Текст книги "Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы"

Он удивленно уставился на нее.

Фарор снова повернулась к лошади, понимая, что фраза прозвучала слишком уж пренебрежительно. У нее вовсе не было подобного намерения, и, похоже, эхо ее слов повисло в возникшей между ними двоими тишине, безжалостное, будто острый нож. Смотрительница быстро оседлала лошадь, села верхом и достала из ножен копье. Пришпорив лошадь, она выехала из укрытия среди высоких скал и направилась к краю равнины.

В ночи завывали все новые волки. На мелкую добычу обычно охотились стаи в три или четыре особи, но тут хищников, похоже, было с десяток, если не больше. Слишком много даже для охоты на хегеста. Но ничьих других голосов Фарор не слышала – а рев трамила мог обрушить каменную стену.

«Это наверняка Финарра. Ее лошадь погибла. И теперь она сражается в одиночку».

Фарор пустила лошадь галопом. В небе все так же бесстрастно светили звезды.

Перед ней возник мысленный образ: лицо Спиннока, освещенное пламенем костра. Выругавшись про себя, молодая женщина попробовала отогнать его прочь, а когда у нее ничего не вышло, попыталась превратить его в образ своего жениха. Вряд ли можно было назвать Кагамандру Туласа красавцем; годы лишений и голода во время войн наложили отпечаток на воина, а в глазах царила такая пустота, будто жестокие воспоминания вынуждали его сторониться света. Фарор знала, что Кагамандра ее не любит, и считала, что этот суровый мужчина вообще больше не способен любить.

Рожденный в одном из Малых домов, он служил офицером в легионе Урусандера, командуя когортой. Если бы не случившееся с Туласом во время войн, он вряд ли мог бы рассчитывать породниться с домом Дюрав, ибо, прямо скажем, женихом во всех отношениях был незавидным. Слава, однако, нашла Туласа, когда он спас жизнь Сильхаса Гиблого, и командир когорты получил благословение самой Матери-Тьмы. Наградой за этот подвиг должен был стать новый Великий дом, что давало возможность возвыситься всему многочисленному семейству Кагамандры.

Фарор ничего не оставалось, кроме как ради блага ее же собственного рода найти хоть какой-то способ полюбить Кагамандру Туласа.

Однако, пока молодая женщина ехала в ночи, она так и не сумела представить себе его лицо, остававшееся по-прежнему размытым и бесформенным. А в темных пятнах на месте глаз мерцали отблески костра.

Навязчивые мысли не приносили вреда, пока оставались в плену надежной клетки совести, и если ключом служило искушение – что ж, она достаточно глубоко его закопала.

Тяжелое копье оттягивало Фарор руку, и она решила вставить оружие в закрепленное на седле гнездо. Волчьего воя какое-то время слышно не было, и ничто на тускло-серебристой равнине перед нею не указывало на присутствие зверей. Но она знала, насколько далеко может разноситься этот вой.

Прогнав прочь посторонние мысли, смотрительница полностью сосредоточилась, внимательно глядя на край равнины. Чуть позже некий инстинкт заставил ее сбавить скорость. Лошадь перешла с галопа на рысь, и Фарор напрягла слух, боясь услышать самое страшное: приглушенное рычание дерущихся за добычу волков.

Но вместо этого ночь внезапно прорезал дикий вой, застигнув всадницу врасплох. Взяв копье, Фарор приподнялась на стременах и, натянув поводья, заставила напуганную лошадь идти шагом. Вой раздался ближе, но она пока что ничего не видела.

«Там».

Безжизненное тело зверя, чернеющий в серой пыли кровавый след. Рядом еще один хищник.

Фарор подъехала к первому мертвому волку. Удар меча пронзил мягкое подбрюшье, вспоров живот. Убегая, зверь тащил за собой собственные потроха, пока не запутался в них, и теперь выглядел так, будто его вывернули наизнанку. Кровь заливала чешуйчатую шкуру, светящиеся глаза угасали.

Второй хищник, лежавший в десятке шагов дальше, был разрублен почти пополам, поперек позвоночника и ребер. Земля вокруг него была изрыта неровными бороздами. Фарор осторожно подвела лошадь ближе.

Нигде не было видно отпечатков сапог, но их вполне могли скрыть следы когтей и судорожно бьющихся лап.

Из глубокой раны все еще хлестала кровь, и, наклонившись, Фарор увидела продолжающее биться сердце зверя. Она в тревоге отпрянула. Волк проследил за ней злобным взглядом, пытаясь поднять голову.

Приставив острие копья к мягкому горлу, женщина с силой вогнала его в шею хищника. Волк попробовал было укусить длинный клинок, а затем рухнул наземь, раскрыв пасть, и глаза его погасли. Выпрямившись и высвободив оружие, Фарор огляделась.

Слева, в полутора десятках шагов от нее, тянулась рваная стена травы, большую часть которой растоптали звери. В серой пыли виднелись темные кровавые брызги. Взгляд ее упал на одну из троп, где корни травы по краям были густо покрыты кровью. Казалось, будто стебли срубили мечом.

Остановив лошадь, женщина прислушалась, но в ночной тьме вновь воцарилась тишина. Фарор внимательнее пригляделась к началу тропы. Она подозревала, что если направится вдоль нее, то увидит внушающую ужас сцену: волков, пожирающих труп капитана. Она знала, что ей придется их отогнать, пусть даже только для того, чтобы забрать тело Финарры Стоун. Было ясно, что сражение закончилось.

Фарор заколебалась, ощутив легкий страх. Вряд ли ей удастся победить волков: запах, а также зловещий вой, который она слышала раньше, могли привлечь на место убийства и другие стаи. Где-то в зарослях травы находилась поляна, утоптанная и залитая кровью, и вокруг нее кружили стаи соперников. Зверей могло быть с полсотни, и наверняка все голодные.

Мысли о замужестве, жизни в Харканасе и запретных желаниях тут же испарились, когда Фарор поняла, что Спиннок вполне может оказаться один, вынужденный возвращаться в форт без охраны, брошенный всеми, а Кагамандре Туласу ничего не останется, кроме как оплакивать невесту или, по крайней мере, делать вид, что он скорбит, но в итоге в пустых глазах воина лишь появится еще одно жестокое воспоминание наряду со множеством других, а мысли о том, что он проявил недостаточно чувств, добавят в его душе пустоты.

Крепче сжав копье, смотрительница наклонилась, что-то шепча на ухо лошади, и приготовилась направить ее по тропе.

Звук за спиной заставил ее обернуться.

Из-за камней, образовывавших гряду вдоль берега, вышла Финарра Стоун. Меч ее был в ножнах. Она помахала рукой.

С отчаянно бьющимся сердцем Фарор развернула лошадь кругом и шагом направилась к Финарре.

Та жестом велела ей спешиться. Мгновение спустя Фарор уже стояла перед своим капитаном.

Финарра была вся забрызгана кровью, теперь уже запекшейся. Ее левая рука, похоже, была сломана, а плечо, возможно, вывихнуто. Волчьи клыки разорвали левое бедро, но на рану была наложена грубая повязка.

– А я уж думала…

Финарра привлекла девушку к себе.

– Тихо, – прошептала она. – Кто-то вышел из моря.

«Что?»

Фарор в замешательстве показала на тропу:

– Кто-то прошел там с мечом. Я думала, это вы, капитан.

– И ты собиралась отправиться следом?.. Смотрительница, да ведь меня в любом случае уже не было бы в живых. Ты лишь понапрасну погибла бы сама. Разве я ничему тебя не научила?

Фарор молчала, только теперь осознав, что, пожалуй, была бы даже рада подобному концу, несмотря на то что это причинило бы горе близким. Будущее казалось ей безнадежным – так не проще ли отдать жизнь прямо сейчас? Она была к этому готова, и ее вдруг охватило какое-то странное, близкое к экстазу умиротворение.

– Меня настигла небольшая стая волков, – помедлив, продолжила Финарра, пристально глядя на Фарор. – Я быстро с ней разделалась. Но опасность была слишком велика, и я вернулась на проторенную тропу между камней. Именно там я обнаружила след, ведущий со стороны Витра.

– Но этого просто не может быть.

Финарра поморщилась:

– Я бы с тобой согласилась… вчера. Но теперь… – Она покачала головой. – Следы маленькие, с лужицами внутри. Я шла по ним, пока не наткнулась на тебя.

Фарор вновь повернулась к стене травы.

– Оно прошло там, – показала девушка. – Я слышала волчий вой.

– Я тоже, – кивнула Финарра. – Но скажи мне, Фарор Хенд: ты веришь, что некое создание из Витра может бояться волков?

– Что будем делать, капитан?

Финарра вздохнула:

– Все думаю, не передалось ли мне твое безумие. Нам нужно выяснить побольше про этого чужака. Надо трезво оценить угрозу – разве это не первостепенная наша задача здесь, во Внешних пределах?

– Значит, мы последуем за ним?

– Не сегодня. Вернемся к Спинноку: мне нужно отдохнуть и обработать раны, чтобы в них не попала инфекция. Пока, однако, веди свою лошадь в поводу. Как только отойдем подальше отсюда, поедем верхом вдвоем.

– Волки растерзали вашу лошадь, капитан?

Финарра поморщилась:

– Нет. – Она выпрямилась. – Держи копье наготове и не спускай глаз с травы.

И обе женщины двинулись в путь.

Раненая нога не позволяла идти быстро, и Финарре не терпелось забраться в седло позади Фарор. Онемение в руке прошло, и его сменила мучительная пульсирующая боль, от которой перед глазами плыла красная пелена; она чувствовала, как одна кость скрежещет о другую. Но ничто не могло избавить капитана от мыслей о том, что она узрела в глазах Фарор Хенд.

Во взгляде молодой смотрительницы пылала жажда смерти, черная и яростная. Финарра уже встречала подобное раньше и полагала, что это свойственная тисте черта, проявлявшаяся в каждом поколении, будто ядовитые сорняки на пшеничном поле. Загнанный в угол разум поворачивался спиной к внешнему миру. Не видя ничего, кроме стен, – ни выхода, ни надежды бежать, – он мечтал положить конец мучениям, совершив некое героическое, но обреченное на неудачу деяние, некий жест с целью отвлечь других, скрыв истинные мотивы. Цель состояла в том, чтобы тайное желание таковым и осталось, а смерть предотвращала любые сомнения.

Финарра считала, что знает, какие мысли преследуют Фарор Хенд. Нежеланная помолвка, перспектива жить со сломленным мужчиной. А здесь, в дикой глуши, где не действовали никакие запреты, рядом с ней был юноша, которого она знала большую часть жизни. Он был молод и отважен в своей невинности, осознавал свое врожденное обаяние и знал себе цену. С тех пор как Спиннок Дюрав достиг зрелости, его постоянно преследовали женщины и мужчины. Однако он научился не поддаваться, поскольку тянувшиеся к нему руки желали лишь эгоистично завоевать красавчика, чтобы им обладать. Парню хватало ума держаться настороже.

Но при всем этом Дюрав был молодым воином, и благоговение, которое он испытывал к своей старшей кузине, постепенно перерастало в нечто большее. Финарра не раз замечала попытки Спиннока флиртовать с Фарор Хенд. Двоюродные брат и сестра подвергали себя изощренной пытке, похоже не осознавая того, какую опасность она несет и в какой степени способна разрушить жизнь обоим.

В более темные времена в легионе открылась правда о сущности пыток. Будучи актом жестокости, направленным на то, чтобы сломить жертву, они приводили к цели лишь тогда, когда обещали конец, – в основе всего лежал принцип благословенного избавления от мучений. И эта игра в утонченные страдания между Фарор Хенд и Спинноком Дюравом была, по сути, тем же самым. Если не последует избавления, жизнь их утратит радость, а любовь – если она вообще придет – обретет горький вкус.

Фарор Хенд прекрасно все понимала. Финарра прочитала это в ее глазах – внезапное откровение, принесенное подобным буре осознанием неминуемой смерти. Эти двое сплели вокруг себя паутину из невозможного, неудивительно, что в результате родилось желание расстаться с жизнью.

Но как бы ни была потрясена Финарра Стоун, сделать что-либо оказалось не в ее силах, по крайней мере пока. Сперва нужно вернуться на форпост. Если им это удастся, можно будет попросту устроить так, чтобы кто-то из этих двоих получил новое назначение – как можно дальше от другого. Естественно, капитан прекрасно понимала, что это вовсе не обязательно сработает. Пытка могла продолжаться и на расстоянии, зачастую становясь еще мучительнее.

Был, правда, и иной вариант. Начало ему положила мимолетная мысль, которая теперь никак не оставляла Финарру, хотя ей хватало ума опасаться, что у окружающих возникнут подозрения относительно ее истинных мотивов, а это может повлечь за собой соответствующие последствия. Некоторые из них она могла предвидеть, но далеко не все. Не важно. К счастью, эгоизм пока еще не считается преступлением.

Да, она превысила бы свои полномочия, но, взяв на себя всю ответственность, Финарра могла смягчить ущерб, и чего бы она при этом ни лишилась, такое в любом случае вполне можно пережить.

– Ну же, давай, – велела она Фарор.

Та крепче уселась в седле, высвободила одну ногу из стремени и протянула Финарре руку.

Капитан схватилась за ее ладонь здоровой рукой, проклиная себя за неуклюжесть. Балансируя на одной ноге, она вставила другую в стремя и подтянулась. Перекинув свободную ногу через круп лошади, Финарра поудобнее устроилась сзади седла и лишь затем отпустила руку подчиненной.

– Вам, наверное, очень больно, – пробормотала молодая смотрительница, беря поводья.

Финарра, тяжело дыша, высвободила сапог из стремени.

– Вот так, отлично, – сказала она, обхватывая Фарор здоровой рукой за пояс. – А теперь поехали к Спинноку. Бедняга наверняка с ума сходит от тревоги.

– Это точно, – ответила Фарор Хенд, пришпоривая лошадь.

– Чем быстрее он узнает, что нам ничего не грозит, тем лучше.

Девушка кивнула.

– Все-таки он как-никак твой любимый двоюродный брат, Фарор Хенд, – продолжала Финарра.

– Что верно, то верно, капитан. Друг друга мы знаем прекрасно.

Финарра закрыла глаза, желая уткнуться лицом в плечо Фарор, зарыться в густые черные волосы, падавшие из-под края шлема. События этой ночи полностью лишили ее сил, а мысли путались.

– Есть такая вещь, как ответственность, – пробормотала она.

– Прошу прощения, капитан?

– Похоже, Спиннок еще слишком молод. Витр… подобен поцелую Хаоса. Мы должны… должны его остерегаться.

– Да, капитан.

Мокрый от пота шелк скользил по телу в такт медленной рыси лошади. Раненое бедро то и дело пронзали волны боли. Распухшая левая рука казалась чудовищной, будто конечность демона.

«Возможно, придется ее отрезать. Опаснее всего, если туда попала инфекция. Говорят, будто испарения серебристого моря крайне вредны. Может, я уже заразилась?»

– Капитан?

– Что?

– Держитесь за меня крепче: я чувствую, что вы соскальзываете. Вам еще только не хватало сейчас свалиться.

Финарра кивнула из-за плеча Фарор. Лошадь под ними выбивалась из сил, из ее ноздрей вырывалось тяжелое жаркое дыхание.

«Лишь тупые животные способны нести подобное бремя. Почему так?»

Капитан тяжело наваливалась на ее спину, угрожая упасть, и Фарор Хенд пришлось взять поводья в одну руку, обхватив другой Финарру и удерживая ее за запястье.

Прижавшееся к ней тело было жестким и жилистым, почти мужским. Финарра Стоун в свое время сражалась при обороне рудников Хуста, в домашнем войске под командованием ее отца. Она была всего на несколько лет старше Фарор, и тем не менее той казалось, будто их разделяет целая вечность. За те годы, что они вместе патрулировали равнину Призрачной Судьбы, Фарор начала воспринимать своего капитана как старую и умудренную опытом женщину, этакого ветерана. Хорошо натренированные мышцы дочери Хуста Хенаральда походили на туго натянутые узловатые веревки. Черты ее лица были угловатыми, но при этом пропорциональными, и она редко смотрела кому-то в глаза, спеша отвести взор.

Фарор вспомнила, как Финарра недавно бросила на нее взгляд, который, казалось, чуть ли не в буквальном смысле пронизывал насквозь, основательно ее напугав. Не готова оказалась она и к словам капитана о том, что кто-то вышел из моря. Перед ее глазами вновь возник страшный образ: порубленные на куски волки, скорчившиеся в лужах собственной крови, и забрызганные кровью края просвета в стене травы.

«Кто-то вышел из моря».

Впереди уже виднелся слабый свет костра. Спиннок наверняка потратил весь запас дров, чтобы соорудить некое подобие маяка. Вряд ли капитану это понравится.

Фарор направила лошадь по извивавшейся среди бесформенных валунов и скал тропе. Скоро уже рассвет.

Услышав, что они приближаются, Спиннок вышел навстречу с оружием наготове. Жестом велев брату возвращаться в лагерь, Фарор поехала следом за ним.

– Капитан ранена. Помоги ей сойти с лошади, Спиннок. Осторожнее: у нее повреждены левая рука и плечо.

Она почувствовала, как он принимает на руки тяжесть Финарры – та была почти без сознания – и осторожно спускает ее с лошадиной спины. Фарор спешилась, ощущая на промокшей спине приятную прохладу.

Спиннок уложил капитана на расстеленный матрас:

– Она свалилась с лошади?

Фарор увидела его недоверчивый взгляд. И неудивительно: Финарра Стоун была искусной наездницей; ходили слухи, будто однажды она въехала верхом по винтовой лестнице на самый верх башни.

Молодая смотрительница присела рядом с капитаном и сказала:

– Сперва займемся укусом на ноге. Помоги мне снять повязку.

Рана оказалась серьезной: плоть вокруг нее уже распухла и покраснела.

– Спиннок, – велела Фарор, – нагрей нож.

Солнце уже стояло высоко, но капитан так еще и не пришла в себя. Фарор Хенд рассказала Спинноку все, что ей было известно о случившемся ночью, и парень с тех пор молчал. Они потратили большую часть целебных мазей и нити из кишок, обрабатывая рану на ноге, после того как прижгли разорванную плоть. В том, что теперь останется жуткий шрам, можно было не сомневаться, к тому же брат с сестрой вовсе не были уверены, что полностью удалили инфекцию. Финарру Стоун сильно лихорадило, и она не очнулась даже тогда, когда ей вправили вывихнутое плечо, а затем наложили шину на сломанную плечевую кость. Перспектива отправиться в погоню за чужаком выглядела при таком раскладе весьма сомнительной.

Наконец Спиннок повернулся к Фарор:

– Сестрица, я тут подумал… Похоже, нам суждено провести здесь еще одну ночь, если только мы не подвесим носилки между нашими лошадьми, чтобы нести капитана. Но сделать это надо прямо сейчас. Тогда у нас будет достаточно времени, чтобы до наступления ночи добраться до форпоста.

– Капитан хочет, чтобы мы выследили чужака.

Он отвел взгляд:

– Честно говоря, вся эта история звучит сомнительно. Кто-то появился из моря Витр?

– Я ей верю. Я видела мертвых волков.

– Может, это те самые, которые напали на Финарру? Если она с трудом соображала из-за лихорадки, то вполне могла заблудиться и вернуться по собственным следам. Так что таинственные отпечатки ног с тем же успехом могут принадлежать ей самой.

– Когда я нашла Финарру, она, похоже, была в ясном уме.

– И что нам тогда делать? Ждать?

Фарор Хенд вздохнула:

– У меня есть другое предложение. – Девушка взглянула на лежащую Финарру Стоун. – Соглашусь с тобой: капитана нужно как можно быстрее доставить на форпост. Она не в состоянии вести нас по следу чужака и без надлежащей врачебной помощи может умереть…

– Продолжай, – мрачно кивнул Спиннок.

– Посадим Финарру позади тебя на твою лошадь и привяжем. Ты отвезешь ее на форпост. А я отправлюсь по следам чужака.

– Но Фарор…

– Твоя лошадь сильнее, и она отдохнула. Порой нам приходится патрулировать в одиночку, и ты это знаешь, Спиннок.

– Если Финарра очнется…

– Да, она разозлится не на шутку. Но я беру ответственность на себя. Пусть прибережет свой гнев для меня. – Фарор встала. – Как ты сам сказал, нужно спешить.

Фарор с холодным профессионализмом подготовила все необходимое и теперь молча смотрела, как ее двоюродный брат въезжает по раскаленной тропе в заросли травы и через несколько мгновений исчезает из виду. Увы, они не могли подбодрить и поддержать друг друга: оба были смотрителями Внешних пределов и перед каждым из них сейчас стояла своя задача. Равнина Призрачной Судьбы кишит опасностями. Смотрители здесь то и дело погибают. Такова была простая истина, которую Спинноку пришло время усвоить.

Фарор рысью направилась на запад, назад, вдоль той же тропы, по которой ехала прошлой ночью. В ярком свете солнца край равнины выглядел еще более отталкивающим и враждебным. Было бы заблуждением считать, что мир известен нам во всех подробностях. Ни один смертный разум не может постичь неуловимого образа действия правящих этим миром сил. Фарор воспринимала жизнь как всего лишь странствие по неведомым путям, сменяющим друг друга, и суть их можно было понять, только последовав по ним; но это означало отказаться от собственного пути, что казалось неприемлемым, и в результате она продолжала по нему двигаться, охваченная любопытством, а зачастую и страхом.

Глядя налево, девушка видела стену черной травы, дрожащей и размытой в жарком мареве, и знала, что через равнину Призрачной Судьбы ведут бесчисленные тропы. Возможно, будь у нее крылья, как у птицы, Фарор могла бы взмыть высоко в небо и рассмотреть каждую из них, а может быть, даже различить там некую закономерность, узреть этакую карту с ответами. Интересно, принесло бы это облегчение? Прямо перед ней, подобно проторенной дороге, тянулся край равнины.

Наконец Фарор добралась до первого мертвого волка, тушу которого уже вовсю обрабатывали вылезшие из травы маленькие чешуйчатые крысы. При приближении всадницы они разбежались, скользнув, подобно змеям, в укрытие среди густых стеблей. Проехав рысью мимо, смотрительница оказалась напротив просвета в траве. Над почерневшей кровью роились жуки, и на жаре чувствовалась вонь быстро разлагающейся плоти.

Остановившись, молодая женщина несколько мгновений разглядывала просвет, а затем решительно направила в него лошадь.

Едва лишь всадница оказалась среди высоких стеблей, как ее окутала яростная жара. Лошадь тяжело фыркала, прижав уши. Фарор шепотом пыталась ее успокоить. Вонь разлитой крови заполняла горло при каждом вдохе.

Неподалеку смотрительница наткнулась еще на двух мертвых хищников и увидела по обе стороны от них вмятины в траве. Остановив лошадь, она наклонилась, вглядываясь в одну из них, и различила задние лапы третьего убитого волка. А затем, выпрямившись, быстро посчитала просветы с каждой стороны.

Всего их было пять. Вряд ли в конце каждого из них лежал мертвый зверь. Но засохшая кровь была повсюду.

Фарор двинулась дальше.

Вскоре впереди появилась поляна, где она обнаружила еще одну перебитую стаю – четырех тварей, разбросанных яростными ударами по обеим сторонам протоптанной оленями тропы, которая проходила прямо через центр поляны и исчезала вдали. В том, как этих волков зарубили и бросили подыхать от страшных ран, чувствовалось нечто почти пренебрежительное.

Несмотря на жару, Фарор пробрала дрожь. По другую сторону поляны тропа заметно сужалась, и кобыле приходилось продираться сквозь толстые зазубренные стебли, цеплявшиеся за деревянные защитные приспособления на ее ногах и боках. Тяжелые стебли покачивались, угрожая в любой момент сомкнуться над всадницей и лошадью. Фарор вытащила меч, отводя с помощью оружия траву от лица и шеи.

Достаточно скоро она поняла, что тропа эта была вовсе не звериной, поскольку шла слишком прямо, возле ручьев и родников, нисколько не отклоняясь в сторону. Тропа тянулась на юг, и, если ее направление оставалось неизменным, она должна была привести в Харканас.

Чужак продолжал свой путь ночью: Фарор не видела никаких следов лагеря или даже привала. Близился вечер, над головой сияло безоблачное небо; солнечный свет напоминал расплавленный огонь, бушующий под все утолщающейся коркой, и мертвенно-бледные языки этого пламени просачивались сквозь черную траву. Девушка никогда прежде не видела ничего подобного, и все вокруг вдруг показалось ей каким-то сверхъестественным.

«В мире грядут перемены», – подумала она.

Под ее шелковой одеждой струился пот.

Где-то на востоке Спиннок Дюрав подъезжает сейчас к форпосту, хотя вряд ли сумеет прибыть на место до захода солнца. Она знала, что им с Финаррой – пока они едут верхом – мало что угрожает. Волки не любили лошадей, к тому же кони смотрителей были обучены сражаться. И все же она тревожилась за обоих. Если заражение в ране капитана пойдет дальше…

Лошадь Фарор выехала на поляну, в дальнем конце которой стояла какая-то светлокожая женщина с растрепанными светлыми волосами, грубо подрезанными на уровне плеч. Всю ее одежду составляла небрежно наброшенная на плечи шкура чешуйчатого волка. Остальные неприкрытые части тела покрывал густой загар.

Остановив лошадь, смотрительница Внешних пределов убрала меч в ножны и подняла руку.

– Я не желаю тебе зла! – выкрикнула она.

Фарор не увидела никакого оружия, даже ножа. Странно: волки были убиты острым клинком, похоже тем же самым, которым незнакомка наспех подрезала, если не сказать обкорнала свои золотые кудри.

«Она совсем молоденькая. Стройная, как юноша. И явно не тисте».

– Ты меня понимаешь? Ты из племени азатанаев?

Услышав это слово, женщина подняла голову, и глаза ее вдруг вспыхнули.

– Я знаю твой язык, – заговорила она. – Но он не мой. Азатанай. Я знаю это слово. Азат древлид наратарх азатанай. Народ, который никогда не родился.

Фарор Хенд покачала головой. Она прежде не слышала языка, на котором говорила женщина: он абсолютно точно не принадлежал ни азатанаям, ни форулканам.

– За тобой следили от самого моря Витр. Я из народа тисте, смотрительница Внешних пределов. Меня зовут Фарор Хенд, и я связана кровными узами с домом Дюрав. Ты приближаешься к границам Куральда Галейна, родины моего народа.

– Море?

– Можешь сказать, как тебя зовут? – спросила Фарор.

Помедлив, незнакомка отрицательно покачала головой.

– Не хочешь или не помнишь?

– Я… ничего не помню. Море?

Фарор Хенд вздохнула:

– Ты путешествуешь на юг – зачем?

Женщина снова покачала головой:

– Воздух очень горячий. – Она огляделась и добавила: – Похоже, я этого не ожидала.

– Тогда я дам тебе имя, которое принято у тисте. Пока к тебе не вернется память. И провожу тебя в Харканас, где правит Матерь-Тьма. Согласна?

Незнакомка кивнула.

– Буду называть тебя Т’риссой.

Женщина улыбнулась и наклонила голову:

– Я – рожденная в море.

– Пойдешь пешком или поедешь со мной?

– Мне нравится животное, на котором ты сидишь. Я тоже хочу такое.

Повернувшись, она уставилась на высокую траву слева от себя.

Внезапно возникшее там движение заставило Фарор схватиться за копье. Черные стебли травы вздыбились и изогнулись, завязываясь в узлы. Она услышала, как из земли с треском вырываются корни, после чего раздался странный звук – громкий хруст и нечто похожее на скрип скручиваемых веревок, а затем перед ее глазами начало обретать очертания некое существо.

С земли, стряхивая пыль, поднялась связанная из травы лошадь, массивная, словно боевой конь. На месте глазниц у нее зияли дыры, а рот представлял собой массу заостренных стеблей. Казалось, будто она весила намного больше, чем трава, из которой состояла.

Лошадь Фарор в испуге попятилась, и всадница с трудом удержала ее на месте.

А Т’рисса тем временем принялась создавать из травы одежду, подражая стилю шелкового одеяния смотрительницы. Она стояла не шевелясь, а черные стебли змеями обвивали стройное тело, полностью подчиняясь ее воле. Все это напоминало магию, доступную лишь богам, которая пугала Фарор до глубины души. Облачившись в сотканную из травы блестящую, странно мерцающую одежду, девушка сотворила из того же материала копье, а затем меч с поясом и наконец снова повернулась к Фарор:

– Я рожденная в море. Я путешествую со смотрительницей Внешних пределов Фарор Хенд, связанной кровными узами с домом Дюрав, и мы едем в Харканас, где правит Матерь-Тьма.

Она немного подождала, медленно изогнув брови.

Фарор кивнула.

Похоже удовлетворившись подобным ответом, Т’рисса подошла к своему странному коню и легко запрыгнула на его спину. Взяв поводья, которые, казалось, росли прямо из щек этого создания, сразу за краем рта, она вставила обутую теперь в сапог ногу в напоминавшие скрученные веревки стремена, а затем посмотрела на Фарор:

– Мне прокладывать путь, смотрительница Фарор Хенд?

– Буду только благодарна.

– В ту же сторону?

– Да.

– Матерь-Тьма, – улыбнулась Т’рисса. – Красивый титул.

Солнце опускалось к западному горизонту, будто плавясь в огненном озере, и капитан Шаренас Анхаду, в отличие от ее боевых товарищей, нисколько этому не радовалась. Вероятно, молодая женщина была своего рода исключением среди них, поскольку ее кожа покрывалась приятным загаром, вместо того чтобы обгорать, и она с удовольствием чувствовала солнечное тепло на лице, шее и тыльной стороне рук, лежавших на передке седла.

Да, жара стояла просто яростная, но Шаренас ею наслаждалась. Она не привыкла к холоду, как большинство ее сородичей, и северные кампании против джелеков вызывали у нее лишь неприятные воспоминания. В когорте иногда насмехались над мерзлячкой, выделяя ей дополнительные меха и дрова для костра, когда разбивали лагерь, а многие мужчины предлагали разделить с командиром постель – как они утверждали, исключительно из чувства долга.

Устав легиона, естественно, строго запрещал подобные развлечения с солдатами, и капитан Анхаду порой проклинала, пусть лишь в мыслях, это правило. Она была слишком молода, чтобы командовать когортой, но вряд ли стоило удивляться, что Шаренас назначили на такую должность, учитывая славу двух ее старших родственниц. Хочешь не хочешь, но с подобным наследием приходилось жить, даже если и не все в нем было достойно уважения.

Сейчас, когда Шаренас ехала в компании других офицеров легиона – включая лишенных звания и отправленных в отставку, – она жалела, что ни Инфайен Менанд, ни Тате Лорат не захотели к ним присоединиться. Девушка знала, что остальные пребывают в недоумении по поводу того, что может означать их отсутствие. Однако, обратись они за ответом к Шаренас – а она видела бросаемые в ее сторону взгляды, – их ждало бы разочарование. Впрочем, Шаренас любила своих сестер – как родную, так и двоюродную – и искренне восхищалась ими, относясь к обеим с немалым уважением. И нисколько не сомневалась, что, если в ближайшее время встанет вопрос о том, чью сторону занять, они не колеблясь ответят на призыв.

В то же время Шаренас вынуждена была признать, что не может в полной мере доверять некоторым из своих спутников. При этой мысли взгляд ее снова упал на рослого солдата, ехавшего позади авангарда в лице Хунна Раала и Оссерка. Илгаст Ренд принял это приглашение с неохотой – по крайней мере, так считалось – и, несомненно, пребывал в мрачном расположении духа, не менявшемся с того момента, когда они три дня назад покинули Нерет-Сорр. Собственно, по прибытии в окрестности селения он первым делом обратился к Хунну Раалу с многозначительным вопросом: «Знает ли об этом Урусандер?» Хунн Раал, улыбнувшись, уклонился от ответа. Илгаст наверняка стал бы настаивать, если бы не внезапное заявление Оссерка, что его отец не только осведомлен об их путешествии, но и полностью его одобряет.