Текст книги "Парень из Колорадо"

Глава 3

– Именно ты рассказал ему о «Красотке Лизе», – напомнил Дейв Винсу, когда снова взял себя в руки. Рыбацкую шхуну «Красотка Лиза Кабо» выбросило на берег соседнего островка Смэк в двадцатых годах прошлого века. Одного моряка нашли мертвым на носовой палубе, остальные пятеро исчезли. – Как думаешь, сколько раз Хэнретти слышал эту байку, прочесывая нашу часть побережья?

– Понятия не имею. Все зависит от того, в скольких местах он успел побывать, прежде чем добрался до нас, дорогой, – ответил Винс, и в следующее мгновение старики снова загоготали: Винс хлопал себя по костлявому колену, а Дейв – по толстому бедру.

Стефани, хмурясь, наблюдала за ними: не злилась, не находила повода для веселья (может, самую малость), просто старалась понять, что их так забавляет. Сама она полагала, что история «Красотки Лизы Кабо» вполне годится хотя бы для одного из восьми выпусков цикла – маэстро, туш – «Нераскрытые тайны Новой Англии». И ей хватало ума и наблюдательности, чтобы не усомниться в том, что мистер Хэнретти не счел эту историю достойной внимания. По выражению его лица Стефани поняла, что он слышал ее в своих оплаченных «Глоуб» странствиях по побережью между Бостоном и Лосиным островом, скорее всего, не единожды.

Винс и Дейв кивнули, когда она озвучила эту мысль.

– Ага, – ответил ей Дейв. – Хэнретти, конечно, приезжий, но это не означает, что он глупец или лентяй. Тайна «Красотки Лизы», которая мусолится долгие годы, почти наверняка связана с бутлегерами, ввозившими из Канады спиртное и не стеснявшимися пускать в ход оружие, пусть точно этого никто не знает. Она описана в пяти или шести книгах, не говоря уже о журналах «Янки» и «Даун-ист». Кстати, Винс, а разве «Глоуб»?..

Винс кивнул.

– Семь, может, девять лет тому назад. В воскресном приложении. Хотя это мог быть «Провиденс». Я уверен, что это портлендская «Санди телеграм» опубликовала большую статью о мормонах, которые объявились во Фрипорте и попытались что-то раскопать в Пустыне штата Мэн.

– И о Береговых огнях пятьдесят второго года газеты пишут практически на каждый Хэллоуин, – радостно добавил Дейв. – Не говоря об уфологических сайтах.

– А в прошлом году какая-то женщина написала книгу об отравлениях на том церковном пикнике в Тэшморе, – закончил Винс. Речь шла о последней «нераскрытой тайне», которую они вывалили на репортера «Глоуб» за ланчем. После нее Хэнретти и решил, что может успеть на паром, отплывающий в половине второго, и в какой-то степени Стефани его не винила.

– То есть вы водили его за нос. Дразнили старыми историями.

– Нет, дорогуша! – На этот раз по голосу Винса чувствовалось, что он искренне изумлен. (Ну, возможно, подумала Стефани.) – Каждая из них – настоящая нераскрытая тайна побережья Новой Англии, даже нашей части побережья.

– Мы не могли знать наверняка, что ему известны все эти истории, пока не рассказали их, – здраво отметил Дейв. – Но нас и не удивило, что он оказался в курсе.

– Не удивило, – согласился Винс, его глаза весело сверкали. – Ага, давнишние истории, что тут скажешь. Но благодаря им мы вкусно поели, так? И проследили за круговоротом денег, поспособствовали тому, чтобы они попали куда нужно… Скажем, в карман Хелен Хафнер.

– И эти истории – единственные, которые вы знаете? Истории, пережеванные в кашицу в книгах и газетах?

Винс посмотрел на Дейва, своего давнего соратника.

– Я такое говорил?

– Нет, – ответил Дейв. – И не припоминаю, чтобы я говорил.

– Так о какой еще нераскрытой тайне вы знаете? И почему не рассказали ему?

Старики переглянулись, и вновь Стефани Маккэнн почувствовала их телепатическую связь. Винс чуть заметно мотнул головой в сторону двери. Дейв поднялся, пересек ярко освещенную половину длинной комнаты (в более темной стояла большая старомодная офсетная печатная машина, которой не пользовались уже семь лет), перевернул табличку на двери с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и вернулся к столу.

– Закрыто? В середине дня? – спросила Стефани с ноткой тревоги, в мыслях, если не в голосе.

– Если кто-то придет с новостями, то постучит, – весьма разумно ответил Винс. – Если с сенсацией – забарабанит в дверь.

– А если в городе начнется пожар, мы услышим сирену, – вставил Дейв. – Пошли на террасу, Стеффи. Нельзя упускать августовское солнце: оно нас ждать не будет.

Стефани посмотрела на Дейва, потом на Винса Тига, в девяносто соображавшего не хуже, чем в сорок пять. Она в этом убедилась.

– Учеба продолжается?

– Точно, – кивнул Винс, и, хотя он улыбался, она чувствовала, что говорит он серьезно. – Ты же знаешь, в чем везет таким старикам, как мы.

– Вы можете учить только тех, кто хочет учиться.

– Ага. Ты хочешь учиться, Стеффи?

– Да, – без запинки ответила она, несмотря на необъяснимую внутреннюю тревогу.

– Тогда выходи на террасу и присядь, – предложил Винс. – Выходи и присядь.

Так она и поступила.

Глава 4

Горячее солнце, прохладный воздух, бриз, благоухающий запахом соли, наполненный звоном склянок, сигнальными гудками, шумом плещущейся воды. Все эти звуки она полюбила в первые недели. Мужчины сели по обе стороны от нее, и, пусть Стефани этого не знала, у обоих в головах мелькнула одна и та же мысль: Красота в обрамлении старости. Ничего фривольного эта мысль в себе не несла, потому что старики понимали: намерения у них самые чистые. Они уже уяснили, как хороша Стефани в работе, сколь велико ее стремление учиться, и жадность до знаний только разжигала желание учить.

– Итак, – начал Винс после того, как все устроились, – подумай об этих нераскрытых тайнах, упомянутых нами за ланчем с Хэнретти: «Лиза Кабо», Береговые огни, Бродячие мормоны, Отравление в церкви Тэшмора, – и скажи мне, что их все объединяет.

– Они все остались нераскрытыми.

– А если подумать, дорогуша? – спросил Дейв. – Ты меня огорчаешь.

Она глянула на него и увидела, что он не шутит. Что ж, все довольно-таки очевидно, если принять во внимание, почему Хэнретти вообще пригласил их на ланч: «Глоуб» намеревалась напечатать цикл из восьми статей (может, и десяти, по словам Хэнретти, если ему удастся собрать достаточно подходящих историй) в период между сентябрем и Хэллоуином.

– Они все заезжены?

– Это лучше, – кивнул Винс, – но ничего новенького ты нам пока не сообщила. Спроси себя, юная моя: почему их так заездили? Почему какая-нибудь газета Новой Англии как минимум раз в год вытаскивает на свет Божий историю о Береговых огнях вместе с размытыми фотоснимками полувековой давности? Почему какой-нибудь местный журнал, вроде «Янки» или «Коуста», раз в год обязательно берет интервью или у Клейтона Риггса, или у Эллы Фергюсон, словно они могут вдруг подпрыгнуть, как сатана в шелковых бриджах, и сказать что-то такое, чего не говорили раньше?

– Я не знаю, кто эти люди, – ответила Стефани.

Винс хлопнул себя по лбу.

– Ага, и правда старый я пень. Забываю, что ты не местная.

– Я должна воспринимать это как комплимент?

– Можешь. Возможно, должна. Клейтон Риггс и Элла Фергюсон – те двое, кто не умер, выпив ледяного кофе в тот день на берегу озера Тэшмор. Фергюсон оклемалась полностью, а Риггсу парализовало левую половину тела.

– Это ужасно. И у них продолжают брать интервью?

– Ага. Прошло пятнадцать лет, и я думаю, что любой недоумок знает, что никого уже не арестуют за это преступление – восемь отравленных, шесть трупов, – но Фергюсон и Риггс по-прежнему у прессы в чести, хотя и выглядят все хуже и хуже: «Что случилось в тот день», или «Кошмар озерного берега», или… идею ты понимаешь. Это просто еще одна история, которую хотят слышать люди. Вроде «Красной Шапочки» или «Трех поросят». Вопрос… почему?

Но тут Стефани забежала вперед.

– У вас что-то есть за душой, верно? История, которую вы ему не рассказали? Что это за история?

Вновь сработала телепатия, но на этот раз прочитать мысль, проскочившую между ними, у Стефани не получилось. Все трое сидели на одинаковых садовых стульях, Стефани – положив руки на подлокотники. Дейв наклонился к ней и похлопал по руке.

– Тебе мы можем рассказать… Так, Винс?

– Ага, почему не рассказать? – согласился Винс, и снова на солнце стали видны все эти морщинки.

– Но если ты хочешь прокатиться на пароме, тебе придется принести чай рулевому. Слышала эту песню?[4]4
  «Чай для рулевого» – песня из одноименного альбома (1970) американского исполнителя Кэта Стивенса (р. 1948 г.).


[Закрыть]

– Скорее да, чем нет. – Стефани подумала о старых пластинках матери, хранившихся на чердаке.

– Хорошо, – кивнул Дейв. – Тогда отвечай на вопрос. Хэнретти отмел эти истории, потому что они постоянно мелькали в прессе. Почему они там мелькали?

Она задумалась, и старики ей не мешали. Вновь наслаждались созерцанием того, как она ищет ответ.

– Что ж, – прервала затянувшуюся паузу Стефани, – полагаю, люди любят истории, от которых в зимний вечер по коже бегут мурашки, особенно когда в доме горит свет, а от пылающего камина расходится приятное тепло. Истории о – вы понимаете – неведомом.

– И сколько неведомого на историю? – спросил Винс Тиг. Его голос звучал мягко, но взгляд так и впивался в нее.

Она уже открыла рот, чтобы сказать: «Не меньше шести порций», думая об отравлении на церковном пикнике, но не сказала. Да, шесть человек умерли на берегу озера Тэшмор, но убила их одна порция яда, и Стефани понимала, что яд в кофе всыпала только одна рука. Она не знала, сколько Береговых огней видели люди, но не сомневалась, что они все воспринимались как один феномен. Поэтому…

– Что-то одно? – предположила она, ощущая себя участником «Своей игры». – Что-то одно неведомое на историю?

Винс нацелил на нее палец, улыбаясь даже шире, чем всегда, и Стефани расслабилась. Конечно, это не настоящая школа, и старики любили бы ее ничуть не меньше, если бы она ошиблась, но ей хотелось порадовать их своим ответом, точно так же, как и своих лучших учителей в старших классах и колледже. Тех, кто работал с душой.

– И вот что еще, – добавил Дейв. – Люди в глубине души склонны верить, что объяснение случившемуся обязательно есть, и они даже представляют себе, что это за объяснение. Взять, к примеру, «Красотку Лизу», которую выбросило на скалы острова Смэк к югу от бухты Дингла в двадцать шестом…

– В двадцать седьмом, – поправил его Винс.

– Хорошо, в двадцать седьмом, умник, и Теодор Рипоно по-прежнему на борту, но мертвый, как хек, а остальные пятеро исчезли и, хотя нет ни крови, ни следов борьбы, никто не сомневается: должно быть, они были пиратами, отсюда и история о карте с указанием тайника, следуя которой они нашли сокровища, но люди, охранявшие тайник, набросились на них, и пошло-поехало.

– Или они передрались между собой, – вставил Винс. – Это основная версия случившегося на «Красотке Лизе». Речь о том, что есть истории, которые одни любят рассказывать, а другие – слушать, но Хэнретти хватало ума, и он понимал, что его редактору не придется по вкусу когда-то приготовленное, а потом много раз подогретое жаркое.

– Может, еще лет через десять, – предположил Дейв.

– Потому что рано или поздно все старое становится новым. Можешь в это не верить, Стеффи, но так и есть.

– Но я верю, – ответила она, подумав: «Чай для рулевого», это Аль Стюарт или Кэт Стивенс?

– Или возьмем Береговые огни, – продолжил Винс. – Я точно могу сказать, почему они выбились в фавориты. Есть их фотография. Скорее всего, это отражения огней Эллсуорта от низких облаков, которые в силу каких-то особенностей выглядят как круги, очень напоминающие летающие тарелки, а под ними – «Хэнкокские лесорубы» в форме, команда Малой лиги, стоят, задрав головы.

– И маленький мальчик указывает на круги бейсбольной перчаткой, – подхватил Дейв. – Это последний штрих. Люди смотрят на этот снимок и говорят: «Должно быть, это пришельцы из космоса, спустившиеся вниз, чтобы поглазеть на Великое американское развлечение». Но все равно это одно неведомое, на этот раз с интересной фотографией, достойной того, чтобы поразмыслить над ней. Вот люди и возвращаются к этой истории снова и снова.

– Но не «Бостон глоуб», – вставил Винс, – хотя я чувствую, что эта тайна может войти в утвержденный редактором список.

Старики добродушно рассмеялись, как давние друзья.

– Короче, мы, возможно, знаем одну или две нераскрытые тайны…

– Я под этим не подпишусь, – покачал головой Дейв. – Одну мы точно знаем, дорогуша, но единственного объяснения – «должно быть» – у нее нет…

– Ну как же… стейк, – перебил его Винс, но с сомнением в голосе.

– Ага, но даже это загадка, правда? – спросил Дейв.

– Пожалуй, – согласился Винс, и теперь по его голосу чувствовалось, что ему как-то не по себе. Выглядел он соответственно.

– Вы меня совсем запутали, – призналась Стефани.

– Ага, история Парня из Колорадо запутанная, это точно, – кивнул Винс, – поэтому она не подойдет «Бостон глоуб», должен тебе сказать. Для начала, очень много неизвестных. И они никак не складываются друг с другом. – Он наклонился вперед, глядя на девушку своими чистыми синими глазами янки. – Ты хочешь работать в газете, так?

– Вы знаете, что хочу, – недоуменно ответила Стефани.

– Тогда я поделюсь с тобой секретом, который известен любому человеку, проработавшему в газете достаточно долго: в реальной жизни число завершенных историй – с началом, серединой и концом – ничтожно мало или вообще равно нулю. Но если ты подкинешь читателю хоть одно неизвестное (два – это максимум), а потом добавишь какую-то версию – Боуи их называет «должно быть», – читатель сам придумает себе историю. Удивительно, правда?

– Возьми, к примеру, эти отравления на церковном пикнике. Никто не знает, кто убил этих людей. Зато всем известно, что за шесть месяцев до отравления у Роды Паркс, секретарши методисткой церкви Тэшмора, и Уильяма Блейки, пастора, случился короткий роман. Блейки был женат и порвал отношения с секретаршей. Следишь за моей мыслью?

– Да, – кивнула Стефани.

– Известно также, что Рода Паркс переживала этот разрыв, во всяком случае, какое-то время. Так говорила ее сестра. Что известно еще? На пикнике Рода Паркс и Уильям Блейки выпили отравленный кофе и умерли. Так что у нас здесь в «должно быть»? Отвечай быстро, Стеффи, считай, что от этого зависит твоя жизнь.

– Рода отравила кофе, чтобы убить своего любовника за то, что он ее бросил, а потом выпила сама, покончив с собой. Остальные четверо – плюс те, кто выжил, – как это называется, сопутствующий ущерб?

Винс щелкнул пальцами.

– Ага, это история, которую люди рассказывают сами. Газеты и журналы никогда такого на своих страницах не печатали, потому что не было необходимости. Они знали, что люди сами сложат два и два. Но в чем минус этой версии? Так же быстро, Стеффи.

Но на этот раз Стефани лишилась бы жизни, если бы та зависела от быстроты ответа, потому что в голову ничего не пришло. Она уже хотела оправдаться тем, что не знает всех подробностей, когда Дейв поднялся, прошел к ограждению террасы, посмотрел на Тиннок, и пояснил:

– Шесть месяцев – долгий срок, так?

– Но ведь кто-то сказал, что месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным?[5]5
  Эту фразу приписывают французскому политику и дипломату Шарлю де Талейрану (1754–1838).


[Закрыть]

– Ага, – тон Дейва не менялся, – но если убиваешь шесть человек, это нечто большее, чем месть. Не утверждаю, что быть такого не может, но, возможно, мотив все-таки другой. Так и Береговые огни могут быть отражениями от облаков… или какими-то секретными экспериментами, которые проводились на авиабазе в Бангоре… или кто знает, может, зеленым человечкам непременно хотелось посмотреть, удастся ли мальчишкам в форме «Хэнкокских лесорубов» выбить двух игроков одним ударом в игре с другими мальчишками – в форме «Автомобилистов Тиннока».

– Обычно происходит следующее: люди придумывают историю и держатся за нее, – продолжил Винс. – Это достаточно легко, если есть только один неизвестный фактор: один отравитель, один набор таинственных огней, одна рыбацкая шхуна, дрейфующая практически без команды. Но в случае с Парнем из Колорадо – только неизвестные факторы, а потому нет истории. – Он помолчал. – Все равно что поезд, выезжающий из камина, или груда лошадиных голов, которые ты однажды утром обнаруживаешь на своей подъездной дорожке. Наш случай не столь масштабный, но странностей в нем не меньше. И такое… – Он покачал головой. – Стеффи, люди такого не любят. Более того, им такое не нужно. Приятно любоваться волной, разбивающейся о берег, но слишком много волн могут вызвать морскую болезнь.

Стефани посмотрела на сверкающую воду под террасой – много волн, не очень больших – и предпочла промолчать.

– Есть кое-что еще, – после паузы добавил Дейв.

– Что?

– Это наша история, – произнес он с жаром, чуть ли не со злостью. – Парень из «Глоуб», парень издалека… он ее только изгадит. Ему не понять.

– А вы понимаете? – спросила она.

– Нет, – ответил Дейв, вновь усаживаясь. – Но мне и не надо, дорогуша. В истории с Парнем из Колорадо я чем-то похож на Деву Марию, после того как она родила Иисуса. В Библии сказано, что она «сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем».[6]6
  Лк. 2:19.


[Закрыть] Иногда с нераскрытыми тайнами это наилучший вариант.

– Но мне вы расскажете?

– Да, конечно же, мэм. – Он посмотрел на нее с удивлением и – отчасти – словно выйдя из легкой дремы. – Потому что ты – одна из нас. Так, Винс?

– Ага, – подтвердил тот. – Где-то в середине лета ты успешно сдала экзамен.

– Правда? – Она вновь почувствовала себя до абсурда счастливой. – Как? Какой экзамен?

Винс покачал головой:

– Не могу знать, дорогуша. Только в какой-то момент нам стало понятно, что ты – наша. – Он посмотрел на Дейва, который кивнул, потом снова перевел взгляд на Стефани. – Ладно. История, не рассказанная нами за ланчем. Наша местная нераскрытая тайна. История Парня из Колорадо.

Глава 5

Но рассказывать начал Дейв.

– Двадцать пять лет тому назад, в восьмидесятом, на острове жили юноша и девушка, которые переправлялись на материк на пароме, отчаливавшем в половине седьмого утра, а не в половине восьмого. Они состояли в легкоатлетической команде Объединенной средней школы Бейвью и, как тогда говорили, дружили. Когда зима кончалась – на острове она короче материковой, – они бегом пересекали остров, следовали вдоль пляжа Хэммока к главной дороге, а потом по Бэй-стрит добирались до пристани. Ты это себе представляешь, Стеффи?

Она представляла. Видела романтику. Не поняла, правда, что «друзья» делали, сойдя с парома в Тинноке. Стефани знала, что с десяток старшеклассников Лосиного острова переправлялись на материк на пароме, отплывающем в половине восьмого, показывая контролеру – или Герби Госслину, или Марси Лагасс – свои проездные, которые те проверяли сканерами для считывания штрих-кодов. У пристани школьников дожидался автобус, на котором они ехали три мили до ОСШБ. Стефани спросила, дожидалась ли парочка автобуса, и Дейв, улыбаясь, покачал головой.

– Нет, они бежали дальше, – ответил он. – Не держась за руки, но всегда бок о бок, Джонни Грэвлин и Нэнси Арно. Пару лет они были неразлучны.

Стефани выпрямилась. Она знала, что Джон Грэвлин – мэр Лосиного острова, общительный мужчина, у которого для каждого находилось доброе слово и который метил на кресло сенатора штата в Огасте. Волос у него становилось все меньше, а живот – все больше. Она попыталась представить его бегущим – две мили по острову до пролива, три – по материку до школы – и не смогла.

– Получается не очень, дорогуша? – спросил Винс.

– Не очень, – признала Стефани.

– Все потому, что ты видишь Джонни Грэвлина – футболиста, бегуна, любителя пошутить по пятницам и пылкого влюбленного по субботам – мэром Джоном Грэвлином, который всего лишь одинокая политическая жаба в маленьком островном пруду. Он ходит взад-вперед по Бэй-стрит, пожимает руки и улыбается, сверкая золотым зубом в уголке рта, находит доброе слово для каждого, не забывает ни одного имени и помнит, кто из мужчин ездит на «форде»-пикапе, а кто все еще сидит за рулем старого отцовского «интернейшнл-харвестера». Он – карикатурный политик из какого-нибудь фильма сороковых годов прошлого века о жизни маленького городка и настолько провинциален, что даже этого не понимает. Впереди у него только один прыжок – прыг, жаба, прыг, – и как только он прыгнет на кувшинку в большем по размерам пруду Огасты, ему или достанет ума и он остановится, или попытается прыгнуть еще раз и тогда его раздавят.

– Это так цинично, – отозвалась Стефани, не без восхищения.

Винс пожал костлявыми плечами:

– Послушай, я – тоже стереотип, дорогуша, только мой фильм – о газетчике с резинками, поддерживающими рукава рубашки, и козырьком на лбу, который в последней части кричит: «Остановите печатную машину!» Речь о том, что в те дни Джонни был совсем другим: стройным, как перьевая ручка, и быстрым, как молния. Ты бы назвала его молодым богом, если бы не торчащие зубы, но с тех пор он это поправил.

И она… в этих коротеньких красных шортиках… вот уж кто выглядел богиней. – Он помолчал. – Как и многие семнадцатилетние.

– Давай без канавных мыслей, – предложил Дейв.

На лице Винса отразилось удивление.

– Какая канава? Ни в коем разе. Мысли мои в облаках.

– Не буду спорить, раз ты так говоришь, и должен признать, взгляды она приковывала, это точно. А еще на дюйм или два возвышалась над Джонни. Возможно, из-за этого они и разбежались весной их выпускного года. Но в восьмидесятом не расставались и каждый день бежали к парому по острову, а высадившись в Тинноке – к школе. Люди делали ставки на то, что Нэнси залетит от него, но этого не случилось. То ли он показал себя крайне галантным, то ли она – сверхосторожной. – Дейв помолчал. – Черт, а может, они знали чуть больше, чем большинство островной молодежи.

– Я думаю, это как-то связано с бегом, – глубокомысленно изрек Винс.

– Пожалуйста, ближе к делу, вы оба, – осадила их Стефани, и старики рассмеялись.

– К делу, – кивнул Дейв. – Одним весенним утром, если точнее – в апреле тысяча девятьсот восьмидесятого года, они заметили человека, который сидел на пляже Хэммока. Ты знаешь, на окраине городка.

Стефани знала. Прекрасный пляж, только забитый «летними людьми». Она не представляла, как он выглядит после Дня труда, но шанс увидеть у нее был: стажировка заканчивалась пятого октября.

– Точнее, не совсем сидел, – поправился Дейв. – Полулежал, как они потом оба сказали. Привалился спиной к одному из мусорных баков, дно которых закапывали в песок, чтобы сильный ветер их не перевернул, но вес мужчины заставил бак накрениться… – Дейв поднял руку вертикально, а потом чуть отклонил.

– И в результате бак напоминал Пизанскую башню, – уточнила Стефани.

– Ты все поняла правильно. Кроме того, одежда мужчины – серые брюки, белая рубашка, мокасины, ни пиджака, ни пальто, ни перчаток – не соответствовала раннему утру, когда температура воздуха составляла сорок два градуса, а из-за холодного ветра с воды по ощущениям не превышала тридцати двух[7]7
  5,6 и 0 ºC, соответственно.


[Закрыть].

– Юные бегуны не стали обсуждать увиденное, просто подбежали, чтобы посмотреть, в порядке ли мужчина, и сразу поняли, что нет. Джонни, согласно его показаниям, понял, что мужчина мертв, как только взглянул на его лицо, и Нэнси сказала то же самое, но, разумеется, они не хотели сразу этого признавать. А ты бы захотела? Не убедившись, что это так?

– Нет, – согласилась Стефани.

– Он просто сидел (или полулежал), левая рука на коленях, а правая – на песке. На его пепельно-бледном лице выделялись маленькие лиловые пятна на щеках. Нэнси отметила синеватый оттенок закрытых век. И губы посинели, сказала она, а еще обратила внимание на распухшую шею. Волосы песочного цвета были короткими, но не настолько, чтобы не падать на лоб, с которого их откидывал ветер, когда дул, а в то утро дул он постоянно.

– Нэнси говорит: «Мистер, вы спите? Если вы спите, вам лучше проснуться».

– Джонни Грэвлин говорит: «Он не спит, Нэнси, и он не без сознания. Он не дышит».

– Позднее она говорила, что знала это, видела, но не хотела верить. Конечно, не хотела, бедняжка. И она говорит: «Может, все-таки дышит. Может, спит. Не всегда удается определить, дышит человек или нет. Тряхни его, Джонни, посмотри, вдруг проснется».

– Джонни не хотел прикасаться к нему, но и не хотел сдрейфить на глазах у подруги, поэтому протянул руку – для этого ему пришлось собрать волю в кулак, о чем он рассказал мне многие годы спустя, в «Бурунах», после того как мы пропустили по паре стаканчиков, – и потряс парня за плечо. Он сказал, что сразу понял, к чему прикоснулся: под рубашкой находилось не живое человеческое плечо, а словно вырубленное из дерева. Но он все равно потряс парня за плечо и сказал: «Проснись, мистер, проснись и… – Хотел добавить «встряхнись», но подумал, что в данной ситуации это прозвучит не очень[8]8
  Целиком английская идиома выглядит как «wake up and die right», поэтому вторая часть, «умри правильно», звучит в данной ситуации не очень уместно.


[Закрыть] (даже тогда он мыслил как политик). – …Вдохни аромат кофе»[9]9
  «Проснись и вдохни аромат кофе» – авторская аллюзия на песню и одноименный альбом ирландской группы «Крэнберрис».


[Закрыть].

Он тряхнул мужчину дважды. В первый раз ничего не изменилось. Во второй голова мужчины завалилась на левое плечо – Джонни тряс его за правое, – а сам мужчина соскользнул с мусорного бака, который его поддерживал, и повалился на бок. Голова ткнулась песок. Нэнси вскрикнула и побежала обратно к дороге, как могла быстро… То есть, доложу я тебе, очень быстро. Если бы она там не остановилась, Джонни пришлось бы гнаться за ней до Бэй-стрит, а может – как знать – и до самой пристани. Но она остановилась, и он ее догнал, обнял за плечи и сказал, что никогда раньше так не радовался, ощущая под рукой живую плоть. Он говорил мне, что так и не забыл, что почувствовал, сжимая плечо мертвеца, которое под рубашкой казалось деревянным.

Дейв замолчал, поднялся.

– Я хочу холодной кока-колы. В горле пересохло, а история длинная. Кто-нибудь еще хочет?

Как выяснилось, хотели все, а поскольку этой историей развлекали – если можно так выразиться – Стефани, она и пошла за газировкой. Когда вернулась, оба старика стояли у поручня и смотрели на пролив и на материк по ту его сторону. Она присоединилась к ним, поставив старый жестяной поднос на широкие перила и раздав стаканы с колой.

– Так на чем я остановился? – спросил Дейв после долгого глотка.

– Ты прекрасно помнишь на чем, – ответил Винс. – На той части истории, где будущий мэр и Нэнси Арно, которая сейчас бог знает где – вероятно, в Калифорнии, потому что все хорошие люди всегда оказываются на максимальном расстоянии от острова, какое только могут преодолеть без паспорта, – нашли Парня из Колорадо мертвым на пляже Хэммока.

– Ага. Так вот, Джон хотел сразу бежать к ближайшему телефону-автомату, который находился напротив публичной библиотеки, и позвонить Джорджу Уорносу, в те дни единственному констеблю на Лосином острове. Он уже давно умер, дорогуша. Сердце. Нэнси не возражала, но хотела, чтобы сначала Джонни вернул «человека» в исходное положение. Так она его называла: «человек». Не «мертвец», не «труп», всегда – «человек».

– Джонни говорит: «Я не думаю, что полиции понравится, если я его передвину, Нэн».

– Нэнси отвечает: «Ты уже его передвинул. Я хочу, чтобы он сидел, как прежде».

– Но он напоминает: «Я это сделал только потому, что ты велела мне его потрясти».

– На что она просит: «Пожалуйста, Джонни. Я не могу смотреть на него, когда он так лежит, и не хочу, чтобы он так лежал». Тут она начинает плакать, и это, конечно, решает дело, потому что Джонни возвращается туда, где лежит тело, по-прежнему согнутое в поясе и уткнувшееся левой щекой в песок.

– Джонни сказал мне в «Бурунах», что он никогда бы не смог выполнить ее просьбу, если бы она не наблюдала за ним и не надеялась, что он это сделает, и знаете, я ему верю. Для женщины мужчина может сделать много такого, чего в одиночестве делать бы не стал, от чего отступился бы в девяти случаях из десяти, даже когда пьяный и рядом друзья. По словам Джонни, чем ближе он подходил к мужчине – тот лежал на песке, согнув колени, будто сидел на невидимом стуле, – тем больше крепла его уверенность, что закрытые глаза раскроются, мужчина попытается его схватить. Разумеется, Джонни знал, что перед ним мертвец, но от этого предчувствие беды только усиливалось. И однако, подойдя к мужчине, он собрался с духом, схватился за деревянные плечи и вновь посадил покойника спиной к мусорному баку. Джонни думал, что бак не выдержит тяжести и упадет на песок, и вот тогда он бы точно закричал. Но бак не шевельнулся, и Джонни не закричал. В глубине души, Стеффи, я убежден, что мы, бедные смертные, так устроены, что всегда ждем самого худшего, а оно случается крайне редко. Обычно происходит просто плохое – почти хорошее, если на то пошло, в сравнении с самым худшим, – и уж с этим мы вполне справляемся.

– Вы правда так думаете?

– Да, мэм! В любом случае, уже двинувшись в обратный путь, Джонни увидел пачку сигарет, выпавшую на песок. И поскольку самое худшее осталось в прошлом и оказалось просто плохим, он поднял сигареты – подумав, что об этом надо сказать Джорджу Уорносу, на случай если полиция штата найдет на целлофане его отпечатки пальцев, – и положил в нагрудный карман белой рубашки мертвеца. Потом поспешил к Нэнси, которая приплясывала на месте, обхватив себя руками, одетая в тренировочную куртку с надписью «ОСШБ» на спине и в коротенькие шорты, и дрожала она, как ты понимаешь, не только от холода.

– Но, думаю, она быстро согрелась, потому что они побежали к публичной библиотеке, и я готов спорить, если бы кто засек время, то зафиксировал бы рекорд в беге на полмили или близко к тому. У Нэнси хватало четвертаков в кошельке, который она носила в кармане куртки, и именно она позвонила Джорджу Уорносу. Тот как раз одевался, чтобы пойти на работу: ему принадлежал магазин «Вестерн авто», в помещении которого дамы из церковного комитета теперь устраивают благотворительные базары.

Стефани, которая рассказывала о нескольких в колонке «ИСКУССТВО», кивнула.

– Джордж спросил ее, уверена ли она, что мужчина мертв, и Нэнси ответила «да». Тогда он попросил передать трубку Джонни и задал ему тот же вопрос. Джонни также ответил «да». Он сказал, что тряхнул мужчину, и тот был твердый, как дерево. Он рассказал Джорджу, как мужчина упал, как сигареты вывалились из его кармана, как он вернул их на место, опасаясь, что Джордж устроит ему за это выволочку, но Джордж не устроил. Никто не устроил. Не похоже на детективные сериалы. Правда?

– Не похоже, – согласилась Стефани, думая, что эта история напоминает ей одну из серий «Она написала убийство». Только вспоминая разговор, предшествовавший рассказу, она сомневалась, что появится Анджела Лэнсбери и раскроет эту тайну… Хотя кто-то все-таки добился хоть какого-то прогресса, подумала Стефани. Узнал, откуда взялся на пляже этот мертвец.

– Джордж сказал Джонни, чтобы они с Нэнси возвращались на пляж и ждали его, – вновь заговорил Дейв. – Сказал им, чтобы они никого не подпускали к телу. Джонни пообещал. Джордж сказал: «Если вы не успеете на паром в половине восьмого, Джон, я напишу тебе и твоей подружке объяснительную записку». Джонни ответил, что это его волнует меньше всего. Потом они с Нэнси вернулись на пляж Хэммока, только обратно бежали трусцой, а не со всех ног.