Текст книги "Игра Джералда"

– Ладно, – сказала Джесси. Сердце забилось быстрее. Какой-то садист пиратски подключился к ее мозгам и начал было трансляцию фильма «Стакан падает с полки», но она тут же блокировала передачу. – Полегче, не торопись. Тише едешь – дальше будешь. Я надеюсь.

Джесси оставила правую руку на месте, хотя это было чертовски больно, подняла левую (Руку, метающую пепельницы, – с улыбкой подумала она.) и схватилась за край полки прямо за последней со своей стороны скобой.

Ну, с Богом, – подумала Джесси и сильно нажала рукой на край полки. Ничего не произошло.

Наверно, я давлю слишком близко к крайней скобе. Черт бы побрал эти наручники. Цепь слишком короткая.

Да, наверное, так и есть. Только это никак не меняет положение дел. Оставалось только надеяться, что у нее получится вытянуть пальцы чуть дальше. Простой закон физики мог оказаться для Джесси смертельным. Ирония заключалась в том, что она могла запросто приподнять свой край полки. Но вот проблема: стакан поедет в другую сторону и упадет на пол. Даже в такой ситуации, если подумать, можно найти что-то забавное. Словно любительский ролик, присланный из ада на передачу «Сам себе режиссер».

Ветер внезапно стих и стало слышно, как пес возится в прихожей.

– Наслаждаешься ужином, сукин сын? – крикнула Джесси. Боль резанула горло, но она не могла остановиться. – Давай наслаждайся, пока еще можешь, потому что первое, что я сделаю, как только освобожусь, так это отстрелю тебе башку!

Пустые угрозы, – подумала она про себя. – Если учесть, что я даже не помню, где старый дробовик Джералда – который ему подарил отец, – здесь или на чердаке дома в Портленде.

И тем не менее в сумрачном мире за пределами спальни наступила внезапная тишина. Как будто пес серьезно задумался над словами Джесси.

Но вскоре чавканье возобновилось.

Правое запястье дало о себе знать резкой болью. Словно напоминая, что есть дела, с которыми лучше бы поторопиться… если хочешь чего-то добиться.

Джесси наклонилась влево и вытянула руку, насколько позволила цепь. И опять надавила на полку. Ничего. Зажмурив глаза, скривив рот, она нажала сильнее. Ее лицо стало похоже на лицо ребенка, которого заставляют принять горькое лекарство. Когда затекшие мышцы выдали почти максимум, на что были способны, Джесси почувствовала, что противоположный конец полки слегка приподнялся. Совсем чуть-чуть. Она скорее догадалась об этом, чем действительно почувствовала.

Ты принимаешь желаемое за действительное, Джесс, и больше ничего.

Может быть, все ее чувства сейчас на пределе, но ей все-таки не показалось. Полка действительно шевельнулась.

Джесси отпустила ее и пару минут полежала, пытаясь расслабиться и давая мышцам передохнуть. Ей совсем не хотелось, чтобы в самый ответственный момент руки свело. У нее и так проблем выше крыши. Почувствовав, что готова, Джесси обхватила столбик кровати левой рукой и принялась возить ею вверх-вниз, пока не вытерла весь пот и красное дерево не заскрипело под ладонью. Потом вытянула руку и снова схватилась за полку. Время пришло.

Надо быть осторожнее. Полку я сдвинула, это точно, и сдвину еще раз, если понадобится, но самое сложное – это поймать стакан, когда он поедет вниз… если, конечно, получится приподнять полку. Ведь силы будут на исходе, мышцы и так уже все болят, ловкость будет на нуле.

Это действительно так, но это сейчас не главное. Проблема в том, что Джесси совершенно не чувствовала, где надо нажать на полку.

Она вспомнила, как они с сестрой Мэдди качались на качелях на детской площадке во дворе фальмутской школы. Тем летом семья рано вернулась с озера, и теперь Джесси казалось, что они с сестрой провели весь август, качаясь на облупленной доске. И у них замечательно получалось. Мэдди была тяжелее, и ей надо было всего лишь подвинуться ближе к середине. Долгие жаркие дни тренировки, детские песенки под качание. Они выяснили высшие точки качелей с почти математической точностью. Полдюжины покоробленных зеленых досок, стоящих в ряд на раскаленном дворе, казались им почти живыми. А вот полка никак не хотела оживать под ее руками. Но Джесси решила, что все равно сделает все возможное, и очень надеялась, что у нее получится.

И что бы там ни писали в Библии, левая рука должна ведать, что творит правая. Левая стала у тебя рукой для швыряния пепельниц, а вот правой придется ловить стакан, Джесси. У тебя всего несколько дюймов полки, где ты можешь его схватить. Если ты не поймаешь его с первого раза, то уже будет без разницы – упадет стакан или нет. До него все равно уже не дотянешься. Так что ты не забывай, что творит твоя правая.

Джесси никоим образом не могла забыть, что творит ее правая – слишком сильно она болела. Сможет ли эта рука сделать то, что нужно, – вот в чем вопрос. Она продолжала нажимать на свой край полки, стараясь увеличивать давление как можно плавнее. Едкая капелька пота забежала в уголок глаза, и Джесси моргнула. Снова захлопала дверь, но теперь казалось, что она далеко-далеко – в той же вселенной, что и телефон. Здесь и сейчас были только Джесси, полка и стакан. В глубине души она нисколечки не сомневалась, что полка просто подпрыгнет, как чертик из табакерки, и все свалится на пол. И Джесси решила заранее настроиться на самое худшее и подготовить себя к грядущему разочарованию.

Когда это случится, тогда и будешь расстраиваться, лапуля. А пока не трать силы и время. К тому же там вроде бы что-то такое есть.

И действительно. Сторона полки Джералда чуть шевельнулась. Джесси надавила сильнее. На левой руке проступили бугорки мышц, дрожащие от напряжения. Она застонала. Полка все-таки поддавалась.

Правый край медленно приподнимался. Подтаявшие льдинки тихо позвякивали в стакане, но сам стакан стоял как приклеенный. У Джесси мелькнула страшная мысль: что, если вода просочилась сквозь картон и подставка прилипла к полке?

– Нет, этого не может быть, – выпалила Джесси шепотом, словно усталый ребенок – бездумно зазубренную молитву. Она из последних сил надавила на левый край полки. – Пожалуйста, пусть все получится. Ну, пожалуйста.

Джералдов край продолжал подниматься. Тюбик румян «Макс Фактор» соскочил с полки со стороны Джесси и упал на пол рядом с тем местом, где была голова Джералда, пока пес не сдвинул его с места. И тут до Джесси дошло, что есть возможность – скорее даже вероятность, – что если надавить еще сильнее, то полка просто соскочит со скоб и грохнется на пол вместе со стаканом и всем, что на ней стоит. Она составляла свой план на примере качелей, и теперь эта ошибка могла привести к непоправимым последствиям. Полка ведь не качели, у нее нет центральной опоры.

– Ну давай же, съезжай, мерзавец! – крикнула Джесси. Она забыла о Джералде, забыла о том, что хочет пить, она вообще обо всем забыла – обо всем, кроме стакана, который уже накренился под таким углом, что вода чуть ли не выплескивалась через край. Джесси никак не могла понять, почему стакан до сих пор не опрокинулся. Он стоял на месте словно приклеенный. – Съезжай!

Стакан сдвинулся с места.

Вопреки мрачным предположениям Джесси, стакан ехал по полке так медленно, что поначалу она даже не поняла, что происходит. Уже потом, вспоминая об этом захватывающем приключении со скользящим стаканом, Джесси задумалась о своей вере в себя и пришла к самым неутешительным выводам. Она изначально настроилась на неудачу, а когда у нее все получилось, это даже ее напугало.

Стакан плавно и медленно полз прямо в правую руку, и Джесси так поразилась этому неожиданному успеху, что чуть было не надавила сильнее. Это бы точно нарушило хрупкое равновесие, и полка свалилась бы на пол. Когда пальцы ощутили холод стекла, Джесси опять закричала. Это был радостный крик человека, который только что выиграл в лотерею немалую сумму.

Полка качнулась и стала съезжать со скоб, потом внезапно остановилась, словно раздумывая, хочет она упасть или нет.

У тебя мало времени, лапушка, – предупредила Рут. – Хватай этот чертов стакан, пока хваталка не отказала.

Джесси очень старалась, но пальцы скользили по гладкому влажному боку стакана. Ухватиться было не за что, а стакан, будь он трижды проклят, никак не подкатывался ближе. Вода плеснула ей на руку, и Джесси поняла, что даже если ей удастся удержать полку, стакан все равно опрокинется.

Лапуля, все дело в тебе. Ты по-прежнему считаешь, что у такого маленького несчастного пирожка, как ты, никогда ничего не получится.

Это было недалеко от истины – и даже, наверное, ближе к истине, чем бы Джесси хотелось – и не всей правдой тоже. Во всяком случае, не сейчас. Стакан вот-вот перевернется, а Джесси даже не представляла, что делать, чтобы этому помешать. Ну почему у нее такие короткие корявые пальцы? Почему?! Если бы можно было их вытянуть еще чуть-чуть, чтобы обхватить стакан…

И тут в сознание Джесси ворвался один старый дебильный рекламный ролик: дородная тетка с застывшей улыбкой и с прической в стиле пятидесятых, у нее на руках – голубые резиновые перчатки. Только ролик был в стиле кошмара. Такие мягкие и гибкие, просто прелесть! – вопила тетенька сквозь улыбку. – Жалко, у вас нет таких же, Маленький Пирожок, или Примерная Женушка, или как вас там, черт побери! Будь у вас пара таких вот чудесных перчаток, у вас, может быть, и получилось бы ухватить этот гребучий стакан, прежде чем эта треклятая полка грохнется на пол со свистом!

Джесси вдруг поняла, что эта тетка в резиновых перчатках «Плэйтекс» – ее мама, и тихо всхлипнула.

Не сдавайся, Джесси, – заорала Рут. – Еще не все потеряно! Ты уже близко! Клянусь, у тебя все получится!

Джесси собрала волю в кулак и нажала на левый край полки еще сильнее, бормоча несвязные молитвы. Не сейчас, Боженька миленький, или кто там есть на небесах, пожалуйста, не дай ей упасть, только не сейчас.

Доска соскользнула… но совсем чуть-чуть. Потом опять замерла. Видимо, зацепилась щепкой или сучком за крепежную скобу. Стакан соскользнул чуть дальше в напряженную руку и, каким бы это ни казалось бредом, тоже вроде как заговорил. Он проворчал голосом обозлившегося на весь мир таксиста: Господи, дамочка, что я еще должен сделать?! Может, мне отрастить себе чертову ручку и превратиться специально для вас в какой-нибудь гребучий кувшин? На правую руку снова выплеснулась вода. Теперь стакан точно упадет. Джесси уже представляла, как ледяная струйка обожжет ей шею.

– Нет!

Она протянула руку чуть дальше и пошире растопырила пальцы, чтобы ухватить стакан. Браслет наручников глубоко впился в кожу, но Джесси не обращала внимания на боль. Мышцы левой руки дрожали от напряжения, еще больше раскачивая полку. Еще один тюбик косметики упал на пол. Оставшиеся льдинки слабо позвякивали о стекло. На стене за полкой плясала тень от стакана. Она походила на гигантскую башню-зернохранилище, наклоненную сильным ветром прерий.

Немножко… еще чуть-чуть…

Да все уже! Дальше некуда!

Должно быть куда. Должно быть.

Джесси вытянула правую руку так, что сухожилия затрещали, и почувствовала, что стакан пододвинулся чуть ближе. Она снова сомкнула пальцы, надеясь, что этого хватит: тянуться дальше было действительно некуда. И она чуть было его не схватила. Но пальцы по-прежнему лишь скользнули по мокрому стеклу. Казалось, что стакан ожил и превратился в разумное, но подленькое существо. Он как будто дразнился. Давал только дотронуться до себя, а потом выскальзывал из руки. Видимо, он решил свести Джесси с ума и оставить лежать здесь в бреду в компании сумеречных теней.

Не дай ему ускользнуть, Джесси, не смей, НЕ СМЕЙ УПУСТИТЬ ЭТОТ ГРЕБУЧИЙ СТАКАН!

И хотя ей казалось, что сил больше нет, что руку нельзя вытянуть дальше хотя бы еще на четверть дюйма, Джесси все-таки удалось слегка развернуть кисть, и на этот раз она сумела ухватить стакан.

Кажется, у меня получилось. Я еще не уверена, но может быть… может быть.

Или, может, на этот раз она и вправду принимает желаемое за действительное. Но Джесси было уже все равно. Никакие «может быть» ее уже не волновали. Предельно ясно было одно: она больше не может держать эту полку. Тот конец поднялся всего лишь на три-четыре дюйма – ну максимум на пять, – но ощущения были такие, словно она нагнулась и, взявшись за угол, приподняла весь дом.

Все относительно, – подумала Джесси, – и голоса, которые учат меня жить, я так думаю, тоже. Но они есть. Голоса у меня в сознании.

Теперь Джесси молилась, чтобы у нее получилось удержать стакан в руке, когда она отпустит полку. Доска упала на скобы немного криво, сдвинувшись влево на пару дюймов. Стакан остался у нее в руке, картонная подставка прилипла к донцу.

Господи Боже, пожалуйста, не дай мне его уронить, не дай…

Левую руку свело судорогой, Джесси дернулась и откинулась на спинку кровати. Лицевые мышцы тоже свело. Губы стали как белый шрам, а глаза превратились в щелки, полные боли.

Подожди, это скоро пройдет… скоро все пройдет…

Конечно, пройдет – она в этом и не сомневалась. У Джесси и раньше бывали судороги, но к такому нельзя привыкнуть. Если бы она смогла дотянуться и потрогать правой рукой мышцы левой, то почувствовала бы, что под кожу как будто набили много-много мелких и гладких камешков, а потом умело зашили невидимой нитью.

Ничего страшного, у тебя и раньше так было. Просто потерпи немного, и все пройдет само. И ради Бога, не урони стакан с водой.

Казалось, прошла целая вечность или даже две вечности, прежде чем мышцы левой руки начали расслабляться. Боль понемногу отступала. Джесси хрипло вздохнула и приготовилась пить свою честно заслуженную награду. Да, пей, – подумала женушка, – но мне кажется, милочка, ты заслужила гораздо больше, чем стакан обычной холодной воды. Наслаждайся наградой… но не забывай про достоинство. Пей аккуратно, по чуть-чуть.

Да, женушка, ты в своем репертуаре, – подумала Джесси, но тем не менее, когда подняла стакан, она сделала это чинно, с утонченным спокойствием гостя на королевском обеде, ничем не выдавая, что небо как будто облили щелочью, а в горле пульсирует горькая жажда. В принципе женушку нужно иной раз заткнуть – а иногда она просто на это напрашивается, – но держаться с достоинством при сложившихся обстоятельствах (и особенно при сложившихся обстоятельствах) – это и вправду хорошая мысль. Джесси постаралась на славу, чтобы добыть себе эту воду, и действительно, почему бы спокойно не насладиться долгожданным питьем? Когда первый ледяной глоток коснется губ, скользнет по сухому горячему языку, она узнает вкус победы… С учетом того, что ей пришлось пережить, простая вода станет просто божественной.

Джесси вся отдалась мечтам о долгожданной влаге, словно пустыня, мечтающая о дожде. Вкусовые рецепторы замерли в предвкушении, пальцы на ногах свело легкой судорогой, а сердце бешено заколотилось чуть ли не в горле. Джесси вдруг с удивлением поняла, что даже соски напряглись и затвердели, как это бывало, когда она возбуждалась. Вот они, тайны женской сексуальности, которые даже не снились Джералду, – подумала она. – Он приковал меня наручниками к кровати, но ничего не получилось, но стоило мне посмотреть на стакан воды, и я превратилась в безумную нимфоманку.

Она улыбнулась этой дурацкой мысли, и вдруг стакан замер в футе от лица, плеснув водой на голое бедро, которое тут же покрылось гусиной кожей. Сначала Джесси ничего не поняла, улыбка так и застыла у нее на лице. Она почувствовала странную смесь глупого удивления и

(а?)

совершенного непонимания. В чем дело? Что не так?

Ты сама знаешь прекрасно, – сказал один из голосов с НЛО. Его спокойная уверенность испугала Джесси. Она уже все поняла, но не хотела в это верить. Иногда правда слишком жестока, чтобы ее принять. Слишком жестока и несправедлива.

К несчастью, правда бывает и очевидной. Джесси смотрела на стакан, и ее опухшие, налитые кровью глаза наполнялись кошмарным пониманием. Все дело в цепи. Цепь наручников была слишком короткой, черт бы ее побрал. Это было ясно с самого начала – настолько очевидно, что Джесси просто не подумала об этом.

Ей вдруг вспомнился день, когда Джорджа Буша выбрали президентом. Их с Джералдом пригласили на шикарное празднество – в ресторан на крыше отеля «Сонеста». Сенатор Уиллиам Коэн был почетным гостем, а свежеизбранный президент должен был выступить с речью около полуночи. Ради такого случая Джералд заказал серый лимузин; он подъехал к дому ровно в семь, в точности когда было назначено, но в семь десять Джесси все еще сидела на кровати в своем лучшем вечернем платье и, чертыхаясь, рылась в шкатулке с драгоценностями в поисках золотых сережек. Джералд нетерпеливо заглянул в комнату – посмотреть, чего она там копается, – и заметил с выражением «ну почему все бабы такие тупые?!» на лице, что он, конечно же, не уверен, но ему кажется, что те серьги, которые она ищет, сейчас на ней. Так и было. Джесси почувствовала себя ужасно глупой – просто хрестоматийная иллюстрация к снисходительному выражению мужниного лица. Тогда ей захотелось наброситься на Джералда и выбить ему зубы ногой в роскошной, но страшно неудобной туфле на высоченной шпильке. Примерно так же Джесси чувствовала себя и сейчас, вот только зубы хотелось выбить себе самой.

Она вытянула шею и выпятила губы, как романтическая героиня старого черно-белого кино. Стакан был так близко, что Джесси могла различить даже пузырьки воздуха, заточенные в последних кусочках льда, и почувствовать минеральный запах колодезной воды (по крайней мере ей так показалось). Но она не могла пить. Тянуться дальше не было никакой возможности, а ее выпяченные «поцелуй-меня-милый» губы намертво остановились в каких-то четырех дюймах от края стакана. Почти дотянулась, но почти не считается, как любил говорить Джералд (да и ее отец тоже).

– Не могу в это поверить, – прохрипела Джесси своим сиплым «виски-и-Мальборо» голосом. – Просто не верю и все.

Внезапно внутри пробудилась злость и закричала голосом Рут Ниери, чтобы Джесси швырнула стакан о стену, уж если из него нельзя напиться. Если Джесси не может насладиться его содержимым, то пусть хоть полюбуется на фонтан брызг от стакана, разлетающегося на тысячу осколков.

Джесси сжала стакан сильнее. Стальная цепь провисла, когда она отвела руку назад, чтобы как следует размахнуться. Несправедливо! Просто нечестно!

Ее остановил мягкий и терпеливый голос примерной женушки.

Может быть, есть другой выход, Джесси. Не сдавайся так сразу. Может быть, что-нибудь можно придумать.

Рут только фыркнула. Ее неверие было прочным, как металл, разочарование – горьким, как луковый сок. Она хотела швырнуть стакан о стену. Нора Кэллиган, несомненно, сказала бы, что у Рут явно выражена склонность к мщению.

Не обращай на нее внимания, – продолжала женушка. Теперь ее голос звучал взволнованно, даже слегка возбужденно, в нем и следа не осталось от обычно не свойственной ей робости. – Поставь стакан обратно на полку.

И что дальше? – спросила Рут. – Что дальше, о великая и непорочная Гуру, о Богиня одежды из экологически чистой овечьей шерсти, о Святая мученица Церкви заказа покупок по почтовым каталогам?

Когда женушка начала отвечать, Рут сразу заткнулась. Джесси тоже притихла, как и все голоса у нее в голове… они слушали молча.

10

Джесси аккуратно поставила стакан обратно на полку, так, чтобы он – не дай Бог – не упал. Язык был словно кусок крупной наждачки, а горло саднило, как будто она заболела — жаждой. Точно так же Джесси чувствовала себя той осенью, когда ей было девять лет и она подхватила одновременно и грипп, и бронхит. Она полтора месяца не ходила в школу. Болезнь осаждала ее долгими ночами, она просыпалась от спутанных, нервных кошмаров, которые сразу же забывались.

(хотя кое-что помнила: закопченное стеклышко, и гаснущее солнце, и стойкий, острый запах колодезной воды, и его руки… она помнила его руки во сне)

Она просыпалась, вся мокрая от пота, но была слишком слаба, чтобы дотянуться до стакана с водой на столике у кровати. Она помнила, как лежала во влажной постели – вся липкая и горячая, – во рту пересохло, а в голове кружатся призрачные фигурки. Она лежала и думала, что больна жаждой, а не бронхитом. И вот теперь, столько лет спустя, она себя чувствовала точно так же.

Из головы никак не выходил тот ужасный момент, когда она поняла, что не сможет преодолеть это ничтожное расстояние в несколько дюймов и дотянуться губами до края стакана. Перед глазами плясали узоры из пузырьков воздуха в подтаявшем льду. В носу остался слабый запах минералов из подземных ключей, питающих озеро. Эти образы дразнили и не давали покоя, как бывает, когда чешется между лопатками, куда не дотянуться рукой.

И все же она заставила взять себя в руки. Той ее части, которая была женушкой Берлингейм, нужно было время, чтобы обдумать положение – невзирая ни на неотвязные образы, ни на предательски пересохшее горло. Ей надо дождаться, пока сердце не прекратит колотиться как бешеное, пока мышцы не перестанут трястись, пока не стихнет буря эмоций.

За окном постепенно темнело. Мир обесцвечивался, становился мрачным и грустно серым. На озере, в вечернем сумраке, снова пронзительно закричала гагара.

– Заткнись ты, пернатая, – сказала Джесси и рассмеялась. Смех был как скрип ржавых дверных петель.

Так, все в порядке, милая, – сказала примерная женушка. – Самое время попробовать, пока окончательно не стемнело. Но для начала вытри как следует руки.

Джесси обхватила руками столбики в изголовье кровати и поводила ими вверх-вниз, пока ладони не заскрипели по красному дереву. Потом подняла правую руку и покрутила кистью туда-сюда, разминая запястье. Все смеялись, когда я захотела научиться играть на пианино, – подумала она и опять принялась шарить по полке, медленно и осторожно. Браслет наручников жалобно звякнул о стекло, и Джесси замерла. Она испугалась, что стакан перевернется и упадет. Но он стоял на месте, так что она продолжила поиски.

Она была почти уверена в том, что предмет ее поисков съехал на самый край полки или вообще свалился на пол. Но потом она все же нащупала картонный уголок журнальной карточки. Она ухватила ее, зажав между указательным и средним пальцем, и поднесла к глазам.

Карточка была ярко-малиновой: по верхнему краю шел узор из хлопушек, серпантин вился между словами рекламки, а разноцветные конфетти дополняли эту развеселенькую пошлятину. «Ньюсвик» празднует ГРАНДИОЗНУЮ ЭКОНОМИЮ и приглашает вас разделить радость» – гласила надпись на карточке. Журналисты «Ньюсвика» будут держать вас в курсе последних событий в мире, раскроют тайную жизнь звезд политики и эстрады и обещают всестороннее обозрение событий в мире спорта, искусства и – опять же – политики. В общем, карточка без ложной скромности сообщала, что с ее помощью Джесси проникнет в суть мироздания, хотя об этом и не было сказано напрямую. Дальше – больше. Наши придурки из отдела подписки делают вам предложение, от которого вы все описаетесь кипятком: если с помощью ЭТОЙ САМОЙ КАРТОЧКИ вы подпишетесь на наш журнал на три года сразу, то будете получать каждый номер ПО ЦЕНЕ ВДВОЕ НИЖЕ, ЧЕМ В РОЗНИЧНОЙ ПРОДАЖЕ! Вам не обязательно платить сейчас! По желанию вам вышлют счет позже!

Интересно, у них есть доставка в кровать для женщин, прикованных наручниками? – подумала Джесси. – И чтобы Джордж Уилл, или Джейн Брайан Квинн, или еще кто-нибудь из этих напыщенных старых болванов переворачивал мне страницы, потому что, сами понимаете, в наручниках это не очень удобно.

Несмотря на весь свой сарказм, Джесси почему-то заинтересовалась содержанием карточки и никак на могла оторваться от текста в стиле «давайте веселиться и водить хоровод», от белых полей, куда нужно вписать свое имя, фамилию, адрес и указать тип кредитки: Visa, Master Card, Amex. Всю жизнь меня просто трясло от этих тупых рекламок, особенно когда они выпадали на пол и приходилось нагибаться за ними, а теперь – кто бы мог подумать – от такой вот бумаженции зависит, сойду я с ума или нет, и даже – буду я жить или нет. Моя жизнь зависит теперь от такого вот пустяка.

Жизнь?! Неужели она и вправду боится, что может здесь умереть?! Неужели эта жуткая мысль родилась у нее в голове?! Но по здравом размышлении Джесси все-таки пришла к выводу, что так оно и есть. Ее, конечно, найдут. Но может пройти много времени, а при сложившихся обстоятельствах вполне может быть, что глоток воды станет зыбкой – нет, жидкой – гранью между жизнью и смертью. Мысль была совершенно бредовой, но больше уже не казалась смешной.

Так же, как раньше, моя дорогая: тише едешь – дальше будешь.

Да, но кто бы мог предположить, что финишная черта окажется в такой глуши.

Джесси делала все медленно и осторожно и с облегчением обнаружила, что управляться с карточкой одной рукой не так уж и сложно. Может быть, потому, что размером картонка была всего шесть на четыре дюйма; но скорее всего потому, что Джесси сейчас не пыталась сделать с ней что-то из ряда вон выходящее.

Она зажала рекламку между указательным и безымянным пальцами, а большим пальцем загнула край на полдюйма. Сгиб получился неровным, но вполне подходил для того, что задумала Джесси. К тому же никто и не собирался оценивать ее работу. Кружок «Умелые руки», который она посещала по средам в первой методистской церкви Фальмута, остался в далеком прошлом.

Потом она зажала карточку чуть дальше и загнула еще на полдюйма. Минуты через три плотный листок был сложен всемеро и напоминал неуклюжий косяк с марихуаной, свернутый из малиновой бумаги.

Или, если включить воображение, соломинку для питья.

Джесси взяла ее в рот, придерживая зубами и пытаясь не дать расползтись жестким неровным сгибам. В конце концов это ей удалось, и она потянулась за стаканом.

Аккуратнее, Джесси. Не торопись. Как говорится: поспешишь – людей насмешишь.

Спасибо за совет. И за идею. Здорово ты придумала, действительно здорово. Но теперь, пожалуйста, заткнись на минутку. Дай мне спокойно попить, хорошо?

Джесси нащупала стакан и обхватила его осторожно и с нежностью, как неопытная молодая девушка, которая в первый раз лезет парню в ширинку.

Сейчас взять стакан не составляло вообще никакого труда. Джесси поднесла его поближе ко рту, насколько это позволяла цепь. Лед весь растаял. Время все же бежало вперед, хотя Джесси и казалось, что оно замерло с тех пор, как в дом вошел пес. Но сейчас она не будет думать про пса. Сейчас она постарается представить, что никакого пса вообще не было.

Да уж, лапуля-красотуля, убеждать себя ты умеешь.

Слушай, Рут, я тут пытаюсь хоть как-то держаться и удерживать этот чертов стакан, если ты вдруг не заметила. Если ты точно уверена, что интеллектуальная беседа мне сейчас поможет, то вперед. Но лучше просто заткнись, хорошо? Малость передохни и не мешай мне заниматься делом.

Но Рут просто так не заткнешь.

Ты мне сказала: «Заткнись»?! – удивилась Рут. – Что я слышу! Это лучше, чем старые записи Beach Boys по радио. У тебя всегда замечательно получалось затыкать других, Джесси. Помнишь ту ночь в общежитии, когда мы вернулись с твоего первого и последнего посещения собрания женской группы?

Я не хочу вспоминать это, Рут.

Да, я знаю, что ты не хочешь. Так что я вспомню за нас обеих, идет? Ты утверждала, что это она тебя так расстроила, эта девушка со шрамами от ожогов. А когда я попыталась напомнить тебе, что ты рассказывала мне на кухне… о том, как вы с отцом были одни в вашем летнем домике на озере Дак-Скор летом шестьдесят третьего, когда погасло солнце, и он там что-то сделал с тобой, ты попросила меня заткнуться. Когда я не послушалась, ты попыталась влепить мне пощечину. Когда и это не помогло, ты схватила пальто, выбежала на улицу и провела ночь неизвестно где. Хотя мне кажется, что ты была у Сьюзи Тиммель, в домике на берегу реки. Мы еще называли его «Отель «У Сьюзи». К концу недели ты нашла девушек, которые собирались снять квартиру в городе и им нужна была соседка. Раз – и тебя нет. Как ветром сдуло. Ты всегда делала все очень быстро, если принимала решение. И, как я уже говорила, у тебя замечательно получается затыкать людей.

Заткн…

Вот видишь! Что я говорила?!

Оставь меня в покое!

Ага, это мне тоже знакомо. Знаешь, что самое обидное, Джесси? Дело даже не в доверии, я прекрасно понимаю: то, что случилось тогда на озере, когда погасло солнце, ты вообще никому не доверяла, даже себе. Самое обидное было знать, насколько близко ты подошла к тому, чтобы все-таки рассказать мне об этом. Помнишь, мы сидели на полу на кухне в домике при ньювортской церкви, спинами к двери, обнявшись. И вдруг ты заговорила. Ты сказала, что никому не могла рассказать, потому что это убило бы твою маму, а если бы не убило, то она непременно бросила бы его, а ты его любила. Вы все любили его, все в нем нуждались. И все бы стали винить тебя, да и он в общем-то ничего такого не сделал. Я спросила, кто ничего такого не сделал, и ты ответила так быстро, словно все эти девять лет только и ждала, чтобы кто-нибудь тебя спросил. «Мой отец, – ты сказала. – Мы были на озере Дак-Скор в день, когда погасло солнце». Ты бы рассказала и дальше, я уверена, но тут вошла эта тупая сука и спросила: «С ней все в порядке?» Словно по тебе было не видно, в порядке ты или нет, ну ты понимаешь, о чем я. Господи, иногда мне просто не верится, что люди бывают настолько тупыми. Уже давно пора ввести закон, что каждый должен получить правительственную лицензию или хотя бы ученическое разрешение, прежде чем что-то сказать. И до тех пор, пока не пройдешь тест на умение вести беседу, лучше просто молчи. Это решило бы кучу проблем. Но, к сожалению, такого закона нет, и когда эта корова встряла в наш разговор, ты замолчала, словно воды в рот набрала. И я так и не смогла разговорить тебя вновь, хотя, видит Бог, я пыталась.

Тебе надо было оставить меня в покое, только и всего! – ответила Джесси. Стакан с водой начал трястись у нее в руке, самодельная соломинка дрожала во рту. – Ты не должна была лезть не в свое дело! Это тебя не касалось! Тебе не стоило вмешиваться…

Друзьям иногда приходится вмешиваться, Джесси, – ответил голос внутри с такой искренней добротой, что Джесси сразу замолчала. – Знаешь, я навела кое-какие справки. Я догадалась, о чем ты начала говорить, и разузнала подробнее. Я совсем ничего не помнила о затмении в начале шестидесятых. Конечно, я тогда была во Флориде, и в основном меня занимало подводное плавание и спасатель по имени Делрей – я была влюблена в него по уши, до поросячьего визга. Так что какие-то астрономические заморочки меня вообще не колыхали. Но я разузнала… Наверное, я просто хотела убедиться, что все это не сумасшедшая выдумка, навеянная шрамами на буферах той девушки. И мне удалось выяснить, что в штате Мэн действительно было солнечное затмение, и ваш летний домик на озере Дак-Скор как раз находился в зоне, где оно было полным. Июль шестьдесят третьего года. В доме только маленькая девочка и ее папа. Они наблюдают это явление природы. Ты мне не сказала, что сделал с тобой твой папаша, но я знала две вещи: он все-таки твой отец, что уже очень плохо, и тебе шел только одиннадцатый год, что еще хуже.