Текст книги "Талисман"

– Что? – вновь взвизгнул Осмонд. – Бочки? С элем? Не из Кингсленда? Ты же не хочешь мне сказать, что перевернул фургон, полный бочек «Кингслендского эля», безмозглый осел? Ты же не хочешь мне этого сказать, да-а-а-а-а?

На последнем слове голос Осмонда взлетел до невообразимых высот, словно он передразнивал оперную диву. Звук вибрировал и переливался. И одновременно Осмонд вновь начал приплясывать… но на этот раз от ярости. Сочетание получилось таким странным, что Джеку пришлось поднять обе руки ко рту, чтобы заглушить непроизвольный смех. От этого движения рубашка заскользила по растерзанной спине, мгновенно отрезвив мальчика еще до того, как капитан шепотом предупредил, что смеяться никак нельзя.

Терпеливо, словно Осмонд упустил самое важное (в чем возница, должно быть, не сомневался), мужчина начал вновь:

– Ему только исполнилось шестнадцать на день майского сева. Его мать не хотела, чтобы он ехал со мной. Я и подумать не мог…

Осмонд поднял хлыст и нанес удар с невероятной, неуловимой для глаза скоростью. Только что он держал кнутовище в опущенной руке, и хвосты-косички из сыромятной кожи месили грязь, а в следующее мгновение уже раздался хлопок – вновь как от выстрела из детской духовушки. Возница, закричав, отшатнулся, закрыл лицо руками. Свежая кровь сочилась сквозь грязные пальцы. Он упал, бормоча сдавленным, булькающим голосом:

– Мой господин! Мой господин! Мой господин!

– Пойдемте отсюда, – простонал Джек. – Быстрее!

– Подожди! – ответил капитан. Его суровое лицо чуть смягчилось. В глазах затеплилась надежда.

Осмонд повернулся к денди, который отступил на шаг, безмолвно шевеля полными алыми губами.

– Это был «Кингсленд»? – тяжело дыша, спросил он.

– Осмонд, вам нельзя так волноваться…

Осмонд чуть приподнял левую руку. Металлические наконечники косичек заскребли по сапогам денди. Тот отступил еще на шаг.

– Не смей указывать, что мне можно, а что – нет. Только отвечай на мои вопросы. Я рассержен, Стивен, я невероятно, страшно рассержен. Это был «Кингсленд»?

– Да, – кивнул Стивен. – Я очень сожалею, но…

– На Сторожевой дороге?

– Осмонд…

– На Сторожевой дороге, осел?

– Да. – Стивен шумно сглотнул.

– Разумеется. – Тощее лицо Осмонда рассекла отвратительная усмешка. – Где находится деревня Мастеровых, как не на Сторожевой дороге? Может ли деревня летать? А? Стивен, может деревня перелететь с одной дороги на другую? Может? Может?

– Нет, Осмонд, конечно же, нет.

– Нет. Значит, эти бочки раскатились по Сторожевой дороге, правильно? И я могу предположить, что перевернувшийся фургон перегораживает Сторожевую дорогу, тогда как лучший в Долинах эль пропитывает землю, чтобы дождевые черви могли уйти в запой? Это правильно?

– Да… да. Но…

– Морган едет по Сторожевой дороге! – взвизгнул Осмонд. – Морган едет, и ты знаешь, как мчатся его лошади! Если дилижанс обогнет поворот и наткнется на этот завал, кучер не успеет остановить лошадей! Дилижанс может перевернуться! Морган может погибнуть!

– Святойбоже, – прошептал Стивен в одно слово. Его бледное лицо побледнело еще сильнее.

Осмонд кивнул.

– Думаю, если дилижанс Моргана опрокинется, нам следует молиться за его смерть, а не выздоровление.

– Но… но…

Осмонд отвернулся и почти побежал к тому месту, где стоял капитан Внешней стражи со своим «сыном». За его спиной несчастный возница все еще копошился в грязи, повторяя: «Мой господин».

Взгляд Осмонда коснулся Джека, а потом сместился, словно мальчика и не существовало.

– Капитан Фаррен! Ты следил за тем, что происходило здесь в последние пять минут?

– Да, Осмонд.

– Следил внимательно? Ничего не упустил? Ты ничего не упустил?

– Думаю, что нет.

– Думаешь, значит? Какой ты прекрасный капитан! Полагаю, мы еще поговорим о том, каким образом такой прекрасный капитан мог стать отцом этой лягушачьей мошонки.

Холодный взгляд вновь коснулся Джека.

– Но сейчас времени для этого нет, правильно? Нет. Я предлагаю тебе взять с десяток твоих самых крепких людей и быстро… нет, очень быстро… отправить их на Сторожевую дорогу. Ты ведь сможешь определить место происшествия по запаху?

– Да, Осмонд.

Осмонд глянул на небо.

– Моргана ждут к шести часам… может, чуть раньше. Сейчас два. Я бы сказал, что два. По-твоему, два, капитан?

– Да, Осмонд.

– А что скажешь ты, маленький говнюк? Тринадцать? Двадцать три? Восемьдесят один? Который час?

Джек таращился на него. Осмонд пренебрежительно усмехнулся, и Джек почувствовал, как вновь закипает ярость.

Ты причинил мне боль, и если у меня появится шанс…

Осмонд вновь смотрел на капитана.

– Я предлагаю до пяти часов попытаться спасти те бочки, которые остались целыми. После пяти надо как можно быстрее очистить дорогу. Это понятно?

– Да, Осмонд.

– Тогда пошел отсюда.

Капитан Фаррен поднес кулак ко лбу и поклонился. Тупо таращась на Осмонда, ненавидя его так яростно, что стучало в висках, Джек последовал примеру капитана. Осмонд отвернулся от них еще до того, как кулак Фаррена поднялся ко лбу, и направился к вознице, пощелкивая кнутом, наполняя двор звуками выстрелов из духовушки «Дейзи».

Возница услышал шаги Осмонда и начал кричать.

– Пошли. – Капитан в последний раз потянул Джека за руку. – Ты не захочешь это видеть.

– Нет, – пробормотал Джек, – Господи, нет.

Но когда капитан Фаррен толкнул правую створку ворот и они наконец-то покинули павильон, Джек это услышал – и слышал той ночью во сне: один выстрел карабина следовал за другим, и каждый сопровождался криком обреченного возницы. А Осмонд издавал какие-то звуки. От напряжения у него перехватывало дыхание, и определить, что это за звуки, не представлялось возможным, не посмотрев на его лицо… а этого Джеку как раз и не хотелось.

Впрочем, он и так практически не сомневался.

Он знал, что Осмонд смеется.

5

Они вернулись к главным воротам дворца, где толпился народ. Люди бросали короткие взгляды на капитана Фаррена и расступались перед ним. Капитан шел быстро, мрачный, погруженный в свои мысли, и Джек почти бежал, чтобы не отставать.

– Нам повезло, – внезапно нарушил молчание капитан. – Нам чертовски повезло. Я думаю, он собирался тебя убить. – Джек уставился на капитана, во рту у него пересохло. – Он безумен, ты знаешь, безумен, как человек, который гонялся за пирогом. – Джек понятия не имел, о чем речь, но согласился, что Осмонд безумен.

– Что…

– Подожди. – Капитан подвел Джека к маленькой нише, куда они зашли после того, как Джек показал капитану акулий зуб. – Стой здесь и жди меня. Ни с кем не разговаривай.

Он скрылся за пологом. Джек стоял, смотрел и ждал. Мимо прошел жонглер, глянул на Джека, не сбиваясь с ритма, продолжая подкидывать с полдесятка шаров. Стайка грязных детей следовала за ним, как за крысоловом из Гамельна. Молодая женщина с младенцем, который сосал огромную грудь, сказала, что может кое-чему научить его, если у него есть пара монет, показать, что маленький стручок нужен не только для того, чтобы писать. Засмущавшись, Джек отвернулся, его лицо горело.

Молодая женщина залилась каркающим смехом.

– О-о-о-о, этот симпатичный молодой человек СТЕСНЯЕТСЯ! Иди сюда, красавчик! Иди…

– Отвали, шлюха, а не то закончишь этот день в подземелье.

Капитан вернулся в сопровождении другого мужчины, старого и толстого, но в чем-то схожего с Фарреном: он тоже выглядел как настоящий солдат, а не персонаж комической оперы Гилберта и Салливана. Толстяк пытался застегнуть форменную куртку на большом животе, не выпуская из руки инструмента, напоминавшего валторну.

Молодая женщина с грязным младенцем убежала, даже не взглянув на Джека. Капитан взял у толстяка валторну, чтобы тот мог застегнуться, и что-то ему сказал. Толстяк кивнул, привел форму в порядок, забрал инструмент, отошел и поднес его к губам. Это был не тот звук, который услышал Джек, впервые попав в Долины. Тогда трубили несколько горнов, словно сообщая о чем-то важном: у Джека возникла аналогия с герольдами. Сигнал валторны напоминал фабричный гудок: предстояла какая-то работа.

Капитан подошел к Джеку.

– Пошли со мной.

– Куда?

– На Сторожевую дорогу, – ответил капитан Фаррен и с удивлением, а отчасти и со страхом взглянул на Джека Сойера. – Которую мой дед называл Западной дорогой. Она тянется на запад через все более мелкие деревни, до самого Пограничья. За Пограничьем она ведет в никуда… или в ад. Если ты пойдешь на запад, тебе в сопровождающие понадобится Господь, парень. Но я слышал, Он сам никогда не бывал дальше Пограничья. Пошли.

Вопросы теснились в голове Джека – целый миллион, – однако капитан шагал так быстро, что на слова просто не хватало дыхания. От большого павильона они двинулись на юг, спустились с холма, миновали то место, где Джек впервые появился в Долинах. Сельская ярмарка шумела теперь совсем близко. Джек слышал зазывалу, приглашавшего всех желающих попытать удачу с Ослом дьявола. Удержавшийся на его спине две минуты получит приз, кричал зазывала. Дующий с моря ветерок далеко разносил его голос, как и запах горячей еды – поджаренной кукурузы и все того же мяса. Желудок Джека урчал. Теперь, спасшись от Осмонда, Великого и Ужасного, он ощущал жуткий голод.

Не доходя до ярмарки, они свернули направо, на дорогу, гораздо более широкую, чем та, что вела к большому павильону. Сторожевая дорога, подумал Джек и тут же, ощутив внутри холодок страха, поправился: Нет… Западная дорога. Путь к Талисману.

И вновь поспешил за капитаном Фарреном.

6

Осмонд не ошибся: при необходимости они могли положиться на свой нюх. Еще за милю до деревни со странным названием ветер донес до них кислый запах разлитого эля.

Практически весь транспортный поток двигался в одну сторону – на восток. По большей части фургоны, которые тащили взмыленные лошади (впрочем, Джек не увидел ни одной с двумя головами). Он предположил, что в этом мире фургоны заменяли грузовые фуры, «даймонд-рео» и «питербилты». Некоторые были доверху загружены сумками, баулами и мешками, другие – сырым мясом, третьи – клетками с кудахчущими курами. На окраине деревни Мастеровых мимо них на огромной скорости пронеслась телега с женщинами. Все они смеялись и кричали. Одна поднялась, задрала юбку, открыв волосатую промежность, пьяно рыгнула и завертела бедрами. Она свалилась бы через край телеги в кювет – и, вероятно, сломала бы себе шею, – если бы другая женщина не схватила ее сзади за юбку и не дернула на себя.

Джек снова покраснел, как и в тот раз, когда увидел белую грудь молодой женщины, сосок в губах грязного младенца. О-о-о-о, этот симпатичный молодой человек СТЕСНЯЕТСЯ!

– Господи! – пробормотал капитан, прибавляя шагу. – Они все пьяные! Напились разлитого эля! И шлюхи, и возница! Они разобьются на дороге или свалятся с обрыва… невелика потеря! Заразные шлюхи!

– По крайней мере, – пропыхтел Джек, – дорога, наверное, не перегорожена, раз по ней такое движение. Ведь так?

Они уже вошли в деревню Мастеровых. Широкую Западную дорогу здесь поливали маслом, чтобы прибить пыль. Мимо проезжали все новые фургоны, люди группами переходили улицу, и все разговаривали слишком громко. Джек увидел, как двое мужчин заспорили у здания, напоминавшего ресторан. Внезапно один врезал другому. Через мгновение оба катались по земле. «Кингслендским элем» накачались не только шлюхи, подумал Джек. Я думаю, здесь его отведали все.

– Эти большие фургоны, что мы видели, едут отсюда, – пояснил капитан Фаррен. – Некоторые, поменьше, могли проскочить, но дилижанс Моргана совсем не маленький.

– Морган…

– Давай пока забудем про Моргана.

Запах эля усиливался, становясь все резче, по мере того как они миновали центр деревни, приближаясь к дальней окраине. Ноги Джека болели, но он пытался не отстать от капитана. По его прикидкам, они отшагали мили три. Сколько же это в моем мире? – подумал он и тут вспомнил о волшебном соке Спиди. Лихорадочно ощупал камзол, убежденный, что бутылки нет… но нашел ее, надежно закрепленную в той части одежды, которая в Долинах заменяла нижнее белье.

Когда они добрались до западной окраины деревни, фургонный поток заметно обмелел, зато резко возросло число пешеходов, направлявшихся на восток. Большинство покачивалось, смеялось, у многих заплетались ноги. Ото всех разило элем. У некоторых он капал с одежды, словно они плюхались в лужу эля и лакали его, как собаки. Джек полагал, что так оно и было. Он увидел смеющегося мужчину, который вел за руку смеющегося мальчика лет восьми. Пугающее сходство мужчины с отвратительным дневным портье из «Альгамбры» бросалось в глаза, и Джек понял, что видит его здешнего двойника. Оба – и мужчина, и мальчик – были пьяны, и когда Джек обернулся, чтобы посмотреть им вслед, мальчишку начало тошнить. Его отец – Джек предположил, что это его отец – грубо дернул мальчика за руку, когда тот попытался отойти за растущие у дороги кусты, чтобы проблеваться в относительном уединении. Мальчишку качнуло к отцу, как собаку на коротком поводке, и вырвало на какого-то пожилого мужчину, который лежал на обочине и храпел.

Лицо капитана Фаррена мрачнело больше и больше.

– Бог поколотит их всех, – прорычал он.

Даже те, кто крепко принял на грудь, по широкой дуге обходили капитана со шрамом на щеке. Теперь у него на ремне висели кожаные ножны, из которых торчала рукоять, как предполагал Джек, короткого, но острого меча (ножны и меч появились, когда капитан вернулся с толстяком). Если кто-то приближался, капитан брался за рукоять, и этого хватало, чтобы пьяный быстро освобождал дорогу.

Десятью минутами позже (Джек уже точно знал, что скоро свалится без сил) они прибыли к месту происшествия. Судя по всему, фургон накренился и перевернулся на повороте. В результате бочки раскатились по дороге. Многие разбились, и двадцать футов дороги превратились в болото. Одна мертвая лошадь лежала под фургоном, виднелись только ее задние ноги. Вторая валялась в кювете, из ее уха торчал обломок бочковой планки. Джек не думал, что он попал туда сам по себе. Вероятно, лошадь переломала ноги, и кто-то избавил ее от мучений подручными средствами.

Между лошадьми на дороге распростерся сын возницы. Половина его лица с тупым изумлением смотрела в синеющее над Долинами небо. Вторая половина превратилась в красную пульпу, в которой, словно хлопья штукатурки, белели осколки кости.

Джек увидел, что карманы мертвеца вывернуты.

По месту происшествия бродили человек десять. Они медленно передвигались, часто наклоняясь, чтобы, сложив ладони лодочкой, зачерпнуть эля из следа лошадиного копыта или смочить в луже носовой платок либо кусок материи, оторванный от одежды. Большинство пошатывалось. Многие смеялись и что-то сварливо кричали. Как-то раз после долгих уговоров мать разрешила Джеку пойти с Ричардом Слоутом на сдвоенный вечерний сеанс в один из кинотеатров Уэствуда, где показывали «Ночь живых мертвецов» и «Рассвет мертвецов». Волочащие ноги пьяные люди напомнили ему зомби из тех фильмов.

Капитан Фаррен вытащил меч, короткий и предназначенный для боя, как и предполагал Джек, совсем не похожий на мечи в романтических фильмах. Чуть длиннее мясницкого тесака, в пятнах и вмятинах, с рукоятью, обтянутой старой кожей, потемневшей от пота. С темным лезвием… за исключением режущей кромки. Она сверкала, очень острая и без всяких зазубрин.

– Пошли прочь! – проревел капитан. – Держитесь подальше от королевского эля, безбожники! Пошли прочь и не смейте пить то, что вам не принадлежит!

Ему ответило недовольное ворчание, но они отошли от капитана Фаррена… за исключением одного здоровенного мужчины, на черепе которого волосы росли случайно разбросанными в океане лысины островками. Джек прикинул, что при росте под семь футов здоровяк весит фунтов триста.

– Ты хочешь потягаться со всеми нами, солдат? – спросил громила и махнул грязной рукой в сторону деревенских, которые отошли от болота эля и обломков бочек.

– Конечно. – Фаррен улыбнулся здоровяку. – Именно этого я и хочу, а прежде всего с тобой, пьяный кусок дерьма. – Улыбка Фаррена стала шире, и здоровяк подался назад. – Подойди ко мне, если хватит духа. С удовольствием порублю тебя в капусту. Хоть чем-то скрашу этот отвратительный день.

Что-то бормоча себе под нос, здоровяк поплелся в деревню.

– Эй, вы все! – крикнул Фаррен. – Валите отсюда. Сейчас от королевского павильона придут мои люди. Они недовольны тем, что получили такой приказ, и я не могу их за это винить и отвечать за их действия! Я думаю, у вас хватит времени, чтобы дойти до деревни и попрятаться по подвалам до их прихода! Настоятельно советую вам так поступить! Пошли прочь!

Они уже шли к деревне Мастеровых, и впереди всех – здоровяк, который попытался возражать капитану. Фаррен что-то буркнул и вновь оглядел место происшествия. Снял форменную куртку и накрыл лицо сына возницы.

– Интересно, кто из них вывернул карманы парня, умирающего на дороге. – Фаррен, похоже, размышлял вслух. – Если б узнал, повесил бы на кресте еще до заката.

Джек промолчал.

Капитан долго стоял, глядя на мертвого юношу, одной рукой потирая бугристый шрам на щеке. Потом повернулся к Джеку, словно вспомнил, где находится.

– Ты должен уйти, парень. Немедленно. Пока Осмонд не решил, что хочет продолжить допрос моего сына-идиота.

– А что будет с вами? – спросил Джек.

Капитан улыбнулся.

– Если ты уйдешь, никаких проблем не возникнет. Я скажу, что отослал тебя к матери или что в приступе ярости ударил тебя поленом по голове и убил. Осмонд поверит. Ему не до того. Им всем не до того. Они ждут, когда она умрет. Это случится скоро. Если только…

Он не закончил.

– Иди, – после паузы продолжил Фаррен. – Не теряй времени. А когда услышишь приближение дилижанса Моргана, убегай с дороги в лес. Глубоко в лес. Иначе он учует тебя, как кошка – крысу. Он мгновенно узнает о малейших отклонениях от порядка. От установленного им порядка. Он дьявол.

– Я услышу его приближение? Дилижанса? – тихо спросил Джек. Он смотрел на дорогу за разбитыми бочками. Она чуть поднималась к опушке соснового леса. Там будет темно, думал Джек, и если Морган поедет с другой стороны… Страх и одиночество слились воедино и поднялись волной отчаяния, которая обрушилась на него. Спиди, я не смогу этого сделать! Или ты этого не знаешь? Я всего лишь ребенок.

– Дилижанс Моргана запряжен шестью парами лошадей, а тринадцатая бежит спереди, – ответил Фаррен. – Когда они мчатся галопом, кажется, что гром катится по земле. Ты его услышишь, будь уверен. И тебе хватит времени, чтобы спрятаться. Только сразу уходи с дороги.

Джек что-то прошептал.

– Что? – резко переспросил Фаррен.

– Я сказал, что не хочу идти, – чуть громче ответил Джек. Слезы подступили к глазам, и он понимал: если они польются, ему их не остановить. Он разрыдается и начнет упрашивать капитана Фаррена увести его отсюда, защитить, сделать что-то…

– Думаю, уже поздно говорить о твоих желаниях, – покачал головой капитан Фаррен. – Я не знаю твоей истории, парень, да и не хочу знать. Я даже не хочу знать твоего имени.

Джек стоял, глядя на него снизу вверх, ссутулившись, со жгучими слезами в глазах и дрожащими губами.

– Расправь плечи! – с внезапной яростью взревел капитан. – Кого ты сможешь спасти? Куда ты сможешь дойти? В таком виде ты не пройдешь и десяти шагов! Ты слишком молод, чтобы быть мужчиной, но ты хотя бы можешь им притвориться, верно? Ты похож на побитую собаку!

Обидевшись, Джек расправил плечи и вскинул голову. Его взгляд упал на останки сына возницы, и он подумал: По крайней мере я жив, пока жив. Он прав. Жалеть себя – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Что правда, то правда. Но при этом Джек все равно злился на капитана со шрамом на лице, с такой легкостью заглянувшего ему в голову и нажавшего нужные кнопки.

– Так лучше, – сухо прокомментировал Фаррен. – Не намного, но лучше.

– Спасибо, – с издевкой ответил Джек.

– Тебе нельзя отступать, парень. Осмонд у тебя на хвосте. Скоро к нему присоединится Морган. И наверное… наверное, там, откуда ты пришел, тоже не все в порядке. Но возьми это. Если Паркус прислал тебя ко мне, значит, он хотел, чтобы я дал тебе это. Бери и уходи.

Капитан протягивал Джеку монету. Замявшись, мальчик взял ее. Размером монета была с полдоллара времен Кеннеди, но гораздо тяжелее… тяжелая, как золото, догадался он, однако цвета тусклого серебра. Джек смотрел на профиль Лауры Делессиан… и его снова поразило – на миг, но в самое сердце – сходство с матерью. Нет, не просто сходство: несмотря на мелкие отличия, скажем, более тонкий нос и чуть сильнее закругленный подбородок, это была его мать. Джек это знал. Он перевернул монету и увидел животное с головой и крыльями орла и телом льва. Зверь словно смотрел на Джека. Слегка занервничав, мальчик сунул монету под камзол, где она составила компанию бутылке с волшебным соком Спиди.

– Зачем она мне? – спросил Джек.

– Узнаешь. Когда придет время, – ответил капитан. – Может, и не узнаешь. В любом случае я выполнил свой долг перед тобой. Скажи это Паркусу, когда увидишь его.

Джек вновь почувствовал, как по нему прокатилась волна нереальности.

– Иди, сынок, – добавил Фаррен тише, но не намного мягче. – Делай свою работу… или то, что сможешь сделать.

В итоге именно ощущение нереальности – настойчиво убеждающее, что он часть чьей-то галлюцинации – и заставило Джека сдвинуться с места. Левая нога, правая, сено, солома. Пинком отбросил в сторону деревянный обломок, пропитанный элем. Переступил через искореженное колесо. Обошел край фургона, не обращая внимания ни на засыхавшую там кровь, ни на вьющихся над ней мух. Что Джеку кровь и жужжащие мухи, если ему все это грезится?

Он добрался до конца залитого элем и усеянного обломками бочек участка дороги и оглянулся… но капитан Фаррен стоял к нему спиной, вероятно, высматривая своих людей, а может, чтобы не смотреть на Джека. В любом случае причина значения не имела. Спина – она и есть спина. Чего на нее смотреть?

Он сунул руку под камзол, потрогал монету, которую дал ему Фаррен, потом стиснул ее в кулаке. Немного приободрился. Сжимая монету, как ребенок сжимает четвертак, который ему дали, чтобы купить в кондитерской сласти, Джек зашагал по дороге.

7

Прошло, наверное, часа два, когда Джек услышал звук, который капитан Фаррен назвал «громом, катящимся по земле»… а может, и все четыре. Как только солнце скрылось за западным краем леса (а произошло это вскоре после того, как Джек вошел в лес), он потерял счет времени.

Несколько раз экипажи проезжали на восток, вероятно, направляясь к павильону королевы. Всякий раз, слыша приближение одного из них (издалека – чистый воздух далеко разносил каждый звук, напоминая Джеку слова Спиди о том, как один мужчина выдергивал редиску, а второй, находясь в полумиле, узнавал об этом), он думал о Моргане и спешно перебирался через кювет, чтобы укрыться в лесу. Ему не нравилось, пусть даже ненадолго, заходить под эти темные деревья, откуда было видно дорогу; приятного в лесу было мало, но еще меньше Джеку хотелось, чтобы дядя Морган (мальчик по-прежнему верил: именно он – начальник Осмонда, что бы ни говорил капитан Фаррен) поймал его на дороге.

Поэтому всякий раз, заслышав приближающийся фургон или карету, он уходил с дороги, а как только она пустела, возвращался на нее. Однажды, когда Джек пересекал сырой, заросший сорняками кювет по правую руку, что-то пробежало – или проползло – по его ноге, и он вскрикнул.

Конечно, все эти фургоны и кареты доставляли немало хлопот, замедляли его продвижение, но при этом и подбадривали: по крайней мере в этом мире он был не один.

Однако ему все равно чертовски хотелось выбраться из Долин.

Более противного лекарства, чем волшебный сок Спиди, Джеку пробовать не доводилось, но он с радостью сделал бы большой глоток, если бы знал, что кто-нибудь – к примеру, сам Спиди – появится перед ним и заверит, что, открыв глаза, он первым делом увидит золотистые арки «Макдоналдса», которые его мать называла великими американскими сиськами. Внутри у Джека нарастало ощущение давящей тревоги, чувство, что лес этот опасен сам по себе, что в нем есть существа, знающие о его присутствии, что, возможно, и сам лес знает о его присутствии. Ведь деревья приблизились к дороге, верно? Да. Раньше их останавливали кюветы. Теперь – нет. Прежде лес целиком состоял из сосен и елей. Теперь добавились и незнакомые виды деревьев; черные стволы некоторых переплетались друг с другом, прочие казались странными хвойно-папоротниковыми гибридами. Отвратительного вида серые корни последних хватались за землю, как одутловатые пальцы. Наш мальчик? – словно шептала вся эта мерзость в голове Джека. НАШ мальчик?

Это только у тебя в голове, Джеки. Ты просто немного напуган.

Да, наверное, – но он в это не верил.

Деревья действительно менялись. Ощущение, что лес давит на него, становилось все более реальным. Как и чувство, что за ним наблюдают. И он начал думать, что ужасные мысли, крутившиеся у него в голове, – это послание леса… словно деревья что-то сообщали ему на коротких волнах.

Но бутылка Спиди с волшебным соком уже наполовину опустела, а ведь нужно, чтобы содержимого хватило на весь путь через Соединенные Штаты. А ведь сок может закончиться еще в Новой Англии, если он будет прикладываться к бутылке всякий раз, когда его охватит страх.

Мыслями он вернулся к тому огромному расстоянию, которое преодолел в своем мире, когда первый раз вернулся из Долин. Сто пятьдесят футов здесь равнялись половине мили там. При таком соотношении – если только оно не варьировало, чего исключить было нельзя, – он мог, пройдя десять миль, оставить за спиной Нью-Хэмпшир, словно надел сапоги-скороходы.

Но деревья… эти серые рыхлые корни…

Когда действительно начнет темнеть, когда небо из синего станет фиолетовым, я прыгну назад. Это точно. Двух мнений быть не может. Я не собираюсь шагать по этому лесу в темноте. Если волшебный сок закончится в Индиане или чуть раньше, старина Спиди сможет отправить мне бутылку через «Ю-пи-эс».

Все еще думая об этом – а также о том, что хорошо бы иметь план (пусть лишь на несколько ближайших часов), – Джек внезапно осознал, что приближается еще один экипаж, запряженный большим числом лошадей.

Вскинув голову, он замер посреди дороги. Его глаза широко раскрылись, и в голове с невероятной скоростью прокрутились два эпизода: сначала возник большой автомобиль – не «мерседес» – с двумя мужчинами в салоне, а потом – автофургон «ДИКОЕ ДИТЯ» с залитой кровью радиаторной решеткой, на огромной скорости мчащийся по улице от трупа дяди Томми. Он видел руки на рулевом колесе фургона… только это были не руки. Странные, сочлененные копыта.

Когда они мчатся галопом, кажется, что гром катится по земле.

И теперь, слыша этот звук – еще далекий, но совершенно отчетливый, спасибо чистому воздуху, – Джек задавался вопросом, как он мог принимать приближающиеся фургоны или кареты за дилижанс Моргана? Конечно же, никогда больше он такой ошибки не совершит. Звук, доносившийся до его ушей, зловещий, предвещающий беду… такой мог издавать только катафалк, да, катафалк, которым правил сам дьявол.

Джек застыл на дороге, словно кролик, выхваченный из темноты лучами фар. А звук нарастал – гремели колеса и копыта, скрипела кожаная упряжь. Теперь он слышал и голос кучера: Хи-и-йя! Хи-и-йя! ХИ-И-ЙЯ!

Джек стоял на дороге, стоял, и его голова гудела от ужаса. Не могу шевельнуться, ох дорогой Боже ох дорогой Христос я не могу шевельнуться мама мама ма-а-а-а-а…

Он застыл, представляя, как что-то огромное и черное, напоминающее почтовую карету, несется по дороге, запряженное черными животными, больше похожими на пум, чем на лошадей. Видел черные занавески, колышущиеся на окнах кареты, видел стоящего на козлах кучера, с развевающимися волосами и дикими, как у маньяка, глазами.

Видел, как они приближаются к нему, не сбавляя скорости.

Видел, как они размазывают его по дороге.

Только последнее и вырвало Джека из ступора. Он побежал направо, к обочине, зацепился ногой за один из шишковатых корней, упал, покатился по земле. Его спина, практически не дававшая о себе знать последние пару часов, вспыхнула болью, лицо мальчика искривила гримаса.

Он поднялся и, согнувшись, нырнул в лес.

Встал за одним из черных деревьев, бугристая кора которого – ствол напомнил Джеку баньяны, которые он в позапрошлом году видел на Гавайях, – была словно смазана каким-то маслом, и прикосновение к ней вызывало отвращение. Джек перешел к другому дереву, сосне, растущей чуть левее.

Грохот дилижанса и его сопровождения нарастал. Каждую секунду Джек ожидал, что они проскочат мимо, к деревне Мастеровых. Его пальцы то сжимались, то расслаблялись на смолистой коре сосны. Он кусал губы.

Прямо перед ним оказался узкий просвет между листьями, папоротниками и сосновыми иголками, через который он отчетливо видел дорогу. И когда Джек уже начал думать, что отряд Моргана так и не покажется, мимо галопом проскакал десяток, а то и больше всадников, направлявшихся на восток. Первый держал в руке флаг, но разглядеть его Джек не сумел… да, пожалуй, и не хотел. А потом мимо проскочил дилижанс.

В поле зрения он находился короткое время – не больше секунды, может, меньше, – но Джек рассмотрел его во всех подробностях. Огромный, высотой не меньше двенадцати футов. Еще три фута добавляли чемоданы и баулы, крепко привязанные к крыше. Голову каждой лошади украшал черный плюмаж. От ветра, возникавшего при такой скорости, плюмажи стелились по спинам лошадей. Джек потом подумал, что Моргану для каждой поездки требовались новые лошади, потому что те, которых он видел, бежали из последних сил. Пена и кровь пузырились на мордах, глаза безумно выкатывались из орбит, сверкая белками.

В его воображении – а может, у него на глазах – черные креповые занавески колыхнулись за незастекленными окнами. Внезапно в одном из этих черных продолговатых окон возникло бледное лицо, вроде бы обрамленное париком. Его появление шокировало ничуть не меньше, чем призрак в оконном проеме дома с привидениями. Это лицо не принадлежало Моргану Слоуту… но при этом и принадлежало.

И обладатель этого лица знал, что Джек – или другая опасность, столь же ненавистная и личная – затаился у дороги. Джек это понял, увидел по широко раскрывшимся глазам и злобно искривившемуся рту.

Капитан Фаррен говорил: «Он учует тебя, как кошка – крысу», – и теперь Джек в страхе подумал: Он меня учуял, это точно. Он знает, что я здесь, и что теперь? Готов спорить, он остановит дилижанс и отправит солдат в лес, чтобы они отыскали меня.

Еще один отряд всадников, охранявших Моргана с тыла, промчался мимо. Джек ждал, вжимая пальцы в сосновую кору, уверенный, что Морган даст команду остановиться. Но никто не остановился, скоро грохот дилижанса и сопровождавших его солдат начал затихать.