Текст книги "Счастье Конрада"

Стелла Прюдон
Счастье Конрада

Часть I

1

У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны.

Когда пришло время выбирать специальность и поступать в университет, Конрад, не раздумывая, выбрал политологию и вступил в ряды партии христианских демократов (ХДС), основателем которой был их с матерью кумир Конрад Аденауэр. После университета Конрад переехал в Берлин и, поскольку в бундестаге ввели квоту для приёма на работу выходцев из бывшей ГДР, он без труда прошёл собеседование и получил первую в своей жизни должность – специалиста отдела обращений граждан Центрального бюро ХДС. Это казалось Конраду сказкой: то, что недавно было только мечтой, стало реальностью. Конрад, казалось бы, попал в правильную колею.

Но проходили годы, а в его жизни ничего не менялось. Он по-прежнему целыми днями обрабатывал запросы граждан. Конрад часто думал, как вырваться из этого бесконечного потока рутины, но не знал, как делать карьеру в политике. Его никто не приглашал, никто им не интересовался, а предлагать себя он не мог, не хватало наглости. Он только надеялся, что когда-нибудь и его звезда взойдёт, а все недоброжелатели и завистники ахнут. Его портрет займёт заслуженное место в одном ряду с Аденауэром и Колем, и матери будет что рассказать знакомым. А пока он предпочитал не торопить события, а находить и в нынешнем своём положении плюсы.

Поскольку он работал в отделе больше десяти лет, он, как никто другой, знал все тонкости работы. Шеф часто спрашивал у него совета и, понимая, что Конрад уже давно перерос свою должность, не скупился на похвалы. Зная, что на Конрада можно положиться, шеф оставлял на него весь отдел, уходя по личным делам. Тогда Конраду приходилось делать и его, начальника, работу: писать отчёты, планы, обзоры. Порой обязанности шефа занимали всё время и до прямых обязанностей не доходили руки. Зато Конрад мог, в отличие от большинства коллег, приходить на работу позже и уходить раньше, а поскольку каждую пятницу он уезжал к матери в родной Альтенбург, его очень радовало, что не приходилось уезжать из Берлина вместе с гигантскими толпами, а можно было уйти с работы на пару часов раньше и добраться до Альтенбурга в полупустом вагоне.

2

В эту пятницу он, по обыкновению, приехал на работу с небольшим чемоданом, чтобы сразу после обеда отбыть на вокзал. Он уже собирался вслед за коллегами идти в столовую, когда вошёл его начальник, господин Кунце, полноватый господин с толстыми губами, лоснящимся лицом и расстёгнутой нижней пуговицей рубашки.

– Господин Фольксманн, вы не торопитесь?

– Я хотел пойти на обед, – ответил Конрад. – А что случилось?

– Здесь такое дело… Мне надо с вами поговорить, давайте присядем.

Предчувствуя неладное, Конрад сел и предложил сесть начальнику. Кунце вздохнул:

– Контролирующий орган, проверяющий работу функциональных департаментов, проверил и нашу работу. Было сделано несколько контрольных запросов в отдел с целью выяснить, как быстро мы на них реагируем и доходят ли на самом деле обращения граждан до руководства партии. С этим возникли проблемы. Эффективность работы отдела оказалась крайне низкой. Подсчитали общее количество запросов и ответов на них, и оказалось, что нами обрабатываются лишь тридцать процентов, а остальные семьдесят процентов игнорируются. Из этих тридцати процентов, которые мы худо-бедно обрабатываем, лишь один процент принадлежит вам. Если выражаться цифрами, вы обрабатываете всего двенадцать запросов в год, то есть примерно один в месяц. Остальные двадцать девять приходятся на ваших коллег, которые хоть и работают не идеально, но гораздо эффективней, чем вы. – Проведя потрёпанным носовым платком по лбу, Кунце спросил: – Как такое могло произойти? Что могло помешать вам обрабатывать больше запросов – это же ваша прямая обязанность! Это то, за что вам платят зарплату!

Конрад в ответ лишь пожал плечами, и начальник продолжил:

– Я не знаю, как мне быть. С одной стороны, я уважаю вас и ваш опыт, но с другой – проверка уже прошла и, если мы сейчас не примем мер и не накажем виновного, удар придётся на весь наш отдел. Нас уже давно хотят расформировать в целях экономии бюджета и вместо целого отдела назначить одного человека из отдела прессы, ответственного за обращения граждан. Одного человека! – При этих словах начальник вытянул указательный палец вверх и, следя за ним, посмотрел на потолок. – Как такое возможно, чтобы один человек заменил целый отдел?! У них, по-моему, не все дома, – продолжая смотреть на указательный палец, шёпотом проговорил он. – Так вот, чтобы спасти отдел, в котором, кроме вас, у всех есть семьи, которые надо кормить, я должен пойти на жертвы.

– Что это значит? – не понимая бессвязную и затянувшуюся речь начальника, спросил Конрад.

– Это значит, что я вынужден вас уволить.

Конрад долго не мог понять смысла последней фразы. Не может такого быть, чтобы его уволили. В Германии никого не увольняют. Это невозможно!

– Это шутка? – спросил Конрад.

Начальник посмотрел на него с жалостью:

– Господин Фольксманн, вы что думаете, мне до шуток сейчас? Я не клоун! И я бы не стал никогда так шутить со своими подчинёнными!

Конрад почувствовал, что перед ним всё расплывается, и на время потерял способность думать. Это было несправедливо. Господин Кунце, как никто другой, знал, на что именно Конрад тратил рабочее время: на выполнение его, начальника, обязанностей. И по справедливости уволить должны были бы начальника, поставив на его место Конрада. Но сказать об этом прямо Конрад не мог. Поэтому он лишь вымолвил:

– Но как, как такое возможно? Что мне теперь делать, куда идти?

– Я понимаю вас. Но ничего не могу для вас сделать. Всё, что мог, я уже сделал.

Начальник пожал плечами и добавил:

– К счастью, мы живём в Германии, поэтому у вас есть целых три месяца, прежде чем вы станете безработным. Эти три месяца вы можете потратить на то, чтобы найти новую работу. Советую не медлить и отправлять резюме в самое ближайшее время. А я, в свою очередь, дам вам рекомендацию и не буду ничего писать о причинах вашего увольнения.

Конрад не нашёл, что ответить начальнику. Поэтому тот продолжил:

– Понимаете, у меня семья – жена и трое детей – и всех надо кормить. Я взял дом в кредит, надо выплачивать каждый месяц. Столько обязательств. Если отдел расформируют, мне конец. А у вас нет семьи, которую надо содержать. Будь я холост, я бы ничего не боялся, а так…

Конрад видел, что начальник ждёт от него поддержки, и чувствовал себя виноватым, что не мог этой поддержки оказать. Он не находил нужных слов, поэтому они оба сидели молча, потом начальник резко встал, будто вспомнил о чём-то очень важном.

– Вы, кажется, собирались на обед. Не буду вас больше отвлекать!

Конрад вспомнил, что действительно собирался на обед, и, не теряя ни минуты, вышел из кабинета.

3

По пятницам в столовой подавали свиную вырезку с картофелем и кислой капустой – любимое блюдо его отца, почившего полгода назад на шестьдесят пятом году жизни. У него был рак желудка, последние годы жизни он практически ничего не ел и, будучи гурманом, очень от этого страдал. Конрад вспоминал об отце каждый раз, когда видел это блюдо. Он не мог себе простить, что не попрощался с отцом, так как должен был всё время находиться рядом с испытывающей тяжёлую депрессию матерью. Конрад всегда с ней сидел, когда нужна была помощь. Она часто болела, жаловалась на сильные головные боли и боялась умереть.

Взяв поднос, Конрад ушёл в дальний угол многолюдной столовой – подальше от остальных – и без аппетита съел всё до последней крошки. Он не позволял себе оставлять на тарелках еду, даже если блюдо ему не нравилось. Он знал: надо съедать всё.

Внезапно у Конрада начала болеть голова. Боль, поднимаясь, шла от висков ко лбу и, делая круг, возвращалась, пульсируя в висках. С чего бы это? Он выспался и не видел причин для мигрени. Сложив приборы на тарелку, Конрад резко встал и, шатаясь, отнёс поднос на стол для грязной посуды. Затем поспешно, словно куда-то опаздывает, вышел из столовой. Голова кружилась, и он, схватившись за перила, пытался сохранить равновесие в ходящем ходуном помещении.

В сером коридоре – обычно многолюдном во время обеда – было на удивление пусто. «Как странно. Куда все подевались?» – подумал Конрад. Ему, обычно ищущему одиночества, вдруг очень захотелось к людям. Он вернулся в столовую и обнаружил, что и там почти никого нет. Две полные женщины собирали тарелки. Первая что-то рассказывала, вторая смеялась. Увидев Конрада, женщины перестали говорить и посмотрели на него.

– Вы что-то хотели? – спросила одна из них.

– А где остальные? – спросил Конрад. – Только что зал был полон, а теперь никого нет.

– А какое вам дело до остальных? Поздно вы пришли, молодой человек, никого больше не осталось! – При этих словах женщины засмеялись и хитро переглянулись.

– Да нет, я не голоден, я же здесь был только что, ел свинину с кислой капустой. Я точно помню, что ещё минуту назад зал был полон!

– Вы не могли сегодня есть свинину с кислой капустой. У нас сегодня на обед было нечто поинтереснее. – При этих словах женщины переглянулись, и Конрада бросило в жар. – А теперь ступайте к себе и не мешайте нам работать.

– Куда же мне идти? Я собирался ехать к матери в Альтенбург, даже чемодан взял с собой, а теперь, наверное, не успею на поезд.

– А нам какое дело до вас? Идите куда хотите, только побыстрее – через минуту будет уже поздно! – сказала женщина и, развернувшись, неторопливо, но уверенно двинулась к нему. Конрад увидел, что в её фартуке два больших кармана. В одном из них она держала руку, нащупывая какой-то предмет.

Конрад отпрянул и, пролепетав «до свиданья», выбежал из столовой, подгоняемый зловещим и громким хохотом женщин. Коридор по-прежнему был пуст и наводил ужас. Выбора не оставалось: либо странная женщина, либо коридор. Если пройти эти страшные пятьдесят метров, за поворотом будет лифт, который довезёт его до третьего этажа. Но Конрад уже ни в чём не был уверен. А был ли лифт? А вдруг за этим коридором будет ещё один – длиннее и темнее первого? Что тогда он будет делать? Вернётся сюда или пойдёт дальше? Если ему удастся добраться до третьего этажа, он найдёт и стеклянный тоннель, соединяющий два крыла бундестага. А там уже до отдела рукой подать. Конрад представил путь, который ему предстоит пройти в полном одиночестве, и у него заколотилось сердце. Но было одно обстоятельство, которое заставляло его идти по коридору: если он не успеет на поезд, мать будет очень расстроена. Она всегда ждала Конрада к пяти с накрытым к ужину столом и обижалась, если тот опаздывал хотя бы на несколько минут. Уткнувшись обеими руками в холодную стену, он стал осторожно, как лазутчик, пробираться вдоль неё. Ноги заплетались. Коридор тянулся бесконечно. Конрад то и дело останавливался и прислонялся щекой к холодной стене, будто ожидая услышать, сколько ещё идти.

– С вами всё в порядке? – спросил какой-то мужчина и потряс Конрада за плечо.

Конрад огляделся и увидел, что он лежит на полу и вокруг него столпились люди. Вместо ответа он спросил:

– Откуда все эти люди?

– Они здесь работают, как и вы, я полагаю. – Мужчина внимательно, даже пристально посмотрел на Конрада. – А сейчас время обеда и все идут обедать. С вами точно всё в порядке? Может, врача вызвать?

– Нет-нет, я пойду.

Обрадовавшись неожиданно появившимся людям, Конрад встал, дошёл до лифта, доехал до третьего этажа, прошёл через стеклянный тоннель и направился в свой отдел. В кабинете никого не было. Он взглянул на часы и убедился, что всего 14.30 и он никуда не опоздал, а даже успеет ещё выпить чашечку кофе перед отбытием на вокзал.

Конрад отмерил кофе, включил кофеварку и открыл коробочку с шоколадным пирожным, купленным по дороге на работу. Пирожного не хотелось, у него болел живот и по-прежнему сильно кружилась голова. Он решил ехать незамедлительно. Если он прибудет на вокзал раньше, то сможет выпить кофе там. А за кофе, который он сварил, коллеги только поблагодарят, потому что никто в их отделе почему-то не любил его варить. И поскольку Конрад откажется сегодня от своей порции, его чашечка тоже достанется кому-нибудь из коллег. Пирожное он может взять с собой: вот мама обрадуется, когда увидит, что у него для неё подарок!

4

Едва Конрад надел пальто, как в кабинет заглянул господин Кунце.

– А ваши коллеги ещё не вернулись с обеда? – спросил он.

Конрад покачал головой, и господин Кунце вышел, пожелав ему хороших выходных. При виде начальника Конрад вспомнил об увольнении, о котором, к своему удивлению, он уже успел забыть. Воспоминание закололо в груди. Он не хотел, чтобы мать волновалась. Но если он сегодня поедет в Альтенбург, мать всё поймёт по его глазам. Поэтому он решил, что в эти выходные не поедет в Альтенбург, а останется в Берлине в своей съёмной квартирке.

Конрад решил немедленно позвонить матери, но едва он подошёл к телефону и набрал номер, как в кабинет ворвались коллеги, продолжавшие начатый во время обеда разговор:

– Да, Germanwings – это что-то! На Рождество билетов не достать! У них только в рекламе цена за билет девятнадцать евро, а на самом деле меньше, чем за сто, никуда не улететь!

«Хорошо им с их проблемами. Они думают о том, куда поехать на Рождество, а я должен искать работу. Как же это несправедливо!» – подумал Конрад.

Коллеги демонстративно вдыхали аромат свежезаваренного кофе.

– Конрад, да ты уже кофе сварил!

– Это ты нам сварил, да, Конрад?

– А ты уже выпил кофе, тебе не надо оставлять?

– Вот это я понимаю!

Одна из женщин увидела открытую коробочку с пирожным и спросила Конрада, может ли она угоститься кусочком. Другие женщины подбежали и тоже отломили по кусочку.

– М-м-м, как вкусно, – заголосили хором женщины. – Молодец, Конрад! И что бы мы без тебя делали?!

Конрад улыбался, хотя на душе скребли кошки: «Не хватало ещё расплакаться перед всеми! Срочно ехать домой и позвонить оттуда маме».

Конрад попрощался и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, он дошёл до крутящейся двери и кивнул вахтёру. Вахтёр странно посмотрел на него, как будто хотел что-то ему сказать, но Конрад не стал останавливаться и молча покинул здание.

Осенняя промозглая погода стала ещё более неприятной, чем утром. Накрапывал мелкий жалящий дождик и дул ветер, а у Конрада, как назло, не было зонта. Пока он дошёл до автобусной остановки, его пальто и волосы стали мокрыми, но он этого не заметил. Подойдя к расписанию автобусов, он сверился с часами. Ближайший автобус – через семь минут. Целых семь минут ждать, именно тогда, когда ему надо было срочно добраться до дома и позвонить! Если бы коллеги не задержали его, Конрад успел бы на тот автобус, который ушёл три минуты назад, а теперь семь минут растянулись в целую вечность. Семь долгих минут ожидания и тягостных дум, что мама, должно быть, рассердится на него за то, что он не приезжает. Но он хотел во что бы то ни стало отменить поездку в Альтенбург и при этом не вызвать беспокойства матери, что было достаточно тяжёлой задачей, так как Конрад совсем не умел врать. Несколько раз, когда Конрад оставался в Берлине, мать внезапно приезжала к нему с проверкой.

– Сюрприз! – кричала она с порога, открыв дверь своим ключом. – Я нам тут поесть привезла! Ты наверняка ничего не ешь! – Конрад тут же вскакивал, если лежал на диване, и помогал матери затащить сумки в квартиру. – Я приехала проверить, как ты себя чувствуешь. А то упустишь болезнь, потом уже не нагонишь.

Болезни, свои и чужие, были её любимой темой. Она могла говорить об этом часами.

Мать заставляла Конрада лечь в кровать и не позволяла вставать без её разрешения. Раз в час мерила температуру и поила горькими самодельными настойками, от которых Конрад морщился. Покормив его и дождавшись, пока он заснёт, мать стелила себе на диванчике. Она всегда оставалась до тех пор, пока Конрад полностью не выздоровеет, а выздоровел ли он, решала тоже она: от одной до трёх недель могло продлиться полное и окончательное выздоровление сына. Только тогда, когда она давала «добро», он мог идти на работу, а она уезжала домой, вытребовав у него обещание не болеть и на выходные приехать «к своей старой, никому не нужной матери».

Но в этот раз Конрад, хоть и чувствовал недомогание, не хотел, чтобы мать приезжала. Он хотел обдумать, что ему делать через три месяца, когда он официально станет безработным. Он не представлял себя нигде, кроме политики. Но если его сейчас так позорно вытурят из отдела обращений граждан, то путь в бундестаг и в политику будет закрыт. Хоть начальник и пообещал дать хорошую рекомендацию, он знал, что есть ещё и внутренние каналы получения информации, и перед приёмом на работу в другой, даже самый незначительный, отдел бундестага они обязательно будут задействованы. Тупиковая ситуация, ставящая крест на карьере Конрада. Но пока он ещё работает, можно всё хорошо обдумать.

Мимо остановки с визгом проезжали машины. Когда прошло семь минут, а автобус не подъехал, Конрад заволновался. Странность усиливалась ещё и тем, что, кроме него, на остановке больше никого не было. Это могло означать только одно: все, кроме Конрада, знали, что автобуса не будет, и только он по своей невнимательности остался в неведении. Сверившись с расписанием ещё раз, он понял, что ошибся, и автобус приедет ещё через десять минут, потому что в это время автобус ходил раз в двадцать минут, а не раз в десять минут, как будет часом позже. Он встал со скамейки и подошёл к обочине, чтобы лучше увидеть, как автобус будет подходить к остановке. Он был очень зол на себя за невнимательность и за то, что не решился позвонить матери с работы. Но не возвращаться же ему теперь в кабинет, да и коллеги его не поймут. А интересно, почему вахтёр на него так странно посмотрел? Может быть, он уже всё знает и жалеет его? Конраду стало неприятно от этой мысли. А может быть, он удивился, что Конрад уходит так рано – когда рабочий день ещё не кончился? Конечно, именно этим и объясняется этот недоумённый взгляд! Недовольство вахтёра обеспокоило Конрада: он мог сообщить в отдел кадров, и его могли уволить за нарушение трудовой дисциплины без соблюдения трёхмесячного срока. Может быть, всё-таки вернуться и позвонить из бюро, таким образом можно убить сразу двух зайцев: быстрее позвонить маме и убедить вахтёра в своей благонадёжности. Так он подумает, что Конрад выходил на улицу обедать, а теперь вернулся и будет работать.

Конрад уже собрался вернуться, но подошёл автобус и перед ним распахнулась дверь. Конрад несколько секунд колебался, так что водителю даже пришлось его поторопить:

– Молодой человек, вы едете?

Конрад нехотя достал из кармана пальто проездной и показал водителю. Зайдя в автобус, он не садился, потому что никак не мог решить, ехать ли ему домой или всё-таки выйти и вернуться в бюро пешком. Мысль о недовольном взгляде вахтёра очень его встревожила. Конрад боялся, что, не разрешив эту проблему сегодня, он все выходные будет терзаться страхом, что в понедельник к нему применят административные санкции с бессрочным увольнением и ни о каких трёх месяцах раздумий о том, что ему делать дальше, тогда и речи быть не может. Проехав две остановки, Конрад нажал на красную кнопку, чтобы водитель остановился. Выйдя, он пошёл быстрым шагом в обратном направлении – в сторону бундестага. Количество автомобилей увеличилось. Все они куда-то торопились. Мало кто из работающих в Берлинском правительственном районе жил в Берлине постоянно, обычно служащие проживали в пригородах или даже в других землях Германии, а в Берлине снимали квартиру.

5

Конрад решил вернуться и дождаться, пока уйдут коллеги, чтобы потом позвонить матери из бюро. А если они спросят, почему он вернулся, он скажет, что забыл сделать одно важное дело, не допускающее отлагательства. На мосту, отделяющем Конрада от здания, пришлось ускорить шаг, потому что дождь и ветер усилились.

Забежав в здание, Конрад направился в комнату службы безопасности, чтобы показаться вахтёру, который недавно косо на него взглянул, но того не было, а на его месте сидела незнакомая женщина, вероятно, его сменщица.

– А ваш коллега где? Он вышел? – спросил Конрад.

– Кто? Хайнц? Так он ушёл уже полчаса назад. Его смена закончилась.

– Понятно, – разочарованно произнёс Конрад. – А когда он будет в следующий раз?

– Теперь его смена – в ночь с воскресенья на понедельник. А я могу вам помочь? – спросила женщина.

– Нет-нет, просто мне показалось, что ваш коллега хотел мне что-то сказать.

– Да? А как вас зовут? Я ему передам, что вы спрашивали.

– Хорошо, скажите, что я заходил в пятницу после обеда и спрашивал о нем. Конрад Фольксманн меня зовут. Я работаю в отделе обращений граждан, а сейчас я должен идти на своё рабочее место, так как меня ждут важные дела в моём кабинете.

– Конечно, я ему передам! – Посмотрев на Конрада с сожалением, женщина добавила: – Грустно, когда в пятницу вечером приходится работать!

Конрад кивнул и, не зная, что ответить женщине на это, показавшееся ему неоднозначным высказывание, побрёл в сторону лифта.

В кабинете, к радости Конрада, уже никого не было. Коллеги тоже ушли раньше, и это было как нельзя кстати. Он мог беспрепятственно звонить.

Конрад набрал номер телефона.

– Что? Не может быть! – услышал он голос матери. – Почему ты ещё в Берлине? Я тебя с минуты на минуту жду, а ты ещё даже не выехал из Берлина?!

– Мама, – начал Конрад робко, – мама, я сегодня не смогу приехать. Но ты не переживай, у меня всё хорошо, даже лучше, чем я ожидал. Меня, наверное, хотят повысить, потому что меня вызвала сама канцлер! – Конрад попытался придать своему голосу радостный тон.

– Сама канцлер! – Сначала Конраду показалось, что мать обрадовалась, но потом он понял, что ошибся. – Сама канцлер… – повторила мать. – Ну конечно, канцлер тебе дороже матери! Тебе все дороже матери! Если бы у неё, у этой твоей канцлерши, была совесть, она никогда не стала бы отвлекать чужого ребёнка в пятницу вечером от семьи. Как ей не стыдно?! А ты тоже хорош – не мог отказать?

Конраду стало стыдно, что он, сам не желая того, очернил доброе имя канцлера в глазах матери, но не нашёл другой отговорки, которая, как ему казалось, успокоила бы мать. А теперь получалось, что эта его отговорка не только не успокоила, но даже наоборот – взволновала мать. Возможно, было бы лучше сказать, что он заболел? Но тогда бы мать непременно приехала! Что ему оставалось делать, как не солгать? А теперь получается, что он своими выдумками задел мать за живое и она подумает, что он её разлюбил.

– Мама… – как мог более нежно и мягко произнёс Конрад. – Мне очень жаль, что я не смогу приехать… у меня нет выбора, поверь мне, иначе я бы обязательно приехал.

Но в ответ мать лишь сухо попрощалась и положила трубку.

Конрада очень тяготило, что пришлось солгать матери. Но ещё ужаснее было то, что ложь не помогла и мать обиделась на него. Он долго сидел в нерешительности, то поднимая трубку, то бросая её на рычаг, и размышлял, не позвонить ли ему матери ещё раз с извинениями и обещанием сейчас же выехать в Альтенбург? Или оставить всё как есть и позвонить в понедельник?

6

Посмотрев на часы, Конрад увидел, что уже начало шестого. Стояла тишина, и было слышно движение стрелки часов. Конрад встал и приоткрыл дверь в коридор. На серый ковролин падал тусклый свет. Здание было абсолютно пустым. Конрад закрыл дверь изнутри на ключ и сел за стол. Он долго сидел, а потом машинально включил компьютер, чтобы проверить почту. Конраду редко кто писал на личный ящик. Мать чаще общалась с ним по телефону, а университетские товарищи уже давно не писали ни электронных, ни тем более бумажных писем.

Каково было удивление Конрада, когда он увидел письмо с логотипом Фейсбука: «Ваш друг Михаэль Янзен прислал Вам сообщение».

Конрад перешёл по ссылке и увидел сообщение. «Привет, дружище! – писал Михаэль. – Как поживаешь? Ты по-прежнему работаешь в отделе «жалоб и предложений»?:-)»

Интересно, почему это Михаэль заинтересовался Конрадом? Он никогда не писал ему, а тут вдруг объявился ни с того ни с сего. Сначала он хотел было оставить сообщение без ответа, но, поразмыслив, пришёл к выводу, что Михаэль с его обширными связями в политических кругах – он всё-таки стал депутатом бундестага – мог бы помочь ему с новой работой, и поэтому ответил максимально приветливо: «Да. А ты?»

Но Михаэль не стал отвечать на вопрос Конрада, а сразу перешёл к сути: «Я на днях был в Москве с парламентской группой, ко мне обратилась одна милая журналистка с просьбой рассказать, как обычные граждане могут достучаться до канцлера. Я не стал говорить ей, что никак, и пообещал связать с одним интересным собеседником, имея в виду тебя. Ты же не откажешь мне в просьбе пообщаться с юной особой на ставшую столь близкой тебе тему?;-)»

К чему эти смайлики и подмигивания? Если Михаэль обратился к нему, Конраду, чтобы обидеть, то ему это удалось! Как будто он сам не знает, что засиделся на этой работе. Зачем ему об этом напоминать? Но Конрад решил, что не может позволить себе обижаться на Михаэля, который сейчас мог бы быть ему полезен, как никогда, и ответил:

«Да я, собственно, думаю о том, чтобы сменить эту работу…»

«Давно пора, дружище! – ответил Михаэль. – Ну так что, ты поговоришь с барышней? Я могу дать ей твои контакты?:-)»

«Да», – ответил Конрад.

Ничего более не сказав, Михаэль отключился.

Конрад смотрел на застывшую маску чата и недоумевал, как таким людям, как Михаэль, при всей их невежливости, удаётся многого добиваться? Конрад считал это несправедливым, но не понимал, куда ему на это жаловаться. Ему казалось, что судьба неблагосклонна к нему. Как иначе объяснить, что у одних было всё: жена, дом, машина, деньги, любовница, хорошая работа, дети и прочие атрибуты успеха, а другие всего этого лишены, несмотря на то, что не глупее, а иногда даже умнее? Вот Михаэль, например, что в нём хорошего? Почему ему удалось сделать карьеру в политике, а Конраду – нет, хотя они одного возраста, у них одинаковое образование, и даже родились они в одном городе. Правда, в отличие от Конрада, Михаэль очень рано съехал от родителей и стал жить самостоятельно, подрабатывая после учебы, а Конрад не мог позволить себе оплачивать отдельную квартиру, потому что мама не разрешала ему наниматься на тяжёлые студенческие подработки, опасаясь за его здоровье. Но ведь не студенческие подработки сделали из Михаэля успешного человека!

Вдруг внимание Конрада было привлечено всплывающим окошком: некто под именем «Nadia» вышел в чат:

«Привет! Михаэль сказал, что ты профи отдела обращений граждан и я могу задать тебе несколько вопросов?»

«Да, конечно!» – ответил Конрад.

Но вдруг он вспомнил, что уже слишком поздно и его столь длительное нахождение в кабинете в пятницу вечером может вызвать подозрение у вахтёрши, которая видела, что он зашёл и не выходит, поэтому добавил:

«Только, если это возможно, давайте пообщаемся в понедельник, потому что сейчас мне надо срочно уйти». Обращение Конрада на «вы» не осталось незамеченным, потому что Надя ответила: «Да, конечно, я позвоню или напишу вам в понедельник».

Но Конраду сейчас было не до формальных тонкостей, он ругал себя за то, что задержался на рабочем месте, что могло вызвать подозрения, второпях выключил компьютер, оделся и закрыл дверь на ключ. У окошка вахтёрши Конрад приостановился и, пожелав женщине хороших выходных, вышел через крутящуюся дверь на улицу.

Впервые за день Конрад испытал облегчение. Холодный берлинский воздух казался спасительным. Чтобы немного отсрочить момент возвращения домой, где он останется один на один с собой, Конрад решил пройти пешком несколько остановок. Торопиться ему сегодня было уже некуда.

Оказавшись дома около полуночи, Конрад съел принесённую с собой китайскую еду, купленную в ресторанчике по соседству, выпил пиво и лёг спать. На раздумья о будущем у него больше не оставалось сил.

7

Проснулся он рано утром от сильной головной боли. Встал и почувствовал, что земля под ним шатается. Медленно, нащупывая дорогу вдоль стены, он прошёл на кухню и выпил таблетку обезболивающего. Он чувствовал сильное недомогание и не знал, что с ним происходит. В довершение ко всему сильно болел живот. Решив, что пока не стоит ничего предпринимать, он вернулся в постель. Когда он проснулся, был уже полдень.

Он поднялся с постели и подошёл к холодильнику: тот был пуст, потому что ночевать Конрад собирался в Альтенбурге и не сделал никаких запасов. Оделся, вышел на улицу, купил хлеб, масло и джем к завтраку и вернулся домой, сварил кофе и позавтракал. Было два часа дня, впереди ещё уйма времени для того, чтобы решить, что делать со своей жизнью дальше. Некоторое время он сидел и смотрел в одну точку. Мысли вихрем проносились в голове. «Неудачник, неудачник, неудачник», – говорил один голос. «Как это несправедливо!» – вторил ему другой. Он вспоминал разговор с начальником, потом ему на память пришёл инцидент в столовой. Ему казалось, что кто-то жестоко над ним пошутил, заставив его поверить в то, что обед уже закончился и он остался в здании один. Его преследуют, это очевидно. Иначе как объяснить увольнение, угрозу странной женщины в столовой, исчезновение, а потом появление людей в коридоре, странный взгляд вахтёра… Кто-то усердно пытается отыскать его слабые стороны, чтобы обернуть их против него. Кому-то очень хочется нанести ему вред или даже убить.

Конрад вскочил со стула и заходил по кухне. Потом подошёл к двери и обнаружил, что входная дверь открыта. Закрыв дверь на все защёлки и замки, он подошёл к окнам и посмотрел вниз. На улице стояли парень и девушка, они курили и о чём-то разговаривали. Он никогда их раньше не видел.

Конрад отпрянул от окна, когда девушка, выпуская дым, вздёрнула голову и посмотрела прямо на него. Он плотно закрыл все ставни и задёрнул шторы. Затем стал открывать все шкафы в поисках подозрительных предметов. Сначала Конрад хотел позвонить в полицию и сообщить о преследовании, но потом передумал. А вдруг полицейские с ними заодно? Вдруг он своими действиями только ускорит свою смерть? Да, скорее всего, полиция с ними заодно. Иначе как бы им удалось преследовать его всё это время? У обычных преступников нет стольких ресурсов, сколько есть у полиции! Его хотят уволить с государственной службы, чтобы уничтожить. Служащего просто так не убьёшь, будет слишком много шума, а вот простого безработного – запросто. Хлоп – и нет человека. Вот почему его увольняют!