Текст книги "Неформальная экономика. Курс лекций"

Лекция 5
ФОРМАЛЬНЫЕ И НЕФОРМАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ: ФОРМЫ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ

О неформальной экономике пишут довольно много, что вполне объяснимо, учитывая ее масштаб и социально-экономические последствия. Это касается и России, и мира. Но подавляющее большинство работ фокусируются на каком-либо частном сегменте неформальной экономики. Абсолютным фаворитом является экономика теневая. Далее, пожалуй, следуют исследования домашней экономики. Менее востребованы сюжеты про экономический криминал и экономику межсемейных обменов. Безусловно, каждый сегмент неформальной экономики правомерно рассматривать как самостоятельный объект анализа. Но из частностей не всегда складывается общее. Значительные познавательные резервы содержатся в изучении взаимосвязи этих сфер в контексте общей проблематики неформального регулирования. Важно понять общую логику формирования неформальной экономики, выяснить принципиальную диспозицию формальных и неформальных институтов. Оправданно начать разговор о неформальной экономике с выработки предельной рамки наших последующих рассуждений об этом феномене, т.е. нам необходимо выработать представление о том, что такое неформальное институциональное регулирование в принципе, в каком соотношении оно может находиться с «правильным», регулируемым законом порядком. Поэтому мы начнем с анализа того, чем различаются формальные и неформальные институты, и какие варианты их сосуществования встречаются в экономике.

Существуют два принципиально отличных институциональных механизма, регулирующих экономическую практику, – формальный и неформальный. Под институтами понимаются «правила игры в обществе или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми» [Норт, 1997, с. 17]. Правило, сопровождаемое системой поощрений и наказаний, – самое краткое определение института.

Формальные институты – это закрепленная в документах идея того, как должно жить общество в понимании бюрократии, идея подчинения писаному правилу. Неформальные институты – самостоятельно сформированные и закрепленные в нормах и обычаях модели поведения людей как способы разрешения жизненных коллизий. Вопрос совмещения таких логик – это, в конечном счете, вопрос о возможности эффективного партнерства самоорганизации и бюрократии.

Концепция неформальности как институциональной исследовательской перспективы связана с работами Д. Норта. Он определил институты как ограничения, которые структурируют политические, экономические и социальные взаимодействия. Институты делятся на неформальные, суть которых в самопринуждении (self-enforcing) (например, табу, традиции, коды поведения, конвенции), и формальные, которые создаются и поддерживаются государством (писаные законы). Первые – результат сознательного конструирования бюрократической власти, вторые – результат спонтанного взаимодействия людей. То есть формальные институты гарантируются законом, а неформальные поддерживаются «приватно», через личные взаимодействия и механизм репутации. Неразрывность тандема формального и неформального следует хотя бы из того, что сама «неформальная экономика» порождена институциональными усилиями организовать общество по формальным схемам.

Роль институтов состоит в снижении неопределенности посредством установления стабильной (и необязательно эффективной) структуры взаимодействия. Д. Норт отмечал, что индивид совершает выбор между множеством норм различной природы и признает более вескими те нормы, которые соответствуют данной ситуации. Индивид рационален в том смысле, что он минимизирует когнитивные издержки ментального процесса в условиях ограниченной информации. С точки зрения индивида, тот факт, что правила формальны, т.е. исходят от государства, не определяют однозначно доверия к ним в данной конкретной ситуации.

Аналогом деления институтов на формальные и неформальные является деление на «внутренние» и «внешние». В первом случае механизм принуждения к их исполнению находится внутри общества, тогда как «внешние» институты принуждаются к исполнению государством [Voigt, Engerer, 2001]. Правда, авторы такого подхода – С. Фойгт и Х. Энгерер – к неформальному контролю общества относят лишь обычаи и традиции как один из типов «внутренних» институтов. Другие же «внутренние» институты – конвенции, этические правила и частные правила – эти авторы связывают с иными системами принуждения, а именно с внутренним должествованием и с организованным частным принуждением.

При этом не надо думать, что жизнь распадается на фрагменты, часть которых подчиняется исключительно законам, а часть – договоренностям. Деление институтов на формальные и неформальные весьма условно, поскольку большинство институтов предполагают более одной системы принуждения, их наложение и посредством этого взаимное усиление или ослабление. То есть выполнять данное правило принуждают не исключительно общественные санкции или законодательные преследования, а их сочетание в многообразных формах. Ведь очевидно, что положение даже полностью легальной фирмы зависит от таких неформальных практик, как доверие к фирме, ее репутация. А положение человека в неформальной сети существенно зависит от формальных признаков его материальной и интеллектуальной состоятельности. Следовательно, неформальное не может быть сведено к доверию, а формальное не может сводиться к писаному и гарантированному государством. Нет однозначной поляризации формальных и неформальных институтов. Скорее, имеет место континуум действий, опирающихся на разные механизмы поддержки доверия и модели принуждения к исполнению.

Можно говорить о постоянно идущих противоположно направленных процессах: формализации и деформализации как борьбе этих механизмов за влияние на экономическую практику.

Формализация – это процесс, в ходе которого государство в лице уполномоченных им органов устанавливает формальные (законодательно определенные) правила экономического взаимодействия. Укрепление формального порядка может осуществляться через расширение сферы государственного вмешательства (интервенция вширь) или через усиление роли государства в уже регулируемых сферах (интервенция вглубь).

Социально-экономический смысл этого действия – поставить хозяйственную активность и порождаемые ею интересы в ограничительные рамки, конфигурированные представлениями власти об общественном благе или целях развития (в частности, принятие законов, обеспечивающих модернизационный рывок) [Скотт, 2005].

Например, считая целесообразным развитие предпринимательства, государственные органы могут устанавливать определенные правила регистрации фирм, формы отчетности, требования к регистрации трудовых или коммерческих сделок, порядок налогообложения, технические требования к продукции и т.д. Это будут прописанные на бумаге положения, исполнение которых обязательно для получения формального права оперировать на рынке. Требования исходят от властей различного уровня, выражают их представления о «правильном» и целесообразном положении дел. При этом власти декларируют соблюдение таких требований, как «входной билет» на рынок, наказывая тех, кто хочет войти через «черный ход», игнорируя полностью или частично набор формальных предписаний. С такими предпринимателями власти борются, налагая штрафы, лишая лицензии, сажая в тюрьму. Должностные лица всех уровней и ведомств стоят на страже этой системы. Другими словами, власти не просто выставляют ряд требований, но и принуждают к их исполнению.

Однако далеко не все подчиняются. Цена такого «входного билета» часто оказывается не по карману предпринимателю. Тем более что вопрос, который стоит перед ним, – это вовсе не «быть или не быть», т.е. работать или уйти с рынка. Как правило, вопрос стоит несколько иной – «каким быть», т.е. у кого и по какой цене покупать этот билет – в кассе или «с рук». Выстраивать обезличенные, формально определенные отношения, скажем, с налоговой инспекцией, платя все налоги и штрафы за неизбежные ошибки в балансе, или же постараться установить деловые отношения с конкретным налоговым инспектором, который даст ценные советы по уменьшению налогооблагаемой базы и закроет глаза на ряд недочетов. Этот второй путь выбирают миллионы. Их действия по избеганию формальных правил не становятся хаотичными, встраиваясь в иной институциональный порядок. Неформальные правила поведения не подчиняются писаным правилам и не охраняются должностными лицами, используя иные механизмы распространения и санкций, о чем речь пойдет дальше. Зачастую неформальные правила не создаются с чистого листа, но являются реакцией на формальные нормы, т.е. формируются в результате процесса их деформализации.

Деформализация – процесс размывания формальных рамок за счет институционализации неформальных правил хозяйственного взаимодействия. Социально-экономическая сущность процесса деформализации состоит в создании пространства хозяйственной маневренности и гибкости, позволяющего превзойти возможности, дозируемые формальными институтами. При таком понимании неформальная экономика не сводится к сокрытию ряда экономических процессов от государства, а представляет собой многоуровневую активность по утаиванию результатов деятельности (возможно, полученных исключительно законно) от тех, кто на формальных основаниях имеет право ее контролировать и корректировать. Получается многослойная неформальность: хозяева и менеджеры скрывают что-то от государства, менеджеры от собственников, среднее звено от высшего, рядовые работники от начальства. Соответственно, на каждом уровне образуются горизонтальные связи как структурная основа неформальных (в том числе теневых) процессов.

Институты – это правила. Но эти «правила» могут поддерживаться за счет как универсальных, так и партикулярных норм и санкций, что определяет деление формальных институтов на общие законы и распространяемые только на участников контракты. Неформальные институты по степени охвата делятся на всеобщие социальные нормы и ограниченные участниками деловые договоренности [Радаев 2003а, с. 91] (табл. 1).

Таблица 1

Типология институтов по степени формальности и зоне действия

Споры о том, что лучше, формальные или неформальные институты, и какое регулирование эффективнее, относятся к разряду несостоятельных. Безусловной истиной является ситуационная привлекательность тех или иных правил. Государственные правила (формальные институты) могут вызывать меньшее доверие в при слабом государстве, чем неформальные институты. Предпочтительность формальных правил – результат сложной констелляции экономических, политических, культурных и идеологических факторов.

Даже, казалось бы, хрестоматийное суждение о том, что рост государственного регулирования ведет к уменьшению экономического роста и увеличению неформальности, как выяснилось, имеет оговорку. А именно при высоком «качестве власти» этой связи может не быть.

Этот тезис подтверждается данными кросс-культурного сравнения 75 стран, включая 22 развитые и 53 развивающиеся [Linking…, 2006]. При сравнении индексов регулирования бизнеса (отражающих вход на рынок, торговые барьеры, финансовый рынок, контрактное право, банкротство, рынок труда, фискальное регулирование) со средним доходом этих стран выяснилось, что если «качество власти» высокое, то негативного воздействия регулирования на экономический рост практически не наблюдается [Linking…, 2006, р. 138]. Индекс «качества власти» («governance index») строился по трем показателям – это уровень политической коррупции, законности и демократии (данные брались из: International Country Risk Guide).

Но самое интересное, что эта же закономерность распространяется и на размер неформальной экономики, определяемой по критерию избегания регуляции. Речь идет о скрываемой неформальной экономике. Оказывается, что государственное регулирование ведет к расширению неформальности, т.е. чем больше регулирования, тем больше скрываемая неформальная экономика, но с ростом индекса «качества власти» эта связь ослабевает (например, в Японии, Испании и Греции)[32]32
  Очень похожие выводы о важности качества институтов делают российские ученые применительно к «ресурсному проклятию». Используя схожую идею кросс-национального исследования и технику регрессионного анализа, показывают, что «ресурсное проклятие» работает только при низком качестве институтов [Полтерович, Попов, Тонис, 2007].


[Закрыть].

При этом по мере «ухудшения власти» влияние фискального регулирования на неформальную экономику ослабевает. Так, при очень низком уровне этого индекса (например, в Колумбии и Пакистане) фискальное регулирование практически не влияет на неформальную экономику [Linking…, 2006, р. 141]. То есть хоть поднимай налоги, хоть опускай, граница теневой экономики не сдвинется. Таким образом, важно не просто «количество» регулирующих мер, но их «качество», понимаемое как равенство всех перед законом, прозрачность отношений бизнеса и государства, легальные и контролируемые обществом каналы лоббирования и прочие характеристики «правильных» институтов.

Процессы формализации и деформализации неразрывно связаны. При этом характер взаимосвязи зависит от того, как мы трактуем природу формальных и неформальных институтов.

Существуют как минимум два полярных суждения о том, как возникают формальные и неформальные правила. Первый ответ, восходящий к работам Д. Норта, исходит из видения в неформальной экономике такой практики, из которой возникают новые механизмы и структуры публичной и легальной экономики. Другими словами, неформальная экономика представляется той средой, в которой первично формируются схемы экономической деятельности. То есть неформальные институты трактуются как изначальные схемы экономической деятельности. Наиболее устойчивые из них, а также отвечающие интегративным морально-этическим, культурным и правовым нормами общества, кодифицируются в виде формальных институтов. Отсюда «формальные правила предстают как фиксация устойчивого ядра уклада, а неформальные – как его изменчивая периферия» [Панеях, 2002, с. 156]. При таком понимании неформальная экономика является экономической средой общества, существующей до всякого нормативного регулирования и содержащей все точки роста, все тенденции, все возможности. В этом случае неформальные институты трактуются как потенциал, инкубатор формальных экономических институтов.

Вторая точка зрения состоит в том, что формальные нормы носят искусственный характер и не выводятся из норм практики; законы обусловлены представлениями о благе тех политических сил, которые захватили право на их принятие. Формализация трактуется как процесс внедрения формальных правил в сложившуюся хозяйственную практику, ее переформатирование. Такие формальные правила, как правило, ориентированы на будущее и призваны заблокировать процессы, регулируемые обращенными в прошлое навыками хозяйствования. Этот процесс неизбежен и позитивен ровно в той мере, в какой экономика признается деятельностью, регулируемой сознательно и целенаправленно. В этом случае неформальная экономика синонимична «экономике избегания», поскольку трактуется как ответ на некомфортность формальной институциональной среды, ее неадекватность порождаемым практикой паттернам хозяйствования.

Эта точка зрения широко распространена в России, где стержень экономического развития составляла и составляет стратегия догоняющей модернизации с доминированием в формальном праве представлений реформаторских «верхов» об общественном благе. Государство в России имеет явно выраженное проектное начало, что проявляется в его интенции активно строить и перестраивать экономику. При всех различиях проявлений неформальная экономика бывшего СССР и современной России имеет единое основание. Суть российской неформальной экономики состоит в противостоянии проектно-модернизационному подходу, реализуемому обладателями властного ресурса. Формальные институты спускаются на уже идущие хозяйственные процессы, на уже сформированные хозяйственные структуры. В этих условиях процесс деформализации является условием сохранения устойчивости и жизнеспособности экономики.

Современная реформа (как любая реформа «сверху») схожа с практикой становления СССР в том смысле, что люди отрываются от сложившихся традиционных систем воспроизводства жизни и насильственно включаются в новые структуры, процессы, обеспечивающие реализацию новых проектных устремлений субъектов власти. Кроме того, ротации политической элиты и изменения расстановки сил внутри нее приводят к частым корректировкам формальных институтов. Способом защиты экономики от проектно-модернизационного подхода государства является минимизация процессов, подконтрольных государству. И эта логика реализуется как в советский, так и в постсоветский период (в разных формах), на предприятиях всех отраслей и форм собственности (в разных масштабах).

Так, советский строитель коммунизма, устремленный в будущее, должен был довольствоваться скромным и примерно единым для всех (за исключением элиты) потребительским набором. Однако же во всех крупных городах были «барахолки», где люди торговали и отоваривались преимущественно импортом по ценам, далеким от планового регулирования, выводя денежные потоки за пределы контролируемой государством торговли. Современный строитель рынка в лице предпринимателя, который параллельно ведет две бухгалтерии – для себя и для проверок, не просто экономит на налогах, но минимизирует область своей деятельности, которая является или может стать подконтрольной государству. Образуется своеобразный буфер неформальности, увеличивающий гибкость хозяйствующего агента вопреки представлениям легальной власти о целесообразных пределах такой гибкости.

Таким образом, нет единого мнения о том, что первично – формальные или неформальные правила. Одни считают, что неформальные институты являются прообразом, средой формирования формального институционального пространства. Другие, наоборот, убеждены, что неформальное регулирование является ответом на неадекватность формальных правил с точки зрения хозяйствующих субъектов. Отчасти это подобно спору о яйце и курице. Тем более, что очевидна неразрывность этих норм: формальное имеет содержание только посредством сравнения с неформальным, и наоборот. Как левый ботинок является таковым только в силу существования правого, так и формальный мир существует лишь как аналитическая антитеза неформальному. Нам важно только зафиксировать эти позиции как аналитически крайние, поскольку между этими полюсами простирается множество воззрений на природу, характер и последствия формального и неформального регулирования экономики. Приверженность той или иной точке зрения в значительной степени определяется идеологическими основами мировоззрения.

Очевидно, что характер связи формальных и неформальных институтов видится по-разному в зависимости от общего суждения об их природе. Если мы считаем, что формальные институты – закрепление неформальных практик силами легальной власти (их кодификация), то взаимосвязь формального и неформального права более или менее ясна. Неформальные практики, которые по мере становления становятся массовыми, устойчивыми, а также выигрывающими с точки зрения соотнесения затрат и выгод, рисков и гарантий, баланса частных и групповых интересов, формализуются. На неформальной обочине постоянно создаются новые модели разрешения хозяйственных коллизий, часть которых в будущем пополнит ряды формальных институтов.

Со второй позицией больше вопросов. Если понимать под формализацией процесс внедрения формальных правил в сложившуюся хозяйственную практику, то означает ли это, что взаимодействие формальных и неформальных институтов сводится исключительно к их непримиримой борьбе?

Представляется, что это не так. Новые формальные правила не могут в один момент укорениться в практике: нет навыков их соблюдения, нет соответствующих структур и каналов обратных связей. Неформальная сфера позволяет совершить маневр, сохранить базовый хозяйственный процесс на то время, пока под новые формальные правила не сформируются новые структуры, навыки, связи. То есть неформальная экономика, выступая буфером между новыми формальными правилами и уже сложившейся практикой, создает возможность внедрения новых формальных институтов. Но по мере их внедрения стартует новый виток деформализации: укоренение и социальное обустройство новых формальных институтов происходит в ходе выработки неформальных договоренностей между хозяйствующими субъектами всех уровней. Новые институты по мере их адаптации к практике неизбежно обрастают неформальными амортизаторами их деятельности.

Например, советская плановая экономика декларировала отсутствие «дикого» рынка. Однако гибкость плановой системе придавали именно неформальные экономические практики, включая теневые рынки и домашнее производство продуктов и услуг. Более подробно о советской «второй» экономике мы поговорим отдельно, а пока лишь отметим, что плановая экономика находилась в окружении неформальных практик, позволяющих людям хоть в какой-то мере реализовывать предпринимательский потенциал, смягчать дефицит и преодолевать уравниловку оплаты труда и уровня жизни. Когда в 1990-е годы началась рыночная реформа, при всех словах о принципиальной новизне переживаемого момента, про трудности строительства рынка на обломках плановой экономики и т.п., в этом была изрядная доля лукавства. В советском опыте были теневые предприниматели (так называемые цеховики), вещевые рынки («барахолки»), фиктивно трудоустроенные («подснежники»), разнообразные формы «тащиловки» и расхитительства как признаки живучести частнособственнического мотива. Рынок существовал в порах плана. В ходе реформы новые рыночные институты ложились на ранее сформированные неформальные практики, активно использовали их в качестве адапторов. Теневые предприниматели получили возможность легализоваться, их капиталы стали финансовым ресурсом приватизации, а привычность пусть и порицаемого, но в быту необходимого советского «спекулянта» формировала первую реакцию населения на постсоветского предпринимателя. Советские директора, привыкшие использовать возможности неформальных связей в министерствах и главках для корректировки плановых заданий и получения дополнительных ресурсов, обратили каналы лоббирования на защиту своих позиций в новых условиях, что во многом определило контуры постсоветской экономики. В результате реформа прошла не так, как задумывалась, но зато она оказалась возможной в принципе. Неформальные практики советского периода исказили мечты реформаторов, но зато примирили их с жизнью.

Получается замкнутый цикл: неформальные процессы, адекватные прежней формальной системе, придают маневренность хозяйству в момент принятия новых формальных правил и тем самым создают условия для их постепенного укоренения, а не отторжения. Далее, суть социальной адаптации новых формальных норм состоит в формировании на их основе новых неформальных процессов, придающих системе гибкость, востребованную в ходе очередных формальных преобразований.