Текст книги "Сила, которая защищает"

Стрелки Хранителя Бориллара отбили две другие атаки. Учителя Лосраата, используя куски оркреста, полученные от Хранителя Торма, и жезлы из ломиллиалора, которые дала им Лорд Аматин, воздвигли защитный барьер, не пропустив два разрушительных снаряда.

Еще две атаки юр-вайлов выпало отбивать гравелингасам. Торм всего с одним помощником расположились на балконе прямо напротив катапульты, стоя по сторонам большой каменной чаши с гравием, и запели таинственную песню мастеров радхамаерля, пробуждая к жизни огненные камни. Пока юр-вайлы наполняли свою чашу, Торм и его помощник погрузили руки в гравий, продвигая их все глубже и глубже и продолжая петь.

В последний момент, когда черный сгусток уже несся к ним, они швырнули прямо в него полные пригоршни гравия. Почти над головами гравелингасов столкнулись две могучие силы, отбросив их на пол балкона. Под разъедающим воздействием ядовитой жидкости огненные камни мгновенно превратились в пепел, успев, однако, уничтожить едкий сгусток, прежде чем хотя бы одна капля коснулась Ревелстоуна.

Другая пара гравелингасов действовала не так успешно. Момент их броска был рассчитан недостаточно точно, в результате чего примерно половина вредоносной жидкости обрушилась прямо на них. Оба погибли мгновенно, большой участок балкона также оказался разрушен.

Однако вместо того, чтобы продолжить свои атаки, стремясь сломить сопротивление Замка, юр-вайлы оставили катапульты и удалились в свой лагерь, как будто их единственной целью было проверить, на что способны защитники Ревелстоуна.

Высокий Лорд с удивлением и холодным страхом, сжимающим сердце, наблюдал за их отходом. Несомненно, они отступали не потому, что испугались. Сатансфист, по-видимому, решил изменить свою тактику, а это могло означать одно – наблюдая за происходящим, он обнаружил какое-то слабое место в защите и теперь собирался это использовать.

На следующее утро стало ясно, что Сатансфист и в самом деле затеял что-то новое. Но Морэм, хотя и наблюдал неусыпно два дня за его действиями, не смог понять, в чем состояла эта новая тактика. Орды Опустошителя подошли ближе к Ревелстоуну и замерли, повернувшись лицами к плато, как будто рассчитывали, что защитники Замка сейчас сами начнут прыгать прямо в их жадно распахнутые пасти. Вожаки юр-вайлов сновали между ними и пещерниками, формируя из тварей мощные клинья, снова нацеленные в самое сердце Ревелстоуна. А позади них на открытом пространстве обнаженной земли стоял Сатансфист, в первый раз открыто держа в руках свой кусок Камня Иллеарт. Но он явно не планировал прямой атаки на Замок.

Его твари неожиданно опустились на четвереньки, точно хищники, готовящиеся прыгнуть. Вожаки юр-вайлов воткнули острые концы своих жезлов в землю и завыли, залаяли. А самадхи-Опустошитель, Шеол и Сатансфист, поднял высоко над головой и крепко стиснул кусок Камня Иллеарт.

Наблюдая за происходящим, Морэм почувствовал все усиливающееся присутствие Зла, и в конце концов лицо обожгло, точно ядом, несмотря на холодный ветер. Однако осаждавшие ничего пока больше не предпринимали. Они все так же стояли на четвереньках, злобно испепеляя Замок кровожадными взглядами.

Медленно, но неуклонно Зло подбиралось к Замку. От трепещущего зеленого мерцания Камня из-под ног Сатансфиста к Замку устремились змеящиеся изумрудные побеги, пульсируя, точно вены, исходящие из смрадного сердца. Они набухали и разветвлялись, пока не достигли припавших к земле тварей. В то же мгновение жезлы вожаков юр-вайлов брызнули красным и новые, теперь уже алые змеи поползли по земле. В конце концов Ревелстоун со всех сторон оказался окружен широким кольцом красно-зеленых пульсирующих вен.

Этот процесс продолжался и дальше медленно, но неуклонно. С наступлением ночи красно-зеленая паутина распространилась не больше чем на полметра от юр-вайлов; а когда наступил тусклый рассвет, “вены” находились уже на полпути к Замку. Морэм не знал, что это такое, и поэтому не представлял, как от этой напасти защититься.

В течение последующих двух дней страх перед непонятной угрозой все больше охватывал обитателей Ревелстоуна. Люди невольно стали разговаривать шепотом. Все бродили по Замку как неприкаянные, точно опасаясь, что сама скала, из которой он был сделан, может обратиться против них. Дети беспричинно плакали и вздрагивали, видя даже хорошо знакомые лица. Плотная атмосфера непонимания и ужаса сгустилась над Ревелстоуном, точно над ним распростерлись крылья хищного стервятника. Морэм даже не представлял себе, насколько глубоко в сердца людей проник этот страх, пока к вечеру третьего дня случайно не подошел к вомарку Квену сзади и не прикоснулся к его плечу. Вомарк подскочил как ужаленный и в панике отшатнулся, шаря рукой в поисках меча. Осознав, в конце концов, что перед ним Высокий Лорд, он задрожал, словно новобранец; его мужественное лицо побледнело и покрылось крупными каплями пота.

Только тут Морэм понял, насколько тяжелым было состояние Ревелстоуна. Страх перед неизвестностью действовал хуже, чем любая самая грозная, но понятная опасность. Обхватив Квена за плечи, он внезапно сообразил, что красно-зеленые вены на самом деле и не должны были нанести какой бы то ни было физический урон; они служили проводниками для холодной злобной энергии Презирающего, хлынувшей через них на Замок. И в той или иной степени цель эта оказалась достигнутой – мужество защитников города начало таять.

Защиты от ЭТОГО не было. Мастерство лиллианрилла и радхамаерля позволяло разжечь жаркие огни внутри Замка. Учителя Лосраата могли беспомощно дрожащими голосами петь храбрые песни о мужестве и победе. Те, кто возглавлял Армию Лордов, могли тренировать своих воинов до упаду, чтобы у тех не оставалось ни сил, ни времени для страха. Лорды в своих голубых одеяниях могли появляться то там, то здесь, начиная с бледного рассвета до глубокой ночи и до следующего утра, распространяя повсюду свет мужества и поддерживая людей. Обитатели Замка неустанно трудились. Короче, все, что можно было сделать, делалось. И все же с каждым днем Зло, сочившееся по красно-зеленым венам, угнетало дух города все сильнее и сильнее.

Вскоре даже сама скала, из которой был вырублен Ревелстоун, казалось, начала издавать молчаливые стоны. По прошествии пяти дней некоторые семьи заперлись в своих комнатах и отказывались выходить из них; им казалось, что в городе им со всех сторон угрожает опасность. Другие покидали Замок, полагая, что могут найти безопасное убежище в нагорной части Страны. Бессмысленные споры и ссоры возникали в трапезных и на кухнях, были случаи, когда люди даже хватались за ножи. Чтобы пресекать подобные вспышки, вомарк был вынужден везде разместить по Дозору.

Но несмотря на железную узду, в которой Квен держал своих воинов, он не смог даже их уберечь от панических настроений. В конце концов он был вынужден доложить об этом Высокому Лорду. Выслушав его, Морэм поднялся на сторожевую башню. Он был здесь один, перед ним во мраке пылал отвратительный немеркнущий изумрудный свет, сочившийся из Камня, и красно-зеленые змеи извивались по земле, куда бы он ни бросил взгляд. Он ощутил мертвую хватку ужаса; только теперь он испытал настоящее сочувствие к Кевину-Расточителю Страны – сочувствие, от которого слезы навернулись у него на глаза. Только теперь со всей остротой он понял, какое отчаяние охватило тогда сына Лорика.

Немного позже, когда холод зимы Лорда Фоула ощущался еще сильнее из-за сгустившейся ночной тьмы, в которой Камень Иллеарт сиял так ярко, что дозорные огни вражеского лагеря выглядели едва заметными искрами, на башню, захватив с собой небольшую чашу с гравием, поднялась Лория, жена Тревора. Усевшись на каменный пол, она поставила чашу перед собой. Огненные камни были раскалены, и яркий отсвет падал на измученное лицо. Глаза ее выглядели в этом свете как черные провалы, но все же Морэм смог заметить, что они были мокры от слез.

– Мои дочери… – Ей, казалось, не хватало воздуха. – Мои дети… Они… Ты ведь знаешь их, Морэм. Разве они не те дети, которыми родители вправе гордиться? – Голос ее звучал умоляюще.

– Конечно, ими можно гордиться, – мягко ответил Морэм. – Но и они тоже могут гордиться своими родителями.

– Ты знаешь их. Высокий Лорд, – настойчиво повторила она. – Они всегда были моей радостью, а теперь… А сейчас… Мое сердце изболелось за них. Они… Высокий Лорд, они отказываются есть. Они БОЯТСЯ есть… Они думают, что еда отравлена. Это сводит их с ума.

– Мы все на грани безумия, Лория. Нужно потерпеть.

– Как потерпеть? На что надеяться? Иногда я думаю. Высокий Лорд, что было бы лучше, если бы я их вообще не родила.

Стараясь говорить как можно мягче, Морэм продолжал успокаивать ее:

– Против этого Зла мы бессильны. Стоит нам оказаться вне стен – и мы погибли. Только они поддерживают и защищают нас. Надо терпеть.

Голосом, в котором дрожали слезы, Лория сказала:

– Высокий Лорд, призови Неверящего.

– Сестра моя Лория! Пойми же – этого я сделать не могу. Ты же знаешь, что не могу. В глубине души ты понимаешь, что я поступил справедливо, предоставив Томасу Кавенанту сделать то, что он хотел, в его собственном мире. За свою долгую жизнь я совершил немало поступков, о которых сожалею, но этот не из их числа.

– Морэм! – снова умоляюще воскликнула она.

– Нет. Лория, подумай, о чем ты просишь. Неверящий решил спасти жизнь ребенку в своем мире. Однако время здесь и там течет по-разному. С тех пор как он впервые появился в Ревелстоуне, прошло сорок семь лет, а он ничуть не постарел. Для него, может быть, прошло всего несколько месяцев. Наверное, тот момент, когда я в последний раз вызывал его, для него отстоит от настоящего времени всего лишь на считанные секунды. Скорее всего, он не успел еще спасти этого ребенка, какой же смысл снова вызывать его?

Внезапно, когда он упомянул о ребенке, лицо Лории исказилось от гнева.

– Вызови его! – Ее голос звучал теперь почти как змеиное шипение. – Какое мне дело до того, кого я в глаза не видела? Именем Семи, Морэм! Вызови…

– Нет, – по-прежнему мягко перебил ее Морэм. – Не стану. Он должен иметь право распоряжаться своей судьбой. Мы не смеем лишать его этого права – нет, не смеем, даже если от этого зависит судьба Страны. Пусть он придет к нам, когда сам пожелает. По крайней мере, эту истину я сумел извлечь из своей не очень-то разумно прожитой жизни.

Гнев Лории угас так же быстро, как появился. Она простонала:

– Сегодня вечером моя младшая… Иолнид… Она ведь еще совсем дитя… Она закричала, увидев меня! Как можно вынести такое?

Плача вместе с ней в сердце своем, Морэм тем не менее твердо посмотрел ей в глаза.

– Выход один – Осквернение. – Морэму внезапно захотелось рассказать ей о своих опасных замыслах, но тут же в голове его зазвучал сигнал предостережения. Он не сомневался в том, что ответила бы Лория, если бы он решился сделать это. Предупреждая возможные расспросы, он со вздохом добавил:

– Сила – страшная вещь.

В ее глазах сверкнула искра надежды. Пошатываясь, она встала и вплотную приблизила к нему свое лицо, внимательно вглядываясь. Их мысли на мгновение открылись друг для друга. Но то, что она ощутила, ее отрезвило. Холод и сомнение – вот чем повеяло от Морэма, потушив свет надежды в ее глазах. Смущенно, с горечью, она сказала:

– Хорошо, Морэм. Я не буду больше ни о чем просить. Я доверяю тебе как никому другому. Ты все расскажешь сам, когда будешь готов.

С благодарностью глядя на нее, Морэм ответил, криво улыбаясь:

– Ты очень отважна, сестра моя Лория.

– Нет. – Подняв чашу с гравием, она заторопилась прочь. – Хотя мои дочери вовсе не хотят этого, они делают меня трусливой.

Не оглянувшись, она растаяла в ночной темноте, оставив Морэма наедине с его мрачными мыслями.

Глава 5
Ломиллиалор

Смертная тяжесть, навалившаяся на Кавенанта, казалось, все глубже и глубже вдавливала его в землю. Он почувствовал, что больше не может дышать, но отсутствие воздуха почему-то не причинило ему страданий. Его все сильнее охватывало ощущение покоя – так бывает, когда у человека больше нет выбора и он не в силах сопротивляться неумолимому року.

Земля становилась холоднее и менее плотной. Теперь она скорее походила на густой темный туман или дым. Холод и туман, точно погребальные пелены, окружали его со всех сторон.

Он не знал, сколько времени все это продолжалось. Наконец наступил момент, когда в обволакивающем его плотном веществе возник ледяной ветер. Кавенант почувствовал себя свободнее, тело больше не было со всех сторон стиснуто. Зрение вернулось к нему, и на некотором расстоянии прямо перед собой он увидел расщелину, а сквозь нее – бездонное и беззвездное ночное небо. И еще там, вне этой расщелины, сиял странный зеленый свет, похожий на сверкание изумруда. Ветер дул именно из этой расщелины, которая постепенно расширялась. Вскоре на фоне черного неба видна стала полная луна, багровая и зловещая. Казалось, она притягивала Кавенанта к себе, и он медленно поплыл сквозь туман к выходу из расщелины.

В то же мгновение он ощутил запах дерева и услышал обрывки песни, долетавшие сквозь холодный полумрак: “Будь верен… Ответь…"

Он потянулся к этим звукам и заскользил теперь уже не к луне, а в их направлении. Вскоре он отчетливо ощутил, что лежит на твердой холодной плите, а над ним веет резкий, ледяной ветер. Он ужасно замерз, но, без сомнения, дышал. Тьма, окружающая его со всех сторон, казалось, окутала только его – за пределами небольшого пространства вокруг остальной мир купался в солнечном свете. И внезапно он, как ему показалось, понял, в чем дело. Он лежал на каменной плите, похожей на катафалк, а над ним пирамидой были сложены камни.

Полузнакомое пение смолкло. Некоторое время он не слышал ничего, кроме свиста ветра и звука своего собственного хриплого дыхания. Он замерзал все сильнее, становясь твердым, как камень под ним. Потом совсем рядом задыхающийся мужской голос произнес:

– Именем Семи! Мы это сделали! Другой голос, тоже, кажется, слабый и усталый, ответил с радостью и облегчением:

– Да, друг мой. Твое знание сослужило нам хорошую службу. Не зря мы трудились эти три дня.

– Мое знание и твоя сила. И конечно, ломиллиалор Высокого Лорда Морэма… Однако взгляни на него. По-моему, он ранен или болен.

– Разве я не говорил тебе, что ему тоже досталось? Этот слабый голос показался Кавенанту очень знакомым.

Солнечный свет стал ярче, разгоняя туман, пока тот не исчез полностью.

– Говорил, – раздался первый голос. – А я говорил тебе, что, скорее всего, мой вызов просто убьет его. Наверное, я что-то сделал не так. Посмотри – Неверящий, хотя и здесь, не отвечает на мой призыв.

Его собеседник хотел было мягко его упрекнуть:

– Друг мой, ты… Но первый прервал:

– В этом месте все пропитано Злом. Здесь мы не сможем ему помочь.

Кавенант ощутил, как сильные руки обхватили его за плечи. Веки дрогнули, с неимоверным усилием он наконец приподнял их. Солнечный свет ослепил его, он почти ничего не различал, кроме темного пятна прямо перед собой, которое загораживало все остальное.

– Он просыпается, – произнес первый голос. – Узнает ли он меня?

– Может быть, и нет. Ты теперь уже не молод, друг мой.

– Было бы лучше, если бы не узнал, – пробормотал первый. – Он может подумать, что я снова хочу сделать с ним то, что мне не удалось однажды. Уверен, что он именно так понимает возмездие.

– Ты не правильно судишь о нем, я знаю его лучше. Неужели ты не ощущаешь, как велика его потребность в милосердии?

– Все я вижу… И я не хуже тебя его знаю. Вот уже сорок семь лет я только и слышу о Томасе Кавенанте. Кто, скажи-ка, был немилосерден к нему? Может быть, мы с тобой – теперь, когда вызвали его?

– Мы вызвали его из того мира, которому он принадлежит по праву. По-твоему, это милосердие?

– По-моему, да, – твердо ответил первый.

– Может быть… – Второй вздохнул. – Во всяком случае, иначе мы поступить не могли. Без него Страна точно погибнет.

– Милосердие? – хриплым, каркающим голосом повторил Кавенант.

– Да! – убежденно ответил человек, склонившись над ним. – Мы дали тебе еще один шанс победить Зло, которому ты позволил захватить Страну.

Теперь Кавенант отчетливо видел широкоскулое лицо, прямой взгляд и мощные плечи жителя подкаменья. Черты его лица скрадывала тень, зато хорошо виден был плотный, отделанный мехом плащ, искусно расшитый на плечах узором, в котором перекрещивались две молнии, – узором, который Кавенант когда-то уже видел.

Кавенант попытался сесть. Человек помог ему и поддержал, чтобы он не упал. Кавенант находился на круглой каменной площадке, со всех сторон окаймленной невысоким бортиком, за которым он не увидел ничего, кроме манившей к себе небесной пустоты. Он сфокусировал взгляд на человеке из подкаменья.

Теперь он хорошо мог разглядеть его лицо. У него были черные с проседью густые волосы, лет на вид под шестьдесят, но возраст, похоже, не очень сказался на его облике. Суровый, горький рот был крепко сжат, но во взгляде не ощущалось враждебности – скорее, смиренная мольба о том, чтобы судьба не была с ним и дальше слишком сурова. Это было лицо человека, которому все доставалось нелегко и который много страдал.

Как будто откуда-то издалека, человек угрюмо произнес:

– Нужно было его убить.

Человек, плащ которого украшал рисунок из перекрещивающихся молний, однажды уже пытался убить Кавенанта – и сделал бы это, если бы не Этиаран, жена Трелла. Она остановила его, напомнив о Клятве Мира.

– Триок? – хрипло спросил Кавенант. – Триок? Человек не уклонился от исполненного боли, испытующего взгляда Кавенанта.

– Я же обещал, что мы с тобой еще встретимся. “Черт возьми!” – внутренне простонал Кавенант. Триок был влюблен в Лену – еще до того, как на ее пути возник Кавенант.

Он постарался встать, но ослабевшие, затекшие мышцы не подчинялись. Триок и еще кто-то, стоящий позади Кавенанта, помогли ему. Пошатываясь, он поднялся, беспомощно ухватился за Триока и заглянул за край парапета.

Каменная платформа, казалось, парила в пустоте, точно плавая в небе на гудящем ветру. Взгляд свободно скользил до самого горизонта, но и там не находил ничего, кроме серой, туманной, густой мглы. Шагнув к парапету, он увидел вокруг лишь волнующееся море облаков. Платформа возвышалась над ними, словно, кроме нее и этого туманного, облачного моря, в мире не осталось больше ничего.

С левой стороны сквозь туман неясно проглядывали горы. Пытаясь рассмотреть человека, стоящего у него за спиной, Кавенант, повернувшись, увидел еще один высокий горный кряж, уходящий в облака.

Он снова находился на Смотровой Площадке Кевина! Это открытие ошеломило его. Он никак не ожидал, что окажется здесь, полагая, что вызов может быть сделан только из Ревелстоуна. Кто в Стране, кроме Лордов, обладал силой, достаточной для того, чтобы вызвать его? Насколько он помнил, Триок был простым пастухом и никакими знаниями не обладал. Если его вызвали не Лорды, значит… Презирающий?

Взгляд Кавенанта заскользил вниз от края обрыва, и от головокружения показалось, что силы совсем оставили его. Если бы не поддерживающие его руки, он наверняка свалился бы за парапет.

– Осторожнее, друг мой, – успокаивающе произнес спутник Триока. – Я держу тебя. Я не забыл о твоей нелюбви к высоте. – Мягко поддерживая Кавенанта, он отодвинул его от края.

Когда Смотровая Площадка Кевина перестала кружиться перед глазами Кавенанта, он посмотрел на Триока.

– Как? – хрипло спросил он. – Кто… Как тебе удалось вызвать меня?

Губы Триока скривились в жесткой усмешке. Обращаясь к своему спутнику, он сказал:

– Ну, не прав ли был я, говоря, что он неверно понимает возмездие? Он даже сейчас думает, что ради него я мог бы нарушить свою Клятву. Неверящий, ты, безусловно, достоин возмездия. – Он горько усмехнулся. – Гибель Высокого Лорда Елены…

– Успокойся, друг мой, – сказал второй. – Ему сейчас и без того плохо, не надо добивать его печальными историями.

Нужно как можно быстрее перенести его туда, где мы могли бы помочь ему.

– Да, – устало вздохнул Триок. – Прости, Неверящий. Я провел сорок семь лет среди людей, которые не могут забыть тебя. Отдыхай. Мы постараемся помочь тебе, чем сможем. И ответим на все твои вопросы. Но прежде нам нужно уйти отсюда. Здесь опасность подстерегает нас со всех сторон. У Серого Убийцы много глаз, и некоторые из них могли заметить проявления той силы, которая помогла нам вызвать тебя.

Достав из-под плаща гладкий деревянный жезл, Триок сказал, обращаясь к своему спутнику:

– Горный брат, думаю, нам лучше снести Неверящего вниз на руках. У меня есть веревка, если нужно. Его товарищ дружелюбно рассмеялся:

– Друг мой, я – Великан. Ноги меня пока еще носят. Не волнуйся, Томас Кавенант будет со мной в безопасности.

"Великан?” – удивился Кавенант. Только тут он обратил внимание на то, что руки, поддерживающие его, были вдвое больше, чем у него. И легко и бережно подняли его в воздух, точно он был невесом.

Прямо перед собой он увидел лицо Морехода.

Великан мало изменился с тех пор, как Кавенант видел его в последний раз. Короткая жесткая, точно проволочная, борода лишь чуть поседела, глубокие морщины избороздили лоб, на котором шрам от раны, полученной в сражении за настволье Парящее, был теперь едва заметен; но глубоко сидящие глаза взирали из-под густых бровей с прежним энтузиазмом, а на губах играла приветливая улыбка. Кавенант с сожалением вспомнил, что он так и не попрощался с Мореходом, когда они в последний раз расставались в Ущелье Предателя. Мореход всегда был ему другом – а он забыл даже с ним попрощаться. Ему стало нестерпимо стыдно. Взгляд его скользнул ниже, по кряжистому, точно ствол многолетнего дуба, телу Великана. Толстая кожаная куртка и сапоги Морехода были все в дырах, сквозь которые проглядывало голое тело, покрытое боевыми шрамами – давно зажившими и совсем свежими. Недавние раны выглядели скверно, и Кавенант содрогнулся, будто они были нанесены ему самому.

– Мореход, – прохрипел он. – Прости.

– Успокойся, друг мой, – мягко ответил Великан. – Все прошло. Не осуждай себя.

– Черт возьми… – Слабость снова волной нахлынула на Кавенанта. – Что с тобой случилось?

– О, это долгая история, как все истории Великанов. Я приберегу ее до тех пор, пока тебе не станет лучше. Сейчас ты так плох, что тебе впору беседовать с самой смертью, а не со мной.

– Ты ранен… – продолжал настаивать Кавенант, но Великан с притворной суровостью перебил его.

– Помолчи, Неверящий. Здесь не место для грустных историй. – Он бережно сгреб Кавенанта в охапку и повернулся к Триоку. – Иди следом осторожней, горный брат. Наша работа только начинается. Если ты упадешь, мне будет не так просто поймать тебя.

– Сам лучше гляди под ноги, – грубовато отозвался тот. – Я привык к камню, даже такому холодному, как здесь.

– Ну и хорошо. Тогда – быстрее в путь. Нам и вдвоем нелегко было подняться по этой лестнице. Теперь нужно сделать все, чтобы юр-Лорд выжил, не то получится, что мы зря старались.

Не дожидаясь ответа, он начал спускаться по грубо вытесанным в скале ступеням. Кавенант уткнулся лицом в грудь Великана. Ветер выл, вихрем кружась на той высоте, где была расположена Смотровая Площадка Кевина. Но сердце Морехода билось ровно, и казалось, ничто не способно заставить его разжать руки. На ходу тело Кавенанта легко вздрагивало – Кавенант настолько ослабел, что у него не было сил даже бояться.

Внезапно солнечный свет потускнел, воздух вместо сухого стал влажным, и сразу похолодало. Ледяные мурашки побежали по спине Кавенанта, унося, казалось, последнее тепло жизни. Они добрались уже до подножия Смотровой Площадки, которая защищает Кевина. Рядом с ними мрачно зияла пропасть, однако Мореход двигался вдоль обрыва по-прежнему уверенно и спокойно, как будто мысль о том, что он может упасть, даже не приходила ему в голову. Сознание Кавенанта все более затуманивалось. В конце концов он полностью растворился в своей слабости.

Спустя некоторое время он услышал, что Мореход сказал что-то, но смысл слов не доходил до него.

– Триок, он теряет силы. – Вот что сообщил своему другу Великан. – Если мы сейчас не поможем ему, потом будет уже поздно.

– Да, – согласился Триок и добавил тоном приказа:

– Неси одеяло и гравий! Прежде всего ему нужно согреться.

– Этого мало. Он ранен и болен.

– Вижу. Я не слепой, – проворчал Триок.

– Тогда что же делать? Тут я беспомощен – ту же знаешь, что нам. Великанам, холод нипочем.

– Разотри-ка пока ему конечности. Мне нужно подумать. Огромные руки принялись вертеть и встряхивать Кавенанта, однако холод внутри него не стал от этого меньше. А сам он лишь смутно удивлялся: почему Триок и Мореход никак не дадут ему уснуть?

– Здесь нет неподалеку целебной грязи? – спросил Великан.

– Когда-то была, – ответил Триок и холодно добавил:

– Лена… Она лечила его где-то здесь, когда.., когда он впервые появился в Стране. Но я не мастер радхамаерля и не способен почувствовать, где находятся источники тайных сил Земли. Все знают, что целебная грязь… Она ушла, спряталась, чтобы укрыться от Зла, которое появилось в Стране. А может быть, просто эта проклятая зима убила ее. Нет, на это мы не можем рассчитывать.

– Мы должны ему помочь! Он весь заледенел. Кавенант почувствовал, что его закутывают, точно ребенка. Перед глазами смутно промелькнул желтый отблеск гравия, он ощутил исходящее оттуда тепло. Это было приятно; ему стало почти хорошо – если бы не серая мгла, которая окутывала все и снаружи, и внутри.

Через некоторое время Триок неуверенно произнес:

– Может быть, сила Высокого Дерева поможет ему?

– Тогда начинай! – настойчиво сказал Великан.

– Но я же не хайербренд! Я плохо знаком с учением лиллианрилл, я всего лишь год занимался им в Лосраате – после того как Высокий Лорд Морэм подарил мне ломиллиалор. Я не могу управлять силой.

– И все же ты должен попытаться. Триок запротестовал:

– Всякое прикосновение ломиллиалора – это испытание истиной. Оно способно погасить в нем последнюю искру жизни. Даже здоровые люди не всегда выдерживают его.

– Без Высокого Дерева он уж точно умрет.

– Да. Да, горный брат, я понимаю. Продолжай согревать его – мне нужно подготовиться.

Когда желтый отсвет отдалился, Кавенанту стало невыносимо грустно. Подумать только, в Стране не стало целебной грязи! Внезапно его печаль сменилась гневом. “Черт возьми! Фоул, – безмолвно простонал он, – я не допущу, чтобы ты так обращался со Страной!” Ненависть с новой силой вспыхнула в его душе. Казалось, гнев прибавил ему сил, и он открыл глаза.

Триок стоял над ним, зажав в руке свой жезл из ломиллиалора, точно собираясь вонзить его Кавенанту между глаз. Высокое Дерево жарко сияло белым огнем, вокруг него курился пар. Острый древесный запах смешивался с землистым запахом гравия.

Торопливо произнося слова, которых Кавенант не понимал, Триок опустил свой жезл и прикоснулся его кончиком к ране на лбу.

Вначале ничего не произошло. Но потом внезапно жар пронзил его онемевшую левую ладонь, вспыхнув сначала под кольцом на безымянном пальце. Распространяясь к запястью, он вызвал волну острой боли, как будто сдирали плоть с заледеневших костей, – боли, которая, несмотря ни на что, была в каком-то смысле даже приятна. Вскоре во всей левой руке возникло ощущение, будто ее подвергли злой пытке, и тем не менее она начала оживать.

По мере того как оледенение внутри таяло, начали оживать и другие части тела. Суставы ожили, избитые ребра заныли. Вскоре и боль во лбу снова напомнила о себе.

Тогда Триок сместил кончик Высокого Дерева со лба к раздутым, почерневшим, крепко сжатым губам, отчего почти сразу же их пронзила сильнейшая боль, которая заставила Кавенанта потерять сознание.

Он приходил в себя медленно и постепенно; однако, открыв глаза, он понял, что стал совсем другим. Раны не были полностью исцелены – и лоб, и рот продолжали болеть, а тело ныло от ушибов. Но внутренний холод исчез. Опухоль на губах уменьшилась, он видел все вокруг гораздо яснее. И все же некоторое онемение в руках и ногах по-прежнему оставалось. Умершие нервы не ожили – теперь Страна сама была в таком состоянии, что полностью вернуть ему здоровье она не могла.

Но он ожил.., он был в Стране.., он видел Морехода. Отложив полное выздоровление до другого раза, он оглянулся.

Он находился в небольшой извилистой долине, затерянной в горах, чуть пониже Смотровой Площадки Кевина. В воздухе порхал снег, тонкий слой которого уже покрывал одеяло, которым он был укрыт. Дело шло к вечеру, однако это его мало беспокоило. Он вспомнил, что именно в этой долине он бывал когда-то прежде с Леной.

Тогда все здесь выглядело совсем иначе. Раньше это было тихое, спокойное место, заросшее высокой травой и окруженное соснами, похожими на стражей, охраняющих его покой. Долину пересекал веселый, звонкий ручей. Теперь сосны потеряли всю свою зелень и казались почти мертвыми – очевидно, эта зима была холоднее, чем они могли выдержать; замерзший ручей пролег, словно преждевременная морщина. Удивительно, какое разрушительное воздействие на природу здешних мест оказала непривычно суровая зима.

Кавенант сел, подвинулся ближе к чаше с гравием и заметил неподалеку, около второй такой же чаши, три фигуры. Один из греющихся заметил его движение и тут же сообщил об этом остальным. Триок поднялся и подошел к Кавенанту. Присев на Корточки рядом с Неверящим и внимательно вглядываясь в его лицо, он сказал:

– Ты был очень тяжело болен. Моих знаний оказалось недостаточно, чтобы полностью тебя исцелить. Однако, похоже, умирать ты уже не собираешься.

– Ты спас мне жизнь, – ответил Кавенант, стараясь не обращать внимания на слабость и боль во рту.

– Может быть. Не уверен, что это сделал только я. Твоему телу помогла вольная магия. Похоже, ломиллиалор вызвал ответную реакцию твоего Белого Золота. Его сила оказалась более могущественной, чем та, которую я смог вызвать из Высокого Дерева.

"При чем тут мое кольцо?” – тупо подумал Кавенант. Однако сейчас у него не было сил разбираться.

– Ты спас меня, – повторил он. – Больше я ничего не знаю.

– Пусть так. Сейчас тебе нужно поесть. Ты не ел много дней. – Он оглянулся и добавил:

– Мореход нашел для тебя немного алианты.

Мерзлая земля вздрогнула под тяжелыми шагами, и вскоре Мореход опустился рядом с Кавенантом на колени, как обычно приветливо улыбаясь. В обеих ладонях он держал свежие ягоды жизни. Кавенант тупо уставился на них – казалось, он забыл, что с ними нужно делать. Он голодал так долго, что почти разучился есть. Но ему не хотелось огорчать Великана. Протянув руку, он взял одну ягоду.