Текст книги "Жизнь за корону"

– Мой батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при моем царствовании будет делаться по принципам и по сердцу моей любимой бабушки, императрицы Екатерины!

Солдаты ответили ему радостными возгласами.

Весть о смерти Павла вызвала у жителей Санкт-Петербурга бурную радость. Когда Александр перебирался из Михайловского замка в Зимний дворец, народ громко его приветствовал, его обнимали на улицах. Булгарин написал в те дни, что у самого Тацита не нашлось бы достаточно красок, чтобы описать всеобщее ликование, наполнившее сердца при известии о воцарении великого князя.

Сам же Александр отправился в апартаменты Великой княжны Екатерины и провел там взаперти несколько часов. О чем они разговаривали? Какие слова нашла Като, чтобы убедить брата в неизбежности свершившегося? Неизвестно. Но именно с этого времени и в течение долгих лет брат и сестра были практически неразлучны, хотя это вызывало и не слишком приличные слухи, и явное раздражение вдовствующей императрицы.

После похорон Павла, его несостоявшийся наследник, принц Вюртембергский, вернулся на родину. Като не сожалела об этом: потрясенная трагической гибелью отца, она стремительно повзрослела и уже не грезила о практически несбыточном. Ее детство кончилось одновременно с юностью, точнее, в тот день, когда пришло письмо о смерти ее старшей сестры Александры.

В жизни Екатерины Павловны начиналась совсем новая глава.

Глава третья. В любви, как на войне, на войне, как в любви…

«-Итак, Павел все-таки скончался именно в тот день, когда это было зафиксировано исторически.

– Да. Но Мария утверждает, что заговорщики действительно пальцем его не тронули.

– Но пробитый висок и синюшное лицо…

– Висок объясним естественными причинами, просто кому-то было выгодно утверждать, что это сделано заговорщиками. Но как бы ненавидим ни был Павел, поднять руку на монаршью персону в те времена…

– Так что же, снова таинственный отравитель?

– Так предполагает Мария. Во всеобщей суматохе ей удалось взять образчик крови, которая натекла из виска на пол и передать его нам.

– И…

– В крови обнаружены следы яда. Как и предполагалось, растительного происхождения, достать его можно у тех, кто бывал на Востоке, в частности, в Индии. Он отличается еще и тем, что действует не сразу, а в течение многих часов, иногда даже – суток двое.

– Тем не менее, мать постоянно обвиняет сына в том, что он позволил свершиться убийству. Александр внушаем, к тому же он действительно не возражал против того, чтобы его отец отрекся от трона. Они все там были перепуганы насмерть планами сумасшедшего императора.

– Кроме воспитанницы нашей Марии?

– Она-то как раз больше всех потеряла из-за внезапной гибели отца. Он почти назначил принца Евгения Вюртембергского своим наследником, а Екатерину предназначал в жены либо ему, либо…

– Кому же еще?

– Всего-навсего гражданину Бонапарту, к которому внезапно воспылал страстной любовью и мечтал на пару с ним править миром.

– Очень в стиле Павла: пленного турка сделать графом и ближайшим доверенным лицом, а любимую дочь выдать за простолюдина-авантюриста. К тому же женатого.

– Российский император был выше таких мелочей. Мадам Жозефина для него просто не существовала: так, одна из парижских потаскушек.

– И в результате на троне все-таки оказался Александр, у которого, судя по всему, так и не будет прямого наследника. Вы не считаете, что этот проект пора сворачивать? Мы же не можем предотвратить войну России и Франции без ощутимых изменений в истории. А просчитать их практически невозможно.

– Я в сомнениях. К тому же Мария полагает, что нужно дождаться бракосочетания ее воспитанницы. Да и на нового императора великая княжна Екатерина имеет все больше и больше влияния. Этим можно воспользоваться.

– Тогда не будем пока ничего сворачивать. Самой Марии физически, кажется, ничего не угрожает, и покушений на жизнь Александра, которого все боготворят, тоже вряд ли следует ожидать. Может быть, с помощью Екатерины удастся хотя бы провести кое-какие реформы, которые Александр начал, да так и не довел до логического конца.

– Как, кстати, вы расцениваете порыв к трону овдовевшей императрицы?

– Лично я – как истерику обезумевшей от горя женщины, которая потеряла любимого мужа.

– А Мария?

– А Мария призывает относиться к этой фигуре более серьезно. Многое ей кажется странным и даже зловещим, но, по-моему, она уж чересчур адаптировалась к атмосфере двора. Ей все подозрительно.

– Знаете, кое в чем я готов с ней согласиться. Мы с вами как-то упускаем из виду, что у Марии Федоровны есть еще два младших сына. Любимых, в отличие от старших. И она вполне может мечтать о том, чтобы посадить на трон кого-нибудь из них, причем не в отдаленном будущем, а по достижении совершеннолетия.

– Вот как?

– Марии абсолютно точно известно, что вдовствующая императрица уже размышляет о будущих женах для младших сыновей, причем рассматривает кандидатуры таких, которые могли бы стать достойной парой императору.

– Мария опять преувеличивает. И Екатерина, и сама вдовствующая императрица происходят из достаточно захудалых немецких родов. Да и нынешняя императрица Елизавета была всего лишь принцессой Баденской…

– И в результате императрицей является чисто декоративной. В общем, подождем, посмотрим, как будут развиваться события.

– Как всегда.

Нелегкое испытание пришлось вынести всем членам царской фамилии 23 марта – в день похорон императора Павла. Внешне все было, как обычно – длинный кортеж сопровождал гроб с телом покойного к последнему его пристанищу – Кафедральному собору в Петропавловской крепости, к усыпальнице, где с незапамятных времен покоились останки русских монархов.

Последний раз в эту усыпальницу торжественно перезахоронили останки отца Павла, незадачливого императора Петра Третьего, по слухам, убитом с благословения собственной супруги, прах которой теперь покоится рядом с ним. Такова была воля Павла.

Но скорби на лицах людей, толпившихся на улицах, не было. Никто из верноподданных не пролил ни единой слезы. Рыдал новый император, угнетенный чувством своей вины перед отцом, плакали его сестры. Молчаливая когорта лжедрузей и истинных недругов почившего царя пытались изобразить печаль – тщетно.

Като из-под траурной вуали оглядывала погребальную процессию: никто из придворных не выглядел истинно скорбящим. А ведь еще совсем недавно каждый из них готов был на что угодно, лишь бы заслужить монаршье благоволение. Да, мирских владык забывают куда быстрее, нежели простых смертных, хотя… По Екатерине Великой скорбела вся Россия, по ее сыну – только самые близкие родственники. Впрочем, и у них скорбь смешивалась с неподдельным облегчением.

Единственный человек, к скорби которого, кажется, не примешивалось никаких иных чувств, была отныне вдовствующая императрица Мария Федоровна. Стресс, во время которого она попыталась провозгласить себя преемницей супруга, прошел, и теперь она только плакала: беззвучно, не вытирая слез, которые и без того скрывала густая вуаль.

Она прожила долгие годы рядом с очень сложным, практически непредсказуемым человеком, искренне любила его, родила ему десятерых детей и закрывала глаза на мимолетные измены. Для нее он был прежде всего супругом, а уже потом – императором, и подчинялась она ему не как верноподданная, а как благочестивая и богобоязненная супруга.

Да, порой она чувствовала себя всеми преданной, поруганной своим супругом, имевшим изменчивое настроение, непоследовательность которого вынудила всю Россию погрязнуть в хаосе, однако была единственной, кто оставался искренне безутешной в утрате этого тирана. Сейчас она была не способна даже обвинять сына в попустительству преступлению – это придет позже. Впрочем, Александр, отнятый у нее в младенчестве властной бабкой, никогда не был и не мог быть ее любимым сыном, равно как и Константин. Весь пыл материнских чувств она отдавала дочерям и двум младшим сыновьям, которых у нее уже никто не мог отнять.

Всякий раз, когда в своих «Мемуарах» она перечисляет свои неудовольствия, которые она скопила против мужа в течение проведенных с ним вместе лет, ей приходилось свидетельствовать о своей очевидной беззащитности перед причудами супруга.

Более того, она находила им оправдание. Монарх от рождения, возвышенный в своем сознании высоким происхождением, ее покойный супруг искренне верил, что Бог назначил его управлять Россией и что он должен преодолевать по своему усмотрению любые жизненные обстоятельства без того, чтобы советоваться об этом с кем бы то ни было. А она должна была безропотно сносить все – даже очевидную несправедливость и жестокость. И сносила.

Впрочем, те кто укорял Павла в жестокости, несправедливости, нетерпимости и прочих грехах, свойственных тиранам, почему-то забывали о том, что Петр Великий, гений которого все так охотно превозносили, тоже первоначально вверг Россию в небывалый хаос, подчинялся только своим желаниям и редко прислушивался к чужим советам. Но у него была цель: превратить Россию в великую державу, а у Павла – сделать из нее подобие столь любимой им Пруссии. Вот и вся разница между двумя абсолютными по сути монархами.

Проживи, точнее, процарствуй Павел дольше, возможно он бы доказал миру, что его мимолетные намерения были всегда инспирированы порывами его сердца, но никогда не холодным политическим расчетом, и что он, хотя и не имел внешность, схожую с Петром Великим, был, несмотря на это, вторым Петром, а его обвиняли в том, что он был всего лишь карикатурой на своего предка.

Об этом думала Като, равно как и о том, что ее брак с вюртембергским кузеном теперь не состоится, что ей не придется быть соперницей собственному брату, и что корона, которую посулила ей гадалка, ждет ее где-то совсем в другой стране. А в том, что корона ее ждет, у честолюбивой великой княжны не было ни малейших сомнений. К тому же теперь она была первой кандидаткой на выданье в семье Романовых, завидной невестой для любого европейского монарха.

Долгое богослужение, пышное и торжественное, которое проходило в Кафедральном соборе, сопровождалось хором песнопений, освещалось мерцанием тысяч свеч, плавало в облаках ладана. Като унеслась мыслями в прошлое – в похороны бабушки Екатерины, когда все было так же пышно и благолепно, только окружающие лили истинные слезы. Кроме… ее отца. Не потому ли на этих похоронах никто не плачет, что Бог наказывает папеньку за сыновью непочтительность?

И бедная Александрина, на похороны которой не смог поехать никто из семьи. Она умерла так внезапно, так странно. Накануне гибели Павла пришло письмо о том, что палантина венгерская разрешилась от бремени. Дочка родилась мертвой, но здоровье сестры было вне опасности.

А через неделю – второе послание: Александрина скончалась от странного и внезапного недомогания, причем все тело было покрыто какой-то сыпью. Шептались об отравлении, и многие склонны были в это верить, зная коварство австрийского двора и его ненависть к русской княжне.

Все кончается, закончились и похороны, жизнь постепенно входила в свою колею. Правда, траур не позволял устраивать пышных развлечений, но внешний покой, который воцарился в императорском семействе, стал бальзамом для большинства ее членов. К тому же Великая княжна Мария готовилась к своему бракосочетанию, отложенному из-за траура, а вдовствующая императрица всецело посвятила себя младшим детям: Анне, Николаю и Михаилу.

Только Като с ее природным жизнелюбием и жаждой деятельности не могла смириться с этой тишиной. Единственный человек, который в те дни мог успокоить мятущуюся душу великой княжны, была ее верная наперсница Мария. Долгие часы, которые они проводили в беседах, благотворно влияли на Като, но обе они, по негласному уговору, держали в тайне свою дружбу.

Като обожала, когда Мария раскладывала карты и «гадала на будущее», тем более что ее предсказания практически всегда сбывались. Единственное, что ее иногда злило – это манера Марии чрезвычайно туманно и уклончиво отвечать на прямые вопросы. Так было и тогда, когда однажды вечером Като вспомнила о знаменитом бале-маскараде и о поразившей всех таинственной предсказательнице.

– Мари, вы помните, я вам рассказывала о гадалке на балу? – спросила она как-то вечером свою наперсницу.

Като уже улеглась в постель, а фрейлина бесшумно скользила по спальне, делая последние приготовления для отхода ко сну.

– Разумеется, ваше высочество, – спокойно ответила она.

– Ведь многие ее предсказания уже сбылись. Мой брат без ума от красотки Нарышкиной и даже не делает из этого секрета.

– Император волен вести себя так, как ему будет угодно, – сдержанно заметила фрейлина. – К счастью, у мадам Нарышкиной очень покладистый муж, который готов закрывать глаза на все, лишь бы не тревожили его покой.

– Моя невестка не так терпима, – усмехнулась Като. – Молодая императрица совсем замкнулась в себе. Если бы на ее месте была я…

– То что бы вы сделали, ваше высочество?

– Я бы очаровала своего мужа, вернула его в свою спальню и постаралась во что бы то ни стало подарить ему наследника. А может быть, и не одного…

– Вы истинная дочь своей матери, – заметила Мария. – Только вряд ли вы бы удовлетворились только ролью супруги и матери.

Като даже подскочила в своих кружевных подушках:

– Мой бог, конечно нет! Но ведь быть императрицей – это… это… Это чудесно! Я бы устраивала роскошные приемы, пышные балы, я бы привлекла во дворец самых известных поэтов, музыкантов и художников, а сама стала бы их Музой. И потом… я ведь тоже могла бы любить, кого хочу. Императрице тоже все дозволено.

– Не совсем, ваше высочество, – усмехнулась Мария. – Женщинам, даже самого высокого ранга, дозволено все же меньше, чем мужчинам.

– А как же моя августейшая бабушка? И моя августейшая прабабушка Елизавета?

– Они были не просто императрицами, они были монархинями, самодержицами. И вести себя могли практически как мужчины. Но обратите внимание, ваше высочество, двор снисходителен к амурным увлечениям монархов, но втайне осуждает монархинь, если те увлекаются… Впрочем, вы еще слишком молоды для таких разговоров.

– Нынешнюю императрицу выдали замуж за моего брата чуть ли не в тринадцать лет, – надувшись, пробормотала Като. – И никто не считал, что она слишком молода для брака.

– Это было политическое дело, ваше высочество, к тому же, такова была воля вашей августейшей бабушки. Ранние браки – это не самое разумное. Ваша покойная сестра Александра…

– Кстати, гадалка ведь и ее смерть предсказала. Откуда она могла знать, что Александрину отравят?

– Это только слухи, ваше высочество. Палантина венгерская официально скончалась после родов.

– Вот именно, что официально! – фыркнула Като. – А правды мы все равно никогда не узнаем.

– Как знать… – загадочно обронила Мария. – Но довольно об этом. Вам пора спать, а не обсуждать все эти страсти.

– Ну, Мари, милая, ну расскажи еще что-нибудь. Не страшное. Ну, пожалуйста!

– Хорошо, только потом…

– Знаю: спать, во-первых, и никому не пересказывать услышанное, во вторых. Как всегда.

– Вот именно. А расскажу я вам про княгиню Голицыну, которой гадалка на балу предсказала смерть во сне. Очень несчастную женщину.

– Княгиня Голицына – несчастна? Да у нее есть все, чего только может пожелать женщина…

– Это так, ваше высочество, но… Есть женщины, которые при рождении получают все: красоту, ум, богатство, знатное происхождение. И несмотря на это лишены самого главного: обыкновенного женского счастья…

А начиналось все, как обычно. В 1780 году в одном из подмосковных имений у отставного кирасирского полковника Михаила Измайлова и его супруги Полины родилась дочь, получившая при крещении имя Евдокии. Так ее и звали бы люди постарше, а молодежь называла бы на французский манер – Эудокси. Но девочка предпочла зваться Авдотьей. Первое, но далеко не последнее проявление ее оригинальности.

Это было тем более оригинально, что имя не шло ей совершенно. Матовый цвет лица, густые черные волосы, обворожительные темные глаза, фигура и походка богини, руки, ослеплявшие современников своей красотой и изяществом. Известный ценитель женской красоты князь Петр Вяземский так описывал Евдокию-Авдотью в письме к одному из своих друзей:

«Вообще красота ее отзывалась чем-то пластическим, напоминавшим древнегреческое изваяние. В ней ничто не обнаруживало обдуманной озабоченности, житейской женской изворотливости и суетливости. Напротив, в ней было что-то ясное, спокойное, дружелюбное…»

Родители Евдокии рано умерли и ее взял на воспитание бездетный дядя – Михаил Михайлович Измайлов, который состоял при императоре Павле Первом московским главнокомандующим. Вообще фамилия Измайловых принадлежала к избранным кругам столичной аристократии и состояла в близком родстве с Юсуповыми, Нарышкиными, Гагариными. Знатная, красивая и богатая Евдокия получила к тому же основательное по тем временам образование. Помимо обычного набора: языки, изящная словесность, музыка, танцы, – девушка основательно познакомилась с точными науками, историей, географией, литературой.

В доме главнокомандующего собирался не просто цвет московского общества – там почти ежевечерне появлялись те, кто определял, как бы сейчас сказали, «общественное настроение» России. Евдокия рано пристрастилась к серьезным разговорам о политике, философии и даже экономии. Но самой большой страстью в ее юной жизни была… математика. Да-да, когда ее сверстницы-барышни обливались слезами над французскими сентиментальными романами, она изучала всевозможные квадратные корни, дуги и касательные.

Не заметить веселившуюся на великосветских балах юную красавицу было невозможно. Московские старухи, большие любительницы сватовства, уже предрекали Дунечке Измайловой одну блестящую партию за другой, когда в судьбу девушки властно вмешался… император Павел. Дело в том, что оба брата Измайловы в свое время сохранили верность императору Петру Третьему, покойному мужу императрицы Екатерины, отказались от службы и удалились в свои поместья. Взойдя на престол, Павел сделал старшего брата главнокомандующим Москвы, как уже говорилось. Для младшего он уже ничего сделать не мог и решил осчастливить его сиротку-дочь.

По высочайшему повелению ей в женихи был назначен князь Сергей Михайлович Голицын. Недалекий, чтобы не сказать – глупый, немолодой, чтобы не сказать – старик, богатый, но с некими противоестественными наклонностями, о которых шушукались в обеих столицах – какое счастье он мог дать молодой, умной красавице? Но с монархом шутки были плохи: одну супружескую пару, осмелившуюся повенчаться без его ведома, он посадил в крепость на хлеб и воду. Как мог поступить Михаил Измайлов? Лишь поблагодарить Павла за милость.

«Письмо Ваше, в коем Вы благодарите меня за племянницу Вашу, я получил, и очень рад, что через сие мог дать Вам знак моего к Вам благорасположения, с коим и пребуду к Вам навсегда благосклонным,» – написал Павел дядюшке Евдокии 5 декабря 1796 года.

– Да, папенька любил устраивать неожиданные браки, – задумчиво отозвалась Като, вспомнив внезапное решение Павла о свадьбе генерала Багратиона и совершенно не подходившей ему графиней Скавронской. – И что же дальше, Мари?

– Летом 1799 года (два с половиной года все-таки потянули!) Евдокия Измайлова стала княгиней Голицыной. На первых порах она думала, что обычная супружеская жизнь, а главное, дети, заменят ей отсутствие любви, кстати, взаимной. Но фактической женой князя она так и не стала.

Зато князь увез свое главное в жизни приобретение во Францию, где красота и ум Авдотьи – теперь она себя только так и называла – расцвели в полной мере. Но еще до этого произошел тот самый странный случай, во многом определивший дальнейший образ жизни блистательной княгини. Некая гадалка предсказала ей, что умрет она ночью, во сне.

«Смерть не застанет меня неприбранной», – надменно ответила молодая красавица и…

– Это я помню, это я слышала! – вскричала Като. – И что же сделала княгиня?

– Превратила день в ночь. Ложилась спать на рассвете, приемы начинала заполночь. В Париже, а затем в и в Петербурге, куда после смерти императора Павла недавно вернулись князь и княгиня Голицыны, Авдотью прозвали «Princesse Nocturn» – «Ночная княгиня». В ее салон на Миллионной улице теперь может попасть только тот, кто способен увлечь ум красавицы – а не ее сердце. И попасть только ночью: днем княгиня не принимает никого и никуда не выезжает до заката… Вот вам обещанная история, княжна, а теперь спокойной ночи.

– Бедная княгиня, – пробормотала Като, у которой уже слипались глаза. – Как бы я хотела познакомиться с нею поближе…

– Ваши судьбы обязательно пересекутся, – шепнула Мария еле слышно. – Но лучше бы этого не случилось…

Но Като уже сладко спала, опустив длинные ресницы на побледневшие щеки.

«Вряд ли графиня Ливен одобрила бы такие сказки на ночь, – подумала Мария, укладываясь спать в смежной маленькой комнате. – Но ведь я не имею права открыто рассказывать этой малютке о том, какая судьба ее ждет. Пусть себе пока грезит о коронах».

Графиня Ливен была неизменной старшей воспитательницей всех дочерей императора Павла, и чрезвычайно строго следила за тем, чтобы соблюдались все правила приличия и хорошего тона. Мать девочек доверяла ей так, как никому другому – и не зря. В отличие от сыновей Павла, все его дочери получили блистательное образование и впоследствии слыли незаурядными умницами, даже Александра и Елена, которые не успели расцвести полным цветом.

Воспитывали великих княжон строго, но достаточно разносторонне. Кроме необходимого знания нескольких европейских языков – французского, языка просвещенной Европы; немецкого, родного языка их матери, им читали курсы математики, политической экономии, истории и географии.

Конечно, их обучали музыке, танцам, верховой езде и хорошим манерам, все они прекрасно рисовали. Екатерина же даже занималась, по примеру матери, гравированием, а кроме того прекрасно владела не слишком тогда распространенным в высшем свете России английским, и хорошо говорила и писала по-русски, что для женщин из высшего общества в конце XVIII века было большой редкостью.

И английский, и русский языки преподавала ей фрейлина Алединская, хотя и императрица, и графиня Ливен, не были от этого в восторге. И уж совсем непонятным было для них то, что Екатерина самостоятельно овладела латынью, что для барышни ее положения было уже почти неприличным. Но Като, как обычно, настояла на своем. И ее оставили в покое, тем более, что императорской семье приходилось решать куда более серьезные проблемы.

1802 год явил петербуржцам новую королеву красоты, а императорской семье – очередной трагический скандал, результатом которого стал окончательный разрыв Великого князя Константина и его супруги. Но перед этим произошла история, потрясшая не только Петербург – чуть ли не всю Европу.

Из всех четырех сыновей Павла I более других походил на отца внешностью и нравом второй – Константин, чье сумбурное отречение от царствования впоследствии стоило России бунта декабристов, а пока приносило непрерывные тревоги его брату-императору и матери – вдовствующей императрице. Константин не переносил отказов, любой его каприз должен был исполняться немедленно, а в отношениях с женщинами был совершенно необуздан.

И вот среди созвездия петербургских красавиц ярко заблистала очаровательная жена состоятельного французского негоцианта месье Араужо, приехавшего в Россию поторговать и поправить свои пошатнувшиеся дела. Константин Павлович, которому в ту пору шел двадцать третий год, не замедлил обратить благосклонное внимание на молодую женщину. Однако ни прямые намеки на чувства, переполнявшие сердце его высочества, ни долгое и настойчивое ухаживание ни к чему не привели.

Великий князь, истомленный страстью, ежедневно посылал адъютанта с букетами цветов, подарками, но красавица оставалась холодна и неприступна. Константин пребывал в недоумении – до сих пор ему не доводилось иметь дело со столь несговорчивыми особами, ибо титул великого князя и наследника престола с легкостью отворял двери в спальни самых строгих фрейлин. Да и внешностью его бог не обидел.

«У него широкое круглое лицо, и если бы он не был курнос, то был бы очень красив; у него большие голубые глаза, в которых много ума и огня; ресницы и брови почти черные; небольшой рот, губы совсем пунцовые; очень приятная улыбка, прекрасные зубы и свежий цвет лица», – описывала в письме внешность Константина его теща герцогиня Саксен-Кобургская.

Старинная воинская мудрость гласит: когда крепости не сдаются – их берут хитростью… Именно такой совет подал Константину его флигель-адъютант генерал-лейтенант Баур. После долгого обсуждения был разработан хитроумный план кампании по овладению очаровательной госпожой Араужо.

Как это принято у стратегов, начали с глубокой разведки и вербовки агентов в стане супостата. Очень скоро выяснилось, что строптивая красавица не то чтобы неприступна, а просто занята неким более предприимчивым охотником до ее прелестей. В известные дни поутру она приезжала к молодой вдове, баронессе Моренгейм, которая жила на Невском проспекте. Здесь она отпускала свою карету домой, а вскоре за ней приезжал в наемном экипаже человек с запиской от ее любовника.

Госпожа Араужо тотчас выходила от баронессы и отправлялась на тайное свидание. Вновь на Невском, у вдовы Моренгейм, она оказывалась уже в сумерках. Поздно вечером за ней приезжала карета, и она возвращалась домой уставшая, но очень довольная. И муж, и родственники пребывали в счастливой уверенности, что все это время она проводила с аристократической подружкой в невинных беседах за рукоделием.

Узнав о подобном поведении предмета своей страсти, великий князь Константин Павлович разгневался не на шутку. Еще бы – он был отвергнут ради другого! Такого поворота событий наследник русского престола никак не ожидал. Пылкая душа Константина требовала отмщения, а в гневе сын Павла I был просто страшен…

10 марта 1802 года камердинер Константина – разбитной и ловкий малый, наряженный точно так же, как одевался человек любовника госпожи Араужо, нанял того самого извозчика, ту же карету и тех же лошадей, что регулярно приезжали за ней на Невский проспект. Вскоре лошади зацокали под окнами баронессы. Подружки выглянули из окна, увидали знакомый экипаж. Трепещущая в ожидании скорых любовных ласк Араужо, наскоро поцеловав баронессу, выпорхнула из подъезда. Дверцы кареты захлопнулись, лошади понесли вскачь.

Однако вскоре госпожа Араужо заметила, что карета едет совсем не туда, куда ее возили прежде. Она пыталась крикнуть кучеру, чтобы он остановился, но тот только подгонял лошадей. И вот они оказались перед Мраморным дворцом – резиденцией великого князя.

Придворные лакеи извлекли драгоценную добычу из экипажа и на руках отнесли извивающуюся женщину в комнаты генерала Баура. Здесь у камина уже сидел великий князь Константин. Он был пьян, возбужден и нетерпелив.

О том, что произошло дальше, рассказывать сложно. По-видимому, Константин даже не смог как следует насладиться своей победой – Араужо, пребывающая в полуобморочном состоянии, не вызвала в нем особых желаний. Он наскоро утолил свое желание и быстро удалился в свои апартаменты.

И тут произошла отвратительная оргия. За своего хозяина принялись мстить сначала генерал Баур, затем адъютанты, наконец, лакеи и солдаты, бывшие на карауле при дворце…

Женщина давно лежала без сознания, и насильники опомнились только тогда, когда увидели, что она едва дышит и вся в крови. Кое-как ее привели в чувство, одели, отнесли в карету и отвезли к баронессе Моренгейм. На другой день несчастная скончалась…

Слухи о преступлении, в котором был замешан великий князь Константин Павлович, поползли по столице. Подобного дикого происшествия никто не помнил, многие отказывались верить сплетням, но скорые и тайные похороны госпожи Араужо невольно подлили масла в огонь: неужто высочайшее лицо позволяет себе подобные развлечения, да еще столь извращенным способом?! Было от чего изумленно охнуть и глубоко задуматься над падением нравов…

Александру I чрезвычайно осторожно доложили об инциденте и неблаговидной роли во всей истории его младшего братца. Император был возмущен и обескуражен. Требовалось предпринять срочные меры и наказать виновных. Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия, ведь в то время Константин являлся прямым наследником престола, и обвинение его в смертоубийстве могли нарушить всю династическую стабильность в государственной машине России.

Слухи о происшедшем дошли даже до Англии. Русский посол граф С.Р.Воронцов отписал из Лондона своему брату: «Императору следует удалить всех негодяев, которые окружают цесаревича, иначе в государстве будут две партии: одна из людей хороших, а другая из людей безнравственных, а так как эти последние, по обыкновению, будут более деятельны, то они ниспровергнут и государя, и государство».

Сколь ни любил Александр I младшего брата, но был вынужден назначить строжайшее следствие. Замешанных в деле немедленно посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.

Одновременно начались тайные переговоры с родственниками Араужо. Их доверительно убеждали: умершую, мол, все равно не воскресить, а изрядная денежная компенсация может в значительной мере ослабить горе неутешного вдовца и его близких. Вдовец после недолгих размышлений согласился с предложением.

Открытого скандала удалось избежать, но чтобы окончательно погасить нежелательные толки в столичном обществе, Александр I повелел напечатать и разослать по Петербургу особое объявление, из которого следовало, что преступление «оставлено в сомнении», а великий князь и наследник престола Константин Павлович вообще к нему никакого касательства никогда не имел.

Однако ни официальные доводы, ни увещевания императора не показались убедительными великой княгине Анне Федоровне, которая спустя месяц после этой грязной истории навсегда уехала из России: «по неизлечимой болезни для жительства в уединении».

Перенесенные переживания и семейные неурядицы не отвратили великую княгиню от русских: она сохранила православное вероисповедание, живо интересовалась событиями, происходившими в России, однако на неоднократные приглашения вернуться в Петербург к мужу всегда отвечала категорическим отказом.

Като тяжело переживала эту историю, считая, что на их семью это легло несмываемом пятном. С тех пор и до самой своей смерти она поддерживала с Константином чисто официальные отношения и старалась по возможности не находиться с ним в одном помещении. Впрочем, самого Константина это мало заботило: о погубленной им француженке он забыл очень быстро, а после отъезда законной супруги вообще менял любовниц чаще, чем некоторые меняют камзолы.