Текст книги "Просветленные"

– Но Христос тоже до последнего надеялся, что «минует Его чаша сия», ведь говорил же, что на то не Его воля, а Всевышнего, Отца Его, Творца. То есть знал, что есть высшие силы, а Он только их посол к людям, – возразил Матвей. – И в каждой религии такой образ и такой же его путь.

– Правильно, это Господь послал каждому народу своего пророка, чтобы тому понятнее было. Ну, согласно его культуре и обычаям.

– Да, но мы ведь язычниками были, да и есть в душе. Окрестили нас, не спросив, насильно, и чего ж теперь требовать от нас слепого подчинения? Ведь это дело случая, могли и в другую какую религию наши князья податься.

– Ну почему насильно? Никто никого не заставлял. Народ сам пошел за православными, поверив, что Бог есть.

– На небе, может, и есть, не спорю, только жизнь на земле – это наказание. Вот я и хочу пройти его более безболезненно. То есть защищенно.

– Ну пусть так, – согласился Димов. – Это у буддистов. Колесо сансары и прочее. Но ведь только нам, повторяю, православным, защиту надо искать у Христа. Мотя, ты же крещеный, вот и крест на тебе.

– А меня никто не спросил, хочу ли я быть крещеным, маленький тогда еще был. Подождали бы, когда подрасту, и спросили.

– Ты болел очень. Год тебе был, мать совсем отчаялась, никакие ведь врачи не помогали, вот и пошла в церковь, рискуя, что из института выгонят. Окрестила тебя – ты и выздоровел. Так что Бог есть и надо верить.

– А я и верю во Всевышнего.

– Ну а веру зачем менять? Разве некомфортно жить с ней? Мне, например, очень даже комфортно. Если верить по-настоящему, помогает Христос. И защитит, и направит в трудный момент. Не надо всего этого новомодного. И так семьдесят лет веры у народа отняли коммунисты, хоть сейчас давайте жить по-божьи. А коль боишься чего, так сходи в церковь, давно там, наверное, не был. Ведь просто все, зачем же усложнять?

– Как же не был? Был тут однажды, да встретил кое-кого. Помнишь, бандиты к тебе в офис приходили, проценты с вас выбивали еще, я тогда вам свои эскизы принес. Так вот, в церкви их видел, на Ленгорах. А поп тамошний вышел, толстый такой, крест на все пузо, и с бандитами этими за руку здоровкается, по всему видать, свой у них. Убьют кого-нибудь – и к попу этому, он им грехи и отмолит. А еще, наверное, деньги свои бандитские, что с вас выбьют, например, на приход его дают. Видел потом, как Серый из банды целый пучок свечек на поминальник ставил. И что же, я должен с ними рядом молиться? Ведь мы с мамой всегда туда ходили. Нет для меня больше в церкви этой благодати никакой. Все эти бандиты мерещатся.

Действительно, вспомнил Димов, при разборке с «бригадой» присутствовал и Матвей. Случайно зашел со своими эскизами, развешивал их по стенам, а тут и явились эти за процентами. Один из них, по кличке Серый, молодой такой, в фирменном пиджачке, с серыми, холодными, как у убийцы, глазами, подошел к эскизам с ножичком и пригрозил порезать картинки, если денег сегодня не получат. Пришлось дать, а теперь на аренду техники не хватает.

Что делать, такова жизнь, думал растерянно режиссер, каждый спасается как может.

– И потом, – продолжал о своем Матвей, – вот скажи, если Бог создал все, значит, Он создал и дьявола, и все темное, что с ним связано? Чтобы специально искушать людей, что ли?

– Ну не знаю, вряд ли, – подумав, сказал Димов.

– Вот и я не знаю, а хочу знать все об устройстве мира. Для чего нужно искушение это? Неужели нельзя было создать мир более идеальным, что ли?

– Ну, может, для того, чтобы человеку тоже было занятие какое-то, совершенствоваться, например, а не просто жить в раю, как трутни.

– А скажи, пожалуйста, почему темным этим, злым всегда помощь приходит, если что и случится? А вот светлым и добрым – никогда. И вынуждены они вечно свой крест нести на Голгофу, как Христос.

– Может, потому, что их меньше все-таки, темных-то. Для равновесия, что ли. Жизнь ведь – борьба. Борьба добра со злом.

– Вот-вот, кругом борьба, агрессия, зло. Вот я и защищаюсь от всего этого как могу. Медитируя с этими манускриптами, – продолжал Матвей, – я почувствовал присутствие высших сил, мне явилось их откровение, и это ни с чем не сравнимо, потому что появился смысл.

– Послушай, Мотя, и все же не прав ты. Поп тот – только служка в церкви, он же простой человек, такой же грешный, как и мы с тобой. А Христос – Он Сын Бога, представитель тех же высших сил, на которые ты уповаешь. Только заход с другой стороны делаешь, не с нашей.

– Нет, папа, Бог для всех один, с какой стороны ни зайди – все к Нему дорога. Только у этих, как ты говоришь, «не наших» нет таких служек. Там, чтобы до служения Господу в храме дойти, надо быть посвященным. А это дорогого стоит. Так что пока сам все не изведаю, не отступлюсь, так и знайте. Я ведь в тебя, отец, сам говоришь.

– Ну, со злыднями этими, я думаю, Всевышний все-таки разберется. Соберет их однажды в охапку и выкинет с нашей планеты куда подальше. Хотя бы на какую другую, именуемую условно «ад», скажем. Там они, как пауки в банке, и будут друг друга жрать. Это они только среди светлых процветают, обижая их. А друг с другом сражаясь, быстро сгинут. А светлые, оставшись одни, так процветать начнут – закачаешься. И будет наша планета раем земным – это точно.

– Твоими бы устами да мед пить, – засмеялся Матвей, – то-то ты и сочинитель хороший.

– А это что за апостол такой? – продолжал отец рассматривать рисунки сына.

– Апостол Павел, – заметил Матвей. – Со своим толкованием учения Христа. Это я к Пасхе выставку готовил.

– Ну и почему не доделал? – спросил Димов.

– Да так, вдохновение прошло.

– А зря, прекрасная тема. Ведь смысл Пасхи в том, что Воскресение Христа есть дарованная нам победа. Так ведь говорил Иоанн Златоуст: «Пусть никто не боится смерти, ибо освободила нас Спасова смерть. Воскрес Христос, и Жизнь пребывает».

– Все так, но без веры работать над этим невозможно. И я сейчас к этому не готов, раз стал сомневаться. Здесь духовные силы нужны.

– Жаль, однако. Ну, может, еще вернешься к этому, – сказал Димов. – А то бы Библию взял да почитал, когда сомнения охватывают. Куда лучше, чем этими глупостями заниматься.

– Да что там такого особенного, в этой Библии, заповеди, что ли? Можно подумать, неверующие их не придерживаются. Каждый нормальный человек знает, что убивать, красть и развратничать нехорошо. Все дело в воспитании. Тоже мне откровения. А то, что щеку подставлять другую, когда по одной съездят, совсем занудство, – отозвался Матвей.

– А ты почитай книгу Екклесиаста из Ветхого Завета, – посоветовал отец. – Как сейчас помню, что он говорит: «Единственная достойная жизненная позиция – не пытаться усовершенствовать мир и общество, а получать удовольствие от самого процесса жизни». Какое же это занудство? Эта книга – вообще гимн жизни и творчеству и как раз обращена к таким, как ты. Очень советую, почитай. При кажущемся его фатализме он настоящий эпикуреец. А это что за вещь такая? – взял Димов один из эскизов. – Какие чудесные снежные горы и вокруг вода! Байкал, что ли?

– Да нет, это Шамбала, – мечтательно сказал Матвей. – Страна, где живут высшие силы.

– Ну, это уже у Рериха было, – встревожился Ди-мов. – Вот о каких посвящениях ты говоришь!

– Да, тоже мечтаю найти эту страну, – признался Матвей. – Что в этом плохого?

– Да знаешь, вокруг таких вот утопических идей много сейчас всяких аферистов крутится, и мать не зря за тебя волнуется.

– Не волнуйтесь вы, не глупый я, – упрямо сказал парень.

– Ну да, а палатка зачем? Неужели нельзя нормально жить, без этого? – И Димов покрутил рукой у виска. – И сидишь в майке и трусах.

– Почему все должны быть похожи друг на друга? – пожал плечами Матвей. – Так я свободен от всего. Ничего лишнего.

– Как в пещере, что ли, отшельники живут? – удивился Димов.

– Ну не в пещере, конечно, – пояснил сын. – Но только это мое пространство. Здесь я могу лучше принимать трансформирующую энергию.

– А что это еще за энергия? – переспросил отец.

– Знаешь, это долго рассказывать, но наша пятая раса людей почти себя изжила. Ошибся в чем-то космос, ее создавая. Столько зла и агрессии идет от человечества, что скоро Земля с орбиты сойдет. Вот и стремится всемирный космический разум дело поправить. Направляет эволюционную трансформирующую энергию, улучшая сознание людей. Кто ее сможет принять и через себя пропустить – выживет. А кто нет, так она просто его раздавит, без особого сожаления, ведь приходит время более совершенной, шестой расы. Для нее наш Всевышний планету чистит. Хочешь выжить – принимай энергию космоса, а принимать ее можно, только отключая мысли, чтобы разум был свободен. В этом мне и помогают манускрипты. Идеальное средство.

– Ну-ну, – только и нашелся что ответить Димов. Уходя, он через плечо сына заглянул в компьютер и увидел страницу с названием «Шамбала-форум».

Вот тебе и пожалуйста, монстр нашего времени. Так радовались появлению электронного мозга, этого чуда современной информации. И вот обратная сторона медали. Заменил человеческое общение. Молодежь теперь больше доверяет ему, электронному, чем душе.

А пожалуй, это тема для следующего фильма, размышлял Димов уже в лифте.

Христос! Сколько боли и страданий в глазах! Настоящий сын человеческий!

А это апостол Павел со своим толкованием учения Христа

Выходя из подъезда, он столкнулся с яркой молодой девицей, в которой не сразу признал свою невестку Василину. Год в Москве сделал из удалой таежной охотницы, что попадала из ружья в глаз белки, на зависть мужикам, и проходила ради этого на лыжах многие километры тайги, этакую вот модницу. Ну и преображение – ведь приехала тогда с Матвеем русая девушка в кофточке белой, с румянцем во всю щеку да с косой до пояса. А теперь такая мадам, не хуже вчерашней журналистки. Модный джинсовый костюмчик, отделанный стразами и кружевом, красиво облегал ее стройную фигурку. Коса была забрана в высокую сложную прическу, макияж подчеркивал и без того яркое лицо.

«Где ж ты, ромашка моя? – вспомнилось Димову – Теперь это уже не ромашка, а ирис какой-то вместе с эдельвейсом. Ну, значит, кому чего не хватало, – решил он, отметив также высокие каблучки, на которых девушка ловко прыгала через весенние лужи. – Эх, какой типаж пропал!»

– Ой, Дим Димыч, а я вам звонить хотела, – обрадовалась та.

– Слушай, давай-ка отойдем, поговорить надо, – попросил Димов.

– Пойдемте ко мне в машину, – поспешно согласилась та.

– Хорошо выглядишь, хотя и старше, чем есть, кажешься. Я тебя сразу-то и не узнал во всем этом, – отметил Димов. – А в белой кофточке и с косой краше кажешься, да и не так стандартно смотришься.

– Ну да, так в Москве никто не ходит, – возразила Василина.

– Не ходит… Ну как дела? Что там у вас происходит, не пойму, только поженились, – досадовал Димов, усаживаясь на сиденье новенького «Пежо».

– Так Мэт же с этими связался, с шизиками, – пожаловалась Василина.

– С какими еще шизиками? – удивился Димов.

– С обыкновенными, сектантами, – пояснила невестка.

– А ну-ка, давай все по порядку, – попросил режиссер. – Вы что, в разных комнатах уже живете?

– А как же жить, если они, что ни увидят, все забирают в обмен на книги, ну манускрипты свои. Сначала как бы бесплатно почитать ему дали, потом деньги за это попросили. Но я вижу, что дело такое, и отнесла все наши сбережения на книжку в Сбербанк на свое имя. Так теперь имущество пропадает. Прихожу как-то, а они подчистую из комнаты все вынесли, а он, как зачарованный, все сам отдает, а на книги эти прямо молится. Вот я в своей комнате и спасаю что могу. А он палатку поставил и в ней теперь пребывает. Так, говорит, ему удобнее.

– А живете на что? – поинтересовался Димов.

– Так я ведь тоже пашу, себя не жалею. Хочется же жить по-человечески, ну чтоб как у людей все было. Машину вот в кредит взяла, спасибо вам, на хорошую работу устроили, так и стараюсь.

Год назад Димов действительно устроил невестку в рекламный отдел гламурного журнала, издающегося за рубежом, благо диплом у нее был филфака, да еще с отличием. И, видать, пошло. Да, пиар теперь в цене, вспомнил он слова Феликса.

– А вчера я комнату свою на ключ заперла, так они, ничего не найдя, всю одежду у него забрали. Только купили с зарплаты костюм новый, джинсовый, фирменный, и ботинки, – пожаловалась невестка. – Теперь ему не в чем выйти.

– Да, – призадумался папаша, – безобразие какое-то. Ладно, разберемся, давай ко мне поедем, одежду ему дам, у меня там полно лишнего. И джинсовый костюм почти новый есть, маловат стал, а ему впору будет, – решил Димов. – Мы же с ним почти одной комплекции.

Василина завела машину и лихо вырулила со двора в направлении Мосфильмовской улицы, где жил режиссер.

– А что так поздно с работы возвращаешься? – спросил Димов. – Вот и упустила мужика-то.

– Так работа такая, вот сейчас контракт подписали, для этого в ресторан пришлось клиентов везти. Мы так часто делаем.

– Это, конечно, понятно, – согласился Димов, – только ведь, Василиночка, муж и жена – одна сатана, ты за ним должна быть как ниточка за иголочкой. Он книги читает – и ты с ним.

– Что же я там прочту, если они на тибетском написаны? При всем желании не смогу. А дурака валять и время тратить на глупое сидение перед ними не хочу, это у нас на Байкале шаманством называется. Противно мне все это, и шизиков этих видеть не могу.

– Да, а что они собой представляют? – спросил Димов. – Какие они?

– Да ничего хорошего, взять хотя бы их расчеты: не уложился в срок – сразу же проценты начисляют.

– Какой срок и какие проценты? – не понял Димов.

– Ну, книги брал на неделю, заплатил деньги как бы за прокат, не прочел – значит, плати еще. А нет денег, так и на проценты посадят. А этот как чумной, трясется аж, отдавать не хочет книги эти, вот они и беспредельничают. Так вот и квартиры у людей отбирают. Про опиум для народа слышали? Раньше так про церковь говорили. Так здесь то же самое.

– А может, это наркотики какие? – встревожился Димов.

– Да нет, я же все сама попробовала. У меня нет к этому тяги. И благодати никакой не чувствую, а у него есть. Не знаю, что и делать, вот я к вам с этим и собиралась.

– Ладно уж, хоть и нет времени, но, видать, Мотька серьезно влип, разберемся, – пообещал режиссер, собирая одежду в большую сумку.

– Ой, как много всего, – растерялась Василина, – неудобно как-то. Может, мне у вас прибраться, что-то у вас беспорядок такой.

– Спасибо, не надо, есть кому уже, – взглянул он на номер зазвонившего телефона. То была Валерия из своего «Останкино».

– Димыч, ну где ты, я уже соскучилась, – прозвучал в трубке томный голосок журналистки.

– Погоди, Лера, – попросил Димов, – я сей час тебе перезвоню. Василина, – обратился он снова к невестке, – ты только его не бросай, ведь любишь его, вижу. Ну потерпи немного, все и образуется, у творческих людей такое бывает.

– Да что вы, Дим Димыч, куда же я денусь-то, он мой навсегда, – распахнула девчонка свои огромные голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами.

«Прямо озера какие-то, – подумалось режиссеру. – Вот, наверное, Матвейка и утонул в них тогда. А все-таки когда на ромашку похожа – лучше, – снова отметил он. – Какой типаж пропал…»

– Эти сектанты активные очень, – рассказывала Василинка, направляясь в ванную переодеться, прихватив хозяйскую футболку и старые джинсы, что нашла в куче белья. – И я просто боюсь за него – он такой простодушный, доверчивый, а теперь всякое бывает, да и имущества жалко, ничего ведь даром не досталось.

– Еще бы, – согласился Димов.

– Он как-то к ним на сборище опять ходил, – добавила она, принимаясь за мытье посуды.

– Да кто они такие-то? – снова спросил Димов.

– Да я и сама толком ничего не знаю. Вроде книжники, с виду культурные, а там кто знает, всякое говорят.

– Давно у него это увлечение? – уточнил отец.

– С конца прошлого года. Ездил тогда на подработку в область, там и познакомился с ними. Художники вроде какие-то, оформители. У них там где-то в области и база.

Перемыв посуду, девушка принялась за уборку комнат, а Димов пошел перезванивать Валерии.

– Да, дорогой, – откликнулась та. – Где ты?

– Дома, – ответил Димов.

– Надеюсь, у меня? – кокетливо переспросила журналистка.

– Да нет, у себя. Тут дело такое, не знаешь ли ты про книжников, которые напрокат манускрипты тибетские дают?

– Нет, что-то не слышала еще. А что, и такие теперь есть?

– Да уж, вот с сыном разбираюсь, угодил, видать, в какую-то секту.

– Так, может, мне к тебе заехать, тогда и поговорим?

– Ну что ж, заезжай, – согласился Димов. – Это когда по времени-то, надеюсь, не завтра?

– Уже монтаж заканчиваю и минут через сорок буду.

– Ну ладно уж, через сорок, особенно не гони. – И продиктовал свой адрес.

Присев к столу, он погрузился в проработку намеченного эпизода по Дельфам. Нарисовав это мистическое место в своем воображении, он стал думать, как показать все на экране, тщательнейшим образом размечал положение камеры, передвижение людей в кадре. Все это он прорисовывал по старинке, на куске ватмана, с которым возился несколько часов, потом переносил готовое в компьютер. Увлеченный работой, он не заметил, как выскользнула за дверь, закончив уборку, Василина. Она же впустила явившуюся ей на смену Валерию. Но та, увидев, что он в творческом запале, только тихонечко присела на диван. Потом вышла на кухню покурить и, измученная тяжелым рабочим днем, неожиданно заснула за столом, положив голову на руки.

Димов не замечал ничего: его посетила муза, и чудесные моменты вдохновения дарили ему все новые и новые образы.

* * *

Развалины храма Аполлона. Живописные склоны горы Парнас, амфитеатром спускающиеся к площадке храма, с которой открывались великолепные виды на Коринфский залив. Здесь чистилище Дельфийского оракула. От его имени когда-то пророчествовала Пифия. Так звали немолодую женщину, носившую, однако, девические одежды. Обычно она после ритуала омовения в Кастальском источнике пила воду из священного родничка, после чего входила в храм, спускалась в специальный колодец, где было туманно от паров серного газа, источник которого находился где-то рядом. Там она садилась на священный треножник, начинала жевать листья лавра – священного дерева Аполлона. Так Пифия погружалась в транс и затем изрекала свои пророчества. За советами к ней обращались и Александр Македонский, и царь Леонид, и Ахилл. Многим простым и великим людям она что-то предсказывала, говорят, многое сбывалось. Поэтому авторитет ее в те времена был огромен.

Мишель проделал долгий путь из Афин, добираясь сюда как мог, и теперь хотел одного: напиться воды и передохнуть. Ему уже давно перевалило за тридцать, и судьба достаточно его потрепала. Из родных мест во Франции после смерти жены и детей от чумы он почти бежал. Люди перестали верить ему, опытному врачу не сумевшему спасти своих родных. Он предчувствовал беду, но одолеть ее не смог. И тогда он отправился путешествовать. Шесть долгих лет он гнал себя из города в город, не давая мучительным воспоминаниям взять верх. Сначала Италия, потом Александрия, следом Фивы. Он дышал воздухом жрецов-прорицателей, стараясь впитывать их мудрость.

Потом настала очередь родины Христа – Палестины. Он был очарован древним Иерусалимом. Этот светлый город предстал перед ним во всем великолепии – со своей полуразрушенной стеной и чудом сохранившейся башней Антония.

Мишель долго сидел на берегу Иордана. Здесь пророк Иоанн Предтеча крестил самого Христа. Здесь Нострадамус размышлял о том, как ему воспользоваться даром, полученным от Господа. Вспомнились и слова Христа о том, что нет пророков в своем отечестве. Да, это, наверное, так, потому что предсказывать людям неприятное – дело неблагодарное и опасное. А сильные мира сего предпочитают лесть. И все же он почувствовал благословение Иордана и принял решение не отказываться от своего дара, а совершенствовать его.

Теперь путь Мишеля лежал в Грецию, древнюю страну оракула Аполлона. О Дельфах он читал еще в студенческие годы. И вот он оказался здесь и хотел, как древняя Пифия, войти в транс для свершения предсказаний. Что же для этого он мог сделать? Искупаться в Кастальском источнике, да и воды напиться из священного родничка Кассотис – отчего же, пожалуйста! Все это сохранилось, как в прежние древние времена. Но от священного храма Аполлона остались одни развалины, и не было в нем колодца, где вдыхала Пифия пары серного источника, давно засыпан. Немало веков пережили эти места. Измученный дальней дорогой, Мишель присел отдохнуть.

Но через некоторое время почувствовал, что окружающий воздух наполнен дурманящим ароматом, – видимо, где-то из-под земли вырывались все-таки пары серного газа. И, надышавшись ими, Нострадамус погрузился в сладкий сон наяву…

Милый сердцу Монпелье, его зажиточный дом на окраине городка – ведь он авторитетный врач с хорошим доходом – утопает в кустарниках вьющихся роз. Это его молодая женушка разводит цветы. Они обвили уже весь дом, и ограду, и небольшой фонтанчик, в котором бьет родничок. Как отрадно слушать его журчание! А вот и чудесные голоса детей. У него их двое: мальчик и девочка, пяти и трех лет. Их прелестные головки тоже украшают цветы, веночки из белых роз. Он чувствует нежный аромат их ручек, что обвили его шею. Высокий голосок напевает песню – это его молодая жена. Она зовет их завтракать. Ее роскошные светлые волосы уложены в красивую высокую прическу, платье украшают редчайшего узора кружева. Зеленые с поволокой глаза задумчивы и полны счастья. На столе, накрытом белой льняной скатертью, что стоит на веранде, розовый сервиз и горка только что испеченных блинов с медом и вареньем из абрикосов. Сейчас они будут пить чай из пахучих прованских трав…

Но он почему-то никак не может дотянуться, чтобы взять чашку, она куда-то отодвигается, это видение уплывает…

Он снова на горе Парнас в святилище Аполлона. Как зло шутит с ним серный газ! И он умоляет воображение вернуть ему прежнее, столь дорогое для него видение, но, увы, оно подсовывает ему что-то другое…

На красивом лугу два закованных в латы знатных рыцаря устроили состязания в ловкости. Один из них более грузный и сильный, другой моложе и ловчее. На полном скаку они несутся друг на друга, только в последний момент уклоняясь от столкновения. Так происходит несколько раз. Какие только трюки не выделывают они на глазах у присутствующей знатной публики, среди которой на почетных местах восседают особы королевской крови. Но вот один раз их трюк не удается, и на полном скаку, пронзенный копьем, старший из них падает на землю. Копье, пройдя сквозь отверстие в шлеме, попало ему в глаз.

Что бы это могло быть, тряхнул головой Нострадамус, пытаясь отогнать видение. Уже не первый раз оно тревожит его…

* * *

От своего рабочего наваждения Димов очнулся только под утро. Выключив компьютер, он устало потянулся. Пройдя на кухню, обнаружил спящую Леру.

– Как же так? – удивился он. И догадался: не стала мешать. Однако неудобно как-то. Девушка с работы, на верное, голодная, а в доме-то ничего и нет, – заглянул он в холодильник.

Жил он в хорошей трехкомнатной квартире один и пользовался услугами домработницы-соседки, в обязанности которой входила и закупка продуктов. Но тетя Валя, так звали его помощницу по хозяйству, уехала недавно в другой город помогать дочери с новорожденным ребенком, и Димов остался без ее услуг. Вечно забывая о продуктах, он старался питаться вне дома.

– Лерочка, – тронул он ее за локоть, – может, приляжешь на диван, там поудобнее, а я пока в магазин сгоняю, позавтракаем.

– Не надо в магазин, я все купила, у меня в машине, возьми ключи, – проснувшись и потягиваясь, ответила та.

– Видишь, я какой, – неловко извинился Димов. – Опять отключился, я же предупреждал. – Он чмокнул ее в щеку и, взяв ключи, заспешил во двор. Нагрузившись тяжелыми сумками, он понес их в дом, на ходу удивляясь, как это столь воздушные девушки умудряются поднимать такие тяжести.

Вернувшись, он услышал веселый свист чайника, и на столе уже стояли его лучшие чашки, намытые вчера до блеска старательной Василиной.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты приехала, – обхаживал Димов заспанную Валерию. – И ведь мешать не стала, какая умница. Ты знаешь, когда идет, действи тельно нельзя прерываться, а то потом не включится. Ты посмотри, какой я кусище отработал, – показывал он ей свой ватман. – Ну ты же все понимаешь, сама человек творческий.

– Угу, – отвечала Валерия, разливая уже заваренный ею чай.

Затащить его в постель, как любого мужика, нетрудно, рассуждала она про себя. Но вот в духовную жизнь – ни-ни, здесь вето, здесь уж, голубушка, ты не главная и будь терпелива, чтобы не спугнуть свое счастье. Такая вот она, семейная жизнь, со всеми ее прелестями. Таскай сумки, суетись, а главное – молчи. Чем незаметнее будешь, тем лучше. Ну и что, все равно хорошо, когда рядом любимый. Да еще какой!

В этот день у них действительно все было хорошо. Они поладили и были довольны друг другом. Отложив работу, Димов даже посвятил новой возлюбленной целый день, выключив телефон. И когда вечером раздосадованный Феликс наконец ворвался к ним в квартиру он даже не нашелся что сказать – настолько безмятежно счастливыми и глупыми были их заспанные лица.

– Ну вот, а ты еще сомневался, – шепнул он Димову. – Я же говорил – подойдет.

Но, не выслушав ответа, перешел к делам студийным.

– А Вадька сорвал нам сегодня просмотр, – пожаловался он на оператора. – Но беспокоить тебя не стали, думали, занят делом.

– Бывают же счастливые совпадения, – засмеялся режиссер. – А я зато посмотри сколько натворил ночью, – потянулся он за своим ватманом. – А почему сорвал, что это за выходки такие? – спросил Димов.

– Да он, сучонок, свой просмотр устроил, – заложил Феликс строптивого оператора.

– Какой еще просмотр? – удивился Димов.

– Ну ты же сказал, молодняк брать будем на главные роли, раз денег нет. Студенток привалило – тьма. Вот он и стал выпендриваться, изображая из себя главного, благо тебя не было. Сегодня же отбор, ты что, забыл?

– Ну и что там произошло? – улыбнулся Димов, уже понимая, о чем идет речь. – Подобрали кого-нибудь?

– Ну да, на роль жены Мишеля была одна подходящая со второго курса ВГИКа. Так он ее к себе потащил.

– Куда потащил и зачем? – снова не понял Димов.

– Зачем, зачем! – сердился Феликс. – «Прокатить» захотелось. Снял недалеко от «Мосфильма» квартирку и «прокатывает» кого хочет. Дескать, я такой здесь крутой, скажу режиссеру – он тебя и возьмет на главную роль. А те дуры верят. Препохабнейший парень. Целый день девчонке голову морочил.

– Ну силой-то ее никто не заставлял «прокатываться», – рассудил Димов, наливая другу кофе, – сами лезут, как тараканы. Хотя он, конечно, и наглец.

– Наглец, наглец, – переживал Феликс. – Я ее привел и познакомил. А он так себя повел.

– Она хоть совершеннолетняя?

– Да, не малолетка уж точно, второй курс.

– Ну и за это спасибо. Ладно, Феля, не переживай, разберемся. А кроме нее есть еще кто-то интересный?

– Да, есть, вот посмотри, фотопробы сделали. Димов долго рассматривал сделанные пробы, пока подошедшая Валерия не обратила внимания на одну фотографию. Девушка походила на юную Анастасию Вертинскую в «Алых парусах». Нежное, романтичное лицо.

– Интересно, – сказала она. – Какая-то надломленность есть.

– Да, – согласился Димов, – можно посмотреть.

– Ростом маловата, – возразил второй. – Ты же таких не любишь.

– Не факт, для кино тот же Вадька снимет так, что будет незаметно, – заметил Димов, – он это профессионально делает.

– А вот эта – Ленка, ну, которую я привел, – показал Феликс. – Рост метр восемьдесят.

– А эта дылда как раз для фильма не очень хороша, – заметила Валерия, глядя на фотографию, – чересчур яркая и современная.

– Да, ты права, у нас ведь эпоха Средневековья, – согласился Димов, – хотя посмотрим, что скажет экран.

Роль жены Мишеля Нострадамуса возникла не сразу, так как Димов по ходу изменял и переделывал сценарий. Все ему казалось, что образ главного героя недостаточно раскрыт. Юную девушку для этого подбирал Феликс, и за отсутствием средств решили не тратиться на известных актрис. Но внешность внешностью, а как еще сыграет. Хотя роль и небольшая, но это беспокоило всех. Поэтому вопрос долго оставался открытым.

– Слушайте, друзья, что мне с Матвеем делать, прямо ума не приложу, – пожаловался Димов. – Сидит как чум ной перед тибетскими манускриптами и с закрытыми глазами по ним руками водит. Говорит, защищается так от зла.

– Какого зла? – не понял Феликс.

– Любого, по жизни, – уточнил режиссер.

– А где берет эти манускрипты? – удивилась Валерия.

– Да в том-то и дело, что у каких-то книжников, напрокат, за деньги. Они его уже порядком раздели, в прямом и переносном смысле. Сейчас вот с невесткой сумку одежды ему переправил. Парню не в чем на улицу выйти, поэтому, наверное, и не пришел сегодня на студию. И проценты сразу накидывают.

– Прямо как наши бандиты, что ли? – удивился Феликс.

– Похоже, – кивнул Димов.

– Дела… – протянул второй.

– Как бы их отогнать? – размышлял Димов.

– Отгоняй не отгоняй, если парень сам эту глупость из головы не выкинет, не поможет, – опять заметил Феликс. – Только хуже будет, еще жить к ним уйдет. И такое бывает.

– Ладно, – согласилась Лера, – постараюсь что-нибудь узнать у наших, что этими непонятными вещами занимаются. Я как раз в кабинете с таким журналистом сижу. Леня Коротков его зовут. Каких только шизиков у него не перебывало. Он вообще-то начинал с НЛО, а потом к нему вся нечисть повалила. И колдуны, и ясновидящие. Один даже облака разгонять начал.

– Разогнал? – спросил Димов.

– Да как-то не очень, – засмеялась Лера.

– Ну, пожалуйста, узнай, – попросил Димов. – Пропадет ведь парень.

Пролетело несколько сумасшедших недель. Лера крутилась на работе как белка в колесе. Но на все не хватало времени, хотя уж с ним-то она дружить умела. Когда-то, теперь уже очень давно, ее научил этому отец, ярый поклонник восточной философии и истый конфуцианец в душе. Она была приучена планировать каждый свой день в еженедельнике. Справа столбиком писала список неотложных дел, которые должна была выполнить сама, например, позвонить тому-то, сходить туда-то, составить вопросы для интервью, а вот слева, наиболее глобальные, она поручала Вселенной. Такие, как, к примеру, найти хорошего инвестора для новой передачи или новый журнал для сотрудничества. Работать с правой колонкой часто помогало ее подсознание, позволяя выполнять много дел сразу. Так, перемывая посуду, Лера прокручивала в уме вопросы интервью, которые озадаченное подсознание тщательно сортировало, потом она гладила, а подсознание уже вовсю правило статью для модного журнала. В общем, процесс шел, время охотно работало на нее.