Текст книги "Паноптикум"

Глава вторая
Хлопоты

В то самое время, когда Алла Геннадьевна ругалась по телефону с Максимом Яковлевичем, мэр города собрал в конференц-зале районной администрации своих подчиненных: несколько своих заместителей, руководителя городского водоканала, директора комбината благоустройства, начальника ДРСУ и двух специалистов из ООО «Горжилсервис», а также четырех депутатов городского собрания и целую команду телевизионщиков, которых он любил приглашать, когда планировал публичную экзекуцию кого-либо из городских руководителей. Алексей Никодимович любил устраивать такие спектакли и даже позволял себе иногда пошутить на эту тему с самыми близкими своими сотрудниками. Вот и сейчас, подходя к дверям конференц-зала, где уже ожидали его чиновники, он дружески пожал руку стоявшему у входа начальнику службы безопасности Несволоду и шутливо осведомился у него:

– Леонид, мои бандерлоги уже все собрались?

– Да все на месте, Алексей Никодимович, и пальмы уже поделили, – в тон вопросу отрапортовал бравый отставной полковник, усмехнувшись в пышные усы.

– Добро, добро. Сейчас начну раздавать бананы, а то ведь передерутся без меня.

Зайдя в зал, Алексей Никодимович не спеша прошествовал в президиум и уселся рядом с пресс-секретарем администрации Аленой Проволоцкой.

Алена слыла в Стеклове легендарной личностью. После вступления в должность она заявила Алексею Никодимовичу, что отныне главным направлением работы администрации она лично считает единение с народом во всех без исключения вопросах жизни города. Алексей Никодимович сначала подумал, что поспешил с назначением, но потом махнул на Алену рукой, решив, что такой секретарь в каком-то смысле ему даже полезен. Алена действительно поплыла в демократическом потоке, но поток этот оказался очень избирательным и захватил только модные салоны и ателье Стеклова, где секретаря самого мэра знали все стилисты, маникюрши и даже уборщицы.

Само собою, при таком единении с народом времени у Алены ни на что не хватало. Алексей Никодимович смотрел на это сквозь пальцы, зная, кого потащит на светские мероприятия и кто будет только рад этому. Иногда он читал ей нотации, когда до него через седьмые уши доходили слухи о том, какую сумму в очередной раз она оставила у закройщика или парикмахера. Но выпады Алексея Никодимовича она неизменно игнорировала и даже приводила доводы в свою пользу, заявляя, что пресс-секретарь главы города не должен выглядеть, как некоторые замарашки в администрации, например, как его заместитель Замарина, которая на десять лет моложе ее, а выглядит в своих мехах и бриллиантах глупее коровы на льду.

Вот и сейчас Алена сидела в президиуме, ловя на себе восхищенные взгляды городского руководства. Ее костюм, как всегда, был свеж и нетривиален, – легкая полупрозрачная туника фисташкового цвета с замысловатыми аппликациями на плечах дерзко контрастировала со скаутским галстучком и короткой венгеркой, расшитой позументом на рукавах и груди. Алексей Никодимович, оценив Аленин наряд, почувствовал некоторую ревность и пробурчал ей недовольно:

– Что это вы напялили на себя, Алена Михайловна? Вы что, блошиный рынок ограбили? Хотя бы раз извольте прийти в человеческом виде! Не смущайте наш целомудренный народ.

– Целомудренный народ! – передразнила шефа Алена. Она даже и не подумала как-то смутиться. – Много вы понимаете. Я эти вещи хайпанула на свопе.

– Где-где вы их хапнули? Слушайте, хапайте себе на здоровье, что хотите, но оставьте мой электорат в покое!

Алена в ответ снисходительно улыбнулась. Не объяснять же ему сейчас, что означают эти слова.

Алексей Никодимович окинул взглядом притихший зал, соображая, кого бы первого начать истязать. В вопросах публичного воспитания своих подчиненных он не придерживался никакой строгой тактической линии, всегда стихийно выбирая свою жертву. Невозможно было предугадать, на кого обрушится гнев градоначальника, потому что не знал этого заранее и сам он. Сейчас Алексей Никодимович решил, что первой его жертвой станет директор комбината благоустройства, меланхолического вида долговязый старик, страдавший подагрой и целым букетом других старческих болезней. Алексей Никодимович давно точил зуб на этого неприятного старикашку, желая спихнуть его на заслуженный отдых. Но формального повода для такого решения все не находилось, и Алексей Никодимович решил наконец найти этот повод самостоятельно.

– Виктор Петрович, вы не в курсе, что у нас сейчас происходит в квартальных зонах отдыха, за порядок в которых отвечаете непосредственно вы? – Алексей Никодимович сразу взял быка за рога, не дав Виктору Петровичу собраться с мыслями. Старик в ответ только бессмысленно заморгал и беспомощно почему-то уставился на Алену, а Алексей Никодимович, не мешкая, продолжил наступление:

– А во дворах у нас, особенно в центральном микрорайоне, творится безобразие. Все лето дежурный администрации докладывал мне, что в фонтан на улице Мира кто-то выливает моющее средство. Мы что же, так и будем молча наблюдать, как миллионы из городского бюджета, отпускаемые на благоустройство, утекают неизвестно куда?

Виктор Петрович надумал было сказать, что поимка хулиганов, регулярно выводящих из строя сложные инженерные устройства, не в его компетенции и что миллионы из городского бюджета на строительство фонтанов потрачены по личному указанию самого Алексея Никодимовича. Но говорить все это он не стал, а предпринял вялую попытку оправдаться, упирая на то, что средств, выделяемых на нужды его хозяйства, хронически не хватает.

– Так мы можем дойти черт знает до чего, – загремел в ответ на эти жалкие потуги Алексей Никодимович, – а народ, которому мы служим, нас может не понять. И спросит народ лично вас, Виктор Петрович: а что же происходит в нашем городе? Почему не работают наши прекрасные фонтаны?

Алексей Никодимович очень любил такие особенные моменты заседаний, когда распекаемый руководитель, не имея никакой возможности защититься, лепечет что-то в свое оправдание, опустив голову, как проштрафившийся школьник. Никто уже не слушает его, а все внимание сосредоточено на речи мэра. Алексей Никодимович еще минут пятнадцать говорил об ответственности городских руководителей перед народом, а затем, выдержав многозначительную паузу, сообщил, что эта ситуация требует самых серьезных административно-кадровых решений, которые будут приняты им в ближайшее время. Все присутствующие знали, что это означает. Знал это и Виктор Петрович, который сразу после речи мэра, сославшись на плохое самочувствие, вышел из зала.

Виктор Петрович вышел на улицу и бросил злобный взгляд в сторону администрации. Он выпал из системы, но сейчас жалел не об этом. Ему обидно было, что он, подполковник в отставке, боевой офицер, был предан сегодня публичному позору, и кем? Этим толстым боровом без роду-племени, притащившимся в Стеклов неизвестно откуда. Виктор Петрович твердо решил сегодня же примкнуть к городской оппозиции, которая неизменно предавала осмеянию все решения городского главы. Он с ностальгией вспомнил, как пятнадцать лет назад он, тогда еще полный сил офицер-отставник, поступил в распоряжение прежнего градоначальника и начал работать буквально голыми руками, не имея никаких финансовых возможностей для благоустройства города. В его распоряжении оказалась бригада пьянчужек обоего пола, да две женщины в должности техников-озеленителей, которые постоянно пребывали в декрете. Рассаживать цветы и стричь газоны его гоп-команда еще кое-как могла, но большего от них ждать не приходилось. Тогда и приехал в Стеклов этот южный казачок Лытарь. Он сумел в короткие сроки съесть с потрохами прежнего городского главу, а затем сколотить собственную команду из таких же, как и он сам, перекати-поле. И начались в Стеклове перемены, о которых Виктор Петрович сейчас вспомнил с саркастической ухмылкой.

Новые веяния охватили как-то разом все стороны городской жизни. Алексей Никодимович пошел в народ совершенно бестрепетно, с лихой отвагой, которую заметил в нем даже губернатор. Неизменно новый мэр, выезжая в какую-нибудь тьмутаракань, брал с собою с десяток руководителей районного масштаба, а также команду телевизионщиков, которых подбирал для работы в местной телекомпании лично, и тащил всю эту ораву на весеннее распаханное поле, по которому с изумлением скакали грачи и вороны, тащил их в самую грязь, чтобы лично пожать руку трактористу, который от такого внимания терял дар речи. Народ между тем гадал: скоро ли прекратятся колхозные экспедиции мэра? Но это было только самое начало.

Еженедельные заседания руководителей муниципальных служб, управлений и комитетов, проводимых в администрации под председательством нового мэра, стали напоминать заседания ревкомов времен Гражданской войны. Решения принимались молниеносно и неизменно под град аплодисментов, предназначавшихся лично Алексею Никодимовичу.

Новости местного телеканала каждый стекловчанин ждал теперь с нетерпением, и даже бабушки у подъездов стали ярыми поклонницами нового городского развлечения.

Вскоре популярность мэра достигла невиданной прежде высоты, и Алексей Никодимович приступил наконец-то к исполнению давнишних своих задумок, которые должны были увековечить его имя на скрижалях Стеклова.

Однажды утром, в самую унылую осеннюю слякоть, мэр, объезжавший по своему обыкновению город со свитой наиболее приближенных соратников, которые тащились за его внедорожником на трех развалюхах отечественного автопрома, вдруг неожиданно вышел из машины прямо посреди центрального проспекта. Он молча стал разглядывать основную достопримечательность этого места, к которой стекловчане за долгие годы уже привыкли и никак не замечали ее, – это была огромная лужа, которая неизменно возникала на этом месте всякий раз, когда местная теплосеть в ноябре начинала раскопки, чтобы извлечь из земли прогнившую трубу. Труба сгнивала каждый год, и именно в ноябре, и не было никакой возможности у обитателей Стеклова избежать этой беды.

Вслед за мэром в лужу с вопрошающим выражением на лицах уставились и сопровождавшие его чиновники. Алексей Никодимович еще минут пять постоял молча, затем ткнул указательным пальцем в самую середину водоема и, не оборачиваясь к свите, провозгласил:

– Запомните этот день и это место, хорошо запомните, коллеги! Я обещаю вам и всем жителям города, что через год вы не узнаете свой город. Не будет больше никаких коммунальных аварий и фонтанов, бьющих прямо из земли в местах прохудившихся теплотрасс. Мы больше не будем закапывать миллионы бюджетных денег в землю. Мы создадим в Стеклове уникальную наземную систему теплоснабжения, и многие поколения стекловчан еще будут благодарить нас за эту революционную идею!

Свита мэра, услышав про революцию, застыла в полном недоумении. Никто ничего не понял. Это было простительно, поскольку дело было новое, нигде прежде не виданное. Но уже через обещанный мэром год все они с искушенным видом вещали населению о невиданном для Стеклова благе – наземной теплотрассе, которая к концу лета опутала весь город гигантским змеиным клубком. Трубы блестели на солнце металлическими боками и радовали стекловчан, а также удивляли гостей города. Но вскоре Алексею Никодимовичу стали докладывать о неприятных происшествиях, которые угрожали его детищу. Бомжи снимали металлическую обшивку с труб и тащили это добро в пункты приема цветного металла. Мэр негодовал. На одном из еженедельных заседаний он дал личное указание прокурору Стеклова инициировать несколько показательных процессов над несунами цветмета, но на население это не произвело никакого впечатления, поскольку бомжам и пьянчужкам было все равно, где проводить время, – в холодном милицейском обезьяннике или в родных трущобах.

Со временем кое-где еще сохранившаяся металлическая обшивка стала выглядеть неприглядно и даже убого, и даже местная шпана, раньше с удовольствием прогуливавшаяся по блестящим новеньким трубам, забросила это занятие. Первый городской опыт Алексея Никодимовича потерпел оглушительное фиаско, но мэра это не расстроило. Он был готов к новым свершениям и трудностей не пугался.

Прошло еще два года правления Алексея Никодимовича, в течение которых стекловчане окончательно раздели городскую теплотрассу. Теперь она в отдельных местах еще подставляла солнцу тусклые проржавевшие бока, но эти жалкие фрагменты былого величия не могли скрыть ни струй пара, прорывавшихся из-под неряшливо закрученных вентилей, ни клочьев рыжей стекловаты, которую подвыпившие подростки растаскивали по городу, ни надписей, самым непотребным образом оскорблявших городское руководство. Работники городских жилконтор по указанию мэра закрашивали это хулиганство, но надписи появлялись вновь и вновь, так что Алексею Никодимовичу пришлось дать негласное распоряжение стекловской полиции – патрулировать в вечерние и ночные часы теплотрассу, чтобы хулиганствующая молодежь отучилась наконец трепать его имя.

Пришло время новых свершений. Алексей Никодимович с энтузиазмом взялся за новый проект, суливший городу невиданное развитие. Вскоре Стеклов, жизнь которого проходила, так уж случилось, вдоль федеральной трассы, был потрясен масштабным строительством. Но строились не дома и какие-либо учреждения, а бензоколонки, автомастерские, паркинги и автомойки. Стекловчане вначале с азартом подсчитывали нарождавшиеся в городе, как грибы после дождя, эти заведения, но затем сбились со счету. Более того – нашлись в Стеклове даже недовольные и политически неверно ориентированные граждане, которые вначале шептались по углам, а затем начали говорить открыто, что мэр Лытарь превратил их цветущий город в вонючую автозаправку. Алексею Никодимовичу пришлось провести немалую организационно-разъяснительную работу, чтобы заткнуть этим мерзавцам рты. «Мы дали тысячам стекловчан достойную работу на новых объектах городского автосервиса! Кто может опровергнуть этот неоспоримый радостный факт?! И пусть разного рода злопыхатели в бессильной злобе пытаются выдать белое за черное, утверждая в своих никчемных газетенках, что городу не нужно светлое будущее, истинные патриоты Стеклова знают: мы, слуги народа, стоим и будем стоять на страже интересов горожан!»– гремел с трибун Алексей Никодимович.

Но оппозиционная пресса и не думала успокаиваться, расстраивая градоначальника. И чем больше появлялось рекламных щитов у новеньких автозаправок и мастерских, тем упорнее и злее становился поток гадкой лжи, изливавшийся со страниц неподконтрольной мэру прессы. Молодые подонки, взращенные на деньги недоброжелателей Алексея Никодимовича, в своих полуподпольных редакциях строчили статейки, в которых утверждалось, что большая часть городского автосервиса принадлежит лично Алексею Никодимовичу или записана на его многочисленных южных родственников. Более того, эти молокососы утверждали, что мэр не только крадет деньги из городского бюджета, но еще и спонсирует нелегальную миграцию, поскольку на его заправках работают не стекловчане, а гастарбайтеры, которых в городе стало больше, чем коренного населения.

Надо было срочно что-то предпринимать, иначе эта наглая ложь легла бы жирным пятном на репутацию главы. И однажды в служебном кабинете Алексея Никодимовича состоялось тайное совещание с прокурором города, начальником районной полиции и начальником паспортно-визовой службы Стеклова. Задача, которую предстояло решить, представлялась всем собравшимся очень непростой: нужно было превратить азиатов, шатавшихся по городу, в легальную трудовую армию. Выход предложил Коля Чапан, начальник паспортно-визовой службы. Он оказался до смешного простым: Чапан предложил регистрировать гастарбайтеров в заброшенных деревенских домах, благо таких в районе было великое множество.

Вначале все шло как нельзя лучше. Возникали, конечно, отдельные проблемы: нашлось несколько хозяев сельских развалюх, которые по глупости и из жадности запросили за регистрацию немыслимые деньги, но с такими хапугами районная паспортная служба возиться не стала. А затем случилось то, чего никто не мог предвидеть.

Одна старуха из глухого села Радищево умудрилась нахватать кредитов на три миллиона рублей под залог земельного участка и дома. Платить она и не собиралась, и в один прекрасный день ее дочка и зять, погрузив в шикарный внедорожник все честно нажитое, вместе с мамашей укатили из деревенской глуши в необозримые российские дали, оставив три городских кредитных учреждения с носом. Когда же через некоторое время в дом старухи явились судебные приставы, чтобы описать ее хозяйство, они не обнаружили в нем ни бессовестной заемщицы, ни ее семьи, ни самого имущества, подлежащего аресту. Но дом, как оказалось, отнюдь не пустовал, и взору изумленных приставов предстал интернациональный рабочий коллектив, имевший на руках паспорта с официальной регистрацией, причем эта регистрация была у всех одна – Стекловский район, село Радищево, дом 18. «Кто же позволил вам тут жить в таком количестве?!» – вопросил апатичных узбеков вконец обалдевший пристав, который ничего подобного в своей жизни еще не видел. «Чапан разрешил, начальник», – ответил за всех высокий старик-узбек. – «Какой такой чабан? Ты чего мне тут голову морочишь?! Отвечай, ты, ветеран Кара-Кума, кто вам здесь позволил находиться, а не то живо отправитесь обратно в чуйские эмираты!» – взревел пристав. Он орал так громко, что постояльцы со страху забились во все темные закутки и закоулки в доме и затихли там, ожидая, чем все закончится.

Однако нашелся в команде приставов неглупый человек, который разъяснил своему молодому начальнику, что Чапан, про которого толковал старик-узбек, никакой не пастух, а главный паспортист района. Начальник, осуществлявший до сего дня исполнение судебных решений без всякого огонька в душе, сразу сообразил, какое резонансное дело может из всего этого получиться. Приехав в свое учреждение, он тут же накатал заявление в районную прокуратуру о выявленных лично им грубых нарушениях гражданского законодательства. Зная склочный характер этого законника, прокурор не посмел замять дело, принимавшее самый нехороший оборот. Что же было делать?

И прокурор решился сделать трудный, но такой необходимый для чести района шаг. Он долго рассматривал трубку телефонного аппарата, наконец сурово, по-мужски, стукнул кулаком по столу и набрал номер приемной мэра. После разговора с Алексеем Никодимовичем вопрос разрешился законным образом, и виновник всего этого беззакония и вопиющей халатности, Николай Петрович Чапан, в тот же день был уволен со службы.

Алексей Никодимович, приехав домой после трудного и болезненного, почти личного для него дела, крепко напился. Он не любил терять людей, которым доверял, как самому себе, а тут случилось такое, и кто же все это натворил? Человек, которого Алексей Никодимович считал чуть ли не сыном, который буквально вырос на его глазах! Да, потеря была трудная. Но Алексей Никодимович переборол себя, и на следующее утро явился в свой кабинет бодрым и подтянутым, с какой-то суровой решимостью в глазах.

Нужно было жить дальше, – этого ждали от него люди, которые нуждались в нем. Дела в районе в последнее время шли в гору, и Алексей Никодимович просто не мог допустить, чтобы какая-то глупая мелочь разрушила все то хорошее и поистине нужное людям, что делал он как глава города и района. Он некоторое время задумчиво размышлял о себе и о людях, которые его окружали, и решил вдруг, что сейчас, именно сейчас, самое подходящее время для новых амбициозных проектов, о которых он раздумывал в недалеком прошлом, но исполнение которых все как-то откладывал. Не из нерешительности, нет, – просто время для них тогда еще не наступило, а сейчас, на пике борьбы с коррупцией и административным засильем во всех сферах жизни, их просто необходимо претворить в жизнь.

Стеклов, который он успел полюбить всей душой, часто раздражал его своим провинциальным видом, каким-то сонным равнодушием обывателей и неумением обустроить по-европейски свою жизнь. Торговля пребывала в полудиком состоянии, поскольку была по-азиатски разбросана по разным мелким магазинчикам, лавкам, каким-то немыслимым ларькам и киоскам, которые расплодились в городе в таком количестве, что уследить за их деятельностью не было никакой возможности. Разве так должен был развиваться истинно культурный город? Алексей Никодимович решил, что пора кончать с местным купеческим болотом, в котором неизбежно погибло бы все новое и смелое, к чему стремилась его душа.

Вскоре он встретился с губернатором области Гномовым. От этой поистине судьбоносной встречи зависело многое и в его личной судьбе, и в судьбе Стеклова, который скоро, очень скоро, должен был превратиться в город-сад.

В Стеклов пришла весна, а вместе с ней в город приехала огромная армия строителей. И жизнь города, до того момента более-менее размеренная и спокойная, разом круто переменилась. Масштабные стройки начались сразу в нескольких местах. Вся городская рать во главе с Алексеем Никодимовичем дни напролет с какой-то неописуемой лихостью и юношеским задором носилась по городу, давала ценные указания прорабам и простым рабочим, кого-то ругала, кого-то хвалила, и город, воодушевленный переменами, почти перестал спать. Впрочем, нашлись среди городской интеллигенции, которую Алексей Никодимович про себя окрестил поганой сволочью, отдельные ревнители стекловской старины, которые нагло кое-где заявляли, что мэр губит город. Эти тупоголовые охранители древних мощей даже основали собственную общественную организацию, которая стала всячески пакостить мэру и некоторым городским муниципальным управлениям. Они рассылали письма куда только могли, звонили во все инстанции, стучались во всевозможные властные кабинеты в администрации губернатора и даже в самой Москве, – в общем, надоедали главе города как могли, вставляя палки в колеса прогресса и централизации.

Конечно, они не могли уже ничего изменить, и Алексей Никодимович по доброте душевной позволял им тявкать на себя. Он уже со счету сбился, подсчитывая, сколько различных комиссий из области приезжало по его душу, чтобы проверить, соответствуют ли действительности все те факты уничтожения памятников архитектуры и культурного наследия, которые раскопали и предали публичной огласке эти полоумные любители древностей. Алексею Никодимовичу пришлось даже лично вникнуть в некоторые подробности истории Стеклова. Он выяснил отдельные анекдотические стороны этого прошлого. Полуразрушенное городское пожарное депо, стоявшее на берегу реки в самом центре Стеклова, в один прекрасный день само тихо сползло в воду, потому что денег на укрепление берега в городской казне на тот момент не оказалось. Правда, деньги эти чудесным образом обнаружились даже в чрезмерном количестве, как только на месте бывшей пожарной каланчи решено было строить современный бизнес-центр. На привокзальной площади случилась другая беда: там необходимо было построить крупный торговый центр – подарок, обещанный лично губернатору, но строительству этого важного объекта мешала старинная железнодорожная казарма, которая, словно бельмо на глазу, торчала в самом центре площади. Местные краеведы вцепились в эту рухлядь просто железной хваткой, и Алексею Никодимовичу все же пришлось пойти им навстречу, – он пообещал оставить от казармы часть кирпичной стены и вписать ее в фасад будущего здания.

Так, с боями и в постоянном нервном напряжении мэр города продвигался к заветной цели, к своему взлелеянному в мечтах городу-саду, который стал уже постепенно приобретать формы и вырисовываться в общих чертах.

Грандиозная перестройка шла своим ходом, и муниципальные служащие уже без страха, а даже с азартом сопровождали мэра в его стремительных наездах на стройки, но мэру это казалось уже чем-то вполне заурядным. В пылу переустройства не заметили, как в городе снесли старую часовню и бывший дом городничего. Городской архитектор, поздно обнаружив эти потери, схватился за голову. Но дело было сделано, и скрыть снос уже не было никакой возможности. На очередном заседании у мэра архитектор Буганов, посыпав голову пеплом, покаялся в собственных просчетах и недосмотре, но тут же обрушил свой гнев на заезжих проектировщиков, обвинив их в попустительстве и наплевательском отношении к собственным служебным обязанностям. Алексей Никодимович и тут проявил мудрость, обязав лично Буганова и проектное управление восстановить в кратчайшие сроки уничтоженные памятники. Но здесь же, на заседании, проштрафившиеся специалисты из Москвы доложили мэру, почему снос был необходим. Их доводы в корне изменили все дело. Оказалось, что эти развалюхи угрожали соседним зданиям, и если бы их не снесли вовремя, то под угрозой оказалась бы целостность целого ряда старинных домов по соседству.

– Ну что же вы, Борис Егорович, сами себя в штрафники записали? – спросил мэр Буганова, который сидел ни жив ни мертв, ожидая громких административных решений.

Когда же грозовые тучи над головой архитектора чудесным образом рассеялись, он не преминул обратить это дело в шутку.

– Да как же, Алексей Никодимович, я мог не поставить вас в известность об этом? Сами знаете – народ у нас грамотный, того и гляди, митинг устроят в защиту старых кирпичей, – загудев приятным баритоном, ответил мэру архитектор, и вслед за ним все заседание заулыбалось. Мужчины по-дружески хлопали Бориса Егоровича по плечу, а Алексей Никодимович, придя в прекрасное расположение духа, отдал распоряжение объявить приказом по управлению архитектуры и градостроительства благодарность лично Буганову и двум его заместителям.

С заседания все разошлось в отличном настроении. Мэр воодушевил всех своей смелостью и принципиальностью в важных для благоустройства города вопросах, и чиновничество еще более решительно взялось облагораживать Стеклов. У торговых рядов решено было вырубить старую липовую аллею и устроить на ее месте так необходимую городу автостоянку. Дело было сделано буквально за три дня, так что стекловская краеведческая банда и опомниться не успела и долго после этого случая приходила в себя.

Мэр приказал Буденичу ввести новую рубрику, материалы которой должны были непредвзято освещать будущее города. Новый быт уже вошел в каждую семью, и Игорь Семенович только успевал подписывать в печать очерки и заметки о городских нововведениях.

Однажды город проснулся, и летнее радостное солнце осветило Стеклов с изумлением, – лучи его ласкали уже не старые темные закоулки. Сверкали на солнце, словно пасхальные куличи, блестели яркими витринами супермаркеты, обложившие город со всех сторон.

Жители разбитых нищенских окраин Стеклова, оказавшиеся соседями торговых заведений, первое время любовались этой красотой. Нашлась, конечно, как всегда, горстка хулителей, обозвавшая новые дворцы Стеклова «сукинмаркетами», и дикий невоспитанный народ с восторгом подхватил это словцо.

В конце лета в город приехал губернатор. К его приезду готовились долго. Все необходимые меры предосторожности были предприняты загодя. В старом городе ликвидировали пивные шалманы, а их особенно злостным завсегдатаям предписано было вообще не появляться в городе во время визита губернатора; древние деревянные развалюхи, еще кое-где сохранившиеся в центре, обнесли глухими заборами из свежих досок, лодочную станцию на берегу реки Лушки, которую по вечерам облюбовывали местные пьянчужки, закрыли на длительный ремонт. Стеклов замер в ожидании высокого областного начальства.

Губернатор приурочил свой приезд к открытию торгового центра «Дарья», который распластал свое грузное кубическое тело на привокзальной площади, захватив почти всю ее территорию. Поговаривали, что Алексей Никодимович приготовил для своего высокопоставленного друга личный подарок, назвав открывшийся комплекс именем его супруги. Открытие «Дарьи» прошло с большой помпой. Губернатор выступил с вдохновенной речью, в которой назвал Стеклов расцветшей розой губернии.

Блестящая автомобильная кавалькада губернатора вихрем промчалась по центру Стеклова, нигде не останавливаясь, и свернула на федеральное шоссе. Стекловчане обсуждали визит высокого гостя, гадая, какие же теперь ветры перемен подуют и чем это обернется для них. Говорили, что дела в Стеклове теперь пойдут еще успешнее. А Алексей Никодимович довольно потирал руки: он добился неограниченного кредита области, который позволит ему воплотить все свои задумки в жизнь. Бюджетные вливания вскоре принесли свои плоды: мэр наконец-то начал давно задуманное дело, осуществление которого сулило лично ему славу на долгие десятилетия.

Вскоре сразу в пяти местах Стеклова начались подготовительные работы, о конечной цели которых горожане судили-рядили всю осень. На зиму все остановилось, но весной работы продолжились, и затем наступил долгожданный финал: на месте прошлогодних раскопок друг за другом открылись городские фонтаны. Их гранитные бассейны и искусно устроенная подсветка предстали перед горожанами во всем своем великолепии. Но, как всегда, нашлись в стаде паршивые овцы, испортившие все дело. Хулиганье втихомолку стало сыпать в фонтаны стиральный порошок и лить еще какую-то бытовую химию, отчего эти сложные гидросооружения выходили из строя. К тому же дикие ватаги молодежи устраивали в ночные часы пьяные гулянки у фонтанов, сопровождаемые битьем бутылок, запуском ракетниц и шутих, визгом, драками и прочими безобразиями. Жители перестали спать по ночам. А подростки совсем распоясались. По утрам дворники, матерясь на все лады, отгребали от фонтанов кучи битого стекла и мусора. Мэр отдал распоряжение патрулировать по ночам площади и скверы, но это оказалось пустой затеей, – то ли полиция плохо справлялась со своими обязанностями, то ли дерзкая молодежь, видя приближающиеся наряды, успевала прятаться в близлежащих подъездах. Вскоре парадные этих домов своим запахом и видом стали напоминать общественные уборные. Жители взбунтовались и стали писать коллективные жалобы в администрацию с требованиями прекратить безобразие или же вовсе законсервировать фонтаны.

В городе прошла акция «Сделаем наш город садом», но она закончилась полным провалом по причине отсутствия элементарной совести и гражданского самосознания у молодежи и деклассированных элементов, которые продолжали устраивать форменное свинство и пьяные разгулы. Терпению администрации пришел конец, когда некто темной ночью вымазал краской дорогую кованую ограду фонтана в старом городе, сопроводив эту мазню надписями неприличного содержания в адрес мэра, а в бассейн вылив вонючую жидкость неизвестного происхождения. Поймать хулигана полиция не смогла. Телевизионщики, науськанные мэром, грозили всяческими карами вандалу.