Текст книги "Троянский конь"

Кровь

Вторник, 8.32

– Как вы себя чувствуете?

«Что же сказать в ответ?»

Норт грузно опустился в черное кресло и поправил смятые манжеты рубашки. Он был рад, что его доставили в частную клинику, а не в забитую приемную городской больницы. Он знал, каково там: отец раз в месяц ходил в кардиологию. Левайн был молод, предупредителен и по крайней мере искренен.

Норт оцепенело помолчал, склонив голову в растерянности.

– Я плохо сплю.

Детектив понимал, что это заявление мало что объясняет, но рассказывать, что происходит с ним на самом деле, было выше его сил.

Левайн перетянул черным латексным жгутом плечо пациента, чтобы увеличить кровяное давление в венах, и протер спиртом сгиб локтя.

– Мы ждали вас пораньше.

Норт ничего не мог добавить даже после этой деликатной просьбы объясниться. Он хотел, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы жизнь снова вернулась в свою колею, такую привычную и обыденную. Ему вовсе не хотелось глубже вникать в призрачный и пугающий мир кошмаров. И тем более обсуждать в подробностях все, что там с ним происходило.

– Они уже сказали вам, что было в той штуке?

«В шприце».

Норт покачал головой.

– Нет.

– Жаль.

Левайн взял стерильную иглу. Примерил ампулы разных размеров и цветов – красную, зеленую. Остановился на сиреневой. Вставил ее в шприц и вогнал иглу Норту в вену.

Ампула тут же начала наполняться густой темной кровью. Сквозь стекло она казалась вязковатой и блестящей.

– Буду с вами откровенным.

«Это хорошо».

– После тестов нельзя будет сразу определить, не заражены ли вы ВИЧ. Поэтому сразу брать вас в оборот не имеет смысла. Понятно, чем скорее мы получим результаты, тем лучше для вас. В противном случае придется вас снова проверять, уже попозже.– Левайн заглянул в записи.– Обычно хватает семи миллилитров, но, к сожалению, пришел запрос из ГУМК на идентичный образец.

Норт не доверял никому из Главного управления медицинской комиссии, особенно в анализе крови. Они каждый день ковыряются в трупах. Мертвое тело не будет жаловаться, если что-то пойдет не так. Что бы ни засело в его крови, он не позволит проверять его тому, кому не доверяет.

Левайн взял другую ампулу и вставил на место уже заполненной. Она тоже начала наливаться кровью. Доктор принялся делать записи на ярлычках и в журнале.

– У вас А или В?

– Не понял вопроса.

– Группа крови. Ничего страшного, многие не знают, какая у них группа крови.

Норт покопался в памяти.

– Группа 0. Первая, положительная.

Карандаш Левайн завис над листом бумаги.

– Вы уверены?

– Уверен,– пожал плечами Норт.– А что?

Левайн помялся, не решаясь продолжить записи. Потом сунул карандаш в нагрудный карман белого халата и снова принялся менять ампулы. Когда заполнилась четвертая, он вынул иглу и приложил к ее следу ватный тампон.

– Так, придерживайте его пальцем. Подержите так пару минут.– Норт придержал, пока Левайн расставлял по местам ампулы с образцами его крови.– Хотите отвезти их сами или позволите нам их переслать?

– Отвезу. Чтобы потом не было сомнений, что их подменили по пути.

– Тогда я их сейчас упакую.

Левайн вышел из комнаты, оставив детектива наедине с его тревожными думами.

«Какое отношение ко всему этому имеет группа крови?»

Он приподнял ватный тампон: кровь еще сочилась. Норт снова прижал тампон к ранке и поднялся на ноги. За окном бушевала гроза, свинцовые тучи никак не желали расходиться.

Кто такой Ген? И где он сейчас?

На стене тикали часы. Восемь сорок три.

Вернулся Левайн, зарывшись с головой в какие-то медицинские записи.

– У вашего отца была группа AB, не так ли?

Норт решил наконец проявить нетерпение.

– Послушайте, я, конечно, ценю ваше внимание, но мне пора идти.

Левайн, казалось, не слушал его.

– А у матери – группа А.

Норту ничего это не говорило.

– Может, присядете?

– Со мной все в порядке.

Левайн замялся. Под упрямым взглядом Норта он явно чувствовал себя неловко, взвешивая про себя какие-то решения.

– Вы никогда не думали о тесте на отцовство?

– Для кого? – выпрямился во весь рост детектив.

– Для вас.

– Не понимаю,– покачал головой Норт.

– Видите ли,– не унимался Левайн,– не хочу запутывать вас научными подробностями, но у родителей с группами крови А и AB никогда не может появиться ребенок с группой 0.

Левайн склонился над пакетиком, в который он осторожно укладывал ампулы с образцами крови для ГУМК. Ему было трудно подобрать подходящие слова.

– Мне жаль, что я первый вам говорю об этом, но вы должны быть в курсе, это ведь ваша медицинская карточка. У вас нулевая группа крови. А значит, один из ваших родителей – вам не родственник в биологическом смысле. Судя по всему, ваш отец.

Норт отвернулся и выбросил ватный тампон в контейнер.

– Чушь!

– Вы должны поговорить с ними.

Норт призадумался, крепко призадумался. Теперь он смотрел на мир совсем другими глазами, и это страшное место ему все меньше нравилось.

«И что мне это даст? Что я буду делать потом?»

Он вышел из медицинского центра «Ямайка» и попал в объятия проливного дождя. Полез за ключами от машины – синей «лумины» девяносто четвертого года выпуска. Где же он ее припарковал?

«Я сейчас закричу».

Упругие струи дождя разбивались о крыши соседних машин на парковочной стоянке, создавая из брызг туманную пелену, за которой ничего не было видно. Норт шел вдоль рядов, разыскивая свою машину. Он припадал на раненую ногу, которая отзывалась резкой болью. Все мысли спутались в клубок.

«Вот она».

Ключ поворачивался туго, ручка двери была потертой. А саму дверь не мешало бы смазать. А еще в салоне воняло застарелым потом и запахами еды. Норт предпочел бы «импалу», но работники гаража не оставили ему выбора.

В ярости он швырнул пакетик с образцами крови на пассажирское сиденье и некоторое время сидел, тупо слушая дождь. Пришло долгожданное опустошение, но оно не смогло приглушить эхо ночных кошмаров, яркое и пронзительное. Его мать. Похоть.

«Я был в ней, живой и настоящий».

Он поправил зеркальце заднего обзора. Зеркало! Норт вспомнил, что на пике страсти он посмотрел в зеркало, висевшее напротив, и не узнал искаженного в экстазе лица. Это был он, во плоти, но словно бы в маске.

Это было не его лицо. И не лицо отца. Но чье же?

«Я – проклятие Сатаны».

9.56

Двадцать минут на поиски стоянки. Кому взбрело в голову прикрепить все отделение дорожной полиции к старой больнице в Квинс, где нет приличных парковочных стоянок?

Сюда, на Ямайка-авеню, везли на анализ улики со всех пяти районов Нью-Йорка, поэтому в здании обычно толпилось много народа. К тому же больницу окружали несколько государственных учреждений – администрация социальной безопасности, три здания суда и транспортное отделение; все обочины были запружены машинами государственных служащих.

Норт сунул пакетик с ампулами под приборную панель, туда же положил свою карточку и блокнот. Пиджак он забыл дома. Зонтика у него никогда не было. Норт промок до нитки, но даже не заметил этого.

Толстая пачка глянцевых фотографий, приложенных к аккуратно распечатанным листам предварительного отчета, производила гнетущее впечатление.

На стеклянных осколках в музее остались отпечатки пальцев, разной степени четкости, ста сорока трех человек.

Всех их прогнали через автоматическую идентификационную систему. Все дали отрицательный результат. Среди тех, кто касался витрин, не было ни одного преступника.

– Значит, у нас не все осколки стекла. Где остальные?

Эш, который занимался уликами, собранными в музее и на задворках магазинчика, был немолодым человеком с характером созерцательным, но твердым.

Он провел Норта в один из кабинетов за перегородкой, с любопытством поглядывая на то, как детектив прихрамывает.

– Осколки со следами крови направили сразу в ГУМК. Что с тобой?

– А, повредил колено.– Норту не терпелось взяться за отчет.– Вы нашли обрывки ткани? Но они могут быть от чего угодно.

– Это египетский хлопок.– Эш налил себе кофе, добавил в чашку сахару и молока.– Если хочешь, угощайся.

Норт не слушал его.

– Ну и что с того?

– Этот хлопок импортируют. Это лучший на свете хлопок, который можно купить за деньги. Есть немного магазинов, которые продают одежду из такого хлопка. И, поверь мне, это очень дорогие магазины.

– Какую одежду? Футболки?

– Может быть. Но египетский хлопок чаще используют для пошива дорогого постельного белья.

– Значит, этот парень не дурак поваляться в койке.– Норт не стал углубляться в эту тему.– ГУМК сейчас проверяет меч в серологии, а шприц – в токсикологии. Вы сделали снимки с них?

– Конечно, первым делом. Они на шестой странице. У тебя что-то с почтой, раз ты до сих пор не читал отчет? Если бы ты не удрал так быстро, мы бы передали его тебе по факсу.

– Я живу неподалеку.

– Значит, так. Мы сняли два набора отпечатков со шприца. Один сразу отправили на идентификацию. И нашли один отпечаток большого пальца на мече. Отправили на идентификацию тоже, он соответствует отпечаткам на шприце.

– И кого по ним нашли?

– Тебя.

У Норта мурашки побежали по спине. Что же случилось? Проснувшись сегодня утром, он обнаружил, что все улики указывают на него.

Отпечатки пальцев полицейских есть в компьютере, и обычно их не учитывают при расследовании. В нынешнем деле даже следовало ожидать, что они окажутся на уликах. Но что-то было не так, что-то было странным.

В отличие от остальных полицейских отделений работники нью-йоркского следственного отдела трудились на детективное бюро и не были обычными специалистами. Они были полицейскими, и они доверяли интуиции. Эш достаточно хорошо знал Норта, чтобы понять: его что-то не устраивает.

– Джим, почему ты вцепился в этот случай?

Норт не ответил.

– Никто не погиб. Ты спас ребенка.

– Люди пострадали, они в больнице. Четверо гражданских. И двое наших, одному из которых перерезали глотку. Хочешь, чтобы мы про них забыли, бросили их? В следующий раз эта сволочь еще кого-нибудь убьет.

– Я не призываю их бросить. Разве я так сказал? Но прошло уже три дня, а любой след исчезает за пару дней. Преступника ищи-свищи. Неужели ты во всем винишь только себя? Этот парень мог уже проехать полстраны… даже полмира.

В груди у Норта начала подниматься волна раздражения. Он не мог объяснить, что обуревало все его существо.

– Позволь мне самому заниматься тем делом, каким я хочу!

Да, в его сердце поднималась страстная жажда мести – чувство, которому нет места в его профессии.

– Кто они? Те двое полицейских?

– Мэнни Сиверио и Эдди Конрой.

Норт так быстро назвал имена, потому что все утро разыскивал фамилии потерпевших. Слишком сильно давило на него чувство вины.

– Ты их знал?

– Нет,– пожал плечами детектив,– они были из Центрального парка. Но разве это что-то значит.

Последняя фраза была не вопросом, а утверждением.

На лице Эша отразился упрек.

– Знаешь, когда твой отец служил у нас, он, бывало, говорил мне…

Норт не собирался выслушивать эти воспоминания. Сунув рапорт под мышку, он встал.

– Сделаешь мне копии с пленок службы наблюдения музея?

11.03

Норт сидел на втором этаже Главного управления медицинской комиссии (Первая авеню, 520) и следил за каплями дождя на стекле обычного окна. Стекло чуть искажало вид серой беспросветной улицы, по которой спешили по своим делам пешеходы и водители в машинах.

Потом Норт устроился за столом и начал заполнять следственную анкету на свои образцы крови. Такую анкету положено было составлять на каждую улику. Полиции приходилось следить за уликой начиная с момента изъятия и до предъявления ее на суде. Все, что касалось вещественных доказательств, было очень важным. Кто нашел улику? При каких обстоятельствах? Подробности обнаружения тщательно заносились в анкету. Знали ли нашедшие, что вещь станет уликой, или им пришлось вернуться на место преступления и потом уже подобрать ее? Требовалось упомянуть все случаи, когда вещественное доказательство кто-либо трогал или исследовал. Нужно было на будущее пресечь любые попытки защиты доказать, что улику могли подменить в ходе расследования.

Детектив работал методично и аккуратно, а в голове у него звучал голос Эша: они нашли отпечаток большого пальца на мече.

«Я не трогал меч. Я отбросил его ногой. Откуда там мой отпечаток?»

В комнату заглянул Дэн Шеппард, один из экспертов-криминалистов отделения судебной медицины. В руках у него была пачка фотографий, которые хотел посмотреть Норт.

– Знаешь, на это уйдет примерно неделя. Мы не можем дать ответ за какие-то три дня.

Норт собрал в стопку все листы анкеты.

– Это важно.

– Каждое дело важно само по себе.

Шеппард протянул ему фотографии, а сам с нескрываемым интересом уставился на голову Норта.

– Что такое? – спросил тот.

– Можно? – Шеппард достал из кармана холодные металлические щипцы и выдрал несколько волосков из шевелюры Норта, после чего спрятал добычу в маленький белый конверт.– То, что попало в твою кровеносную систему, могло уже быть выведено оттуда. Поглядим.

Норт потер голову.

– Надеетесь что-нибудь отыскать? Три дня прошло.

– Возможно. С одними веществами организм справляется быстрее, с другими – нет. Бензодиазепины, вроде либриума или валиума, остаются в организме в течение тридцати дней, например. Каннабинолы, а по-простому – травка, на девяносто дней. Ты говорил, что это вещество дало какой-то психотропный и галлюциногенный эффект. Псилоцибин – грибочки, ЛСД и МДМА – могут оставаться в организме от трех до пяти дней. Если что-то есть, мы это обнаружим.

– А вы знаете, что нужно искать? Вы уже проверили содержимое шприца?

– Не-а.

Шеппард любил иногда давать краткие ответы без объяснений. Видимо, это доставляло ему определенное садистское удовольствие. Норт не стал возмущаться. Просто заметил:

– Мне нужно, чтобы вы это сделали.

– Ну, придется долго ждать. Потому что мы это делать не будем.

Значит, это не шутка. И снова зазвонили тревожные звоночки.

– Почему?

– Слишком рискованно,– пожал плечами Шеппард.– Кто знает, что там внутри? Не хотелось бы, чтобы кто-то из моих ребят подцепил заразу. Поэтому мы не будем проверять содержимое. Можешь, конечно, обратиться в частную лабораторию, но я сомневаюсь, что они захотят связываться. А ФБР просто не станет возиться с твоим случаем. Поэтому я попросил тебя принесли кровь, мочу и волосы на анализ. Кстати, а где образец мочи?

Норт выудил из пластикового пакета бутылочку и поставил на стол.

– Мне нужно всего десять миллилитров. А здесь целая пинта.

– Иди в задницу.

Шеппард потянулся за пакетом и завернул бутылочку в него, держа все это на вытянутой руке.

– Ладно, остальное вылью.

И направился к двери, жестом призывая Норта идти следом.

– Лаборант сейчас занят, придется самому возиться с твоей мочой. Не хочешь взглянуть на фотографии? Там есть и твой шприц.

– А что, он такой необычный?

Лицо Шеппарда озарилось предвкушением.

– Да, в тебя воткнули выдающийся, в некотором смысле, предмет.

Норт просмотрел пачку фотографий. Шприц был заснят в натуральную величину, а рядом с ним для сравнения лежал обычный шприц. Предмет, которым Норту ввели непонятно что, был гораздо больше обыкновенного, и с обеих сторон стеклянной капсулы находились инкрустированные серебряные кольца.

– Смахивает на ветеринарный инструмент, которым медики усыпляют собак.

– Круче! – Шеппард придержал дверь, чтобы Норт мог войти.– Это антиквариат. Такими шприцами врачи не пользуются уже лет сто.

– Откуда ты знаешь? – поразился Норт.

– Я когда-то работал с доктором Уиллоуби в медицинском центре Нью-Йоркского университета. Он собирал всякие любопытные медицинские штучки. У него был даже отдельный кабинет, забитый экспонатами.

– Думаешь, этот шприц могли украсть?

– Либо украли, либо преступник сам их коллекционировал. Шприц, музей. Этот парень явно неравнодушен к древности. Его прямо-таки тянет к старинным вещам.

Две вещи не подходили под определение «древние», но Норт решил об этом промолчать. Это уже что-то. Но почему шприц антикварный?

– Я могу поговорить с Уиллоуби об этом деле?

– Можешь, если увлекаешься спиритизмом. Он умер года два тому назад.

Норт вычеркнул имя из записной книжки.

– А где, по-твоему, я могу найти что-нибудь подобное?

Шеппард на миг призадумался.

– Едва ли есть антикварное лавки, торгующие такими вещами, но наверняка можно найти парочку специализированных магазинов.

– А что это за буквы выгравированы на серебре? ГГБ.

– Понятия не имею, но коллекционеры наверняка в курсе.

Они зашли в одну из лабораторий в конце коридора. Шеппард повертел головой и радостно вручил пакет с бутылочкой одной из молоденьких лаборанток.

– Это образец мочи детектива Норта.

Девушка взяла пакет и посмотрела на Норта, прежде чем он успел отвернуться. Она улыбнулась. Норту ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.

Шеппард двинулся дальше.

Его кабинет многое говорил о хозяине. Одна стена завешана дипломами и академическими наградами. Стол завален стопками книг, журналов, брошюр и фотокопий. У компьютера громоздились баночки с витаминами и аспирином. Доктор работал на износ, и работка у него была та еще.

Шеппард обогнул стол и рухнул в большое кожаное кресло.

– На мече мы нашли четыре разных образца крови. Со стекла сняли образцы кожи, волос и крови. Мы еще не успели прогнать их через ОСИД, но когда сделаем, напишем рапорт.

ОСИД, Объединенная система индексов ДНК, являлась национальной базой данных ДНК в ФБР. Часто бывало, что в ОСИД на человека были данные, а в автоматической идентификационной системе не было отпечатков пальцев, и наоборот.

Норт не стал входить в кабинет, остался подпирать косяк двери. Ему не хотелось задерживаться здесь. Он чувствовал себя не в своей тарелке. На самом деле ему сейчас вообще нигде не хотелось быть.

– Эш сказал, что вы сняли мои отпечатки пальцев с меча.

– Да, что странно. Понятия не имею, как ты ухитрился их оставить. Может, ты лишь слегка коснулся оружия, но наши приборы сняли отпечаток. Одна из маленьких загадок жизни.

14.38

Рабочая атмосфера в четвертом полицейском участке была не для слабонервных – грубая и жестокая реальность расследования преступлений. Когда Норт раздраженно швырнул толстый том «Желтых страниц» на край письменного стола, в шумной и яростной толкотне общей комнаты этот хлопок был едва слышен.

Отделение являло собой врата в параллельный мир – грязный, гротескный, неустроенный мир, скрывающийся за внешней оболочкой приличий. Он требовал дани, которая ему и выплачивалась. Норт чувствовал себя здесь одиноким, словно заключенный в камере, но на самом деле каждый работник полицейского отделения был одинок. Норт представлял собой облачко злости в центре бушующего урагана.

Он открыл папку и хаотически разложил фотографии по столу, создав странный коллаж в порядке, который ему подсказала интуиция. Так лучше думалось. Лишь он один мог разобраться в этом порядке, им руководил инстинкт, какое-то нутряное чувство. И чувство подсказывало, что в деле есть несколько упущений.

Он вытащил из кучи изображение шприца и прислонил фотографию к телефону, одновременно скользя пальцем по адресам справочника. Потом окинул взглядом остальные фотографии. И написал: «Череп?» Норт помнил, как Брудер из Центрального парка заявил, что очевидец сообщал, будто Ген держал в руках какой-то череп. В списке улик череп не значился.

Норт пошелестел фотографиями и разложил их в другом порядке.

Потом вернулся к справочнику. Там были адреса и номера телефонов всех антикварных магазинов города. Сперва он позвонил на аукцион Кристи. Ему выдали пару имен, после чего быстренько повесили трубку. Так продолжалось в течение получаса. Удалось вытрясти еще несколько фамилий. Он занялся проверкой. Некоторые магазины переменили адреса. Другие антиквары отошли от дел и больше не занимались древностями. Выяснить подробности о старинном шприце оказалось делом не из легких.

Норт снова поменял фотографии местами.

А потом кто-то упомянул фамилию, которая обнадеживала: антиквар Самуэль Бейли занимался экзотическими предметами. Он мог знать, что означают буквы на шприце.

Норту пришлось звонить дважды. Рабочий телефон ничего не дал. Там сказали, что ничего не слышали об антикварном магазине «Челси» на Двадцать пятой улице с ноября прошлого года. Норт позвонил по другому номеру. У Бейли там был еще один магазинчик, но хозяйка дома заявила, что Бейли не платит за аренду и она подумывает, не подать ли на него в суд.

– А он сейчас у себя?

– Нет.

– Вы не могли бы попросить его перезвонить мне?

– Я не могу заставить его позвонить хотя бы мне!

Женщина была раздражена, но не сверх меры.

Норт предложил записать его номер телефона, а собеседница уже шелестела какими-то бумажками.

– Вот,– сказала она.– Это его адрес. Ручка при вас?

Детектив повесил трубку и вскочил на ноги. Он снова перебрал фотографии.

«Чего же не хватает?»

А как Гену удалось уйти?

«Машина!»

16.13

Темные тени дворников, неустанно скользящих по ветровому стеклу, походили на призрачные палочки дирижера.

Норт держал в руке мобильный телефон, и на экране светился номер родителей. Можно было звонить. Но что он скажет? Не может же он просто спросить: правда, что отец – не мой настоящий отец? Палец завис над кнопкой вызова.

«Нет. Не сейчас».

Норт вглядывался в улицу перед «Местом встряски» через призму воспоминаний. События того рокового дня прокручивались, словно ролик, на полотне залитой дождем Адской Кухни.

Ни в одном рапорте не упоминалась машина, в которой скрылся преступник.

«Но мне она не почудилась».

Они обыскали все закоулки. Но даже патрульный, который побежал вслед за детективом, не видел и не слышал подъехавшей машины.

Норт вбросил в рот пластинку жевательной резинки. От привычного движения челюстей стало чуть легче.

«Они ошиблись. Там была машина».

Он запер дверцу «лумины» и направился в проулок, где до сих пор виднелись обрывки полицейской ленты. В тот раз, догоняя Гена, детектив не заметил, что там было за здание и как называлось. Сейчас его нельзя было не заметить: это клуб для транссексуалов.

Услужливая память о случившемся тут же нашла на заднем дворе материальное подтверждение – размазанную по асфальту лужу грязи. Царапины от каблуков, которые оставили противники, очерчивали следы смертельного танца.

Вдоль одной из облупленных стен, на высоте примерно по пояс, тянулись желтоватые потеки, словно сюда сотни раз подряд чем-то плескали. Тошнотворная вонь гниющей спермы объясняла происхождение этих потеков.

У дальней стены до сих пор громоздились контейнеры для мусора и лежала беспорядочная груда черных пакетов. Норт нырнул под черно-желтую полицейскую ленту и прошел во двор.

Откуда у этого здания взялся задний двор, осталось загадкой, хотя в Манхэттене такое случалось нередко. Возможно, когда-то здесь находился магазин и в этот двор заезжали грузовые машины.

Дошагав до дальней стены, Норт вспрыгнул на один из контейнеров, как это сделал тогда Ген, и заглянул за край ограды. Где могла стоять машина?

Слева направо тянулся узкий проход, что в центре города встречалось нечасто. Над улицей опасно нависала железная пожарная лестница. Сюда могла заехать легковая машина, но ничего крупнее.

– Эй, сюда никого не пускают! Чертовы копы! Пойдем внутрь и приступим там или у тебя есть машина?

«Приступим к чему?»

Норт оглянулся через плечо, злорадно доставая свой жетон.

Под козырьком черного входа стояла стройная девица в оранжевых штанишках и курила сигарету. Норт невольно залюбовался ее потрясающе красивыми глазами, полными грудями и призывно изогнутыми бедрами. А потом заметил лишнюю выпуклость в промежности, резкий очерк челюсти, чересчур мускулистую для женщины шею – и опешил. Господи!

Девица стояла и улыбалась. Улыбалась презрительно и вызывающе, ее насмешило отвращение, проступившее на лице мужчины.

Норт спрыгнул со стены.

– Как тебя зовут?

– А как бы ты хотел меня называть?

Накладные ресницы, покрытые слоем черной туши, неприязненно опустились, пряча глаза. Голос звучал хрипло.

– Хочешь, чтобы я испортил тебе день? Девица вздрогнула и перестала притворяться.

– Клавдия,– сказала она низким, явственно мужским голосом.

– Настоящее имя.

Взгляд Клавдии стал ледяным. От женщины не осталось и следа. Перед Нортом стоял мужчина в нелепых оранжевых штанишках.

– Все знают меня под именем Клавдии.

– Ты работал три дня назад?

Клавдия перестал разыгрывать из себя роковую женщину. Он загасил окурок о дверной косяк и выбросил его.

– Я работаю каждый день.

– Помнишь стычку, которая произошла здесь, на заднем дворе, три дня назад?

– Что произошло?

– Драка.

– Я понимаю, что стычка – это драка и есть. – Он поправил дешевый рыжий парик, отведя локоны с усталого лица.– Ничего не могу сказать. Я был занят.

– Чем?

– Не чем, а кем. Хочешь, чтобы я описал его?

– Но ты знаешь, что здесь случилось?

– Слышал, как другие девчонки это обсуждают.

«Девчонки».

– Кто-нибудь из них работает сегодня?

Хотя фраза звучала вопросительно, это была скорее просьба. Даже не просьба, а прямой приказ.

Клавдия покачал головой, закатив глаза под лоб. Потом поманил Норта за собой и пошел в дом.

16.57

В крохотной душевой на втором этаже Марио, также известный под именем Моны, показал детективу на окошко из матового стекла. Окошко открывалось едва-едва. Все, что Марио слышал в тот день, это шум мотора. Чтобы выглянуть наружу, нужно было подняться на цыпочки и высунуть голову из окна. Но зачем? Он не хотел никуда высовываться, он принимал душ после шоу.

Норт вошел в душевую, с трудом протиснувшись мимо веревок, завешанных влажными трусиками и лифчиками, и огляделся.

– Никто потом не приходил и не расспрашивал вас?

– Господи боже, вы что, шутите? Я боюсь вас, парнишек в голубом.

– За окном была обычная машина. Почему вы обратили на нее внимание?

Марио потуже затянул пояс купального халата.

– Да потому, что она стояла именно там, сечешь? Нашим клиентам всегда велят приходить с главного входа, а не шарахаться по заднему двору. Никто не ходит сюда через эту улицу.

Тогда здесь было двадцать человек. И только Марио что-то слышал.

17.22

Из небольшой пластмассовой коробки в багажнике машины Норт достал моток серебристой липкой ленты и оторвал от нее две полоски. Полоски он прилепил к подошвам своих ботинок.

Детективу пришлось дойти до конца квартала, прежде чем он смог отыскать вход на боковую улочку. С этой стороны улочка оказалась перегорожена колючей проволокой. Излишняя мера предосторожности, поскольку другая сторона, видимо, была свободна. Но, судя по всему, проволоку навертели здесь много лет назад, чтобы машины не ездили по проулку.

Манхэттен строится на фундаменте жадности, но люди забывают, что так было не всегда. Манхэттен возводился на остове старого поселения, которое нет-нет да и проглянет в причудливых уголках города, даже не нанесенных на карты. Время от времени Норту доводилось набредать на такие уголки.

В центре города боковые улочки между домами встречались редко, а брусчатка еще реже, но все-таки они встречались. Под Гринвиллом, например, сохранились переулки, мощенные булыжником, их проложили еще в девятнадцатом веке. Стоит приглядеться, и отовсюду выглядывали приметы древних времен.

Норт медленно шагал по улице, обращая внимание на каждый предмет. Это не его работа, этим должны были заниматься криминалисты. Но если он подключит сюда их, то лишь потеряет время. По этой улочке полицейские не ходили, и детектив надеялся найти что-нибудь примечательное. Клейкая лента на подошвах должна была сделать его следы заметными, чтобы потом не путаться.

Среди мусора, сорняков и крысиных нор Норт заметил темную лужицу на асфальте, защищенную от непогоды проржавевшей пожарной лестницей. Лужица находилась всего в нескольких ярдах от стены, через которую три дня назад перемахнул, убегая, Ген.

Приблизившись, детектив понял, что на асфальте темнело машинное масло. Если приглядеться, то можно было различить четкие следы протектора и какие-то пластиковые обломки.

18.04

Роберт Эш стоял над лужицей масла и щелкал фотоаппаратом. Потом он измерил следы протектора, 30 на 15 сантиметров, и сделал еще несколько снимков. Звонок Норта застал его, когда он возвращался домой, но Эш мигом, без жалоб и нытья, прилетел на место происшествия.

– Что можно сказать об этом? – не хотел сдаваться Норт.

– Масло как масло. Невозможно отследить машину по маслу, но я вот что скажу. Сдается мне, это была не машина. Видишь, лужа разлилась под самой стеной. Обычно масло вытекает из нижней части двигателя, то есть где-то с середины днища. Нельзя поставить машину так, чтобы масло натекло рядом со стеной.

– Думаешь, это был мотоцикл?

– И очень мощный. Более пятисот кубических сантиметров. Никогда не знаешь, где следствию повезет, да? Четырехтактный двигатель требует густого масла. Двухтактный двигатель обходится более легким, и его давно бы смыло дождем. А эта лужа до сих пор не расплылась. Масло очень темное. Рискну предположить, что этот мотоцикл требует ремонта.

Норт не смог скрыть разочарования.

– Но я слышал, как хлопнула дверца машины. Так что это был не мотоцикл.

«Чем же тут воняет?»

– Сегодня я говорил с твоим стариком.

Норт насторожился.

– Да? – равнодушно спросил он, отворачиваясь.

– Да. Он приглашал всю компанию на барбекю в эти выходные. Пойдешь?

– Я…

«Надо сказать, что я занят».

– Я не знаю. Слушай, ты слышишь этот запах?

Эш втянул носом воздух.

– Какой запах?

Норту захотелось зажать пальцами нос. В ноздри сочилась тошнотворная вонь разлагающегося мяса, которое жарят на открытом огне. Он постарался определить, откуда воняло – может, из «Места встряски»? – но так и не смог отыскать источник.

Во рту стало кисло.

– Ты правда ничего не чувствуешь?

Эш опустился на корточки и принялся копаться щипчиками в луже масла.

– Ничего.

Он выудил один из прозрачных кусочков, похожих на пластик. Кусочек был чистенький, и никаким образом он не мог оказаться в самом масле. Это был не обычный пластик и не стекло. Осколки усыпали асфальт от задней стены «Места встряски» до самой лужицы. Недавно здесь что-то разбили.

– Говоришь, этот парень хлопнул дверцей машины, когда забрался в нее?

– Похоже на то.

Норт достал из кармана носовой платок и приложил ко рту и носу. Не помогло. Эш кивнул.

– Да, потому они и осыпались.– Он показал на след от шин.– Он забрался внутрь, хлопнул дверцей, и посыпались осколки. Когда машина поехала, осколки продолжали падать. Они не цветные, значит, это не задние фары. У машины, которую ты ищешь, разбита фара, причем передняя.

20.39

Отвратительный запах никуда не делся. Казалось, весь участок пропитался вонью тухлого мяса, которую чувствовал только Норт. В комнате отдыха он нашел банку крепкого кофе и налил себе чашечку. Пить не стал, побоялся. Просто носил ее, словно пряную отдушку, и надеялся, что никто не станет задавать глупых вопросов.