Текст книги "Русские тайны немецкого Висбадена"

Женский заговор

По завещанию русского императора Павла, убитого в страшном и бесчестном заговоре в первый год XIX века, женщины более не имели права на трон, – пример Екатерины II вызывал гнев и самолюбивую обиду императора. Болезненное отрицание женской самостоятельности усилило старые представления и традиционные привычки Павла: женщина – это придаток к мужчине. Мужчина – человек, личность, женщина – его игрушка и радость, если не помеха. О женщинах высокого статуса принцесс, княгинь, графинь, королев и цариц – ничего не говорили и не писали, хотя они весьма часто были при царях, королях, князьях и графах рулевым колесом. Или как это обозначил мудрый русский фольклор: «Муж – голова, жена – шея, куда хочу, туда и поворочу».

Две сестры, Паулина в Висбадене и Елена Павловна в Петербурге, родом из немецкого Вюртембергского королевства, хлебнувшие в своей жизни, детской и взрослой, много горя из-за тирана отца и жестокого отношения во французском интернате-институте, не удостоившиеся счастья любви и взаимопонимания в браке, одна вдовствующая, другая замужняя, договорились в письмах о встрече на нейтральной почве. Обе давно научились женской дипломатии в обществе, были умны и артистичны. Настоящими заговорами, такими, которые ужасом легли на царскую семью 18 лет назад, в декабре 1825 года, в замыслах сестёр не пахло. Они проявились по-женски. Мудрые жёны хотели счастья своим детям и спокойствия в собственных семьях. Ради этого и возник этот заговор или сговор. Обычный, человечный, лишённый заднего политического смысла.

На 8 августа 1843 года они назначили курортную встречу друг с другом в Баден– Бадене, куда приехали с детьми. Конечно, и со слугами. Елена Павловна из Петербурга с тремя дочерьми – 18-летней Марией, 17-летней Елизаветой и 16-летней Екатериной, а Паулина со своими детьми – 12-летней Еленой, 11-летним Николаусом, 7-летней Софией и взрослым пасынком владетельным герцогом Адольфом из Висбадена – поселилась там уже с начала августа. Сопровождал герцогиню Паулину барон Максимилиан фон Гагерн, советник МИД земли Нассау, и камергер герцога Адольфа. Встреча в Баден-Бадене была строго секретна. Однако дамы по секрету посвятили барона в свои намерения, и он внимательно разглядывал юных княжён.

Барону Гагерну не назвали предпочтений, поэтому он описал в письме трёх русских принцесс оставшемуся дома директору министерской канцелярии Эмилю Дункерну. Герцогиня Паулина и великая княгиня Елена задумали счастливый брак для своих двоих детей: Елизаветы, дочери Елены Павловны, и Адольфа, пасынка, но по сердцу – сына доброй Паулины. На Адольфа, романтического и лирического юношу, был расчёт и прицел у Николая I, у него подросли три дочери. Правда, жёсткий Николай был снисходителен к дочерям, дозволив им собственный выбор.

Немецкий историк Пьер Эвен в книге, посвящённой государству и фамилии Нассау, приводит отрывок из описания, характеризующий Елизавету, какой она показалась барону фон Гагерну на этой встрече: «Великая княжна Елизавета среди трёх сестёр самая здоровая и свежая, она красива и полностью сформирована; в её чертах что-то очень милое; личико круглое, рот маленький, по общему впечатлению она напоминает фрау герцогиню [Елену], но волосы тёмные, тёмно-красные, и что я ещё увидел, ресницы наоборот очень светлые и поэтому в общем впечатлении что-то неопределённое, ещё не выраженное»3333
  Even P. Герцог Адольф ф. Нассау и Царский двор. Указ. соч. Hefte № 75. 1989.


[Закрыть].

Сёстры Шарлотта (Елена Павловна) и Паулина обдумали и решили для своих детей добрый вариант будущего, не произнося прямых пожеланий, никаких простонародных шуточек о товаре и купце. Не знаю, есть ли немецкий эквивалент этой фольклорной свадебной маскировки, но обе немецкие принцессы были уважаемы в высшем обществе и самостоятельны. Решили верно: Елизавета, дочь Елены Павловны и младшего брата двух царей вел. князя Михаила Павловича, и пасынок Паулины герцог Адольф фон Нассау, прислушивавшийся к ней, а не к своим министрам, явно понравились друг другу. Небольшая разговорная рекогносцировка была произведена сёстрами заранее, обдуманно и тонко. Теперь можно было выпускать на арену сватовства тяжёлую артиллерию, то есть самого Е. И. В. Михаила Павловича, кстати, начальника артиллерии, о встрече с которым договорились заранее, конечно, ничего не сказав о своём плане. Великий князь Михаил появился в Баден-Бадене 21 августа, а 25-го он уже уехал по делам через Гаагу в Берлин. По дороге во Франкфурте он рассчитывал встретиться с герцогом Адольфом, чтобы из первых рук получить достоверные сведения о намерениях герцога, но они разминулись. В сентябре Михаил Павлович получил от герцога письмо, в котором предполагаемый жених называл Елизавету одухотворённой, любезной и доброй девушкой, выше всяких похвал. Герцог Адольф уже был влюблён и просил у отца руки Елизаветы, говоря о своей любви к ней. Адольф был очарован! Секретный план сработал.

Если бы не было тайного заговора сестёр, повернувшего судьбы своих детей, их жизнь сложилась бы совсем иначе, потому что у главных особ царского двора были на герцога Адольфа другие виды, включавшие некую политическую выгоду. Адольф Нассауский был одним из самых желанных женихов в Европе. Достаточно богат, известен в Европе и России как добрый и благополучный молодой герцог, с хорошим характером, образован и хорош собой. К тому же родня царскому Дому. Он племянник великой княгини Елены, а по отцу – прусской королевы Луизы. Молодые люди уже полюбили друг друга и были согласны на брак, о чём пошла молва. Препятствий на этом пути не случилось. Казалось бы, их ждало редкое счастье.

В чём, собственно говоря, заключался заговор, тайный сговор? Чего хотели две сестры, две умные женщины, что они скрывали? На жестоком опыте собственной жизни и мудрости они хотели для своих детей – не существенно, что Паулина в данном случае думала не о своём ребёнке, а о пасынке и о племяннице – счастья, согласия, взаимопонимания, а не холодного расчёта, который господствовал в их личной жизни. Даже при симпатии, которую, допустим, заменой любви испытывал герцог Вильгельм к Паулине; при «исполнении семейного долга», но при холодности и отсутствии любви у Михаила Павловича по отношению к Елене Павловне, – счастья и взаимопонимания в этих браках не было. Поэтому сестры решили действовать самостоятельно. И не ошиблись! Встретившись как бы случайно, юные Адольф и Елизавета, повторим это, полюбили друг друга. Эта пара могла бы быть действительно счастлива, только…

Какая же чёрная сила вмешалась в их жизни? Рок? Судьба? Случай? Господь Бог? Загадка, казалось бы, неразрешима. Но ответ всё же есть. О нём впереди.

Помолвка состоялась 3 сентября 1843 года. 5 сентября три высоких заинтересованных лица – царь Николай I, имевший виды на герцога Адольфа для своих дочерей, но тактично промолчавший, увидев взаимные чувства молодых, его младший брат Михаил Павлович и Елена Павловна – встретились в Берлине, и царь одобрил будущий брачный союз. Он очень любил своих капризных дочерей и обидчивого брата Михаила. В том же сентябре герцог Адольф возвратился в Висбаден и официально объявил о своей близкой помолвке. Тотчас же к нему пошли многочисленные пожелания счастья.

В конце декабря Адольф уже как жених отправился в Петербург с короткими остановками в Берлине и Кенигсберге. За несколько дней до него Макс фон Гагерн, камергер герцога, выехал из Висбадена в сопровождении тайного советника Фридриха Гетца. Во время немецкого Рождества они остановились в Ольденбургском дворце, где их с радостью приняла герцогиня Тереза, как ее звали в России. В тот же вечер Гагерн посетил великую княгиню Елену Павловну, и она была с ним весьма милостлива.

Дни перед свадьбой были заполнены визитами и делами брачного договора, который устанавливал по императорским правилам Дома для дочери и внучки царя приданое в один млн рублей серебром. По тогдашнему курсу оно равнялось в Германии 1 880 тыс. гульденов. Статья 3 договора гласила: половина передавалась наличными в герцогство Нассау в двух частях: 250 тыс. рублей на свадебные торжества и другие 250 тыс. через полгода. С этих денег герцог должен 4% платить своей будущей супруге в любом случае и закладывать для гарантии дохода земли с имениями в Браубахе, Дитце, Дилленбурге, Хадамаре, Херборне, Хершбахе, Хёхсте, Кёнигштайне, Лимбурге, Валлау и Висбадене, всего в 11 владениях. Другие 500 тыс. серебряных рублей должны быть положены в императорские банки с 4% дохода ежегодно. 1 млн рублей серебром должен образовать состояние будущей герцогини с её собственной властью над процентами и капиталами.

Статья 14 Брачного договора содержала предписание, которое неожиданно и страшно скоро реализовалось. Статья предписывала в случае, если герцогиня умрёт раньше герцога Адольфа и без детей от этого супружества, то проценты с капитала, которые получатся от приданого, остаются у герцога Адольфа. После его смерти капитал должен вместе с полученными на него процентами возвратиться к императору всея Руси, а 250 тыс рублей в любом случае остаются в герцогском доме Нассау.

6 января Брачный договор был заключён и подписан сторонами. 8 января герцог Адольф фон Нассау приехал в Петербург в сопровождении своего генерал-адъютанта генерал-майора барона Фридриха фон Преена, который, как осторожно пошучивали при дворе, у русских пользовался высоким авторитетом, имея величественную внешность. В качестве флигель-адъютанта в Петербург отправлялся молодой граф Бисмарк с маленькой группой придворных. Герцог остановился в Ольденбургском дворце.

Две трагические свадьбы

Обручение состоялось 1 января 1844 года, а свадьба 16 января в Зимнем дворце в Петербурге. Царь Николай I лично перевёз жениха – герцога Адольфа, которому симпатизировал, из дворца Ольденбургского в Зимний дворец. За два месяца в Петербурге герцог должен был нанести 153 визита! Главный полонезный бал закружил головы в Георгиевском зале Зимнего дворца.

На следующий день состоялась аудиенция жениха у императрицы и её дочери Александры, Адини – в семейном обращении, которая тоже была невестой. Гагерн восторгался, говоря об обеих невестах: – Она прекрасна и любезна! Я не видел никого столь грациозного!

Николай I придал герцогу Адольфу 9 января 10-ый уланский полк. В тот же день герцог и царь подписали Брачный контракт. В субботу 13 января в день рождения великой княгини Елены, матери невесты, будущей тёщи жениха, состоялось обручение по православному обряду с обменом колец в дворцовой церкви. В послеобеденное время был большой свадебный обед на 400 персон, после чего большой бал. На следующий день по придворным русским традициям состоялось представление с целованием руки матери в Михайловском дворце. Свыше 3000 персон прошли перед молодой супружеской парой и родителями невесты. Дни и ночи до свадьбы были заполнены посещениями гостей, обществом, театральными представлениями и великолепными балами, которые часто длились до раннего утра.

Масштабы маленького немецкого герцогства с его столицей в Висбадене не шли ни в какое сравнение с Петербургом. Но ведь чем-то немецкий уют и порядок пленил царя Николая, который не раз бывал в Висбадене в гостях у герцога Вильгельма, отца Адольфа, Терезии и малолетнего Николаса, которого крестил своим именем русский царь. Может быть, тихая Германия пленила Николая I не в меньшей степени, чем его предшественника и брата Александра I, мечтавшего о частной жизни на Рейне, ведь оба оставили письменные свидетельства своих немецких пристрастий.

Почти одновременно русский царь выдавал замуж свою любимую младшую дочь красавицу Александру за другого немецкого герцога – Фридриха Вильгельма Гессен– Кассельского, совсем малое герцогство которого с главным городом Кассель находилось севернее Висбадена, сейчас это земля Гессен. Выдавая замуж дочь Александру за немецкого принца Гессен-Кассельского, царь был великодушен к племяннице. Размах свадеб был одинаково грандиозен, как и приданое.

О приданом, конечно же, надо бы рассказать подробнее и серьезнее. С одной стороны, это та же простейшая вещественная необходимость, о которой как бы неловко говорить в силу ее обыденности и традиционности, но высокий градус царских приданых – это уже спасительная планка вкуса и красоты с их неограниченными возможностями, превращающими приданое в материю искусства, входящего в научный оборот искусствоведения. Интересующихся темой царского приданого адресую к автору искусствоведу.3434
  В. Пахомова-Герес. Адини и ее приданое. Ж. Наше наследие. № 55. М.:2000, С. 34.


[Закрыть]

Брачная церемония герцога Адольфа и великой княгини Елизаветы Михайловны, повторю, состоялась 16 января в Зимнем Дворце Петербурга. А через два дня 19 января, практически одновременно (некоторые авторы неверно пишут, что в один и тот же день), там же состоялась церемония заключения брака младшей дочери Николая I Александры и Вильгельма Гессен-Кассельского. Домашние имена августейших невест – Лили и Адини, уже вряд ли звучали во время высоких празднований.

Несмотря на сдержанный и несколько замкнутый характер герцога Адольфа, он был в счастливом настроении в течение этой почти безумной вакханалии празднеств, а его свита была полна восторгов и надежд. Самым главным заключительным праздником была сама свадьба.

Расскажем о царской свадьбе по впечатлениям её немецких гостей, свиты герцога Адольфа.3535
  Эвен П. Указ. соч. Бад Эмские тетради, № 75. 1989 .


[Закрыть] Ранним утром 31 января 1844 года пять пушечных ударов со стен Петропавловской крепости Петербурга известили столицу российской империи о свадьбе Её Императорского высочества великой княжны Елизаветы Михайловны с Его Светлостью правящим герцогом Адольфом Нассау. Великая княжна становилась герцогиней. В 19 часов начались торжественные поздравления герцога, который поехал со свитой к обеду в императорский Зимний дворец, где в дворцовой церкви состоялась большая брачная церемония с пением, без органа, что для герцога было непривычно. Большое число приглашённых персон тоже пели, что удивляло немецких придворных. На невесте была корона, красное велюровое манто с горностаевой подкладкой и длинный шлейф, который несли четыре камергера и главный штальмейстер великой княгини. Герцог Адольф превосходно выглядел в новом изготовленном в Париже мундире.

После полуторачасовой церковной службы брачная пара и императорская семья без большой свиты отправились в один из залов дворца, где стоял лютеранский алтарь. Царь Николай I повёл новобрачных к алтарю для лютеранского благословения. После этого был большой обед в Мраморном зале. В 8 часов вечера давался полонезный бал в большом Георгиевском зале Зимнего дворца, в котором участвовало всё придворное общество и на котором юная герцогиня танцевала также с Гагерном, о чём он с гордостью сообщил в Германию.

День свадьбы праздновался во всех церквах и весь день, и также два следующие дня звучали церковные колокола, а С-Петербург все три дня был иллюминирован. В тот же день после свадьбы герцог Адольф подарил своему министру Гагерну на память прекрасные золотые часы с цепочкой и выгравированной датой свадьбы. А на следующий день вечером он писал государственному министру Дунгерну в Висбаден о том, что вчера был «счастливейший день жизни. У Нассау опять есть герцогиня, и моя высочайшая радость быть отцом своих подданных, она же станет матерью…»3636
  Там же. Эмские тетради, 1989.


[Закрыть]

2 февраля 1844 года большой костюмированный бал дала княгиня Елена Павловна в Михайловском дворце. В представлении на сцене участвовали многие русские аристократы. Елена Павловна устроила в честь свадьбы своей второй дочери Елизаветы роскошный бал, который описал Модест Корф, лицейский однокашник Пушкина: «Подобного соединения в одно целое всех обаяний богатства, роскоши, изобретательного воображения и изящного вкуса мне никогда не случалось видеть даже при нашем блестящем дворе…»3737
  Цитирую по: Данилова А. Судьбы закон печальный. М.: Эксмо. 2007. С. 437.


[Закрыть]. Между тем Модесту Корфу, карьеристу по призванию, сделавшему блестящую карьеру, очень многое «случалось видеть».

Обе старшие дочери, Мария и Елизавета, уже 18 и 17-летние, участвовали в пантонимном балете, придуманном Еленой Павловной, были гномами в свите Оберона. Для Елизаветы это были последние дни в Петербурге, а потом – последние воспоминания о матери и семье.

Из-за больших морозов отъезд состоялся лишь 2 марта. Герцогиня Елизавета была так взволнована прощанием, что у неё ночью были нервные судороги, и в обед в 12 часов 2 марта она ещё спала.

Гагерн был назначен начальником обратного путешествия. Молодые ехали со своей личной свитой по большому тракту через Дюнабург девятью экипажами, в то время как другие господа ехали через Ригу, чтобы соединиться в Кёнигсберге.

Поездка длилась три недели. Гагерн предусматривал подготовку квартир для ночлега. Перед герцогской каретой ехал фельдъегерь, который сообщал господам о следовавшей за ним свите с двумя санями на колёсах. Почти все экипажи были шестернями. Императорские службы очищали дороги от снега и предупреждали о ямах, трезвонили почтовым дворам о санных царско-герцогских экипажах и ехали дальше. Видимо, путешествие было трудным. Тем не менее герцог и герцогиня были благополучны, по крайней мере, внешне, были в хорошем настроении. 11 марта они достигли Кёнигсберга, где был день отдыха. Через 4 дня они доехали до Франкфурта на Одере и 17 марта до новой железной дороги в Берлине. Посещение прусского Двора и в дальнейшем Альтенберга и Веймара, куда навстречу им выехал министр барон Дунгерн, замедлило их возвращение.

25 марта во Франкфурте на Майне была последняя ночёвка перед Висбаденом, куда 26 марта состоялся праздничный въезд. Воздвигнутая известным архитектором триумфальная арка на перекрёстке улиц Вильгельмштрассе и Франкфуртской образовала прекрасную раму для приветствия новой герцогини Нассау и герцога Адольфа. Торжества введения в дом новой государыни длились пять дней. Нассаусцы, видимо, старались не ударить в грязь лицом перед могущественной и великолепной Россией. Описанный в газетах петербургский размах их восхитил и напугал. Было ясно, что даже частично они не смогут достичь такого. Во всяком случае, городской дворец и замечательная протестанская церковь Маркткирхе рядом с дворцом герцогиню воодушевили, как она писала родителям.

Герцогиня не меняла веру. Для православной церковной службы, греко-православной, как тогда говорили немцы, герцог предоставил дом доктора Греве на Райнштрассе (сегодня Статистическое управление), купленный казной в 1843 году. В нём получили квартиры русские духовные лица, певчие и капельмейстер. С герцогиней приехали в Висбаден три русских певчих и священник Иоанн Базаров.

В первое время в Висбадене герцогиня ловила любой повод для проявления благотворительности. Однако скоро она поняла, что в дороге простудилась. Ей постепенно становилось хуже и хуже, но она молчала. Стеснялась мужа. Стеснялась врача. Молодой врач был тоже хорош, не понимая, что происходит с юной женщиной, почти его ровесницей.

Елизавета и Адольф поселились на берегу Рейна в городке Бибрих, в удалённом от города большом пустующем при новом герцоге замке-дворце. Герцог забросил государственные дела и любимую охоту. Оба предавались возвышенной лени в беседах и музицировании. Герцог писал стихи. Гости были редки, они утомляли Елизавету. Количество слуг она свела к минимуму. Тосковала по дому, на груди носила ладанку с русской землёй. Из застенчивости никому не жаловалась. Ни муж, ни родители, ни духовник, ни врач ничего не подозревали.

После трёхнедельного путешествия в составе поезда зимних санных карет по России и Европе, после триумфального въезда 26 марта 1844 года в Висбаден – столицу земли Нассау, после праздничных волнений встречи, для Елизаветы Михайловны началась жизнь герцогини, которую по примеру матери она надеялась вести в занятиях музыкой и трудах благотворительности. Однако её стала донимать непонятная усталость.

Она ждала ребёнка. То же самое было с её кузиной, дочерью Николая I Александрой, которая должна была отправиться в город Кассель, в ста с лишним километрах от Висбадена, от Рейна, но пока оставалась вместе с молодым мужем в родительском дворце в Петербурге.

Через 8 месяцев юная герцогиня Елизавета получила страшное известие из Петербурга о смерти кузины Александры, Адини, при переждевременных родах. После того как вел. княгиня Александра умерла от родов, впечатлительная Елизавета ощущала себя приговорённой, предчувствовала недоброе и печально произнесла слова о том, что её ждёт такая же участь.

16 (27) января 1845 года герцогиня-принцесса Елизавета, родив девочку, которой не успели дать имя, «тихо заснула» и не проснулась. Причиной врачи сочли не распознанный вовремя туберкулёз, возникший ещё по дороге из холодной России. Александра избежала этой гибельной зимней дороги, но умерла по той же причине: скоротечная чахотка! Может быть, придворные врачи боялись говорить царственным родителям правду о состоянии их дочерей? Были больше придворными, чем докторами? Или были столь некомпетентны?

Так же через 20 лет придворные врачи прозевали сложный туберкулёз цесаревича Николая Александровича, хотя на царевичей, тем паче цесаревичей, обращали всё же больше внимания, чем на бедных (конечно, богатых!) царевен. Первым отозвался на раннюю смерть царевича Тютчев: «Сын царский умирает в Ницце…» Туберкулёз тогда не умели лечить, тем более осложнённый и запущенный.

Герцог Адольф был безутешен и плакал, уткнувшись в плечо русского священника Иоанна Базарова, как написал об этом сам священник в своих воспоминаниях3838
  Базаров И. И. Воспоминания. Русская старина. С-Птб.: 1901 . № 1. С. 537.


[Закрыть].

Практическая хватка и деловитость двора проявились в брачном договоре, который предусмотрел любые случайности, в том числе ту трагедию, которая случилась. Договор составлялся особой придворной службой, молодые его лишь подписали. В случае ранней смерти герцогини герцогу доставалась половина суммы.

И оба овдовевших герцога – Вильгельм Гессен-Кассельский и Адольф Нассауский, независимо друг от друга сразу же решили, что полагающиеся им деньги пойдут на увековечивание памяти каждой из двух молодых женщин.

Страшная статистика детских смертей в XIX веке: до года умирал каждый третий ребёнок. Для герцога Адольфа смерть жены была тяжелым испытанием, и он искренне и горячо плакал. Но насколько же тяжелее такое горе было для матерей, терявших детей, и какие силы нужно иметь, чтобы жить дальше!

Мать Елизаветы немецкая принцесса Шарлотта Вюртембергская, русская великая княгиня Елена Павловна, спасалась в деятельных трудах, которые взяла на свои плечи. Ей было особенно тяжело, потому что она ещё раньше потеряла двух маленьких дочек, годовалую Сашеньку и двухлетнюю Анну. Из пяти своих дочерей она потеряет четырёх! Взрослой станет лишь Екатерина (1827–1894) и будет счастлива в браке с герцогом Мекленбург-Стрелицким…

Герцог Адольф был безутешен. В течение своего «медового года» «он создал себе иллюзию счастья», – писал премьер-министр, не одобривший этого затянувшегося горя. Адольф же жаловался другу в письме: «Одним ударом разрушился рай». Герцог пытался развеяться в путешествиях вместе с горевавшей тёщей Еленой Павловной и двумя её дочерьми. Полгода он не возвращался домой. Вернувшись из Венеции, писал: «Моё существо ещё растерзано. Я едва ли нахожу природу прекрасной, и даже сокровища искусства не производят на меня того эффекта, который должны». Женился герцог вновь через 5 лет.

А счастье было так возможно, так близко… Что же ему помешало? Может быть, совсем простые вещи: как много было в придворной жизни торжествующей суеты! Пустых этикетных встреч! Ненужных пышных ритуалов! И как мало обычного, житейского внимания к здоровью, режиму жизни, правильной еде, наконец! Балы, визиты, смотры парадов заменили спокойную, содержательную жизнь в течение месяца сватовства и приготовления к свадьбе. Елизавета уставала, иногда чуть ли не теряла сознание! Адольф, не привыкший к роскоши, думал о скорейшем отъезде, несмотря на радость бесконечных и утомительных удовольствий.

Семьи Нассау и Гессенских явились династическим гнездом невест и женихов для Дома Романовых. Одновременные смерти не стали поводом отказываться в дальнейшем от таких браков, хотя не только женщины обоих кланов были суеверны и чувствительны. Родители оплакивали своих детей, но потом следующих снова по традиции отправляли в чужие гнёзда. Все браки фиксировал немецкий Готский альманах. Незыблемой традицией династических браков был принцип равнородства, равенства высочайших статусов.

Притягивающая взоры публики ярмарка женихов и невест Германии и России работала постоянно и исправно. Семьи в основном были большими, предоставляя выбор, и к династическим планам родителей иногда присоединялись искренние чувства молодых.

Принцесса должна выйти за принца. И наоборот. Где же найти такой инкубатор? Прежде всего в Германии, в которой в первой половине XIX века насчитывалось 39 герцогств! Многочисленные невесты рождались и в семье Вюртембергских, глава которой числился королём. Родители этих невест то ли всерьёз, то ли в шутку, объявлялись тёщами или тестями всея Европы.

Европа развлекалась высокосветскими сплетнями и делала политику. Однако нередко в дворцах и замках лились слёзы. А две, как казалось всем вокруг, счастливые свадьбы в Зимнем дворце, закончились через несколько месяцев двумя горькими смертями…