Текст книги "Девушка с татуировкой дракона"

Глава 3
Пятница, 20 декабря – суббота, 21 декабря

Эрика Бергер удивленно вскинула брови, когда ближе к концу рабочего дня в редакции возник основательно продрогший Микаэль Блумквист. Редакция «Миллениума» располагалась прямо в самой середине Гётгатан, на офисном этаже, над помещениями «Гринписа». С «Миллениума» явно требовали завышенную арендную плату, но Эрика, Микаэль и Кристер все-таки дружно держались за этот офис.

Эрика взглянула на часы. Еще только десять минут шестого, а тьма уже давно укутала Стокгольм. Она ждала Микаэля ближе к обеду.

– Прости, – произнес он, прежде чем она успела что-либо сказать. – Меня настолько потряс этот суд, что мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я долго бесцельно шатался и обо всем размышлял.

– Я услышала решение суда по радио. Звонила «Та, с канала ТВ‑4»; ей хотелось, чтобы я прокомментировала эти события.

– А ты что сказала?

– Как мы и договаривались! Я сказала, что нам надо сперва ознакомиться с текстом приговора, а уж потом мы сможем высказываться. То есть я ничего не сказала. Но все же настаиваю: это порочная стратегия. Мы будем выглядеть как проигравшая сторона и потеряем поддержку в прессе. А ты наверняка попадешь в вечерние сводки телевизионных новостей…

Блумквист кивнул. У него был потерянный вид.

– Ну и как ты себя чувствуешь?

Микаэль пожал плечами и опустился в свое любимое кресло, у окна, в кабинете Эрики. Ее кабинет выглядел по-спартански аскетично: письменный стол, вместительные книжные стеллажи и практичная офисная мебель. Все покупалось в магазине «ИКЕА», за исключением двух комфортабельных экстравагантных кресел и столика у стены. («Они соответствуют моему воспитанию», – обычно шутила Эрика.) Часто она читала, сидя в кресле и поджав под себя ноги.

Микаэль посмотрел вниз, на Гётгатан, – в темноте маячили силуэты прохожих. Рождественский ажиотаж набирал обороты.

– Конечно, пройдет и это, – сказал он. – Но я не могу избавиться от чувства, будто мне выдали по полной программе.

– Да, я тебя понимаю. Нам всем изрядно досталось. Даже Янне Дальман сегодня ушел домой пораньше.

– Наверняка он не согласен с решением суда.

– Ты его знаешь, он ведь далеко не оптимист.

Микаэль покачал головой. Янне Дальман работал ответственным секретарем в «Миллениуме» вот уже девять месяцев, и появился он как раз в самом начале дела Веннерстрёма. Редакция переживала не самые лучшие времена. Микаэль пытался припомнить, почему они с Эрикой решили принять его на работу. Они считали, что у Янне высокий профессиональный уровень, – он уже успел поработать в Телеграфном агентстве, в вечерних газетах и в программе новостей на радио. Однако ему не хватало бойцовских качеств. За прошедший год Микаэлю не раз пришлось сожалеть о том, что они взяли к себе Дальмана: тот все видел в самых мрачных тонах, и порой это очень раздражало.

– Что слышно от Кристера? – спросил Микаэль, все еще глядя на улицу.

Кристер Мальм занимался в «Миллениуме» художественным оформлением и версткой. Вместе с Эрикой и Микаэлем он являлся совладельцем журнала, но сейчас находился со своим бойфрендом за границей.

– Звонил. Просил передавать приветы.

– Теперь ему придется взять на себя обязанности ответственного редактора.

– Ладно тебе, Микке. Как ответственный редактор, ты должен быть готов к тому, что время от времени будешь получать щелбаны. Это – часть твоих повседневных обязанностей.

– Согласен. Но теперь выходит, что я и автор текста, и ответственный редактор журнала, который этот текст опубликовал. Это все меняет. Я не могу судить здраво.

Эрика Бергер почувствовала, что тревога, которая не покидала ее весь день, нарастает. Накануне судебных слушаний Микаэль Блумквист и так, мягко говоря, был не в лучшем настроении, однако он не казался ей таким мрачным и потерянным, как сейчас, когда потерпел фиаско. Эрика обошла письменный стол, уселась на колени к Блумквисту и обняла за шею.

– Послушай, Микаэль. Мы оба с тобой абсолютно точно знаем, как все это произошло. Я так же ответственна, как и ты. Просто нужно переждать, пока шторм уляжется.

– Да что тут пережидать-то? Этим приговором меня буквально казнили. Мне нельзя оставаться ответственным редактором «Миллениума». Нужно спасать репутацию журнала, и мы должны свести потери к минимуму. И ты понимаешь это не хуже меня.

– Я не позволю тебе взвалить на себя всю вину. Неужели за все эти годы ты так меня и не раскусил?

– Я прекрасно тебя раскусил, Рикки. Ты чересчур лояльна к своим сотрудникам. Будь твоя воля, ты бы сцепилась с адвокатами Веннерстрёма и дралась бы до потери пульса. Но нам надо быть мудрее.

– По-твоему, это мудро – бросить сейчас «Миллениум» и сделать вид, что я тебя выгнала?

– Мы уже сотни раз обсуждали это. Теперь только ты сможешь спасти «Миллениум». Кристер – парень что надо, но без хватки; он дока по части иллюстраций и верстки, но в битве с миллиардерами ему не сдюжить. Мне придется на время покинуть «Миллениум» – и как редактору и журналисту, и как члену правления. Моя доля перейдет к тебе. Веннерстрём в курсе, что я знаю о нем все, и он попытается прихлопнуть журнал, пока я нахожусь рядом с «Миллениумом». Такая борьба нам не по силам.

– А почему бы нам не выступить с публикацией о том, что произошло? Или – или!

– Потому что мы ни черта не сможем доказать и потому что я утратил доверие. Этот раунд выиграл Веннерстрём. Все позади, забудь.

– Хорошо, допустим, ты уйдешь отсюда. А что ты будешь делать?

– Мне просто нужен тайм-аут. Я совершенно измотан. Мне надо прийти в себя, а там посмотрим.

Эрика обняла Микаэля и крепко прижала его голову к своей груди. Несколько минут они сидели молча.

– Хочешь, я сегодня побуду с тобой? – спросила она.

Блумквист кивнул.

– Хорошо. Я уже позвонила Грегеру и сказала, что переночую у тебя.

Комнату освещал только уличный фонарь, отражавшийся в углу окна. Эрика уснула после двух часов ночи, а Микаэль лежал и в полумраке изучал ее профиль. Одеяло укрывало ее почти до талии, и он смотрел, как вздымается и опускается ее грудь. Он успокоился, ком в солнечном сплетении растворился. Эрика всегда влияла на него благотворно. И он знал, что и он так же влияет на нее.

«Надо же, целых двадцать лет», – подумал Микаэль.

Двадцать лет они вместе. И он не против, чтобы они занимались сексом по крайней мере еще столько же. Они никогда не пытались скрывать свою связь, хотя порой это очень осложняло им общение с окружающими. Блумквист знал, что всех вокруг интересует, какие у них на самом деле отношения. Они с Эрикой отделывались загадочными ответами и не обращали внимания на сплетни.

Они познакомились на вечеринке у общих знакомых. Тогда оба учились на втором курсе Высшей школы журналистики, и каждый из них имел постоянного партнера. В тот вечер они провоцировали друг друга и держались весьма фривольно. Возможно, они и флиртовать-то друг с другом начали шутки ради, он даже не помнил. Но прощаясь, они обменялись телефонами. Оба не сомневались, что окажутся в одной постели. Не прошло и недели, как они осуществили свои планы, втайне от своих партнеров.

Микаэль был уверен, что любовь здесь ни при чем – по крайней мере, в общепринятом ее понимании. Это не была любовь, которая ведет к общему дому, совместному погашению кредитов, рождественской елке и детям. В 80‑е годы, когда оба чувствовали себя свободными, они подумывали начать жить вместе. Микаэль был не прочь, но Эрика в последний момент всегда давала задний ход. Она говорила, что ничего хорошего у них все равно не получится, а уж если они полюбят друг друга, то их отношения будут безнадежно испорчены.

Они оба считали, что их связь держится на сексе, или, точнее, на сексуальном помешательстве. Микаэль часто задумывался о том, возможно ли испытывать к женщине более страстное чувственное тяготение, чем он питал к Эрике. Они просто идеально подходили друг другу, а их отношения можно было сравнить с наркозависимостью.

Иногда они встречались очень часто и напоминали дружную пару, а иногда подолгу не виделись – целые недели и даже месяцы. Но как алкоголики, которые после вынужденного воздержания штурмуют винные прилавки, так и они всегда возвращались друг к другу – чтобы утолить жажду.

Конечно, это было чревато осложнениями. Подобные связи неизбежно причиняют боль. Они оба буквально сжигали за собой мосты – и оставляли позади несбывшиеся надежды и разочарования. Микаэль так и не смог заставить себя отказаться от Эрики – и в итоге ушел из семьи. Он, правда, никогда и не скрывал от своей жены Моники, что его связывают близкие отношения с Эрикой. Но жена наивно надеялась, что, раз они поженились и у них родилась дочь, он опомнится. Кстати, и Эрика почти тогда же вышла замуж за Грегера Бекмана.

Микаэль тоже так считал и в первые годы после женитьбы встречался с Эрикой только в связи с профессиональными вопросами. Потом они основали издательство «Миллениум» и после этого выдержали лишь неделю карантина. Как-то поздним вечером они занимались сексом прямо на ее письменном столе. После этого наступил мучительный период, когда Микаэлю хотелось жить с семьей и наблюдать, как подрастает его дочурка. Хотя в то же время его непреодолимо тянуло к Эрике, и он не мог себя контролировать. Конечно, если бы он по-настоящему захотел, то смог бы совладать с собою. Лисбет Саландер не ошиблась, предполагая, что Моника развелась с ним именно из-за его супружеской неверности.

Невозможно даже представить, но Грегера Бекмана эта ситуация, похоже, вполне устраивала. Эрика никогда не скрывала своих отношений с Микаэлем и немедленно призналась мужу в том, что связь возобновилась. Возможно, Грегер – слишком деликатная и художественно одаренная личность – был полностью поглощен собственным творчеством и сосредоточен только на самом себе, и поэтому он смирился с тем, что у его жены есть другой мужчина и она даже отпуск распределяет так, чтобы провести пару недель с любовником на его даче в Сандхамне. Грегер не слишком нравился Микаэлю, и он никак не мог понять, что связывает с ним Эрику. Но его все же радовало, что Бекман не возражает против того, чтобы его жена любила одновременно их обоих.

Он подозревал, что, с точки зрения Грегера, связь жены с ее давним знакомым придает их браку особую пикантность. Впрочем, они эту тему никогда не обсуждали.

Микаэль никак не мог заснуть и около четырех часов утра понял, что ему это так и не удастся. Он сидел на кухне и еще раз, от начала до конца, внимательно изучал приговор. Ему казалось, что встреча на Архольме имела для него буквально судьбоносное значение. Он так и не разобрался, с какой целью Роберт Линдберг поделился с ним и выложил все про махинации Веннерстрёма – просто чтобы о чем-то потрепаться за рюмкой в каюте или специально допустил утечку информации.

Микаэль склонялся к первому варианту, но с таким же успехом Роберт из сугубо личных или коммерческих соображений мог пожелать навредить Веннерстрёму и просто воспользовался удобным случаем, когда к нему на яхту попал знакомый и вполне внушаемый журналист. Впрочем, Роберт не был слишком пьян и в разгар беседы заставил Микаэля поклясться, что тот его не выдаст. И тогда Линдберг из сплетника превратился в анонимный источник информации. А значит, он мог говорить все, что угодно, но Микаэль не имел права его выдать.

Впрочем, Блумквист не сомневался: если какие-нибудь заговорщики специально устроили встречу на Архольме с целью привлечь его внимание, то Роберт – просто неподражаемый интриган. Однако их пути пересеклись там совершенно случайно.

Роберт даже не подозревал, насколько Микаэлю претят люди типа Ханса Эрика Веннерстрёма. По своему многолетнему опыту Блумквист знал, что почти все директора банков или знаменитые топ-менеджеры – негодяи и мошенники.

О Лисбет Саландер Микаэль никогда не слышал и пребывал в счастливом неведении относительно того, что в тот день она представила на него досье. Но если бы он ее послушал, то наверняка согласился бы с ней, когда Лисбет заявила, что его откровенное отвращение к денежным мешкам не связано с симпатиями к левым радикалам. Микаэля нельзя было назвать политически индифферентным, но к разным политическим «измам» он относился с большой настороженностью. Блумквист голосовал на выборах в риксдаг лишь однажды – в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Тогда он отдал свой голос за социал-демократов, и то только потому, что, на его взгляд, невозможно было бы терпеть еще три года Йосту Бумана[32]32
  Йоста Буман (1911–1997) – шведский политик, возглавлял партию модератов и был министром финансов (1976), а также министром экономики в 1976–1978 и 1979–1981 гг.


[Закрыть] в качестве министра финансов, а Турбьёрна Фельдина[33]33
  Нильс Улоф Турбьёрн Фельдин (р. 1926) – шведский политик. Был премьер-министром в трех правительствах – в период с 1976 по 1982 г. С 1971 по 1985 г. возглавлял Партию Центра.


[Закрыть] или, например, Улу Ульстена[34]34
  Стиг Челль Улоф Ульстен (р. 1931) – шведский государственный и политический деятель.


[Закрыть] – на посту премьер-министра. Поэтому он, хотя и без особого энтузиазма, проголосовал за Улофа Пальме[35]35
  Улоф Пальме (1927–1986) – премьер-министр Швеции в 1969–1976 гг. и в 1982–1986 гг., председатель социал-демократической рабочей партии с 1969 г. Возглавлял международную неправительственную организацию «Независимая комиссия по вопросам разоружения» («Комиссия Пальме»). Был убит.


[Закрыть]. А потом после убийства премьер-министра – за «Бофорс» и Эббе Карлссона[36]36
  Эббе Карлссон (1947–1992) – книгоиздатель, который, не имея официальных полномочий, по особому поручению министра юстиции Анны-Греты Лейон принимал участие в расследовании убийства Улофа Пальме и изучал степень причастности к этому событию сотрудников СЭПО. Дело Эббе Карлссона получило широкий общественный резонанс и закончилось беспрецедентным политическим скандалом.


[Закрыть].

Микаэль терпеть не мог экономических обозревателей. Они, с его точки зрения, пренебрегали элементарными требованиями морали. Он считал, что уравнение решается очень просто. Директора банка, который растратил сто миллионов, увлекшись безрассудными спекуляциями, надо просто гнать в шею с работы. Предпринимателей, которые создают «дутые» компании, следует посадить за решетку. Домовладельца, который вынуждает молодежь оплачивать черным налом однушку с сортиром, необходимо подвергнуть общественному порицанию.

По мнению Блумквиста, задача экономической журналистики состоит в том, чтобы выявлять и разоблачать финансовых бонз, которые провоцируют банковские кризисы и растрачивают капиталы миноритарных акционеров на скупку бесконечных интернет-компаний. Он полагал, что экономические обозреватели обязаны наблюдать за главами предприятий с тем же неусыпным вниманием, с каким политические репортеры следят за каждым шагом министров и депутатов риксдага, каждая промашка которых может очень дорого им обойтись.

Политические журналисты никогда бы не поклонялись никакому лидеру партии, как иконе. И Микаэль не мог понять, почему многие экономические обозреватели из ведущих средств массовой информации относятся к бездарным биржевым дельцам с обожанием, как к каким-нибудь рок-звездам.

Занимая столь нетипичную для экономической журналистики позицию, Блумквист когда-то рассорился с коллегами, причем конфликт этот стал достоянием общественности. Некоторые из них, в первую очередь Уильям Борг, стали его злейшими врагами. Микаэль посмел критиковать своих собратьев по журналистскому цеху за то, что те предают интересы своей профессии и потворствуют преуспевающим молодым финансистам. Вместе с ролью критика общественных пороков, разумеется, Микаэль заработал дополнительные очки. Его стали приглашать в качестве оппонента на телепередачи, чтобы он прокомментировал разоблачение какого-нибудь главы компании, растратившего миллиард или около того. Однако одновременно он нажил себе целую когорту непримиримых врагов.

Микаэль даже не сомневался, что нынешним вечером в редакциях некоторых средств массовой информации откупоривали бутылки шампанского. Его поражение многие воспринимали со злорадством.

Эрика разделяла его взгляды на роль журналистики. Когда-то, еще студентами факультета журналистики, они фантазировали, что будут работать в издании, которое будет придерживаться определенных принципов.

Конечно, Микаэль просто не мог представить себе другого шефа, кроме Эрики. Со своими коллегами она поддерживала теплые и доверительные отношения. И в то же время не избегала конфронтации и при необходимости проявляла железную волю. Благодаря хладнокровию и профессиональной интуиции Эрика безошибочно принимала решение о содержании нового номера.

Далеко не всегда они с Микаэлем придерживались единого мнения. Напротив, часто ссорились, но при этом безоговорочно доверяли друг другу и вдвоем составляли непобедимую команду. При этом Микаэль, настоящий трудоголик, добывал материалы, а она обрабатывала и обрамляла их.

«Миллениум» стал их общим детищем, но, как проект, никогда бы не реализовался, если б она не раздобыла источники финансирования. Микаэль, выходец из рабочей среды, и Эрика, представительница высшего класса, составляли удачный союз. Она унаследовала кое-какие капиталы, которые вложила в этот проект, а потом уговорила отца и некоторых знакомых внести туда значительные суммы.

Микаэль часто размышлял над тем, почему Эрика занялась именно «Миллениумом». Конечно, быть совладельцем, а тем более мажоритарным владельцем и главным редактором собственного журнала – престижно. Тем более что никакое другое рабочее место не могло бы обеспечить ей журналистскую независимость. Окончив Высшую школу журналистики, Эрика, в отличие от Микаэля, дебютировала на телевидении. В ней был драйв, она была на редкость телегенична и могла бы бросить вызов кому угодно. Кроме того, она успешно контактировала с чиновниками и бюрократами. Останься Эрика на телевидении, то, бесспорно, сделала бы головокружительную карьеру на одном из каналов и зарабатывала бы куда больше, чем сейчас.

Вместо этого она добровольно выбрала «Миллениум» – очень рискованный, буквально на грани провального, проект, который начинался у черта на рогах – в тесных обшарпанных подвалах в районе Мидсоммаркрансен. Впрочем, «Миллениум» вполне преуспел. И в самом начале 1990‑х годов они перебрались в центр, в просторные комфортабельные и уютные помещения на холме Гётгатсбаккен, на Сёдермальме[37]37
  Сёдермальм – один из районов Стокгольма в центральной части города, расположенный на одноименном острове.


[Закрыть].

Кстати, Эрика уговорила стать совладельцем журнала Кристера Мальма – знаменитого гея, который периодически устраивал сеансы эксгибиционизма, позировал репортерам со своим бойфрендом и часто фигурировал на страницах гламурных изданий. Он стал героем светской хроники после того, как съехался с Арнольдом Магнуссоном, называемым Арн, – артистом, который дебютировал в Королевском драматическом театре, но успеха добился, лишь когда согласился сыграть самого себя в модном реалити-шоу. Отношения Кристера с Арном стали в прессе чем-то вроде нескончаемого сериала.

К тридцати шести годам Кристер Мальм обрел популярность как профессиональный фотограф и дизайнер. Он придал выпускам «Миллениума» привлекательный и современный графический вид. Его собственный офис располагался на том же этаже, что и редакция «Миллениума», а в журнале он работал по совместительству, одну неделю в месяц.

В редакции на постоянной основе трудились два сотрудника, и еще трое – по совместительству. Еще одна должность предназначалась для практикантов, которые постоянно менялись.

«Миллениум» по-настоящему никогда не был коммерческим проектом, но благодаря сотрудникам, которые любят свою работу, он завоевал свое место в издательской нише.

Ощутимой прибыли от «Миллениума» ждать не приходилось, но свои расходы журнал окупал, а тираж и доходы от рекламы постоянно росли. Журнал заслужил репутацию серьезного и надежного издания, вызывающего доверие.

Но теперь, похоже, ситуация изменится. Микаэль еще раз пробежал глазами краткий пресс-релиз, который они с Эрикой составили накануне вечером и передали через телеграфное агентство «ТТ», его уже выложили на сайте газеты «Афтонбладет».

ОСУЖДЕННЫЙ РЕПОРТЕР ПОКИДАЕТ «МИЛЛЕНИУМ»

Стокгольм («ТТ»). Журналист Микаэль Блумквист покидает пост ответственного издателя журнала «Миллениум», сообщает Эрика Бергер, главный редактор и основной владелец издания.

Микаэль Блумквист решил оставить «Миллениум» по собственному желанию.

По словам Эрики Бергер, которая теперь взяла на себя роль ответственного издателя журнала, его потрясли драматические события последнего времени, и ему пришлось сделать перерыв.

Микаэль Блумквист стал в 1990 году одним из основателей журнала «Миллениум». По мнению Эрики Бергер, так называемое дело Веннерстрёма не окажет негативного влияния на будущее журнала.

«В следующем месяце журнал выйдет согласно графику, – уверяет Эрика Бергер. – Роль Микаэля Блумквиста в жизни и становлении журнала трудно переоценить, но теперь мы перелистываем эту страницу».

Эрика Бергер считает дело Веннерстрёма просто роковым стечением обстоятельств. Она сожалеет о неприятностях, доставленных Хансу Эрику Веннерстрёму. Получить комментарии от Микаэля Блумквиста не удалось.

– Это просто кошмар какой-то, – сказала Эрика, после того как они отослали пресс-релиз по электронной почте. – Большинство решит, что ты просто лох и дурень, а я хладнокровная змеюка, которая воспользовалась случаем, чтобы тебя ужалить.

– Если учесть, какие слухи о нас и без того ходят, наши друзья обрадуются – мы подбросили им новый повод для сплетен, – попытался отшутиться Микаэль.

Но Эрике было не до шуток.

– У меня нет другого плана, но, по-моему, мы делаем что-то не так.

– У нас просто нет выхода, – возразил Блумквист. – Если журнал разорится, то все наши усилия окажутся напрасны. Ты ведь знаешь, что мы уже потеряли львиную долю доходов… Кстати, что там у нас с компьютерной фирмой?

Эрика вздохнула:

– Утром они заявили, что не будут размещать рекламу в январском номере.

– Веннерстрём владеет у них солидным пакетом акций. Этого следовало ожидать.

– Ничего страшного, есть и другие клиенты. Веннерстрём хоть и финансовый магнат, но все-таки он владеет не всем и не всеми… У нас есть и свои контакты.

Микаэль обнял Эрику и притянул к себе:

– Наступит день, и мы так врежем Хансу Эрику Веннерстрёму, что на Уолл-стрит все вздрогнут. Но не сегодня. Сейчас мы обязаны вывести «Миллениум» из-под удара, чтобы читатели не утратили доверия к журналу. Этим мы не можем рисковать.

– Я все понимаю! Но если мы с тобой сделаем вид, что расстаемся, то я буду выглядеть жуткой стервой… Да и ты окажешься в нелепой ситуации.

– Рикки, у нас есть шанс, пока мы с тобой доверяем друг другу. Будем действовать, полагаясь на интуицию… А пока нам придется отступить.

Ей пришлось согласиться. Невозможно было устоять перед хладнокровной и суровой логикой Микаэля.