Текст книги "Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса"

Так что забудьте про арифметическую прогрессию: за прошедший век урожайность зерна на гектар шла резко вверх, тогда как реальные цены на него резко падали. Уму непостижимо, как много мы сэкономили. Если бы сегодняшние объемы продовольствия нам приходилось выращивать по технологиям эпохи до изобретения азотных удобрений, дополнительно распахана была бы территория размером с Россию[189]189
  Morton 2015, p. 204.


[Закрыть]. В 1901 году в США на среднее часовое жалованье можно было купить меньше трех литров молока; век спустя за час уже можно заработать на пятнадцать литров. Количество прочих продуктов питания, которое можно купить на часовое жалованье, также выросло во много раз: с полукилограмма сливочного масла до почти двух с половиной килограммов, с дюжины яиц до двенадцати дюжин, с килограмма свиной вырезки до почти двух с половиной килограммов и с четырех килограммов муки до двадцати двух[190]190
  Roser 2016e, 2016u.


[Закрыть].

В 1950-х и 1960-х годах еще один спаситель миллиардов жизней, Норман Борлоуг, перехитрил эволюцию и положил начало Зеленой революции в развивающихся странах[191]191
  Borlaug: Brand 2009; Norberg 2016; Ridley 2010; Woodward, Shurkin, & Gordon 2009; DeFries 2014.


[Закрыть]. В природе растения тратят много энергии и питательных веществ на формирование деревянистого стебля, который поднимает их листья и соцветия выше тени от соседних сорняков и друг друга. Как фанаты на рок-концерте, они стараются высунуться повыше, но лучше видно все равно никому не становится. Так всегда работает эволюция: недальновидная цель ее отбора – благополучие индивидуума, а не вида в целом, не говоря уже о каких-то других видах. С точки зрения крестьянина, высокая пшеница мало того что расходует энергию на несъедобные стебли – при использовании удобрений колос тяжелеет настолько, что стебли все равно ломаются. Борлоуг взял эволюцию в свои руки: он скрестил тысячи образцов пшеницы и отобрал потомство с короткими стеблями и высокой урожайностью, устойчивое к ржавчине злаков и нечувствительное к продолжительности светового дня. После нескольких лет «немыслимо монотонного труда» Борлоуг вывел сорта пшеницы (а позже кукурузы и риса), во много раз более урожайные, чем их предшественники. Благодаря выращиванию этих сортов с применением современных методов орошения, удобрения и возделывания культур, Борлоуг практически в одночасье превратил Мексику, а затем Индию, Пакистан и прочие подверженные массовому голоду страны в крупнейших экспортеров пшеницы. Зеленая революция продолжается – теперь ее называют «самым тщательно охраняемым секретом Африки» – в форме совершенствования сортов сорго, проса, маниока и клубнеплодов[192]192
  Зеленая революция продолжается: Radelet 2015.


[Закрыть].

Благодаря Зеленой революции миру теперь нужно меньше трети площадей, которые раньше требовались для производства того или иного объема продовольствия[193]193
  Roser 2016m.


[Закрыть]. Еще одним свидетельством изобилия является тот факт, что с 1961 до 2009 года территория под посевами увеличилась на 12 %, тогда как объем произведенного продовольствия – на 300 %[194]194
  Norberg 2016.


[Закрыть]. Наша способность выращивать больше еды на меньшей площади не только помогла нам побороть голод, но и в целом положительно сказалась на планете. Несмотря на свое буколическое очарование, фермы – это биологические пустыни, которые отнимают место у лесов и лугов. Теперь, когда в некоторых регионах мира возделанных земель стало меньше, площадь лесов умеренной зоны заново начала расти – об этом явлении мы еще поговорим в главе 10[195]195
  Norberg 2016. Согласно данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, “площадь лесных угодий выросла в шестидесяти с лишним странах и территориях, большая часть которых располагается в умеренных и северных широтах”. http://www.fao.org/resources/infographics/infographics-details/en/c/325836/.


[Закрыть]. Если бы эффективность сельского хозяйства оставалась неизменной на протяжении последних пятидесяти лет, для производства сегодняшнего объема продовольствия пришлось бы расчистить и распахать территорию размером с США, Канаду и Китай[196]196
  Norberg 2016.


[Закрыть]. Ученый-эколог Джесси Осубел пришел к выводу, что мир сейчас достиг пиковой площади сельскохозяйственных угодий: возможно, нам уже никогда не понадобится столько земли, сколько мы обрабатываем[197]197
  Ausubel, Wernick, & Waggoner 2012.


[Закрыть].

Как и все достижения прогресса, Зеленая революция с самого своего начала попала под шквал критики. Высокотехнологичное агропроизводство, говорили недовольные, расходует ископаемое топливо и грунтовые воды, использует гербициды и пестициды, подрывает традиционное натуральное сельское хозяйство, биологически противоестественно и приносит деньги корпорациям. Учитывая, что им были спасены жизни миллиарда людей и что благодаря ему массовый голод отправился на свалку истории, мне кажется, цена эта вполне разумна. Более того, нам необязательно придется платить ее вечно. Прелесть научного прогресса в том, что он никогда не обрекает нас на использование одной-единственной технологии, но постоянно разрабатывает новые, которые создают меньше проблем (к этой динамике мы обратимся в главе 10).

Генная инженерия сейчас может за несколько дней достичь того, на что у крестьян прошлого уходили тысячелетия и на что Борлоуг потратил годы «немыслимо монотонного труда». Генно-модифицированные культуры имеют более высокую урожайность и содержат больше жизненно необходимых витаминов, они устойчивы к засухам, засолению почв, болезням, вредителям и гниению, им нужно меньше земли, удобрений и трудовых затрат. Сотни исследований, все крупнейшие научные и медицинские организации мира, а также более сотни нобелевских лауреатов засвидетельствовали их безопасность (что неудивительно, ведь не генно-модифицированных культур не бывает)[198]198
  Alferov, Altman, & 108 other Nobel Laureates 2016; Brand 2009; Radelet 2015; Ridley 2010, pp. 170–73; J. Achenbach, “107 Nobel Laureates Sign Letter Blasting Greenpeace over GMOs,” Washington Post, June 30, 2016; W. Saletan, “Unhealthy Fixation,” Slate, July 15, 2015.


[Закрыть]. Однако традиционные защитники окружающей среды с их, как выразился эколог Стюарт Бранд, «привычным равнодушием к голодающим», затеяли крестовый поход против генно-модифицированных растений во имя защиты людей – не только сытых гурманов в богатых регионах мира, но и бедных крестьян в развивающихся странах[199]199
  W. Saletan, “Unhealthy Fixation,” Slate, July 15, 2015.


[Закрыть]. Этот протест исходит из священного, хотя и бессмысленного понятия «естественности», в результате чего его адепты осуждают «генетическое загрязнение» и «игры с природой», восхваляя «настоящую еду», которая производится «экологичными методами». Таким образом они наживаются на примитивных представлениях о врожденности и загрязнении, царящих среди несведущей в науке публики. Удручающие опросы показывают, что примерно половина из нас верит, что у обычных помидоров нет генов, а у генно-модифицированных есть, что ген, внедренный в растение, может попасть в геном съевшего это растение человека и что если поместить один из генов шпината в апельсин, то апельсин станет на вкус как шпинат. 80 % опрошенных высказались в поддержку закона, обязывающего производителей указывать на этикетках, что их продукция «содержит ДНК»[200]200
  Безграмотные мнения относительно генно-модифицированных продуктов: Sloman & Fernbach 2017.


[Закрыть]. Бранд пишет:

Осмелюсь предположить, что движение в защиту окружающей среды нанесло своим противостоянием генной инженерии больше вреда, чем любое иное наше заблуждение. Мы лишаем людей еды, препятствуем развитию науки, причиняем ущерб природе и отнимаем важнейший инструмент у наших врачей[201]201
  Brand 2009, p. 117.


[Закрыть].

Столь резкое высказывание Бранда обусловлено, в частности, тем, что сопротивление выращиванию генно-модифицированных культур произвело наиболее губительный эффект в той части мира, которая могла больше всего от них выиграть. Природа немилосердно наделила Африку к югу от Сахары бесплодными почвами, переменчивой интенсивностью осадков и малым числом удобных бухт и судоходных рек; исторически там так и не сформировалась достаточно широкая сеть автомобильных шоссе, железных дорог и каналов[202]202
  Sowell 2015.


[Закрыть]. Как и в случае всех прочих аграрных регионов, почва там была истощена, но, в отличие от остального мира, в Африке ее не восстановили при помощи искусственных удобрений. Выращивание генно-модифицированных культур, как уже имеющихся, так и выведенных специально для этого района, в сочетании с современными технологиями вроде беспахотного земледелия и капельного орошения могло бы позволить Африке обойтись без использования более инвазивных методов первой Зеленой революции и в то же время полностью устранить пока сохраняющийся там дефицит продовольствия.

При всей важности сельского хозяйства продовольственная безопасность зависит не только от него. Массовый голод случается не только когда еды мало, но и когда люди не могут ее себе позволить, когда армии лишают их доступа к ней или когда правительству все равно, сыто население или нет[203]203
  Причина голода – не только недостаток пищи: Devereux 2000; Sen 1984, 1999.


[Закрыть]. Пики и провалы на графике с рис. 7–4 показывают, что победа над голодом не была чередой уверенных подъемов эффективности сельского хозяйства. В XIX веке массовый голод обычно вызывали засухи и болезни растений, но в колониальных Индии и Африке его усугубляли бездушие, некомпетентность, а иногда и намеренные действия чиновников, не испытывавших филантропической заинтересованности в благополучии подданных[204]204
  Devereux 2000; White 2011.


[Закрыть]. К началу XX века колониальная политика стала более чуткой к продовольственным кризисам, а достижения в области сельского хозяйства нанесли значительный удар по голоду[205]205
  Devereux 2000. Деверо пишет, что в колониальный период «макроэкономические и политические причины массового голода постепенно сходили на нет» благодаря развитию инфраструктуры и «вводу в действие систем раннего предупреждения и механизмов помощи со стороны колониальных администраций, которые понимали необходимость устранения продовольственных кризисов для достижения политической легитимности» (стp. 13).


[Закрыть]. Однако позже кошмарная череда политических катастроф приводила к отдельным случаям массового голода на протяжении всего оставшегося столетия.

Из семидесяти миллионов людей, погибших в результате массового голода в XX веке, 80 % стали жертвами насильственной коллективизации, карательной конфискации и тоталитарного центрального планирования при коммунистических режимах[206]206
  На основании оценки Деверо в 70 миллионов смертей от крупных вспышек голода в XX веке (p. 29) и оценки отдельных случаев массового голода, приведенных им в таблице 1. Rummel 1994; White 2011.


[Закрыть]. Речь идет о периодах голода в СССР после Октябрьской революции, Гражданской войны и Второй мировой войны, сталинском Голодоморе на Украине в 1932–1933 годах, «Большом скачке» Мао Цзэдуна в 1958–1961 годах, «нулевом годе» Пол Пота в 1975–1979 годах и совсем недавнем «Трудном походе» Ким Чен Ира в 1990-е. Первые постколониальные правительства стран Африки и Азии часто принимали модные в идеологическом отношении, но катастрофические с точки зрения экономики решения о массовой коллективизации сельского хозяйства, ограничении импорта с целью развития «самодостаточности» и искусственном занижении цен на продукты питания, от которого выигрывали оказывающие большое влияние на политику горожане, но страдали крестьяне[207]207
  Deaton 2013; Radelet 2015.


[Закрыть]. Когда в этих странах начинались гражданские войны, а это случалось часто, в дополнение к разрушению системы продовольственного снабжения обе стороны могли использовать голод как оружие, иногда при пособничестве покровительствовавших им сверхдержав.

К счастью, с начала 1990-х необходимые для изобилия предварительные условия начали складываться на все большей части планеты. Когда секреты производства огромного количества еды уже раскрыты, а инфраструктура, необходимая для его транспортировки, уже создана, для победы над голодом нам остается побороть бедность, войны и автократические режимы. Давайте взглянем, какого прогресса мы достигли в противодействии каждому из этих бичей человечества.

Глава 8
Достаток

«У нищеты нет причин, – писал экономист Питер Бауэр. – Причины есть у достатка». В мире, где правят энтропия и эволюция, улицы не вымощены булками, а вареная рыба не прыгает нам под ноги. Однако эту прописную истину легко забыть, решив, будто богатство было у нас всегда. Историю пишут не столько победители, сколько богачи – та крупица человечества, которая обладает временем и образованием, чтобы ее писать. Экономист Натан Розенберг и правовед Лютер Бердзелл напоминают:

О подавляющем преобладании нужды в прошлые времена мы забываем в первую очередь по милости литературы, поэзии, рыцарских романов и легенд, героями которых становятся те, кто прекрасно жил, тогда как прозябавшие в нищете оказываются забыты. В итоге у нас складывается мифологизированное представление о нищих эпохах – иногда они даже кажутся золотыми временами идиллической простоты. Это неправда[208]208
  Rosenberg & Birdzell 1986, p. 3.


[Закрыть].

Норберг позаимствовал у Броделя картины той эпохи, когда определение бедности было простым: «Если ты можешь купить хлеба, чтобы прожить еще один день, ты не бедный»:

В богатой Генуе бедняки каждую зиму продавали себя в рабство на галеры. В Париже самых нищих заковывали в цепи по двое и заставляли выгребать сточные канавы. В Англии беднота искала спасения в работных домах, где они трудились целыми днями практически задаром. Иногда им поручали дробить на удобрения кости собак, лошадей и скота, пока в 1845 году инспекторы не обнаружили, что голодные работники дрались за право высасывать костный мозг из тухлых костей[209]209
  Norberg 2016; Braudel 2002, pp. 75, 285.


[Закрыть].

Другой историк, Карло Чиполла, писал:

В доиндустриальной Европе покупка одежды или ткани для одежды оставалась роскошью, которую обычные люди могли себе позволить несколько раз в жизни. Одной из главных забот работников больниц было следить, чтобы одежда усопших доставалась их законным наследникам, а не была украдена. Во время эпидемий чумы городским властям приходилось силой изымать и сжигать одежду умерших: люди дожидались смерти зараженных, чтобы забрать их платье, что обычно приводило к дальнейшему распространению болезни[210]210
  Cipolla 1994.


[Закрыть].

Необходимость объяснять возникновение достатка неочевидна для нас и из-за кипящих в современных обществах политических дебатов о способах распределения богатств, что подразумевает, будто подходящее для распределения богатство есть у нас по умолчанию. Экономисты говорят о «заблуждении о неизменном объеме», или «физическом заблуждении», – предположении, что ограниченный объем богатств существовал в мире с начала времен, словно золотая жила, и все это время люди только и делали, что пытались его между собой поделить[211]211
  Физическое заблуждение: Sowell 1980.


[Закрыть]. Одно из достижений Просвещения как раз и заключается в осознании, что богатство создается[212]212
  Открытие накопления капитала: Montgomery & Chirot 2015; Ridley 2010.


[Закрыть]. Главным образом оно создается за счет знаний и сотрудничества: целые сети людей организуют материю в маловероятные, но полезные конфигурации, объединяя плоды своего труда и изобретательности. Отсюда следует не менее радикальный вывод: мы можем разобраться, как создавать больше богатства.

Огромную продолжительность периода господства бедности и переход к современному изобилию можно проиллюстрировать простым, но поражающим воображение графиком. Он показывает, как на протяжении двух тысяч лет менялся валовой мировой продукт – стандартный показатель создания богатства – в международных долларах 2011 года. (Международный доллар – условная валюта, равная доллару США за определенный год, с поправкой на инфляцию и паритет покупательной способности. Последний отвечает за соотношение цен на сопоставимые товары и услуги в разных странах, например за тот факт, что постричься в Дакке дешевле, чем в Лондоне.)

Рост благосостояния на протяжении человеческой истории, показанный на рис. 8–1, можно описать так: ничего… ничего… ничего… (повторять несколько тысяч лет)… бабах! Спустя тысячелетие после первого года нашей эры мир был едва ли богаче, чем во времена Христа. Потребовалось еще полтысячелетия, чтобы мировой продукт удвоился. В некоторых регионах периодически происходили всплески, но они не приводили к стабильному, кумулятивному росту. И только с XIX века начался невиданный подъем. С 1820 до 1900 года мировой доход увеличился в три раза. Еще в три раза – за следующие пятьдесят с небольшим лет. И еще в три – за следующие двадцать пять, и еще в три – за следующие тридцать три. На данный момент валовой мировой продукт вырос почти в сто раз со времен промышленной революции и почти в двести раз – с начала эпохи Просвещения. В дебатах о распределении богатств часто используется образ пирога: делить ли нам пирог или печь пирог побольше (как невпопад сформулировал Джордж Буш-младший, «повышать пирог»). Так вот, если пирог, который делили в 1700 году, был испечен в стандартной 22-сантиметровой форме, то сегодняшняя форма имеет больше трех метров в диаметре. Если бы мы с хирургической сноровкой отрезали от этого пирога наименьший возможный кусочек, скажем в пять сантиметров в самом широком месте, он был бы равен по весу всему пирогу 1700 года.

РИС. 8–1. Валовой мировой продукт, 1–2015

Источник: Our World in Data, Roser 2016с, на основании данных Всемирного банка и Ангуса Мэддисона, Maddison Project 2014

На самом деле валовой мировой продукт как показатель сильно недооценивает рост благосостояния[213]213
  Недооценка роста: Feldstein 2017.


[Закрыть]. Каким образом можно на протяжении многих веков учитывать суммы в некой валюте вроде доллара или фунта так, чтобы построить единую кривую на графике? Сто долларов в 2000 году – это больше или меньше одного доллара в 1800-м? Это просто куски бумаги с цифрами; их ценность определяет то, что на них можно купить, а это зависит от инфляции и ревальваций. Единственный способ сравнить один доллар в 1800 году и один доллар в 2000 году – это посмотреть, во сколько человеку обходилась стандартная корзина товаров: фиксированное количество еды, одежды, медицинских услуг, топлива и так далее. Именно таким образом приведены к единому показателю вроде «международных долларов 2011 года» цифры на рис. 8–1 и на всех прочих графиках, где в качестве единицы измерения выступает доллар или фунт.

Проблема в том, что развитие технологий обессмысливает саму идею неизменной стандартной корзины. Для начала: качество товаров в этой корзине со временем растет. Один «предмет одежды» в 1800 году мог представлять собой накидку из жесткой, тяжелой и протекающей промасленной ткани; в 2000 году это был бы дождевик на молнии из легкой дышащей синтетики. «Стоматологические услуги» в 1800 году подразумевали клещи и деревянные протезы; в 2000-м – новокаин и имплантаты. Таким образом, неверно говорить, что те 300 долларов, которые мы бы потратили на одежду и медицинское обслуживание в 2000 году, соответствуют 10 долларам, которые мы бы заплатили за «то же самое» в 1800-м.

Кроме того, технологии не только улучшают старые вещи – они порождают новые. Сколько в 1800 году стоили холодильник, музыкальная запись, велосипед, мобильный телефон, «Википедия», фотография вашего ребенка, ноутбук с принтером, противозачаточная таблетка, доза антибиотиков? Ответ тут прост: в мире нет таких денег. Сочетание улучшенных вещей и новых вещей практически полностью лишает нас возможности сопоставлять материальное благополучие людей в разные десятилетия и века.

Падение цен еще больше усложняет задачу. Холодильник стоит сегодня порядка 500 долларов. За сколько вы бы вовсе отказались от возможности хранить еду в таких устройствах? Явно не за 500 долларов! Адам Смит называл это парадоксом ценности: когда важный товар доступен в избытке, он начинает стоить гораздо меньше, чем люди готовы за него платить. Эта разница называется потребительским излишком, и ее стремительный рост со временем невозможно отразить в цифрах. Экономисты сами первыми признают, что измеряемые ими показатели напоминают описанного Оскаром Уайльдом циника: они знают цену всему, но не видят ценности ни в чем[214]214
  Потребительский излишек и Оскар Уайльд: T. Kane, “Piketty’s Crumbs,” Commentary, April 14, 2016.


[Закрыть].

Это не значит, что сопоставление благосостояния в разные времена и в разных местах в единой валюте с учетом инфляции и покупательной способности не имеет смысла, – лучше уж так, чем не знать ничего или строить догадки, – однако адекватной оценки прогресса человечества оно нам не дает. Наш современник, у которого в кошельке лежит сто международных долларов 2011 года в наличном эквиваленте, невообразимо богаче своего предка с таким же кошельком двести лет назад. Как мы увидим дальше, это также влияет на нашу оценку благосостояния в развивающихся странах (эта глава), имущественного неравенства в развитых странах (следующая глава) и будущего экономического роста (глава 19).

~

С чего начался Великий побег? Самая очевидная его причина – применение науки для улучшения материальной жизни и, как следствие, возникновение, по выражению специалиста по экономической истории Джоэля Мокира, «просвещенной экономики»[215]215
  Термин «Великий побег»: Deaton 2013. Просвещенная экономика: Mokyr 2012.


[Закрыть]. Станки и мануфактуры промышленной революции, высокоурожайные фермы аграрной революции и водопровод санитарной революции могли обеспечивать людям больше одежды, инструментов, средств передвижения, книг, мебели, калорий, чистой воды и прочих нужных вещей, чем ремесленники и фермеры за век до того. Многие ранние усовершенствования в областях вроде паровых двигателей, ткацких станков, прядильных машин и литейного производства были сделаны в мастерских и на задних дворах незнакомых с теорией самоучек[216]216
  Самоучки: Ridley 2010.


[Закрыть]. Проблема состояла в том, что метод проб и ошибок порождает чересчур раскидистое дерево возможностей, многие из ветвей которого ведут в никуда; зато их можно подрезать посредством применения науки, ускоряя тем самым темп прогресса. Мокир замечает:

После 1750 года познавательная база технологии начала понемногу расширяться. Мало того что появлялись новые продукты и методы, – становилось понятно, как и почему работали старые, и теперь их можно было совершенствовать, дорабатывать, улучшать, по-новому сочетать с другими и адаптировать для новых целей[217]217
  Наука и технологии как причина Великого побега: Mokyr 2012, 2014.


[Закрыть].

Изобретение в 1643 году барометра, доказавшее существование атмосферного давления, в конце концов привело к изобретению парового двигателя, который в то время называли «атмосферным двигателем». Среди других примеров двустороннего обмена между наукой и технологией можно назвать синтез удобрений посредством применения химических знаний, полученных в результате изобретения гальванического элемента, и сделанное при помощи микроскопа открытие микробной природы заболеваний, благодаря которой мы оградили питьевую воду, а также руки и инструменты врачей от болезнетворных организмов.

Деятели прикладной науки не имели бы мотивации применять свою изобретательность для облегчения тягот повседневной жизни, а их разработки остались бы в стенах лабораторий и гаражей, если бы не еще два новых явления.

Одно из них – развитие институтов, которые упрощали обмен товарами, услугами и идеями; именно этот процесс Адам Смит выделил как главный генератор богатства. По мнению экономистов Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Уэйнгаста, пример прошлых веков, как и многих регионов мира в наши дни, показывает, что наиболее естественным для государства устройством является то, при котором представители элит договариваются не грабить и не убивать друг друга, а в обмен получают вотчины, льготы, привилегии, монополии, сферы влияния или сети покровительства, которые позволяют им контролировать какой-либо сектор экономики и жить за счет ренты (то есть дохода, полученного благодаря исключительному доступу к ресурсу)[218]218
  Естественное устройство государства против открытой экономики: North, Wallis, & Weingast 2009. Похожие аргументы: Acemoglu & Robinson 2012.


[Закрыть]. В Англии XVIII века на смену этой системе кумовства пришла открытая экономика, при которой кто угодно может торговать с кем угодно, а их действия при этом защищены законом, правами собственности, юридически обязывающими контрактами и институтами вроде банков, корпораций и государственных органов, работа которых основана не на личных связях, а на общественном доверии. Теперь предприимчивые люди могли выводить на рынок новые продукты, или продавать старые по цене ниже, чем у других продавцов, или получать деньги за что-то, что они выполнят лишь через определенное время, или вкладываться в оборудование или землю, которые принесут прибыль только спустя годы. Сегодня я воспринимаю как должное тот факт, что, если я захочу молока, я могу пойти в продуктовый магазин, и там на полках будут стоять литровые пакеты неразбавленного и неиспорченного молока по доступной мне цене, а продавец позволит мне уйти с таким пакетом сразу после того, как я считаю терминалом свою карту, хотя мы никогда раньше не встречались, возможно, никогда больше не увидимся и у нас нет общих знакомых, которые могли бы поручиться за нашу добропорядочность. В магазинах по соседству я могу проделать то же самое с джинсами, электродрелью, компьютером или автомобилем. Только наличие многочисленных институтов делает такими простыми эти и миллионы других анонимных транзакций, из которых состоит современная экономика.

Третье после науки и институтов новое явление заключалось в смене ценностей – в становлении того, что историк экономической мысли Дейдра Макклоски назвала буржуазной добродетелью[219]219
  Буржуазная добродетель: McCloskey 1994, 1998.


[Закрыть]. В аристократических, религиозных и воинских культурах на торговлю было принято смотреть сверху вниз, как на сферу низменного и корыстного. Однако в Англии и Нидерландах XVIII века эта деятельность начала восприниматься как высоконравственная и вдохновляющая. Вольтер и другие философы Просвещения превозносили дух коммерции за его способность преодолевать междоусобную ненависть:

Если вы придете на лондонскую биржу – место, более респектабельное, чем многие королевские дворы, – вы увидите скопление представителей всех народов, собравшихся там ради пользы людей: здесь иудеи, магометане и христиане общаются друг с другом так, как если бы они принадлежали одной религии, и называют «неверными» лишь тех, кто объявляет себя банкротом; здесь пресвитерианин доверяется анабаптисту и англиканин верит на слово квакеру… – и все без исключения довольны[220]220
  Letters Concerning the English Nation, cited in Porter 2000, p. 21.


[Закрыть][221]221
  Пер. С. Я. Шейнман-Топштейн.


[Закрыть].

В комментарии к этому отрывку историк Рой Портер пишет:

Говоря о гармоничном сосуществовании этих людей и их готовности сосуществовать в гармонии – не соглашаясь, но соглашаясь не соглашаться, – философ указывает нам на переосмысление высшего блага, на переход от богобоязненности к самосознанию, в большей мере ориентированному на психологические аспекты жизни. Таким образом, Просвещение превратило прежний главный вопрос бытия: «Как мне спасти свою душу?» – в более прагматичный: «Как мне стать счастливым?», тем самым провозгласив новую модель личного и социального взаимодействия[222]222
  Porter 2000, pp. 21–22.


[Закрыть].

Эта модель включала в себя нормы приличий, бережливости и сдержанности, ориентацию скорее на будущее, нежели на прошлое, и признание достоинства и престижа за торговцами и изобретателями, а не только за солдатами, священниками и придворными. Наполеон, образцовый носитель воинской культуры, пренебрежительно называл англичан «нацией лавочников». Однако британцы в то время зарабатывали на 83 % больше французов и потребляли на треть больше калорий – и мы знаем, чем все закончилось при Ватерлоо[223]223
  Данные о ВВП на душу населения: Maddison Project 2014, Marian Tupy’s Human Progress, http://www.humanprogress.org/f1/2785/1/2010/France/United%20Kingdom.


[Закрыть].

За Великим побегом Великобритании и Нидерландов вскоре последовали побеги германских и скандинавских стран, а также бывших британских колоний в Австралии, Новой Зеландии и Северной Америке. В 1905 году социолог Макс Вебер предположил, что капитализм невозможен без «протестантской этики» (гипотеза, из которой следует любопытный вывод, что евреям никак не добиться успеха в капиталистическом обществе). Как бы то ни было, католические страны Европы вскоре тоже вырвались из оков бедности, а череда прочих побегов, показанная на рис. 8–2, опровергла разнообразные теории о том, почему буддизм, конфуцианство, индуизм или в целом «азиатские» или «латинские» ценности несовместимы с динамично развивающейся рыночной экономикой.

РИС. 8–2. ВВП на душу населения, 1600–2015

Источник: Our World in Data, Roser 2016c, на основании данных Всемирного банка и Maddison Project 2014

Те кривые с рис. 8–2, которые не относятся к Великобритании и США, открывают для нас вторую поразительную главу истории процветания: со второй половины XX века бедные страны в свою очередь начали побег из бедности. Великий побег стал превращаться в Великую конвергенцию[224]224
  Великая конвергенция: Mahbubani 2013. Махбубани приписывает термин колумнисту Мартину Вульфу. Рэйдлет (2015) называет ее «Великий рывок»; Дитон (2013) считает ее частью Великого побега.


[Закрыть]. Страны, до недавних пор удручающе нищие, достигли уровня комфортного богатства – так, например, произошло в Южной Корее, на Тайване и в Сингапуре. (Моя бывшая свекровь, выросшая в Сингапуре, вспоминала, как в ее детстве семья за ужином делила на четверых одно яйцо.) С 1995 года в 30 из 109 развивающихся стран – в том числе в таких несхожих государствах, как Бангладеш, Сальвадор, Эфиопия, Грузия, Монголия, Мозамбик, Панама, Руанда, Узбекистан и Вьетнам, – отмечается такой экономический рост, при котором доходы удваиваются каждые восемнадцать лет. Еще в сорока странах темпы развития позволяют удваивать доходы раз в тридцать пять лет, что сравнимо с исторической скоростью роста экономики США[225]225
  Страны с высокими темпами роста ВВП: Radelet 2015, pp. 47–51.


[Закрыть]. Достаточно примечательно уже то, что в 2008 году в Китае и Индии доход на душу населения был таким же, как в Швеции в 1950-м и 1920-м соответственно, но это еще более поразительно, если вспомнить, сколько там было этих душ: 1,3 и 1,2 миллиарда. К 2008 году население мира, все 6,7 миллиардов, имели средний доход, эквивалентный доходу жителя Западной Европы в 1964 году. И нет, это происходит не только потому, что богатые люди становятся все богаче (хотя, разумеется, это тоже имеет место, о чем мы поговорим в следующей главе). Крайняя бедность уходит в прошлое, и все жители планеты становятся средним классом[226]226
  Согласно Millennium Development Goals Report 2015, «численность работающего среднего класса – людей, живущих на сумму, превышающую $4 в день, – практически утроилась с 1991 до 2015 года. Эта группа теперь составляет половину рабочей силы в развивающихся странах, тогда как в 1991 году их доля была равна всего 18 %» (United Nations 2015a, p. 4). Конечно, большая часть представителей этого по определению ООН «работающего среднего класса» в развитых странах считались бы бедными, но даже при таком широком определении мир сдвинулся в сторону среднего класса сильнее, чем можно было надеяться. В 2013 году Брукингский институт оценивал численность среднего класса в 1,8 миллиарда и предсказывал к 2020 году рост до 3,2 миллиарда (L. Yueh, “The Rise of the Global Middle Class,” BBC News online, June 19, 2013, http://www.bbc.com/news/business-22956470).


[Закрыть].

РИС. 8–3. Распределение доходов в мире, 1800, 1975 и 2015 годы

Источник: Gapminder, Ола Рослинг http://www.gapminder.org/tools/mountain

Статистик Ола Рослинг (сын Ханса) представил мировое распределение доходов в виде гистограмм, где высота кривых соответствует доле людей с определенным уровнем дохода в три разных момента истории (рис. 8–3)[227]227
  Одногорбые и двугорбые кривые: Roser 2016g.


[Закрыть]. В 1800 году, на заре промышленной революции, большинство людей во всем мире были очень бедны. Их средний доход был тогда таким же, как сейчас в беднейших странах Африки (около 500 международных долларов в год), и почти 95 % из них жили за чертой того, что сегодня называют «крайней бедностью» (менее 1,9 доллара в день). К 1975 году Европа, США и британские доминионы завершили Великий побег, оставив остальной мир позади с одной десятой от своего дохода, в первом из двух верблюжьих горбов этой кривой[228]228
  Точнее, горбы не верблюжьи, а бактрианские; одногорбый дромадер – тоже верблюд.


[Закрыть]. В XXI веке верблюд стал одногорбым; при этом главный горб сместился вправо, а хвост слева опустился еще ниже: мир стал богаче и в нем стало больше равенства[229]229
  От двугорбого до одногорбого: чтобы с другого ракурса взглянуть на тот же исторический процесс, обратитесь к рис. 9–1 и 9–2, основанным на данных Milanović 2016.


[Закрыть].

Зоны слева от пунктирной линии заслуживают отдельной иллюстрации. На рис. 8–4 показан процент населения, живущего в крайней бедности. Очевидно, что для этого состояния нельзя установить какой-то единый объективный порог, но ООН и Всемирный банк стараются как могут, сводя воедино принятые в разных развивающихся странах определения черты бедности, которые, в свою очередь, рассчитаны на основании дохода типичной семьи, способной себя прокормить. В 1996 году этот порог определялся звонким словосочетанием «доллар в день» на человека; сейчас он составляет 1,9 доллара в день в международных долларах 2011 года[230]230
  Это эквивалентно часто упоминаемой границе в 1,25 международного доллара 2005 года: Ferreira, Jolliffe, & Prydz 2015.


[Закрыть]. (Кривые, где этот порог назначен с большей щедростью, проходят повыше и снижаются помедленнее, но тоже в целом неуклонно скользят вниз[231]231
  M. Roser, “No Matter What Extreme Poverty Line You Choose, the Share of People Below That Poverty Line Has Declined Globally,” Our World in Data blog, 2017, https://ourworldindata.org/no-matter-what-global-poverty-line.


[Закрыть].) Отметьте не только форму этой кривой, но и то, как низко она опустилась – до 10 %. За две сотни лет доля населения планеты, живущего в крайней бедности, упала с 90 % до 10 %, причем большая часть этого падения произошла за последние тридцать пять лет.

РИС. 8–4. Крайняя бедность (доля населения), 1820–2015

Источники: Our World in Data, Roser & Ortiz-Ospina 2017, на основании данных Bourguignon & Morrisson 2002 (1820–1992) с усреднением показателей «крайней бедности» и «бедности» для соразмерности с данными Всемирного банка о «крайней бедности» за 1981–2015 годы, World Bank 2016g

Прогресс во всем мире можно оценивать двумя способами. С одной стороны, те показатели на душу населения и доли, которыми я оперирую выше, служат нравственно адекватным мерилом прогресса, поскольку удовлетворяют мысленному эксперименту с «занавесом неведения», предложенному Джоном Ролзом для определения справедливого общества: приведите картину мира, в котором вы бы согласились родиться случайным жителем, то есть без предварительного знания о своих жизненных обстоятельствах[232]232
  Выбор втемную: Rawls 1976.


[Закрыть]. Мир с более высоким процентом здоровых, сытых, обеспеченных, живущих долгую жизнь людей – это мир, в котором мы бы с большей готовностью согласились сыграть в такую лотерею. С другой стороны, абсолютные числа тоже важны. Каждый здоровый, сытый, обеспеченный, живущий долгую жизнь человек – это разумное существо, способное испытывать счастье, и мир становится лучше от того, что в нем живет больше таких существ. К тому же рост числа людей, которым удается выстоять в борьбе с энтропией и эволюцией, – это свидетельство невероятной эффективности благих сил науки, рынков, достойного правления и других институтов современности. Нижний слой составного графика на рис. 8–5 отражает количество людей, живущих в крайней бедности, а верхний – не живущих в ней; общая высота графика соответствует мировому населению в определенный момент времени. Мы видим, что число бедных уменьшалось параллельно с тем, как стремительно росло население – с 3,7 миллиарда в 1970 году до 7,3 миллиарда в 2015-м. (Как заметил Макс Роузер, если бы новостные издания ставили перед собой задачу объективно освещать перемены в мире, последние двадцать пять лет заголовки на их первых полосах оставались бы неизменными: «СО ВЧЕРАШНЕГО ДНЯ ЧИСЛО ЖИВУЩИХ В КРАЙНЕЙ БЕДНОСТИ СОКРАТИЛОСЬ НА 137 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК».) Мы живем в мире, где снижается не только доля бедных людей, но и их количество, где 6,6 миллиарда человек живут вне черты крайней бедности.