Текст книги "Подарок от нечистого сердца (сборник)"

– Проходите, – пригласил он. – Выяснили что-нибудь?

– К сожалению, ничего полезного пока узнать не удалось, – со вздохом поведала Лариса. – Буду искать в Тарасове. У меня к вам одна просьба, посмотрите еще раз фотографию, пожалуйста, может быть, кого-то узнаете? Ее как раз увеличили, там лица видны яснее. И Валентину Павловну можно пригласить?

– Сейчас. Она на кухне, к нам племянница моя пришла. Валя! – позвал Николай Семенович.

Вскоре из кухни появилась сама Валентина Павловна в сопровождении худенькой девушки лет двадцати пяти с огромными серыми глазами и русыми волнистыми волосами.

– Подожди, Оксана, я вот с человеком дела закончу, – обратилась к ней мать Козлова. – Ищет, кто Олега нашего убил.

Оксана мелко покивала головой, присев с краешку на диван и сложив на коленях руки. Она производила впечатление маленькой испуганной мышки.

Лариса достала фотографию и протянула родителям Козлова.

– Да нет, – тут же махнул рукой Николай Семенович. – Мы же ее видели уже. Говорили же, что не знаем никого. Хочешь, смотри, Валя, – он пододвинул фотографию жене, которая окинула ее довольно равнодушным взглядом.

– Подождите! – вдруг встрепенулась Оксана. – Можно мне?

Валентина Павловна, удивленная ее реакцией, протянула девушке фотографию. Оксана в волнении схватила ее и всмотрелась.

– Я узнала его! – возбужденно воскликнула она. – Совершенно точно, это он! Тот, что родителям покоя не давал четыре года назад! Это он их облапошил!

– Что такое? – заинтересованно придвинулась поближе Лариса. – Вы кого-то узнали?

– Да, да! – выкрикнула Оксана. – Это он!

Лариса увидела, что палец девушки упирается в довольное, сияющее лучезарной улыбкой круглое лицо Бориса Фунина…

– Так, стоп, – положила Лариса ладони на стол. – Давайте-ка по порядку. Где и когда вы видели этого человека?

* * *

Оксане Плетневой не очень повезло с родителями. Вернее, повезло только с отцом. С родным отцом. Именно он уделял ей все необходимые внимание и заботу. Но отец умер, когда ей исполнилось всего восемь лет, и воспитание целиком легло на плечи матери. Если это можно было назвать воспитанием.

Любовь Васильевна и при жизни мужа-то, который был убежденным трезвенником, любила выпить. Порой исчезала из дома на несколько дней. Но отец, стараясь не уронить ее имидж в глазах соседей и родственников, скрывал ото всех, где пропадает жена. Соседи и родственники, конечно, догадывались, перешептывались, порой спрашивали напрямую, но ситуация от этого не менялась.

А когда не стало отца, мать просто отпустила все тормоза и, что называется, покатилась вниз. Оксана помнила голодные дни и одинокие ночи, когда она, трясясь от страха, оставляла зажженным свет во всех комнатах и до утра не могла уснуть. Помнила пьяные дебоши в квартире, пропитые лица, громкую ругань и драки. Хорошо, что хоть девочку к себе забирали соседи, потому что непутевая мать частенько забывала даже накормить ребенка. Протрезвев, она ревела, жаловалась на жизнь, просила прощения и клялась, что больше пить не будет. Но все оставалось пустыми обещаниями. Оксане она объясняла, что пьет от тоски и одиночества.

От одиночества, правда, мать довольно скоро избавилась. Появился дядя Коля – вечно небритый мужик, плюгавый и угрюмый. У него была какая-то своя хибара, однако жить он предпочитал в квартире Любови Васильевны. Оксана ненавидела его, особенно в минуты, когда потерявшая от запоя разум мать заставляла ее называть его папой. Для Оксаны же существовал только один папа, которого девочка лишилась навсегда.

Когда она окончила школу и поступила в техникум, жить стало немного полегче. У Оксаны появились какие-никакие деньги. И пускай это была мизерная стипендия, но все-таки это был свой заработок. Теперь она уже так не голодала.

Мать и отчим к этому времени совсем опустились, оба не работали, но на выпивку деньги находили всегда. Оксана подозревала, что они где-то подворовывают, скорее всего на рынке, но ее уже не волновала судьба матери. В душе она, пожалуй, была бы даже рада, если бы мать куда-то делась.

Вскоре жить вместе с ними стало совсем невыносимо, и Оксана решительно заявила матери, что собирается разменять квартиру. Мать подняла хай, но в конце концов договорились на том, что квартира останется не размененной, а сама Оксана уйдет жить в ту самую хибару дяди Коли. В тот же день девушка перебралась туда и до поздней ночи приводила свое новое жилище в порядок. Впервые за долгие годы она почувствовала себя спокойной и даже счастливой, хотя дом был напрочь лишен каких бы то ни было удобств. Но главное, там была свобода.

Правда, мать и отчим и там напоминали ей о себе. Не раз, возвратившись с занятий, Оксана обнаруживала дверь взломанной, а некоторые вещи пропавшими. В первый раз она вызвала милицию. Но когда преступников очень быстро вычислили, забрала заявление – ими оказались мать и дядя Коля… С тех пор Оксана милицию не вызывала. С матерью она неоднократно имела крупный разговор, Любовь Васильевна тут же кидалась в слезы и просила прощения, как и раньше. На время она оставляла дочь в покое, а потом повторялось то же самое. Часто она приходила просто клянчить деньги, униженно просила, потом принималась угрожать, что выселит дочь с жилплощади, и в конце концов Оксана махала рукой и совала ей деньги, лишь бы отстала.

Потом девушка окончила техникум и отправилась на практику в соседний райцентр на три месяца. А когда через три месяца вернулась, то соседи сообщили ей, что мать прямо-таки зачастила к ней домой в надежде застать дочь и рассказывала, что кто-то ее выселяет из квартиры.

Переполошившись, Оксана помчалась туда. И застала там следующую картину – возле их дома, у подъезда, на каких-то узлах сидела мать и громко причитала, размазывая по лицу слезы. Вокруг столпились соседи. Оксана подошла ближе.

Мать, увидев ее, вдруг подняла руки и разразилась матерной бранью. Оцепенев, Оксана слушала, как та обвиняет ее во всех смертных грехах, уверяя, что из-за нее потеряла жилье. Одна из соседок отвела Оксану в сторону, и с ее слов та узнала, что в ее отсутствие к Плетневым зачастил какой-то мужчина, всегда в костюме и при галстуке. Что потом Любовь Васильевна хвасталась, будто он хочет купить ее квартиру и предлагает «огромные деньги». Нужно только подписать какие-то документы.

На деле все оказалось совсем не так, как рассчитывала Любовь Васильевна. После того как она по простоте душевной, а скорее от пропития мозгов, подписала все необходимые документы, выяснилось, что вместо «огромных денег» она получает в личное пользование всего лишь старую развалюху, да похуже дяди-Колиной, причем на самой окраине города. А потом стало известно, что вообще-то это помещение служило прежним хозяевам баней.

Оксана кинулась было улаживать дело, но изменить уже ничего было нельзя – все документы были подписаны якобы в соответствии с законом, сама Оксана никаких прав на квартиру уже не имела, поскольку выписалась из нее и прописалась к дяде Коле, и в принципе, бегать по инстанциям и пытаться вернуть свое имущество следовало матери. Но та и не пыталась никуда бегать, переселившись в захолустье и проводя дни в пьяном угаре и ругани в адрес дочери. А Оксана так и осталась жить в своей хибарке. Мать мотала ей нервы до прошлого года, а потом случился последний инцидент в ее жизни. На пару с дядей Колей они, как водится, выпили и завалились спать, забыв открыть печную заслонку. К утру в доме было обнаружено два угоревших трупа. Оксана похоронила обоих, всплакнула, естественно, но… После этого почувствовала облегчение.

* * *

Девушка закончила свой рассказ. Все молчали. Валентина Павловна, которой, конечно же, была хорошо знакома история племянницы мужа, вытирала глаза платком. Оксана сидела поникшая и хмурая. Лариса взяла инициативу в свои руки.

– Оксана, значит, ты утверждаешь, что это тот самый мужчина, который оформлял документы на квартиру? – уточнила Лариса, показывая на безмятежно улыбающуюся физиономию Фунина.

– Да, это абсолютно точно, – тихо подтвердила та. – Я видела его еще пару раз после того случая, когда бегала в нотариальную контору: там с ним и столкнулась, сделала попытку поговорить, попытаться убедить расторгнуть сделку, но какое там! – она махнула рукой. – Он и слушать ничего не хотел, все улыбался своей отвратной улыбочкой. Да еще и приставать ко мне пытался, урод!

– Оксан, так что же, выходит, он Олега знал, что ли? – растерянно обратилась к девушке Валентина Павловна.

– Про это я ничего не слышала, – покачала та головой. – С Олегом на эту тему никогда не разговаривала. Вы же знаете, мы не очень-то с ним дружили… И что, значит, это он Олега убил? – подняла она глаза на Ларису.

– А вот этого я еще не знаю, – сочувственно улыбнулась Котова. – Но дело принимает интересный оборот. Я, конечно же, постараюсь все выяснить досконально в Тарасове.

– Скажите… – Оксана с надеждой посмотрела на Ларису. – А можно что-нибудь сделать, чтобы вернуть квартиру?

– Боюсь, что нет, – вздохнула та. – Много времени прошло, к тому же оформлено, как я поняла с твоих слов, все было законно. Твоя мама сама виновата, что так необдуманно подписала документы. Так что теперь потерянного не вернешь.

Оксана горестно вздохнула и понимающе покивала головой.

– Господи! – в сердцах произнесла Валентина Павловна. – Да что же это за напасти на нашу семью валятся! Прямо как сглазил кто! Знать бы, кто!

– Неужели для таких людей не предусмотрено никакого наказания? – в сердцах воскликнула Оксана. – Это я про него! – она с ненавистью швырнула фотографию на стол, ткнув в Фунина.

– Не знаю, – призналась Лариса. – Думаю, что факт мошенничества доказать очень сложно. На всякий случай я, конечно, попытаюсь выяснить это по своим каналам. Но… Не знаю уж, насколько тебя это утешит, Оксана, но этого человека уже бог наказал, или он сам себя наказал. Он почти совсем спился, опустился и вряд ли когда-нибудь вернется к полноценной жизни.

Оксана ничего не ответила, только в уголках губ ее появились жесткие складки.

– Ну, мне пора ехать домой, – сказала Лариса, вставая со стула и убирая фотографию. – Обещаю, что обязательно вам позвоню. Давайте не вешать носа и верить в успех.

По дороге домой Лариса вспоминала Фунина и пыталась как-то понять этого человека. Вот тебе и безобидный малый, пьяница-балагур без шариков в голове! Впрочем, вполне возможно, что раньше он и был циничным, жестоким и расчетливым. Вполне возможно также, что он остается таким до сих пор. Просто лишился возможности проявлять эти качества, лишился денег, авторитета, а следовательно, и власти над людьми.

Случай с «кидаловом» в Волгограде непременно нужно будет рассказать Карташову, попросить затребовать старые дела, может быть, что-то и всплывет…

Да, но вот как это все связать со смертью Олега Козлова? По словам Оксаны, они с Фуниным не пересекались, никто из ее родственников, за исключением умершей матери, его не видел. Случайно разговорились на свадьбе, и Фунин по пьянке проболтался Олегу об этом случае? А тот в свою очередь сказал, кто он сам? И что дальше? Фунин испугался разоблачения и убил Козлова? Но какого разоблачения, если он был уверен в собственной безнаказанности? Он ведь ни от кого и не скрывался тогда, шесть лет назад, почему же должен был испугаться сейчас? Просто потому, что пропил мозги? Это возможно, конечно, но… Стиль преступления все-таки был иным. Это было не спонтанное, а продуманное и спланированное убийство. Или Фунин совсем не такой простачок, каким прикидывается? А если он просто решил сыграть в дурачка?

Пока Лариса не находила ответа на все эти вопросы и решила больше не ломать голову над ними вплоть до возвращения домой. У нее и так был трудный день – длинный путь, разговоры и поездки по городу, теперь обратная дорога… Лучше отложить все на завтра, пока она не отдохнет.

Домой Лариса возвратилась уже к полуночи и сразу же прошла к себе в комнату, вяло отмахнувшись от Евгения, который тут же полез к ней с расспросами.

– Женя, я смертельно устала, – только и хватило у нее сил произнести. Лариса рухнула на свою кровать и тут же уснула.

Проснулась она только в половине одиннадцатого и некоторое время не могла сообразить, где находится и что ей нужно делать. Потом потихоньку пришла в себя и спустилась вниз. В гостиной она обнаружила Настю, смотревшую новую кассету по видику, а в кухне – Котова, который стоял возле открытого холодильника и пристально вглядывался в его содержимое.

– Ты чего? – сонным голосом спросила Котова.

– Ничего, – обиделся Евгений. – Просто хочу есть и ничего не нахожу.

– Господи, Женя, я же специально купила продуктов, не требующих времени на приготовление, – принимаясь готовить кофе, сказала Лариса.

– Вот-вот! А мне хочется настоящей домашней еды, чтобы ты ее сделала своими руками! – Котов напоминал сейчас Ларисе капризного ребенка, он даже и губы надувал так же.

– Будет тебе домашняя еда, только завтра, – пообещала Лариса. – Ты же видишь, я устала до смерти. Съездил бы в «Чайку» пообедать.

– Я был в «Чайке», – сообщил Евгений. – Имей в виду, что Степаныч там хозяйничает по полной программе! Кстати, я как раз хотел тебя поставить об этом в известность.

– Стоп, что значит – хозяйничает? – удивилась Лариса. – Вообще-то я оставила его вместо себя за старшего, как уже не раз бывало.

– Да, только на сей раз этот тип настолько обнаглел, что возомнил себя хозяином ресторана! Сейчас я тебя буквально огорошу – он самовольно изменил меню!

– В каком смысле? – почувствовав неладное, внутренне напряглась Лариса.

– В прямом! Он переделал его на свой вкус! Я сразу заподозрил что-то не то, едва сел за стол. Начнем с того, что я заказал себе на первое харчо, а вместо него получил какую-то бурду! Представляешь, совершенно не перченое, не острое и почти совсем без чеснока! Не харчо, а какое-то хлебово! Я, естественно, позвал официантку, и она мне сообщила, что это по личному распоряжению Дмитрия Степановича количество специй и пряностей уменьшено втрое! Втрое! Более того, он распространил этот рецепт на все блюда. Естественно, я пошел к самому Степанычу и устроил ему допрос с пристрастием. И знаешь, что мне ответил этот деревенский лапоть? Дескать, в селе, откуда он родом, всегда готовили именно так! А еще добавил, что оставлен за старшего Ларисой Викторовной, а посему имеет право распоряжаться делами так, как ему угодно. Я специально заглянул в меню и обомлел. Знаешь, что там числилось? В основном примитивные и стандартные блюда, типа «макароны по-флотски». Я видел там даже наименование «салат с палочками»! Это наверняка наш гений администраторства сформулировал! Я тебе серьезно заявляю, Лара, – он угробит ресторан! Он лишит тебя и «Чайку» репутации! Не хватало еще, чтобы это подхватила пресса и начала печатать статейки о том, что директор «Чайки» экономит на поварах и нанимает на работу дилетантов! Вчерашних выпускников кулинарного училища номер девятнадцать!

– Подожди, подожди, – не на шутку встревожилась Лариса. – Ты это серьезно?

– Серьезнее некуда! – отрезал Котов. – Поэтому я и предупреждаю тебя – бросай эти авантюры! Они доведут до того, что ты потеряешь ресторан.

– Так, спасибо за информацию, я немедленно туда съезжу и сама во всем разберусь.

Лариса прошла в ванную, так как после приезда даже не приняла душа – сил не было. Теперь же она привела себя в порядок, переоделась и спустилась вниз, в гараж, куда поставила свою «Ауди».

Котова была очень зла, поэтому гнала машину что есть силы и насколько позволяли правила. Через десять минут она уже резко тормозила возле «Чайки» и решительно прошагала внутрь.

– Где Дмитрий Степанович? – даже не поздоровавшись, обратилась она к официантке, и та испуганно указала в сторону кухни. Лариса быстро прошагала туда.

Дмитрий Степанович Городов, развалившись, сидел на стуле и разглагольствовал перед шеф-поваром о кулинарии – то есть о том, о чем имел весьма смутное представление. При этом он поедал вареную картошку с сосисками – весьма незатейливое блюдо, которое относилось у Городова к числу наиболее любимых.

– Так вот, я тебе еще раз говорю: класть лук в картошку – последнее дело! – поучающе говорил он.

– Почему? – улыбаясь в сторону, вопрошал шеф-повар.

– Потому что он только вкус картошки портит! – нервничал Степаныч. – И от него потом изжога!

– Ну, не у всех же гастрит, как у тебя, Степаныч! – возражал шеф-повар.

Дмитрий Степанович занервничал еще больше и даже отложил на время вилку. Лариса не дала ему возможности высказаться дальше. Она громко постучала костяшками пальцев по дверному косяку и четко произнесла:

– Дмитрий Степанович! Пойдем ко мне в кабинет!

Степаныч, совершенно, видимо, не ожидавший увидеть сейчас свою начальницу, тут же подобрался и, прикрыв свою тарелку салфеткой, пошагал за Ларисой. Та шла быстро, не оборачиваясь, и Степаныч, видимо, нутром чувствовал, что сейчас ему будет устроена взбучка, потому что в кабинет он вошел почти неслышно и не дыша устроился на краешке кресла.

Лариса, совершенно не ожидая от себя такого, начала разговор довольно оригинально и весьма бурно: подойдя к столу, она громко грохнула по нему кулаком. Степаныч весь съежился.

– Ты что, совсем, что ли, с ума сошел?! – заорала она на Городова. – Думаешь, если за старшего остался, можно превращать ресторан в сельскую столовую?!

Степаныч сидел ни жив ни мертв. Он боялся произнести и слово. В таком состоянии он не видел свою начальницу уже очень давно и теперь думал, что лучше с каменным видом промолчать и проглотить все обвинения, пока она не успокоится. Степаныч, откровенно говоря, не совсем понимал, чем уж он так особенно провинился? Ну, внес кое-какие коррективы в меню, но это же только на пользу дела! На кухню стало приятно заходить, а то от пряных запахов обычно просто тошнит.

– …Я тебя не то что в официанты – посуду мыть переведу! – не на шутку разошлась Лариса.

Городов зажмуривал глаза и втягивал плечи с каждым новым обрушивающимся на него шквалом угроз и ругательств.

– …Уборщиком помещения! – донеслось до него. – Я тебе не то что сверхурочные – на год премии лишу!

Степаныч по-прежнему благоразумно помалкивал. Собственно, было бы вообще проблематично сейчас вставить хоть слово в речь разбушевавшейся шефини: казалось, она будет теперь выплескивать свой гнев до бесконечности. Наконец Лариса, видимо, выдохлась и устала. Городов почувствовал себя чуть увереннее.

– Вон! – уже на тон ниже произнесла Лариса, указывая на дверь. – Вон, и на глаза мне не показывайся!

Степаныч юркнул с глаз долой и поспешно пошел по коридору в сторону туалета, надеясь отсидеться там, пока гнев начальницы не уляжется окончательно. Лариса же, оставшись одна, распорядилась принести ей чашку крепкого кофе, а затем набрала номер подполковника Карташова.

Олег Валерьянович выслушал ее не перебивая, а потом спросил:

– Ну?

– Что – ну? – еще полностью не избавившись от раздражения после разговора со Степанычем, резковато откликнулась Лариса.

– Ну и что ты хочешь делать дальше?

– Дальше я хочу, чтобы ты помог проверить Фунина. А я буду продолжать расследование.

– А как ты его проверишь? На что? Он же не привлекался к уголовной ответственности! – возразил Карташов.

– Так что, мне от тебя помощи ждать не приходится? – уточнила Лариса.

– В данном вопросе боюсь, что нет.

– Ну, может быть, это и правильно, – согласилась Лариса. – Разберусь сама. Пока.

Допив кофе и поразмыслив, Лариса набрала номер мобильника Макарова и вскоре услышала его голос.

– Вадим, вы не могли бы проехать со мной к Фунину? – начала она без предисловий.

– А вы уже вернулись из Волгограда? – удивился Макаров.

– Да, я вам по дороге расскажу о новостях. Где нам лучше встретиться?

– Думаю, около КП на Соколовой горе, – предложил Вадим.

Через полчаса Вадим уже знал о новом обстоятельстве, открывшемся в деле.

– Все равно, я никак не могу понять, как это все может быть связано между собой, – заметил он после того, как выслушал Ларису.

– Вот мы сейчас и спросим об этом Фунина.

– Если даже он во всем виноват, все равно будет выкручиваться до последнего. С его талантом нести всякий бред это легко.

– Вот поэтому я и пригласила вас с собой. Вы знаете его много лет и можете сообразить, как лучше себя вести, чтобы заставить его говорить правду, – сказала Лариса.

Вадим скептически покачал головой.

– Заставить говорить правду Фунина невозможно, – вынес он свой вердикт. – Этот человек – сам ходячая неправда. Но мы постараемся. Поехали.

Они расселись по своим машинам и отправились на квартиру к Тамаре, хотя Вадим предупредил, что никаких гарантий того, что Фунин сейчас там, нет. Но он оказался там. Дверь открыла Тамара и, увидев Ларису с Вадимом, кажется, даже обрадовалась.