Текст книги "Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году"

Ростов

Солнце клонилось к закату, когда мы выезжали из Переславля. Влево расстилалось гладкое озеро, облитое солнечным светом. Монастырь Св. Никиты Переславского возвышался ближе к озеру на пригорке, окруженный болотистой почвой, которая напоминает о чуде святого. Неподалеку от дороги – каменная часовня и в ней крест, поставленный в память исцеления черниговского князя Михаила.

Князь был одержим тяжким недугом. Члены тела его расслабли. Много именья раздавал он церквам Божьим. Не было помощи. Вот услыхал он о чудо творце Никите и его исцелениях. Велел изготовить себе лошаков, взял с собой двух бояр да несколько слуг, поехал к Переславлю, расположился станом у города и забылся сном. Из монастыря Св. Никиты выходит бес в виде чернца, как будто за какой-то потребой. Князь повелел спросить его о святом старце: бес назвал Никиту обманщиком и скрылся. В отчаяние впал князь Михаил, не знал, что и делать. Еще мало прошел пути, опять встретил того же беса под видом другого чернца, который сказал ему то же слово и прибавил, что напрасно князь трудился, проходя такой долгий путь, сказал и исчез. Тогда Михаил заметил козни дьявольские и продолжал свой путь. За версту до монастыря нашел он место прекрасное и, приказав раскинуть на нем для себя шатер, послал боярина к старцу уведомить его о своем приходе. Снова тот же бес попался навстречу боярину, в образе рыжего и кривого чернца, с заступом в руках, и сказал уже, что старец умер и он его зарыл. Но боярин запретил ему молитвой преподобного чудотворца, и бес стал недвижим. Дошед до столпа, где заключен был Никита, боярин поведал ему о приходе князя, о тяжком его недуге и получил целительный жезл от Никиты. Князь, взяв жезл, возвратил внезапно силы, сам пошел к столпу, принял благословенье от старца и передал ему клеветы и козни беса. Святой наказал сего последнего тем, что велел ему три часа стоять, прилепясь к стене столпа; бес сознавался в своих обманах, клялся, что не будет делать пакостей людям и отослан был в бездну к отцу своему сатане. Князь же велел поставить крест на том самом месте, где был прощен от недуга и, одарив монастырь, уехал восвояси. А преподобный Никита не переставал и днем и ночью молиться за него, за священников, за иноков, за всех православных, о плодоношении земли, о избавлении от иноплеменных.

Крест, водруженный в часовне, стоящей на месте шатра, с изображениями по стенам внутри, напоминает о чуде исцеления. Самый столп Никиты стоит у большой дороги, которая и теперь пролегает согласно древнему преданию.

Чудное шоссе катилось под нами ровной гладью, да мы-то к сожалению не могли по нем катиться. Обывательская тройка тащила нас очень вяло. Вез крестьянин, живущий от Переславля за 50 верст. Он никогда не бывал в этой стороне, и все окружавшее приводило его в такое изумление, что он сам не понимал, где находится. Между тем деятельно убиралась дорога. Мужики скашивали по ней мураву. Рвы выравнивались в ниточку. Почтовые лошади тяжелым, огромным катком укатывали дорогу и крушили свежий щебень.

Новый европейский путь много изменил впечатления, вас окружающие. Мне было тринадцать лет, когда я в первый раз ехал из Переславля в Ростов. Помню, как из одного села мы переезжали в другое. Теперь дорога пуста. Села отошли в сторону. Соображения инженерные требовали таких изменений. Новые деревни, новые села выстроятся по новой дороге. В одном месте шоссе катится по топи непроходимой, где, конечно, никогда не бывала человеческая нога. Это чудо инженерного искусства. Наст шоссе на несколько сажень возвышается над болотами, которых влажные испарения обдавали нас пронзительной сыростью. Нельзя не любоваться этой смелой насыпью. Петровск, заштатный городок, где станция, выиграл много от шоссе. Домики так и подымаются друг за дружкой. Дом станционный очень красив и хорошо убран. Везде смотрители учтивые, предупреди тельные, с новыми формами цивилизации. Все пришлось по новой дороге.

Последнюю станцию к Ростову ехали мы ночью. Европейская цивилизация гладким путем своим убаюкивала меня в моем тарантасе и обеспечивала мой сон от толчков и других более неприятных приключений. Но вдруг и она разбудила меня неожиданным образом. У шоссейного шлагбаума потребовали мытищинского ярлыка, о котором солдат сказал, что могу с ним сделать все, что угодно. Как что угодно? Вот где его надобно отдать. Смотритель впросонках настойчиво требует ярлыка с меня, также полусонного. Давай искать, шарить по всем карманам, и в портфеле, и в записной книжке. Нет, так нет. Надобно было вновь заплатить что-то. В другой раз, коль случится, будем помнить.

Ночь лишила нас возможности любоваться издали на Ростов, на его озеро, на монастырь Иаковлевский. За пять верст до города, от Песочного, как говорят, или Песоцкого, как напечатано на карте, начинается этот вид. Был час ночи. Лишь только стали мы подъезжать к самой гостинице монастыря, насупротив стен его, как тарантас мой повалился на бок. «Ось с треском пополам!..» Уж если надобно было сломаться оси, то нельзя же было сломаться ей благоразумнее, как в двух шагах от гостиницы. Случись это верст за пять от города, каково бы? Неприятное приключение не помешало мне, однако, любоваться белыми стенами, башнями и главами обители, которые, как величавые призраки, подымались в ночи передо мной.

Утро было прекрасное, солнце святило во все небо. Давно монастырский колокол призывал к молитве. Раннюю обедню выслушал я в приделе Св. Иакова, строенном на иждивении графини А.А. Орловой. Церковь потому и называется Орловской. Убранство ее великолепное. Вся она расписана ярославским мастером Медведевым. На потолке изображен Собор всех святых. Характер живописи итальянский. След академического влияния прошел везде. Ведь есть же у нас поприще для художников. Благочестивые вельможи платят богато. Церковь своими превосходными преданиями предлагает богатейшее содержание. Художники не скованы ни требованиями, ни особенными условиями. Искусству дана свобода. Отчего же нет великих произведений? От того, что одно подражание не создаст их. Нужен свой дух, своя жизнь.

На паперти вы поклонитесь гробницам Амфилохия Гробового и Иннокентия архимандрита, недавно почившего. Войдя в главный собор, я вспомнил мое детство, когда в первый раз с благоговением преклонялся перед ракой святителя Димитрия. Тогда был 1818 год, год вступления моего в Университетский пансион. Помню святое, изможденное лицо семидесятилетнего старца Амфилохия, который тогда благословил меня. В 1824 году скончался он, как значится на его гробнице, у которой горит перед образом неугасимая лампада.

С монастырской колокольни я любовался утренним видом на озеро Ростовское, или Неро. Оно цвета темного, не так как Плещеево. Сорок сел прилегает к нему кругом. Храмы их возвышаются отовсюду. Между ними село Поречье, с высокой колокольней, лежит все в цветущих садах и зеленеющих огородах. Город Ростов тянется по озеру на далеком пространстве. Он по строился раздольно, как все наши древние города. Двадцать две церкви составляют его благолепие. В середине озера виден остров, покрытый травой. Он принадлежит девичьему монастырю. Сенокос простирается и сюда.

Прежде всего познакомился я со своими сослуживцами. Штатный смотритель А.В. Ушаков сообщил мне, что в уездном училище 84 ученика, а в двух приходских по 50, в женском учебном заведении 42 ученицы. Из дворян учеников нет. Обилие церквей и грамотного духовенства причиной тому, что число учеников в училищах не умножается. Многие горожане пред почтительно отдают детей своих на выучку дьяконам и причетникам. Древняя доверенность к духовному сословию еще сохранилась в народе относительно образования. К тому же и желают более наставления церковного, нежели ученья светского.

Наши монастыри в старинных городах продолжают еще иметь свое влияние даже в отношении к первым потребностям городской жизни. Есть в городе две гостиницы на большой площади: они называются «Европа» и «Россия» и соперничают друг перед другом. Судя по именам, можно бы было подумать, что и в Ростове проникли два направления – западное и русское. Но лучшая гостиница все-таки принадлежит монастырю. Плата остается на произволе доброго усердия к обители. Экипаж вы не можете нанять в городе. Извозчиков нет. А между тем, расстояния огромны. Гостеприимство архимандрита обители и здесь удовлетворяет вашей потребности. Я буду всегда с признательностью помнить радушный прием и обязательные услуги достопочтенного отца архимандрита Поликарпа, племянника Иннокентиева, который теперь правит монастырем.

Мне приятно было познакомиться с протоиереем Успенского Ростовского собора, Андреем Тимофеевичем Тихвинским, в котором я нашел просвещенного люби теля и знатока ростовской древней святыни. Под его руководством осмотрел я собор, который составляет первую несомненную древность города и строением своим относится к 1230 году, при Константине Всеволодовиче. Подробное описание всей святыни, в нем содержащейся, было напечатано в «Чтениях Исторического общества». К нему отсылаю любопытных[9]9
  См.: год третий, № 2 (Толстой М.В. Древние святыни Ростова Великого. М., 1847).


[Закрыть].

По величавости стиля и благоговейному впечатлению целого здания Ростовский собор есть одно из прекраснейших произведений нашего храмового зодчества. Имена святителей и чудотворцев ростовских: Леонтия, Исайи и Игнатия, почивающих в соборе, неумолкаемо раздаются в молитвах, к ним воссылаемых. Леонтий первый стойкостью своего характера распространил учение Христово среди неверных ростовцев и, видя, что старцы упорны, старился насаждать его в младенцах. В похвале ему, сопровождающей житие его, читаем слова, написанные в подражание тем, какими святой Иларион восхвалял святого Владимира, крестителя Русской земли: «Хвалит Римская земля Петра и Павла, Греческая земля Константина царя, Киевская земля Владимира, великого князя; Ростовская же земля вся тебе хвалит, великий святителю Леонтии, ублажает створшего дело равно апостолом: радуйся!» Исайя, наследник Леонтия, довершил его дело – водворение христианства в Ростовской земле, а Игнатий правил паствой в тяжкое время татарщины. В алтаре храма поклоняются еще частям животворящего древа Креста Господня и мощей других ростовских чудотворцев и иных святых. Пелена древняя, шитая при Василии Васильевиче Темном с изображением святителя Леонтия, была отыскана и восстановлена протоиереем. В церкви под спудом почивает святой Феодор, племянник преподобного Сергия Радонежского, строитель Симонова монастыря и в нем предместник Кирилла Белозерского. Гробницы митрополитов ростовских тут же привлекают внимание путника: с особенным любопытством остановишься перед гробницей митрополита Ионы Сысоевича, этого неутомимого храмоздателя, который своей деятельностью столько украсил Ростов.

Владимирская икона Богоматери, вышедшая чудом из мастерской Алипия, иконописца киевопечерского, и спасенная от столь многих пожаров и разрушений, накануне 1 июля отправилась в Ярославль. Такие шествия совершает она ежегодно в это самое время. Замечательно сходство сего установления с подобным ему в Москве, где также икона Богоматери Владимирская посещает различные обители и церкви. Здесь же эти шествия совершаются всенародно по большим дорогам.

Из других икон замечательно «Распятие», окруженное изображениями страданий Иисуса Xриста в малом виде. Некоторые прекрасны, особенно снятие со Креста. Образ писан на стекле по основе золотой и мозаиковой. Икона относится ко времени царя Михаила Феодоровича.

А.Т. Тихвинский сообщил мне любопытные свои наблюдения относительно архитектуры храма. По всем признакам теперешнего строения ясно видно, что собор первоначально построен был об одной главе, а после уже приделаны четыре другие и изменена крыша[10]10
  Этому подтверждение находит граф Толстой в описании пожара, который был в Ростове в 1408 году и описан в чудесах святителя Леонтия. «Комары ж великыя падоша и лоб церковный позлащенный паде внутрь». Автор статей о святынях Ростова переводит это место так: пали внутрь своды и глава. По мнению автора, «лоб церковный» значит «глава». Академический словарь объясняет это слово церковным сводом. Но два примера, приведенные в словаре, не противоречат объяснению гр. Толстого, и едва ли оно совершенно не останется за ним, когда прочтем это слово в следующем месте описания чудес свят. Леонтия: «Григорию боголюбивому епископу попечение велие имеющу о соборней церкви Святыя Богородица: еже соделати комары великия и шею и лоб изгоревшия церкви от пожара».


[Закрыть]. Отсюда произошла темнота в храме, потому что продольные окна шеи купола были задвинуты боковыми главами. Иконостас не мог быть уже так ясно освещен, как был прежде. Равно и внутренность всего храма утратила над лежащее освещение. Вот почему оказалось нужным про рубить в стенах окна, гораздо шире против прежнего. Это обезобразило архитектуру. Узкие окна, сквозь которые врезаются лучи солнца, как воздушные струны вдоль по зданию, гораздо приличнее характеру этого зодчества, чем широкие. Когда совершена эта перемена в пользу пятиглавия, неизвестно. Протоиерей сказывал мне, что если бы захотели возобновить этот храм в древнем его виде с одной главой, это было бы совершенно воз можно, хотя, разумеется, и сопряжено с большими издержками: так явно сохранились еще следы прежней формы и последовавшей перемены.

Вышед из собора, мы взглянули на солнечные часы, устроенные самим протоиереем. На них надпись: «Сделаны по руководству протоиерея Андрея Тимофеевича Тихвинского, для широты 57°20′, в 1832 году». Широту определил сам устроитель часов, занимающийся и астрономией. Не имея отличных инструментов, он сделал, что мог. Эти часы служат проверкой для часов всего города. Опыт доказал их верность.

Соборная колокольня замечательна своим устройством и музыкальными звонами колоколов своих. Звоны названы по именам учредителей: ионин по имени митрополита Ионы Сысоевича, который с 1652 года по 1691 в течение 39 лет правил митрополией Ростовской. Георгиевский, который особенно хорош, как говорят знатоки, принадлежит архиепископу Георгию Дашкову, правившему Ростовом уже по уничтожении митрополии, с 1718 года по 1731. Иоакимовский – по имени архиепископа Иоакима (1731–1741). Колокола висят в линию и различаются весом: первый в 2000 пуд, второй в 1000, третий в 500 и т. д. до 20 пудов и менее. Всех колоколов 13. Звонари становятся так, что могут видеть друг друга и соглашаться в такте. Это одно из условий гармонии. Митрополит Платон приезжал слушать эти звоны и хотел учредить у себя такие же в Вифании. Но ему сказали: дайте такую же колокольню и такие же колокола.

Ростовский Кремль, с своей каменной обширной оградой, с десятью круглыми башнями, с крытой галереей по стене, с пятью храмами и развалинами архиерейского дома, не есть памятник государственной и гражданской деятельности Ростова, как Московский Кремль и Новгородский, а памятник церковной иерархии нашей, свидетель времен патриаршества, когда духовная власть в России стремилась к тому, чтобы облечься величавыми образами власти светской. К сожалению, мы не имеем подробного жизнеописания ростовского митрополита Ионы III Сысоевича, но знаем, что он хиротнисан был в митрополиты в тот самый 1652 год, когда Никон возведен был на престол патриаршеский. Долговременное пребывание его на одной и той же пастве и отдаление Ростова от Москвы давали ему возможность действовать самостоятельнее.

Весь этот величавый Кремль, теперь развалина, об росшая кустами, травой и мхом, ограждает дом, или правильнее, дворец архиерейский, где жили митрополиты. Теперь это другая великолепная развалина, замечательная внешним рисунком архитектуры. Есть различия между нижним этажом, который строен митрополитом Ионой, и верхним, который надстроен позднее архиепископом Самуилом Миславским, впоследствии митрополитом Киевским. По всей вероятности, древние здания послужили основанием для всех этих построек. Церковь во имя Воскресения Христова над вратами строена митрополитом Ионой, о пяти главах. Здесь пятиглавие очевидно задумано с первого раза, и нет следов перестройки, как в собор ной церкви. Церковь Одигитрии строена при наследнике Ионы, митрополите Иосафе Лазаревиче, об одной главе. Церковь Св. Иоанна Богослова существовала в древние времена, но перестроена вновь митрополитом Ионой. Церковь Св. Григория Богослова воздвигнута, как предполагают, на месте бывшего Григорьевского монастыря, где находилась древняя библиотека и где Стефан Пермский в XIV веке учился греческому языку и мог из влечь отчасти из греческих книг свое послание к Димитрию Донскому.

Всех замечательнее церковь Спасская, во имя Всемилостивого Спаса, Крестовая церковь архипастырей ростовских, прилежащая к самому дому. По развалинам стены или галереи мы должны были проходить к ней, опасаясь провалов. Эта церковь, которой изображение приложено к описанию графа Толстого, любопытна своим странным расположением. Можно и на рисунке видеть, что не только алтарь, но и самый клирос отделен от народа и церкви ступенями и перегородкой, утвержденной на больших круглых столбах. Это устройство храма таково, что почти совсем закрывает богослужение от глаз народа. Когда станут на обеих сторонах клироса певчие да сядет архиерей, для которого с правой стороны есть место, то народ может видеть только певчих, спиной к нему стоящих, архиерея сидящего, также спи ной, и царские двери; иконостас же – это небо храма, к которому устремляются и в котором соединяются молит венные взоры народа, как взоры всего человечества встречаются на светилах небесных, – оставался бы совершенно закрыт. Кругом всей церкви, где стоять народу, видны только одни страшные изображения казней за преступления против Церкви. Всего же разительнее Страшный Суд, представленный в виде грозных мучений, и прежде всего поражающий взоры входящего, даже прежде, чем успеет он обратить их на святыню церкви Божьей. Во всем этом расположении видно какое-то странное стремление отделиться от народа, стремление, чуждое нашему православию, по смыслу которого молящийся в церкви народ так же тесно соединен с алтарем, как и сама Церковь с главой своим, Христом.

Покинув храм, мы видели издали в развалинах дома архиерейского те покои, в которых жил святитель Димитрий, и тот самый угол, где он в молитве отдал душу Богу. Хотя Самуил и перестроил эти комнаты, но место все-таки осталось известным. Лучи солнца ярко освещали его, падая в отверстие, где прежде были окна. Кругом одно запустение. Здесь-то святитель слушал своих любимых певчих, которые пели ему духовные песни, им же сложенные, и слушал их в самый день своей кончины, стоя у печки и «греяся сердцем». Здесь, отпустив их, остался он наедине с любимым певцом своим и помощником в трудах своих, рассказал ему, как он жил и как молился, прощаясь с ним, земным поклоном благодарил его за труды в переписывании его сочинений. Отпустил слуг своих, каждого в свое место, и сам, затворяясь в малой своей келии, стал на колени, погрузился в молитву и так умер.

В самом дворце архиерейском лучше всего сохранились две палаты: одна из них называется Белой и архитектурой напоминает московскую Грановитую. Остатки лепных украшений обнаруживают большой вкус. Здесь была трапеза митрополита, где угощал он все духовенство. Другая палата Красная, почти вся в развалинах! Здесь угощаемы были светские чины. Это почти царские чертоги, напоминающие старину Кремлевского дворца. Везде следы того же, что видим в истории патриаршества: все чины двора, все атрибуты власти окружают Патриарха, хотя в меньших размерах. В этом великолепии Кремля ростовских митрополитов и палат дворцовых те же мысли. Но так как они нисколько не принадлежали к существу нашей Церкви и властолюбие мирское могло быть только временным поползновением некоторых лиц духовных, то и миновало все это без участия и сожаления. Прах и развалины остались на этих местах. Жаль, однако, что архитектура этих прежде жилых зданий не возобновится для какого-нибудь иного, более полезного назначения для самой нашей Церкви, нежели царственное великолепие ее пастырей. Жаль, что опустели некоторые из этих благолепных храмов. Кучи пустых бочек лежат у развалин, напоминающих XVII столетие.

Церковь Святого Вознесения Христова, где почивают мощи святого Исидора, Христа ради юродивого, строена при Иоанне Грозном, об одной главе. Здесь, на этом самом месте, тому почти три столетия было болото – и на нем, в хворостинной куче, жил Исидор. Днем он юродствовал по улицам в народе, ночью приносил молитвы Богу за народ. Откуда пришел он к нам? Из Германии, где родился от богатых и славных родителей и воспитан в латинской вере. И вот этого немца святая вера так породнила с нами, что он сделался народным святым. Твердисловом назвал его народ, и Церковь величает его в стихе своем под сим именем: «Твердислов в правду тезоименно наречеся, утвердив убоум и со словом вкупе, еже к Богу обеща». Жил он на болоте, а совершал чудеса вдали от Ростова. Ехал ростовский купец на корабле по морю за товаром; поднялась буря; суеверные корабельщики умыслили на купца и, посадив его на доску, спустили в море. Юродивый предстал на море утопавшему земляку и спас его от погибели. В другой раз в Ростове князь готовил угощение епископу у себя в доме. Приходит юродивый в дом и просит пить у дворецкого, который занят был приготовлением пира. С ругательством отказал Исидору дворецкий. Но вот настает пир. Епископ обедает у князя. Подаются блюда, и подходит время к питью. Князь велит виночерпиям подносить питье, а питья нет ни в одном сосуде. Ужаснулись слуги, рассказали, что случилось, ищут по всему городу Сидора. Наконец, он сам приходит, приносит епископу просфору от митрополита Киевского, и тотчас же все пустые сосуды наполняются вином, и возрадовались князь и епископ, и прославили о том Бога.

Исидор скончался в 1474 году, 14 мая. По благоуханию, которое наполнило весь город от его кущи, узнали о его смерти. У тела его совершились многие чудеса. Человек от пьянства лишился ума; начал бить людей; связали его, привели насильно ко гробу блаженного; он кричал, говорил нелепости, метал на всех дикие взгляды, двое насилу могли дотащить его до чудотворцева гроба; но пение канона святому Исидору укротило исступленного и возвратило ему разум.

Авраамиев Богоявленский монастырь, где почивают мощи пр. Авраамия, напоминает еще времена язычества в Ростове. Авраамий с помощью Иоанна Богослова сокрушил идола Велеса. Так в житии повествуется это величавое предание, которое обозначено здесь местными памятниками:

«Чудской конец поклонялся каменному идолу, в котором жил злой бес. Волшебство заграждало к нему пути, и никто не смел подойти к нему. Авраамий сидел близ идола и так молился Богу: „Господи Боже Вышний, призри с высоты святой Своей на раба Твоего и дай мне силу и благодать Святого Твоего Духа разорить многокозненнаго сего идола“. Но тщетно: не мог он подступить к нему; злое волшебство мешало; он недоумевал о том и сидел в скорби. Вдруг видит, что старец благоговейного образа идет к нему. Преподобный пошел навстречу. Оба поклонились друг другу, поменялись благословением и сели. Начал блаженный Авраамий к старцу такую речь: „Откуда ты, отче, идешь? Из какой ты страны, святче Божий?“ Отвечал ему старец: „Я, отче, родом из Царя-града, странник и пришелец на вашей земли. А ты, отче, чего ради скорбя сидишь близ многострастного сего идола Велеса?“ И сказал блаженный Авраамий старцу: „Тщусь и молюсь я к Господу Богу разорить многострастного сего идола Велеса, и невозможно мне; презрел Бог мое моление, и о том скорбя я сидел“. И сказал старец к Авраамию: „Если хочешь получить желаемое, иди к Царю-городу. Спроси в том городе: где дом Иоанна Богословца, и взойди в дом его, и помолись его образу, и не выйдешь из него тощ, а все желаемое получишь. Если же не пойдешь в дом Иоанна Богословца, то желаемого получить не можешь“. Печалила блаженного долгота пути, но старец утешил его тем, что Господь Бог сократит ему путь малым временем. Авраамий исполнился Святого Духа, взял благословение у старца и начал путь, забыв о долготе его. Перешел реку Ишню, и вот вышел к нему навстречу человек страшный благоговенный образом, без волос на темени, взлысый, с бородой круглой и великой и весьма прекрасен. В руке у него была трость. Пал к ногам его блаженный. Поклонился ему страшный муж и сказал: „Куда, старец, идешь?“ Поведал ему Авраамий все по порядку, зачем он идет искать дому Иоанна Богослова. Сказал ему страшный муж: „Старец, подойди и возьми сию трость; возвратись к идолу Велесу, приступи к нему и изброди его сей тростью во имя Иоанна Богослова, и падет он во прахе, окаянный“. Исчез страшный муж и старец познал в нем Иоанна Богослова, одержимый страхом и радостью, возвратился он назад, подошел к идолу без препятствия, пронзил его тростью во имя Иоанна Богослова, и идол Велес стал прахом. А на том месте, где была блаженному встреча, поставил он церковь во имя Иоанна Богослова, которая стоит и до сих пор, а на месте идола другую церковь, во имя Богоявления».

На месте последней церкви теперь монастырь; в 4 верстах от него деревянная церковь во имя Иоанна Богослова, благовестием которого, как видно, до конца сокрушено было язычество Ростовской области в образе идола Велеса.

Когда Авраамий основал монастырь и привлек к себе сердца народа, злой бес продолжал мстить ему. Однажды, когда святой, готовясь к Святому Причащению, хотел умыть руки из сосуда, дьявол взошел в умывальницу, чтобы нанести старцу какой-нибудь вред водой. Но он догадался, что в сосуде лукавый дух и положил на сосуд крест и тем его запер. У князей был обычай, возвращаясь с охоты, заходить к старцу под благословение. Так, однажды князья пришли к нему, а старец мыл в это время власяницы для братии. Князья прошли прямо в келью старца. Один из них, увидя крест на сосуде с водой, снял его, чтобы приложиться. Дьявол вышел из него, как дым смрадный и зловонный, и, встретив старца в коридоре келии, погрозил ему, что отомстит за его заключение и заставит прокатиться на пегой ослице и в женских сандалиях. Через несколько времени бес принял вид воина и оклеветал перед князем Владимиром старца Авраамия, что он волшебник, обманывает народ, нашел в земле медный сосуд, полный золота, и утаил от князя, что у него и сосудов золотых, и поясов, и цепей золотых, и серебра, и других драгоценностей многое множество. Князь Владимир велел воину привезти к себе Авраамия. Воин захватил его в одной власянице, взял с собой на коня, а дорогой отнял у селянина пегую ослицу да женские сандалии, сандалии надел ему на ноги, посадил его на ослицу и так привез к князю Владимиру. Но старец молитвой обличил беса, сидевшего в воине, в присутствии самого князя, который сам же потом просил у старца прощения.

В житии упоминаются имена князей Владимира и Бориса, при которых основан монастырь Авраамиев с благословения епископа Илариона. История российской иерархии относит Авраамия ко временам Владимира Святого, но позднейшие исследователи – к временам Владимира Мономаха или даже еще позднее, к княжению Андрея Боголюбского.

Петровский монастырь за городом, по дороге в Ярославль, напоминает татарские времена. Исидор был родом немец, которого соединила с нами вера. Петр царевич – татарин, обращенный в православие словом и чудесами епископа Кирилла в XIII столетии. Род его служил оградой Ростову от власти и грабежей татарских. В житии его содержатся многие весьма любопытные подробности. Между прочим, мы узнаем, что в XIII столетии в Ростовском соборе на правом клиросе пели по-гречески, а на левом по-русски. Отсюда может объясниться, почему в XIV столетии при монастыре Григорьевском сохранялось учение греческого языка, которым мог воспользоваться Стефан Пермский. Вот этот отрывок из жития: «Прииде со владыкою в Ростов; виде церковь, украшенну златом и жемчюгом, и драгым камением, аки невесту Христову украшену, в ней пения доброгласная, акы ангельская. Бе бо тогда во церкви Святыя Богородица левой крилос греческый пояху, а правый роскый».

После вечерни в соборе монастыря Иаковлевского достопочтенный отец архимандрит Поликарп пригласил меня к себе. Покои, в которых он живет, старинные, строенные еще Амфилохием в конце прошлого столетия. В них замечательно собрание портретов. В одной комнате вы находите портрет святителя Димитрия, с которого пишутся иконы его, также портреты Варлаама Ясенского (Ясинского) и Лазаря Барановича, двух седовласых старцев, величавой и доброй наружности. В зале – портрет Стефана Яворского, черноволосого, с выразительной южной физиономией, писан каким-то живописцем Стефаном; внизу стихи, воспевающие дружбу Яворского со святителем Димитрием. В кабинете отца архимандрита замечательны портреты: Саввы Туптало, малороссийского сотника, отца святителя Димитрия, погребенного в киевском Кириллове монастыре, и Тимофея Архипова, который был иконописцем при дворе царицы Прасковьи Феодоровны, матери императрицы Анны Иоанновны, оставил иконопись, перешел к юродству, продолжал все-таки жить в доме у царицы и преставился в 1731 году. Последний портрет написан довольно искусно.

Ризница монастырская помещена прекрасно. Примечательнейшее в ней относится к памяти святителя Димитрия. Здесь митра, найденная на голове его, когда от крыты его мощи; платок, положенный с ним во гробе; слово, его рукой написанное и говоренное в Москве, но когда уже он был на ростовской пастве; полотенце, присланное ему в дар Цареградским Патриархом Филофеем; великолепные покровы, драгоценные сосуды – дары благочестия русских государей. Библиотека при ризнице состоит из одних только печатных книг. Рукописи сочинений святителя не сохранились здесь потому, что он завещал предать их земле вместе с своим телом, а многочисленная его библиотека отослана была в Москву, для присоединения к патриаршей.

В сараях монастырских хранится древняя колесница святителя Димитрия, в которой езжал он по городу, благословляя народ. Она устроена не совсем удобно, но так чтобы митрополит мог быть совершенно открыт и виден всему народу. Знамения креста осеняют экипаж внутри и с боков. Теперешний хозяин обители намерен выставить эту замечательную колесницу в одной из галерей ограды монастырской, на месте более видном.

Не могу забыть получасу, проведенного мной на уголь ной башне монастыря со стороны московской дороги. Солнце начинало склоняться к западу, но было еще до вольно высоко. Озеро ровным зеркалом расстилалось под стенами обители. Полосы, то голубые, то серебряные, то темные, рисовались по его поверхности. Вдали виднелся зеленый остров: инокини в лодках подплывали к нему для уборки сена. Благолепные храмы обители Иаковлевской возвышались прямо перед нами; красивая ограда с своими разнообразными башенками и галереями облегала их ровным четвероугольником. Игривая и легкая архитектура их согласовалась с веселым впечатлением окружающей природы. Монахи убирали сено по огромному двору монастыря. Вдали виднелся, вдоль озера, древний город Ростов. Все обители и церкви, память которых соединена с самыми древними христианскими преданиями Ростова, ясно обозначались отсюда. Как прекрасна природа в этом окружении святыни! Благословение Божье и чистая красота ее дружатся в мысли созерцателя. И сама природа как будто преображается, и благословение Божье, сообщаясь нам через красоту ее, становится доступнее земным нашим чувствам. Отсюда объясняю, почему основатели монастырей любили красивые места. Святая вера наша исполнена сочувствия к природе, как к Божью созданию. В словах Божественного Учителя сколько прекрасных образов, из нее взятых! Только Сам Творец полевой лилии мог выразиться об ней так, что и Соломон во всей славе своей никогда так прекрасно не одевался.