Текст книги "Однажды разбитое сердце"

14

Эванджелина не знала, подвластно ли время магии и работает ли она на Севере иначе. Но она готова была поставить свою жизнь на то, что в тот самый миг, как Джекс зашагал прочь, ход времени ускорился.

Ужин проходил за изысканно накрытым столом, окружавшим дерево-феникс. Стол был уставлен оловянными кубками и медовыми свечами в форме за́мков, а рядом с каждой тарелкой стояли деревянные фигурки крошечных драконов с именами. Имя Джекса разместилось подле ее имени. Он не явился на ужин, но его кресло никогда не пустовало и привлекало к себе любопытных вельмож: Принц Сердец, очевидно, был прав, говоря, что его внимание сотворит чудеса с ее известностью.

Все вокруг проявляли дружелюбие в духе «Я говорю с тобой только потому, что кто-то другой выставил тебя как важную персону». Эванджелина услышала немало комплиментов, начинавшихся словами «Какой красивый цвет волос, прямо как у той принцессы», – и, конечно, никто не мог вспомнить, какое у той принцессы имя или за каким принцем она была замужем, но едва ли не каждый акцентировал на этом внимание. Эванджелина изо всех сил старалась быть учтивой и вежливой, но все, о чем она могла думать, – это поцелуй с принцем Аполлоном. Часть ее была слегка заинтригована этой идеей – кто бы не захотел поцеловать принца? – но Эванджелина не желала, чтобы все случилось именно так. Она не желала навязывать ему свое общество, но и не знала того, почему Джекс хотел, чтобы она это сделала. Чего Джекс собирался этим добиться?

Ей хотелось надеяться, что Принц Сердец пошутил, сказав, что она умрет, если не поцелует Аполлона до окончания сегодняшнего вечера. Но Джекс создавал впечатление человека со смертельно серьезными намерениями, даже если его слова звучали будто насмешка. А учитывая то, как он бросил ее, когда она обратилась в камень, Эванджелине с трудом представлялось, что его может заботить тот небольшой факт, что она обратится в труп. Или…

– Простите, мисс Фокс. – Дворцовый слуга похлопал ее по плечу. – Пришло ваше время умирать.

Эванджелина вздрогнула, но быстро осознала, что слуга сказал совсем не это. На самом деле он сказал: «Пришло ваше время встретиться с принцем». Но в тот момент ей казалось, что это одно и то же. В голове возникала лишь одна версия, почему Принц Сердец хотел, чтобы она поцеловала принца Аполлона: Джекс хотел его убить. Джекс окрасил ее губы своей кровью, передав часть своей магии, а дар его заключался в роковом поцелуе – и это, вполне возможно, означало, что и поцелуй ее теперь смертелен.

Ее дыхание участилось, когда она приблизилась к ступеням, огибающим дерево-феникс.

Джекс прислонился к перилам у самого основания лестницы, запрокинув голову, а заслонившие его глаза голубые волосы создавали впечатление, будто он прождал ее всю ночь.

– Готова, лапочка?

Он протянул руку, как джентльмен.

Эванджелина проигнорировала его жест, но наклонилась достаточно близко, чтобы задать свой вопрос, когда они начали подниматься по винтовой лестнице:

– Почему ты хочешь, чтобы я поцеловала принца Аполлона? Это убьет его?

Джекс искоса взглянул на нее.

– Я ценю хорошее воображение, но используй его для поцелуя с принцем, а не для размышлений о возможных последствиях.

– Я не собираюсь целовать его, пока ты не скажешь мне, зачем тебе это.

– Если бы я хотел, чтобы ты убила принца, то не поднимался бы с тобой по этой лестнице. – Джекс обхватил ее рукой, от которой она только что отказалась. Рукава его серой рубашки были закатаны, и она могла ощущать его кожу, прохладную и твердую, точно камень. От прикосновения тело Эванджелины покрылось крошечными непрошеными бугорками, когда он притянул ее к себе ближе. – Нет смысла заставлять другого человека совершать убийство, если ты будешь находиться с ним в одной комнате.

Эванджелина хотела продолжить их спор, но Джекс достаточно убедительно обозначил свою точку зрения, что принесло небольшое облегчение. Эванджелина на самом деле не хотела умирать, но также она понимала, что не сможет поцеловать принца, думая, что это навредит ему.

– Если не в этом твой план, то что произойдет, когда я поцелую его?

– Зависит от того, насколько ты хороша. – Леденящий душу взгляд Джекса опустился на ее губы. – Ты ведь умеешь целоваться?

– Конечно, я умею целоваться! – Она выдернула руку.

Джекс нахмурился.

– Почему ты так злишься? Считаешь принца уродливым?

– Дело не в том, как он выглядит. Я не хочу причинять ему боль.

– Я не собираюсь просить тебя довериться мне, потому что ужаснее идеи не придумать. Но ты можешь поверить, что если бы я хотел твоими руками чинить вред Аполлону, то меня бы не было поблизости.

Воздух наполнился вязкими ароматами бальзама и дерева, когда они добрались до вершины лестницы. Над ними шелестели золотисто-коричневые листья, и Эванджелина заметила не меньше полудюжины стражников в одинаковых золотисто-коричневых мундирах, сидящих на ветвях, которые, сплетаясь друг с другом, создавали крышу балконных покоев принца Аполлона.

Она бросила на Джекса испуганный взгляд.

– Не волнуйся, – прошептал он. – Никто не собирается пускать в тебя стрелу за поцелуй с принцем.

Но что-то должно было случиться, когда она поцелует принца. Эванджелине следовало приложить больше усилий, чтобы выпутаться из этой ситуации. Она подумала о том, что сейчас для этого самое лучшее время.

Принц Аполлон стоял у перил своего балкона, повернувшись спиной к Эванджелине и наблюдая за происходящим внизу. Но затем он отошел в сторону и повернулся.

Он был высоким, но не таким невероятно привлекательным, как Джекс.

Лицо Аполлона было, скорее, интересным и выходило за рамки представлений о классической мужской красоте. У него был слегка изогнутый орлиный нос, который мог бы выглядеть громоздко на лице другого человека, но и все остальные черты его были немного гротескными: начиная от густых темных бровей и заканчивая глубоко посаженными глазами. Кожа принца была с оливковым отливом. Волосы – густыми, темными и коротко стриженными, чтобы лучше подчеркнуть его мужественные черты. Он избавился от короны из оленьих рогов, но всем своим внешним видом продолжал выказывать свой королевский статус. Преисполненный властности, он оперся локтем на перила своего балкона и одарил ее улыбкой, которая так и кричала: «Может, я и не самый красивый человек в этой комнате, но ты все-таки заинтригована».

Эванджелина не могла отрицать, что она заинтригована. Хоть и сомневалась в истинной причине этого: то ли потому, что он был просто принцем, то ли из-за того, что он очаровывал ее своими глазами. Люк тоже пытался очаровывать взглядом, но до уровня Аполлона ему было далеко: глаза принца были глубокого карего оттенка с янтарным переливом и крошечными вкраплениями сияющей бронзы.

– У тебя текут слюнки, – сказал Джекс, и ему даже не хватило порядочности умолчать об этом.

Аполлон рассмеялся, мрачновато-мелодично и совершенно уничтожающе.

Эванджелина подумывала, не спрятаться ли ей, но пространство под балконной площадкой было слишком маленьким, чтобы туда нырнуть, а принц уже приближался.

– Не расстраивайтесь, мисс Фокс. – Аполлон сократил расстояние между ними и остановился. Она удивилась, что, несмотря на выразительность его лица, он оказался всего на пару лет старше. Девятнадцать или двадцать один, не больше. – Я думаю, наш общий друг ревнует. Он уже несколько недель напевает мне о том, как вы великолепны, но до сих пор я считал, что он лишь преувеличивает.

– Джекс рассказывал обо мне? – Эванджелина даже не пыталась скрыть своего потрясения, когда ее взгляд метнулся в сторону бога Судьбы.

Он уже отошел от нее, чтобы побродить по небольшому помещению, и встретил ее взгляд с тем же молчаливым равнодушием, которое проявлял ко всем остальным, впервые появившись на торжестве. Если бы взгляды могли говорить, этот бы сказал ей: «Только потому, что я говорил это, не значит, что я действительно так считаю».

Но он говорил. Ей было все равно, имел он в виду это или нечто другое. Джекс вел себя так, будто ее появление этим вечером стало для него неожиданностью и все случилось спонтанно, хотя и знал о ее приезде в течение нескольких недель. Он подстроил этот поцелуй. Зачем? Чего добивался Джекс? Что произойдет, когда она поцелует принца?

Эванджелина не могла придумать ни единой новой версии. Она пыталась, но ей все труднее было сосредоточиться. Ей казалось, что с сердцем было что-то не так. Оно учащенно билось, когда она впервые повстречалась с Джексом, но сейчас у нее будто бы было два сердца – ее пульс бешено колотился, болью отдаваясь в груди, словно удары могут скоро закончиться.

Когда она снова взглянула на Аполлона, ее сердце заколотилось сильнее: «Поцелуй его. Поцелуй его. Поцелуй его».

Это было похоже не столько на желание, сколько на потребность.

Аполлон стоял достаточно близко, чтобы она могла сделать один шаг, наклонить голову и прижаться губами к его губам. Но Эванджелина не хотела делать этого, не попытавшись сначала узнать, почему Джекс это подстроил.

Вместо этого ей удалось лишь спросить:

– Насколько хорошо вы знаете Джекса?

Дерзкая улыбка принца дрогнула.

– Я не привык, чтобы дамы, приходя сюда, расспрашивали о других молодых людях.

– Прошу, не сочтите мой вопрос за интерес к Джексу. Мне вовсе не интересен Джекс…

– Но вы продолжаете произносить его имя. – Слова Аполлона прозвучали дразняще, но в его взгляде этого не чувствовалось. Он смотрел на нее так, как в воображении Эванджелины портреты взирали на людей, когда те поворачивались к ним спиной. Никаких больше притягательных улыбок. Никаких обворожительных карих глаз. Этот взгляд был сродни ножу, который извлекли из ножен и лезвие которого подставили под луч света.

Уверенность принца Аполлона, казалось, имела свои пределы, а может, он все-таки был не настолько уверен в себе. Может, они с Джексом были скорее соперниками, нежели друзьями? Может, тут крылась какая-то связь? Эванджелина все еще не понимала, чего на самом деле добивается Джекс и что даст ему простой поцелуй, но у нее не было времени разбираться в этом.

Ее сердце теперь не просто колотилось, оно болело, напряженно сжималось. Джекс сказал, что если она не поцелует принца к окончанию празднества, то умрет, – и хотя конец еще не наступил, Эванджелина знала, что эта встреча подходит к завершению. Поза Аполлона изменилась; он собирался отпустить ее. Скоро он повернется и уйдет, не проронив больше ни слова. Если она собиралась поцеловать его, то это был ее последний шанс.

Эванджелина подняла глаза, стремясь отыскать его губы, но почему-то скользнула взглядом поверх широкого плеча Аполлона в сторону Джекса. Он прислонился к перилам балкона, подбрасывая своими длинными пальцами серебряную монету.

Уголок его рта слегка дрогнул, пока он продолжал подбрасывать монетку, беззвучно повторяя одними губами: «Поцелует? Или умрет? Поцелует? Или умрет?»

Эванджелина рано или поздно умрет, но ей не хотелось, чтобы это случилось сегодня вечером.

Она перевела свой взгляд на Аполлона. Пятна заплясали в ее глазах, превращая принца в размытое пятно ужаса.

– Простите меня.

Она потянулась, чтобы коснуться рукой его щеки, приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

Аполлон не шелохнулся.

Сердце Эванджелины екнуло. Ничего не получалось. Аполлон собирался отстраниться и позвать стражу, которая несомненно застрелит ее, или арестует, или утащит с празднества за волосы. Но вместо того чтобы оттолкнуть ее, Аполлон прижался своими губами в ответ, словно именно так он зачастую заканчивал разговоры со своими гостьями, словно его ничуть не удивило желание Эванджелины заполучить на прощание поцелуй.

Его теплая рука опустилась на ее бедро и притянула Эванджелину ближе, а язык скользнул в рот, переплетаясь с ее языком, словно даря ей прощальный подарок.

Ее щеки вспыхнули от мысли, что Джекс наблюдает за их близостью, но она не отстранилась. Навыки Аполлона оказались лучше, чем у Люка, который всегда действовал с некоторой нетерпеливостью. И все же в том, как Аполлон прикасался к ней, было больше практики, чем страсти.

В голове Эванджелины промелькнул вопрос, не просил ли он художников запечатлеть его поцелуй, и не потому ли все это слегка напоминало представление.

Его пальцы нежно сжали ее бедра, впившись ровно настолько, чтобы она вздрогнула от неожиданности.

– До свидания, мисс Фокс, – прошептал он ей в губы. – Мне понравилось это больше, чем я ожидал. – Он начал было отстраняться, но тут же с новой силой обхватил ее.

И снова поцеловал. Губы принца с жадностью накрыли ее губы, в то время как свободная рука зарылась в волосы, распустив остатки завитых локонов, которые Джекс растрепал до этого. Аполлон завладел ее ртом. Вкус его был похож на похоть, ночь и что-то утраченное, что должно было остаться таким.

Сердце Эванджелины превратилось в барабан, стучащий все сильнее и быстрее, пока он плотнее прижимался к ней. Их разделяли несколько слоев одежды, но она чувствовала исходящий от него жар. Гораздо больше тепла, чем она когда-либо ощущала с Люком. Слишком жаркий, слишком голодный. Аполлон пылал, словно огонь, пожиравший на своем пути все, а не согревавший теплом. И все же какая-то ее часть желала быть обожженной или, по крайней мере, опаленной.

Она обвила обеими руками его шею.

Рот Аполлона покинул ее губы и спустился к горлу, поцелуй за поцелуем оставляя следы по пути к ее…

Холодная рука сжала ее плечо и вырвала из объятий принца.

– Думаю, нам пора идти.

Джекс потянул ее к лестнице, ведущей с балкона вниз, с внеземной скоростью. На мгновение Аполлон был единственным, что могла чувствовать Эванджелина, а затем она оказалась в твердой хватке Джекса, прижимавшего ее к своему прохладному боку, пока уводил девушку к ступенькам.

– Продолжай идти, – скомандовал он. Его глаза из цвета бездушного льда превратились пронзительно-синие. – Не оглядывайся.

Но ей, конечно же, не терпелось оглянуться. Она должна была увидеть, что натворила.

Аполлон остался стоять на месте – к счастью, он был еще жив, – но выглядел совсем не правильно. Он замер посреди комнаты и сосредоточенно водил пальцем по своим губам. Водил и водил, как будто это действо могло раскрыть ему суть произошедшего – почему он утратил контроль над собой вместе с девушкой, от которой собирался отвернуться.

Эванджелина задавалась тем же вопросом.

Аполлон поймал ее взгляд. В его глазах до сих пор пылали угольки пламени, но трудно было понять, была это страсть или гнев.

– Джекс, что ты наделал? – прошептала она.

– Дело не в том, что наделал я, Лисичка. Дело в том, что наделала ты. А завтра вечером тебя ждет еще больше.

15

Ежедневная Сплетня

(продолжение на стр. 1)

Эванджелина Фокс оправдала свою репутацию темной лошадки! В то время как большинство присутствующих на вчерашнем ужине дам прихорашивались перед встречей с принцем Аполлоном, Эванджелина Фокс была замечена в нечестивых объятиях с одним из приближенных друзей принца.

Мне доподлинно неизвестно, в чем кроется причина таких действий: то ли до Эванджелины дошли слухи, что Аполлон может и вовсе не выбрать себе невесту, и потому девушка решила положить глаз на кого-то другого, то ли она надеется заставить Аполлона ревновать. Но, по всей видимости, я оказался прав, назвав ее рискованной ставкой.

16

Эванджелина старалась не обращать внимания на кружившие вокруг нее шепотки и необъятную пустоту внутри. Она была на Великолепном Севере, на родине сказок ее матери, в окружении фантастических достопримечательностей, и собиралась отведать запеченное маленьким драконом яблоко. Но слухи были подобны злодеям в конце историй. Они просто не хотели умирать.

– Это она, ставлю три дракончика, что она.

– Я читала, что прошлой ночью она поцеловала одного из друзей принца Аполлона…

– Не обращай на них внимания, – сказала Марисоль, бросив меткий уничтожающий взгляд через плечо на скопление бормочущих позади них людей. – Им следовало бы знать, что не стоит верить всему, что они читают в скандальных газетах, – громко добавила она.

И Эванджелина чуть сильнее полюбила сестру. Хотя многое из того, что Кристоф написал о ней в утренней газете, было правдой. Ее видели в непристойной позе с Джексом, когда он держал ее так, будто хотел поцеловать, а после прижал к столу и измазал ее губы своей кровью. Желудок Эванджелины скрутило от одной только мысли об этом.

Марисоль сочла все это ложью, как только увидела газету, и Эванджелина не стала ее поправлять. Она лишь пыталась выбросить поскорее произошедшее из головы, поскольку они с Марисоль отправились этим утром исследовать бесконечные уровни торговых лавочек в шпилях, чтобы не терять почем зря ни единой проведенной на Севере минуты. Ее сводная сестра искала северные рецепты и редкие ингредиенты, а Эванджелина хотела отыскать невероятные вещи, упомянутые в рассказах ее матери, – например, запеченные дракончиками сладкие яблоки, которые они сейчас ждали.

Ее мама говорила, что драконий огонь всему придает сладости. Предполагалось, что запеченные в огне дракончиков яблоки по вкусу должны напоминать настоящую любовь. Очередь за лакомствами была такой внушительной, что Эванджелина и Марисоль простояли в ней почти полчаса. Все это время местные жители не переставали болтать об Эванджелине и ее, по слухам, поцелуе с другом Аполлона.

Эванджелина испытала облегчение оттого, что именно это событие стало сегодняшней сплетней. Все могло быть гораздо хуже. Прошлой ночью она покинула ужин, опасаясь, что ее действительно случившийся поцелуй с Аполлоном околдовал его. Она пребывала в ужасе от мысли, что сегодня утром откроет скандальные полосы и узнает, что с принцем случилось нечто ужасное. Но единственное, что изменилось, – это ее репутация, а то, о чем болтали люди, казалось не таким страшным. И все же они ее тревожили.

Она снова задалась вопросом, чего на самом деле добивался Джекс. Эванджелина уловила тень соперничества между Джексом и Аполлоном. Но она не понимала, какая в этом роль уготована ей. Принц Сердец чего-то ждал от этого поцелуя. Но чего?

Эванджелина потерла запястье. Осталось только два шрама в форме разбитых сердец. Третий исчез вчера сразу после поцелуя. Джекс намекнул, что сегодня он получит от нее еще один поцелуй. Но для начала ему придется поймать ее, а на сегодняшнем торжестве девушка не планировала попадаться ему на глаза. Избежать первой Нескончаемой Ночи было невозможно. Утренние слухи могли сократить ее шансы заполучить Аполлона, но Эванджелине не верилось, что они разрушили их окончательно. Что-то произошло между ними, когда их губы сплелись воедино. Вопрос лишь в том, был ли огонь, разгоревшийся во время их с Аполлоном поцелуя, частью плана Джекса или даже для него произошедшее стало неожиданностью? Эванджелина не знала ответа, но надеялась встретиться с Аполлоном сегодня вечером и прояснить ситуацию прежде, чем Джекс отыщет ее.

– Соль! Покупайте соль и пряности! – выкрикивал продавец, толкая тяжелую тележку по мощеной улице. – Прямиком из шахт Ледникового Севера. В наличии сладкая, пикантная…

– Эванджелина, ты возненавидишь меня, если я оставлю тебя? – Марисоль с тоской взглянула на тележку с солью. – Я бы с удовольствием взяла домой немного ледниковых специй.

– Ступай, – отозвалась Эванджелина. – Я возьму для тебя яблоко.

– Все в порядке. Я не очень-то его хочу. – Марисоль уже готова была сбежать.

Эванджелина чувствовала, что, пусть ее сводная сестра и наслаждалась пребыванием на Севере, она еще не преодолела свою робость при виде всех этих крошечных драконов.

– Я наелась теми гоблинскими пирожными, которые мы купили раньше, – сказала Марисоль. – Но ты насладись! Встретимся в трактире.

Не успела Эванджелина возразить, как она оказалась в первых рядах очереди, а Марисоль была на пути к воплощению в жизнь своей кулинарной мечты об импортных специях.

– Держите, мисс. – Продавец протянул Эванджелине дымящееся яблоко на палочке, все еще искрящееся драконьим огнем.

Снаружи яблоко покрывала карамелизированная золотистая корочка, а когда оно наконец остыло достаточно, чтобы Эванджелина могла откусить, на вкус оно оказалось горячим, обжигающе сладким и напоминающим Джекса…

Эванджелина закрыла глаза и выругалась.

Внезапно ей расхотелось есть яблоко.

Пара заблудших пятнистых синих дракончиков порхала вокруг ее рук, и она отдала им свое угощение, направляясь к вздымающимся по спирали лавочкам.

Близился закат. Небо затянуло дымкой фиолетового цвета и серыми облаками, говорившими о том, что пришло время возвращаться в свою комнату в «Русалке и Жемчужинах» и собираться на Нескончаемую Ночь. Но Эванджелина была не готова к этому.

В тот день они с Марисоль посетили, наверное, не менее пятидесяти лавок, и среди них нашлась одна, куда ей хотелось вернуться. «Потерянные и найденные истории и другие занятности». Фасад лавки выглядел застаревшим и потрепанным временем и покрытым выцветшей краской, но когда Эванджелина заглянула сквозь пыльное окно, то заметила книгу, которая никогда не попадала на полки за пределами Севера. «Баллада о Лучнике и Лисице».

История, которую ей рассказывала мама, история, истинного конца которой она так и не услышала. Она с интересом разглядывала книгу, пока не заметила вывеску:

Ушел на обед

Рано или поздно вернусь

К сожалению, «рано или поздно», похоже, так и не наступило. Только сейчас Эванджелина обнаружила, что табличка по-прежнему прилеплена к обшарпанной двери. Она постучала, на случай, если хозяин вернулся и просто забыл снять табличку, отпереть дверь и зажечь лампы.

– Есть кто-нибудь?

– Двери не отвечают.

Эванджелина вздрогнула и, обернувшись, заметила, как темнота окутала шпили, как вечер сменился сумерками быстрее, чем бывает обычно. Маячивший перед ней стражник был больше похож на тень, чем на человека. Эванджелина могла бы убежать, не узнай она суровый бронзовый шлем, скрывавший все, кроме глаз, вьющихся локонов и четко очерченных скул. Это был тот самый стражник, который охранял прошлой ночью арку. Он в шутку назвал ее принцессой и тем самым немного очаровал девушку. Но сегодня он не казался таким очаровательным.

– Ты следишь за мной? – спросила она.

– Зачем мне следить за тобой? Ты планируешь украсть сказки? – сказал он шутливым тоном. Но в его глазах полыхнула хищная искорка, как будто он хотел, чтобы она что-нибудь украла и пустилась от него наутек, дабы устроить за ней погоню.

Эванджелина украдкой взглянула за его спину, чтобы убедиться, нет ли поблизости кого-нибудь еще.

Стражник издал тихое «ту-ту-ту».

– Если ищешь кого-то, кто мог бы тебе помочь, то здесь этого не найдешь. И тебе не следует тут находиться. – Тон стал неожиданно обеспокоенным. Но его присутствие продолжало тревожить ее, особенно когда он указал головой в сторону вздымающихся вверх ступеней, которые обрывались теперь блуждающими полосами тумана, и узких мостов, что исчезали в темноте вместе с витринами лавок. – На шпилях ночью небезопасно. Людей, что теряются здесь, никогда не находят. – Он кивнул в сторону двери за спиной Эванджелины.

Повинуясь инстинкту, она обернулась. Сейчас было так темно, что ей едва удалось прочесть слова на табличке, которая, как оказалось, заметно выцвела и поистрепалась, и Эванджелина задалась вопросом, не провисела ли эта надпись на двери больше одного дня.

Когда она повернулась снова, таинственный стражник исчез. Эванджелина не стала ждать, чтобы проверить, вернется ли он. Она поспешила обратно по самым ближайшим ступенькам, не раз спотыкаясь о юбки.

Она готова была поклясться, что пробыла здесь менее часа, но прошло гораздо больше времени. Газовые фонари ожили, а улицы наводнили кареты, везущие людей на Нескончаемую Ночь.

Марисоль уже оделась к тому моменту, когда Эванджелина наконец добралась до их комнаты.

Поскольку сводная сестра любила выпечку, императрица прислала ей пышное платье с фестоном[8]8
  Фестон – зубчатая кайма по краям отделки женского платья.


[Закрыть], открытыми плечами и двойной юбкой, выглядевшей так, будто один слой наряда был сделан из меда, а второй – из розового сахара.

– Ты будто была рождена для бала, – воскликнула Эванджелина.

Марисоль просияла, выглядя намного счастливее, чем когда-либо на юге.

– Я уже разложила твое платье на кровати.

– Спасибо. – Эванджелина обняла бы свою сводную сестру, но не хотела измять ее наряд. – Я на минуту.

Эванджелина старалась поторопиться. У нее не было времени завивать волосы щипцами, но удалось заплести косу-водопад, украсив ее шелковыми цветами, купленными в лавке накануне днем.

Сегодня ее платье имитировало цветочную решетку в саду ее матери, где она спасла свадьбу Марисоль. Но никто, глядя на нее, не подумал бы об этом. Основа лифа была выполнена из шелка телесного цвета, создавая впечатление, будто на ней нет ничего, кроме переплетающихся кремово-бархатных лент, ниспадающих до бедер. Там появлялись вкрапления мелких соцветий пастельных оттенков, которые становились все плотнее, пока каждый сантиметр ее подола не усыпали блистательные украшения в виде шелковых фиалок, обшитых драгоценными камнями пионов, лилий из тюля, вьющихся виноградных лоз и переплетающихся золотых брызг.

– Я готова… – Эванджелина замерла на пороге гостевой, где неподвижно стояла Марисоль, сжимая в руках лист черно-белой газетной бумаги.

– Кто-то подсунул его под дверь, – пропищала Марисоль, сминая пальцами с побелевшими костяшками лист, пока Эванджелина не выудила газету из ее рук.