных деревьев с обледенелыми стволами и арка из того же гранита с голубыми мраморными вкраплениями, что и Арка Врат, ведущая на Север.

Здешняя арка была и близко не такой большой, как на въезде, но факелы, стоявшие по обе стороны от нее, освещали резьбу, столь же искусную и куда более завораживающую. Эванджелина узнала среди рисунков символы из бесчисленных северных сказок и баллад: ключи в форме звезды и разорванные книги, рыцарей в доспехах, коронованную волчью голову, крылатых коней, руины замков, стрелы и лисиц, а также вьющиеся стебли арлекиновых лилий.

Это чем-то напомнило ей вышивки матери. Она всегда нашивала на платья диковинные узоры вроде лисиц и замочных скважин. Эванджелине хотелось, чтобы мама сейчас оказалась рядом и независимо от того, как будут развиваться события далее, гордилась бы своей дочерью.

– Собираешься стоять здесь, пока не замерзнешь, или все-таки войдешь? – сказал хриплый прокуренный голос.

Сначала Эванджелине показалось, что голос исходит из арки. А затем она увидела его.

Молодой человек стоял возле арки так, как стоит дерево в лесу, будто приросло корнями к своему месту. На нем не было ни плаща, ни накидки, лишь изящные кожаные доспехи и необычный бронзовый шлем. Верхняя его часть выглядела почти как корона – увесистая и украшенная незнакомыми символами, обрамлявшими лоб юноши. Из-под шлема выбивалась огромная копна волнистых каштановых волос, а бо́льшую часть лица закрывала широкая изогнутая накладка из сурового шипастого металла, который обхватывал его голову по бокам и скрывал под собой область от челюсти до самой переносицы, оставляя открытыми только пару глаз да острые скулы.

Инстинктивно она отшагнула назад.

Стражник неожиданно мягко рассмеялся.

– Я не представляю для вас угрозы, принцесса.

– Я не принцесса, – поправила она.

– Но, возможно, станешь ею. – Он подмигнул, а затем исчез из виду, едва девушка переступила через арку и услышала хриплый голос, сказавший ей: «Мы так рады, что ты нашла нас».

Еще один шаг, и мир вокруг нее преобразился.

Тепло окутало кожу, словно послеполуденное солнце. Эванджелина оставалась на улице, но туман, дымка и холод исчезли. Все вокруг сверкало полированной бронзой в красно-оранжевых оттенках – цвета осенней листвы на пороге перемен.

Она оказалась на другой лесной поляне, где и раскинулось само празднество: жизнерадостные музыканты играли на лютнях и арфах, а с деревьев свисали праздничные ленты. В центре всего высилось королевское дерево-феникс, и загадочное предупреждение Франжелики внезапно обрело смысл. Эванджелина впервые видела такое дерево, но она знала о них благодаря своей матери. Дереву-феникс требовалось более тысячи лет, чтобы созреть: ветви вытягивались, стволы утолщались, а листья превращались в настоящее золото. В отблесках свечей они сияли, точно драконьи сокровища, приманивая людей сорвать их. Однако, согласно мифам, если сорвать один золотой лист прежде, чем переменится вся листва, то дерево вспыхнет пламенем.

Вокруг дерева толпились самые разные люди с важным видом. Если мужчины в доках выглядели так, будто могли срубить дерево одним ударом топора, то гости на этом вечере создавали впечатление, как будто могут оборвать человеческую жизнь парочкой метких словец или росчерком пера. Большинство мужчин облачились в прекрасные бархатные камзолы, гармонирующие с теплыми оттенками декора, в то время как дамы были одеты в самые разномастные платья. По большей части наряды соответствовали северной моде: верхние юбки из тяжелой парчи, пояса, усыпанные драгоценными камнями, и эффектные рукава с разрезами, струящиеся вниз до кончиков пальцев.

К счастью, Эванджелина не заметила среди них Принца Сердец. Среди гостей не наблюдалось юношей с яблоками, жестокими лицами и разорванной одеждой.

Она с облегчением вздохнула и обратила свое внимание на поиски принца Аполлона среди гостей, что небрежно потягивали напитки из хрустальных бокалов, как будто посещение мероприятий, где принцы выбирают невест, – столь же рядовое дело, как и семейный завтрак. К сожалению, ни одного человека не венчала корона, и Эванджелина предположила, что принц еще не прибыл.

Она могла бы расспросить о нем кого-нибудь из присутствующих на вечере, но, несмотря на непринужденную атмосферу, витавшую вокруг остальных, никто из них не заводил разговоры с незнакомкой. Круги смыкались, а рты замолкали всякий раз, когда она приближалась.

Это вызывало в девушке не присущее ей доселе чувство застенчивости и благодарность за то, что Марисоль не пригласили. Она бы наверняка подумала, что люди избегают ее из-за проклятия.

Несколько человек бросали взгляды на Эванджелину и ее розово-золотистые волосы, скорее всего задаваясь вопросом, не она ли – та самая девушка из скандальных хроник. Но, очевидно, любопытства оказалось недостаточно, чтобы принять ее в чей-то круг.

Единственной гостьей, которую, казалось, так же намеренно игнорировали остальные, была молодая леди примерно возраста Эванджелины, одетая в великолепное платье из драконьей чешуи цвета пылающих рубинов. С ней никто не заговаривал, но ее сложно было не заметить. Она была, пожалуй, самой красивой из всех здесь присутствующих, а ее наряд – безусловно, самым смелым. Без присущих северной моде длинных рукавов, а если точнее, рукавов на нем не было вовсе, чтобы открыть взору окружающих ее гладкую смуглую кожу и витиеватые чернильные рисунки драконьего пламени, покрывавшие руки словно перчатки.

Эванджелина взяла два хрустальных бокала и направилась к девушке, которая слегка покачивалась, как будто танцевала сама с собой.

– Разделишь со мной? – Эванджелина протянула один из своих напитков.

Девушка смерила оценивающим взглядом бокал, а затем и Эванджелину, прищурив глаза.

– Не волнуйся, не отравлен. – Эванджелина сделала глоток из обоих бокалов в своих руках, прежде чем снова предложить девушке. – Видишь?

– Вот только в одном может быть яд, а в другом – противоядие. Я бы так и поступила. – Девушка сверкнула ослепительной дьявольской усмешкой, вызвавшей у Эванджелины впечатление, что все-таки существовала причина, по которой ее избегали другие. Возможно, эта особа была не такой безобидной. А может, Эванджелине просто не давало покоя предостережение Марисоль о коготках и зубках, которые могут пустить в ход другие девицы.

– Кстати, я Эванджелина.

– Знаю, – промурлыкала девушка. Эванджелина ожидала, что незнакомка представится в ответ, но та лишь сказала: – Я узнала розоватые волосы. А еще обратила внимание на то, как ты искала принца, когда вошла. Правда, недостаточно высоко смотрела. – Девушка, наконец, приняла бокал и с его помощью указала на королевское дерево-феникс.

Эванджелина недоумевала, как ей раньше не пришло в голову взглянуть туда. Теперь, когда она знала, где искать, Аполлона и его своеобразную позу было невозможно не заметить. Принц разместился на деревянном балконе, расположенном высоко на дереве, дерзко перевалившись через перила.

Он создавал образ удалого принца, разодетого в оттенки вина и дерева и увенчанного золотой короной в форме переплетающихся оленьих рогов. С такого расстояния она не могла рассмотреть все его черты, но заметила, как Аполлон, вальяжно развалившись на перилах, с предельной сосредоточенностью смотрел вниз, словно отчаянно искал любовь всей своей жизни. Он выглядел так, как будто позировал для портрета. Нет…

Он и впрямь позировал для портрета!

Эванджелина заметила еще один балкон, скрытый среди деревьев на другой стороне поляны. Там художник лихорадочными взмахами кисти запечатлевал драматическую позу принца.

– Ты должна увидеть Аполлона, когда на улице потеплеет, – пробормотала девушка рядом с ней. – Он всегда принимает такие позы, только без рубашки.

– Он часто так делает?

Незнакомка энергично закивала.

– Было довольно занятно наблюдать, как его младший брат, Тиберий, насмехается над ним, пуская из лука стрелы или выпуская на него стадо котят.

– Думаю, мне бы понравилось это зрелище.

– Это было фантастически. Тиберия, увы, здесь нет. – Девушка вздохнула. – Месяцы назад у принцев произошла размолвка. Тиберий исчез на несколько недель, и никто не знал, куда он направился, но после своего возвращения избегает большинства мероприятий.

– Что… – По шее Эванджелины пробежал холодок, заставив ее напрочь позабыть о том, что она собиралась сказать дальше, вместо этого в голове крутилось лишь одно имя. «Джекс».

Она не знала, откуда ей знакома причина внезапно возникшего холода, но она готова была поставить собственную жизнь на то, что Принц Сердец только что явился на вечер.

13

«Не оборачивайся».

«Не оборачивайся».

«Не…»

Эванджелина собиралась взглянуть лишь одним глазком. Просто чтобы убедиться, что он действительно здесь, что покалывающий кожу незримый холод не был вызван каким-нибудь невидимым призраком или дуновением ветра.

Первым делом ее взгляд устремился к арке. Джекс едва пересек ее, и туман, окутывающий лес снаружи, по-прежнему цеплялся за пряжки его сапог, пока он пересекал поляну.

Холод, ударивший в затылок Эванджелины, растекался вниз по шее и декольте. «Что он здесь забыл?»

С тех пор как она видела его в последний раз, Джекс сменил цвет волос на поразительный темно-синий оттенок. Если бы острые черты лица не были столь выделяющимися, Эванджелина, возможно, не узнала бы его настолько быстро. Но даже лицо его выглядело холоднее, чем раньше. Губы бога Судьбы превратились в две зловещие складки, глаза стали ледяными, а идеальная кожа – еще более мраморной, чем ей запомнилась, – бледной, гладкой и непроницаемой.

В церкви еще присутствовал намек на извращенную игривость, которая смягчала некоторые его безжалостные черты. Но все исчезло. Он чего-то лишился с тех пор, как она видела его в последний раз: будто раньше в нем была частица человечности, а теперь не осталось и ее. Теперь он был Мойрой целиком и полностью, и Эванджелине нужно было позаботиться о том, чтобы бог не обнаружил ее.

– А-а, ты заметила лорда Джекса.

Эванджелина резко повернулась к своей новой подруге.

– Он доверенное лицо Аполлона, – поведала девушка. – Но он не поможет завоевать принца.

– Я… он просто показался мне знакомым, – пролепетала Эванджелина. И она старалась, действительно старалась не смотреть на него снова.

Их предыдущая с Джексом встреча завершилась тем, что он ушел, когда она обернулась в камень. Эванджелина не хотела знать, на что еще он может обречь ее, если заметит. Но сейчас она была подобна приливу, притягиваемому необъятной силой луны. Неудивительно, что волны постоянно разбивались; они, должно быть, ненавидели это притяжение так же сильно, как и она.

Когда она обернулась, Джекс все еще пробирался сквозь толпу, всем видом показывая хладнокровность, грациозность и безразличие. Вместо традиционного камзола на нем была свободная рубашка из серого льна, брюки цвета воронова крыла и грубые кожаные сапоги такого же темного оттенка, что и подбитая мехом накидка, небрежно наброшенная на одно из его расправленных плеч. Он не выглядел так, словно явился на празднество, – даже пуговицы на его рубашке были не все застегнуты, – но завладел вниманием не только Эванджелины. Люди отворачивались от Аполлона, развалившегося на перилах балкона, чтобы просто понаблюдать за тем, как Джекс бесцеремонно игнорирует всех, кто пытается с ним заговорить.

Никто, казалось, не боялся его так, как следовало бы. Никто не вздрагивал, не бледнел и не спасался бегством. Эванджелина так и не узнала, в какие именно неприятности угодил Джекс во время Недели Террора, но с тех пор, по всей видимости, решил скрывать свою истинную суть. Здесь он был просто молодым наглым аристократом с безжалостным лицом и правой рукой принца.

Джекс направился прямиком к дереву-феникс, и стражники незамедлительно позволили ему взойти по лестнице, извивающейся вверх по спирали. Ни разу его взгляд не сбился с пути и не задержался на ней. И оно было к лучшему. Эванджелина не хотела, чтобы Джекс заметил ее.

– Лорд Джекс ни с кем не разговаривает, – сказала новая подруга Эванджелины. – Ходят слухи, что он оправляется от большого сердечного горя.

Эванджелина подавила в себе невеселый смешок. Джекс не показался ей убитым горем. Если уж на то пошло, он выглядел даже более бесчувственным, чем во время их последней встречи.

Самым безопасным для нее решением стал бы побег с этого вечера. Улизнуть обратно через арку, пока Джекс не видит. Но если она уйдет сейчас, то разочарует императрицу и упустит свой выигрышный шанс встретиться с принцем Аполлоном.

Эванджелина оглянулась на балкон, где по-прежнему находился принц, развалившийся на перилах. Его поза была причудливой, но в то же время интересной и слегка напоминающей то, как мог бы повести себя Люк, будь он принцем. Не потому, что Люк был тщеславен. Он просто наслаждался вниманием. Он всегда любил подшучивать и отличался гостеприимством, и Эванджелина задумалась, не обладал ли Аполлон теми же качествами. Что, если принц Аполлон действительно был ее шансом на счастливую жизнь, а она сбежит из-за другого «что, если» по имени Джекс?

От одной только мысли о нем шрамы на ее запястье начали пульсировать. Но Джекс даже не заметил ее.

– Что еще ты слышала о лорде Джексе? – поинтересовалась Эванджелина. – Ты знаешь, почему он здесь? Он тоже какой-то посол?

– Ох, нет. – Незнакомка рассмеялась. – Я абсолютно уверена в том, что Джекс был бы отвратительным послом. До меня доходили слухи, что его сослали сюда после того, как он ввязался в какую-то неприятную историю с южной принцессой.

Это было сказано так, как большинство людей делятся обычными сплетнями, легко и сухо, как игристое вино. Но эти слова вызвали у Эванджелины чувства, далекие от игристости. Она вспомнила, как сестра императрицы, Донателла, упомянула о том, что может развязать войну, если столкнется с кем-то на Севере. Могла ли она иметь в виду Джекса? И не в том ли причина, по которой Джекс покинул юг, что совершил нечто ужасное с принцессой Донателлой?

– А ты знаешь, что произошло на самом деле?

– Трудно сказать наверняка, учитывая, как здесь перевирают истории, но я думаю, южная принцесса – та, что разбила его сердце.

Эванджелина постаралась скрыть свой скептицизм. Принцесса Донателла была милой и жизнерадостной – она очень понравилась Эванджелине. Но сложно было представить, чтобы человеческая девушка разбила что-то у Джекса.

– ЛаЛа! Эванджелина! – Раздавшийся позади них голос прервал разговор. – Я хотел поговорить с вами!

Эванджелина бросила взгляд через плечо.

Мужчина, выглядевший в точности как Кутлас Найтлингер и одетый в те же черные кожаные штаны и рубашку с кружевным воротничком, направлялся к ним.

– Кристоф Найтлингер, – представила его незнакомка, которая, по всей видимости, и была той самой ЛаЛой, о которой писали в «Ежедневной Сплетне». И, похоже, все близилось к тому, что они вновь окажутся в газетах.

У Эванджелины все сжалось внутри. Хотя Кристоф по-доброму писал о ней в своих сегодняшних статьях, она не хотела давать еще одно интервью, в котором все ее слова исказят, превратив в сироту без гроша в кармане, строящую козни за спиной принца, или чего похуже.

– Еще не поздно сбежать? – прошептала она.

– Возможно, но я всегда могу сказать, что отпугнула тебя, пригрозив отстричь твои прекрасные розовые волосы, едва ты заговоришь с Аполлоном сегодня вечером.

Сначала Эванджелина подумала, что незнакомка шутит, но на ее лице вновь показалась та дьявольская усмешка.

– Не смотри на меня так испуганно. Мне просто нравится быть в газетах. – ЛаЛа приподняла свой бокал, словно собиралась произнести тост самой себе. – Несмотря на то, что пишут в «Ежедневной Сплетне», я уже знаю, что у меня нет реальных шансов выйти замуж за принца, но мне нравится быть частью веселья. А теперь убирайся, пока не стало поздно.

– Я твоя должница, – пообещала Эванджелина, прежде чем унестись прочь.

Ее юбка была слишком тесной, чтобы шагать быстрее, и она не отдавала себе отчет о том, куда идет. Эванджелина была настолько поглощена угрозой, которую представлял собой Кристоф, что позабыла о другой угрозе, пока не врезалась в его твердую грудь.

Эванджелина попыталась выпрямить осанку, придав тем самым себе храбрости, в то время как сердце ее бешено колотилось.

Она видела Джекса издалека, но вблизи он выглядел совершенно иначе. Парень будто соткан был из тысячи маленьких осколков одновременно. Опустошение, сотворенное из волос, синих, как темные океанские волны, и острых, как треснувшее стекло, губы, которые с удовольствием прорезали бы ее изнутри.

«Как никто из присутствующих мог не знать, что он – Мойра?»

Эванджелина чувствовала, как его нечеловеческий взгляд скользит по ее коже, заставляя кровь бурлить, пока глаза бога Судьбы пробегали по каждой серебряной ленте, плотно обвивающей ее бедра, талию, грудь. Он прекратил осматривать ее, опустив глаза в пол, словно она была недостойна его взгляда.

– Что ты здесь делаешь? – Он подбросил одной рукой покрытое золотом яблоко. – Я думал, ты уже вышла замуж за того мальчика, которого любила. – Его голос стал еще более безжалостным, чем в тот день, когда она слышала его последний раз и когда он бросил ее в саду обращенной в камень.

Эванджелина попыталась сдержать себя, чтобы не наброситься на него. Ей нужно было уйти от Джекса, а не вести с ним споры. Но что-то в его безразличии заставило ее трепетать еще больше.

– Ты разрушил все мои шансы на отношения с Люком, когда натравил на него волка!

Джекс перестал подбрасывать свое яблоко.

– Я никогда не натравливал волка. Это слишком грязный поступок. – Изучив ее немного, он наконец-то встретился с ней взглядом.

Она готова была поклясться, что раньше его глаза были ярко-синими, но сегодня они приобрели бледно-голубой, словно лед, оттенок и стали совершенно бездушными. От одного его взгляда Эванджелина похолодела. Она подумала про ЛаЛу, утверждавшую, что его сердце якобы разбила принцесса Донателла. Но следующие слова Джекса напрочь уничтожили всякую симпатию, какую Эванджелина могла к нему испытывать:

– Значит, в конце концов, ты его не любила. Волк растерзал его до неузнаваемости или ты просто взглянула на его изуродованное лицо и убежала в другую сторону?

Эванджелина нахмурилась. Джекс мог думать о ней самое худшее, потому что сам наверняка бы так и поступил. Но она не стала его поправлять. Пусть лучше бог Судьбы думает плохо о ней, чем узнает, что оказался прав, а настоящая причина проблем с Люком заключалась в том, что он выбрал Марисоль, а после исчез. Но Эванджелина не собиралась зацикливать на этом свое внимание. Она приехала сюда, чтобы позабыть о Люке, найти новый счастливый финал, и планировала, что это произойдет совсем с другим принцем, а не с тем, кто стоит перед ней.

– Я бы не хотела обсуждать это с тобой, к тому же всех зовут на ужин…

– О нет, Лисичка. У нас с тобой есть незавершенное дельце. – Джекс уронил яблоко и обхватил ее шею, придавив пульс холодной ладонью.

– Джекс… – задыхаясь, промолвила Эванджелина. – Что ты делаешь?

И как он ее назвал?

Его другая рука скользнула в ее волосы, растрепав локоны. Прикосновения Принца Сердец были неуместными и крайне интимными, как и слишком личное прозвище, которое он только что ей дал. Она чувствовала, как ее шансы на счастливую жизнь тают на глазах, услышав, как разговоры на вечере перешли на шепотки. Сотни языков внезапно заговорили о возмутительном жесте Джекса, который он исполнил прямо под балконом принца.

– Джекс, я сказала, что поцелую троих людей, но не тебя.

– Тогда почему не сопротивляешься? – насмехался он.

– Я не могу бороться с тобой, ты – бог Судьбы.

– Лжешь. Я не чиню тебе боли и не целую тебя. – Он переместил руку на ее шею, чтобы поиграться с пульсом, нежно проводя пальцами вверх и вниз по бешено пульсирующему тук-тук-тук в венах, заставляя ее сердце биться еще быстрее. – Я думаю, это возбуждает тебя.

– Ты бредишь! – Эванджелина наконец-то отстранилась. Ее сердце бешено колотилось, но дело, вне всяких сомнений, было не в возбуждении. Хотя, возможно, имелся некий крошечный намек на это, но она не могла понять, откуда оно взялось.

Джекс рассмеялся.

– Расслабься, Лисичка. Я не собираюсь погубить тебя. – Он взял ее за запястье и притянул к себе ближе, насмешливо изображая танец.

Она отступила назад, и он подался вперед, пока ее бедра не уперлись в твердый стол.

– Что ты делаешь, Джекс?

– Пытаюсь сделать тебя интригующей. – Он склонился ближе. Джекс не касался ее нигде, кроме запястья, но наблюдающие со стороны могли бы подумать, что они находятся на грани поцелуя, лишь глядя на его позу и наклон головы. И только Эванджелине довелось лицезреть его потухший мертвый взгляд. – Раньше ты была незначительной угрозой, которую, по мнению окружающих, можно с легкостью устранить, если не смотреть в твою сторону. Но теперь, когда я почтил тебя своим вниманием, счесть тебя незаметной будет не так просто.

– Ты слишком высокого о себе мнения, – прошипела Эванджелина.

Но люди определенно смотрели. По крайней мере половина присутствующих уставилась прямо на них. Боковым зрением она уловила, как Кристоф Найтлингер достал перо и начал что-то записывать в блокнот.

– Если тебе повезет, – пробормотал Джекс, – Аполлон тоже наблюдает и сгорает от ревности.

– Я не хочу вызывать его ревность.

– Ты должна. Это упростит задачу, потому что Аполлон – первый человек, которого я хочу, чтобы ты поцеловала.

Одним из своих неестественно резвых движений Джекс отпустил ее запястье, вытащил из сапога украшенный драгоценными камнями кинжал и уколол кончик безымянного пальца. Темно-алая кровь заблестела ослепительными крупинками золота.

Эванджелина попыталась отстраниться, но он действовал быстрее. Джекс поднес к ее рту палец и прочертил вдоль губ кровью. Металлической и сладкой. Невероятно сладкой. Она хотела возненавидеть этот вкус, но он был скорее ощущением, чем оседающим на языке послевкусием. Чувством, напоминающим идеальный заключительный аккорд, прежде чем сон окончится. Последними проблесками солнечного света перед надвигающимся дождем; упущенными желаниями, которые почти осуществлены. Эванджелина хотела слизнуть с губ…

– Нет. – Джекс сделал быстрый жест рукой, накрыв ее губы своими пальцами. – Не облизывай, ты должна позволить крови впитаться в губы, иначе магия не сработает.

Эйфория Эванджелины превратилась в холодный, липкий ужас. Заключая сделку с Джексом, она боялась целоваться с незнакомцами – но ей и в голову не приходило, что поцелуй может навредить им, что Джекс может запятнать ее губы кровью и заразить своей магией.

– Что ты сделал? – спросила она. – Что случится, если я поцелую принца Аполлона?

– Когда, – бесцеремонно поправил Джекс. – Если ты не поцелуешь принца Аполлона до окончания сегодняшнего торжества, то умрешь. Что будет очень досадно, ведь есть способы и получше уйти из жизни. – Бесстрастные глаза Джекса опустились на рот, который он только что окрасил своей кровью.

А затем он направился к остальным участникам вечера.