Текст книги "Троянский конь"

ГГБ

Среда, 7.21

Квартира докрасна раскалялась от его отчаяния. Как только выпадала свободная минута, Норт всей кожей ощущал неотвратимость, врастающую в его кости. Рок навис над ним, словно дамоклов меч, грозя разрубить пополам. Он держался из последних сил, чувствуя, что вот-вот сорвется в пропасть безумия.

Что с ним? Неужели это он нарисовал на стене быка, вывозив пальцы в собственном дерьме? Детектив чувствовал на голой коже горячее дыхание страшного зверя и боялся смотреть в его ненавидящие глаза.

Норт надел теплое пальто и вышел, злобно завидуя тем, кто еще мирно спал в своей кровати.

Вчера он оставил машину почти в четырех кварталах от дома, иначе не оберешься хлопот. Норт не любил приезжать домой на служебной машине, слишком уж это было заметно. Словно орать в рупор, что здесь, в этом доме, живет поганый коп. Такие заявления здорово осложняют жизнь.

Водительское сиденье было холодным и влажным. Он включил подогрев и принялся греть руки над струей теплого воздуха.

Улицы были пустынны. Если выехать на бульвар Макгиннеса, можно быстро проскочить Уильямсбургский мост. Но сегодня он не собирался ехать в центр города. У него были дела в другом месте. Детектив повел машину на север, по шоссе I-278.

8.13

Норт поехал на Сто восемьдесят седьмую улицу, в западной части Бельмонт-авеню. Кто-то из сорок восьмого участка советовал посетить кабачок в этом месте, у которого есть охраняемая стоянка. Есть шанс по возвращении найти машину на том же месте, куда ее поставил. И добро пожаловать в южный Бронкс! Как сказал Тим Дог: «Сучий Комптон».

С ностальгией вспоминая бурные семидесятые годы, детектив разглядывал Бронкс, который сильно напоминал послевоенный Берлин. Местные жители до сих пор были не прочь поджечь собственный дом, чтобы получить денежки за страховку. Здесь чернеет выжженными окнами каменный дом, там – одна крыша осталась. Большинство развалин вот-вот рухнет. А рядом – веселая линия семейных коттеджей, новеньких и чистых. Тут только отстраиваются. И повсюду – брошенные автомобили, злобные надписи и угрюмые взгляды. В голове не стихали тревожные звоночки. «Сучий Комптон».

Норт постучал в обшарпанную дверь дома номер два-С. Он услышал, как внутри со звоном набросили цепочку и отперли замок. Потрескавшаяся деревянная дверь со скрипом отворилась.

– Чего надо?

– Самуэль Бейли?

Минутная заминка.

– Не знаю такого.

Норт показал свой жетон.

– Думаю, сэр, вы знаете, кто такой Самуэль Бейли.– Все, что он мог разглядеть в проеме двери,– это щетка седых волос и красный пористый нос.– Прошу прощения за ранний визит.

– Ты чокнулся, что ли?

Норт промолчал. Честно говоря, он сам не был уверен в собственной вменяемости.

– Ты из Красного Креста? Если да, то разговора не будет.

– Нет, я не из Красного Креста, сэр. Я из полиции. Я звонил…

– Я трубку не беру.

– Мне нужно всего пять минут вашего времени.

– Для чего?

Норт подавил раздражение.

– Может, мы продолжим разговор в квартире?

– А что, у меня проблемы?

«Похоже, да».

– Мне порекомендовали вас как эксперта. Насколько я понимаю, вы разбираетесь в старинных медицинских инструментах?

– Типа да. Порекомендовали, говоришь?

– Мне нужен ваш совет.

Норт выудил из кармана фотографию старинного шприца и поднес ее к двери, чтобы Бейли смог рассмотреть снимок.

– Так что, вам нужна консультация? Не задаром, понимаешь?

«Наконец-то!»

– Что вы хотите?

Бейли облизался.

– Э… я… я не ел уже два дня. Бутерброд? И наверное, что-то, чтобы его запить. Славный крепкий бурбон.

Есть старая поговорка: в Америке не голодают. Это неправда. Голодают, только для этого нужно постараться.

Самуэль Бейли схватил коробочку с бутербродом и прижал к груди, словно боялся, что ее сейчас отнимут. На банку содовой он посмотрел с презрением. Потом направился вглубь дома, лавируя между серыми железными конструкциями и жалкими искореженными жестянками, которые составляли большую часть интерьера.

От этих апартаментов у Норта мурашки пошли по спине. В нос шибануло ароматами давно не мытого тела и застарелой мочи. В крохотной квартирке не нашлось места для отдельной кухни, поэтому барная стойка и электрическая плита стояли в жилой комнате, в дальнем углу. Детектив отметил, что хозяин давно уже не готовил: керамическая поверхность плиты была покрыта густым слоем жирной пыли.

Бейли нашел то, что искал. Он вытащил толстый справочник из груды журналов, принялся листать его одной рукой. Во второй он держал фотографию.

– Отличное состояние. Это кому-то принадлежит?

Эксперт был одет в боксерские трусы и потрепанный халат, который распахнулся и явил Норту неаппетитное зрелище тощих ног.

– Если только мы не найдем его хозяина, шприц будет храниться у нас до ближайшего аукциона.

– Прекрасная работа! Отделка серебром высокой пробы. Выгравированные вручную цифры на стеклянной поверхности. Сделан примерно в тысяча восемьсот семидесятом году Фергюсоном из Лондона.

– Вы видели такие вещи прежде? Я хотел узнать, где можно достать такую штуку?

– Я бы отправился на «И-Бей».

Верхняя губа Бейли, заросшая темной щетиной, почтительно дрожала, когда он разглядывал необычный экспонат.

– На « И-Бей » легко засветиться. А если вы не хотите светиться?

– Бримфилд.

– Что это?

Норт полез в карман за блокнотом. Блокнота там не оказалось.

– Бримфилд, штат Массачусетс, там проводится самый большой аукцион на открытом воздухе. По антиквариату. Пять тысяч специалистов со всей страны. Восемьсот квадратных акров под стенды. Можно выставить или купить все, что хочешь, и на тебя даже не обратят внимание. Бримфилд!

В другом кармане тоже не было блокнота.

– Адрес знаете?

– Конечно, но еще рано. Аукцион длится пять дней. Он проводится в мае, июле и сентябре. До сентябрьского аукциона три недели.

«Тупик, это не то».

Норт обшарил все свои карманы.

«Где же мой блокнот?»

У него была ручка, но не было записной книжки. Оставалась фотография Гена, которую он скопировал с видеозаписи. Норт показал ее эксперту.

– Вы видели прежде этого парня? Может, кто-то связывался с ним?

Бейли оторвался от справочника и посмотрел на фото. С минуту он щурился, разглядывая снимок, потом покачал головой:

– Увы.

Норт перевернул фотографию и сделал пометку на обратной ее стороне.

– А что значат эти буквы – ГГБ?

– Вот, ищу.– Бейли с нарастающим раздражением перевернул еще несколько страниц.– Любопытствую.

Он достал с полки еще один пухлый справочник. Его страницы заполняли столбцы имен и номеров телефонов. Некоторые имена были подчеркнуты ручкой. Листы этой книги пожелтели. Норту оставалось надеяться, что сведения не устарели.

– ГГБ. Гудзонская государственная больница. Это психушка.

– А где она находится? – спросил Норт, делая пометки.

– В округе Датчес.

– До сих пор?

– Более того, это музей.

«Музей? Значит, Шеппард прав?»

Норт попытался представить суть дела. Выходит, Ген является в музеи, ворует экспонаты… А что потом? Приезжает в город и ищет скупщика краденого?

– Вы никогда не слышали, чтобы здесь продавали какой-нибудь экспонат оттуда?

– Не-а. Да разве я знаю, что там есть? Там до сих пор торчит священник, который изгоняет бесов из больных.

– Вы же сказали, что это музей.

– Да, в старой части. Я сотрудничал с ними много лет назад. Но одно крыло у них открыто. Там Гудзонский психиатрический центр.

«Другая версия: может, Ген – пациент?»

Норт вскочил, чем несказанно удивил Бейли.

– Чего?

– Спасибо, что уделили мне время.

Бейли проводил детектива до двери.

– Знаете, только не обижайтесь, но вы кажетесь мне больным. В смысле вы заболели. Может, вам нужно подлечиться?

Норт пропустил совет мимо ушей, зато сдержался и ничего не ответил. Его мысли были уже далеко. Священник, который до сих пор изгоняет бесов?

«Я – проклятие Сатаны».

9.55

Он вытащил дорожный атлас и поискал по индексу. Округ Датчес находился на севере штата. Если выехать прямо сейчас, к обеду можно добраться.

Может, Ген сбежал оттуда? Неужели он ехал только затем, чтобы сделать то, что он сделал? Если так, то кто же был в машине? Они приехали сюда вместе?

Он позвонил в участок и попросил Нэнси отыскать номер ближайшего к больнице управления шерифа. Вдруг туда поступали заявления о краже?

Норт отбросил атлас на пассажирское сиденье. На нем спокойно лежал черный блокнот, который он так искал. Прокляв свою забывчивость, Норт сунул блокнот в карман пальто и включил зажигание. Капот «лумины» начал выдвигаться на проезжую часть. В зеркальцах промелькнула другая машина.

Би-би-и!

Норт ударил по тормозам. Ярко-красная «тойота» метнулась в сторону, стараясь не сбить велосипедиста, который ухитрился вклиниться между двумя автомобилями.

Велосипедист спокойно прокатил мимо, так и не осознав, что был на волосок от гибели.

Норт застыл.

«Идиот!»

Он смотрел вслед велосипедисту и машинально потирал ушибленное колено. В голове начала разливаться волна боли.

Детектив уронил гудящую голову на усталые руки, а волна боли раскатилась перед глазами обрывками воспоминаний. Он чувствовал, как нервы натянулись, разгораясь пламенем, которое пульсировало, растекаясь во все стороны, где-то в области затылка.

Желтое такси сердито засигналило. Сюда!

На него надвинулся капот серебристо-серой машины.

Женщина за ветровым стеклом.

Красивая женщина с длинными золотисто-каштановыми волосами, в дизайнерских солнцезащитных очках.

Норт стряхнул морок воспоминаний и покрепче вцепился в рулевое колесо. Он тяжело и хрипло дышал.

Женщина, которая в музее прыснула духами на Гена.

Он видел уже их прежде – и женщину, и машину. У Центрального парка.

Те же самые? Или просто совпадение? Или она помогала ему удрать?

Зазвонил телефон. Норт не спешил отзываться. Ему казалось, что он вот-вот нащупает ниточку.

– Норт.

На другом конце помолчали, потом раздался голос лейтенанта Хиланда. Он вздохнул, словно сожалея о том, что ему предстоит сообщить, и мрачно сказал:

– Только что звонили из Центральной. Мэнни Сиверио умер.

«Значит, я ему соврал».

Мэнни Сиверио, офицер полиции, кровь которого пролилась на ступени музея. Удар был слишком жесток.

– Когда?

– Пару часов назад.

Норт промолчал. Все изменилось, как только в деле появился первый погибший.

DD-5

10.59

Стены узкого рабочего кабинета Хиланда были из тонкой фанеры и стекла. Словно стенки аквариума, они искажали все вокруг – кривые ряды столов с трех сторон, голубые обои комнаты и приглушенный гул занятых бумажной работой полицейских, с головой ушедших в расследование преступлений. И негде спрятаться.

От всего этого Норт чувствовал себя не в своей тарелке. Будто внезапно оказался в осаде внутри прозрачной башни.

– Похороны в субботу. Ты пойдешь?

– Не знаю. На самом деле я не был с ним знаком.

– Ты пытался спасти ему жизнь.

– Но не сумел.

Хиланд сидел за столом и спокойно, размеренно щелкал степлером, припечатывая листы бумаги. И говорил он так же ровно и размеренно, не поднимая взгляда на собеседника.

– Думаю, тебе нужно пойти.

Норт промолчал в ответ. Это был не приказ, так что Норт мог поступать, как знает. Руководить отделением – это политика. И сейчас лейтенант предлагал политически верный ход. Дальнейшее зависело от решения Норта.

Хиланд оторвался от папки с документами и устало выпрямился. Хрупкое сложение и невысокий рост играли ему на руку в те давние и туманные времена, когда он был еще заместителем начальника. Но он только казался безобидным. На самом деле это был проницательный и дотошный человек.

– Отделение дорожной полиции уже прислало отчет, сколько камер засняло бегство преступника из музея?

– Они говорят, что в их центре ведется запись с восьмидесяти шести камер, по всему городу. Сейчас они совмещают кадры. Но я не удивлюсь, если работающих камер было не больше двух.

– Надеешься на удачу?

– Если там ничего не будет, я вернусь и проверю все камеры в магазинах, которые охватывают часть улицы, и камеры уличных автоматов.

Хиланду не понравилась эта идея.

– Слишком много работы.

– Думаю, мне нужны только камеры на углу Восемьдесят первой улицы и Центрального парка,– осторожно промолвил Норт.– И камеры вокруг Адской Кухни.

– Уже что-то накопал?

«О чем это он?»

– Кое-что. Криминалисты работают с маслом и следами протектора.

Хиланд снова погрузился в бумаги. Он листал страницу за страницей – и написанные от руки, и распечатки,– аккуратно складывая их в стопочку.

– Здесь ничего нет.

– Я обнаружил их только вчера.

– Напишешь DD-5.

DD-5? Так назывался отчет, который детектив пишет в ходе следствия, рапортуя о проделанной работе.

«Но еще неделя не прошла!»

– Ты серьезно?

– Шесть месяцев на DD-5 – слишком много для убийства. Тем более убийства полицейского.

Хиланд хотел знать, что уже сделано, причем немедленно.

Мысли Норта начали путаться.

«Надо разобраться».

– Почему ты распоряжаешься тем, как мне нужно работать?

– Вот тут целая комната твоих коллег. Привлеки их. Работать над убийством в одиночку – безответственно.

– Это угроза?

– В некотором роде. Если я не смогу доказать, что ты справишься с делом, это тут же заметит твой старик. Так что завтра утром принесешь DD-5.

«Старик?»

Из этой темноты не было выхода.

– Я говорил с Мартинесом.

– А ему что за дело?

– Он хочет помочь.

– У него уже есть партнер.

– Он знал Мэнни. Он готов уделить расследованию свободное время, чтобы поймать ублюдка. Это не партнерство, просто он прикроет тебе спину. И это хорошо.

– Для кого? – буркнул Норт, вставая.

11.37

Нэнси Монгомери, секретарша, передала Норту его факсы, записи телефонных звонков, сводки и письма.

– Звонил Эш. Сказал, что они работают над флаконом из-под духов. А велосипед, на котором ты догонял преступника, возвращен хозяину.

– Он не упомянул когда?

– Нет.

Норт вздохнул.

– Этот велосипед тоже нужно проверить.

– Я могу этим заняться,– сказал Винсент Мартинес.

Он еще не получил значка – золотого щита. Ему было двадцать шесть лет, и три года из них он проработал детективом. Он знал свое дело. Норту показалось, что парень очень серьезно и искренне относится к работе. Странно.

– Ты уверен?

Мартинес, одетый в недорогой, но хорошо сидящий костюм, стоял у карты города, рядом с которой были пришпилены фотографии Гена. Он успел проследить каждый шаг преступника, каждое движение.

– Легко. Я хочу этим заняться. Работа для мальчика на побегушках.

– Спасибо,– ровным голосом откликнулся Норт.

Но Нэнси еще не закончила докладывать о касающихся его событиях.

– Кстати, тебя ожидает посетитель.

«Что-то новенькое!»

– Кто?

– Психиатр. Звонил тебе много раз. Наконец устал и отвалился.

«Психиатр?»

У Норта мороз пошел по коже. Неужели Бейли сообщил что-то в Гудзонский музей?

– О чем он говорил по телефону?

Нэнси сунула ему пачку записок. Норт наскоро пробежал их глазами.

«Не мучают ли кошмары?»

У него потемнело в глазах.

«Что это значит?»

Норт снова прочитал эти страшные слова, потом попытался собраться с мыслями.

– У него были какие-нибудь документы?

– Спроси сам, он до сих пор ждет внизу.

– Может, мне спросить? – подхватился Мартинес.– Ты при исполнении, с тобой не должны встречаться все кому не лень. Пусть попрыгает по инстанциям.

– Нужно с ним поговорить,– не поддержал его предложение Норт.

– Вот и поговорим.

Мартинес вышел.

Норт проследил, как он подошел к человеку в возрасте, который достал из вытертого кожаного портфеля листок бумаги и протянул его полицейскому. Две сотни слов – и вся жизнь. Рука старика взволнованно дрожала.

Норт никогда прежде не встречался с этим человеком, но старик знал о кошмарах, а значит, знал о детективе больше, чем сам Норт.

Мартинес зачитал вслух с распечатки резюме:

– «Уильям Портер, шестьдесят два года».

Норт отобрал у него листок и принялся читать сам. Портер оказался англичанином. Он уверял, что учился медицине в Лондонском университете, а степень доктора психиатрии получил в Оксфорде. Недавно ему дали грант для исследований в организации под названием ОИИ – Отдел индивидуальных исследований,– которая, в свою очередь, состоит под патронажем университета Виргинии.

– Думаешь, он настоящий доктор?

– В резюме каждый может написать все, что ему угодно.

– Мучают ли кошмары? Что он хотел этим сказать? Тебе это ни о чем не говорит?

«Кошмары!»

Норт не собирался откровенничать.

– Может, он просто свихнулся на работе? Почитал газеты. Я думаю, это один из тех придурков, которые вечно суют свой нос куда не просят. Наверное, придется выкинуть его на улицу.

Норт тяжело опустился на стул.

– Я поговорю с ним.

– Знаешь… у меня есть свободное время… я могу помочь.

– А где твой партнер? – спросил Норт, включая компьютер.

– В отпуске по уходу за ребенком.

«Это многое объясняет».

– У тебя уже есть соображения по данному делу?

«Да, соображений просто масса».

– Ген был не один.

– Не один? – Мартинес даже привстал со стула.

– Поэтому мне нужна экспертиза по велосипеду.

– А чего ты хочешь?

Норт положил резюме Портера на стол – так, чтобы Мартинес мог его видеть. Помолчал некоторое время, размышляя.

«Как бы от него отделаться?»

Он постарался, чтобы голос звучал ровно и терпеливо:

– Рассказывай.

Мартинес, судя по всему, не знал, с чего начать. Глаза затуманились, лицо стало встревоженным.

– Мы с Мэнни – двоюродные братья.

Норт не нашелся, что сказать в ответ. А что тут скажешь?

– Его мать… я видел ее в церкви. И поклялся, что не оставлю этого, докопаюсь до сути. Я знаю, что сложно расследовать преступления, совершенные против членов семьи. Я просто хочу помочь. Я, Мэнни, дядя – мы все полицейские. Семья копов, понимаешь? Как ты и твой отец. Это в крови. То, чем мы занимаемся.

«Семья копов. А что ты будешь делать, если узнаешь, что всю жизнь прожил во лжи?»

– А что у тебя было с преступником?

«Он быстро соображает».

– Ничего.

– Что, это не из-за какого-то старого случая?

– Я его не знаю. Можешь поднять старые сводки за месяц. Его ты не найдешь, мы никогда не встречались.

– Но он назвал твое имя.

– Назвал.

– Может, из-за этого он все и устроил?

«Он что, ищет виноватых?»

– К чему ты клонишь?

– Как-то бессмысленно все. Ген устроил бучу, только чтобы встретиться с человеком, которого не знает?

У Норта уже был припасен ответ.

– Может, он ненавидит копов. Может, ты и прав. Может, он просто назвал первое имя, которое запомнил из газет. Я повидал столько случаев, где смысла не было вообще никакого.

– А что ты думаешь об этом докторе Портере? Может, он был психиатром Гена?

– Проверим.

– Ты подозреваешь кого-нибудь еще? В Нью-Йорке таких докторов полно, тысяч десять.

– У меня есть зацепка. Днем я туда еду.

«И все проверю».

Мартинес сделал пометки в своей записной книжке.

– Хочешь, я заберу твои результаты анализов крови, пока тебя не будет?

«Он уже влез в мои служебные файлы!»

Норта это взбесило. Парень переходил всякие границы. Нельзя было даже трогать служебные файлы без разрешения. Но, похоже, он не виноват. Норт почувствовал хватку Хиланда.

– А еще та женщина, с пульверизатором, или что там у нее было… Я думаю, неплохо было бы отослать пленку экспертам, чтобы они попытались сделать оттуда снимок почетче. Ты потом проверишь его по каталогу.

Ребята из службы технической поддержки уже предоставили хорошие качественные снимки Гена, так что из пленки можно выжать фотографии странной женщины. Норт согласился, что это здравая мысль.

– Что-нибудь еще? – спросил Мартинес.

Придется, похоже, выкладывать. Может, ему еще понадобится помощник.

– Череп.

– Какой череп?

– Вот именно. Свидетели заверяют, что Ген успел вытащить из витрины древний череп. Говорят, что именно череп его разволновал, он даже заплакал. Но череп пропал. Он не числится среди улик.

– Преступник забрал его с собой?

– Я бы заметил. Думаю, что один из музейных работников чего-то напутал, но точно не скажу. Нужно будет поговорить с ними.

Молодой полицейский сделал запись в блокноте. Он заполнил уже весь листок.

– Это все?

Норт призадумался.

– Ты же работаешь над другими происшествиями, да?

Мартинес вскочил со стула.

– Ага. Не беспокойся, я не стану путаться у тебя под ногами.

Допрос

12.01

У Норта не было ни времени, ни денег, чтобы наведаться в альма-матер Портера, но не мешало бы проверить его документы. Детектив вышел в интернет и зашел на сайт УМИ – университетских микрофильмов. Здесь в открытом доступе хранились газеты, книги, периодика и диссертации.

Сведения в базу данных вносились в произвольном порядке, но тщательно и регулярно начиная с 1980 года. Если Портер действительно был доктором наук, его диссертация должна была найтись. А за тридцать долларов Норт мог даже купить копию.

Правда, Норт ничего покупать не собирался. Ему хватило бы того факта, что диссертация существует.

Уильям Портер значился в одном из списков. Оксфорд, 1972 год. «Абреакция, память и иллюзии».

«Абреакция? Это что такое?»

Норт залез в поисковую систему «Гугл» и узнал по словарю значение слова. Результат неприятно поразил детектива.

Он снова перечитал резюме Портера, особенно раздел про его последнее место работы. По Отделу индивидуальных исследований не было никакой контактной информации, но телефонные номера виргинского университета в справочнике отыскались. Пока его отсылали и передавали по коммутатору на другие номера, Норт чертил на бумаге каракули, дожидаясь ответа. Он знал, что близок к цели.

Наконец пришел ответ. Да, доктор Портер был приписан к этому отделению. Но сейчас он не получает дотаций.

Почему не получает?

А потому, что он перестал присылать публикации. У него было несколько лет на исследования, но он ими не занимался.

Научные работники, которые манкируют своими обязанностями, не получают дотаций от университета.

Норт сделал пометку в блокноте. Итак, у Портера есть тайны. Он спросил, не практикует ли доктор в настоящее время где-нибудь, например в Нью-Йорке?

Нет, последовал быстрый ответ, насколько им известно, он продолжает исследования, но на Ближнем Востоке.

«Ближний Восток?»

– Любопытно, а в какой области специализируется Отдел индивидуальных исследований?

Судя по голосу в трубке, собеседник был несколько удивлен.

– Мы – ведущий национальный центр по исследованиям возможности прошлой жизни.

– Вроде тех, кто думает, что они были Марией-Антуанеттой? И что, есть какие-то доказательства?

– Не обязательно Марией-Антуанеттой, но вы бы удивились…

«Мучают ли вас кошмары?»

12.36

Норт хотел поговорить с доктором наедине. Он не знал, пойдет ли разговор о нем лично или о недавнем преступлении, но не рвался беседовать на глазах у всех своих коллег. Устроившись в комнате для допросов, под тусклой лампочкой – самой маленькой, какая только отыскалась,– Норт приступил к вопросам.

– Вы психиатр?

Порт сложил руки на деревянном столе.

– Да.

«Ты знаешь, что со мной происходит?»

– Прежде вы были доктором медицины?

– Я был доктором в течение шести лет, пока не изменились обстоятельства.

– Какие обстоятельства?

По лицу доктора пробежало облачко тревоги, четче выделив приметы возраста. Поглощенный своими мыслями, он, видимо, не ожидал такого вопроса, потому замялся на пару мгновений.

– У меня умерла жена.

Портер печально улыбнулся, и Норт понял, что доктор до сих пор терзается мучительным чувством вины. Эта часть души таилась от взоров окружающих. Хотя и являлась самой важной. Словно постоянно смотришься в зеркало.

– Я понимаю, что это выглядит странно.

Норт постарался, чтобы голос звучал отстраненно.

– Люди читают газеты. Им приходят в голову разные мысли. Я ничего не могу с этим поделать.

– Не следует насмехаться над старым человеком, детектив.

– У меня нет ни времени, ни желания, чтобы насмехаться.

– Я не собираюсь тратить ваше время попусту. Я пришел, чтобы помочь.

«В том-то и загвоздка».

– Кому помочь?

– Вам, конечно.

Норт начал понимать.

– По поводу кошмаров?

– Да.

– У меня нет кошмаров.

– Я вам не верю.

Портер, видимо, был убежден в своей правоте. Но что-то дрогнуло в его лице, когда он увидел, что Норт положил на стол свой черный блокнот.

«Неужели он хочет стащить мои рабочие заметки? Он что-то задумал ».

Детектив призывно постучал кончиком ручки по обложке блокнота, после чего взял заранее заготовленный лист с послужным списком доктора.

– Насколько я понимаю, вы считаете, что у Гена абреакция. Верно?

– Да.– Голос Портера взволнованно дрогнул.– Я должен спросить: вы действительно понимаете, что такое абреакция?

Норт выдал определение из сетевого словаря, самоуверенно надеясь, что запомнил все правильно:

– Конечно. Спонтанное освобождение напряжения от подавляемых эмоций, вызванных несовместимостью множественных личностей в человеке… что-то в этом роде.

– В Соединенных Штатах существует не так много случаев настоящих проявлений множественности личностей. Вы когда-нибудь задумывались, с чем мы имеем дело?

– Не нужно говорить «мы», доктор Портер.

– Вы догадываетесь, куда я клоню.

– Мне часто приходится строить догадки.

– Мы живем в очень печальном мире.

«Он что-то скрывает».

– Это реальный мир. Позвольте открыть вам один секрет. Исходя из моей профессии, люди делятся на два типа. Те, которых поймали, и те, которые ждут, что их поймают. К какому типу принадлежите вы?

Портеру определенно не понравился этот вопрос. Едва ли он ожидал подобного разговора, когда так настойчиво стремился встретиться с детективом. На его губах появилась слабая улыбка.

– К тому, который состоит под защитой британской короны.

Норт промолчал. Пусть Портер попробует плыть против течения, помогать ему он не станет.

– Абреакция прогрессирует. На первой стадии она проявляется на уровне воображения – в грезах и ночных кошмарах.

На лице Норта не дрогнул ни один мускул. Он не собирался давать собеседнику подсказок.

– Вскоре абреакция начинает проявлять себя. Больной принимается выплескивать свои переживания на бумагу — записывать или рисовать. После чего состояние усугубляется, принуждая больного действовать.

– Действовать? Он начинает вести себя, как сумасшедший?

– Это похоже на сумасшествие. Больной не знает, что все происходящее на самом деле не существует. Галлюцинации слишком реалистичны. Но его состояние не является безумием. Больной разговаривает с людьми, которые давно умерли. Его переживания и словарный запас соответствуют временам, к которым возвращает его память. С его точки зрения, он заново переживает прошлую жизнь.

– А при чем тут воспоминания?

– Абреакция будит воспоминания о прошлых жизнях и эмоции, связанные с ними. У больного наступает состояние дезориентации и смятения.

Норт неуверенно поерзал на стуле.

– Вам это знакомо,– утвердительным тоном продолжил Портер.

Голос его был резким и ясным.

– Занятно.

– Именно это Ген и делал.

Норту уже приходилось разговаривать с психиатрами – все-таки он жил в Нью-Йорке.

– У него мог быть бред как следствие шизофрении.

– На первый взгляд так может показаться,– невозмутимо ответил Портер.

– Может, так и было на самом деле?

– Для чего человеку, у которого бред, носить с собой препарат, усугубляющий его состояние?

«Он знает, что было в шприце? Или это блеф?»

– Продолжайте.

– Бредовое состояние наступает редко. Это игры воображения. Абреакции встречаются гораздо чаще. Люди внезапно обретают навыки, которыми прежде не владели, говорят на языках, которые не изучали. Это следствие воспоминаний, а не фантазии.

Портер помолчал, а потом спросил:

– Разве вас не удивляет, что Ген был так расстроен черепом, найденным в музее? А что, если он был знаком с этим человеком?

Норта поразило, что доктор знал о случае с черепом.

«Чепуха».

– Черепу тысяча лет!

– А почему он ехал по городу на лошади, не используя стремена? В седле он держался уверенно. Судя по всему, он – умелый наездник.

– Значит, он занимался джигитовкой. А может, вырос в цирковой среде.

– У вас есть основания так думать?

– Да уж побольше оснований, чем считать, что он вспомнил прошлую жизнь.

Слова Норта повисли в воздухе, разделяя обоих собеседников. Но Портер, который уже раскрыл карты, не мог остановиться.

– Тогда почему с вами происходит то же самое?

Настала очередь Норта молчать, терзаясь чувством вины.

Кровь стучала в ушах, заглушая разумные и хладнокровные мысли.

Портера нужно допросить. Его мог подослать Ген, чтобы узнать, как продвигается следствие. Все сказанное – вранье. Он ведь ничего не знает об этом человеке.

«Я должен быть осторожным».

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

Портер был неколебим. Заметив неуверенность детектива, он убедился, что идет по верному пути. Доктор вынул из портфеля газету и зеленый блокнот. Газета оказалась сложена так, чтобы была видна фотография – Норт и Ген сражаются во дворе у мусорных баков. Портер положил ее на стол.

– Вам ввели тот же препарат, какой использовал этот человек. У вас в ноге видна игла для подкожных инъекций.

Норт бросил взгляд на фотографию. Эти сведения не поступали в газеты. Детектив отказался комментировать заявление доктора.

– Я знаю, что с вами происходит,– наклонившись вперед, промолвил психиатр.– Знаю, потому что сам через такое прошел. У Гена это началось чуть раньше. Не нужно стыдиться. Очевидец из «Нью-Йорк пост» говорит, что слышал, как полицейский кричал, что за ним гонится бык. Вам казалось, что на вас бросился бык.

Норта охватил страх.

– Он ошибся.

Портер раскрыл блокнот. Полистав страницы, он показал детективу картинку, нарисованную много лет назад.

Бык!

Норт отшатнулся.

– Узнаете?

Он пожирает его изнутри. Бык. Карандашный набросок был до того знакомый, словно Норт нарисовал его собственной рукой.

– Мне было семь лет, когда Бык пришел ко мне.

Портер сунул блокнот в руки детектива и заставил его пролистать пожелтевшие страницы, заполненные рисунками и неровными рядами записей. Строчки были написаны разными чернилами. И на разных языках.

По лицу Норта доктор увидел, что тот узнает картинки. Он бросил взгляд на блокнот детектива.

– Вы уже ведете записи в своем черном блокноте?

Норт не ответил. Бык овладел им и не хотел отпускать.

Бык!

«Выстави этого человека за дверь. Прямо сейчас».

Норт захлопнул зеленую книжицу и бросил Портеру через стол.

– Не хочу на это смотреть.

Ручка плясала в дрожащих пальцах, выбивая по столешнице тревожную и нервную дробь.

– Нет-нет, я так не думаю.

Портер полез в карман и выудил ручку. Он записал номер своей комнаты в «Пенсильвании» на обороте визитки, положил ее на стол и передвинул поближе к Норту.

– Представьте, каково мне было это пережить в семь лет. Реальность раскалывается на части, сводя с ума и сбивая с толку. В кошмарах вам снится, что вы занимаетесь сексом с собственной матерью. Страх и всепоглощающее чувство вины терзают вас, потому что там, во сне, вы чувствовали, что вам это нравится.

– Замолчите!

– Не нужно винить себя. Это не ваши воспоминания. Это память вашего отца.