Текст книги "Пиджин-инглиш"

Шиззи:

– Что это? А денег нет? Где бабло?

Обыскивает кошелек (там пусто) и отбрасывает в сторону словно никому не нужный мусор, никчемную ничью вещь. Убейца подбирает фотку. Делается тихо. Лицо у Убейцы застывает. Он не отрываясь смотрит на фотку, будто хочет сжечь ее взглядом.

Убейца:

– Откуда это у вас?

Дин:

– Нашли.

Микита:

– Да это ерунда. Всего-навсего фото, оно ничего не значит.

Убейца:

– Тебе-то почем знать? Тоже мне эксперт. «Значит – не значит».

Микита:

– Я просто сказала свое мнение, мальчики.

Убейца:

– Отлипни от меня.

Стряхивает Микиту. Та отлетает в сторону. Сама виновата, нечего было вешаться на шею. Дин надевает кроссовки. Воздух сгустился от преступных мыслей, я будто тону в море черноты. Убейца ест глазами фотку.

Не удивлюсь, если она загорится прямо у него в руках.

З-Омби:

– Реши вопрос. Раз и навсегда. Ну?

Убейца:

– А если мне не хочется? Это дерьмо зашло слишком далеко. Все, конец.

З-Омби:

– Это я скажу, когда конец. Вали отсюда, без тебя разберемся. Давай сюда фотку и вали!

Он забирает у Убейцы фотку и пинает его в зад, чтобы пошевеливался. Микита снова вешается на шею Убейце, он ее отталкивает и, чуть не плача, срывается с места. Перебегает через дорогу, локти нарастопырку, как у девчонки. Мне его даже делается жалко, откуда-то появляется симпатия. Все они симпатичные, когда уходят прочь.

З-Омби поджигает фотку мертвого пацана зажигалкой, дух рассыпается на мелкие искорки, дым расходится в воздухе. Бежать некуда.

З-Омби:

– Шиззи, прикрой ворота. Чтобы эта парочка никуда не свалила.

Шиззи перекрывает нам дорогу. Ищу глазами, не раздвинуты ли где прутья забора, но щели, чтобы можно было пролезть, что-то не видно. Мы с Дином жмемся друг к другу. З-Омби направляется к нам, и глаза у него даже не бешеные. Спокойные у него глаза. Он решился. Тянет руку к заднему карману штанов. Знаю, там у него боевой нож. В окнах домов ни души, спасать нас некому. З-Омби поднимает капюшон.

Ты приближаешься со стороны солнца. Сюда, голубь, помоги нам!

Лидия:

– А ну отойдите от него! Я звоню в полицию!

У меня чуть сердце из груди не выпрыгивает. Оборачиваюсь: Лидия с той стороны забора снимает на свой мобильник. Значит, нашла, куда я его зашвырнул. Значит, почувствовала, что я попал в беду.

З-Омби:

– Хватай ее!

Я:

– Беги!

Шиззи бросается к моей сестре. Мне остается только молиться. Вижу, как ты гадишь на лету, дерьмо пролетает у самого носа З-Омби. Он отпрыгивает в сторону, и мы с Дином используем момент и проскальзываем в ворота, где уже нет Шиззи.

З-Омби:

– Убью, нах!

Проверять правдивость его слов нет времени. Впереди несется Лидия, бегу за ней. Ни в коем случае не терять ее из виду! Во рту появляется привкус дождя. Беги, не останавливайся, шевели копытами, а то все рухнет! Быстро оглядываюсь. З-Омби не видать, да и Шиззи куда-то делся. Все равно бегу во весь дух. Мы тормозим только возле магазинов.

Лидия:

– Библиотека! Быстрее!

Врываемся в большую библиотеку здесь мы в безопасности. Взлетаем по лестнице к компьютерам. Переводим дух. Лидия показывает нам отснятые кадры. Она все зафиксировала: и Убейцу, впавшего в печаль, и как З-Омби сжигает фотку мертвого пацана. Вовремя же она появилась.

Дин:

– Не вздумай стереть.

Лидия:

– Еще чего! Что у вас за разборка?

Я:

– Мы просто выполняли свой долг.

Лидия:

– Ой, попадет тебе от мамы.

Отправляет видео по электронной почте Абене: так оно сохраннее будет. Это отнимает кучу времени, так что мы вроде переждали опасность.

Дома я запираю все запоры и с открытыми глазами выпиваю целый стакан воды. Писаю, а облака словно и нет. Одни пузырьки в средстве для унитазов.

Я бы сделал больше, но после драки с сороками не могу быстро двигаться, я бы спас тебя, но это место не мое. Босс любит повторять: они только куски мяса, облекающие ярко пылающую звезду. Мы не оплакиваем прохудившуюся оболочку мы приветствуем высвободившуюся звезду. На сплетенных боссом веревках мы тянем ее на нужное место, пусть светит сквозь осыпающуюся краску прошлой жизни, озаряет скорбящей матери дорогу, ведущую обратно к ее богу.

Дождь льет, море поднимается, а ты идешь, всем назло, никого не слушая, идешь, влекомый стальным инстинктом или мягким компромиссом, идешь, потому что таким появился на свет. Ты идешь, и мы любим тебя за это.

Мы будем скучать, когда ты пройдешь свой путь до конца.

* * *

Коннор Грин наступил на трещину нарочно топнул прямо по ней. Заклятие разрушено, и летние каникулы теперь коту под хвост. И все из-за Коннора Грина. Каждый из нас треснул его. Он сам разрешил. Сказал, ему без разницы.

Кайл Барнс:

– Ну ты, жопа! Зачем?!

Коннор Грин:

– Такое было настроение. И что с того? Не заклятие, а дерьмо какое-то.

Кайл Барнс:

– Сам ты дерьмо.

Коннор Грин:

– Зато я знаю кое-что, а вы – нет. Мне известно, кто пришил пацана.

Натан Бойд:

– Какого пацана?

Коннор Грин:

– Которого зарезали возле «Цыплят Джо». Я все видел.

В животе у меня похолодело. Все во мне замерло, даже кровь в жилах перестала течь.

Коннор Грин:

– Серьезно. Я проезжал мимо и видел, как в пацана воткнули нож и как Жермен Брент рвал оттуда когти. Все своими глазами видел.

Кайл Барнс:

– А почему копам ничего не сказал?

Коннор Грин:

– Съехал, что ли? Чтоб меня порезали? Пусть сами распутывают.

Натан Бойд:

– Я тебе не верю. На чем это ты проезжал мимо?

Коннор Грин:

– На машине брата.

Кайл Барнс:

– А какая у него машина?

Коннор Грин:

– «Бумер». Пятерка.

Все врет, поняли мы. У брата Коннора не может быть БМВ, не такой он богач. У самого Коннора и кроссовки-то всего-навсего «Рибок Трейл Берет». Натан Бойд стал принюхиваться. Все приготовились смеяться.

Натан Бойд:

– Что за дух я чую? А вы чуете? Собачье дерьмо? Нет. Коровий навоз? Нет. Погодите. Конский навоз, пожалуй.

Коннор Грин:

– Пошел на хрен.

Натан Бойд:

– Точно, лошадь. Бред сивой кобылы.

Я не хотел верить Коннору, уж очень страшно было. Я надеялся, что есть какой-то другой Жермен Брент, не Убейца, и тогда все не так жутко, и моя жизнь снова станет нормальной. Я очень этого хотел, а то ведь все разлетится на крошечные осколки, и ничего уже будет не исправить. Наверное, нет у меня таланта детектива. Да и опасно это слишком.

Играл когда-нибудь в английскую лапту? Чесслово, достает она. Попробуй попади по мячу. Бита маленькая и не той формы. У меня не выходит. Мне бы Мастера Уговоров, у него хоть размер подходящий. Ждешь, ждешь своей очереди, а встанешь на отбой, даже по мячу не попасть. Жесть просто! Все вокруг болели за меня.

Все вокруг:

– Ну же, Гарри, давай!

Мне хотелось забабахать мяч подальше, типа как Бретт Шоукросс. На него посмотреть, все проще простого. А мне ни разу по мячику попасть не удалось. От злости даже зубы свело. В конце концов я плюнул и подался в полевые игроки. Стой и жди, а когда мячик к тебе прилетит, постарайся поймать. Скучища. Он не прилетает, хоть тресни. У меня прямо руки опустились, и я сел. Сидел, пока мистер Кенни не велел пробежаться вокруг поля.

Мистер Кенни:

– Опоку, на старт! Один круг!

Никто не знает про мой план. Это тайна для всего мира. Подождал, отбежал подальше и юркнул в дыру в заборе. Если съем лесное яблоко, получу все сверхспособности, которые мне нужны. И они защитят меня. Мне Алтаф подал эту идею. Мне надоело ждать, когда меня укусит радиоактивный паук, пора самому попробовать волшебные ядовитые плоды. Съем – и тогда плохие парни не смогут мне сделать ничего дурного, и я переживу лето в целости и сохранности.

Перво-наперво я проверил, не прячется ли где на дереве асасанбонсам. Берег был чист. Деревья тут не такие высокие, а ветки чересчур тонкие. Я был с ними один на один. Воздух пах дождем. Птиц не было видно, слышалась только их болтовня.

Я:

– Привет, голубь, это ты? Посторожи меня, ладно?

Голубь:

– Сделаю.

Роща оказалась меньше, чем я думал. Просматривалась насквозь, за деревьями виднелись дома и улицы. Жалко, что я тут не первый, до меня перебывала целая куча народу, всюду битые бутылки и грязные обертки от конфет. Это плохо. Я углубился между деревьев и подобрал из-под самой красивой яблони два самых красивых яблока. Маленькие только. Для всех остальных – яд, для меня – метеориты. Они помогут обрести сверхсилы.

Я присел на поваленное дерево. Как тихо! В голову полезли мысли о том, что мне предстоит совершить и какие дарования для этого понадобятся. Я глубоко вдохнул и надкусил первое яблоко.

Чесслово, такой гадости мне есть еще не доводилось! Выплюнуть нельзя, а то колдовство не сработает. Я прижал ко рту руку, закрыл глаза и принялся жевать. В животе забурлило. Я напряг силы и проглотил все разом, только семечки выплюнул. Открыл глаза. Все вокруг стало каким-то серым. Тошнило. Я снова глубоко вдохнул и надкусил второе яблоко, стараясь забыть про тошноту и мерзкий вкус. Жевал и глотал, жевал и глотал, целая вечность прошла. Только когда все съел, сплюнул, чтобы избавиться от мерзкого привкуса.

С животом у меня сделалось совсем нехорошо, я еле поднялся. Захотелось по-большому, но я сдерживался, а то высрешь все обретенные способности. Подождал. Меня бросало то в жар, то в холод, это, видать, мой новый дар располагался во мне поудобнее. А он мне ужасно нужен. Он защитит меня и накажет злодеев. Я мелко пукнул, запустил дятлову дробь. За дробью следовало кое-что важное-влажное, но я удержался. Я вам не Дристун-Мен, я – Напролом-Мен.

Из рощи я вышел пошатываясь. Мистер Кенни меня поджидал.

Мистер Кенни:

– Где ты был?

– Мне стало нехорошо, сэр.

Натан Бойд:

– Курил небось в роще.

Коннор Грин:

– Балду гонял.

Я:

– Конечно, нет.

Мистер Кенни:

– Довольно.

Мистер Кенни до конца игры разрешил мне сидеть. Английская лапта все равно занудство. Бита дурацкая, фиг попадешь по мячу. Ее бы сплющить немного. Не понимаю, почему это никому еще не пришло в голову.

* * *

Война пришла в наши края. Реальная война, какую только можно представить. Черный жирный дым, совсем как в Африке, закрыл все небо. Его можно было увидеть за сто миль. Толпа смотрела, как умирает детская площадка.

Дин:

– Я сперва подумал, самолет упал. А жалко, круто было бы.

Кто-то поджег качели. От них дыму больше всего. Запах горелой резины лез в нос, и больше я ничего не мог учуять. Знаешь, когда такая вонь стоит, даже смех разбирает. Только смеяться нельзя, взрослые ведь смотрят. Пожар – большое несчастье, и нужно быть серьезным.

Мама Дина:

– Все эти проклятые дети. Возвращаюсь из аптеки, гляжу – поджигают.

Леди с большими руками:

– Когда это было?

Мама Дина:

– Да только что. Я из аптеки шла. Так и знала: что-то затеяли.

Папа Маника:

– Маленькие ублюдки.

Замок с лестницами тоже пылал. Металлические части почернели, а сетка сгорела. Огонь был очень жарким. От него даже лицо зудело. И глаза закрывались, будто сон сморил. Такого шикарного пожара я еще не видел.

Детишки поменьше устроили игру: кто подбежит к огню ближе. Выстроятся в ряд и бегут прямо на пламя, а потом обратно. Зверски круто. Мне тоже захотелось сыграть, только надо было проявлять солидность. Все-таки седьмой класс, пример надо показывать. Все остальные молча глазели на пожар. А что говорить? Поделать-то уже ничего нельзя. Игровая площадка на глазах умирала, и никто не спешил спасать имущество. Любовались пламенем, и все. Огонь всегда выходит победителем. Зрелище и роскошное, и жоханое одновременно.

Вновь прибывшим немедленно рассказывали про детей, устроивших пожар. Каждый новый человек выдавал что-то похожее:

Новый человек:

– Вот ведь засранцы!

И сливался с толпой зрителей. Получалось, типа у каждого имелась тайна, которой можно было делиться с окружающими, секрет общего пользования. Складывалось впечатление, словно все заодно, все друг друга знают, хотя ты, может, никогда раньше с этими людьми не говорил и даже не в курсе, как их зовут. Один за всех, все за одного. Это лучшее, что несет с собой война.

Лидия сфоткала пожар. На снимке получился сплошной черный дым.

Я:

– Хо, даже огня не видно! Щелкни еще раз!

Лидия:

– Не приставай! Еще телефон расплавится!

Я:

– Ничего с ним не сделается! Сними пиратский корабль, пока не затонул!

Лидия:

– Нет, я ухожу, дым очень глаза ест. Ты со мной?

Я:

– Остаюсь. Пойду домой вместе с Дином.

Лидия:

– Ты поосторожнее. Смотри, чтобы кто из них за тобой не увязался.

Я:

– Прослежу!

Всего-то хотелось щелкнуть пиратский корабль, пока не исчез с лица земли. Хотелось поприсутствовать при последних минутах детской площадки, чтобы она знала: я любил ее и оставался с ней до последнего.

Терри Шушера:

– Все путем, малыш? Что произошло?

Я:

– Небольшой пожар. Эшафотка! Привет, собака! Привет, малышка!

Эшафотка облизала мне все лицо. Очень мило, даже если собакин язык попадал мне по губам. На больших каникулах научу ее охотиться на духов.

Терри Шушера:

– Диски с кино не нужны? Есть хорошие, про зомби.

Я:

– Нет, спасибо. Деньги за пиратские диски идут прямым ходом Усаме бен Ладену. Нам в школе говорили.

Терри Шушера:

– Ну как скажешь.

Прибыла пожарная машина. Сирену я издалека услышал. Пожарные въехали прямо на лужайку. Все огорчились, когда сирену выключили, каждому хотелось послушать ее вблизи.

Пожарный:

– Все назад!

Но люди только теснее сплотились – ничего с собой не могли поделать. Ребятишки поменьше оказались самые смелые – не послушались пожарных, чуть ли не прямо в огонь полезли. Это ведь так здорово, помогать тушить пламя.

Кто-то из детишек попробовал поднять шланг, но даже с места сдвинуть не получилось, такой тяжелый. Мальчишка заплакал. Прикольно вышло.

Пожарный:

– Спасибо, приятель, я сам его возьму. В следующий раз поможешь, ладно?

Струи воды вонзились в огонь как пули. Пожарные знали свое дело, пламя потушили за минуту. Площадка для игр сразу приобрела мерзкий вид. Сплошная грязь, черная и мертвая. Я себя тоже мертвым почувствовал. Даже захотелось, чтобы огонь разгорелся снова и прикрыл грязь.

Все радостно махали пожарным на прощание. Мне было грустно. Когда еще доведется их увидеть.

Дин:

– Если бы знать, что они так быстро управятся, я бы еще что-нибудь поджег, пусть гасят подольше!

Мама Дина:

– Не вздумай!

Дин:

– Да шутка это!

Пожар потушили, и я вдруг увидел много всяких вещей, которых не видел прежде, печальных и психанутых вещей, которым тут не место. Вот мертвый канат, черный и обуглившийся. Вылитая змея – сейчас начнет извиваться и уползет под кучу обгорелых досок. Вот мертвая монетка, валяется на земле у покореженной божьей коровки. Я представил, что это коровкина какашка, – насекомое так перепугалось во время пожара, что обделалось. Мне стало жалко коровку, хоть я и знал, что она из железа и пластмассы. Голова у нее оплавилась и вся скособочилась.

Детишки поменьше затеяли новую игру: на спор хватали с земли еще горячие головешки. Больше двух секунд никто не мог удержать. Сквозь дым я увидел Убейцу. Он был один, без своих корешей, пришел поглазеть на пожар типа как все остальные. Убейца поднял с земли головешку, зажал в кулаке и застыл, будто нарочно ждал, когда она сожжет ему кожу. По-моему, ему даже нравилось. Я успел досчитать до 28, и то не сразу начал, пока он ее бросил. А потом засунул руки в карманы и ушел, ни на кого не глядя. Со стороны казалось, ему так же грустно, как и мне. Хотя если Убейца и пользовался лестничным замком, то только чтобы выпендриваться.

Посветлело. Дым начал рассеиваться, и я вспомнил, что ведь еще день. Спать мне больше не хотелось. Люди стали расходиться по домам. Мы с Дином остались, неважно, что детская площадка накрылась. Ничего уже не изменишь, но вдруг что-то важное и неведомое покажется из-под пепла, наделит нас даром, и тогда мы сможем видеть то, что скрыто.

Маленький мальчишка продолжал плакать.

Мальчишка:

– Теперь уже с горки не скатишься.

Мама мальчишки:

– Не расстраивайся, новую построят. Лучше старой будет.

Надеюсь, новая горка будет самая длинная на свете, и, чтобы съехать вниз, понадобится целая вечность. Раз, и готово – это разве удовольствие? Досада одна. Хотя горки я уже давно перерос. Стать бы маленьким на минуточку, только чтобы съехать один раз.

Я прошелся по пепелищу детской площадки, испачкал копотью свои оранжевые лапки – в надежде, что пламя повлечет за собой некие уступки, изменение плана в последний момент, что тлеющие угольки подпалят мои крылья… Не сработало. Я по-прежнему здесь со всеми вытекающими последствиями, передо мной по-прежнему задача, которую предстоит выполнить. Нет покоя грешникам, и все такое.

Мы предпочитаем, чтобы вы шли сторонкой, а не перли прямо на нас. Нам по душе, если нас не беспокоят, когда мы едим или поглощены ритуалом ухаживания. Мы требуем равноправия с вами: права на жизнь, права на жилище, чтобы было где погадить, где поспать, где воспитывать потомство. Не травите нас ядом за то, что мы устраиваем беспорядок. Вы тоже устраиваете беспорядок. Из того, что полагалось, нам много чего недодали, если уж на то пошло.

Оставьте нас в покое, и все будет чинно-благородно. Будьте к нам добры, и мы ответим вам тем же, когда придет время. А до поры да пребудете с миром.

* * *

Я, Дин и Лидия отправились в школу все вместе – так оно безопаснее. Не верилось, что сегодня началась война, ведь это последний школьный день. Все казалось таким радостным. Все улыбались от уха до уха. Все весело кричали. И мы тоже. Просто сдержаться не могли.

Я и Дин:

– Последний день! Свобода!

Лидия:

– Ой! Не ори мне в ухо!

Я:

– А-а-а-а-р-р-р! (Это я громко кричу Лидии в ухо.)

На географии мистер Кэррол включил вентилятор. Точнее, когда мы зашли в класс, пропеллер уже крутился. Приятная неожиданность. Все прямо с ума сошли от радости, засуетились, подставляя лицо ветерку.

И не только лица. Потаенные места тоже. Ну, не совсем. Задирали рубашки, оголяли животы. Сквозняк на животе – это так здорово!

Кайл Барнс:

– Смотрите, у Дэниэла соски набухли! Во извращенец!

Дэниэл Бивен:

– Не гони!

Брейден Кэмпбелл:

– Да у него тут деревяшка! Слышь, Шармен? Постучи Дэниэлу по деревяшке.

Шармен Де Фрейтас:

– Отвали!

Все повязали головы галстуками типа как ниндзя. Одиннадцатиклассники написали на рубашках свои имена и пожелания счастья. Эти рубашки на них в последний раз. Школа закончена, они уже сюда не вернутся, и надо перед тем, как отправиться в большую жизнь, пожелать приятелю счастливого пути. Это традиция такая. По-моему, здорово. Жду не дождусь, когда сам поучаствую.

УДАЧИ держи хвост пистолетом Кент

НОРТВЕЛЛ МЭНОР ПОКА НЕ СДОХНУ Тайрон

БУДЬ ПРОЩЕ РАЗБОГАТЕЙ или сдохни наоми

ТРАХАНАЯ ШКОЛА в «льюси-хилл»

ВСЕ ПИДОРЫ

ИМЕЛ Я КОПОВ ЛЕОН

БОЖЕ ХРАНИ НАРКОТУ Деймон

МИСТЕР ПЕРРИ СОСЕТ У ПСА

ЗАВЯЗАЛ С ОБРАЗОВАНИЕМ Чериз

КРУТЫЕ СИСЬКИ РУФУС

повторяй за мной: А ТЫ ХОЧЕШЬ СОГРЕТЬСЯ?

ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ

НИКАКИХ НАЛОГОВ, ДИЛЕРЫ РУЛЯТ

УВИДИМСЯ В ЦЕНТРЕ ЗАНЯТОСТИ

ФАСАР – КОЗЕЛ Донован

прическа от Тони-энд-Гай, личность от Рональда Макдоналда

МАЛАКИ – УРОД И МУДИЛА

джинджер Зайда

МОЯ ТВОЯ ЛЮБИТЬ ДАВНО-ДАВНО

ЗАВТРА ПЕРВЫЙ ДЕНЬ КОНЦА ЖИЗНИ – ВОТ ХРЕНЬ!

Не дергайся и будь счастлив МУУМБЕ

Я единственный гей в деревне ДЕВСТВЕННИК

Высоко подняться просто, влезь на дерево

Все мудаки кроме меня

ЛЮБИ СВОЮ МЕЧТУ

МАРВИН П – ВЗЛОМЩИК ВОЛОСАТЫХ СЕЙФОВ

БУДЬ ДОБРЫМ ТОЛЬКО НЕ СО ВСЕМИ ПОДРЯД

Предупреждаю: будущего нет!

МОТАХИР трахни шлюху на разминке

НАТАША ИНДИЯ

КУРИМ ВСЕ

Бог был моим штурманом, но мы разбились в горах, и я его съел

ВСЕМ НА ВСЕ НАСРАТЬ Джек

ЧУРКА АЗИАТСКАЯ

Говорю тебе: ты ослепнешь

МЮНТЕР КУПИ ЕЩЕ ДРЯНИ Лестер

мы все сделаны из звезд симона Коринна

ДЖЕЙСОН Б ТРАХАЛ МОЮ МАМОЧКУ

НИНДЗЯ ПРОТИВ ЭМО

укуси меня за блестящую металлическую жопу! Майкл Д

УМНЫЕ СЛОВА

Наш отброс школу перерос!

ВСЕ БУДЕТ КЛЕВО!

Каждый раз, когда я не говорил, что люблю тебя, я лгал Нахид

ЛЮБЛЮ ПОГЛУБЖЕ В ЗАД

Все смотрели в окно. Одиннадцатый класс выпустили перед нами. Кое-кто из них забросил свои джемперы на деревья, кое-кто захватил с собой суперполивалки и водяные бомбы и устроил баталию. Все вмиг сделались мокрые. Зверски круто. Там и тут завязались драки, так что стало еще прикольнее. Мы дождаться не могли, когда нас выпустят, всем хотелось побегать, высунув язык, как собачки. За пять минут до конца мы запели.

Все вокруг:

– Мы хотим свободы! Мы хотим свободы!

Первый начал Кайл Барнс, за ним подключились все остальные, даже тихони. Круто было. Мы барабанили по партам и орали.

Все вокруг:

– На волю! На волю! На волю!

В конце концов мистер Кэррол сдался и прервал урок. А то целое восстание бы поднялось.

Мистер Кэррол:

– Ваша взяла. Всем замечательных каникул. Ведите себя хорошо!

Все вокруг:

– Обязательно!

Правило «По лестнице не бегать» вылетело из головы, ноги сами несли тебя вперед. Получился типа забег во имя будущего. Типа лето принадлежит тому, кто первый выбежал во двор.

Все обвязали галстуки вокруг головы и ловили ртами струи дождя. Мы с Поппи шли к воротам вместе, держась за руки. Классно было. Сердце у меня колотилось. Поппи была еще красивее, чем всегда. Даже страшновато стало. Дико, конечно, но это так. Мне вспомнилось, какая она красавица, и воспоминание меня напугало. В животе все перевернулось, словно я в самолете.

Я:

– Хороших каникул тебе.

Поппи:

– И тебе тоже. Ты поедешь в Гану?

Я:

– Нет. Я в зоопарк собираюсь выбраться. Пойдешь со мной?

Поппи:

– Не могу. Я еду в Испанию.

Я:

– Насовсем?

Поппи:

– Нет. Всего на две недели.

– А в эту школу ты вернешься?

Поппи:

– Конечно. А ты?

Я:

– Думаю, да.

Поппи:

– Это хорошо.

Сказать бы, что я ее люблю, да не выходит как-то. Очень уж возвышенно получается. И глупо. Пришлось эти слова проглотить. Пусть до поры до времени посидят у меня в животе.

Поппи:

– Будешь отправлять мне эсэмэски?

Я:

– Ладно.

Поппи написала свой номер у меня на руке. Щекотно. Цифры вышли лиловые. Я пришел в восторг, будто получил сообщение с наилучшими пожеланиями. Не стал ей говорить, что у меня нет телефона. Ничего, одолжу у Лидии, думаю, не откажет. Попрошу себе телефон на день рождения, всего-то месяц остался. Пусть будет без камеры, неважно. Главное, чтобы с Поппи можно было поговорить…

И тут Поппи меня поцеловала. Ни с того ни с сего. Несколько раз, прямо в губы. Восхитительно. На этот раз я не испугался. Поцелуй был теплый и совсем не мокрый. И никакого языка. Дыхание ее пахло апельсиновым «Тик-таком». Микита моментально вылетела у меня из головы, забыть и затоптать.

Я закрыл глаза, продолжая идти вслед за Поппи. Какие мягкие у нее губы. Само умиротворение. Так бы и заснул навсегда.

Коннор Грин:

– Эй, глядите, у Гарри деревяшка! Что случилось, сегодня что, Праздник Деревяшек?

Коннор Грин принялся кидаться в нас ватными шариками. Я словно пробудился от сладкого сна, когда и просыпаться-то не хочется.

Поппи:

– Отсохни, Коннор.

Мы подошли к воротам, где Поппи ждала мама. Хорошо бы их машина сломалась и я проводил Поппи до дома пешком!

Поппи:

– Ну, пока.

Я:

– Пока.

Поппи помахала мне рукой из машины, и я помахал ей в ответ. И вовсе не педики это придумали. Я понял, почему люди машут друг другу. Показать, что они вместе. Я облизал губы. На них остался вкус дыхания Поппи. Это единственный супердар, который мне нужен.

Дин говорит: подождем до понедельника и пойдем в полицию. Нам надо собрать все вещдоки и подготовить речь. Дин должен решить, какие игры он желает получить вместе с «Плейстейшн». Еще надо все рассказать нашим мамам и в участок отправиться вместе с ними, а то вдруг копы нам не поверят. Дин говорит, нам могут устроить экскурсию, надеюсь, покажут камеру пыток. Вот бы запихать Убейцу головой в ведро с водой и держать, пока не признается. В Англии в тюрьмах стоят телевизоры и даже проходят состязания по бильярду. Никакой смертной казни. Нам бы дожить до понедельника, и все будет отлично.

Льет дождь. Я набрал в грудь побольше воздуха и изготовился. Посмотрим, за сколько я добегу до дома.

Если уложусь в семь минут, Поппи меня не забудет. К тому же и с полицией все пройдет гладко.

Чтобы разогреться, я стал размахивать руками, постепенно наращивая темп. Кровь потекла бойчее. После разминки я побежал.

Бежал я быстро. По склону холма, по подземному переходу. Из груди у меня вырвался крик:

Я:

– Поппи, я люблю тебя!

Эхо так и загремело. Никто не слышал.

Пробежал мимо настоящей церкви, мимо креста.

Пробежал мимо центра «Юбилей».

Мимо камер наружного наблюдения, пусть снимут меня на счастье.

Мимо чужих голубей. Вообразил, что они приветствуют меня.

– Голуби, я люблю вас!

Глупо? Вовсе нет. Просто замечательно. Пробежал мимо лужайки и мертвого лестничного замка. Супербыстро, никогда еще так не бегал, даже ног своих не видел. Никому меня не догнать, я побью мировой рекорд.

Мимо леди в инвалидном кресле. Она меня даже не заметила. Мимо домов и начальной школы. Ноги начали уставать, но я не снижал темп. Даже прибавил. Губы все еще пощипывало, где поцеловала Поппи. Дар рос внутри меня.

Мимо дерева в клетке.

Я:

– Дерево, я люблю тебя!

Пнул на бегу банку из-под кока-колы. Чуть не грохнулся, но устоял. Вот и наша башня. Я почти дома. Добегу до лестницы – и все тогда сбудется.

Подземный переход. Начинаю задыхаться. Слова уже не выговариваются. Могу только кричать на одной ноте.

Я:

– А-а-а-а-а-а!

Какое эхо! Еще бы, никто не мешает.

За угол. Вот и лестница. Дыхания не хватает. Останавливаюсь. Пот щиплет лицо. Похоже, я уложился не то что в семь минут, а в пять. Я добился своего! На лестнице приятный сквознячок. Подняться по ступенькам – и я дома. Обсохну, одним большим глотком выпью стакан воды. Прямо из крана на кухне налью – здесь это можно.

Я его не видел. Он появился из ниоткуда. Поджидал меня. Как я его не заметил, не обратил внимания? Глаза на затылке очень бы пригодились.

Он не произнес ни слова. Глаза говорили за него: он собирается меня уничтожить, и мне его было не остановить. И в сторону не отскочить, слишком быстро все произошло. Ткнул меня и бросился прочь. Я и не понял ничего. Меня ведь раньше не пытались зарезать. Вот ведь фигня.

В ноздри ударил запах мочи. Я повалился на бетон. «Не хочу умирать». Ни о чем больше я не мог думать. И ничего не мог сказать, кроме:

– Мама.

Это слово я прошептал. Тихо-тихо. Мама была на работе. А папа слишком далеко, ему и подавно не услышать.

Держись, я скоро. Держись.

Я схватился на живот, скорчился, будто не в себе. Руки мокрые. Нога угодила в лужу мочи, жидкость пропитала брюки. Дождинки медленно падали на лицо, сталкивались друг с другом, я любил их все, ни одну не выделял.

Стало холодно, во рту металлический привкус. А ведь я и не почувствовал, острый был нож или нет. Все произошло так внезапно. Рукоятка на секунду мелькнула перед глазами, даже не заметил, зеленая она была или коричневая. Может, я сплю? Нет, вот перед глазами огромная лужа. И это никакая не моча, это я. Я посмотрел выше: ты сидел на решетке и смотрел на меня, твои розовые глаза совсем не мертвые, они заряжены любовью будто аккумулятор. Я попробовал засмеяться, но слишком больно.

Я:

– Ты прилетел. Я знал, что прилетишь.

Голубь:

– Не волнуйся, скоро будешь дома. Когда настанет время, я покажу тебе дорогу.

Я:

– Разве я не могу остаться?

Голубь:

– Не я решаю. Тебя позвали домой.

Я:

– Больно. Ты работаешь на Господа?

Голубь:

– Прости, что больно. Долго не продлится.

Я:

– Мне нравятся твои лапки. Такие красивые, царапучие. Мне нравится твой цвет.

Голубь:

– Спасибо. Ты мне тоже нравишься, всегда нравился. Тебе нечего бояться.

Я:

– Расскажи Агнес мою историю про пассажира самолета с искусственной ногой. Подожди, пока она подрастет и научится говорить.

Голубь:

– Мы расскажем ей, не волнуйся.

Я:

– Ей понравится. Пить хочется.

Голубь:

– Знаю. Расслабься. Все будет хорошо. Ты видишь вдруг кровь. Она темнее, чем ты думал. Чума просто. Глаза закрываются сами собой. Я изо всех сил старался вспомнить, вот вспомню, и все будет хорошо, крошечные пальчики Агнес, ее пухлые щечки, и ничего не получалось. Все младенцы такие одинаковые.