Текст книги "Оно. Том 2. Воссоединение"

Майк собрал фотографии. Он предполагал, что Билл может попросить первую, с Джорджем, но Билл не попросил. Фотографии он убрал во внутренний карман, и едва они исчезли, все, в том числе и Майк, почувствовали облегчение.

– Девять детей, – говорила Беверли очень тихо. – Не могу в это поверить. То есть… я верю, но не могу поверить. Девять детей, и никакой реакции? Совершенно никакой?

– Не совсем так, – ответил Майк. – Люди раздражены, люди испуганы… или так кажется. Невозможно определить, когда человек проявляет истинные чувства, а когда только прикидывается.

– Прикидывается?

– Беверли, ты помнишь, когда мы были детьми, как ты кричала, зовя на помощь, а человек сложил газету и ушел в дом, когда?

На мгновение что-то проглянуло в ее глазах – ужас и воспоминания. Потом осталось только замешательство.

– Нет… когда это было, Майк?

– Не важно. Со временем все вернется. Теперь же я могу сказать следующее: внешне в Дерри все так, как и должно быть. Столкнувшись с чередой таких жутких убийств, люди делают все, что от них можно ожидать, и по большей части повторяют то, что делали в пятьдесят восьмом, когда дети сначала пропадали, а потом их находили убитыми. Вновь собирается комитет «Спасем наших детей», только не в средней школе Дерри, а в начальной. В городе работают шестнадцать детективов из прокуратуры штата и группа агентов ФБР. Я не знаю, сколько их, и думаю, Рейдмахер, пусть и пыжится, тоже этого не знает. Опять введен комендантский час…

– Да, комендантский час. – Бен медленно потирал шею. – Он творил чудеса в пятьдесят восьмом. Это я помню.

– …и есть материнские группы сопровождения, стараниями которых каждого ребенка от первого до восьмого класса отводят из школы домой. За последние три недели редакция «Ньюс» получила две тысячи писем с требованием решить проблему. И, разумеется, люди начали уезжать из города. Я иногда думаю, это единственный способ определить, кто действительно хочет остановить убийства, а кто – нет. Те, кто искренне этого хотят, боятся и уезжают.

– Люди действительно уезжают? – спросил Ричи.

– Это случается всякий раз, когда начинаются убийства. Точно определить, сколько уезжает людей, невозможно, потому что с 1850-го или около того ровно в год убийства не укладываются. Но приблизительные расчеты есть. Они бегут, как дети, которые обнаружили, что в доме действительно обитают призраки.

– Возвращайтесь домой, возвращайтесь домой, возвращайтесь домой, – повторила Беверли, а когда оторвала взгляд от своих рук, посмотрела на Билла, а не на Майка. – Оно хотело, чтобы мы вернулись. Почему?

– Оно может хотеть, чтобы мы все вернулись. – Голос Майка прозвучал чуть резче. – Конечно, может. Оно, возможно, хочет отомстить. В конце концов, однажды мы заставили Оно отступить.

– Отомстить… а может, вернуть заведенный порядок, – внес другое предположение Билл.

Майк кивнул:

– Заведенный порядок ушел и из ваших жизней. Никто из вас не уехал из Дерри целым и невредимым… без отметины Оно. Все вы забыли случившееся здесь, и ваши воспоминания о том лете до сих пор отрывочные. И надо бы отметить еще один в определенной степени любопытный факт – вы все богаты.

– Да брось ты, – отмахнулся Ричи. – Едва ли это…

– Не кипятись, не кипятись. – Майк поднял руку, улыбнулся. – Я же ни в чем вас не обвиняю, только пытаюсь излагать факты. Вы богаты по меркам библиотекаря маленького городка, который в год получает чуть меньше одиннадцати штук после уплаты налогов, так?

Ричи неловко пожал плечами в дорогом костюме. Бен отрывал узенькие полоски от своей салфетки и, казалось, с головой погрузился в это занятие. Никто не смотрел на Майка, за исключением Билла.

– Никто из вас, конечно, и рядом не стоит с Г. Л. Хантом 1616
  Хант, Гаролдсон Лафайет (1889–1974) – американский миллиардер.


[Закрыть], это точно, – продолжил Майк, – но вы зарабатываете очень неплохо даже по меркам американского верхнего среднего класса. Мы все здесь друзья, поэтому не кривите душой: пусть поднимут руку те, кто указал в налоговой декларации за 1984 год сумму меньше девяноста тысяч.

Они переглянулись, смущенно, чуть ли не виновато, как всегда случается с американцами, если им прямо указывают на их успешность: как будто деньги – сваренные вкрутую яйца; если съесть их слишком много, без пердежа не обойтись. Билл почувствовал, как кровь приливает к щекам и ничего не мог с этим поделать. Ему заплатили на десять тысяч больше упомянутой Майком суммы за первый вариант сценария «Комнаты на чердаке». Ему обещали заплатить по двадцать тысяч за каждую из двух доработок сценария, если они потребуются. Плюс еще роялти… и весомый задаток по только что подписанному контракту на две книги… и какую сумму он указал в налоговой декларации за 1984 год? Почти восемьсот тысяч долларов, так? Достаточную, чтобы она выглядела чудовищно большой в сравнении одиннадцатью тысячами годового дохода Майка Хэнлона.

«Значит, столько они платят тебе за то, чтобы маяк не погас, старина Майк, – подумал Билл. – Господи Иисусе, в какой-то момент тебе определенно следовало попросить прибавку!»

– Билл Денбро, – продолжал Майк, – успешный романист в обществе, где романисты наперечет, и только некоторые из них настолько удачливы, что полученных за продажу романов денег хватает на жизнь. Беверли Роган – дизайнер женской одежды. Этот бизнес притягивает многих, но чего-то добиться удается единицам. Ей удается. Если на то пошло, сейчас она – самый востребованный дизайнер в центральной трети этой страны.

– Это не моя заслуга. – Она нервно засмеялась, зажгла новую сигарету от дымящегося окурка предыдущей. – Это все Том. Только Том. Без него я бы ушивала блузки и подрубала подолы. У меня нет никакой деловой жилки, даже Том это говорит. Это только… вы понимаете, Том. И удача. – Она глубоко затянулась и тут же затушила сигарету.

– Моя думать, дама слишком уж протестовать, – лукаво заметил Ричи.

Она быстро повернулась к нему и одарила суровым взглядом. Кровь бросилась в лицо.

– И что ты хочешь этим сказать, Ричи Тозиер?

– Не бейте меня, миз Скавлет! – заверещал Ричи высоким, дрожащим Голосом Пиканинни, и в этот самый момент Билл с пугающей ясностью увидел мальчишку, которого знал; не ту оттесненную тень, что иной раз проступала сквозь взрослый образ Рича Тозиера, но человека, еще более реального, чем нынешний Ричи. – Не бейте меня! Позвольте мне пренисти вам исчо адин мятный джулеп 1717
  Джулеп – напиток из коньяка или виски с водой, сахаром, льдом и мятой.


[Закрыть], миз Скавлет! Вы выпить его на крыльце, где чуть прохлаже! Не порите бедного малчыка!

– Ты ужасен, Ричи. – Голос Беверли звучал холодно. – Пора тебе повзрослеть.

Ричи посмотрел на нее, его улыбка медленно увяла, на лице отразилась неуверенность.

– Я думал, что повзрослел, пока не вернулся сюда.

– Рич, ты, возможно, самый успешный диджей Соединенных Штатов. – Майк продолжил тему. – Весь Лос-Анджелес кормится с твоей руки. Самые удачные у тебя две синдицированные программы, одна – Сорок лучших, вторая – что-то вроде Сорока бредовых…

– Думай, что говоришь, дурак, – заговорил Ричи Голосом мистера Ти 1818
  Мистер Ти (р. 1952 г., настоящее имя Лоренс Туро) – известный американский актер, которого помимо прочих достоинств отличают внушительные габариты.


[Закрыть], но покраснел от удовольствия. – А не то поменяю тебе местами перед и зад. Проведу кулаком операцию на мозге. Я…

– Эдди, – Майк уже отвернулся от Ричи, – у тебя процветающая фирма по прокату лимузинов, и это в городе, где приходится расталкивать большие черные автомобили, переходя улицу. Каждую неделю в Большом Яблоке разоряются две компании по прокату лимузинов, но у тебя все прекрасно. Бен, ты, вероятно, лучший из молодых архитекторов во всем мире.

Бен открыл рот, возможно, чтобы запротестовать, и тут же резко закрыл.

Майк им всем улыбнулся, раскинул руки.

– Я никого не хочу смущать, но должен выложить все карты на стол. Есть люди, которые добиваются успеха молодыми, и есть люди, которые добиваются успеха в узких областях. Если бы таких людей не было, думаю, у всех давно бы опустились руки. Если бы такое произошло с кем-то одним из вас или двумя, мы могли бы списать это на совпадение. Но в нашем случае речь идет обо всех. Включая и Стэнли Уриса, который был самым успешным молодым бухгалтером в Атланте… то есть и на всем Юге. Мой вывод – ваш успех берет начало в том, что произошло здесь двадцать семь лет назад. Если б вы все надышались тогда асбестовой пыли и теперь у вас всех диагностировали бы рак легких, соотношение было бы не менее убедительным. Кто-нибудь хочет возразить?

Он смотрел на них. Они молчали.

– Со всеми понятно, кроме тебя, – наконец указал Билл. – Что случилось с тобой, Майки?

– Разве не очевидно? – он улыбнулся. – Я оставался здесь.

– Не давал погаснуть маяку, – добавил Бен. Билл вздрогнул, резко повернулся к нему, но Бен пристально смотрел на Майка и ничего не заметил. – И меня такой расклад не радует, Майк. Более того, при таком раскладе я чувствую себя говнюком.

– Аминь, – выдохнула Беверли.

Майк покачал головой:

– Вы не должны чувствовать за собой вину, никто. Или вы думаете, что я остался здесь по собственному выбору, точно так же, как вы, любой из вас, решил уехать? Черт, мы же были детьми. По той или иной причине ваши родители уехали из Дерри, а вас взяли с собой, как багаж. Мои родители остались. Это действительно был их выбор? Наши родители сами так решили? Не думаю. Кем принималось решение, кому уезжать, а кому оставаться? Решала удача? Судьба? Оно? Какая-то другая высшая сила? Не знаю. Но точно не мы. Поэтому нечего корить себя.

– Ты… не злишься? – застенчиво спросил Эдди.

– Я был слишком занят, чтобы злиться, – ответил Майк. – Долгое время я наблюдал и ждал… думаю, наблюдал и ждал задолго до того, как понял, что делаю, но последние пять лет или около того пребывал, можно сказать, в состоянии боевой готовности. С начала этого года я стал вести дневник. А когда человек пишет, он думает интенсивнее… а может, лучше сосредотачивается на главном. И когда я писал дневник, я среди прочего думал о природе Оно. Оно изменяется, мы это знаем. Я думаю, Оно манипулирует людьми и оставляет на людях свои отметины, только в силу того, что такая уж у Оно сущность – все равно что ты ощущаешь на себе запах скунса даже после того, как долго отмокал в ванне, если он «разрядился» где-то поблизости от тебя. Или как кузнечик метит твою ладонь, выделяя какую-то жижу, если ты его ловишь.

Майк медленно расстегнул рубашку, развел полы в сторону. На груди, между сосками, они увидели розовые загогулины шрамов на гладкой коричневой коже.

– Как когти оставляют шрамы.

– Оборотень. – Ричи едва не стонал. – Господи Иисусе, Большой Билл, оборотень! Когда мы пошли на Нейболт-стрит!

– Что? – спросил Билл. Голосом человека, вырванного из сна. – Что, Ричи?

– Ты не помнишь?

– Нет… а ты?

– Я… почти вспомнил… – Ричи замолчал, растерянный и испуганный.

– Ты говоришь, эта тварь – не зло? – спросил Майка Эдди. На шрамы он смотрел как зачарованный. – Что Оно – некая часть… естественного порядка?

– Оно – не часть того естественного порядка, который мы понимаем или оправдываем, – ответил Майк, застегивая рубашку, – и я считаю целесообразным исходить именно из того, что мы понимаем: Оно убивает, убивает детей, и это плохо. Билл понял это раньше нас. Ты помнишь, Билл?

– Я помню, что хотел убить Оно. – И впервые (с тех пор и до конца) услышал, что произнес это слово с большой буквы. – Но в мировом масштабе я сей предмет не рассматривал, если вы понимаете, о чем я… просто хотел убить Оно, потому что Оно убило Джорджа.

– И по-прежнему хочешь?

Билл тщательно обдумал вопрос. Посмотрел на свои руки, лежащие на столе, вспомнил Джорджа в желтом дождевике, с поднятым капюшоном, с бумажным корабликом, обмазанным парафином, в одной руке. Посмотрел на Майка.

– Е-еще больше, чем прежде.

Майк кивнул, словно именно это и ожидал услышать.

– Оно оставило отметину на каждом из нас. Оно подчиняло нас своей воле, как подчиняло весь город, изо дня в день, даже в те долгие периоды, когда спало или зимовало, или что там делало между… периодами большей активности. – Майк поднял палец. – Но если Оно подчиняло нас своей воле, мы, в свою очередь, воздействовали своей волей на Оно. Мы остановили Оно, оборвали цикл. Я знаю, мы это сделали. Мы напугали Оно? Нанесли болезненный удар? Я думаю, да. Я думаю, мы очень близко подошли к тому, чтобы убить Оно, раз уж решили, что убили.

– Но эту часть ты не помнишь, так? – спросил Бен.

– Нет. Я могу вспомнить все до четырнадцатого августа 1958 года, можно сказать, в мельчайших подробностях. Но с того дня и до четвертого сентября или около того, когда мы снова пошли в школу, – полная пустота. Нет даже смутных воспоминаний – все стерто. За одним исключением. Я вроде бы помню Билла, что-то кричащего о мертвых огнях.

Рука Билла судорожно дернулась. Задела одну из пустых бутылок, которая свалилась на пол и грохнула, как бомба.

– Ты поранился? – привстав, спросила Беверли.

– Нет, – ответил Билл. Хриплым, сухим голосом. Кожа покрылась мурашками. Череп будто увеличивался в размерах. Билл буквально почувствовал,

(мертвые огни)

как он все сильнее и сильнее растягивает кожу на лице.

– Я подниму…

– Нет, сядь. – Билл хотел посмотреть на нее и не смог. Не мог отвести глаз от Майка.

– Ты помнишь мертвые огни, Билл? – мягко спросил Майк.

– Нет. – Губы у него онемели, как случается, когда стоматолог чуть переусердствует с новокаином.

– Ты вспомнишь.

– Очень надеюсь, что нет.

– Все равно вспомнишь, – ответил Майк. – Но пока… нет. Я тоже не помню. А кто-нибудь из вас?

Все покачали головами.

– Но мы что-то сделали, – ровным тоном продолжил Майк. – В какой-то момент смогли создать что-то вроде групповой воли. В какой-то момент вышли на какой-то особый уровень взаимопонимания, сознательно или бессознательно. – Он нервно поерзал. – Господи, как же мне хочется, чтобы Стэн был с нами. У меня есть ощущение, что Стэн, с его склонностью к упорядоченности, смог бы выдвинуть какую-нибудь идею.

– Может, и смог бы, – кивнула Беверли. – Может, потому-то он и покончил с собой. Может, он понимал, что если и было какое-то волшебство, то для взрослых оно не сработает.

– А я думаю, что сработает, – возразил Майк. – Потому что у нас шестерых есть еще одна общая особенность. Любопытно, кто-нибудь понял, о чем я?

На этот раз Билл открыл рот – и тут же его закрыл.

– Ну же. – Майк смотрел на него. – Ты знаешь, что это. Я это вижу по твоему лицу.

– Не уверен, что знаю, – ответил Билл, – но думаю, что м-мы все бездетны. Это т-так?

Последовали мгновения изумленного молчания.

– Да, – кивнул Майк. – Так.

– Матерь Божья и все ангелы! – негодующе воскликнул Эдди. – И какое отношение имеет все это к цене фасоли в Перу? С чего ты решил, что у всех в этом мире должны быть дети? Это же бред!

– У вас есть дети? – спросил Майк.

– Если ты, как и говорил, не упускал нас из виду, то чертовски хорошо знаешь, что нет. Но я по-прежнему считаю, что это ничего не значит.

– Вы пытались зачать ребенка?

– Мы никогда не предохранялись, если ты об этом, – проговорил Эдди с трогательным достоинством, но щеки его заметно покраснели. – Так уж вышло, что моя жена немного… Черт. Она очень уж толстая. Мы ходили к врачу, и она сказала нам, что у моей жены, возможно, никогда не будет детей, если она не похудеет. Это что, преступление?

– Расслабься, Эдс, – вмешался Ричи, наклоняясь к нему.

– Не называй меня Эдсом и не вздумай ущипнуть за щеку! – взвился Эдди, поворачиваясь к Ричи. – Ты знаешь, я этого терпеть не могу. Никогда не мог!

Ричи отпрянул, моргая.

– Беверли? – спросил Майк. – Как насчет тебя и Тома?

– Детей нет, – ответила она. – И мы не предохраняемся. Том хочет детей… и я, разумеется, тоже, – торопливо добавила она, оглядев всех. Билл подумал, что глаза у нее очень уж блестят. Как у актрисы, старающейся хорошо сыграть. – Просто пока не получалось.

– Ты проходила эти обследования? – спросил Бен.

– Да, конечно. – С губ Беверли сорвался легкий смешок, больше похожий на хихиканье. И тут на Билла снизошло озарение, как иногда случается с людьми любопытными и проницательными: внезапно он многое уяснил о Беверли и ее муже Томе, он же самый чудесный человек во всем мире. Беверли сдала все необходимые анализы и прошла все обследования. Но он предположил, что этот чудесный человек, ее муж, с порога отверг мысль о том, что со спермой, выработанной в священных яичках, может быть что-то не так.

– Как насчет тебя и твоей жены, Большой Билл? – спросил Ричи. – Вы пытались? – Они все с любопытством смотрели на него… потому что знали его жену. Конечно, Одра не была самой известной или самой обожаемой актрисой этого мира, но занимала определенное место в иерархии знаменитостей, которая каким-то образом подменила талант, став средством расчета во второй половине двадцатого столетия; ее фотография появилась в журнале «Пипл», когда она носила короткую стрижку, и по ходу довольно-таки долгого и скучного пребывания в Нью-Йорке (пьеса, в которой она собиралась сыграть, провалилась) она приняла участие в телешоу «Голливудские пятнашки», несмотря на категоричные возражения ее агента. Она была незнакомкой со знакомым им всем очаровательным личиком. Биллу показалось, что больше всего его ответ интересует Беверли.

– В последние шесть лет мы периодически пытались, – ответил Билл. – Последние восемь месяцев, плюс-минус – нет, потому что участвуем в съемках фильма. Он называется «Комната на чердаке».

– Знаешь, у нас есть ежедневная короткая развлекательная программа, которая начинается в пять пятнадцать пополудни, а заканчивается в половине шестого, – прервал его Ричи. – «Встреча со звездами». Так на прошлой неделе они посвятили один выпуск этому чертову фильму – «Муж и жена с радостью работают вместе»… что-то в этом роде. Упомянули ваши имена и фамилии, но я не связал одно с другим. Забавно, не правда ли?

– Очень, – ответил Билл. – В любом случае, Одра сказала, что нам крепко не повезет, если она забеременеет в период подготовки к съемкам, а потом ей придется десять недель напрягаться на съемочной площадке и блевать по утрам. Но да, мы хотим детей. И мы пытались.

– Обследовались? – спросил Бен.

– Да. Четыре года назад, в Нью-Йорке. Врачи обнаружили у Одры маленькую доброкачественную опухоль матки и сказали, что нам повезло, потому что опухоль не помешала бы Одре забеременеть, но могла привести к внематочной беременности. Ни у меня, ни у нее детородная функция не нарушена.

– Это ни черта не доказывает, – упрямился Эдди.

– Но предполагает, – пробормотал Бен.

– По твоей части никаких происшествий, Бен? – спросил Билл и чуть не рассмеялся, когда понял, что вместо Бена едва не произнес Стог.

– Я ни разу не был женат и всегда соблюдал осторожность, поэтому судебных исков по признанию меня отцом никто не подавал, – ответил Бен. – Больше не знаю, что и сказать.

– Хотите услышать веселую историю? – спросил Ричи. Он улыбался, но глаз эта улыбка не затрагивала.

– Конечно, – кивнул Билл. – Веселенькое у тебя всегда хорошо получалось.

– Твое лицо что моя жопа, дружок, – сказал Ричи Голосом ирландского копа. Характерным Голосом ирландского копа. «С Голосами у тебя гораздо лучше, Ричи, – подумал Билл. – Мальчишкой ты не мог изобразить ирландского копа, как ни старался. Только однажды… или дважды… когда…

(мертвые огни)

так когда же?»

– Твое лицо что моя жопа, – повторил Ричи. – Просто не забывай об этом, мой юный друг.

Бен Хэнском внезапно зажал себе нос и прокричал пронзительным, вибрирующим мальчишеским голосом: «Бип-бип, Ричи! Бип-бип! Бип-бип!»

Мгновение спустя Эдди тоже зажал нос и присоединился к Бену. Его примеру последовала Беверли.

– Хорошо! Хорошо! – смеясь, воскликнул Ричи. – Хорошо, сдаюсь! Господи!

– Да уж. – Эдди откинулся на спинку стула, хохоча до слез. – На этот раз мы прищучили тебя, Балабол. Молодец, Бен.

Бен улыбался, но на лице отражалось некоторое недоумение.

– Бип-бип, – повторила Бев и хихикнула. – Я об этом совсем забыла. Мы всегда бибикали тебе, Ричи.

– Вы просто не могли оценить истинный талант, – добродушно ответил Ричи. Как и в прежние времена, ты мог сбить его с ног, но он тут же поднимался вновь, будто надувная кукла-неваляшка с насыпанным в нижней части песком, изображающая легендарного Джо Палуку 1919
  Джо Палука – герой комиксов, большой и неуязвимый.


[Закрыть]. – Это был твой очередной взнос в Клуб неудачников, верно, Стог?

– Да, пожалуй, что так.

– Какой молодчина! – В голосе Ричи слышался благоговейный восторг, и тут же он начал отбивать поклоны прямо за столом: каждый раз при наклоне едва не тыкался носом в чашку с чаем. – Какой молодчина! Дети, какой молодчина!

– Бип-бип, Ричи, – серьезным тоном произнес Бен и тут же взорвался смехом, столь непохожим на его дребезжащий мальчишечий голос. – Ты все тот же Дорожный Бегун 2020
  Дорожный Бегун – персонаж мультфильмов.


[Закрыть].

– Так хотите вы слушать историю или нет? – спросил Ричи. – Я хочу сказать, особой разницы не будет. Бибикайте, если есть на то желание. Я умею сносить оскорбления. Я хочу сказать, перед вами сидит человек, который однажды взял интервью у Оззи Осборна 2121
  Среди прочего Осборн (р. 1948, настоящее имя Джон Майкл Осборн) славится скверным характером и склонностью щедро пересыпать речь ругательствами.


[Закрыть].

– Рассказывай, – предложил ему Билл, глянул на Майка и увидел, что тот определенно повеселел (и заметно успокоился) в сравнении с началом ленча. Произошло это потому, что он увидел, как почти подсознательно (и очень легко) они входят в старые роли, чего практически никогда не случается при встрече давних друзей после многолетней разлуки. Билл подумал, что причина именно в этом. И еще он подумал: «Если и существуют необходимые условия, выполнение которых позволяет воспользоваться магией, то, возможно, за этим ленчем они и выполняются, независимо от нас». Мысль эта не особо радовала. Он чувствовал себя человеком, привязанным к боеголовке управляемой ракеты.

Действительно, бип-бип.

– Что ж, – начал Ричи, – я мог бы предложить вам долгий и грустный вариант или короткий вроде стрипа «Блонди и Дэгвуд», но, пожалуй, остановлюсь на чем-то среднем. Через год после переезда в Калифорнию я встретил девушку, и мы влюбились друг в друга. Стали жить вместе. Сначала она принимала противозачаточные таблетки, но от них ее все время тошнило. Она говорила о том, чтобы вставить спираль, но я ее в этом не очень-то поддерживал – в газетах как раз начали появляться статьи, что этот метод контрацепции опасен для здоровья.

Мы много говорили о детях и сошлись на том, что не хотим их, даже если примем решение узаконить наши отношения. Безответственно приносить детей в такой говенный, опасный, перенаселенный мир… и бла-бла-бла, бла-бла-бла, давай подложим бомбу в мужской туалет в здании Банка Америки, вернемся в нашу квартиру, покурим травку и поговорим о различиях между маоизмом и троцкизмом. Вы понимаете, о чем я.

А может, я очень уж сильно наезжаю на нас обоих. Черт, мы были молоды и достаточно идеалистичны. Короче, я перерезал семявыводящие протоки, как это говорят обитатели Беверли-Хиллс со свойственным им вульгарным шиком. Операция прошла без проблем и послеоперационных осложнений. Такое случается, знаете ли. У одного моего приятеля яйца раздулись до размера покрышек «кадиллака» модели 1959 года. Я собирался подарить ему подтяжки и пару бочек на день рождения – этакий эксклюзивный грыжевой бандаж… но они успели уменьшиться до того.

– Чувствуются присущие тебе такт и благородство, – заметил Билл, и Беверли опять начала смеяться.

Ричи ответил широкой, искренней улыбкой.

– Спасибо тебе, Билл, за слова поддержки. Слово «fuck» встречается в твоей последней книге двести шесть раз. Я считал.

– Бип-бип, Балабол, – серьезным голосом ответил Билл, и все рассмеялись. Биллу уже и не верилось, что всего десять минут назад они говорили об убитых детях.

– Продолжай, Ричи, – вмешался Бен. – Твоя история затягивается.

– Мы с Сэнди прожили два с половиной года. Дважды вплотную подходили к тому, чтобы пожениться. Судя по тому, как все обернулось, избавили себя от головной боли и суеты, связанной с разводом. Ей предложили работу в корпоративной юридической фирме в Вашингтоне примерно в то же время, когда я получил предложение от радиостанции КЛАД поработать диджеем по выходным. Не так чтобы много, но дверь для меня уже приоткрылась. Она сказала, что это ее большой шанс, а я – самый отъявленный мужской шовинист Соединенных Штатов, раз хочу ее остановить, да и вообще она по горло сыта Калифорнией. Я ответил ей, что это и мой шанс. Мы полаялись, потом снова полаялись, и в итоге Сэнди уехала.

Где-то через год после этого я решил сделать обратную вазэктомию. Без особой на то причины, и я читал, что шансы минимальны, но подумал: а почему нет?

– Ты с кем-то постоянно встречался? – спросил Билл.

– Нет – и это самое смешное. – Ричи нахмурился. – Просто однажды проснулся… ну, не знаю, с мыслью, что это надо сделать.

– Ты, должно быть, рехнулся. – Эдди покачал головой. – Общий наркоз вместо местного? Настоящая хирургическая операция? И потом неделя в больнице?

– Да, врач мне все это говорил, – ответил Ричи. – А я ответил, что все равно хочу. Не знаю почему. Док спросил, понимаю ли я, что после операции меня довольно долго будут мучить боли, а результат – пятьдесят на пятьдесят в лучшем случае. Я ответил, что да. Он согласился провести операцию, и я спросил: когда? Сами знаете, мой принцип – чем быстрее, тем лучше. Не гони лошадей сынок, не гони, услышал я от него. Первый шаг – взять образец спермы, чтобы убедиться в необходимости операции. «Да бросьте, – отмахнулся я. – Мне делали анализ после вазэктомии. Никаких сперматозоидов». Он мне сказал, что иногда семявыводящие протоки восстанавливаются сами собой. «Да ладно! – говорю я ему. – Впервые об этом слышу». Он сказал, что шансы очень малы, практически ничтожны, но, поскольку операция такая сложная, мы должны это проверить. И я отправился в мужской туалет с каталогом «Фредерикс оф Голливуд» 2222
  «Фредерикс оф Голливуд» – известная компания по производству нижнего женского белья.


[Закрыть], чтобы погонять шкурку и спустить в пластиковый стаканчик…

– Бип-бип, Ричи, – прервала его Беверли.

– Да, ты права, – кивнул Ричи. – Каталог «Фредерикс» – это ложь. Его не найти в клинике. В любом случае док позвонил мне через три дня и спросил, какую новость я хочу услышать первой, хорошую или плохую.

«Начнем с хорошей», – ответил я.

«Хорошая новость – в операции нет необходимости, – услышал я. – Плохая – если какая-нибудь женщина, с которой вы спали в последние два или три года, подаст иск о признании вас отцом, иск этот скорее всего удовлетворят».

«Вы говорите мне то самое, о чем я думаю?» – спросил я его.

«Я говорю вам, что ваша сперма способна к оплодотворению, и случилось это не сегодня. В вашем образце миллионы маленьких «червячков». Короче, дни, когда вы могли не тревожиться о том, что ваши игры могут закончиться появлением на свет ребенка, закончились, Ричард».

Я поблагодарил его и повесил трубку. Потом позвонил Сэнди в Вашингтон.

«Рич! – говорит она мне, и голос Ричи внезапно стал голосом этой самой Сэнди, с которой никто из них никогда не встречался. Не имитацией, не подобием – ее настоящим голосом. – Как приятно тебя слышать. Я вышла замуж».

«Да, это здорово, – ответил я. – Тебе следовало дать мне знать. Я бы прислал тебе блендер».

«Все тот же Ричи, такой же шутник», – сказала она.

«Конечно, все тот же Ричи, такой же шутник, – подтвердил я. – Между прочим, Сэнди, ты никого не родила после отъезда из Лос-Анджелеса? И выкидышей у тебя не было?»

«Это шутка совсем не смешная, Ричи», – услышал я и почувствовал, что она сейчас бросит трубку, поэтому рассказал ей, что случилось. Она снова начала смеяться, только на этот раз просто зашлась смехом, смеялась, как я всегда смеялся с вами, будто кто-то рассказал самую веселую шутку в мире. Когда же смех начал затихать, я спросил, что такого забавного она нашла в моих словах. «Это просто чудесно. На сей раз посмешище – ты. После стольких лет Ричи Тозиер наконец-то стал посмешищем. И сколько маленьких говнюков ты зачал после того, как я уехала на восток, Рич?»

«Как я понимаю, сие означает, что ты еще не познала радостей материнства?» – спрашиваю я ее.

«Я должна родить в июле, – отвечает она. – Еще вопросы есть?»

«Да, – говорю я. – Когда ты отказалась от мысли, что приносить детей в этот говенный мир аморально?»

«Когда встретила мужчину, который не говно», – отвечает она и бросает трубку.

Билл расхохотался. Смеялся, пока по щекам не покатились слезы.

– Я думаю, она так быстро бросила трубку, чтобы последнее слово осталось за ней, – продолжил Ричи, – а потом, возможно, целый день ждала, что я позвоню еще раз. Но я умею признавать поражение. Неделей позже я пошел к врачу и попросил рассказать подробнее, каковы шансы на самопроизвольное восстановление семявыводящих протоков. Он сказал, что говорил об этом с некоторыми из своих коллег. Как выяснилось, за трехлетний период, с восьмидесятого по восемьдесят второй год, калифорнийское отделение А-эм-а 2323
  АМА – Американская медицинская ассоциация, профессиональная организация частнопрактикующих врачей, объединяющая врачей штатов и округов.


[Закрыть] получило двадцать три отчета о самопроизвольном восстановлении семявыводящих протоков. Шесть случаев признаны результатом неудачной вазэктомии. Еще в шести выявлено мошенничество – парни хотели отхватить кусок от банковского счета врачей. Поэтому… одиннадцать случаев за три года.

– Одиннадцать из скольких? – спросила Беверли.

– Из двадцати восьми тысяч шестисот восемнадцати, – ответил Ричи.

За столом воцарилась тишина.

– То есть шанс на выигрыш в «Ирландскую лотерею» и то больше, но при этом никаких детей. Есть повод поржать, Эдс?

– Все равно это ничего не доказывает… – забубнил свое Эдди.

– Да, не доказывает, – согласился Билл, – но предполагает определенную связь. Вопрос в том, что нам теперь делать? Ты об этом думал, Майк?

– Конечно же, думал, – ответил Майк, – но не мог делать какие-то выводы до тех пор, пока вы все не соберетесь и не поговорите, что теперь и произошло. Я не мог предположить, как пройдет наша встреча, пока мы все не собрались вместе.

Он долго молчал, задумчиво обводя взглядом сидящих за столом.

– Одна идея у меня есть, но прежде чем я ее озвучу, думаю, мы все должны решить, есть у нас тут общее дело или нет. Попытаемся мы вновь сделать то, что уже пытались? Хотим мы вновь попытаться убить Оно? Или просто разделим счет на шестерых и вернемся к тому, чем занимались и прежде?

– Похоже… – начала Беверли, но Майк покачал головой, показывая, что не закончил.

– Вы должны понимать, что предсказать наши шансы на успех невозможно. Я знаю, они не так хороши, как и знаю, что они бы повысились, будь с нами Стэн. Все равно остались бы не так хороши, но выше, чем сейчас. Со смертью Стэна созданный нами круг разомкнулся. Если на то пошло, я не думаю, что с разомкнутым кругом мы сможем уничтожить Оно или даже на какое-то время куда-то загнать, как нам удалось в прошлый раз. Я думаю, Оно убьет нас всех, одного за другим, и, вероятно, смерть каждого будет ужасной и мучительной. Детьми мы создали магический круг, пусть я даже сейчас не понимаю, как нам это удалось. Думаю, если мы совместно решим продолжить начатое, нам придется попытаться сформировать новый круг, поменьше, но я не знаю, удастся ли это нам. Я даже думаю, что мы, возможно, решим, что создали его, а потом выяснится, что это не так… когда будет слишком поздно… ну… выяснится это слишком поздно.