Текст книги "Анна и французский поцелуй"

– Прости! – я отпрыгиваю от края. – Прости, я не знала, что все настолько плохо.

Он машет рукой, призывая меня помолчать. Другой рукой все еще цепляется за живот.

– Прости, – спустя мгновение повторяю я.

– Идем, – голос Сент-Клэра звучит раздраженно, будто это я нас задерживаю. Он указывает на Нотр-Дам. – Я не поэтому привел тебя сюда.

Мне сложно представить, что может оказаться лучше Нотр-Дама.

– Мы не зайдем внутрь?

– Закрыто. У нас еще будет достаточно времени, чтобы заглянуть сюда позже, помнишь? – Сент-Клэр ведет меня во двор, и я пользуюсь возможностью насладиться видом его зада. Каллипига. Все же есть кое-что лучше, чем Нотр-Дам.

– Здесь, – говорит он.

Нам открывается прекрасный вид на вход – сотни и сотни крошечных фигурок, высеченных в трех громадных арках. Статуи напоминают каменные куклы, каждая вырезана отдельно от остальных в мельчайших деталях.

– Они невероятные, – шепчу я.

– Не там. Здесь, – Сент-Клэр указывает мне под ноги.

Я опускаю взгляд и с удивлением обнаруживаю, что стою посреди маленького каменного круга. В центре, прямо между моих ног, медно-бронзовый восьмиугольник со звездой. По кругу выгравированы слова: POINT ZÉRO DES ROUTES DE FRANCE.

– Мадемуазель Олифант. Это переводится как «Французский нулевой километр». Другими словами, от этой точки отсчитываются все остальные расстояния Франции, – Сент-Клэр откашливается. – Здесь начало всего.

Я вновь поднимаю взгляд. Сент-Клэр улыбается.

– Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.

Глава 9

Сент-Клэр засовывает ладони в карманы и пинает носком ботинка булыжник.

– Итак? – наконец спрашивает он.

– Спасибо, – я ошеломленно смотрю на него. – Было очень мило с твоей стороны привести меня сюда.

– Ах, ну, – он выпрямляется и пожимает плечами – полностью французский жест, который у него так хорошо выходит – и вновь показывает свое обычное, уверенное выражение лица. – Нужно с чего-то начинать. А теперь загадывай желание.

– Хм? – слова у меня редко вяжутся. Мне бы стоило попробовать себя в эпической поэзии или придумывать джинглы для рекламы кошачьего корма.

Сент-Клэр расплывается в улыбке.

– Встань на звезду и загадай желание.

– Ох. Ладно, конечно, – я сдвигаю ноги вместе, чтобы встать четко по центру. – Хочу…

– Не произноси вслух! – Сент-Клэр бросается вперед, словно хочет остановить слова своим телом, и мой желудок делает сальто. – Ты совсем ничего не знаешь о загадывании желаний? Такой шанс можно получить лишь несколько раз в жизни. Падение звезды, реснички, одуванчики…

– Свечи на торте в день рождения.

Он игнорирует мой подкол.

– Именно. Так что ты должна воспользоваться шансом, когда он возникает, и согласно суеверию, если загадаешь желание, стоя на этой звезде, оно обязательно сбудется, – он замолкает, прежде чем продолжить. – И оно звучит лучше, чем другое.

– Что я умру мучительной смертью от отравления, пулевого ранения или утопления?

– Переохлаждения, а не утопления, – Сент-Клэр разражается смехом. У него такой чудесный, мальчишеский смех. – Но нет. Я слышал, что каждому, кто постоит в центре звезды, суждено когда-нибудь вернуться в Париж. Но, как я понимаю, для тебя даже один год – это уже слишком много. Я прав?

Я закрываю глаза. Передо мной появляются мама с Шони. Бридж. Тоф. Я киваю.

– Как я и думал. Так, теперь держи глаза закрытыми. И загадай желание.

Делаю глубокий вдох. Прохладная влажность ближайших деревьев наполняет мои легкие. Чего я хочу? Сложный вопрос. Я хочу вернуться домой, но стоит признать, что я наслаждаюсь сегодняшним вечером. А что если это единственный раз за всю мою жизнь, когда я живу в Париже? Знаю, что только что призналась Сент-Клэру, будто не хочу здесь находиться, но какая-то часть меня – маленькая, крошечная часть – испытывает любопытство. Позвони мой отец завтра и прикажи вернуться домой, я бы даже почувствовала разочарование. Ведь я до сих пор не видела Мону Лизу. Не побывала на вершине Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.

Так чего же еще я хочу?

Хочу снова почувствовать прикосновение губ Тофа. Хочу, чтобы он меня дождался. Но есть другая часть меня, часть, которую я действительно ненавижу, которая знает, что даже если мы сейчас справимся с расстоянием, я все равно уеду в колледж в следующем году. Так что я увижу Тофа этим Рождеством и следующим летом, а потом… будет ли что-то потом?

Но есть еще кое-что.

То, что я пытаюсь игнорировать. То, чего не должна желать; то, что не могу иметь.

И оно сейчас стоит прямо передо мной.

Так чего же я хочу? То, в чем я не уверена? Кого-то, кто, возможно, мне не нужен? Или того, кого я не могу заполучить?

К черту. Пусть судьба сама решит.

Я желаю того, что будет лучше для меня.

Как вам такое обобщение? Я открываю глаза, ветер дует сильнее прежнего. Сент-Клэр убирает прядь волос, упавшую на глаза.

– Должно быть, это было хорошее желание, – говорит он.

* * *

На обратном пути Сент-Клэр подводит меня к лавке с бутербродами, где можно перекусить поздним вечером. От запаха дрожжей текут слюнки, и мой желудок урчит в предвкушении. Мы заказываем панини, сэндвичи, спрессованные на горячем гриле. Сент-Клэр выбирает начинку из копченого лосося, сыра рикотта и чеснока. Я же заказываю с пармской ветчиной, сыром фонтина и шалфеем. Он называет это фастфудом, но то, что нам приносят, совсем не похоже на мягкие сэндвичи из «Subway».

Сент-Клэр помогает разрешить проблему с евро. К счастью, в этом легко разобраться. Купюры и центы представлены ровными номиналами. Мы расплачиваемся и идем дальше по улице, наслаждаясь ночью. Вгрызаясь в хрустящие булочки. Позволяя теплому, липкому сыру стекать по подбородку.

С моих губ срывается стон удовольствия.

– Ты только что испытала пищевой оргазм? – спрашивает Сент-Клэр, вытирая рикотту с губ.

– Где ты был всю мою жизнь? – спрашиваю я у прекрасного панини. – Как так вышло, что я никогда раньше не пробовала такого великолепного сэндвича?

Сент-Клэр откусывает большой кусок.

– Птмммф аммкнссска дммма, – произносит он с набитом ртом. Что, как я предполагаю, можно перевести как: «Потому что американская еда – дерьмо».

– Ншшма ббргрба дввнна хррш, – отвечаю я. Другими словами: «Да, но наши бургеры довольно хороши».

Мы облизываем бумагу, в которую были завернуты сэндвичи, прежде чем выкидываем ее. Блаженство. Мы почти вернулись к общежитию. Сент-Клэр рассказывает случай, когда они с Джошем получили наказание за то, что швыряли жевательной резинкой в расписанный потолок – они пытались приделать одной из нимф третий сосок – когда мой мозг начинает кое-что подмечать. Кое-что странное.

Мы только что прошли третий кинотеатр в одном квартале.

Правда, это небольшие кинотеатры. Скорее всего с одним залом. Но их три. В одном квартале! Почему я не замечала этого раньше?

Ах. Верно. Из-за симпатичного парня.

– Среди них есть те, что показывают на английском? – прерываю я Сент-Клэра.

Он выглядит обескураженным.

– Прости?

– Кинотеатры. Здесь есть те, что показывают фильмы на английском?

Он приподнимает бровь.

– Только не говори, что ты не знаешь.

– Что? Чего я не знаю?

Сент-Клэр светится от счастья, зная то, что мне неизвестно. И это раздражает, учитывая, что мы оба понимаем, что он знает о парижской жизни все, а мои познания можно приравнять к уровню шоколадного круассана.

– А мне казалось, что ты отъявленная киноманка.

– И? Чего я не знаю?

Сент-Клэр расставляет руки и кружится на месте, ему явно доставляет это удовольствие.

– Париж… это мировая… столица… кинематографа.

Я замираю на месте.

– Ты шутишь.

– Нет. Ты не встретишь города, где любят кино больше. Здесь сотни, может, даже тысячи кинотеатров.

Мое сердце словно проваливается в желудок. Голова кружится. Это не может быть правдой.

– Только в нашем районе больше дюжины.

– Что?

– Ты правда не заметила?

– Нет, не заметила! Но почему мне никто не сказал? – я имею в виду, это должны упоминать в первый же день вводных семинаров. Это же крайне важная информация! Мы продолжаем путь, и я верчу головой по сторонам, вчитываясь в плакаты и названия шатров. Пожалуйста, будь на английском. Пожалуйста, будь на английском. Пожалуйста, будь на английском.

– Я думал, ты в курсе. Иначе, сказал бы раньше, – наконец, я вижу раскаяние в его взгляде. – Здесь это считается довольно высоким искусством. Есть куча залов премьерного показа, но еще больше – как ты их называешь? – ретро-кинотеатров. Там показывают классику и устраивают фестивали, посвященные разным режиссерам, жанрам, малоизвестным бразильским актрисам или кому-нибудь еще.

Дыши, Анна, дыши.

– А они на английском?

– Не меньше трети из них точно.

Целая треть! Из нескольких сотен – может, даже тысяч! – кинотеатров.

– Некоторые американские картины дублируют на французский, но в основном это детские фильмы. Остальные показывают на английском с французскими субтитрами. Вот, держи, – Сент-Клэр хватает с полки газетного киоска журнал под названием «Pariscope» и расплачивается с жизнерадостным мужчиной с горбинкой на носу. Затем вручает журнал мне. – Он выходит каждую среду. «VO» означает оригинальную версию. «VF» – французскую, то есть с дубляжом. Так что ориентируйся на «VO». Еще расписание всегда можно найти в интернете, – добавляет он.

Я пролистываю журнал, и мои глаза стекленеют. В жизни не видела столько списков фильмов.

– Боже, знай я, что это все, что нужно тебе для счастья, не стал бы больше ничего придумывать.

– Я люблю Париж, – восклицаю я.

– И я уверен, что он любит тебя в ответ.

Сент-Клэр продолжил что-то говорить, но я уже не слушаю. На грядущей неделе объявлен марафон фильмов Бастера Китона. И еще один со слэшерами для подростков. И целая программа, посвященная автомобильным погоням 1970-х годов.

– Что? – тут я понимаю, что Сент-Клэр ждет от меня ответ на вопрос, который я даже не слышала. Когда он не отвечает, я отрываю глаза от расписания. Его взгляд направлен на фигуру, только что вышедшую из нашего общежития.

Девушка примерно моего роста. Ее длинные волосы слегка уложены в модном, парижском стиле. На ней короткое серебристое платье, мерцающее в свете фонаря, и красное пальто. Каблуки ее кожаных сапог размеренно цокают по тротуару. Слегка нахмурившись, она оглядывается через плечо в сторону Résidence Lambert, но потом оборачивается и замечает Сент-Клэра. И будто все ее естество начинает светиться.

Журнал чуть не падает из моих рук. Это может быть лишь один человек. Девушка срывается на бег и бросается в объятия Сент-Клэра. Они целуются, и она зарывается пальцами в его волосы. Его прекрасные, идеальные волосы. У меня сводит желудок, и я отворачиваюсь от зрелища.

Они разрывают объятия, и она начинает говорить. У нее, на удивление, низкий голос – душный – но слова вылетают с невероятной скоростью.

– Знаю, что мы не договаривались встретиться сегодня вечером, но я была поблизости и подумала, может, ты захочешь пойти в тот клуб, о котором я рассказывала. Тот, который рекомендовал Матье? Но тебя не было в комнате, и я нашла Мер, мы с ней проговорили целый час, а где ты был? Я трижды набирала тебе на мобильник, но каждый раз меня перебрасывало на голосовую почту.

Сент-Клэр выглядит сбитым с толку.

– Эм-м. Элли, это Анна. Она всю неделю не покидала пределов общежития, так что я решил показать ей…

К моему изумлению, Элли расплывается в улыбке от уха до уха. Как ни странно, именно в этот момент я понимаю, что, несмотря на ее низкий голос и парижский прикид, она… обычная.

Но выглядит дружелюбно.

Но это не значит, что она мне нравится.

– Анна! Из Атланты, верно? Куда вы, ребята, ходили?

Ей известно, кто я? Сент-Клэр в красках описывает наш вечер, пока я размышляю над столь странным развитием событий. Он рассказывал ей обо мне? Или это сделала Мередит? Надеюсь, все же он, но даже если и так, похоже, он не сказал ничего, что бы представляло для нее угрозу. Элли, кажется, совсем не встревожило, что последние три часа я провела в компании ее крайне привлекательного парня. Наедине.

Должно быть приятно иметь такую уверенность в себе.

– Ладно, малыш, – она обрывает его на полуслове. – Остальное расскажешь мне позже. Готов идти?

Он разве согласился идти с ней? Не припоминаю такого, но он кивает.

– Да. Хорошо, дай только мне взять свой, э-э… – он обращает взгляд на меня, затем на вход в общежитие.

– Что? Одежда на тебе подходящая. Выглядишь отлично. Пойдем, – она хватает Сент-Клэра за руку, притягивая к себе. – Была рада познакомиться, Анна.

Я сбрасываю с себя оцепенение.

– Ага. Я тоже рада знакомству, – поворачиваюсь к Сент-Клэру, но он толком не смотрит на меня. Прекрасно. Как пожелаешь. Я одариваю его лучшей улыбкой в стиле «мне-все-равно-что-у-тебя-есть-девушка» и весело бросаю ему. – Пока!

Он не реагирует. Ладно, пора уходить. Я бегу к общежитию, на ходу вытаскивая ключ. Но когда отпираю дверь, оглядываюсь, не сумев сдержаться. Сент-Клэр с Элли отдаляются в темноте, все еще держась за руки, и ее губы без умолку что-то болтают.

Пока я стою у входа, Сент-Клэр слегка оборачивается в мою сторону. Лишь на мгновение.

Глава 10

Так даже лучше. Правда.

По мере того, как пролетают дни, я все больше убеждаюсь, что рада нашему с Элли знакомству. На самом деле это даже облегчение. Вряд ли может быть что-то хуже, чем испытывать чувства к тому, к кому не должен, и мне не нравился ход моих мыслей. И я точно не желаю становиться новой Амандой.

Сент-Клэр просто очень дружелюбный. Его обожает вся школа – профессора, школьная элита, изгои – да и почему должно быть иначе? Он умный, веселый и вежливый. И да, безумно привлекательный. Но, несмотря на всеобщую любовь, он мало с кем тусуется. Только с нашей маленькой компанией. А поскольку его лучший друг обычно проводит время с Рашми, он стал больше зависать с, ну… со мной.

После нашей вечерней прогулки он садится рядом со мной во время каждого похода в столовую. Сент-Клэр продолжает дразнить менять из-за кроссовок, спрашивает про мои любимые фильмы и проверяет мою домашнюю работу по французскому языку. И он защищает меня. Как на прошлой неделе на уроке физики, когда Аманда Спиттертон-Уоттс гадко назвала меня «La Moufette» и зажимала нос, пока я проходила мимо ее стола, Сент-Клэр сказал ей «валить отсюда» и до конца урока бросал ей в волосы крошечные бумажные комочки.

Позже я нашла это слово в словаре, и оно означает «скунс». Как оригинально.

Но все же я чувствую приступы боли, когда Сент-Клэр уходит. После ужина наблюдаю из окна, как работники в ярко-зеленой униформе убирают улицу, когда Сент-Клэр выходит из общежития и исчезает по направлению к метро.

К Элли.

Большинство вечеров, когда он возвращается, я занимаюсь в гостиной с остальными нашими друзьями. Он приземляется рядом со мной и шутит о том, как пьяный первокурсник пристает к девушке за стойкой администрации. (Всегда есть какой-то пьяный первокурсник, пристающий к девушке за стойкой администрации.) И это лишь мое воображение, или его волосы взлохмачены сильнее, чем обычно?

Мысль о том, что Сент-Клэр и Элли занимаются – этими вещами – заставляет меня ревновать сильнее, чем я готова признать. Мы с Тофом регулярно переписываемся, но наши письма не выходят за границы дружбы. Не знаю, заинтересован ли он все еще во мне или уже нет, но точно знаю, что электронную почту нельзя сравнить с поцелуями. Или с более интимными вещами.

Единственная, кто понимает сложившуюся ситуацию с Сент-Клэром, это Мер, но я не могу поговорить с ней откровенно. Временами я боюсь, что она может приревновать его ко мне. Например, иногда я ловлю ее взгляд, сосредоточенный на нас с Сент-Клэром за обеденным столом, и когда прошу ее передать мне салфетку, она практически швыряет ее в мою сторону. Или когда он рисует бананы и слонов на полях моей тетради с домашним заданием, Мер становится суровой и замолкает.

Возможно, я делаю ей одолжение. Я сильнее, поскольку знаю его не так долго. Ведь он всегда был вне досягаемости. То есть, бедная Мер. Любой девушке, получающей ежедневное внимание от шикарного парня с милым акцентом и идеальными волосами, будет сложно не попасться в ловушку огромной, подлой, болезненной, постоянной, всепоглощающей любви.

Но это не то, что происходит со мной.

Как я и сказала. Какое облегчение – знать, что этого не произойдет. Так гораздо легче жить. Большинство девушек наигранно смеются над шутками Сент-Клэра и находят предлоги, чтобы нежно пожать ему руку. Коснуться его. Вместо этого я спорю с ним, закатываю глаза и притворяюсь безразличной. И когда случайно касаюсь его руки, тут же отстраняюсь. Потому что так и поступают друзья.

Кроме того, в моей голове есть более важные вещи: фильмы.

Уже месяц я живу во Франции, и хотя я поднималась на лифте на вершину Эйфелевой башни (Мер сопровождала меня, пока Сент-Клэр с Рашми ждали нас внизу на лужайке – Сент-Клэр из-за боязни высоты, а Рашми отказывается заниматься туристическими делами), и хотя насладилась видом со смотровой площадки Триумфальной арки (со мной снова, разумеется, была Мер, в то время как Сент-Клэр остался внизу и грозился столкнуть Джоша с Рашми прямо на забитый перекресток), я до сих пор не сходила в кино.

Мне все еще предстояло покинуть пределы кампуса в одиночку. Даже как-то неловко.

Но у меня появился план. Для начала я уговорю кого-нибудь пойти со мной в кинотеатр. Это не должно быть слишком сложно; все любят фильмы. А затем я буду записывать все, что они говорят или делают, и тогда потом смогу спокойно вернуться в тот же кинотеатр одна. А один кинотеатр уже лучше, чем вообще никаких.

– Рашми. Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

Мы ждем начала La Vie. На прошлой неделе в рамках этого курса мы узнали о важности употребления в пищу продуктов местного производства, а до этого – о том, как правильно составить эссе для поступления в колледж. Кто знает, какая тема нас ждет сегодня? Мередит и Джош – единственные, кого здесь нет; Джош на год младше, а Мер решила посещать дополнительный языковой курс, продвинутый испанский. Просто ради забавы. Сумасшествие.

Рашми постукивает ручкой по тетради. Она уже две недели усердно работает над своим эссе для Брауна. Это один из немногих университетов, где можно получить степень по египтологии, и единственный, в котором она жаждет учиться.

– Ты не понимаешь, – сказала Рашми, когда я спросила, почему она до сих пор не закончила. – Браун отказывает восьмидесяти процентам кандидатов.

Но сомневаюсь, что у нее возникнут проблемы. В этом году еще ни на одном из предметов она не получала меньше «А», практически всегда набирая высший балл. Я уже отправила заявления в колледжи. Ответы придут еще не скоро, но я не переживаю. Выбранные мной места не входят в Лигу Плюща.

Я стараюсь вести себя дружелюбно, но это непросто. Прошлой ночью, пока я гладила ее кролика, Исиду, Рашми дважды напомнила мне никому о нем не рассказывать, потому что в общежитии запрещены домашние животные. Будто я разношу сплетни. Кроме того, Исида уже давно не секрет. Запах кроличьей мочи возле ее двери ни с чем не спутаешь.

– Полагаю, никаких, – отвечает она на мой вопрос про планы на вечер.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Удивительно, насколько трудно задавать вопрос, когда ответ так много значит.

– Хочешь сходить в кино? Сегодня в Le Champo показывают «Это случилось однажды ночью».

То, что я никуда не выходила, не помешало мне изучить «Pariscope» от корки до корки.

– Показывают что? И я даже не буду говорить, как сильно ты исказила название кинотеатра.

– «Это случилось однажды ночью». В главных ролях Кларк Гейбл и Клодетт Колберт. Кинокартина взяла пять статуэток на премии Оскар. Это было большим событием.

– В каком веке?

– Ха-ха. Честно, тебе понравится. Я слышала, что фильм прекрасен.

Рашми потирает виски.

– Не знаю. Мне не очень нравятся старые фильмы. Обычно там актерская игра в стиле «Эй, приятель, старина. Давай наденем шляпы и влипнем в крупные неприятности».

– Ой, да брось, – Сент-Клэр отрывается от толстенной книги об Американской революции. Он сидит с другой стороны от меня. Странно думать, что этот человек разбирается в американской истории лучше меня. – Разве не в этом их очарование? Шляпы и неприятности?

– Тогда почему бы тебе не составить ей компанию? – спрашивает Рашми.

– Потому что вечером он встречается с Элли, – отвечаю за него я.

– Откуда ты знаешь, что я буду делать сегодня вечером? – недоуменно задает вопрос Сент-Клэр.

– Пожалуйста? – умоляю я. – Пожалуйста-пожалуйста? Клянусь, тебе понравится. Как и Джошу с Мер.

Рашми уже открывает рот, чтобы возразить, но тут в аудиторию заходит лектор. Каждую неделю это кто-то новый – иногда представитель администрации, иногда профессор. В этот раз я удивляюсь, увидев перед собой Нэйта. Предполагаю, всех сотрудников ждет подобная участь. Он потирает бритую голову и мило улыбается нашему классу.

– Так откуда ты знаешь, чем я буду занят сегодня вечером? – повторяет свой вопрос Сент-Клэр.

– Пожа-а-а-а-а-а-луйста, – протягиваю я, глядя на Рашми.

Она корчит гримасу, но смиренно кивает.

– Ладно. Но следующий фильм выбираю я.

Ура!

Нэйт откашливается, и Рашми с Сент-Клэром поднимают на него взгляд. Вот что мне нравится в моих новых друзьях. Они уважают преподавателей. Меня выводит из себя, когда ученики пререкаются или игнорируют их, потому что моя мама – учительница. Я бы не хотела, чтобы она сталкивалась с грубостью.

– Ладно, ребята, хватит. Аманда, достаточно.

В своей тихой, но твердой манере Нэйт легко затыкает ей рот. Она откидывает волосы за плечо, со вздохом бросая взгляд на Сент-Клэра.

Но он ее игнорирует. Ха.

– У меня для вас сюрприз, – заявляет Нэйт. – Поскольку погода начинает портиться, и теплых деньков осталось не так много, я договорился, чтобы вы, ребята, провели эту неделю на свежем воздухе.

Наши занятия будут проходить на улице. Я люблю Париж!

– Я организовал для вас «охоту на мусор»[16]16
  «Охота на мусор» (англ. Scavenger Hun) – американская игра, суть которой заключается в том, что участники (могут быть команды или отдельные игроки) должны за определенное время найти и собрать предметы из заранее составленного списка.


[Закрыть], – Нэйт поднимает стопку бумаг. – В этом списке две сотни предметов. Вы сможете найти их все в нашем районе, но, возможно, временами вам придется обратиться за помощью к местным жителям.

Ох, черт возьми, нет.

– Вам нужно будет сфотографировать предметы, и вы будете работать в двух командах.

Фух! Кто-нибудь другой сможет общаться с местными жителями.

– Команда-победитель будет определена по общему количеству найденных предметов, но я должен буду увидеть фото у каждого участника, если хотите заработать очки.

Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т.

– Разумеется, предусмотрен приз, – Нэйт снова улыбается, когда ему, наконец, удается привлечь всеобщее внимание. – Команда, которая найдет больше всего предметов к окончанию уроков в четверг… сможет пропустить занятия в пятницу.

Теперь, вероятно, это того стоит. Класс взрывается свистом и аплодисментами. Нэйт выбирает двух капитанов из тех, кто громче всех умоляет об этом. Ими оказываются Стивен Карвер – парень с прической, напоминающей серферов – и лучшая подруга Аманды, Николь. Рашми и я издаем единогласный стон. Стив размахивает кулаком в воздухе. Что за тупица.

Начинается отбор, и Аманду выбирают первой. Разумеется. Следующим становится лучший друг Стива. Конечно. Рашми пихает меня локтем.

– Ставлю пять евро, что меня выберут последней.

– Принимаю ставку. Потому что это точно буду я.

Аманда поворачивается ко мне и шепчет:

– Удачная ставка, девушка-скунс. Кто бы хотел видеть тебя в своей команде?

У меня буквально отвисает челюсть.

– Сент-Клэр! – голос Стива заставляет меня вздрогнуть. Как и предполагалось, Сент-Клэра выбирают среди первых. Все смотрят на него, но он прожигает взглядом Аманду.

– Я, – говорит он, отвечая на ее вопрос. – Я хочу, чтобы Анна была в моей команде, и тебе повезет, если она окажется в твоей.

Аманда краснеет и быстро отворачивается, успев перед этим бросить в меня еще один колкий взгляд. Что я ей сделала?

Капитаны продолжают называть имена. Имена, среди которых НЕТ моего. Сент-Клэр пытается привлечь мое внимание, но я притворяюсь, что не замечаю. Мне невыносимо смотреть на него. Чувствую себя слишком униженной. Вскоре выбор остается между мной, Рашми и худощавым парнем, которого почему-то прозвали Чизбургером. У него всегда такое удивленное выражение лица, будто кто-то только что назвал его имя, но он не может понять, откуда раздался голос.

– Рашми, – без колебаний произносит Николь.

Мое сердце замирает. Теперь остается выбор между мной и кем-то по прозвищу Чизбургер. Я сосредотачиваю взгляд на столе, на моем портрете, который Джош нарисовал сегодня на уроке истории. На рисунке я одета как средневековая крестьянка (мы изучаем Черную Смерть), у меня свирепый хмурый взгляд и с одной руки свисает дохлая крыса.

Аманда что-то шепчет на ухо Стиву. Я замечаю, как он ухмыляется, глядя в мою сторону, и мое лицо вспыхивает.

Стив откашливается.

– Чизбургер.