Текст книги "Бритни: Изнанка мечты"

1. Дом, милый дом

Моё сердце принадлежит Кентвуду. Я – сельская девочка.

Бритни, 1994 г.

Это называется «задворки мира» – место, где ничего нет. Только приехав в удалённый сельский уголок под названием Кентвуд, лежащий посреди сосновых лесов Луизианы, начинаешь понимать две вещи: глухую неизвестность, из которой вырвалась Бритни, и предельную решимость, необходимую, чтобы попасть на радары шоу-бизнеса. С тем же успехом Бритни могла бы кричать о своих мечтах в центре пустыни.

Мир развлечений Лос-Анджелеса и Нью-Йорка лежит на расстоянии нескольких световых лет от просёлочных дорог и крохотных речушек. Этот плоский район являет собой малолюдную чересполосицу пастбищ и лесов, с редкими вкраплениями деревень, связанных узенькими просёлками: песочными венами, пронизывающими бесконечную зелень.

К современной жизни ведёт федеральная автострада 55, берущая начало в пригороде Нью-Орлеана. Если проехать 70 минут в глубь страны, окажешься в Кентвуде. Автострада 55 – «маршрут эвакуации от ураганов» из города, до сих пор не оправившегося после урагана «Катрина», но без крайней необходимости сложно найти причины даже задуматься о такой поездке – если ты, конечно, не убеждённый фанат Бритни и не папарацци.

Луизиана – штат, зажатый между Техасом с запада и Миссисипи с востока, громадная жирная «L» на берегу Мексиканского залива, где летом стоит изнуряющая жара, температура поднимается до 38°C при 90 % влажности. Кентвуд расположен на верхней границе нижней перекладины «L». Там он отдыхает в кресле-качалке на веранде границы штатов, с Миссисипи впереди и Луизианой позади, потихоньку занимается своими делами в серой зоне между ними. Задержись здесь, неподалёку от реки Миссисипи, и тебе привидится Гекльберри Финн, как он шествует мимо, сплёвывая в пыль и грязь, заложив большие пальцы за ремень рабочих штанов. Забавно, что в пику делу по опекунству над Бритни Гек тоже искал способы вырваться – из-под крыла вдовы Дуглас.

Приезжая сюда впервые, почти все представляют себе эдакую вариацию на тему «Унесённых ветром», а потом стараются подогнать действительность под художественный вымысел или увидеть в родине Бритни Спирс достойный идеал. Кентвуд стал частью легенды Бритни, обложкой её книги. За прошедшие годы был создан образ порядочного, богобоязненного, консервативно церковного городка, где строжайшее хранят христианские ценности. Когда слышишь это описание, в голове появляется картина счастливой Бритни, бегущей вниз по холму в воскресном платье, словно Лора Инголс из «Маленького дома в прериях». А на самом деле всё было по-другому.

В действительности улицы Кентвуда раскинулись на асфальтированной поверхности пиар-реальности, а под ней скрывается уязвимое, шершавое подбрюшье: ободранная правда, на которую ещё не наложили глянец. Здесь начинается нить спрятанного на самом видном месте узора, пути из грязи к всенародной славе.

По последним данным в Кентвуде живёт чуть меньше 600 семей. Среди них и семья Спирс. Население не намного более 2 000 человек, средний годовой доход оценивается примерно в 17 тысяч долларов, а средняя цена дома составляет 70 тысяч. Здесь царит дух бедности и тяжёлой работы – как и положено людям от природы.

Стоит моргнуть, несясь на север по автостраде 55, и вы пропустите поворот на развязку 61 – последнюю до границы с Миссисипи в 5 милях. Если съехать на местную трассу 38, слева будет Ливерпуль, а справа Кентвуд. Время словно бы обходит стороной это место, запертое между шоссе и путями железной дороги Центрального Иллинойса, ведущими к Чикаго.

Справа расположились три дисконтных магазина, «Доллар Дженерал», «Фэмили Доллар» и «Супер Доллар», а также местный супермаркет и добровольческое пожарное депо. Дальше в город стоит кафе «Кентвуд», ювелирный магазин «У Конни», аптека Шиллингза и два мелких банка. Работает магазин, торгующий оружием, боеприпасами… и игрушками, а рядом продаются запчасти к грузовикам и тракторам. Большая часть магазинов возведены из металлоконструкций и гофрированного железа, со стальными крышами. Так строить дешевле и быстрее, а крыши лучше выдерживают ураганы, нередкие в этой местности. Жилые улицы вместо названий обозначаются буквами алфавита: Авеню Эй, Авеню Би, Авеню Си, Авеню Ди, и так далее, и сколько хватает глаз – ни одного двухэтажного здания. Дома отодвинуты подальше от дорог, на чахлые луга: коттеджи в духе ранчо, «двухсекционные» трейлеры и «крекерные хижины» – хрупкие постройки из фанеры, поднятые над землёй на кирпичных сваях. Остальные живут на фермах и в бунгало на обширных площадях округа Тангипахоа. Молча ржавеют машины без колёс и каркасы грузовиков, вросшие в землю. Сразу становится ясно, что это нижняя граница социально-экономического сельского спектра США, бедный родственник Хаммонда (лежащего в 41 километре отсюда), Маккомба (24 километра) и Эмайта (16 километров).

Кентвуд разделяют две главные дороги: трасса 38 идёт с востока на запад через автостраду, а хайвей 51 тянется с юга на север до границы со штатом Миссисипи. Их пересечение – единственный перекрёсток с висячим светофором, болтающимся на сильном ветру. Местная пробка – это когда четыре машины стоят на красный свет. Именно здесь целеустремлённо околачиваются папарацци.

– Отличить семью Спирсов несложно, – сказал один фотограф. – Белый «Ленд Ровер» или «Лексус» Линни выделяется среди грузовиков «Дженерал Моторс» или «Шевроле», малолитражек и древних рыдванов.

На светофоре сверните налево, дальше первый поворот направо, на Главную улицу, и вам мгновенно откроется подлинная нищета Кентвуда. Раньше здесь был «культурный центр» округа, куда приезжали посмотреть фильм в кинотеатре или прямо из машины, сходить в бар или ресторан.

– Сюда съезжались, чтобы себя показать, но теперь в глаза бросается лишь то, что Кентвуд потихоньку умирает, – сказал один сторожил. Он помнит расцвет молочной промышленности, с которой кормились две сотни ферм, но появление Уолмартов в близлежащих городах быстро выдавило молокозаводы и молочные хозяйства на обочину. Из них выжило всего десять штук, и последние 20 лет город постепенно угасает. Главная улица стала центральной артерией города-призрака. На всех ста метрах, что она тянется, не выжил ни один магазин. Окна выбиты, стены и крыши разваливаются, фронтоны обрушились грудами кирпичей и строительного мусора. Посреди этой разрухи и запустения начинаешь спрашивать себя, действительно ли поп-принцесса отсюда родом. Сложно увязать ярко выраженный упадок и запредельное богатство знаменитой дочери города. Но подтверждение ждёт на окраине города в виде знака в диснеевском стиле: «Кентвуд – родина Бритни Спирс». По первому впечатлению кажется, что местные жители от души гордятся девушкой, которая, вместе с минералкой «Кентвудские источники», прославила этот район.

Пока никто не догадался организовать экскурсию «По следам Бритни», но задача несложная, поскольку фрагменты её заурядного прошлого разбросаны вокруг. Вот на углу развалины «Бабушкиных пирожков», где Бритни подрабатывала по утрам в выходные; Первая баптистская церковь, где она впервые пела для зрителей; её любимый ресторан – «Бургер-амбар Найлы»; Кентвудский музей, где выставлены её памятные вещи, и, наконец, дом её детства: одноэтажное бунгало из коричневого кирпича, с тремя спальнями и двумя ванными.

Он прижимается к густому лесу, в отдалении от боковой дороги, позади опрятной Баптистской церкви Гринлоу, куда семья ходила на воскреснюю службу. Вот двор, где у Бритни стоял батут, и автомобильный подъезд, где её брат, Брайан, играл в баскетбол, бросая мяч в кольцо, прикреплённое к навесу для машины. Бритни часто пулей вылетала из дверей и устраивала на лужайке перед домом представление для соседей, Стриклендов и Ридов: крутила колесо, делала сальто. На соседнем участке заброшенный амбар, большой и высокий, утопает в зарослях травы.

Времена, конечно, изменились, слава и состояние Бритни позволили ей построить для мамы поместье под названием «Безмятежность». Там теперь и живёт Линни Спирс, в 10 километрах отсюда. Рядом стоит отдельный гостевой домик на случай приезда Бритни. «Безмятежность» – кусочек Беверли-Хиллз, построеный в тихой заводи Луизианы, вечное напоминание о мечтах, которые исполняются за гранью кентвудского горизонта. Этот громадный домина стал бы плевком в душу, стой он центре города, но он осмотрительно спрятан на семи акрах соснового леса, и ведёт к нему узкий просёлок.

Эти кенвудские реалии доказывают, что какой бы золотой дождь ни омывал клан Спирс, вырваться с малой родины невозможно. Их держат родовые корни, глубоко вросшие в красную почву, связывает чувство землячества, из-за которого любое другое место кажется далёким и чужим. Да, они строят шикарные дома, пускают пыль в глаза, но в душе были и остаются сельскими жителями.

Дом за церковью, где прошло детство Бритни, давно сдан в наём, но паломничество туда не прекращается. Само местоположение этого хозяйства свидетельствует о близости с границей штата: чуть пробеги, подпрыгни, рванись, оп – и ты уже в Миссисипи, где уютный павильон «Бургеров Найлы», стоящий на главной дороге, в честь прославленной соседки отвёл целый зал под памятные вещи. Даже меню гордо заявляет: «Любимый ресторан Бритни Спирс».

А вот Кенвудский музей, переделанный из похоронного бюро, неполадёку от руин Главной улицы. Его хранитель, Хейзел Морис, пополняет выставку свежими свидетельствами карьеры Бритни. Открылся музей в 1975 году в честь ветеранов войны, и дедушки Бритни заняли в нём почётное место: отец Джейми, Джун Остин Спирс служил сержантом в ВВС США во время Корейской войны, а папа Линни, Барни Бриджес, был техником-сержантом на Второй мировой войне. Взнос Кентвуда в свободу Америки очевиден при взгляде на 15 снимков по 66 человек.

На другой стене в окружении мужчин висят красотки военного времени: Вероника Лейк, Лана Тёрнер, Вивьен Ли, Джейн Рассел и Барбара Стэнвик. Соседняя дверь ведёт к экспозиции, посвящённой кумиру современности, Бритни Спирс. Она занимает три отдельные комнаты, и всё, на что падает взор, раньше висело на стенах у Бритни, пока ее отец, Джейми, не решил в 2000 году одолжить эти вещи музею: платиновые диски, обложки журналов в рамках, семейные фотографии, детские платья, награды MTV и American Music Awards, CD: UK, «Смэш Хитс» и «Голливуд Репортер».

У тех, кто приехал сюда не как фанат, вряд ли останется от города хорошее впечатление. Официально разрешённая скорость здесь 60 км/ч, но местные едут под 40, и любой, кто едет на 20 километров быстрее, сразу выдаёт в себе приезжего. И вот уже в него впиваются бусинки глаз. Если шериф заметит номера прокатной машины, «подозрительному» чужаку придётся затормозить и ответить на ряд вопросов.

Местные прикрывают друг другу спину, и каждый знает о делах остальных. В столь тесном сообществе жители стремительно и неизбежно засекают иногородцев. Но если ты приехал с добрыми намерениями, и ведёшь себя с должным уважением, тебе протянут руку и уделят время, как положено по старым добрым законам южного гостеприимства. Здесь живут практичные, трудолюбивые и честные люди, скорее рабочие, нежели интеллигенция. Они не терпят идеалистов, морализаторов и вызывающего поведения, но есть что-то душевное в их простоте и завидной удовлетворённости. Вы увидите настоящую трудовую жизнь, без прикрас. Среди правил общения в маленьких городках нет фильтров, оберегающих ваши чувства. Социальные законы здесь просты: тебе что-то не нравится? Терпи.

Знают тебя или нет, на любые вопросы будут вежливо отвечать с густым южным акцентом: «да, сэр» или «нет, мэм». Обращься к тебе будут «мистер» или «мисс», и по имени, данному при крещении. Если в город приехал «Алан Джоунс», с ним поздороваются как с «мистером Аланом». Случись рядом его жена Мэри, она будет «мисс Мэри». Их речь и отношение принадлежат к веку прошлому.

В дни юности Бритни здесь было, как минимум, шесть распивочных, а теперь осталась одна: грубо сколоченная палатка, некогда её называли ВЗВ («Ветераны зарубежных войн»), но со временем она превратилась в «Увальня». Без окон, из гофрированного железа, она напоминает крошечный склад. По местным законам она должна прятать неоновую вывеску с Бадвайзером внутри. «Увалень» – точка, где собирается весь народ. Когда сюда входит незнакомец, к нему оборачиваются все головы, и он натыкается на стену обострённого внимания. Та же картина ждёт его и в «Сельских ребятах» – этот бар в 22 километрах отсюда, на невозделанной земле, привлекает людей из Миссисипи и Луизианы. Надо сказать, их встречи нередко оборачиваются потасовкой. «Сегодня здесь Миссисипи, – предупредил нас один посетитель. – Будет драка».

В этих краях мужчинам, расслабляющимся после шести дней тяжкой работы в поле или на отдалённых заводах, для полноты жизни нужно завершить неделю пивком и хорошей дракой. Они, не скрываясь, говорят, что потасовка – хороший способ выпустить пар. Когда пьяные мужчины (и женщины), подначивая друг друга, выходят на щебень стоянки, они вполне готовы схлеснуться даже со своими. Назавтра бойцы сядут рядом, чокнутся кружками, и со смехом будут вспоминать вчерашнее.

До недавнего времени на входе в «Увалень» записывали каждого посетителя, но и сегодня лучше приходить туда в сопровождении человека, которого здесь знают, иначе тебя выведут на ту самую стоянку и спросят, что ты здесь забыл. К «не своим» относят одиночек, папарацци и афро-американцев. «Увалень» считается белым баром. Чёрный бар, «Сиропница[1]1
  The Sugar Shack – хижина, где из кленового сока варят кленовый сироп, а также название популярной песни. (Прим. перев.)


[Закрыть]», расположен чуть дальше.

В средней школе Кентвуда среди засилья афро-американцев встречаются считанные единицы белых детей. Белые семьи стремятся отправить своих отпрысков в другой город, в «Оук-Форест Академи» в Эмайте или в «Парк-Лейн Академи» в Маккомбе, Миссисипи, где училась и Бритни. В этих частных школах с относительно доступными ценами поддерживается приличный уровень образования, но расовый вопрос там стоит остро. Сегрегацию запретили на правительственном уровне, но как образ жизни она никуда не делась. И повсюду в средней Америке творится то же самое.

В этом городе откровенные разговоры о цвете и вероисповедании не предназначены для ранимого слуха, потому что здесь не стесняются использовать слово «ниггер». Оно встречается в речи многих людей: наследие прошлого, глубоко укоренившееся в мышлении людей, которым плевать и на мировой опыт, и на всеобщее мнение. Но былой силы у такого отношения нет, как показали выборы 2002 года, где прошёл первый чёрный мэр, Харольд Смит, бывший заместитель директора Кентвудской школы. Теперь заговорили о новом рассвете и развитии интеграции.

Смит – Барак Обама Кентвуда, с геракловой миссией изменить сердца и умы. В январе 2009 года он ездил в Вашингтон на инаугурацию президента, а по возвращении написал статью в «Эмайт Тудэй»: «Мой дух возрождён, и я, вернувшись домой, привёз с собой важные идеи, чувство надежды и перемен во имя всех людей без исключения… потому что нет места лучше дома».

Мать одноклассницы Бритни, которая до сих пор общается с родственниками звезды, тут же объясняет:

– Бритни привыкла к этим разговорам, но она против такого подхода. У неё есть чёрные друзья, менеджеры, танцоры и телохранители. Она не обращает внимания на цвет кожи.

Было бы нечестно утверждать, что на этом вопросе в Кентвуде свет сошёлся клином. На самом деле к белым из Миссисипи относятся с тем же подозрением, что и к чёрным. Но расовые проблемы многое говорят о том, в каком окружении росла Бритни. Слава не могла не повлиять на её мировосприятие, ведь её жизненный опыт куда богаче, чем у подавляющего большинства. Но Кентвуд для неё остаётся родным и безопасным уголком. В документальном фильме «Бритни: под запись», снятом MTV в 2008 году, она рассуждает про свой «нервный срыв», и вслух спрашивает себя, почему не бежит в тихое убежище родины: «Пожалуй, мне стоило вернуться домой… Я сама не понимаю, почему в тот трудный период не встала и не уехала в Луизиану?»

Её тётя, Ченда Макгаверн, бывшая жена Джона Марка Спирса, объясняет:

– Здесь люди любят Бритни просто потому, что она Бритни. Они видят сквозь туман славы и известности и принимают её как есть. В Кентвуде люди готовы защищать её, мы дадим ей любовь и поддержку, которые так ей нужны. Несмотря на свой имидж, Бритни – сельская девочка, наша, кентвудская.

* * *

Кентвуд назван в честь Эймоса Кента, первопоселенца, который построил здесь кирпичный завод и лесопилку, дав толчок лесной промышленности, которая просуществовала до начала двадцатых. Ещё он был мятежным конфедератом. Во время Гражданской войны его посадили в тюрьму за отказ принести присягу США, он командовал отрядом из 12 000 луизианских пехотинцев, служивших в Армии Конфедерации Северной Вирджинии. Кент был одним из «Тигров Ли», заслуживших прозвище «Бойцовые тигры» за то, что их солдаты были свирепыми, бесстрашными пьяницами, чьё поведение терпели за громадные достижения в боях, если верить историку Артуру Берджерону Такое отношение, «работай до предела, иди до конца и ничего не бойся», широко распространено и сегодня, и трёхполосный флаг Конфедерации так же гордо реет над городом, как и звёздно-полосатый Дяди Сэма.

Детям, растущим здесь, делать особо нечего. Они привыкают к южной жизни, где местом для игр и охоты становится лес. Парни по большей части увлекаются баскетболом и американским футболом, а девочки – баскетболом и чирлидерством, прежде чем окунуться в раннее семейное счастье.

Дороги настолько уединённые, что в машине родители сажают детей к себе на колени перед рулём, так же, как собаководы любят делать это со своими питомцами. Когда Бритни, став матерью, в 2007 году попыталась таким же образом прокатиться по дорогам Малибу, она быстро поняла, что луизианский стиль жизни понимают не везде. Но тот случай показал, что её мировосприятие – родом из детства.

Кентвуд – городок, где охотой и рыбалкой увлекаются все, но местная сельская жизнь не похожа на английские твидовые пиджаки и корзины для пикника, или королевскую охоту. Здесь в кузов грузовика кидают винтовку и пиво в переносном холодильнике и промышляют оленя и кролика, сидя в «оленьей засидке» – деревянном домике для охотника. Потом возвращаются домой и устраивают «гулянку с варёными раками», благодаря Бога за добычу, посланную в ловушки.

Бог – один из старейшин этого города, входящего в «библейский пояс». Его присутствием пропитана и жизнь людей, и местный говор. Чтобы попасть на воскреснюю службу, семье Спирс достаточно было перейти дорогу. Основу воспитания и образования Бритни составляют христианские ценности. Матушка Линни объясняет это так, что они не религиозная, но глубоко набожная семья, где сильна христианская вера.

В детстве Бритни вела молитвенный дневник, её учили общаться с Богом и доверять местному пастору. Ребёнок легко и беззаботно принимает веру, где обрядов больше, чем подлинного смысла. Бритни получала удовольствие от «выступлений» и ритуалов – церемоний, дающих ей возможность блеснуть своими талантами. И всё же, как бы там ни обстояло дело со смыслом, вера, впитанная от старших, не могла не повлиять на неё.

Она верила в то, что ей говорят. Так что когда Бритни вечером ложилась в постель, она верила, что Бог смотрит на неё, и что всё происходит по Его высшей воле. Он стал её главной опорой. Действительно, когда она выросла и мечты её сбылись, именно Ему она возносила хвалу, в своих альбомах говорила, что Он вёл и направлял её, она верила, что Он ставит препятствия на нашем пути, чтобы сделать нас сильнее. С самого начала жизненной философией Бритни было: «На всё воля Божия, на хорошее и на плохое. Всё – Божий промысел».

В книге, которую Бритни написала вместе с матерью, мы найдём её слова: «Я всё время молюсь. Я черпаю утешение и силу в понимании, что могу говорить с Господом, и Он слышит меня. Так нас растили». На стену над кроватью она повесила молитву XVIII века, вышитую крестиком:

 
Now I lay me down to sleep
I pray the Lord my soul to keep
If I should die before I wake
I pray the Lord my soul to take[2]2
  Когда я ложусь спать, я молю, Боже, храни мою душу. Если суждено мне умереть во сне, молю, Боже, прими мою душу.


[Закрыть].
 

Каждый день перед сном Бритни записывала свои мысли, чтобы «Бог прочитал». Отложив ручку, она опускалась на колени у кровати и молилась, сложив руки. Потом тянулась к голубой лампе со стеклянным абажуром, выключала свет и уносилась в мир грёз.

2. Внутреннее дитя

Всё время танцую и пою… как маленькая девочка.

Бритни, 2007 г.

Кентвуд был для Бритни хорошим домом, но она всегда была из тех, кого манят далёкие края. Друзья говорят, что она «отличалась от остальных», в ней видели задумчивую интровертку, погружённую в собственные мысли.

Она убегала в места, лежащие за миллионы километров от знакомых детских площадок, находила себе укромные уголки, где её ждало счастье и свобода. С нежных лет она училась создавать воображаемые пузыри, которые отгораживали её от мира и защищали от тех опасностей, которых она ещё не понимала; они оберегали её от детства, гораздо более печального, чем считалось ранее.

Когда знакомишься с Бритни, скоро становится ясно, что именно в таких уголках мечты родилась исполнительница-эскапистка[3]3
  Эскапизм – стремление человека уйти от действительности в мир иллюзий. (Прим. ред.)


[Закрыть], и что её жажда выступать – такой же защитный механизм, как и желание развлекать людей. Как разыгралось её яркое воображение, когда она открыла для себя Кликитэт Стрит[4]4
  Кликитэт Стрит – улица, где живут герои книг детской писательницы Беверли Клири. (Прим. перев.)


[Закрыть], место, где «…взрослеть получается медленнее всего». Ей так хотелось петь, бегать вприпрыжку и повторять: «Отличный получился день… просто отличный!», стремясь обрести всемирную известность. Она погрузилась в воображаемый мир, созданный детской писательницей Беверли Клири, увлеклась приключениями его главной героини, Рамоны Куимби, девочки с каштановыми волосами, карими глазами, без дырок в зубах, идеальной во всех отношениях. Бритни, по собственным словам, была «одержимой», среди любимых книг она указывает «Рамону Хулиганку», которая «…борется, чтобы найти себе место в непонимающем мире». Как и Рамона, Бритни Спирс всегда хотела, чтобы её приняли и признали.

Спрятавшись у себя в спальне, лёжа ничком на кровати, задрав ноги в воздух, она погружалась в книгу, а потом бежала в ванную, ровно напротив, через коридор, прихватив с собой коллекцию кукол и плюшевых мишек. Там, за закрытыми дверями своеобразного VIP-зала, она рассаживала двенадцать кукол и шесть медведей, как слушателей в аудитории, потом взбиралась на край ванны, как на сцену, и устраивала представление перед громадным зеркалом на стене (для неё – телекамерой), сжимая вместо микрофона бутылку шампуня. В городе, где все слушали Долли Партон, Рэнди Трэвиса и Рибу Макинтайр, она распевала хиты Мэрайи Кэри, Уитни Хьюстон и Мадонны. Она говорит, что в стенах ванной становилась «величайшей звездой в мире, даже больше, чем Мадонна».

В возрасте пяти лет Бритни взялась за дело со всей душой. Она репетировала в крошечном помещении долгие часы кряду, отдаляясь от своего семейства, и нимало о том не заботясь.

– Брит-Брит, малышка, пожалуйста, угомонись! – просила ее мама Линни из кухни, обшитой деревом.

– БРИТНИ! А ну замолчи, сейчас же! – кричал брат Брайан с дивана в гостиной, обшитой деревом.

Непонятно, слышал ли её вообще папочка Джейми, но дверь ванной оставалась закрытой, а Бритни развлекала своих кукол, умчавшись во вселенную, где её пение затмевало всё и вся. Там она нашла вход в свою Нарнию, в мир музыки, аплодисментов и вечного блаженства. Может быть, поэтому она до сих пор поёт в ванной, лёжа в воде, с горящими свечами вокруг, ведь, по её словам, акустика важнее всего. В лифтах всё то же самое, если не считать свечей. Детские переживания Бритни, то, что вияло на неё тогда, проявляется и во взрослом возрасте, от мелочей до эмоций, включая психологический импринтинг, который, по сути, начался в момент рождения.

* * *

Официальное место рождения Бритни расположено в 25-и километрах от дома, за границей штата, в Маккомбе, Миссисипи. Бритни Джин Спирс родилась 2 декабря 1981 года, в семье сварщика Джейми Спирса и его жены, Линни, которая работала воспитательницей; она появилась на свет через шесть месяцев после того, как некая леди Диана Спенсер вышла замуж за принца Чарльза в другой сказке, которая только началась по ту сторону Атлантического океана. Брак высокой четы не удостоился упоминания в «Кентвуд Ньюс», в отличие от Бритни. Когда ей было восемь месяцев от роду, она впервые попала в заголовки: «МАЛЫШ НЕДЕЛИ: Полная чаша счастья». На чёрно-белой фотографии крошечная Бритни радостно улыбается, а снизу стоит подпись: «Счастливая малышка! Это я!»

Дочь молочного фермера Линни не могла нарадоваться на «крайне энергичный, любимый свёрток радости» – свою первую дочь, сестру четырёхлетнего сына Брайана. Предки по обеим линиям вечно производили на свет мальчиков, поэтому ей очень хотелось девочку, и чтобы между ними установилась такая же тесная связь, как со своей мамой, англичанкой Лилиан Портел, эмигрировавшей из Лондона в 1946 году.

– Можете представить мою радость, – вспоминает Линни в книге «По душам», – милая девочка, которую можно одевать как куклу! Дочь, с которой можно устраивать чаепития!

От матери не ожидаешь такой странной, детской реакции, когда собственный ребёнок для неё важен в первую очередь как атрибут и компаньон. Нет сомнения, что Линни испытывала подлинную радость, и что она обрушила на второго ребёнка поток обожания, но по этим словам уже видно, что на подсознательном уровне Бритни была для неё объектом владения. Такое отношение будет преследовать её всю жизнь. В те дни она была живой куклой, сегодня стала товаром. Это неумышленное признание подразумевает, что Бритни стала вещью с момента рождения. Вот что сказала психотерапевт:

По реакции Линни на рождение Бритни многое становится понятно, потому что если у человека нет собственного «я», он воспринимает других как вещи, и малыш превращается в «куклу», чтобы удовлетворить родительское желание слиться с собственным ребёнком и контролировать любовь. Но когда происходит нечто подобное, жди беды. Линни фактически говорит Бритни: «Ты будешь объектом моей любви, в тебе воплощены мои потребности». Она хотела всем продемонстрировать, какое счастье принесла ей первая дочь, когда сделала её «Малышом недели».

Уже был готов глазированный пьедестал. Примерно в то же время сестра Линни, Сандра Ковингтон, родила Лору-Линн. Они с Бритни росли вместе как двойняшки, спали днём в одной кроватке, носили похожие одёжки, вместе ходили на танцевальные вечера. В семейных фотоальбомах полно снимков Бритни и Лоры, всегда держащихся за ручку, в одинаковых платьях, ночных рубашках, балетных пачках, туфельках и с одинаковыми причёсками. Девочки любили наряжаться, они ярко красились, одевались как взрослые, превращались в разодетых куколок, к удовольствию обеих мам. Они даже играли в одинаковые игрушки и на Рождество получали одинаковые подарки, чтобы не вызвать у них ощущения, будто они разные. Но Бритни была другой.

В семье заметили её ранний талант, друзья и соседи тоже хвалили красивый голос и редкую подвижность маленькой девочки. В гостях у подруг или на ферме Сонни, брата Линни, трёхлетняя Бритни часто исполняла танцевальные движения, подсмотренные в рекламе зубной пасты по телевизору.

– Давай, Брит-Брит, покажи им, как ты умеешь! – подбадривали её мама, дяди и тёти.

– Я верю, что эта малышка родилась с микрофоном в руке! – сказала смотрительница музея Хейзел Морис, которая знала Бритни с рождения. – Она была милейшим ребёнком, блистала с первых же дней.

С раннего возраста эта кипучая энергия дочери вызывала у Линни противоречивые чувства, и она пыталась её контролировать. Бритни была «куколкой», которая не хотела спокойно сидеть – крутилась, пела, танцевала и ходила колесом по дому, на батуте в саду, на заднем сиденье машины или на лужайке перед домом. Казалось, она замирает, только когда смотрит любимые телешоу: «Болезнь роста» и «Удивительный возраст», или следит за приключениями Рамоны Куимби.

Линни нашла способ обуздать эту неуёмную силу, направить её в безопасное русло: Танцевальная школа Рини Донивор в Кентвуде и занятия гимнастикой в Ковингтоне, за 90 километров от дома. Дочь ходила на тренировки три раза в неделю по вечерам и каждую субботу.

В танцевальный класс Бритни пошла в два года, а выступила на сцене соло в четыре. Учительница танцев, Рини Донивор, говорила о ней: «необычно управляемая, сосредоточенная перфекционистка». Вот девочка, которая по необъяснимой причине решила выступать, и всей душой стремилась танцевать лучше всех. Надо овладеть новыми приёмами – Бритни это делает; надо выполнять новые упражнения – Бритни всегда готова. Она явно была из тех утомительных, но одарённых детей, которые с упорством, решимостью и сосредоточенностью, не свойственными этому возрасту, хотят всех превзойти. Неудивительно, что она часто получала награды как лучшая ученица в классе. По мере взросления Бритни начала заполнять оценочные карточки и оценивать собственные выступления. Тогда, как и сегодня, она была для себя самым суровым критиком.

В гимнастике она получала награды и медали за потрясающие выступления, и в конце концов, в своём белом трико, выполнив тройное сальто назад с кульбитом, выиграла чемпионат по гимнастике штата Луизиана среди юниоров. С шести до девяти лет уровень Бритни рос, и разные тренеры считали, что у неё есть всё, чтобы дойти до конца; что она – подающая надежды Шон Джонсон своего времени. Но когда большие надежды вылились в суровые тренировки, а удовольствие от выступлений отошло на второй план, её энтузиазм угас.

– Мама, я не хочу больше заниматься. Это слишком тяжело, – сказала она в один прекрасный день. Позже она признала, что гимнастика никогда не давала ей такого кайфа, как концерты.

Перед Джейми и Линни встала дилемма, потому что они видели непревзойдённый талант и ловкость дочери, и понимали, что отказываются от больших возможностей. Но они чувствовали, до чего ей опротивели занятия, по сравнению с тем, как загоралось её лицо, когда она танцевала или пела. Они поддержали её решение, хоть и не были с ним согласны. Как бы ни умоляли их тренеры, они не хотели лишать её выбора.

И другой путь показушной американской культуры, конкурсы красоты, тоже не прельщал Спирсов. Ещё с 1850-х эти конкурсы были плотно замешаны на косметике. Там считалось правильным наряжать шестилетних девочек как взрослых, с полным макияжем, делая акцент на их внешности и красоте. Однажды Бритни, обычно мучительно застенчивая, пока не выступала с представлением, проиграла и заняла одно из последних мест на местном шоу «Маленькая мисс чего-то-там». Этого горького опыта хватило Линни, чтобы понять «ужас» системы.