Текст книги "Ловец снов"

3

В офисе старика Госслина воняло салями, сигарами, пивом и серой: то ли газами, то ли тухлыми яйцами, предположил Курц. Возможно, и тем, и другим. Различался и еще один запах, слабый, но отчетливый. Запах этилового спирта. Их запах. Теперь он распространился повсюду. Другой человек поддался бы искушению отнести это ощущение за счет разгулявшихся нервов и чересчур богатого воображения, но Курц никогда не был обременен ни тем, ни другим. В любом случае он не считал, что сотня или около того квадратных миль лесных массивов, окружавших магазин Госслина, и впредь будет существовать в качестве жизнеспособной экосистемы. Иногда приходится сжечь предмет обстановки дотла, чтобы не пострадала вся квартира.

Курц уселся за письменный стол и открыл один из ящиков. Внутри оказалась картонная коробка с надписью ХИМ. (США) 10 ЕДИНИЦ. Вот радость для Перлмуттера!

Курц вынул коробку и открыл. Там лежали небольшие маски из прозрачного пластика, из тех, которые обычно закрывают только нос и рот. Одну он швырнул Андерхиллу, вторую надел сам, ловко закрепив эластичные тесемки.

– Это необходимо? – поинтересовался Оуэн.

– Мы не знаем. И не считайте это привилегией: через час-другой их наденут все. Кроме обитателей карантинного блока, разумеется.

Андерхилл без дальнейших замечаний натянул маску и завязал тесемки. Курц прислонился головой к висевшему на стене плакату Администрации Профессиональной Безопасности и Здоровья.

– Они работают? – К удивлению Андерхилла, маска не заглушала голоса и не запотела внутри, и хотя в ней не было ни пор, ни фильтров, дышалось все же легко.

– Они работают над лихорадкой Эбола, над сибирской язвой, над новой суперхолерой. А над Рипли? Возможно. Если нет, мы накрылись… сам знаешь чем. Впрочем, возможно, мы уже накрылись. Но часы бегут, и игра объявлена. Могу я послушать запись, которая, вне всякого сомнения, находится в той штуке, что висит у вас через плечо?

– Все подряд? Не стоит, пожалуй. Разве что попробовать на вкус, что это за блюдо?

Курц кивнул, повертел в воздухе указательным пальцем (как рефери, дающий сигнал к забегу) и поудобнее устроился в кресле Госслина.

Андерхилл снял с плеча магнитофон, поставил на стол и нажал кнопку. Раздался механический голос:

– Перехват радио Управления Национальной Безопасности. Частотный диапазон 62914А44. Материалу присвоена классификация «совершенно секретно». Время перехвата 06.27, ноябрь, четырнадцатое, два-ноль-ноль-один. Запись перехвата начинается после тонального сигнала. Если вам не присвоен допуск первый, пожалуйста, нажмите кнопку «стоп».

– Пожалуйста, – повторил Курц с ободрительным кивком. – Неплохо. Это отпугнет большую часть персонала, не облеченного высоким доверием, не думаете?

Последовала пауза, двухсекундный сигнал, и затем вступил женский голос:

– Один. Два. Три. Пожалуйста, пощадите нас! Ne nous blessez pas.

Двухсекундная пауза. Звучит голос молодого человека.

– Пять. Семь. Одиннадцать. Мы беспомощны. Nous sommes sans defense. Пожалуйста, пощадите нас, мы беспомощны. Ne nous faites…

– Клянусь, это похоже на языковой курс Берлица из Великого Далека, – усмехнулся Курц.

– Узнаете голос? – спросил Андерхилл.

Курц покачал головой и приложил палец к губам.

Следующий голос принадлежал Биллу Клинтону.

– Тринадцать. Семнадцать. Девятнадцать. – О, этот неподражаемый арканзасский выговор! – Здесь нет инфекции. Il n’y a pas d’ infection ici.

Еще одна двухсекундная пауза, и из магнитофона донесся голос Тома Брокау:

– Двадцать три. Двадцать семь. Двадцать девять. Мы умираем. On se meurt, on crève[34]34
  Мы умираем, мы подыхаем (фр.).


[Закрыть]. Мы умираем.

Андерхилл нажал кнопку «стоп».

– На случай, если интересуетесь, первый голос – это Джессика Паркер, актриса. Второй – Брэд Питт.

– А он кто?

– Актер.

– Угу.

– После каждой паузы раздается другой голос. Все они легко узнаваемы. Альфред Хичкок, Пол Харви[35]35
  Известный радиокомментатор. – Примеч. пер.


[Закрыть], Джеймс Браун[36]36
  Исполнитель песен в стиле «соул». – Примеч. пер.


[Закрыть], Тим Сэмпл – это местный комик, очень популярный, и сотни других, хотя некоторых мы определить не смогли.

– Сотни других?! И сколько же длился этот перехват?!

– Строго говоря, это не столько перехват, сколько прямая передача, которую мы глушим с восьми ноль-ноль. А это означает, что неизвестно, сколько этого дерьма попало в эфир, хотя мы сомневаемся, что слышавшие все это что-то поймут. А если и так… – Андерхилл философски пожал плечами. – Передача продолжается. Голоса, похоже, подлинные. Мы провели сравнения «отпечатков голосов», сделали спектрограммы. Кто бы они ни были, эти парни вполне могут оставить без работы Рича Литтла[37]37
  Известный пародист. – Примеч. пер.


[Закрыть].

В кабинет донеслось отчетливое «плюх-плюх-плюх» вертолета. Курц не только слышал его, но и ощущал всем существом. Через доски, через плакат в серое вещество мозга шел сигнал, приказывающий начинать, начинать, начинать, спешить, спешить, спешить. Кровь кипела желанием поскорее следовать приказу, но он сидел не двигаясь, спокойно взирая на Оуэна Андерхилла. Спеши медленно. Полезное изречение. Особенно когда имеешь дело с людьми, подобными Оуэну. Как твой пах, видите ли!

Однажды ты подложил мне свинью, думал Курц. Может, не перешел мою черту, но, клянусь Богом, все же пару шагов сделал, не так ли? Да, думаю, так и было. И думаю, тебе стоит держать ухо востро.

– Всего четыре фразы, повторяются снова и снова, – добавил Андерхилл, загибая пальцы: – «Не раньте нас», «Мы беззащитны», «Здесь нет инфекции» и последняя…

– Нет инфекции, – протянул Курц. – Ха! Ну и наглецы!

Он видел снимки красновато-золотого пуха, растущего на деревьях вокруг Блю-Боя. И на людях. В основном на трупах. Биологи назвали его грибком Рипли, по имени той крутой бабы, которую играла Сигурни Уивер в космическом сериале. Большинство из них были слишком молоды, чтобы помнить другого Рипли, который вел в газетах рубрику «Хотите верьте, хотите нет». «Хотите верьте, хотите нет» давно уже канула в небытие как слишком заумная для политкорректного двадцать первого века. Но как бы она вписалась в ситуацию сейчас! О да, как винтик в резьбу! В сравнении с происходящим сиамские близнецы и двухголовые коровы старика Рипли казались положительно нормальными!

– И последняя, – добавил Андерхилл. – «Мы умираем». Это представляет интерес из-за двух вариантов французского перевода. Первый соответствует литературному языку. Второй on crève – это сленг. У нас это звучало бы: «мы подыхаем». – Он взглянул на Курца, искренне жалевшего, что Перлмуттер не видит этого, впрочем, все еще можно исправить. – Они действительно подыхают? Даже если предположить, что не мы им в этом помогли?

– Но почему французский, Оуэн?

– Вероятно, второй язык. – Андерхилл пожал плечами. – Кто знает?

– А-а-а… А цифры? Хотят показать, что мы имеем дело с разумными существами? И что любой другой вид способен прилететь сюда из другой звездной системы, или измерения, или откуда еще там?

– Наверное. А как насчет сигнальных огней, босс?

– Большинство сейчас в лесу, но быстро затухают, как только кончается заряд. Те, которые мы смогли вернуть, похожи на жестянки с консервированным супом и содранными этикетками. Учитывая их размер, шоу получается чертовски эффектным, не находите? Местные в штаны от страха наложили.

Рассеиваясь, огни оставляли колонии грибка, или спорыньи, или черт его знает, как оно называлось. То же самое можно сказать и о самих инопланетянах. Те, которые остались, собирались вокруг корабля, как пассажиры у сломавшегося автобуса, и ныли, что они не заражены, il n’y a pas d’ infection ici, слава тебе Господи, можно вздохнуть спокойно. Но едва эта штука попадала на тебя, ты, вероятнее всего, как это выразился Оуэн, «спекался». Конечно, точно еще ничего не известно, пока слишком рано говорить о чем-то определенном, но они вправе делать предположения.

– Сколько инопланетян осталось наверху? – осведомился Оуэн.

– Где-то порядка сотни.

– Что еще нам неизвестно? Кто-нибудь имеет представление?

Курц отмахнулся. Откуда ему знать? Право знать – не его сфера. И не парней, приглашенных на эту веселую вечеринку перед Днем благодарения.

– Как по-вашему, выжившие – это команда? – допытывался Андерхилл.

– Неизвестно. Может, и нет. Чересчур много для команды, недостаточно для колонистов и слишком мало для ударных частей.

– А что еще творится там, наверху? Ведь есть же что-то еще, так?

– Настолько уверен в этом?

– Да.

– Почему?

– Интуиция, – пожал плечами Андерхилл.

– Ошибаешься, – мягко поправил Курц. – Не интуиция. Телепатия.

– Ты это о чем?!

– Невысокого уровня, разумеется, но сомнений никаких быть не может. Человек ощущает нечто, чему первое время не может подобрать ни названия, ни объяснения. Но через несколько часов способность проявляется в полной мере. Наши серые друзья, похоже, разносят эту болезнь, как проклятый грибок.

– Мать твою, – прошептал Оуэн.

Курц ничего не ответил, спокойно наблюдая за Андерхиллом. Он любил наблюдать за погруженными в раздумья людьми, при условии, что они в самом деле умеют мыслить, но тут было кое-что другое: он слышал мысли Оуэна – слабый, но отчетливый звук, подобный шороху океана в морской раковине.

– Грибок быстро гибнет в окружающей среде, – проговорил наконец Оуэн. – На них она тоже плохо действует. Как насчет экстрасенсорного восприятия?

– Об этом пока еще слишком рано говорить. Но если эта способность остается навсегда, мало того, распространится за пределы того отстойника, где мы сейчас находимся, ситуация в корне изменится. Вы, разумеется, это понимаете?

Андерхилл понимал.

– Невероятно, – сказал он.

– Я думаю о машине, – внезапно бросил Курц. – О какой машине я думаю?

Оуэн вскинул на него глаза, очевидно, пытаясь решить, не шутит ли собеседник. Но увидев, что Курц вполне серьезен, потряс головой.

– Откуда мне… – И осекся. – «Фиат».

– На самом деле «феррари», но это не важно. Я думаю о мороженом… какой сорт?

– Фисташковое, – сказал Оуэн.

– В точку.

Помолчав немного, Оуэн нерешительно спросил Курца, может ли тот назвать имя его брата.

– Келлог, – не задумываясь, ответил Курц. – Господи, Оуэн, что за имя для мальчишки?!

– Девичья фамилия моей матери. О Боже! Телепатия!

– Представляете, в какой заднице окажутся устроители «Риска» и «Кто хочет стать миллионером», если эта штука распространится по всей стране?

За стеной раздался выстрел, потом – вопль.

– Вы не смели этого делать! – кричал кто-то голосом, полным страха и возмущения. – Не смели!

Они подождали, но все было тихо.

– Подтвержденное количество тел серых человечков – восемьдесят один, – сказал Курц. – Возможно, их больше. Как только они падают вниз, немедленно начинают разлагаться. Не остается ничего, кроме слизи… а после – грибка.

– По всей Зоне?

Курц покачал головой.

– Представьте клин, указывающий на восток. Тупой конец – Блю-Бой. Мы находимся примерно в середине клина. К востоку отсюда шатаются еще несколько нелегальных иммигрантов из фракции «серых». Сигнальные огни в основном появляются в зоне клина. Инопланетный Дорожный Патруль.

– Это все нужно поджарить? – спросил Оуэн. – Не только серых человечков, корабль и сигнальные огни, но и всю чертову местность?!

– Я не готов говорить об этом сейчас, – сказал Курц.

Еще бы, подумал Оуэн, конечно, не готов. И тут же спохватился: что, если Курц прочтет его мысли? Трудно сказать, что кроется за этими тусклыми глазами.

– Могу сообщить только, что мы собираемся уничтожить остальных серых человечков. Ваши, и только ваши, люди составят команды боевых вертолетов. Ваши позывные: Блю-Бой-Лидер. Ясно?

– Да, сэр.

Курц не стал его поправлять. В данном контексте, учитывая очевидное отвращение Андерхилла к порученной миссии, обращение «сэр», возможно, не так уж и плохо.

– Я Блю-один.

Оуэн кивнул.

Курц поднялся и вынул карманные часы. Стрелки стояли на цифре «двенадцать».

– Скрыть все это не удастся, – сказал Андерхилл. – В Зоне слишком много американских граждан. Сколько этих… этих имплантатов?

Курц едва не улыбнулся. Ах да, хорьки. Довольно большое количество, с годами все увеличивающееся. Андерхилл не знал этого, но Курц знал. Гнусные твари! Но в положении босса есть одно преимущество: если не хочешь, можно не отвечать на вопросы.

– Все, что будет потом, – проблема психушников, – бросил он. – Наша работа – реагировать на то, что конкретные люди – голос одного, возможно, записан у вас на пленке – определили как явную и реальную угрозу населению Соединенных Штатов. Понятно, солдат?

Андерхилл посмотрел в эти тусклые глаза и отвел взгляд.

– И вот еще что, – добавил Курц. – Помните пауку?

– Ирландского коня-призрака?

– Что-то в этом роде. Когда дело доходит до кляч, знайте, эта – моя. И всегда была моей. Кое-кто в Боснии видел, как вы скакали на моей пауке. Верно?

Оуэн не рискнул ответить. Курц, казалось, ничуть не обиделся. Только взгляд стал пристальным.

– Я не потерплю повторения, Оуэн. Молчание – золото. Когда мы скачем на пауке, сами должны превратиться в невидимок. Вам понятно?

– Да.

– Полностью понятно?

– Да, – повторил Оуэн, снова гадая, насколько способен Курц читать его мысли. Сам он прочел название, словно написанное на лбу Курца. Очевидно, Курц этого хотел. Босански Нови.

4

Они были готовы к отправке: четыре команды боевых вертолетов, скомплектованные из людей Оуэна Андерхилла, заменивших парней из АНГ, которые посадили свои CH-47 на дорогу. Вертолеты уже поднимались в воздух, наполняя округу рокотом моторов, когда пришел приказ Курца снижаться. Оуэн передал приказ и перевел рычажок налево, оказавшись в диапазоне личного канала связи Курца.

– Прошу прощения, но какого хрена? – спросил Оуэн.

Если они собираются это сделать, можно бы по крайней мере поторопиться и поскорее покончить со всем. Оно даже хуже, чем Босански Нови, гораздо хуже! Отмахнуться и забыть, лишь потому, что, по словам Курца, серые человечки – не люди? В любом случае это не для него. Существа, способные построить Блю-Бой или по крайней мере летать на нем, – больше, чем люди.

– Я тут ни при чем, мужик, – сказал Курц. – Синоптики в Бангоре говорят, что это дерьмо передвигается слишком быстро. Какой-то ураган, называется Альберта Клиппер. Полчаса, максимум – сорок пять минут, и нас накроет. Учитывая, что навигационные приборы не работают, лучше подождать, если можем – а мы можем. Еще поблагодаришь меня за предупреждение.

Весьма сомневаюсь.

– Прием, прием. – Оуэн передвинул рычажок вправо. – Конклин.

Никаких званий: на этом задании приказано обращаться только по именам, особенно при радиопереговорах.

– Я здесь… я здесь.

– Передай всем, что мы задерживаемся минут на тридцать – сорок пять. Повторяю: тридцать – сорок пять.

– Вас понял. Тридцать – сорок пять.

– Поставил бы какую музыку.

– О’кей. Заказы?

– На твой вкус. Только не «Скуэйд Энтим»[38]38
  Так называемый пиратский альбом «Роллинг Стоунз», записанный на одном из концертов. Назван по одноименной песне «Гимн команды». Включает в том числе и песню «Сочувствие дьяволу». – Примеч. ред.


[Закрыть].

– Вас понял, «Скуэйд Энтим» исключается.

Ни следа улыбки в голосе Конка. Единственный, кому происходящее так же неприятно, как Оуэну. Ну конечно. Конклин тоже участвовал в операции на Босански Нови, в девяносто пятом. Да, пришлось им тогда хлебнуть! В головном телефоне орали эти поганцы – группа «Пёрл Джем», и пришлось стащить его и повесить на шею, как хомут. Но все это было чепухой по сравнению с той передрягой, в которую они вляпались.

Арчи Перлмуттер и его люди всполошенно метались взад и вперед, как куры с отрубленными головами, то и дело отдавая честь, но тут же поспешно опускали руки, не доведя их до виска, и украдкой бросали боязливые взгляды на маленький зеленый разведывательный вертолет, где сидел Курц: головной телефон на месте, лицо закрыто последним выпуском «Дерри ньюс». Он казался погруженным в чтение, но Оуэн почему-то чувствовал, что этот человек видит каждый жест, каждого солдата, забывшего о чрезвычайной ситуации и следовавшего воинскому уставу. Рядом с Курцем, слева, сидел Фредди Джонсон. Джонсон неизменно сопровождал Курца еще с тех времен, когда Ноев ковчег застрял на горе Арарат. Он тоже был в Босански и, вне всякого сомнения, подробно докладывал Курцу о происходящем, когда тому пришлось остаться в тылу: из-за своего паха он так и не смог оседлать любимую пауку.

В июне девяносто пятого военная авиация потеряла самолет-разведчик НАТО в запретной для полетов зоне, около хорватской границы. Сербы подняли невероятный шум из-за самолета капитана Томми Каллахена и устроили бы настоящий показательный спектакль, если бы удалось поймать самого Каллахена. Представители правительства, терзаемые кошмарами, навеянными северными вьетнамцами, взявшими в привычку регулярно и с нескрываемым злорадством выставлять несчастных пилотов с промытыми мозгами перед представителями международной прессы, день и ночь трубили о первейшей обязанности военных вернуть в ряды доблестных авиаторов Томми Каллахена.

Несмотря на все усилия, поиски результатов не давали, и командование уже собиралось отдать приказ о возвращении поисковых групп, когда Каллахен связался со своими на низкочастотном диапазоне. Его школьная подружка сообщила им его старое прозвище, и запрошенный Томми подтвердил это, добавив, что друзья прозвали его Блевуном после одной памятной пирушки в выпускном классе, на которой он несколько переоценил свои способности к выпивке.

Мальчики Курца отправились за Каллахеном на паре вертолетов, куда миниатюрнее тех, что были задействованы сегодня. Командовал операцией Оуэн Андерхилл – многие, в том числе и он сам, считали его преемником Курца. Каллахену приказали при подлете машин развести огонь и ждать. Задачей Андерхилла было поднять Каллахена на борт в обстановке полной секретности. Увезти на ирландской лошади пауке. Особой необходимости в этом не было, но так уж задумал Курц. Его люди – невидимки, его люди – призрачные всадники на призрачных конях.

Поначалу операция проходила успешно. Правда, по вертолетам выпустили несколько ракет «земля – воздух», но, разумеется, ни одна и близко не прошла: чего и ожидать от вояк Милошевича! Только когда они забирали Каллахена, Оуэн заметил единственных боснийцев, оказавшихся поблизости, – пять или шесть детишек, старшему не больше десяти, боязливо наблюдавших за американцами. Курц приказывал не оставлять свидетелей, но Оуэну в голову не пришло считать свидетелями компанию замурзанных малышей. И Курц ни словом об этом не упомянул.

До сегодняшнего дня.

Оуэн не сомневался, что Курц – человек опасный. Но опасных людей в армии было немало: скорее дьяволы, чем святые, и многие просто помешаны на секретности. Оуэн не мог точно определить, чем отличается от них Курц, высокий и меланхоличный Курц с белесыми ресницами и неподвижными глазами. Вот только встречаться с этими глазами было трудно, потому что в них ничего не отражалось: ни любви, ни веселья и абсолютно никакого любопытства. Почему-то последнее казалось Оуэну самым ужасным.

У магазина затормозил потрепанный «субару», из которого осторожно выбрались два старика. Один сжимал в обветренной руке черную трость. На обоих были охотничьи куртки в красно-черную клетку, выцветшие кепки. У одного над козырьком белели буквы CASE, у другого DEERE. Старики удивленно уставились на бегущих к ним солдат. Солдаты в магазине Госслина? Что за дьявол?! Судя по виду, каждому было далеко за семьдесят, и все же оба сгорали от любопытства, которого так недоставало Курцу: это было легко заметить по наклону головы, позе, широко открытым глазам.

Все те вопросы, которые Курц так и не высказал. Чего они хотят? В самом деле желают нам зла? А если то, что мы делаем, повредит нам? Неужели действительно, посеяв ветер, мы пожнем бурю? И верно ли, что все предыдущие контакты – серые человечки, сигнальные огни, выпадение «ангельских волос» и красной пыли, похищения землян, начавшиеся в конце шестидесятых, – утвердили нас в необходимости бояться силы пришельцев? И делались ли какие-то попытки связаться с этими созданиями?

И последний, самый важный вопрос: эти серые человечки – такие же, как мы? И что, если они действительно люди? И было ли это убийством, обыкновенным убийством?

Но в глазах Курца не было никаких вопросов.

5

Снегопад заканчивался, день разъяснился и ровно через тридцать три минуты после отмены боевой готовности Курц дал приказ отправляться. Оуэн связался с Конклином, моторы вертушек вновь заревели, поднимая тонкие снежные вуали и превращаясь в сверкающие привидения. Поднявшись чуть выше деревьев, чинни сориентировались на вертолет Андерхилла и направились на запад в сторону Кинео. Ниже и чуть правее летела «кайова-58» Курца, что вдруг напомнило Оуэну старый фильм Джона Уэйна: синие мундиры скачут по лесу за индейцем-разведчиком, восседающим боком, без седла, на лохматом пони. И хотя он не мог видеть Курца, все же предположил, что тот по-прежнему читает газету. Возможно, даже свой гороскоп. «Рыбы, сегодня день вашего бесчестия. Лучше остаться в постели».

Под ними появлялись и исчезали ряды сосен и елей, окутанных белым паром. Танцующие снежинки били в лобовое стекло вертолета. Полет проходил на редкость тяжело: люди словно попали в центрифугу стиральной машины, но сейчас Оуэн и не хотел ничего иного. Он надвинул на уши головной телефон. Какая-то другая группа, похоже, «Матчбокс твенти», но все же лучше, чем «Пёрл Джем». Чего он боялся, так это «Скуэйд Энтим». Но он будет слушать. Да, как бы там ни было, он будет слушать.

Вновь и вновь ныряя в облака, выскакивая из вязкой ваты, скользя над бесконечным лесом, на запад на запад на запад…

– Блю-Бой-Лидер, это Блю-два.

– Перехожу на прием, двойка.

– Визуальный контакт с Блю-Бой. Подтверждаете?

Уже через мгновение Оуэн смог подтвердить. От увиденного захватило дыхание. Одно дело – снимок, изображение в четких границах, вещь, которую можно подержать в руках. И совсем другое…

– Подтверждаю, второй. Блю-группа, это Блю-Бой-Лидер. Приказываю зависнуть на месте, повторяю, приказываю зависнуть на месте.

Команды одна за другой радировали о выполнении приказа. Все, кроме Курца, но у него и не было особого желания подлетать ближе. «Чинуки»[39]39
  Марка военного вертолета. – Примеч. ред.


[Закрыть] и «кайова» держались в воздухе на высоте примерно три четверти мили от упавшего космического корабля, к которому вела широченная просека деревьев, словно поваленных топором гигантского дровосека. В конце просеки виднелось болото. Высохшие стволы цеплялись за выцветшее небо, словно пытаясь содрать облака. Повсюду белели зигзаги тающего снега, желтеющего по краям, в тех местах, где он уже стал впитываться в мокрую почву. Между ними извивались вены и капилляры черной воды.

Корабль, гигантская серая тарелка диаметром не меньше мили, рухнул посреди болота, прямо на мертвые деревья, дробя их и разбросав во все стороны груды обломков. Один бок уже погрузился в зыбкую водянистую почву. Гладкая обшивка была усеяна комьями грязи и сучьями.

Вокруг сгрудились уцелевшие серые человечки. Большинство толпилось на покрытых снегом бугорках, под задранным к небу бортом: видимо, они не переносили прямых солнечных лучей.

Что ж, наверняка кто-то посчитал, что они представляют собой куда более опасного троянского коня, чем потерпевший крушение корабль, но эти создания, голые и безоружные, на взгляд Оуэна, особой угрозы не представляли. Курц говорил, что их около сотни, на самом деле их оказалось гораздо меньше: по мнению Оуэна, около шестидесяти. Он увидел не меньше дюжины трупов в различной стадии красноватого разложения, лежащих на снежных пригорках. Некоторые валялись лицом вниз в мелкой воде. Там и сям на снегу пугающе яркими пятнами выделялись колонии так называемого грибка Рипли. Правда, некоторые уже начинали сереть: жертвы холода или атмосферы или того и другого. Нет, они вряд ли смогут здесь процветать: ни серые человечки, ни грибок, который они несут в себе.

Неужели эта штука в самом деле способна распространяться? Трудно поверить!

– Блю-Бой-Лидер! – запросил Конк. – Ты тут, парень?

– Тут, заткнись на минуту.

Оуэн подался вперед, коснулся локтя пилота (Тони Эдвардс, славный малый) и переключил радио на общий канал. В этот момент ему в голову не пришли слова Курца относительно Босански Нови, ему и в голову не пришло, что он совершает роковую ошибку, ему в голову не пришло, что он серьезно недооценивает степень безумия Курца. Да и вряд ли он вообще думал о чем-то в этот момент. Просто сделал то, что посчитал нужным.

По крайней мере так показалось ему позже, когда он вернулся мыслями назад, вновь и вновь перебирая в памяти случившееся. Всего лишь щелчок переключателя. Этого оказалось достаточно, чтобы изменить течение всей жизни.

И вот он, голос ясный и четкий, голос, который вряд ли мог распознать кто-то из подчиненных Курца. Они попросту не слушали Уолтера Кронкайта:

– …нет… Il n’y a pas d’infection ici.

Двухсекундная пауза, а затем голос, который мог бы принадлежать Барбре Стрейзанд:

– Сто тринадцать. Сто семнадцать. Сто девятнадцать.

Очевидно, они начали отсчет с единицы и постепенно дошли до сотни.

– Мы умираем, – произнес голос Барбры Стрейзанд. – On se meurt, on crève.

Пауза, затем незнакомый голос:

– Сто двадцать семь. Сто…

– Отставить! – погремел голос Курца. Впервые за время их знакомства в нем прорезались какие-то эмоции. Сейчас он явно был выведен из себя. Почти потрясен. – Оуэн, зачем ты льешь эту грязь в уши моих парней? Немедленно отвечай! Слышишь, немедленно!

– Хотел посмотреть, изменилось ли что-нибудь, босс, – сказал Оуэн. Наглая ложь, и Курц, конечно, понимал это и рано или поздно заставит платить. Он опять пошел против Курца, как в тот раз, когда не перестрелял боснийских детишек, только сейчас дело обстояло хуже, куда хуже. Но Оуэну было наплевать. Хрен с ним, с конем-призраком. Если они собираются сделать это, пусть мальчики Курца (Скайхук в Боснии, Блю-группа на этот раз, какое-нибудь другое название в следующий, но молодые жесткие лица все те же) услышат серых человечков в последний раз. Пришельцы из другой системы, а может, и другой вселенной или временного потока, причастные к тайнам, о которых их хозяева и понятия не имеют (впрочем, Курцу наверняка все равно). Пусть услышат последние призывы серых человечков, а не вопли «Пёрл Джем» или «Джар оф Флайз» и прочих ублюдков, призывы серых человечков к тому, что – как они глупо надеялись – было лучшим качеством природы человеческой.

– И что же, изменилось? – протрещал голос Курца, перебиваемый разрядами статического электричества. Зеленая «кайова» по-прежнему висела под брюхами больших вертолетов: несущие винты били по расщепленной верхушке высокой старой сосны, заставляя ее мерно раскачиваться из стороны в сторону. – Так как же, Оуэн?

– Нет, – сказал он. – Никак нет, босс.

– В таком случае заткни эти вопли. И не забывай, что скоро стемнеет.

Немного помедлив, Оуэн ответил с подчеркнутой почтительностью:

– Есть, сэр.