Текст книги "Лучший телохранитель – ложь"

– Я сказала ей, что у меня назначена встреча с моим адвокатом. После всего, что произошло, мне не хотелось бы ее обманывать, – ответила Медериос. – Она думает, что я в тюрьме, нахожусь в одной из комнат для встреч и переговоров. Завтра мы вместе едем в здание суда. Я бы предложила ей пройтись по магазинам и пообедать вместе, но у нас будет мало времени для этого. – Даже Райтаг улыбнулся шутке. – Она думает, что мне тоже надо в суд. Я посчитала, что смогу сесть с ней в автобус, где мы могли бы поговорить.

– Удалось ли вам что-то из нее вытянуть? – спросил Райтаг.

– Я старалась, как могла, – ответила Карла. – Позволила ей три дня подряд обыгрывать меня в джинрамми. Если бы вы видели нас вместе, то подумали бы, что я – это ее доберман на поводке, который грозно рычит, охраняя свои сосиски. Но она не хочет говорить о своем деле. Ее адвокат забил ее голову предостережениями о том, что людям в тюрьме не следует доверять.

– Это она сказала вам об этом? – заинтересовался Торп.

– Цитата из высказываний ее адвоката, – ответила Карла. – Он велел ей ни с кем не обсуждать свое дело, и она послушно выполняет его указания. Если послушать, что она говорит о нем, то этот человек разве что не ходит пешком по воде.

– Должно быть, речь идет о мистере Мадриани? – спросила Говард.

– Я не знаю фамилии. У нее два адвоката, которых она зовет Пол и Гарри.

– Когда она говорит о том, что он чуть ли не ходит по воде, похоже ли это на обычные отношения клиентки со своим адвокатом или здесь есть что-то, выходящее за рамки этих отношений? – продолжала Говард.

– Вы имеете в виду игры на троих со своими адвокатами? Теперь это было бы странно, – заметила Карла.

– Я говорю о Мадриани. Это Пол может быть вторым партнером. Не считаете ли вы, что между ней и ее адвокатом могут быть какие-то общие дела?

– Ну, вообще-то она говорит о нем без стеснения в груди.

– Держите руку на пульсе, – распорядился Райтаг.

– Я уверена в одном: она напугана. Не думаю, что прежде ей приходилось бывать в тюрьме. Она немного наивна. Если бы мне пришлось заниматься каким-то нечестным делом, я бы не выбрала ее в качестве партнера, обеспечивающего прикрытие.

– Может быть, все произошло не так, как принято считать, – вмешался Торп, – и убитый заманил ее сюда, не объясняя причин.

– Вы имеете в виду Пайка?

– Именно, – подтвердил Торп. – Когда она поняла, что что-то происходило вокруг тех фотографий, она достаточно много узнала о Никитине, что не могло не создать для нее проблем. Поэтому она потребовала вернуть ей снимки.

– И для этого в конце концов убила Пайка, не так ли?

– Возможно, – обронил Торп.

– Прокурор считает, что ей кто-то помогал, – заметила Говард.

– Как нам известно, она накачала Пайка лекарствами, – пояснил Торп. – Одному из наших агентов удалось заглянуть в отчет токсикологов. Так что она не такая безобидная овечка, какой кажется. Поэтому во сне всегда держите один глаз открытым.

– Я пыталась заставить Катю поговорить о ее деле, но…

– Забудьте о ее деле, – посоветовал Торп. – Заставьте ее поговорить с вами о ее жизни в Коста-Рике, о семье. О родителях, в особенности о матери. Поделитесь с ней интимными подробностями о своей собственной семье. Не рассказывайте правды. Придумайте что-нибудь. Посмотрите со стороны, что именно она вспоминает о своей жизни.

– Сейчас нам точно известно, что фотографии делала ее мать, – заметила Говард. – Нам нужно узнать, где именно делались снимки и где сейчас находится ее дед со стороны матери.

– Его зовут Яков Никитин, я читала материалы, – сказала Карла. – Если Катя действительно замешана в том, о чем вы думаете, она ни за что не расскажет мне о Никитине.

– Она может дать вам подсказку. Все будет зависеть от того, как она к вам будет относиться, – заметил Торп. – Если она снова попадет в неприятную историю и некому, кроме вас, будет выручить ее, она доверится вам.

– А это идея, – вклинился в разговор Райтаг. – Я думаю, что после той драки в душевой некоторые женщины могут питать к нашей подопечной не самые добрые чувства.

– И это еще слабо сказано, – улыбнулась Карла. – Именно поэтому мне понадобилось оружие. Мне совсем не улыбалась мысль обороняться против восьми или десяти этих разъяренных дамочек, если им удастся прижать меня в угол где-нибудь вдалеке от глаз охраны. Но если я выхвачу «вальтер», то мне придется уйти оттуда. Я буду раскрыта. Одно дело иметь самодельный пистолет, и совсем другое – ствол тридцать восьмого калибра с полным магазином.

– С учетом того, как вы одеваетесь, любопытно, где пистолет находится сейчас? – спросил Торп.

– Вам лучше не знать этого, – парировала Карла.

– Шериф не хотел, чтобы в его тюрьме оказался заряженный пистолет. Он заявил, что это противоречит законам штата, – продолжал Торп. – Он сказал мне, что если вас поймают с этим оружием, то это будет означать большие проблемы на мою задницу, ведь ни он, ни кто-либо из его подчиненных ничего об этом не знает, в том числе и тот охранник, что завернул его в полотенце для вас. Значит, если я потеряю пенсию, виноваты в этом будете вы.

– Semper fi, – процитировала Карла девиз морских пехотинцев. – Я всегда была уверена, что вы слишком долго служили в нашем корпусе, чтобы один из ваших солдат вдруг оказался лежать сиськами вверх в окружной тюрьме.

Говард смотрела на нее, широко раскрыв глаза.

– Простите меня за эти выражения, – извинилась Карла. – Я слишком долго работала под прикрытием.

Торп улыбнулся.

– Итак, к делу. – Райтаг пропустил мимо ушей последнюю часть разговора. – Солаз закрыта в тюрьме по обвинению в убийстве. Она сидит вместе с опасными бандитками, которые после потасовки в душевой с удовольствием угостили бы ее ударом ножа. И если вас не будет рядом, у нее появятся проблемы, не так ли?

– Я надеюсь, что вы позаботились об этом, – улыбнулась Карла.

– Конечно, – продолжал Райтаг. – Ей ничто не угрожает. Мы плотно опекаем эту женщину. Главный защитник, тот самый, что передал вам пистолет, на время вашего отсутствия дал ей специально какое-то поручение в тюремной больнице. Мы не допустим, чтобы с ней что-то случилось. Но в то же время нам нет никакого резона делать так, чтобы она забыла все свои страхи, которые нам только на пользу. Поступим вот как: скажите Солаз, что ваш адвокат связался с кем-то из своих знакомых в тюрьме. Он намерен перевести вас в другое место. Скажите ей, что речь идет о ферме для заключенных с более мягким режимом. Если вы были правы насчет нее и эта женщина никогда раньше не бывала в тюрьмах, она не будет знать разницы между такими заведениями. Объясните ей, что в подобные места отправляют заключенных, заслуживающих доверия, что находиться там гораздо лучше, чем в тюрьме. Скажите, что вы говорили со своим адвокатом, и тот считает, что есть возможность перевести туда Солаз вместе с вами. Проблема в том, что вашему адвокату понадобится много личной информации о ней и ее семье, для того чтобы начать нажимать на нужные рычаги. Поэтому пусть она не удивляется. Адвокату понадобится знать все места, где она проживала, откуда она родом, откуда родом ее близкие, все места, где жили и куда переезжали как минимум три поколения ее предков. Делайте записи. Вам предстоит узнать, не имел ли кто-то из ее родственников проблем с законом в какой-либо из стран проживания.

– Право перевода на ферму следует заслужить, – заметил Торп.

– Ну да, там сидят только владельцы платиновых карточек клуба «Дайнерс», – с усмешкой подтвердил Райтаг. – Вы должны знать все то, что она сама знает по рассказам родственников обо всем этом. Скажите ей еще, что правительство США обладает возможностями проверки информации, касающейся других стран, поэтому она должна быть максимально точной и откровенной в своих рассказах. Если ваш адвокат обнаружит в своих материалах нечто, о чем она не рассказала, то подумает, что она пытается что-то утаить, и ее исключат из списка кандидатов на перевод в учреждение с более мягким режимом содержания. В этом случае после того, как вы уедете, ей предстоит оказаться лицом к лицу с разъяренными женщинами, с которыми вы разделались в душевой комнате.

– А если она захочет обсудить это со своими адвокатами? – спросила Карла.

– Скажите ей, что этого делать нельзя. Потому что если она это сделает, то ее адвокат захочет переговорить с представителями тюремной администрации. А тогда и у вас, и у вашего адвоката будут большие неприятности. Заманите ее в ловушку, пусть она мечется между своими обязательствами по отношению к разным людям, – продолжал Райтаг. – Вы пришли ей на выручку, и она не захочет, чтобы у вас были неприятности. К тому же все, что от нее требуется, – это просто предоставить вам информацию о своей семье, а остальным вы займетесь сами. В противном случае ваши совместные игры в карты вскоре прекратятся. Если она сразу же не ознакомит вас со своим генеалогическим деревом, дайте ей деньдва посмотреть на все эти злые лица вокруг, а потом скажите, что время уходит и вам нужна информация. Или однажды утром она может проснуться и не обнаружить вас рядом.

– А вы жестоки, – сказала Карла.

– Только так можно выжить в нашем суровом мире, – парировал Райтаг. – Думайте об этом в таком ключе. Как только она назовет имя дедушки Никитина и скажет, что он жив, вы можете брать ее за руку, вызывать охрану и выводить из тюрьмы. Агенты бюро заберут вас обеих в течение наносекунды, и мы поселим ее в частных апартаментах, принадлежащих правительству, где и сможем побеседовать с ней.

– Ну, если еще вспомнить, что день сменяется ночью, а каждые полчаса температура воздуха в Арктике все больше приближается к Сахаре… – задумчиво проговорила Карла.

– Ну, что я могу еще сказать? Наш мир – это опасное место, – поставил точку в разговоре Райтаг.

Глава 28

Ликида чувствовал себя уставшим. Почти неделю он провел с мексиканской стороны границы, собирая оружие и боеприпасы и наблюдая за военными играми в пустыне восточнее Тихуаны. На зубах до сих пор скрипел песок. Пока военные упражнялись, Ликида наблюдал за ними на расстоянии через линзы полевого бинокля.

Там находились семь стрелков, старшему из которых было двадцать два, и специалист по взрывчатым веществам, мужчина между тридцатью и сорока. Все сильные, в отличной физической форме.

Один из них, тот, что был взрывником по специальности, знал о присутствии Ликиды. Каждый день они встречались и обсуждали ход тренировки и подготовки молодежи. Молодые люди полагали, что всех их нанял взрывник. На самом же деле все: и люди, оружие и боеприпасы, и деньги за все это – были предоставлены работодателями Ликиды из Колумбии.

Первый день подготовки пролетел быстро. Обучить семерых рассыльных, как пользоваться дешевыми поддельными китайскими АК-47, заняло меньше чем полдня. Русские патроны к «калашникову» обеспечивали высокую скорость полета пули, что позволяло ей проходить на своем пути все препятствия, за исключением керамических пластин бронежилетов. Две или, возможно, три цели могли иметь кевларовые жилеты, но вряд ли они будут одеты в боевую броню.

Еще два дня ушло на обучение обращению со взрывчатыми веществами. Все участники учились, как снаряжать и закладывать небольшие заряды, как пользоваться детонаторами и высокоскоростным детонационным проводом, если возникнет необходимость взрывать замки или прорываться через стальные лабиринты. Вообще-то все эти работы должен был выполнять специалист по взрывному делу, приятель Ликиды, но для дела было лучше, если каждый из участников будет знаком с основами этой специальности на случай, если главный специалист будет с самого начала выведен из строя – ранен или убит.

Последний день посвятили тому, что эксперты американской полиции называют силовым проникновением. В мире силовых подразделений спецслужб этому виду подготовки уделялось гораздо больше времени и внимания, но в предстоящем деле небольшая армия Ликиды будет обладать значительным преимуществом. В отличие от полиции они не собирались беспокоиться о спасении невиновных людей, которые могли бы при этом пострадать. Если даже они убьют при этом дюжину человек, это не будет иметь значения при условии, что перед тем, как выйти с объекта, им удастся отыскать того, кого нужно.

Для обучения они пользовались древним школьным автобусом, который Ликида приобрел на свалке старых машин в Тихуане. По его распоряжению машина была оттранспортирована оттуда в пустыню.

На всякий случай каждому из членов штурмовой группы вручили фотографию. Это было фото из полицейского дела полиции Мексики. На нем была изображена женщина, один из «мулов», что перевозили наркотики через границу в интересах тихуанского картеля. Со всех точек зрения это была мелкая рыбешка, недостаточно значительная для того, чтобы перевозить ее в здание суда в мини-автобусе шерифа. Ей был сорок один год. Ее арестовали в Сан-Диего и поместили на семь месяцев в тюрьму в Лас-Колинасе. Ликида знал, что в это утро она будет в автобусе. Тот, кому удастся добраться до женщины первым, должен был уничтожить ее двумя выстрелами в голову. И оставить рядом с телом около сиденья фотографию.

Настоящая мишень, фотографию которой Ликида заставил запомнить всех своих людей, должна была погибнуть якобы случайно в результате перестрелки. Она должна была умереть от выстрелов из пистолета охранника в автобусе, которому в свою очередь также предстояло стать жертвой той перестрелки. Пока стрелки будут заниматься этим, взрывник должен был установить три заряда, соединенных протянутым вдоль панели в передней части автобуса детонационным шнуром, который предстоит протянуть от рулевого колеса к пассажирской двери. В результате передняя часть автобуса будет уничтожена, а вместе с ней ликвидировано любое записывающее устройство, на пленке которого могла быть зафиксирована последовательность событий.

Если все пойдет, как запланировано, исполнители акции покинут автобус менее чем за две минуты. Потом какое-то время они будут скрываться в специально снятом доме. Когда же страсти улягутся, эти люди смогут снова пересечь границу с Мексикой.

* * *

– Как думаешь, когда мы сможем уехать? – Катя говорила об особой ферме.

– Может быть, на следующей неделе, а может быть, еще раньше, – ответила Даниэла.

Сегодня автобус был больше чем наполовину пуст. В тюрьме на отправку собрали слишком мало людей для большого автобуса и слишком много для мини-вэна. Водитель и охранник все еще приковывали двух женщин к специальным стойкам под сиденьями, которые не давали заключенным продвигаться дальше, в глубь автобуса. Внутри практически не было окон, за исключением небольших вытянутых окошек на самом верху, у потолка, обеспечивавших приток света.

Кате, которая страдала клаустрофобией, все это не нравилось. Она сидела рядом с Даниэлой у стенки, там, где должно было быть окно. Девушки оказались в двух рядах от задней двери автобуса.

Катя не могла себе представить, что же она будет делать, лишившись своей подруги. Пока Даниэла не появилась в тюрьме, Катя постоянно испытывала страх. Теперь же перед ней снова замаячила перспектива вернуться к тем временам. Но она знала, что на этот раз все будет гораздо хуже.

Этим утром их с Даниэлой приковали друг другу цепью, закрепленной у пояса. Второй конец цепи крепился к металлической скобе, приваренной к полу за пустым сиденьем перед ними.

– Ты ведешь себя так, будто в первый раз едешь в автобусе, – сказала Даниэла.

Катя кивнула:

– Когда они вывели меня из здания суда, где впервые подвергли аресту, где я в первый раз увидела судью, они везли меня в тюрьму на заднем сиденье машины шерифа.

– Тебе повезло, – заметила Даниэла.

– Почему ты так думаешь?

– На заключенных-мужчин обычно надевают наручники, и их соединяют друг с другом общей цепью, которая крепится у всех на поясе. Иногда так же перевозят и женщин. – Даниэла знала, что это была обычная рабочая процедура. – А эти два охранника сим патичные ребята. Похоже, что они не собираются надевать на нас наручники, чтобы мы ехали так до самого суда.

– Позже, когда вернемся, мы могли бы поговорить, – сказала Катя. – Мне нужно написать все, о чем ты просила. Может быть, ты сумеешь мне помочь. Я не очень хорошо пишу по-английски. Я не хочу, чтобы ты уехала из тюрьмы в другое место без меня.

– Я и не поеду. – Даниэла видела, что Катя возбуждена и испугана.

– Думаю, я сделаю все, что тебе нужно. Моя мать, двоюродная сестра. Отец умер, значит, он не считается, ведь так?

– Так, – кивнула Даниэла. – Только живые родственники. Но тебе придется рассказать и о родителях своих родителей.

– Никаких проблем. Думаю, что мои адвокаты будут не против. Я уверена, что, если бы они знали, зачем я это делаю, сами предложили бы мне так поступить.

– Да, но я тебе сказала, что ты не должна обсуждать это с ними, – надавила Даниэла. – Ты поняла?

– Не буду. Обещаю, – сказала Катя. – Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы создать для тебя неприятности. Это будет нашим секретом, о котором знаем только ты и я.

– Я понимаю. Просто немного нервничаю.

– Ты уверена, что твой адвокат сможет сделать это? Я имею в виду перевести нас в то место для «почетных заключенных».

– Это ферма. – Даниэла просто лучилась от удовольствия, когда произносила это слово.

– Да, я поняла, ферма. Думаешь, у нас получится?

– Я уверена. – Даниэле не хотелось давать подобные обещания. Она сознавала, что, если Райтаг или Торп побудут с Катей наедине в течение хотя бы десяти минут, они, как и Даниэла, сразу же придут к пониманию того, что Кате Солаз ничего не известно об этой пропавшей атомной бомбе. Надо крепко сидеть на игле, чтобы, будучи террористом и планируя ядерную атаку, посвящать такого человека, как она, в свои планы. Конечно, оставалась еще возможность, что Катя знала, где находится ее дед, если тот все еще был жив. – Значит, ты всегда жила в Коста-Рике? – спросила Даниэла.

– Да. Я там родилась.

Водитель устроился на своем месте, охранник закрыл, а потом и запер на замок металлическую ячеистую перегородку, которая отделяла заключенных от водительского отсека. Водитель нажал кнопку на приборной доске, лязгнул гидравлический замок, и передняя дверь в салон автобуса захлопнулась. Охранник потянул за ручку, и четыре стержня из закаленной стали скользнули в пазы, заклинив тяжелую металлическую дверь.

– А твоя мать тоже родилась в Коста-Рике?

– Да.

Когда дизельный двигатель, заурчав, заработал, под сиденьями прокатилась дрожь. Через секунду автобус уже катил по дороге.

– Ну, тогда все должно быть очень просто, – продолжала Даниэла. – Ведь вся твоя семья, похоже, проживает в Коста-Рике. – Теперь она смотрела, клюнет ли Катя на эту приманку. Катя не клюнула. – А родители твоей матери? Они тоже родились в Коста-Рике?

– Нет, – ответила Катя. – Моя бабушка родилась на Кубе. А мой дедушка родился в России.

– Правда? – Даниэла с улыбкой повернулась в ее сторону. – Очень интересно. Где же они встретились?

– На Кубе.

– Очень романтично, – подыграла Даниэла. – Эти страны так далеко друг от друга.

– Да, наверное.

– А они, я имею в виду родителей твоей матери, до сих пор живы?

– Нет. Вернее, я не знаю точно.

– Не понимаю.

– Моего деда нет в живых. Он умер много лет назад. Насчет бабушки я не уверена.

– Как это?

– Это длинная история.

– А у нас полно времени. Все равно ехать далеко.

– Ну, мой дедушка… как вы говорите, когда кто-то давно не живет с вами?

– Стал чужим, отдалился.

– Вот именно. Он отдалился от нашей семьи много лет назад. Когда я была маленькой, всегда думала о своем деде как о паршивой овце.

– Почему же? – рассмеялась Даниэла.

– Потому что моя мать никогда не говорила о нем. Девочкой я спрашивала ее, а она всегда переводила разговор на что-то другое. Или находила для меня занятие. Я понимала, что много лет назад он, наверное, сделал что-то не так.

– Ты хочешь сказать, он совершил что-то противозаконное? – уточнила Даниэла.

– Нет-нет, я не это имела в виду. – Катя испуганно посмотрела на подругу. – То есть я надеюсь, что все это не будет препятствием для моего перевода на ферму, ведь так?

– Конечно же нет! – воскликнула Даниэла. – Единственное, чего они хотят, – это чтобы ты все описала очень правдиво и с подробностями. Они вовсе не собираются обвинять тебя в том, что могли совершить твои родители или родители родителей.

– Хорошо. Я хотела сказать, что, конечно, могло случиться, что он нарушил закон, но я так не думаю. Наверное, речь шла о чем-то другом.

– О чем же?

– Ну, я думаю, что у него могла появиться другая женщина, – уточнила Катя.

– Другая женщина? – переспросила Даниэла.

– Да, наверное. Или что-то еще более серьезное. Может быть, у моего деда был ребенок от той женщины.

– Ты так думаешь?

– Да. Это звучит глупо, но я знаю свою мать. Если бы вся его вина заключалась в том, что он нарушил закон, она давно бы простила его.

Даниэла снова захохотала.

Катя улыбнулась:

– Ты смеешься, а я однажды спросила ее, почему мы никогда не видели деда и она не хочет о нем говорить? Были ли у моего деда проблемы с законом? И знаешь, что она ответила?

– Нет, что же?

– Она сказала, что для ее отца законом была злая русская мать, та, что стала его повелительницей, подчинила себе всю его жизнь.

– Понимаю. И ты решила, что та ревнивая госпожа была другой женщиной, – проговорила Даниэла.

– Конечно. А что еще это могло быть?

Для Кати это высказывание сводилось к любовнице. Но для Даниэлы, которая, похоже, знала о Катином деде больше, чем сама девушка, все стало очевидным. Катя, которая в то время была еще ребенком, восприняла слова матери в несколько искаженном виде. Злая женщина, которая украла ее дедушку, была не русской матерью, а матерью-Россией. Никитин растратил свою жизнь в бездумном беге от советских властей, которые хотели убить его и вернуть себе ядерный боеприпас, а также от западных держав, которые старались захватить его из-за известных ему секретов.

– Наверное, ты права, – наконец заявила Даниэла. – Речь идет о женщине. Ты когда-нибудь видела его, я имею в виду твоего деда?

– Мама сказала мне как-то, что да, но я не помню, была очень маленькой.

– И теперь ты не знаешь, жив он или умер? – спросила Даниэла. – Это может стать проблемой.

– Но почему?

– Ну, потому что люди, с которыми работает мой адвокат, так или иначе узнают об этом. Я хотела сказать, что большинство людей знает, живы ли у них родители родителей.

Повисла длинная пауза. Даниэла дождалась, пока беспокойство полностью не овладеет Катей.

– Я полагаю, что, может быть, он жив, – сказала девушка. – Можно задать тебе вопрос? Путь это останется между нами.

– Конечно.

– Давай предположим, что мы укажем, будто он жив, и окажется, что мы были не правы. Давай предположим, что это не другая женщина, а нечто иное все эти годы удерживало его вдали от семьи.

– Допустим.

– Давай предположим, что я догадываюсь, где он сейчас может находиться. Поедут ли они за ним или передадут информацию правительству какой-то другой страны, чтобы там начали охоту на него?

– Ну конечно нет! – воскликнула Даниэла. – Эта информация предназначена только для твоего личного дела. Она никакого отношения не имеет к твоему деду. Может быть, там уже знают о том, кто он. У них в компьютерах должны быть эти данные.

– Понимаю.

Катя пронесла ту теорию о другой женщине через все свое детство. Потом же она была поколеблена Эмерсоном Пайком и его пристальным интересом к фотографиям из Колумбии. Какое-то время, еще до встречи с Эмерсоном, Катя подозревала, что старик на фотографиях мог быть ее дедом. Если она была права и только по этой причине Пайка заинтересовали те снимки, то все произошло не потому, что у дедушки была когда-то другая женщина. В глубине души, не желая сознаваться в этом самой себе, Катя подозревала, что с дедом связана какая-то более серьезная тайна. Именно поэтому она ничего не сказала своим адвокатам. Если ее мать все еще находилась с ним, а Катя рассказала бы о его местонахождении, это могло бы повредить матери.

– А может, ты знаешь о том, где он сейчас? – спросила Даниэла.

Катя посмотрела на нее, размышляя, должна ли она сообщать подруге что-то еще:

– Это всего лишь догадка, и, вероятно, я ошибаюсь.

– Ну и скажи мне, в чем состоит твоя блестящая догадка, – предложила Даниэла.

– Ну, если ты уверена, что они не отправятся за ним…

– Я поговорю со своим адвокатом и попрошу его обещать, что такого не произойдет и он абсолютно в этом уверен. Если же нет, то я попрошу его забыть эту часть информации и никому не передавать ее.

– Отлично, – сказала Катя. – Видишь ли, долгое время, вот уже несколько лет, моя мама ездит из Коста-Рики в твою страну.

– В США? – переспросила Даниэла.

– Нет. – Катя посмотрела на нее с несколько растерянным выражением лица. – Нет. Я имела в виду Колумбию.

– Ах, Колумбия, – воскликнула Даниэла, – ну, конечно!

– Ведь ты же приехала оттуда?

– Да. Дело в том, что за последние годы мне пришлось столько раз побывать в Соединенных Штатах, что я начала чувствовать, будто эта страна стала мне родной. Тебе знакомо это чувство?

– Да, я знаю. Я ненавижу его, – ответила Катя. – Я тоже хотела бы поскорее вернуться домой. Может быть, скоро мы обе уедем отсюда и я смогу приехать к тебе в Колумбию.

– Было бы здорово, – подхватила Даниэла. – Значит, твоя мама ездит в Колумбию регулярно?

– Иногда по два раза в год. И надолго остается там. Она была в отъезде и тогда, когда я поехала в США.

– В это время она была в Колумбии?

– Да.

– И что же она там делает?

– Она говорит, что ездит в гости к родственникам.

– У вас есть родственники в Колумбии?

– В том-то и дело, что я об этом ничего не знаю. Я никогда их не видела.

– Понимаю, – посочувствовала Даниэла.

– Мама говорила мне, что один из ее родственников в Колумбии очень стар, и ей приходится ездить туда, чтобы ухаживать за ним.

– Твой дедушка?

– Она никогда об этом не говорила, но кто еще это может быть?

«Яков Никитин находится в Колумбии», – подумала Даниэла и спросила:

– Когда она едет в Колумбию, то в какой город направляется?

– Она летает в Медельин.

– О, это прекрасный город, – заметила Даниэла.

– Но очень опасный. Там много наркоторговцев, – нахмурилась Катя.

– Ну, теперь их не так уж и много, – поправила ее Даниэла. – Я была там недавно. Город изменился. Как я понимаю, ты там никогда не была?

– Нет. Может быть, побываю когда-нибудь.

– Мы должны обязательно поехать туда вместе. А ты должна попросить мать взять тебя с собой к дедушке.

– Если она ездит к нему, то он живет не в Медельине, – сказала Катя.

– Но ты сказала, что она ездит в этот город.

– Да. Она летит до Медельина, а оттуда едет на автобусе. Я много раз спрашивала ее, но она отказывается называть мне место, в которое ездит. Но… – Катя замолчала и укусила себя за нижнюю губу в раздумье.

– И что?

– В прошлый раз я нашла в ее сумочке билет на автобус до места, которое называется Эль-Чоко. Я посмотрела в Интернете: оно находится на юге Колумбии, в провинции Нарнио.

– Ты хотела сказать, в провинции Нариньо? – уточнила Даниэла.

– Да, так она называется. Ты знаешь это место?

– Да.

– Ты была там когда-нибудь?

– Нет, – солгала Даниэла.

– Итак, есть это и еще мелочи, о которых упоминала моя мама за эти годы. Я знаю, что она останавливается в небольшом поселке у реки. Она рассказывала мне об индейцах, которые проплывают вверх и вниз по реке в выдолбленных каноэ. То есть это сельская местность.

– Рио-Тапахе? – предположила Даниэла.

– Где это?

Это название заставило Даниэлу испустить вздох.

– Это одна из самых больших рек в провинции Нариньо.

Даниэла была на Рио-Тапахе пять месяцев назад. Река впадала в Тихий океан где-то в отдаленном уголке на юго-западе Колумбии. Первые несколько миль воды контролировала колумбийская армия, да и то лишь потому, что ее патрули передвигались по реке на скоростных катерах, вооруженных пулеметами 50-го калибра, установленными в носовой части.

Эти речные флотилии катеров, которые называли пираньями, поставлялись правительством США с целью искоренить торговлю кокой, процветающую в бассейне реки выше по течению от поселка Эль-Чоко. Дальше этой точки не отваживались забираться даже солдаты колумбийской армии. На этих землях господствовала организация ФАРК. И если Катя была права, в этом месте скрывался и ее дед с оружием, мощности которого было достаточно для того, чтобы стереть с лица земли половину Манхэттена или город Вашингтон.

В то утро автобус задерживался. Ликида сложил локти на крыше здания, с которой наблюдал за окрестностями через полевой бинокль с линзами разрешением десять на пятьдесят. Он ощупывал взглядом улицы, расположенные по другую сторону шоссе. Ликида находился на самом верху заброшенного здания торгового центра, расположенного на шоссе номер шестьдесят семь, менее чем в двух милях от женской тюрьмы Санти.

В утренние часы пик машины двигались по шоссе буквально бампер в бампер. Чуть наискосок, как он видел, находился съезд на Проспект-авеню. Большой грузовик, один из тех, что нанял взрывник, уже находился на месте: он был припаркован как раз на обочине съезда, несколько ниже крутого поворота к шоссе. По обе стороны асфальтированной дороги съезд под углом спускался с одной стороны к неглубокому оврагу, а с другой – непосредственно к шоссе. Человек пешком мог бы легко преодолеть этот спуск, но тяжелая машина, такая как автобус или грузовик, попытавшись пересечь овраг, скатилась бы в него.

На расстоянии примерно ста футов от спуска, по другую сторону оврага, Ликида припарковал микроавтобус, на котором группа должна была отходить после завершения операции. Он арендовал его вчерашним утром по украденной кредитной карточке на имя, указанное в украденном водительском удостоверении. Микроавтобус был припаркован у дороги по Магнолия-авеню. Для того чтобы его люди быстро переправились через шоссе после выполнения задания, Ликида проделал дыру в ячеистом ограждении, отделявшем улицу от шоссе. В тени одного из деревьев, в овражке на ничейной территории, как раз между приподнятой площадкой у спуска и улицей, застыла одинокая фигура с вместительной спортивной сумкой.

Ликида видел, как к съезду свернули несколько машин. Они проезжали мимо одинокого грузовика и быстро вливались в общий транспортный поток на шоссе. Ликида занервничал. Если грузовик останется на площадке перед съездом значительное время, некоторые из ужаленных в одно место проезжающих мимо людей могли позвонить в дорожную полицию. Это было первое, чего он боялся. Если фейерверк начнется раньше, чем запланировано, водитель автобуса может заметить это и вместо того, чтобы спускаться к шоссе, вполне способен продолжить движение по мосту прямо и проехать над шоссе. Прежде чем люди Ликиды сумеют отреагировать, автобус будет уже далеко.