Текст книги "Пиджин-инглиш"

Я:

– Нет. Я собирался взять пробу слюны у Джордана, но он отказался.

Дин:

– А как насчет мочи?

Я:

– Попытаюсь раздобыть в больнице. Возьму у мамы бейджик и проберусь в хранилище, где держат анализы. Их в холодильнике держат.

Дин:

– Очень уж опасно. Охрана. Погоди. Чем это они занимаются?

Шиззи, Резак и Убейца толклись возле кафешки. Шиззи поставил Убейцу лицом к окну, руки на стекло, и изображал полицейского, что производит личный досмотр. Убейца и ноги расставил, и руки растопырил. Обе ладони упирались в стекло. Отпечатки всех пальцев – вот они, прямо на блюдечке! Резак – тот как бы наставил на обыскиваемого пистолет, чтобы не вздумал сбежать.

Дин:

– Это наш шанс. Теперь или никогда. Как считаешь?

В животе у меня заледенело, кровь обратилась в металл. Я готов. Деваться-то некуда. План очень простой: я как бы убегаю (как самый быстрый), Дин за мной гонится. Вытаскиваю из портфеля клейкую ленту и передаю ему.

Дин:

– Ты его толкаешь, отвлекаешь внимание, а я тем временем снимаю со стекла отпечатки. Если он за тобой погонится, несись со всех ног.

Я:

– Готовность номер один.

Потихоньку направляемся к кафешке. Хотя с другой стороны, надо успеть все провернуть, пока эти не разбежались. Пусть орут что угодно, не останавливаться. Дин как ни в чем не бывало подходит к окну и замирает. Подбираюсь к Убейце сзади и толкаю из всех сил. Времени на страхи нет. Раз – и готово. Лови меня теперь.

Убейца:

– Ты че творишь, малявка?

Я:

– Псих! Псих!

Шиззи:

– Хватай его!

Шиззи и Резак бросаются за мной. Убейца стоит обалдевший, с безумнными глазами. Дин прижимает клейкую ленту к отпечаткам на стекле и мчится к актовому залу.

Убейца никак не может взять в толк, что делать и за кем гнаться. Вертит головой в разные стороны, словно крыса в подземном переходе.

Убейца:

– Ты че творишь?

Стирает со стекла отпечатки. Опоздал! Не поймаешь! Мы выиграли!

Убейца:

– Недоносок!

Теперь уже все бегут за мной. Я со всех ног лечу к корпусу естествознания. Врываюсь в кабинет мистера Томлина. Он готовится к уроку, расставляет рядком лимоны. Значит, кто-то сегодня узнает про лимонные батарейки. Жалко, не я. А то прошел бы все по новой, будто в первый раз.

Мистер Томлин:

– В чем дело, Гарри? Куда спешим?

Я:

– Ни в чем. Заблудился. Кабинет потерял.

Мистер Томлин:

– Так и голову потерять недолго. Хотя вроде бы она у тебя привинчена как следует.

Я:

– Да уж!

Убейца и Шиззи замерли в дверях. Увидели учителя и затормозили. Правда, Убейца пнул дверь. А что ему остается? Плохие парни в конце всегда проигрывают.

Убейца:

– Ты покойник!

Мистер Томлин:

– До конца перемены еще четыре минуты. Успеете найти другую жертву.

А из мистера Томлина ничего бронежилет получился, прикрыл меня от злобы плохих парней. Я пулей пронесся по корпусу естествознания и выскочил с другой стороны. Теперь надо держаться от них подальше на переменах и на улице, в оба смотреть.

Мы торчали в компьютерном клубе, пока все не разошлись по домам. Слыхал про «YouTube»? Там показывают сплошь ролики, где все только и делают, что друг друга едят. Дин показал мне змею, что пожирала мальчика. Целиком проглотила. Дело было где-то на краю света. Односельчане принялись колотить змею палками, пока она не выплюнула жертву. Весь покрытый слизью из змеиного живота мальчик свернулся клубком, но руки-ноги были на месте. Он был младше нас.

Дин:

– Вот бы посмотреть, как змея глотает автомобиль. Где-то это было. Чума!

Я:

– Вот бы посмотреть, как змея глотает саму себя. Типа исчезает на глазах в воздухе.

Дин:

– Чума!

Мы подождали, пока берег очистится, и достали для проверки отпечаток ладони. Дин посмотрел его на свет.

Я:

– Не разобрать ничего. Сплошная грязь. Черт!

Дин:

– Снимал-то в спешке. Сам бы попробовал!

Кое-какие линии были видны, но как следует пропечатались они только ближе к середине, а по краям сливались и расплывались, будто картинку резко дернули в сторону. Указательный, средний и краешек большого пальца. Нам бы клейкую ленту потолще, посолиднее.

Дин:

– Блин. Не расстраивайся, образец-то мы все-таки добыли. Может, полицейский компьютер почистит изображение. Увеличит его, и все такое. Тогда награда наша.

Я:

– Все о'кей, босс.

Ленту с отпечатками я тщательно завернул в тетрадную страничку и написал имя подозреваемого. Убейца. Буду держать с прочими вещдоками, и в один прекрасный день обязательно понадобится. Мне было немного страшно. И весело тоже. Жохан, в общем. Словно кусок жизни Убейцы оказался вдруг в моем распоряжении. Теперь ему даже не спрятаться как следует, отпечатки пальцев все расскажут, хочет он того или нет.

Когда змея выплюнула мальчика, он словно заново родился на свет. Может, так и должно было случиться. Может, из него вырастет Человек-змея. Обязательно расскажу Алтафу, ему понравится, если такое произойдет на самом деле. Мне тоже. В общем, набери «змея ест мальчика» в «YouTube» и посмотри сам. Просто крышу снесет!

Агнес:

– Гарри!

Чесслово, это самое прекрасное, что я слышал в жизни! Слушал бы и слушал. Без передыху!

Я:

– Привет, Агнес! Тебе лучше?

Бабушка Ама:

– Скажи «да»!

Агнес:

– Да!

Мама расплакалась от радости, Лидия вслед за ней.

Лидия:

– Она может говорить! Скажи «Лидия».

Агнес:

– Лидя!

Лидия:

– Мы любим тебя!

Я:

– Мы любим тебя, Агнес!

В животе у меня сделалось тепло и приятно. Я спас ее! На глаза у меня тоже навернулись слезы, но не лить же слезы при Лидии.

Бабушка Ама:

– Она поправилась. Проснулась утром и попросила банан. И с аппетитом покушала.

Мама:

– А какая у нее температура?

Папа:

– Нормальная. У нас все отлично. Не волнуйся.

Мама:

– Так хочется к вам.

Папа:

– Я знаю. Скоро увидимся, ведь так?

Я:

– А крыша цела?

Папа:

– Целехонька! Вчера была буря, а ей хоть бы хны!

Я:

– Ты уж не делай ничего больше, ладно? Продавай то, что у нас уже есть. Поскорее сюда приедешь. Хорошо?

Папа:

– Хорошо.

Я:

– До свидания, Агнес!

Агнес:

– Виданя!

Кричит Агнес лучше всех на свете. Я представил, что это ее супердар. Когда она подрастет, получит имя Суперкрик. Я даже возьму ее себе в оруженосцы (это типа супергероя рангом пониже, помощник главного супергероя и его лучшего друга).

Я не стал говорить папе, что потерял крокодилий зуб, не хочу опять все испортить.

* * *

На столе высилась целая гора паспортов. Джулиус смахнул их в портфель, я ни одного и раскрыть не успел. Мне было интересно, какие там фотографии, улыбаются на них люди или нет, и какие у них прически – вдруг смешные, и есть ли у них на носу очки, а на лице шрамы.

Тетя Соня:

– Я тебе доверилась. Оплати все как полагается.

Джулиус:

– За все платим наличными. Правильно ведь?

И шлепнул ее по попе.

Лидии на день рождения подарили «Самсунг Джет». Она визжала как маньячка. У телефона даже камера есть.

Лидия:

– Улыбочку!

Тебя снимают – улыбайся. Лидия щелкала все вокруг. Я скалю зубы. Я возле своей машины. Мама и тетя Соня обнимаются. Дерево тети Сони. Джулиус со свирепым видом пьет свой вырви-глаз. Плакат Наны Ачимпонг на стене кухни. Вид в замочную скважину (сплошная муть).

Я уже хотел попросить ее сфоткать тебя, но вовремя вспомнил, что ты не любишь сниматься. Никто не заметил твоей тени за окном, только я. Не попадайся им на глаза, хочу, чтобы ты был только мой. Мне так больше по душе, вот и все. Если мама тебя увидит, наверняка прогонит.

Я получил автомобиль с дистанционным управлением, хоть сегодня и не мой день рождения. Шикарная машина, такая быстрая. Пульт без проводов. По виду – «багги», ни окон, ни дверей, одна голая рама, и человечек внутри. Цвет красный, хром сверкает на солнце. Скорость – сто миль в час.

Поначалу машина меня не очень-то слушалась, чуть зазевался – шарах в стенку.

Я:

– Прекрати фоткать, я из-за тебя стукаюсь!

Лидия:

– Прекрати стукаться, я из-за тебя фоткаю!

Хорошо, у машины спереди мощный бампер и ей ничего от ударов не делается. Я потренировался в коридоре, куда выходит дверь тети Сониной квартиры. Машина отлично себя ведет на любом покрытии, и на ковре, и на кафеле. Колеса большие, ребристые, нигде не застрянет. Надо будет испытать ее на реальном грунте, в песке, в грязи, на траве. Готов поспорить, отлично получится и на снегу. Ей-богу, когда выпадет снег, прибегу первым. Весь снег будет мой, пока не затоптали. Первый снежок запущу в Вилиса. Постараюсь попасть в лицо. Вот классно будет!

А голуби улетают зимой на юг?

Я летаю, где хочу.

Здорово! Тогда сядь на дерево и смотри, как я кидаю снежки.

Джулиус наводил лоск на Мастера Уговоров, наматывал новую ленту на рукоятку в том месте, где старая лента засалилась и начала отставать, трудился неторопливо и аккуратно, будто перед ним одноногий голубь и Джулиус приделывает ему недостающую лапку.

Я:

– А такой штукой можно целиком снести голову?

Джулиус:

– Насчет этого не знаю, но шороху навести можно нехилого. Главное, ударить в нужное место. Я одного типа стукнул по голове, так у него сразу взгляд сделался тупой-тупой. Будто свет выключили. Я ему мозги повредил. Язык стал заплетаться. С одного удара. В нужную точку попал. Чел был сам виноват, надо долги отдавать, как все приличные люди. Он сейчас типа овощ, под него пеленку подкладывают, как под младенца.

Джулиус громко загоготал. Мама оттирала тарелки с такой яростью, словно хотела отскрести с них грех. Лично я бы предпочел, чтобы меня убили Мастером Уговоров, а не ножом. Нож очень уж острый, он режет и кромсает дух. А бита круглая, дух остается в целости и сохранности. Быстрей попадешь на небо, и меньше грязи, убирать-то маме. Ничего, если мозги будут набекрень, там тебе все вправят, как было. Дух куда важнее.

Крошечное дерево тети Сони стало еще меньше. Листья на нем блестели словно ожоги. Их и дождик-то не мочит, вечно под крышей. Я потихоньку полил деревце, пока никто не видит. Вода моментально впиталась между камешков, будто и не поливал.

Мне надо передать сообщение мистеру Смиту. Я не хотел за это браться, но деваться-то некуда. Бывает, учитель просит что-то передать, только чтобы тебя проверить.

Энтони Спайнер:

– Как-то мистер Смит вручил мне записку. Я ее развернул и – угадай, что там было?

Я:

– Что?

Энтони Спайнер:

– «А ну брось меня читать!» Больше ничего. Такой прикол.

Линкольн Гарвуд:

– Западло. Терпеть не могу мистера Смита. Говорящая задница.

Я не стал разворачивать сообщение, честно отнес его в учительскую. По-моему, надо мной никто не прикалывался. На обратном пути я увидел ее. Она, наверное, класса из десятого, никогда мне на глаза не попадалась. Стоит на полу на коленях. Даже газетку подстелила. На голове белый платок. Глаза закрыты. Я так и замер.

Стоял и глазел на нее. Так успокаивающе. Я старался не шевелиться, чтобы не разрушить. Даже не дышал. Лишь бы это продолжалось.

Губы у нее шевелились, но слов было не разобрать. Время от времени она наклонялась вперед, почти касаясь головой пола. Медленно так, у меня даже глаза стали слипаться. Чуть было не спросил ее, что она просит своей молитвой, но вовремя прикусил язык.

Уж конечно, не о бомбах молит. Наверняка о чем-то хорошем.

Я стоял у стены и смотрел. Никого рядом. Тишь и благодать. Я даже забыл, что надо возвращаться в класс. С радостью бы помолился вместе с ней, да не получится. Даже пробовать не стоит.

Девчонка в платке закончила молиться, открыла глаза и встала. Я быстренько повернулся и отступил в коридор. Я старался не издавать ни звука. Не хотел, чтобы она узнала, что я смотрел на нее, тогда все было бы испорчено. Я дождался, когда она уйдет, и только тогда вновь начал дышать. Подошел к тому месту, где она молилась, но за невидимую черту заступать не стал. И опять почему-то задержал дыхание.

Я завернул за угол и наткнулся на Убейцу. Он сразу меня заметил, я и сделать-то ничего не успел. Убейца запихнул меня в дверь туалета и зажал между раковинами, тыча в грудь ножом для пластилина, видать, у них урок изобразилки.

Убейца:

– Гони назад мои отпечатки. На хрена они тебе понадобились?

Я:

– Я их выкинул, они плохо получились. Это была шутка.

Убейца пихнул меня к стене. Голова моя стукнулась о держалку с бумажными полотенцами. Свет из окна блеснул на ноже и ослепил меня. Я зажмурился, готовясь к смерти. Стало тихо. Мир словно замер. Убейца заговорил каким-то надтреснутым голосом. А может, мне показалось. Так всегда бывает, когда храбришься изо всех сил и кровь в жилах стынет.

Убейца:

– Не лезь в чужое говно, сечешь? Это не твое дело. Все равно ничего не докажешь. Выброси эту херню, иначе проблемы, ясно?

И ушел. Но сначала снова приложил меня о держалку с полотенцами. Я пощупал голову. Крови вроде нет. Я подождал, когда выровняется дыхание. Меня немного трясло. На рубашке остались следы от грязных пальцев Убейцы. Надо запретить, чтобы тебя мазали чужой грязью. Надо запретить, чтобы твое спокойствие нарушали, это несправедливо. Мокрое пятно у меня на брюках – это потому что раковины все в брызгах, ничего такого.

Наступление лета в Англии празднуют так: все широко распахивают окна и заводят музыку погромче. Такая традиция. Ты так сообщаешь, что наступило лето. Ты обязан это проделать, когда показывается солнце. И все вокруг обязаны.

И еще надо вывесить флаг, если он у тебя есть, конечно. Так ты как бы заявляешь «я свой» и «лето пришло».

Музыка самая разная, особенно возле наших башен. Настоящий музыкальный ад, самые разные мелодии, перепутавшиеся вместе. Обожаю. И мне хочется танцевать. Я улыбаюсь от уха до уха, ничего с собой поделать не могу.

Прихожу домой и тоже врубаю музыку. Забираю сидюк из маминой комнаты и ставлю Офори Ампонсу. Моя любимая вещь – «Разбитое сердце». Пусть все вокруг ее послушают. Ставлю проигрыватель на окно.

– Привет! Я – Гарри! А это – моя музыка! Надеюсь, вам понравится!

А вдруг сидюк свалится вниз? Не стоит его высовывать так далеко. Надеюсь, мою песню все услышали, наш проигрыватель не очень-то громкий. К тому же Лидия его требует. У нее день рождения, и она хочет послушать два новых диска.

Лидия:

– Давай же!

Я:

– Несу уже, несу! Не ори!

Мама:

– Не зли ее! Вот тебе кусок торта, угости своих голубей.

У Лидии торт сплошь из шоколада. На свой день рождения я попрошу торт «Человек-паук». Из дома прибыли подарки для Лидии, в огромной коробке. Я первым выскочил к двери. Мы оба поджидали с нетерпением, но Лидия как раз пошла поприветствовать вождя, когда в дверь постучали. Почтальон отдал посылку мне. Если бы не день рождения сестры, я бы первый вскрыл ящик.

Лидия:

– Руки прочь! Я все слышу!

Я:

– Ага, в мечтах!

Лидию с ящиком я сфоткал на ее телефон. В посылке оказался не один подарок, их было много.

От Абены два диска: Майкл Джексон и Квав Кесе.

Бабушка Ама подарила Лидии серьги-кольца. Серьги были из чистого золота. (Для проверки попробуй металл на зуб. Если никаких следов не осталось – золото настоящее.)

Лидия:

– Не суй мои сережки в рот! Ну вот, обслюнявил!

Я:

– Хочешь, чтобы я их проверил, или нет?

Лидия:

– Нет!

Еще в ящике был отпечаток ладошки Агнес. Обожаю. Намазали ей ручку краской и приложили к бумаге. Агнес и имя свое написала. То есть за нее написали, водили по бумаге ее пальчиками с зажатым карандашом. Меня тоже так учили. Буквы получились такие милые, только кривые, будто следы паучка.

Папа сделал для Лидии деревянную плясунью. Пожалуй, фигурка изображала мою сестру, только лицо было другое. Папа не знал, что Лидия совсем забросила танцы, а когда танцевала, забывала улыбаться.

Сестра разревелась.

Я:

– Не нравится, я себе возьму. В школе махнусь. Сменяю на диско-часы.

Лидия:

– Не приставай!

Я:

– Чего это она?

Мама:

– Скучает по папе, вот и все. Не зли ее.

Я:

– Не грусти. Ведь сегодня твой день рождения. Чего рассопливилась-то?

Лидия:

– Заткнись!

Мама:

– Харрисон, отстань от нее.

Позарез было нужно Лидию рассмешить.

А то весь день насмарку. Я постарался припомнить всякие смешные слова, которые могли бы ее развеселить. Буду произносить их одно за другим, пока какое-нибудь не сработает.

Я:

– Ну же, возлюбленная моя. Выше носик.

Мимо. Даже не поморщилась.

Я:

– Пусть, о пусть уйдет подальше твоя грусть.

Опять мимо.

Я:

– Ты – солнечный лучик, ты одна светишь мне, освещаешь дорогу в кормёшной тьме.

Мама:

– Харрисон! Что еще за «кормёшной»?

Лидия:

– Перестань!

Она чуть-чуть улыбнулась, я видел. Только не сдаваться. Еще одна попытка.

Я:

– Мяу-мур-му, горевать ни к чему. За что я тебя так люблю, не пойму.

Лидия:

– Прекрати!

Я:

– Попалась! Я выиграл!

Лидия расхохоталась, не в силах больше сдерживаться. Мне все-таки удалось спасти сегодняшний день. Лишние очки мне теперь даже и не нужны. Пусть Лидия запишет их на свой счет.

Я:

– А от меня подарочек хочешь? Тогда следуй за мной, он не дома.

Лидия:

– Иди ты знаешь куда? Нашел девочку для приколов.

Я:

– Это не прикол, клянусь.

Мама:

– Не смотри так на меня. Я тут ни при чем.

Я:

– Идем же, котишка-трусишка.

В конце концов Лидия сдалась, любопытство победило. Я шагал впереди, она за мной. Проходя по лестнице, мы оба старались не дышать.

Лидия:

– Мы куда?

Я:

– Увидишь. Доверься мне.

Мы обошли нашу башню и остановились. Лидия вертелась волчком, высматривая свой подарок, и ветки деревьев осмотрела, и окна домов, и под машины заглянула, и даже под мусорный контейнер. Места себе не находила. Никак не могла сообразить, что ей искать. Круто.

Лидия:

– Давай гони свой подарок и идем уже! Где он?

Я:

– Прямо перед тобой.

Сзади к нашему дому пристроили пандус для инвалидных колясок, чтобы спокойно съезжали-въезжали. Утром из муниципалитета прибыл строитель со своей бетономешалкой. Дин все подбивал меня забраться в бетономешалку, но я не подписался. Вляпаешься в бетон, а он как схватится, не обрадуешься! Зато я с самого начала знал, что сделаю. Правда, хранить тайну и целый день никому ни словечка – это чокнуться можно!

Цемент еще не застыл. Строитель ушел обедать. Если уж проводить задумку в жизнь, так прямо сейчас. Лучшего момента не выберешь.

Лидия:

– Зачем ты меня сюда притащил?

– Прыгни сюда. Будет зверски круто. Отпечатки твоих ног затвердеют и останутся здесь навсегда. Тогда пандус будет принадлежать нам, и все вокруг об этом узнают. Да не один только пандус, вся башня. Только топни со всей силы, чтобы четкий след остался.

Лидия:

– Вот дурость-то! Не стану я никуда прыгать.

Я:

– Ну же, давай! Это займет одну секунду! Оставишь отпечатки ног, а я напишу рядом твое имя, чтобы все знали. Постараемся на пару. Чур, я первый.

Я собрался с духом, встал в стойку и скакнул на пандус, стараясь обе свои ноги вдавить поглубже в цемент.

Лидия:

– Со стороны может показаться, что ты типа обгадился.

Я:

– Зато классно получилось. Учись.

Я досчитал до десяти, покачался с носка на пятку, чтобы отпечатки вышли поглубже, и, резко оттолкнувшись, отпрыгнул в сторону. Ничего не смазал. Отлично получилось, ровно и четко. Даже надпись «Диадора» с подошвы кроссовок пропечаталась, не говоря уже об узоре. Супер!

Я:

– Выскочить обратно трудно. Бетон липнет. Надо напрячься как следует. Твоя очередь.

Лидия:

– Вот дурак.

Я:

– Давай, лень ходячая! От подарков не отказываются! Не оскорбляй дарителя!

Лидия:

– Ладно уж, ладно!

Она попробовала сделать злое лицо, но получилось плохо. Согнула ноги в коленках, сгруппировалась и прыгнула. Ее ноги впечатались во влажный бетон как раз около моих. Она и до десяти досчитала, шевелила губами, я видел.

Я:

– А теперь покачайся с носка на пятку.

Лидия:

– Качаюсь, качаюсь!

Выпрыгнуть обратно у нее никак не получалось, бетон прихватил здорово. Она чуть не свалилась и завопила как маленькая.

Лидия:

– На помощь!

Я:

– Без паники, сейчас я тебя вытащу.

Я потянул ее изо всех сил, и Лидия выпрыгнула. Теперь наши отпечатки были рядом, четкие и красивые. Все контуры вышли отлично. Лидии понравилось. Она даже притвориться не успела.

Лидия:

– Питии быстрей наши имена, пока не застыло совсем.

Я присел у пандуса и написал наши имена под отпечатками. Пришлось давить на палец изо всех сил, чтобы буквы можно было прочитать. Чесслово, шикарно вышло.

Лидия улыбалась от уха до уха.

Я:

– С днем рождения. Я же говорил, тебе понравится!

Цемент, прилипший к моему пальцу, смахивал на тесто, правда, воняло от него блевотиной. Если его не отодрать вовремя, палец окаменеет. Мы вымыли кроссовки в луже, я палочкой выковырял бетон из каждой щели. Теперь все вокруг про нас узнают. Я дождаться не мог, пока следы высохнут. Постереги их за меня, пока не затвердеют, хорошо?

Постерегу. Всем охота испортить праздник, урвать побольше, я нагажу на всякого, кто сунется чересчур близко. Хочешь знать, что я думаю? Я тут торчу достаточно давно, чтобы составить свое мнение по ряду вопросов. Ваша беда в том, что ты, как и все вы, хочешь быть морем. А ты не море, ты всего лишь капля дождя. Одна капелька из нескончаемого числа. Если ты это примешь, жить станет намного легче. Повторяй за мной: я – капля в океане. Я – сосед своего соседа, я – нация, я – север, я – все и ничто. Я – один из многих, и все мы падаем вместе.

Или же я просто крылатая крыса и сам не понимаю, что несу.

* * *

Я люблю приятные сюрпризы. Вот вроде бетона, который, казалось, только и ждал, чтобы мы отметились. Или если типа уверен, что человек – бестолочь в каком-то деле, а оказывается, он мастер. Так получилось с Маником, никто и думать не думал, что он хороший вратарь (ну как же, толстый такой), а Маник – просто находка. Кипер он классный, его не прошибешь. Ловит все, что летит в его сторону. Я как-то случайно со всей силы шарахнул мячом ему по голове, так он и не поморщился, играл, будто ничего не случилось. Только глаза сделались какие-то не такие. После этого мы прозвали его Суперруки. Прозвище ему нравится, как услышит, улыбается во весь рот.

Все вокруг:

– Очередной сэйв Суперрук! Парень зажигает!

Никогда бы не подумал, что Дин так хорошо лазает по крышам, он ведь рыжий. А Дин просто скалолаз-профи. Карабкается не хуже Патрика Кюффура (Патрик забирался на крышу управы за три секунды. Мы прозвали его Обезьянья Кровь).

Дин:

– Не волнуйся, я его живо достану. Вмиг заберусь.

Мы пинали мячик между мусорными баками, и он улетел по дуге на крышу гаража. Сам не понимаю, как мне удалось запулить новый мяч так далеко. Есть чем гордиться. Дин вспрыгнул на контейнер на колесиках, подтянулся на руках и – раз! – оказался на крыше гаража и скинул мне мяч. Будто нет ничего проще. Я на него только посмотрел, и у меня голова закружилась. Правда, солнце в глаза светило. Шум крыльев-то я слышал, но не видел, с какой стороны.

Дин:

– Забирайся, не дрейфь. Я тебя втащу.

Я:

– Кто-нибудь мяч стырит.

Дин:

– Не стремайся!

Я:

– Я не стремаюсь. Слезай. Счет девять-девять. Кто забьет следующий гол, выигрывает.

Но Дин не хотел спускаться. Ему и наверху было неплохо. Он прохаживался взад-вперед, будто король. Он насмехался над опасностью.

Дин:

– Ну-ка, ну-ка, а это что за штуковина такая?

Он нагнулся и поднял какой-то сверток. Мокрый, промасленный. На скомканную шмотку похож.

Дин:

– Развернуть?

Я:

– Валяй!

Дин:

– Нет, серьезно? А вдруг там бациллы сибирской язвы?

Я:

– Не зли меня! Разворачивай!

Дин послушался. Внутри оказался кошелек. Хоть солнце и резало мне глаза, я хорошо его рассмотрел. Синий и с черной застежкой-липучкой.

Я:

– Деньги внутри есть?

Дин:

– Погоди, он весь слипся. Спускаюсь.

Он спрыгнул вниз и показал мне кошелек, весь в темных пятнах. От кошелька пахло дождем. Дин раскрыл его и осмотрел. Ни гроша. В одном из карманчиков что-то было. Дин осторожно вытянул раскисшую бумажку наружу. Фотка. Я как увидел, у меня в животе похолодело.

Я:

– Так это же мертвый пацан!

Дин:

– Ты уверен?

– Богом клянусь! На нем даже футболка «Челси»!

Фотка была маленькая, насквозь мокрая. Мертвый пацан снялся с белой девчонкой, в кадр поместились только головы и плечи. Парочка улыбалась. А я и не знал, что у него была подружка. Почти такая же хорошенькая, как Поппи, только немного косая. Хотя, может, она это нарочно один глаз вытаращила, для хохмы. Мне сделалось грустно. Я представил, что мертвый пацан угодил в фотку типа как в ловушку, и его уже не вытащишь обратно. Жалко, меня не было рядом, когда его зарезали. Я бы не дал убийце совершить преступление, позвал бы полицию, бросил камень или заморозил злодея своим дыханием. Не понимаю, почему никто ничего не сделал.

Дин:

– Я бы ему показал, что такое кун-фу. Мигом бы в морг отправил.

Я:

– Я тоже.

Дин передал мне кошелек. Он был липкий-прелипкий. Я помолился про себя – выразил сожаление. Это все, что я помнил из молитвы.

Я:

– А что это он так липнет? Думаешь, это кровь?

Дин:

– Похоже на то. А может, масло. Где-нибудь должен остаться отпечаток. Надо провести экспертизу.

Дин обошелся без пароля, пароль только для гражданских. Для большей безопасности мы приперли дверь моей кроватью. Дин крепко держал кошелек, а я лепил на склизкий кошелек клейкую ленту. Аккуратно накладывал, чтобы ни морщинки, осторожно снимал. Поднес кошелек к свету. Никаких пальцев, никаких улик, одно здоровенное бурое пятно. Почти черное.

Дин:

– Не бери в голову, сразу было понятно, что шансов немного. Надо провести анализ ДНК, если это кровь.

Я:

– Попробуй на вкус, тогда узнаешь.

Дин:

– Не буду я пробовать. Вдруг в крови СПИД? Спрячь это пока, ладно? У меня при виде крови мороз по коже.

Следы крови остались у меня на пальце. Липкая какая. Надо бы облизать, чтобы в меня перешел дух покойного. Я бы так и сделал, если бы не страх перед СПИДом. А так подождал до вечера и вымыл руки. Я бы и дольше прождал, только начало чесаться.

Яма на том месте, где росло дерево, исчезла, будто не было. Там теперь трава и какие-то ростки. Эшафотка сделала большую кучу на новую траву. Это ее любимое место, чтобы гадить. Увидит меня, так хвостом завиляет, что, кажется, вот-вот задница отвалится. Она меня любит, потому что я говорю с ней ласково. Так животные определяют, кто им друг.

Терри Шушера:

– Хочешь подержать пса? Подойди сюда.

И Терри передал мне поводок, а с ним и собаку. Эшафотка очень сильная. Она не стала смирно дожидаться, взяла и сразу потянула меня за собой, да так, что того гляди свалишься.

Терри Шушера:

– Скажи ей «рядом», она перестанет.

Я:

– Рядом.

Терри Шушера:

– Громче. Рядом!

Подействовало. Эшафотка перестала тянуть и пошла рядом.

Я:

– Ай, браво.

Всегда говори собаке «Ай, браво!», если она хорошо себя ведет. Ей понравится, и она будет послушной. Только повторяй каждый раз, чтобы собака не забыла. Терри Шушера показал мне, как правильно держать поводок. Если сделать его коротким, собака будет идти вплотную к тебе, больше ей деваться некуда. Если сделать его слишком длинным, пес забудет про поводок и попробует убежать. В конце концов я приспособился, собака стала меня слушаться и прекратила тянуть в сторону. Иду – Эшафотка рядом со мной. Останавливаюсь – она тоже. Зверски круто. Будто я – ее хозяин.

Я:

– Эшафотка, ищи зло! Нюхай как следует! Почуй его мерзкую вонь!

Эшафотка заозиралась, словно взаправду вышла на задание. Мимо проходил какой-то мужчина, она понюхала ему ногу. Я следил за выражением ее морды: уши не натопорщились, глаза не расширились. Мы спустили Эшафотку с поводка. Она было отбежала в сторону, но сразу же вернулась. И стала описывать круги. Бегать она любит даже больше, чем я. И штуки умеет делать.

Терри Шушера:

– Сидеть.

Эшафотка села, не сводя с нас глаз. Ждала, какие еще команды мы подадим.

Терри Шушера:

– Лежать.

Эшафотка улеглась на траву и перевернулась на спину. Все соски выставила. Собака была в восторге. Игра ей нравилась.

Терри Шушера:

– Дай лапу.

Самая классная команда. Эшафотка протянула мне лапу. Мы обменялись с ней рукопожатием. Так прикольно. Она даже выполняла мои команды. Скажу «Сидеть!» – сидит. Скажу «Дай лапу!» – дает. Чума! Мне так захотелось, чтобы она была моей собакой. Ничего забавнее в жизни не видел.