Текст книги "Общество незабвенных творцов. Патрицио"

Сцена шестая

Фехтовальный зал.

Вильгельм и Генрих после тренировки.

Генрих. Давно же мы с тобой не упражнялись.

Вильгельм. И всё, что было, весело растянули так, что ещё долго не будем заниматься. (Входят Оля и Таня и целуют своих мужей.)

Генрих (тихо Оле). Помыться не хочешь со мной?

Оля (тихо ему). Хочу. (Целует его, и они уходят.)

Таня. Нам надо поговорить.

Вильгельм. Без проблем, но нам бы сначала помыться.

Таня. Отлично, пойдём. (Уходят.)

Сцена седьмая

Гостиная.

Все, кроме Люсьена и Кати, сидят и пьют кофе.

Генрих. А где Люся?

Таня. Катя пошла за ним, но, видимо, с ним и осталась.

Ира. Вообще, мы хотели поговорить об успеваемости наших детей, но теперь я понимаю, что это было просто поводом нам всем собраться не только за едой. (Входят Люсьен и Катя.) А вот и наши сони. (Они садятся, и слуги наливают им кофе.)

Вика. Раз уж мы все здесь, я подниму один насущный вопрос. Милый, ты ведь знаешь, что нашей дочери нравится Вольфи? Что ты об этом думаешь?

Лоренцо. Мы с Герой обсуждали это и сошлись на том, что мы поговорим с нашими детьми: я скажу Люсе, что в этом ничего предосудительного, но не нужно пока что торопиться.

Август. Мне тоже надо будет с нашим мальчиком поговорить, чтобы он не думал, будто он хуже остальных.

Юля. А почему он должен так думать?

Август. Ему неприятно, что он не поэт.

Юля. Тогда поговорим. А что за занятие у них сейчас?

Люсьен. Они гуляют на свежем воздухе и беседуют с учителем.

Генрих. Да, насчёт учителя. (Подзывает к себе слугу и говорит ему.) Иди и скажи учителю, чтобы после уроков зашёл ко мне по делу. (Слуга поклонился и ушёл.)

Якопо. Что-то случилось?

Генрих. Детям же нужны ещё учителя по другим предметам, поэтому я и хочу узнать, есть ли у него кто на примете, кто был бы таким же компетентным в своём деле, как и он.

Лоренцо. Смотрите, какой деловой! (Растрепал волосы Генриха, а он, как и все, заулыбался.) Кстати, насчёт дел: кто хочет встретить тех художников, которые понравились нам всем?

Якопо. Да, я понял, о ком ты: они и вправду лучшие как среди художников, так и среди поэтов.

Юля. И музыкантов: их музыка просто восхитительна.

Август. Хоть мы многим покровительствуем, но таких талантов у нас ещё не было.

Вильгельм. Мне кажется, что тут надо говорить почти о гении.

Генрих. Надя тоже о них хорошо отзывается, а мнение художника о художнике, наверное, ценнее, чем мнение поэта. Лори, я их встречу. А когда они будут?

Лоренцо. Первый завтра в этом время, а второй – через полчаса после него. Хоть они действительно хороши, но, к сожалению, имён я не запомнил; помню, что имена приятные.

Август. Ладно, у детей занятие почти закончилось, пойду поговорю с сыном. Пойдём, Юль?

Юля. Конечно, родной.

Оля. Мы с Генрихом тоже этим займёмся.

Вика. Как и мы с Лоренцо. (Август и Юля, Генрих и Оля, Лоренцо и Вика уходят.)

Якопо. Виль, может, в бильярд?

Вильгельм. Давай, родной, с тобой давно не играли.

Катя. А я хочу с милым в нарды.

Вильгельм. Хорошей игры. (Якопо и Ира, Вильгельм и Таня идут в бильярдную, а Люсьен и Катя садятся за нарды.)

Сцена восьмая

Комната Джулиано.

Джулиано лежит на диване и читает. Август и Юля стучат и заходят.

Юля. Привет, дорогой, как ты? (Джулиано садится, а родители садятся рядом.)

Джулиано. Хорошо, а что? Что-то случилось? Я что-то натворил? Обычно вы вдвоём ко мне не заходите.

Август. Нет, всё хорошо. Как ты думаешь, кем я хочу, чтобы ты был?

Джулиано. Поэтом, как ты и как все остальные? Я пытаюсь, пап, но…

Август. Нет, не поэтом.

Джулиано. А кем же?

Август. Всё, чего я хочу, – это чтобы ты был моим сыном, а с этим ты, как видишь, успешно справляешься. (Целует его в лоб.)

Юля. Мы хотим сказать, что то, кем ты хочешь стать, это лишь твой выбор, но знай, что мы во всём тебя поддержим.

Август. Да, я давно понял, что ты не поэт, но это не делает тебя хуже твоих братьев и сестёр, это лишь значит, что ты другой. Это всё равно что ругать или хвалить тебя за то, что ты рыжий. Глупо ведь, правда?

Джулиано (рассмеялся). Да.

Август. Вот и молодец. Хотя, быть может, это и глупо, но рыжий мне больше нравится, поэтому и за это молодец. (Растрепал одной рукой волосы сына, а другой – жены, а потом обоих поцеловал в голову.) Ладно, читай, не будем больше отвлекать. (Джулиано хватает их в объятья.)

Джулиано. Спасибо!

Юля (слегка визжит от радости). Тебе спасибо, малыш. (Целует сына, и они уходят, а он ложится дальше читать.)

Сцена девятая

Комната Вольфганга.

Вольфганг лежит и сочиняет стихи.

Генрих (стучится). Можно?

Вольфганг. Войдите. (Генрих и Оля заходят. Вольфганг откладывает тетрадь и ручку, садится, а родители садятся рядом.)

Генрих. Не буду ходить вокруг да около. Ты ведь знаешь, что нравишься Люсии?

Вольфганг. Пап, ну мне неловко об этом говорить! Ну и к чему это? Ещё и Мама тут! Хотите, чтобы я от стыда умер? (Генрих и Оля сдерживают смех.)

Оля. А что ж тут постыдного?

Вольфганг. Ну, Мам, и ты туда же! Я люблю её как сестру, но она жутко надоедлива.

Генрих. Вот и правильно делаешь. Мы тебя ни к чему не принуждаем. Не обижай её чувства, но и не подпитывай их, чтобы ей в будущем не было больней.

Оля. Кто знает, что будет в будущем: может, и она тебе понравится, а может, она поймёт, что чувства к тебе были лишь ребячеством. В любом случае вы останетесь семьёй, поэтому люби её как сестру, что ты и делаешь и что я считаю правильным. (Целует сына в лоб.)

Генрих. Вот и поговорили. Ну что, это было так неловко, как ты ожидал?

Вольфганг. Нет, чуть менее неловко. (Вместе смеются.) Спасибо, пап, спасибо, Мам.

Оля. Пожалуйста, милый.

Вольфганг. Мам, я буду стараться на занятиях не засыпать, чтобы ты не злилась.

Оля. Ну спасибо. (Оля и Генрих уходят, а Вольфганг продолжает писать.)

Сцена десятая

Комната Люсии.

Люсия за столом лениво делает уроки. Лоренцо стучит в дверь.

Люсия. Войдите. (Входят Лоренцо и Вика.) Уже садимся есть, да? Я скоро спущусь, но сначала доделаю уроки.

Вика. Нет, мы пока не едим.

Люсия. Да, я знаю, я чуть-чуть по занятиям отстаю, но, как видите, я затем догоняю ребят.

Лоренцо. А что же тебе мешает учиться? Или, скорее, кто? (Люсия слегка смутилась.) Не совсем об уроках хотим поговорить. Давай лучше о Вольфи. (Люсия смутилась ещё сильнее.)

Вика. Милая, это нормально, что тебе нравятся мальчики, но не надо сходить с ума по ним. Я не могу сказать, будут ли твои чувства взаимны в будущем, но сейчас вы должны просто дружить и общаться, как ты это делаешь с остальными.

Лоренцо. Будь чуть-чуть гордой, но не высокомерной; не бегай за ним и не пялься на него, но и не будь безразлична к нему, ведь вы всё-таки семья. Правильно Мать говорит: пока что просто общайтесь, а с возрастом станет ясней, ведь и твои чувства к нему могут остыть.

Люсия. У вас с Мамой всё вроде по-другому было. (Лоренцо и Вика смутились.)

Лоренцо. Я бы не назвал всё, что было между нами, правильным: мы могли достичь того счастья, которое сейчас есть у нас, без лишних глупых сложностей, которые сами себе и создавали. Понимаешь, родная?

Люсия. Да, пап. Я вас поняла и постараюсь исправиться. Спасибо, что ругаете не мои чувства, а лишь неправильное их проявление.

Вика. Тебе спасибо за понимание. (Целует дочь.)

Лоренцо. Ладно, делай уроки, не будем мешать. Если возникнут сложности, позови, хорошо?

Люсия. Хорошо. (Лоренцо поцеловал её в лоб, и они ушли, а Люсия вернулась к урокам.)

Акт 3

Сцена первая

Комната Вольфганга.

Вольфганг сидит за столом и пишет стихи.

Вольфганг. Какую же правильную рифму подобрать? Нужно грамотно обобщить последней рифмой весь стих.

Благодатная во мне царит стихия.

Как же это лучше закончить? (Раздаётся стук в дверь.) Войдите. (Входит Люсия.)

Люсия. Можно с тобой поговорить? (Замечает, что Вольфганг замешкался.) Я не собираюсь вести себя, как обычно, не бойся, я хочу просто поговорить. (Вольфганг приглашает её сесть на стул, и она садится.) Я знаю, что веду себя глупо рядом с тобой и бываю надоедливой, и за это я пришла извиниться.

Вольфганг. Но тебе не за что изви…

Люсия. Подожди, я ещё не закончила. (Вольфганг осёкся.) Я впредь хочу быть твоим другом, поэтому давай просто дружить, хорошо? (Протягивает ему руку.)

Вольфганг. Хорошо. (Жмёт ей руку.)

Люсия. Спасибо. Тогда мне больше нечего сказать, не буду тебя отвлекать. (Выходит из комнаты и сразу начинает глубоко дышать, сняв маску спокойствия.) Не могу поверить, что мне удалось это сделать. (Взбодрилась и ушла.)

Вольфганг (задумчиво садится за стол). Вот это да! Неужели это была Люся? Нет, Люсия. Точно! Люсия! (Пишет, читая вслух.)

Благодатная во мне царит стихия:

Правят Божий страх, Любовь, а с ней Люсия.

Сцена вторая

Комната Бенедикта.

Бенедикт лежит на диване и отдыхает. Входит Августина.

Августина (подходит и трясёт его). Вставай! Ты сказал, что поиграешь со мной. (Бенедикт садится.)

Бенедикт. Во что ты хочешь?

Августина. В бильярд.

Бенедикт. Нет.

Августина. Почему?

Бенедикт. Дядя Лори тебя, конечно, очень любит, но, если ты в третий раз продырявишь сукно киём, он тебя просто съест.

Августина. Не съест: папа не позволит.

Бенедикт. Они вдвоём тебя съедят, а я буду доедать, если что-то останется.

Августина (почти в слезах). Мам! (Хочет убежать к Маме.)

Бенедикт (удерживает её). Ладно, стой. Шучу, конечно, но они всё равно будут злиться. Во что-то, кроме бильярда? (Вытирает её слёзы.)

Августина. Может, в нарды?

Бенедикт. Я уже сто раз говорил: просто перекладывать шашки с места на место ещё не значит играть в нарды.

Августина. Когда играем по правилам, получается скучно. Зато я хорошо умею бросать кубики.

Бенедикт. Их общее название – кости, а в нардах они называются зары. Да, ты их хорошо бросаешь, но было бы лучше, если бы они летали в пределах доски, а не моей комнаты.

Августина. Но на них, когда ты их находил, всегда были шестёрки, а ты говорил, что это хорошо, значит, я хорошо бросаю.

Бенедикт. Ладно, соглашусь. (Приобнял её.) Ну так во что в итоге хочешь поиграть?

Августина. Может, в волейбол?

Бенедикт. Да, хорошая идея, можно остальных тоже позвать.

Августина. Можем потом зайти к Наде.

Бенедикт. Точно! Надя! Спасибо, что напомнила, ведь она просила сказать ей, когда придут те художники, а они ведь сегодня придут. Надо сначала ей сказать, а затем поиграем, хорошо?

Августина. Хорошо, но я всё равно всех позову сразу: все любят заходить к Наде.

Сцена третья

Дом Нади.

Надя работает в мастерской.

Надя (откладывает кисть). Ну когда он уже приедет? Подумать только! Сказал бы ещё пару месяцев назад мне кто-нибудь, что все мои мысли будут заняты художником, которого я даже не видела, я бы… Ну и что, что не видела? (Ходит из стороны в сторону и всё больше погружается в разговор с самой собой.) Зато я видела его картины, и его кисть строга, но в строгости всё же есть нежность. (Ложится на диван и мечтает.) Все скажут, что он слишком строг, но есть ли красота в чрезмерной нежности и мягкости: «Так сладок мёд, что наконец он горек». Глупо отрицать: они оба гении, но он… Кто он? Стыд! Я даже имени не знаю моего… кого? Кто он мне? Жаль, но пока никто… пока… (Раздаётся стук в дверь.) Входите. (Входит Бенедикт.) Привет, Бени, тут не прибрано, подожди в гостиной, я сейчас.

Бенедикт. Если что, я с ребятами.

Надя. Хорошо, прикажите подать чай, я буду через две минутки.

Бенедикт. Хорошо, спасибо. (Уходит, а Надя идёт переодеваться.)

Сцена четвёртая

Гостиная Нади.

Все дети сидят и пьют чай с конфетами. Входит Надя и садится к ним.

Надя. Привет, детишки. Как вы? (Наливает себе чай.)

Бенедикт. У нас всё хорошо, и мы пришли тебя обрадовать.

Надя. Ваши отцы опубликовали новый сборник? Вы принесли?

Бенедикт. Так недавно ведь новый был сборник. А впрочем, неважно. Нет, по другому поводу: сегодня приедут художники! (Надя подавилась.)

Надя. Сегодня?! Оба? А во сколько? Могу ли я их увидеть?

Бенедикт. Один из них будет через час, а другой – через два. Я думаю, мельком их увидеть можно будет, но пообщаться вряд ли получится, ведь у них сегодня деловая встреча. Ребят, а кто их встретит?

Вольфганг. Мой папа.

Бенедикт. Отлично. Тогда мы у дяди Геры узнаем про них и расскажем тебе, ведь знаем, что они тебе очень интересны.

Надя. Спасибо, ребят, вы чудесные. Хотите ещё конфет?

Августина. Нет, спасибо, мы зашли просто рассказать, а так мы хотели поиграть в волейбол.

Надя. Спасибо, красавица. (Поцеловала Августину в лоб.) Тогда не буду вас задерживать. Помните, что мне всегда приятно видеть вас у себя, поэтому заходите почаще.

Готфрид. Спасибо, нам тоже нравится у тебя.

Луи. Точно.

Люсия. Абсолютно.

Джулиано. Спасибо, Надя.

Вольфганг. Спасибо.

Бенедикт. Мы это очень ценим.

Августина. Спасибо. А теперь пойдёмте уже играть. (Быстро убегает и тянет с собой Бенедикта, и остальные, попрощавшись с Надей, тоже идут за ними.)

Надя. Поверить не могу! Сегодня! Интересно, он брюнет или блондин? А волосы длинные или короткие? Хоть строгая у него кисть, но характер не всегда соответствует внешности. А глаза? А взгляд? Лёгкая улыбка с ямочками или нахальная ухмылка? Нет! Нахальства в нём нет, но есть гордость, которая неразумному покажется высокомерием. Да каков же он в конце концов?.. Увижу… сегодня я его увижу, но сначала приведу себя порядок. (Уходит.)

Сцена пятая

Кабинет Генриха.

Сидит Генрих. Входит Вера.

Генрих. Здравствуйте, прошу, садитесь. (Вера садится.) Извините, я слегка удивлён, ведь ожидал художника, а не художницу, но, видимо, я что-то перепутал, прошу прощения.

Вера. Нет-нет, вы всё правильно поняли: я не художница и не автор тех работ, которые вам понравились. Я лишь подруга художника, а он сам даже не знает о том, что вы оценили его работы, но ему понравится.

Генрих. Очень занятно, впервые с этим сталкиваюсь, но вы молодцы. Прошу прощения, я забыл представиться: я Генрих…

Вера. Забытый поэт, главный после Вильгельма, автор прекраснейших стихов, поэм и много другого. Простите, просто мой… друг очень высоко ценит как вас, так и всех остальных членов Общества, а я пристрастилась к вашей поэзии уже через него. Меня зовут Вера.

Генрих. Очень приятно познакомиться, а также лестно знать, что наше творчество кому-то интересно. Кстати, я не забыл о вашей просьбе: видимо, вашей просьбе, если вы нам писали.

Вера. Да, я.

Генрих. Прошу. (Отдаёт ей сборник стихов с подписями всех поэтов.)

Вера. Спасибо вам большое, ему очень понравится.

Генрих. Извините мою бестактность, но как зовут всё-таки художника? Я не смог разобрать по подписи с рисунков.

Вера. Его зовут Габриэль.

Генрих. Какое прекрасное имя.

Вера. Именно! Ой, то есть да, мне тоже нравится. (Генрих улыбнулся.) Но прошу, не забывайте: ударение всегда на последний слог, иначе он разозлится; но в форме «Габи», конечно же, на первый слог, иначе будет глупо и он обидится.

Генрих. Какой щепетильный молодой человек.

Вера. Он просто знает себе цену.

Генрих. Есть какие-либо вопросы у вас по условиям?

Вера. Нет, я всё поняла: художник получает дом на территории вашей усадьбы в свою собственность, вы оплачиваете прислугу и все иные хозяйственные моменты, художник получает ежемесячно миллион рублей и полную свободу творчества, за выполнение ваших заказов предусмотрена дополнительная плата, вы помогаете в поиске покупателей; в случае ухода дом придётся оставить, но вы выплатите стоимость дома. Всё понятно. А предусмотрен какой-то договор?

Генрих (рассмеялся). Нет, у нас другая политика, которую многие посчитают глупой, и будут правы: мы только за доверие на слово, ведь личность важнее договора, его слово дороже и сильнее угрозы со стороны глупого закона. Я думаю, господин Габриэль знает, если он сильно заинтересован в нашем творчестве. Ещё один момент: к сожалению, в том доме только одна кровать, но я сегодня же скажу слугам, чтобы…

Вера. Нет! Это даже хор… то есть это не проблема.

Генрих (хитро улыбнулся). Он вам давно нравится?

Вера (покраснела). Как вы узнали? Это ваш знаменитый нюх?

Генрих. Тут он не нужен, чтобы понять. В любом случае я желаю вам удачи как в целом, так и с вашим хитрым планом. Не смею больше вас задерживать и очень рад знакомству.

Вера. Это я рада, спасибо, за всё спасибо, до свидания.

Генрих. До свидания. (Вера уходит. Раздаётся стук в дверь.) Входите. (Входит Вин.) Здравствуйте, садитесь, пожалуйста.

Вин (садится). Здравствуйте. Сперва я хотел ещё раз поблагодарить вас за приглашение. Вы не представляете, как значимо для меня ваше творчество, а этот дом для меня будто музей, ведь здесь возникло и поныне развивается Общество забытых поэтов.

Генрих. А вы уверены, что оно возникло здесь?

Вин. А разве нет?

Генрих. Вам рассказать?

Вин. Да, прошу.

Генрих. В тот день мы сидели в захудалой квартирке Лоренцо: я, Лоренцо, Вильгельм и Август. Мы ждали прихода Якопо, ведь он обещал познакомить нас со своим приятелем, который, скорее всего, захочет присоединиться к нам.

Вин (всё время заворожённо слушавший). Извините, что перебиваю, сэр: это был Бенедикт?

Генрих. Да, Бенедикт, Бенедикт… Так вот, он привёл его, и всем нам он страшно понравился: в нём была бесконечная Доброта, мечтательность, Любовь ко всему. Я не знал более светлого человека. Мы сразу поняли, что он часть нас, но кого «нас»? Кто мы? Мы тогда не совсем понимали, что же такое мы все вместе составляем, не понимали, как это можно назвать. И начали обсуждать: пришли сначала к тому, что мы все поэты (уже что-то), а потом? Какова же форма этого содержания? Кто-то говорит про клуб, кто-то про кружок, но Вильгельм назвал нас обществом. Хорошо, а что дальше? Общество каких поэтов? Кто-то сказал про немых поэтов, Бенедикт сказал про мёртвых, но Якопо не понравилось; в итоге говорю я, и…

Вин. Вы предложили назваться забытыми?!

Генрих. Нет, я просто-напросто забыл, что хотел предложить, а Якопо сказал, что это именно то, и торжественно произнёс: «Мы – Общество забытых поэтов!».

Вин. Это… это что-то чудесное. Спасибо вам большое. Услышать такой рассказ из первых уст!

Генрих. Прошу, будьте со мной на «ты»: мы со всеми нашими художниками, поэтами и музыкантами на «ты». А как мне к вам обращаться?

Вин. Просто Вин. Что касается всех условий, я со всем ознакомлен, вопросов у меня нет, и со всем я согласен.

Генрих. Отлично, мы будем рады такому художнику. (Пожали друг другу руки, распрощались, и Вин ушёл.)

Сцена шестая

Квартира Габриэля и Веры.

Габриэль лежит, закрыв глаза, на диване. Входит Вера с тортом в руках.

Вера (слегка трясёт его). С днём рождения.

Габриэль (радостно встаёт). Я-то думал, ты забыла, вот и лежал и грустил.

Вера. Как я могла?! Даже свечки поставлю. (Ставит на торт свечки в виде двух двоек и зажигает их.) Загадал желание?

Габриэль. Нет у меня особо желаний. Я тебе отдаю, загадай сама.

Вера. Ладно. (Загадывает про себя: «Полюби меня» и задувает.)

Габриэль. Получилось?

Вера. Пока не знаю. (Он мажет ей нос тортом.) Эй, это вообще-то твой день рождения! (Мажет ему обе щеки и нос, а он пробует со своей щеки.)

Габриэль. Вкусно! (Вытирает пальцем её нос и тоже ест.) С тебя ещё вкуснее. (Вытирает её и себя салфеткой.)

Вера. Но это не весь сюрприз. (Достаёт сборник поэтов.) Это тебе.

Габриэль. Ты купила мне новый сборник?! Его же ещё даже в магазинах нет. Спасибо большое.

Вера. Это ещё не всё: открой.

Габриэль (открывает и читает). Как… с подписями?.. Это, наверное, какая-то особенная серия. Спасибо большое! (Обнимает её.)

Вера. Не совсем. Вот, возьми ещё кое-что. (Даёт ключи от дома.) Это тебе уже не от меня.

Габриэль. Что это?

Вера. Поэты теперь твои покровители.

Габриэль. Как? Я же?..

Вера. Я всё сделала: я отправила втайне твои работы, ведь ты сам не осмелился бы. Им очень понравилось, а условия их ты уже знаешь.

Габриэль (молчит удивлённо). Спасибо. (Крепко целует её в щёку, а она еле стоит на ногах от удовольствия.) Спасибо! (Начинает бегать от радости по всей квартире, а Вера ещё не может прийти в себя и мечтательно гладит щёку.) А когда можем въехать?

Вера (кое-как взяла себя в руки). Да хоть сегодня.

Габриэль. Отлично! Не будем тянуть, давай собирать вещи.

Вера. Ты меня возьмёшь с собой?

Габриэль. Как можно такое спрашивать? Куда ж я без тебя? Хорошо, что вещей у нас немного: соберёмся быстро и уйдём. Прощай, глупая мелкая квартирка!

Вера. Да. (Пошли быстро и весело собирать вещи.)

Сцена седьмая

Дома Нади.

Надя мечтательно ходит из стороны в сторону.

Надя. Каков он был! Волосы тёмные, слегка длинные, но не чересчур, вьются, но не очень кудрявые; тело… тело крепкое, взгляд серьёзный, пронизывающий, походка ровная, мерная: он уверен в себе, ему нечего доказывать; руки не грубые, но и не женственные, пальцы довольно длинные, что хорошо для музыканта, улыбки нет, но и грубости в устах тоже нет, значит, не улыбается просто так, а значит, его улыбка имеет ценность, а смех… Вот бы услышать его смех! А глаза… узнать бы их цвет! А голос?.. Каков же голос? Так мало! Так мало знаю! Вот бы его крепкие руки… (Мечтательно обнимает себя и пёрышком падает на диван, потом приходит слегка в себя и встаёт.) Интересно, его дом близко? Может, соседний дадут ему? Какая разница: пусть хоть в десяти километрах – мне всё нипочём! Да только с чего бы мне к нему идти?.. Кто я ему, чтобы приходить когда захочу? Никто… (С грустью вновь падает на диван.) Один лишь раз видела его, когда он мимо проходил, но разве нужно художнику больше? А имя! Вин… Разве такое короткое имя может вмещать в себя всю сущность этого человека? Этого мужчины?.. Моего мужчины?.. Неужели так коротко можно описать его тело, его руки, его глаза? Нельзя же так коротко! Всех слов в мире не хватит для этого! Но чем меньше слов, тем вес они имеют, а значит, Вин уже души моей кумир, ведь магическим образом вмещает в себя всё то чудо, которое не поддавалось никаким моим словам. (Глубоко вздыхает, закрывает глаза от приятной усталости и вскоре засыпает.)