Текст книги "Мой муж"

Танцевать мне вовсе не хотелось, я хотела чуть уединения и задать один вопрос.

– Вот это хочу, – ткнула пальцем наугад, и попала на что-то медленное.

Из-за стола послышался недовольный стон кого-то из девушек и в просторном центре зала мы с Исаевым танцевали одни.

– Специально это подстроили? – шепнула ему на ухо, намеренно выкая.

– О чём ты? – хмыкнул Исаев, прижимая меня к себе и медленно кружа в танце.

– Привезли меня сюда и напились, теперь я домой вернуться могу только пешком. Зачем вы это сделали? – спать с ним у меня в планы вообще не входило, максимум поцелуи и те должны были прекратиться после побега.

– Не можешь, – ответил Исаев, обжигая своим дыханием шею.

– Чего не могу? – не поняла такого ответа, о чём он вообще?!

Отпрянула, насколько мне позволили его объятия, чтобы заглянуть в глаза. На вид он был даже не пьян, глаза так точно трезвые.

– Домой вернуться, – спокойно ответил Исаев, даже мускул на его лице не дрогнул.

– В смысле?! – возмутилась я громко, но из-за громких разговоров и смеха за столом никто не услышал.

– А как ты себе это представляешь? Фонарей нет, я тебя провожать не пойду, у нас же гости, а одну я тебя отпустить никак не могу, милая. Придётся тебе со мной спать, обещаю не приставать! – заявил Исаев, ещё крепче прижав меня к себе, так что я была вынуждена положить голову на его плечо иначе было неудобно.

От ладони Исаева поясница жаром пылала, и хотелось его треснуть, невзирая на гостей, но я так поняла, что все мои взбрыки доставляют ему удовольствие.

– А, понятно, – согласилась излучая спокойствие, не видя, к сожалению, лица Исаева, но думаю, что он был как минимум удивлён.

Поняв, что шансов вернуться домой у меня не нет, я расхвалила черничное вино Анны Захаровны и бессовестно на него налегала, пока не случился провал в памяти. Последнее что в ней отложилось, был момент, когда во время танцев с гостями я присела на диванчик отдохнуть. Что было после оставалось загадкой, проснулась я в чужой пижаме, под тяжеленной ручищей Исаева.

5

Мягкого пробуждения не вышло, охватившая паника, заставившая сердце часто биться, не давала на это шансов.

Я хотела поскорей уйти домой, но попытка выбраться из-под Медведя оказалась тщетной. Как только я приподняла его руку и отодвинулась буквально на сантиметр, он заворочался и притянул меня обратно. Сопел потом в макушку ещё минут тридцать, пока я могла терпеть. Но в туалет хотелось сильней, чем не хотелось разбудить Исаева.

Больше не соблюдала осторожности и села на кровати, откинув тяжеленную ручищу Исаева. Медведь даже бровью не повёл, и меня это разозлило. Возилась с ним, а он даже не просыпается!

– Ну и какого лешего я мучилась? – поинтересовалась у этого пухлого тельца во весь голос, но ответа не получила.

Он даже не всхрапнул.

– Ты живой вообще? – толканула его, он чуть качнулся лёжа на боку, но никакой реакции.

Потрогала его, он был тёплый, на запястье прощупывался пульс, и я с чистой совестью вышла из спальни. Вылетела пулей, даже не оглядываясь!

Класс!

Радуясь удачному побегу из спальни Исаева, я хотела отыскать своё платье и по белу свету спокойно дойти до дома. Может повезёт и пока меня не будет, Катерина приберёт к рукам этого Медведя, и я останусь свободной?! Очень этого хотелось! И в туалет!

– О! Проснулась уже? Ранняя пташка значит, – с улыбкой меня встретила Анна Захаровна, собирающая тарелки со стола, – А остальные дрыхнут, Толя тоже обычно рано встаёт, но если выпьет, когда, то пушкой не разбудить, – рассказала тётушка.

Ну вот где же вы раньше то были Анна Захаровна?!

Полчаса терпела этого увальня, боялась шевельнуться, а можно было пушкой будить, и не бояться что проснётся.

– Ага, а где моё платье не знаете? Что-то я не помню, как вчера спать ушла, – топталась на месте, вроде и в уборную хотелось, но и без платья в пижаме по посёлку идти не могла.

– Так, а я почём знаю? Где снимала там и есть поди, – с удивлением отметила Анна Захаровна, – В комнате вашей нет разве? – спросила меня, а я даже не задумалась, как оказалась в пижаме.

– А пижама чья? – по размеру Анне Захаровне маловата была бы, и я решила, что кто-то из девушек может одолжил.

– Так твоя, Толя в городе купил ещё недели две уж как, я состирала, выгладила, хорошая пижама-то. Хлопок сто процентов, – объяснила Анна Захаровна.

Вот же!

Глаз свой карий на меня положил, и уже переезжает меня по-тихому без моего же ведома. Тапочки, пижама, а в гараже наверняка где-то уже коляска и кроватка стоят, ждут своей очереди.

– Хорошая… Пойду умоюсь, потом платье поищу, – тихонько прошептала.

Предупредив Анну Захаровну, ушла в ванную проверить на месте ли под пижамными штанами трусы. А то раз пижама от Исаева, спала с ним, то и переодевать меня мог тоже он. Выдохнула, когда убедилась, что всё в порядке. На трусы Исаев не посягнул, только на платье, если это он меня в пижаму переодевал. Видать хватило этому старому похабнику моей груди без лифчика.

Немного будучи в лёгком ужасе, но радуясь тому, что всё идёт по плану, я вернулась в зал к Анне Захаровне.

– У вас собака есть? – поинтересовалась она, собирая остатки еды в пакетик.

– Конечно, а у кого нет собаки? У нас их две. Шарик и Тишка, – говоря о псах, поняла, что у Исаева собаки на участке нет.

– Тогда с собой заберёшь, собачкам. Толя хочет какую-то породистую, всё откладывал, времени нет на неё, а теперь с тобой заведёт, – обрадовалась тётушка.

– Давайте я вам помогу, куда нести? – взяла в руки стопку тарелок, у нас летом посуда мылась на летней кухне, как было у Исаева я не знала.

– Да на кухню, куда же ещё. Пойдём, я покажу.

Кухня в доме Исаева просто поражала красотой, простором и техникой. Я такое видела разве что по телевизору в сериалах, но не вживую. Белый кухонный гарнитур, вытяжка над красивой плитой, сервант с красивой посудой, а в углу стоял чудной серый холодильник с двумя дверцами, напоминающий этим больше шкаф. Здесь же была столовая, немного отделена аркой из брёвен. Стол чуть меньше чем в зале и стула всего четыре.

– Сюда да? – подошла к необычной раковине, непонятно из чего сделанной, а потому не решалась поставить туда тарелки.

– Да, ставь туда, я тебе сейчас посудомоечную машину сразу покажу. Будем на кухне вместе хозяйничать, чай не подерёмся поди? – рассмеялась Анна Захаровна, открыв, как казалось шкаф, но за деревянной дверцей скрывалась та самая чудо-техника.

– Нет-нет, – не хотела расстраивать милую тётушку Исаева, незачем ей знать пока, что делить эту кухню нам не придётся.

А ещё я подумала, что у меня обязательно будет такая же!

Вот в лепёшку расшибусь, а буду иметь всё самое лучшее и холодильник с двумя дверями!

Пока я в уме строила планы на то, как у меня всё будет так же, как у Исаева, Анна Захаровна обучала премудростям посудомоечной машиной. И я запоминала, но не для того, чтобы потом Исаеву тарелки намывать, а на будущее, для себя и мамы.

– И что она всё сама отмоет? – уточнила, когда тётушка, закрыв дверцу, нажала несколько кнопок и машина начала свою работу.

 Чёрт его знает, может после нужно ещё что-то делать, так проще сразу руками помыть и не мучиться. Ставить как-то по-особому посуду и ложки с вилками, доставать потом ещё. Лишняя возня.

– Всё сама отмоет, только потом в шкаф расставить. Экономия и времени, и воды. Вот пока посуда моется, мы с тобой позавтракаем и кофе попьём, – заманчиво сказала Анна Захаровна, – Иди выбирай, что готовить будем, – подозвала меня к холодильнику.

– Ого! – я не с голодного края, дома всегда было что поесть, но так наш холодильник не был забит даже к Новому году или юбилею отца, а он у нас раза в четыре меньше, чем у Исаева.

Теперь понятно, чего он пухлый такой.

Мимо холодильника такого сложно пройти.

– Что? Считай, что у нас культ еды в семье, – посмеиваясь сказала Анна Захаровна, и подала мне коробочку с цветными маленькими бутербродами напоминающими гамбургеры, только без начинки и кунжута.

– Это что? – чувствовала себя самой настоящей деревней, не знающей что это за фигня такая, а от этого было неловко, я даже огляделась, не смотрит ли кто.

Как хорошо, что все ещё спали и позорилась я только перед тётушкой.

– Толя говорил, а я всё забываю название, это печенье такое. По телевизору говорили, что такие вещи, углеводы значит надо есть на завтрак, так лишнего веса не будет.

Ага!

Меня прямо подмывало сказать, наябедничать, что её племянничек Анатолий на обед трескает конфеты!

Анна Захаровна сварила кофе и пожарила яичницу с колбасками и помидорами. Ничего необычного для меня, если не брать во внимание, что кофе был не растворимый, а свежесваренный.

– Пока так перекусим, а потом все встанут и ещё раз позавтракаем, – предупредила Анна Захаровна, а я смолчала что хочу сбежать, домой не дожидаясь пробуждения всех остальных.

Только и успела отпить горьковатого кофе, как на кухню, громко шлёпая ногами, зашёл Клим в одних трусах. Как бы дела ни было до его фигуры, но пресс  бросался в глаза сам собой.

– О! Проснулся уже! Садись за стол, – засуетилась Анна Захаровна, встав из-за стола.

– Да не! Я ещё сплю, за водичкой зашёл, – друг Исаева действительно был словно у себя дома и без труда получил холодную воду прямо из дверцы холодильника.

Обалдеть! Вот это техника, ещё и воду даёт.

Напившись, Клим нацедил стакан воды с собой и ушёл обратно, громко зевая.

– Ну всё! Раз на водопой вышел и с собой воды прихватил, до обеда теперь не выйдет точно, – посмеиваясь, оценила его состояние Анна Захаровна.

– И часто они так собираются? – спросила, чтобы поддержать беседу, сама же быстро управлялась с завтраком, чтобы успеть отчалить до пробуждения женишка.

– Да нет, но ты всё равно не привечай, нечего! – строго ответила Анна Захаровна, – И над огородом подумай, Толя мне не разрешает, говорит ни к чему, а мне хочется. Я же с рождения на земле, как это столько площади и даже редиску не посадить?! – возмутилась она.

– А я-то причём? – действительно не поняла, каким боком я к этой земле, – Хотите сажайте, – пожала плечами, и отодвинув пустую тарелку, полезла в коробочку за чудным цветным пирожным.

– Так Толя из-за тебя не дозволяет ничего сажать, мол тебе ни к чему эти грядки, а ты к нему подхода больше имеешь, вот и поговори с ним. По-женски лаской возьми, что ли, – с заискивающим взглядом уговаривала меня так, словно не о редиске и грядках просила, а отписать ей дом в наследство.

– А вы давно здесь живёте? – а то я, как Исаева зовут только вчера узнала, а он грядки явно не первый год в опале держит, удивительно было бы, если из-за меня.

– Так лет сто уже, ещё прадед мой здесь жил, родился даже, от дома правда ничего не осталось, горел два раза, я тогда ещё маленькая была. Последний уже до конца, одна печка уцелела тогда. Это всё уже Толя отстраивал, а так избушка на курьих ножках была, – призналась Анна Захаровна.

– Так грядки же были? Куда всё делось?

– Были! И теплицы две было и три парника, грядки большие, всё было. Это когда я несколько лет назад спину сорвала, а до того ногу подвернула, не могла в огороде работать и Толя так ругался, что всё снёс подчистую!

– Я попробую, но ничего не обещаю, – не хотела Анне Захаровне давать надежду, даже если сейчас Исаева уговорю, то потом, когда сбегу, он снова всё снесёт со злости.

– Ага, ну как? Вкусные пирожные? – с улыбкой поинтересовалась Анна Захаровна, меняя тему разговора.

– Очень! Но я тоже не знаю, как называются, – откуда мне знать?

Эти чудные пирожные у нас в местных магазинах посёлка не продавались, а в редкие вылазки в город за мои восемнадцать лет я таких не встречала.

– Ну Толя проснётся, спросим у него.

– Спасибо за завтрак, вкусно всё, – хотела убрать посуду со стола, но Анна Захаровна остановила.

– Я сама приберу, ступай милая, платье ищи, – с довольной улыбкой отправила меня обратно в комнату Исаева.

– Да, пойду, – не стала спорить, но с ужасом поплелась в комнату к женишку.

На цыпочках прокралась к двери, что мне тут же казалось бессмысленным. Чего ходить на цыпочках, когда моё сердце колотилось так громко, что уши закладывало. Мне было страшно, но при этом я сама не могла объяснить отчего.

Нежелание разбудить Исаева было понятно, но почему так страшно от мысли что он проснётся нет. Не сожрёт же он меня в конце-то концов?! Храбрилась минут пять, а то и дольше, прежде чем потянула на себя массивную деревянную дверь. Выдохнула, мысленно себя убеждая, что Исаеву после гулянки хоть из пушки стреляй.

Медведь словно и не ворочался, спал на том же месте, где спал, когда я сбежала.

Беглый осмотр комнаты оставил меня ни с чем совершенно. Платья моего не было ни под кроватью, ни на ней, комод, кресло-качалка, полки с книгами и тумбы тоже не подарили мне радостной находки. Оставался только шкаф в углу комнаты, такой же массивный как всё вокруг. Ну да! Исаев же такой чистюля, педант, и я должна была сразу догадаться, что он всё убрал в шкаф.

Не подведи здоровяк, задержав дыхание начала открывать дверцу шкафа и тут же остановилась, замерев и зажмурившись. Скрип который издал этот платяной гроб, свёл мои зубы, а сердце забилось ещё быстрей и громче.

– Времени петли смазать не нашлось, – пробухтел со стороны кровати Исаев.

Падлючий шкаф своей скрипучей дверцей разбудил-таки этого Медведя.

– Я платье своё ищу, – тут же сказала в своё оправдание, а то со стороны выглядела, наверное, воровкой или любопытной сорокой.

– Там-там, – подтвердил Исаев сонным, безразличным голосом, громко зевнув после.

Я уже без стеснения открыла обе дверцы шкафа до конца. Внутри всё было поделено резной перегородкой на две половины, и свою я узнала сразу. На ней кроме моего платья, сиротливо висящего на вешалке, ничего не было, зато половина Исаева ломилась от шмотья.

Вереница вешалок с пиджаками и рубашками, плотно жмущихся друг к другу, забитые полки ровными стопками какой-то одежды и внизу множество коробок с обувью.

Барахольщик!

Сдёрнула своё платье и поторопилась прочь, даже шкаф закрывать нормально не стала.

– Завтрак мне приготовь, я тоже встаю уже, – сказал мне вслед Исаев, я едва не успела выйти.

– Я вообще-то домой пошла. Меня ночь не было, родители волнуются, – смело заявила я, глядя на потягивающегося Исаева.

– Не волнуются, я же предупредил твоего отца что ты со мной на все выходные. Кофе свари, – не просил, а приказывал, что ли.

– Слушаюсь и повинуюсь! – отсыпала Исаеву поклонов до пола и выскочила за дверь под его громкий медвежий смех.

Зашла в ванную переодеться и после сразу отправилась на кухню. Хотела сварить Исаеву такой кофе, какой он запомнит на всю жизнь. А заодно и кофе у меня просить не станет больше. В гневе я совершенно забыла о своём плане показывать Исаеву расположение.

Завтрак ему!

Кофе свари!

Тоже мне барин нашёлся!

Шла на кухню и не могла успокоиться, от негодования.

– Там Толя проснулся, кофе ему сварю и завтрак, – предупредила Анну Захаровну, сидящую до сих пор за столом, даже её присутствие не смогло меня остановить.

– На завтрак он пирожные эти цветастые ест, а кофе свари. Знаешь же, что он покрепче любит? В маленькую чашку, беленькую, там в сушилке, – уточнила и подсказала тётушка.

– Ага, – сочиняя на ходу, подошла к плите, и взяв турку, по памяти стала пытаться варить кофе.

Пока обычный, который пила сама минут пятнадцать назад, но для Исаева у меня был особый рецепт. Ещё когда Анна Захаровна объясняла мне, как управляться с посудомоечной машиной, я заметила на подносе с баночками специй горстку красных жгучих перцев.

Не понаслышке знала, как он обжигает, даже если просто в руках подержать, а уж если разрезать…

Кофе у меня получился, не убежал, и повторяя действия Анны Захаровны, я процедила его через ситечко в маленькую чашку. Этому Медведю на один глоток, зато какой!

Когда всё было готово, незаметно взяла жгучий перчик и отрезав ножом красный кончик провела срезом по фарфоровому краю, а потом и вовсе размешала кофе стручком. После всех манипуляций избавилась от улик. Остатки перца в мусорку, нож в мойку и хорошенько помыла руки, хотя несмотря на все меры предосторожности кончики пальцев ощутимо жгло. Ядрёный перчик оказался, чему я была очень рада, и предвкушая удовольствие от того, как перекосит Исаева, выставила чашечку на стол.

– Толя же со сливками пьёт, – предупредила Анна Захаровна, с любопытством заглянув в чашку.

– Так я сейчас добавлю, – побежала радостная к холодильнику, ощущая себя мультяшной старушкой с крысой.

Села за стол, доведя до ума жгучий напиток, добавив сливок и чайную ложечку сахара по подсказке Анны Захаровны.

Мы с тётушкой Исаева успели обсудить погоду и очередное повышение цен на коммуналку прежде, чем Медведь соизволил явиться к столу. Я уже начала волноваться, что кофе остынет и придётся переделывать, а повторить свой трюк с перцем при нём я не смогу.

– Доброе утро! – Исаев склонился над Анной Захаровной и громко чмокнул её в макушку.

– Доброе утро, Толенька, а Ника вот тебе кофе сварила, – тётушка расплылась в улыбке, а я испытала чувство неловкости.

– Спасибо милая, макарон не подашь? – обратился Исаев ко мне, с ухмылкой глядя на меня.

Я уже в этот момент почувствовала что-то неладное, но сделать с этим ничего не могла. Пришлось доигрывать эту игру до конца.

– О! Вот как эти пирожные называются, а я всё забываю, – засмеялась Анна Захаровна.

– Я ж тебе говорил, как макароны, запомни и не забудешь, только это печенье, – посоветовал Исаев.

– А я всё равно забываю, – весело и громко сообщила тётушка.

Пока я ходила к холодильнику за пирожными, которые на самом деле оказывается печенье, всё поглядывала на Исаева. Не хотела пропустить момента первой пробы, но всё равно не застала его. И когда он умудрился?!

– Вот, – поднесла коробочку с печеньем, а в чашке не было уже доброй половины жгучего кофе.

– Спасибо, милая, – довольный Медведь даже виду не подал, что с кофе что-то не то.

Почти подряд схомячил три цветных печенюшки и не поперхнувшись, запил остатками кофе. Единственное о чём я могла подумать, это о сливках. Видимо, они нейтрализовали остроту перца, но совершенно забыла, что натирала стручком ещё и края чашки.

– Савелий приходил уже? – обратился Исаев к тётушке, встав из-за стола.

– Да, шуршал на участке поутру уже.

– Пойду баню проверю тогда, если готова, тогда пока все спят первые и пойдём! – радостно сообщил Исаев, погладив меня по плечу.

– К-куда? – переспросила, не понимая, хлопая ресницами.

Какая к чёрту баня ещё?! К такому я не была готова!

– В баньку, – подсказала Анна Захаровна вместо племянничка, который уже давно ушёл.

Я смогу! Я успею улизнуть за ворота и сбежать подальше от дома Исаева, но только не баня!

– Ты со стола убирай, а я пойду тебе полотенчиков чистых найду и простынку, – Анна Захаровна ушла, а я вместо того, чтобы бежать куда подальше и как можно быстрей, в любопытстве пригубила остатки кофе.

Рот обожгло не сразу, но так, что я не смогла сдержать кашля. Слёзы вышибало из глаз, кинулась к холодильнику за молоком, но и оно не принесло мне особого облегчения. Меня чуть не стошнило, а умывшись я сделала только хуже. Горели теперь не только губы, но и щёки, лоб и вообще всё, куда попала вода, даже ладони жгло.

Просто невероятно было, как он это перенёс так стойко. Если бы я не видела своими глазами, как Исаев отпивает кофе из чашки, я бы решила, что он его под стол вылил.

– Ой! Что это с тобой? – спросила Анна Захаровна, вернувшаяся на кухню со стопкой простынок и полотенец.

– Аллергия какая-то, что ли, – соврала я, – Вы не волнуйтесь, пройдёт, – взяла у неё стопку из рук, только бы она не пошла к племянничку докладывать.

– Ой, так это на макароны эти, наверное, они же с миндалём, ты миндаль ела когда? –  я сначала кивнула, потом отрицательно покачала головой, – Сейчас я тебе дам от аллергии у меня есть, а то знаешь с этим ведь не шутят. У нас как-то Клим приезжал с девицей одной, так её кто-то тяпнул за лицо. То ли мошкара, то ли оса, раздулась на глазах вся, – устрашающе рассказывала Анна Захаровна, отыскивая мне таблетку от аллергии в аптечке.

– Спасибо! Я пойду, – приняв таблетку, которая мне совершенно была не нужна, со стопкой полотенец и простыней вышла из дома.

Оглядевшись, убедилась, что Исаева нигде нет и быстро пошла к калитке. Только на полпути поняла, что тапочки переобуть забыла. Но возвращаться было глупо, да и тапки считай мои, где хочу там и хожу в них. Чудная щеколда на калитке поддалась так просто, и свобода была так близко, что я, потеряв всякую бдительность, вышла на улицу без опаски.

Вышла и попала прямиком в объятия Исаева, говорящего с кем-то по телефону. Точней слушающего кого-то на том конце, потому-то я и не поняла, что он вот-вот за воротами стоит и я попадусь ему в лапы моментально.

– Потеряла меня, – радостно улыбнулся, решив, что я его искала, – Сейчас уже в баню пойдём, милая, – сказал он, приобняв меня.

Это всё стопка полотенец в моих руках была виновата, если бы я вышла без них, он бы такого не подумал. Но скажи я правду, то выглядело бы всё так, словно я хотела эти простыни и полотенца стащить.

Позор какой.

Позор, но как идти с Исаевым в баню я не представляла.

– Да нет, это я не тебе, жена тут, – ответил кому-то Исаев, уже без всяких формальностей считая меня женой.

Эта вскользь брошенная Исаевым фраза и навела меня на мысль, как отвязаться от похода в баню. Пока он обсуждал с кем-то продажу двух породистых кобыл, я в уме репетировала свой отказ.

Всё выходило вполне логично, не должно было вызвать каких-то подозрений у Исаева.

– Я в баню не могу! – заявила истерично, как только он завершил телефонный разговор.

Исаев окинул меня своим смеющимся взглядом с ног до головы, и прищурив левый глаз, с ухмылкой спросил;

– Чего так? – губы у него были заметно красней, чем обычно, значит, всё-таки эффект от кофе был, но это уже меня ничуть не волновало.

– Мы же ещё не поженились, а я до свадьбы не могу, – призналась, краснея словно рак которого кинули в кипящую воду.

– Ерунда какая, – заявил Исаев, заводя меня обратно за калитку, – Свадьба дело решённое, в среду поедем заявление подавать, – говорил он, и вёл меня в сторону бани.

– Всё равно не могу, вдруг вы, – запнулась с этим вы и тут же исправилась, – Вдруг ты передумаешь, а я хочу себя для мужа сохранить. Так что, сначала свадьба, потом всё остальное! – осмелев, заявила я.

Исаев приостановился, и по-прежнему обнимая за плечи, посмотрел на меня сверху вниз, расплываясь в улыбке.

Я уже знала это его выражение лица, означающее, что сейчас он ляпнет что-то эдакое и сам же рассмеётся.

– Милая, мы в баню париться идём, а ты о чём думаешь? – он не расхохотался, но видно было по его смеющемуся взгляду, что едва сдерживается.

Щёки горели уже не от перца, а от стыда.

Это же надо!

Снова выставил меня какой-то развратницей!

– В бане же раздеваться придётся, – ответила я, собравшись с мыслями.

Смотреть на Исаева я уже не могла, разглядывала в этот момент узор на каменной дорожке.

– Сегодня ночью, тебя так не волновало отсутствие штампов в наших паспортах, – заявил Исаев, снова продолжив подводить меня к бане.

– Что?! Что ты хочешь этим сказать?! – уставилась на него с вызовом, забыв про всякое смущение и стыд, потому что он явно врал!

Если бы что-то между нами было этой ночью, я бы это уж точно поняла!

– Что я уже всё видел. Вот это милейшее платье, – Исаев потянул подол наверх, но я одёрнула, – Ночью ты его без стеснения с себя снимала, а ты о чём опять подумала? – он захохотал всё же, как обычно, – Весело с тобой. Прошу, – пригласил меня, открыв дверь в баню и как только я переступила через порог, добавил веселясь, – Развратница.

Баня у Исаева была в сто раз лучше нашей, но меня эта вся роскошь уже не трогала. Волновало вовсе другое. Платье перед Исаевым может ночью и снимала, но я была не я. Вино, судя по всему, стёрло не только мою память, но и всякий стыд, а теперь я была вполне трезвая. Как раздеваться перед мужчиной понятия не имела. Встала в предбаннике у бочки с водой и тряслась от нервов, сгорая при этом от стыда.

Отвратительные ощущения, словно я курица без башки и меня уже ошпарили, чтобы ощипать.

– В платье париться пойдёшь? Или в простынке? – посмеиваясь спросил Исаев, а я уже конкретно смотрела на черпак, с желанием огреть его им.

Ну почему он всегда берёт верх?!

– Голышом пойду! – заявила я, гордо вздёрнув подбородок.

Один чёрт ему ничего не достанется, и отчего я краснею, он не разберёт.

Пусть облизывается!

– Ух ты!

Под усмешку Исаева через голову хотела стянуть платье и так поторопилась, что забыла про две верхних пуговицы. Не расстегнув их, я просто нелепо застряла в ситцевой не тянущейся горловине. Попытки выпутаться были безуспешны, мне стало трудно дышать и пришлось обратиться к Исаеву, который всё это время обхохатывался в сторонке, наверняка пялясь на мою грудь!

– Помоги мне! Ты что не видишь, что я застряла?! – потребовала у него помощи, злясь, что он надо мной потешается.

– Какая шустрая, так раздеться торопилась, что аж застряла, – с удовольствием комментировал Исаев, помогая освободиться.

Я молчала и заставляла себя ни в коем случае не пытаться прикрыться. Иначе всей моей смелости и дерзости грош цена.

– Ну вот, ты на свободе, – радостно объявил Медведь, стаскивая с меня платье до конца и тут же стискивая в объятьях, лишая свободы и накрывая губы жгучим поцелуем.

С перцем я точно переборщила, язык Исаева был острый как кофе, даже спустя время. Губы зажгло с новой силой, но чёрт! Даже при таких условиях, целоваться с Медведем было приятно. От попытки прервать поцелуй сердце в груди делало возмущённый кульбит, и я снова и снова позволяла Исаеву ласкать мои губы.

Но только губы!

Как только Исаев дотронулся до моей груди тяжёлой ладонью, я сразу отстранилась, аж пятки горели так хотелось дать дёру!

– Спасибо, – поблагодарила, запоздало и тяжело дыша, – А сам чего? – кивнула на его штаны и рубашку, – Стесняешься? – спросила с вызовом, думая, как бы его отвлечь, чтобы он отошёл от меня, а я могла бы снять трусы, сама я при этом вся тряслась как цуцик.

Он усмехнулся, отступил к противоположной стене, и не отводя от меня взгляда стал раздеваться, а цель у меня была иная. Я думала, разденусь догола пока он будет сам раздеваться, а там юркну в парилку, и чёрт разбери отчего я такая красная. Но Исаев пялился на меня, я на него, и, казалось, ничего мне уже не поможет, потому что он уже и сам оставался в одних трусах.

– Ах ты ж! Забыл дверь закрыть, – вдруг сообразил этот Медведь и ворча отвлёкся от меня, – Вот бы сейчас устроили стриптиз, – бухтел, закрывая дверь бани на щеколду будучи ко мне спиной.

Я эти секунды использовала с пользой. Не только успела стянуть трусы, но и забежать в парилку и даже плеснуть воды на камни, прячась за зыбкой завесой пара. Пар, конечно, быстро поднялся к потолку, но я успела сесть в углу на полку, так что ничего и не видно было Исаеву.

– Ах! Хорошо! – Медведь громко закатился в парилку, в войлочной шапочке викинга, и к моему скорей удивлению, чем радости, по пояс обмотанный простынёй.

Так и тянуло съязвить про его стеснение, но я прикусила язык.

Ещё не хватало, чтобы он перестал стесняться и избавился от цветастой простынки.

– Голову покрывать надо!– ругаясь нахлабучил мне шапочку с рожками, – На, это тебе под жопку, – и сунул мне в руки войлочный светлый коврик, – Новое, – заметил довольно и уселся на полок рядом.

– Спасибо.

Пересела с дощатого полока на войлочный коврик, уже и сама не разбирала отчего краснею, от жара в парилке или от стыда.

– Ртом вот так воздух втяни, – попросил Исаев, показывая как надо.

– Вот так? – не поняла зачем, но повторила, втянула горячий поток воздух в лёгкие через рот.

– Чувствуешь кислинку на языке? – спросил Анатолий, и я согласно кивнула, хотя кроме жжения ничего не ощущала.

– Ни хрена ты не чувствуешь! – вроде и гневно заявил, но было даже не страшно.

– Почему это?! – возмутилась я, – Чувствую кислинку! – стояла на своём.

– Неа, не чувствуешь, потому что перца натрескалась. Зачем ты это сделала? – спросил он, прищурив левый глаз.

А я уже расслабилась на этот счёт, не думала, что станет отчитывать.

– А чего ты мне приказываешь?! – взвилась я.

– Ох и ретивая! – с улыбкой заключил Исаев вместо ответа на мой вопрос и неожиданно выскочил, не просидев и минуты рядом, а я дольше в таком жаре тоже выдержать не могла.

Градусник на стене показывал почти восемьдесят. Это от нервов я смогла сюда зайти, когда дома топили баню, при температурах выше шестидесяти я уже в парилку не совалась.

Хотелось из парилки выйти с Исаевым раздельно, так же как заходили, но он уже был в предбаннике, а мне вот как мать родила выходить к нему. И прикрыться было нечем, разве что войлочным ковриком, а не выйти я не могла. Уже дурно становилось от жара.

– Ника! Выходи! – позвал Исаев, когда я мялась у двери, ища менее жаркий угол.

Вот моя поперечность меня никогда до добра не доводила! Ну что за характер! Согласилась бы на простынку и горя бы не знала!

Делать было нечего, выходить пришлось. Толкнула плечом тяжёлую дверь и вышла наконец, жадно глотая тёплый воздух, кажущийся прохладным после парилки.

Успокаивала себя только тем, что он уже меня видел голой и всё рассмотрел, так что всё нормально.

– Иди сюда, – подозвал Исаев, выглядывая из-за какой-то перегородки.

От меня шёл пар, да и в самом предбаннике было туманно, это добавило смелости.

– Что там? – пошла с любопытством в этот таинственный закуток.

Только подошла ближе, как Исаев затянул меня туда за руку и в мгновение с макушки до пят меня обожгло потоком ледяной воды.

Визжала я так, что у самой уши заложило, перебудила наверняка всех гостей, а Исаев снова хохотал надо мной.

– Теперь перерывчик, а потом веничком тебя попарю, – он закутал меня трясущуюся от холода и шока в простыню, и шлёпнув по заду, выгнал на улицу через другую дверь.

За баней, как оказалось, была маленькая терраса с видом на молодой сосновый лес. Уютный уголок из плетёной мебели с мягкими подушками, а на столе стоял фарфоровый пузатый чайник и две кружки. Здесь же на подносе горстью лежали баранки, крендельки, какие-то конфеты и две вазочки, одна с мёдом, другая с вареньем.

Сказочный рай какой-то.

Сказочный рай оказался с подвохом. Стоило мне только перевести дух, как Исаев задал задачку.

– Найди мне шоколадную конфету, – попросил пухлый сладкоежка, кивнув на поднос, а сам стал разливать чай по кружкам.

Пришлось изловчиться и достать руки из-под простыни, не оголяясь снова.

– Да нет здесь шоколадных, одни карамельки. Барбарис и вот ещё вишнёвая, она с начинкой, – хотела всучить ему ту, что с начинкой, мама такие иногда покупала, не шоколадные, правда, но вполне нормальные конфеты.