Текст книги "Паноптикум"

Он особо не надеялся на поисковые таланты Максима Яковлевича, поэтому по дороге осторожно спрашивал его, на какие второстепенные грунтовки лучше сворачивать. Но район старик и сам знал хорошо, в чем мэр вскоре убедился. Размышлял он и о том, что искать могилу, если старик сразу не укажет место, будет сложно. Если затянется дело, то и поиски по весне ничего не дадут. Особых примет, скорее всего, уже нет, к тому же в районе уже бывали случаи подтопления берегов озер и речушек – из-за обильных паводков, нередких в этих краях. Вот это будет самым неприятным сюрпризом и может испортить все дело.

Вдруг Алексея Никодимовича словно током ударило. Старик сказал, что надо свернуть с шоссе на разбитую дорогу, ведущую к его лесному дому. Мэр расстегнул воротник, словно ему не хватало воздуха, и жестом приказал Павлу остановиться. Все в первое мгновение недоуменно уставились на него.

– Что с вами, Алексей Никодимович? Паша, да открой ты окно! Алексей Никодимович, держитесь! Сейчас скорую вызовем! – заорал побледневший Буденич, суетливыми движениями доставая сотовый из кармана.

Мэр привстал с сиденья, поглядел на взволнованного редактора и, немного успокоившись, ровным голосом сказал:

– Да прекратите вы голосить, Игорь Семенович! Со мною все нормально. Максим Яковлевич, вы уверены, что мы правильно едем?

Старик в ответ только затряс головой. Он подумал, что Алексей Никодимович вполне разделяет его чувства, оттого чуть и не упал в обморок. Но волноваться не было никаких причин. Сотни раз в детстве он ходил по этой дороге к ближайшему сельмагу, мог пройти по ней с завязанными глазами. Ну конечно, здесь, в километре от правления колхоза «Путь Ильича», и была его родная деревня, исчезнувшая, как выяснилось теперь, не только с истерзанной войной земли, но и из документов. Он весь сжался, одолеваемый тяжелыми мыслями о времени, которое не пощадило ничего – ни памяти людской, ни жизни, и только мысль о деле, которое он должен был исполнить, придала ему силы и не позволила сомневаться.

– Да здесь она была, Алексей Никодимович. Не сомневайтесь! Сейчас подъедем к озеру, а там, на левом берегу, синего цвета камень-валун у старых сосен. Его еще до войны наш председатель хотел выкопать и привезти к правлению. Мужики ему говорили: «Ты что, Иваныч, хочешь памятник себе соорудить, что ли?» Шутили, значит. Он вроде с придурью был, наш председатель. Война ему помешала, а то приволок бы валун.

В машине все рассмеялись. Оператор, чтобы разрядить обстановку, стал рассказывать о местных краеведах, которые в прошлое воскресенье устроили шабаш у старых развалин в торговых рядах.

– Что им нужно было там, Сережа? – спросил Алексей Никодимович.

– Да понимаете, один какой-то чокнутый их активист занимается археологическими раскопками в старом городе. Откопал он там ржавую железяку, вроде старинного амбарного замка. Полез в интернет и вычитал, что такие же по форме замки, датированные тринадцатым веком, находили при раскопках в Замоскворечье. Рассказал все своей шайке, а те шум подняли: выходит, что сейчас нужно пересматривать дату основания города. Вот так.

Анекдот пришелся кстати. Компания подъехала к озеру, ожидая, что скоро все удачно разрешится. Все, включая Максима Яковлевича, обсуждали предстоявшие важные дни для города, и только Буденич, что-то смутно подозревая, молча наблюдал за мэром. А Алексей Никодимович, взяв старика под руку, повел всех остальных по берегу вслед за собой.

Неожиданно погода испортилась. Солнце скрылось, разом стало серо вокруг, и вместо легкого крепкого снега посыпались на землю мокрые хлопья, скользившие под ногами. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» – пробурчал недовольно Буденич, плетясь в конце процессии. Он видел, как Алексей Никодимович пару раз взглянул на свой дом, и сомнения только укрепились в его душе.

Уже битый час они обходили озеро, но Максим Яковлевич, вглядываясь в прибрежные сосны, только отрицательно покачивал головой в ответ на вопросы мэра. Все перепуталось в его голове. Вместо молодых деревьев он видел высоких исполинов, и все вокруг ему казалось огромным, как будто не здесь в детстве он бегал с ватагой мальчишек, собирая шишки для костра и лихо скатываясь с прибрежных холмов прямо в воду. Он совершенно сник. Добравшись до первого крупного валуна, он обнаружил, что тот весь оброс лишайником, так что не было никакой возможности узнать теперь, тот ли это был камень. Что же делать? Старик беспомощно озирался вокруг.

Оценив ситуацию, первым пришел ему на выручку Алексей Никодимович. Он положил руку на плечо старика, прижал его к себе, словно маленького испуганного ребенка, и так стояли они молча, не позволяя себе говорить о чем-то пустом и ненужном. В город они возвратились в полном молчании. Начальство занялось своими делами, думая с неудовольствием, что утро потрачено впустую.

Глава четвертая
Тайные встречи

Приехав в редакцию, Игорь Семенович уединился в своем кабинете, чтобы в относительной тишине подумать, кому бы доверить окончательную редакцию праздничной полосы о ветеранах. Думал он недолго: все его штатные журналисты отпадали, и он решил вызвать к себе Светлану Викторовну.

– Светлана Викторовна, у вас большой корректорский и редакторский опыт, отдаю вам должное. Вы ведь и статьи пишете, выручаете нас иногда. А что бы мы делали, если бы вы не отвечали на письма трудящихся? Да и в остальном, честно говоря, только на вас и могу положиться. Нужна ваша помощь в подготовке материалов к празднику. Вы знаете, о чем речь.

Светлана Викторовна усмехнулась про себя. Вот лис хитрый, нечего сказать! Как надо что-нибудь, так хвостом метет так, будто с ним родился.

– А в чем дело, Игорь Семенович? Ведь у вас одних праздничных поздравлений целая куча. А потом, у вас уже полгода лежит краеведческий материал военной тематики. Мало этого, что ли?

– Вот-вот, краеведческий материал, Светлана Викторовна! – подхватил тему Буденич. Перестроился на лету, не дав ей опомниться. – Но, скажу вам по секрету, этого мало. Дело ведь не в нехватке материала. Нам сейчас, как никогда прежде, нужен живой материал. Ветеранов в Стеклове осталось мало. Но они есть! Сегодня утром я и сам мэр встретились с одним ветераном, который располагал, как выяснилось, важными для всего нашего города сведениями. К сожалению, возраст и все пережитое помешали ему вспомнить место захоронения наших погибших героев, но ведь сам факт подвига остался! Вот о чем прошу я вас написать. Вы это сделаете прекрасно, я не сомневаюсь.

Светлана Викторовна слушала шефа с интересом. Безусловно, Буденич в этом вопросе прав. Читатель не проявит интереса к материалу, в котором не будет живых воспоминаний. Но один вопрос сразу возник у нее, и она, немного помявшись, спросила напрямую:

– Игорь Семенович, вы сказали, что мэр лично встретился с ветераном. Понимаю, что это была инициатива самого ветерана. Но почему Алексей Никодимович проявляет такой интерес к газетной публикации, пусть и не рядовой по значению?

– У нашего мэра, вы знаете, весьма четкая гражданская позиция в вопросах патриотического воспитания молодежи. Можем ли мы не поддержать его в данном случае? – ответил Буденич. Он не ожидал такой прыти от нее, сразу предположив, что ушлая Светлана Викторовна скрывала от него свою осведомленность. Да про задумки мэра откуда она знает? Он решил переубедить ее:

– Опять, опять вы, Светлана Викторовна, не так все поняли! Уверяю вас, что Алексей Никодимович не настолько глубоко влезает в редакционный процесс, чтобы еще и диктовать мне, о ком писать. Очерк о ветеране – моя личная инициатива.

Заканчивая разговор, он дал ей адрес и телефон Максима Яковлевича, не обязывая ее, впрочем, встречаться с ним лично.

Весь скучный день Светлана Викторовна обдумывала разговор с Буденичем. Все, что могло побудить редактора обратиться к ней, не давало ей ясного объяснения. Уже дома она решила позвонить Марку. Они решили встретиться в ближайшую субботу, позвав на встречу знакомых краеведов, которые могли пролить свет на эту несколько загадочную ситуацию.

В назначенный день и час Светлана Викторовна сидела в уютной гостиной загородного дома Марка. Хозяин рассказывал собравшимся о ближайших публикациях «Патриотического вестника». Среди гостей она увидела незнакомое лицо и поинтересовалась, кто этот человек. Марк представил его:

– Уважаемые коллеги, наше скромное собрание сегодня посетил новый наш единомышленник, Виктор Петрович Сташин. До недавнего времени Виктор Петрович работал в администрации и хорошо знал нашего мэра. Я думаю, что Виктор Петрович примет самое активное участие в жизни нашего общества, тем более что он отлично знаком с методами работы Алексея Никодимовича.

Люди, сидевшие за старым обеденным столом, рассмеялись. Всем было понятно, о каких «методах» говорил Марк. Эта общая осведомленность покоробила Виктора Петровича. Он-то думал, что в городе знают немного о войнах в администрации. Как оказалось, он заблуждался на этот счет.

Марк продолжал:

– Итак, сегодня мы обсудим вопросы, от решения которых зависит судьба нескольких памятников культурного наследия в городе. Первый в списке – дом изобретателя Усагина на улице Ленина, недалеко от городских бань Юма. Вы все знаете, что наши власти сотворили с ним. В нем поселились бомжи, которые чуть его не спалили. Там, помимо бродяг, собиралась еще местная шпана. Она устроила, не побоюсь этого сказать, форменное свинство. Унесли из дома все, что можно было унести, даже изразцовую печь разобрали. Милиция, простите, полиция, выкурила их оттуда по сигналу жителей, да толку от этого было мало. Они сняли с петель заколоченную дверь и устроили на втором этаже шабаш. Ну, а после вы знаете, что случилось. То, что не успела сделать шпана, сделала наша администрация. Несколько раз дом странным образом начинал гореть, причем случалось это всегда ночью. Жители из дома по соседству стали караулить поджигателей по ночам, но никого не поймали. Но, будьте уверены, власти доведут когда-нибудь начатое до конца.

– У меня вопрос к вам, Марк, – спросил Андрей Головин, молодой человек двадцати с небольшим лет, учившийся в столице в историко-архивном институте. – Знают ли наши пироманы вообще, кто жил в этом доме?

Марк улыбнулся.

– Ваш вопрос, Андрей, насколько я понимаю, носит риторический характер, и вы сами знаете ответ. Ничего наш мэр, прости господи, про этот дом и его прежних обитателей не знает. Первостепенная задача Алексея Никодимовича заключается в том, чтобы увековечить память о себе в фонтанах, которыми он утыкал весь город.

Всех развеселил ответ Марка. Виктор Петрович в волнении встал и заходил по комнате, и гости притихли, ожидая и от него какой-нибудь острой реплики. Он сел, глубоко вздохнул, окинув взглядом своих новых товарищей, и сказал то, о чем думал все время с момента своего увольнения:

– Знаете, друзья, я всегда считал себя неглупым человеком, несмотря на то что в жизни сделал немало обидных глупостей. Я ведь доверял Алексею Никодимовичу, работал на износ, иногда в ущерб собственному самолюбию. И что же в итоге? Он меня, заслуженного офицера, размазал, как мальчишку. Да, да, именно так! Кто виноват, что в его фонтаны люди плюют? Нашел крайнего. А ведь у меня благодарностей от командования больше, чем он лет прожил. Должна быть хоть какая-то справедливость на свете, не так ли?

Марк решил разрядить обстановку и пошутил:

– Виктор Петрович! Нет правды на земле, но нет ее и выше. Давайте думать не о том, как насолить мэру, а как исправить положение. Я думаю, что дом Усагина надо внести в наш охранный список. Этот список Андрей отправит в областное министерство, а там уже вопросом должна заняться Москва. Лично для меня историю этого дома открыл весьма известный в городе краевед, которого сейчас нет с нами. Наша задача сейчас, пока дом окончательно не растащили, поставить в известность министерство культуры. А следующий наш адрес – Первомайская, дом двадцать шесть. Все в курсе?

В курсе были все, и Марк продолжил:

– В этом доме жильцы последнего этажа в скором времени рискуют упасть на голову соседям. Но это совсем не смешно! – возвысил он голос, увидев, что гости покатились со смеху. – Да, друзья, я могу рассказать тем, кто не в курсе, один анекдот, который сейчас ходит по городу. Дело в том, что всем нам известный местный деятель и по совместительству начальник управления культуры, госпожа Майская, недавно произвела в администрации настоящий фурор. Алексей Никодимович поручил ей составить список стекловчан – Героев Советского Союза, которые в разные годы жили в городе. Наша культурная предводительница, не забивая себе голову, сдула этот список в каком-то старом номере районной газеты. В списке оказалось шестнадцать фамилий. А фамилии Виктора Марцелова, легендарного летчика войны, в нем не оказалось. Вот так. Когда мэру принесли список, некий доброхот из администрации подсказал ему семнадцатую фамилию, при этом добавив от себя, что не стоило поручать такое важное, можно сказать, политическое дело этой непроходимой дуре. А список-то уже ушел в Москву! Как орал наш мэр на Майскую, слышали на всех трех этажах администрации. Алексей Никодимович орал, а Майская мямлила в ответ, что если бы она включила летчика в список, то пришлось бы делать капитальный ремонт в доме, где он жил перед войной. Представляете, она думала, что помогает администрации. Вот до какого маразма дошли наши власти. А дом, в котором жил наш прославленный герой, известен всем стекловчанам. Его адрес – улица Первомайская, дом двадцать шесть. Кстати, тогда, перед войной, в нем не было коммуналок. Каждой семье давали отдельную квартиру.

Но дело на этом не закончилось, уважаемые коллеги! Представьте себе, что жильцы злополучного дома, устав от того, что управляющая компания кормит их одними обещаниями, устроили недавно общее собрание. На повестке дня стоял вопрос: кто, в конце концов, возьмется за капитальный ремонт. Один многоуважаемый ветеран заявил, что в дни оккупации в доме квартировали офицеры Вермахта. Да, да, я проверил эту информацию, это действительно было так. Перед вторжением немцы произвели аэросъемку города и определили, какие дома пригодны для проживания. Их не бомбили. Так вот, ветеран предложил следующее: раз в войну немцы пользовались жильем, за квартиры не платили, то пусть теперь канцлер Германии поможет им с ремонтом в качестве компенсации. Каково, а? Жители сначала посмеялись, как водится, а затем проголосовали за эту инициативу единогласно. Теперь всерьез собираются писать письмо Меркель. Я хочу, коллеги, чтобы вы поняли: это и в самом деле может случиться. Но мы ведь не мелкие борзописцы, чтобы радоваться этому. Я не желаю такого позора. Будьте уверены, что найдутся в нашем Отечестве мастера пера, которые раздуют это дело до небес, лишь бы пропиариться. Мы должны срочно что-то предпринять.

В гостиной сначала воцарилась тишина, а затем гости наперебой стали предлагать свои варианты. Кричали кто как мог, но больше всех усердствовал Виктор Петрович, который в итоге всех перекричал. Он предложил устроить администрации бойкот.

Марк разочарованно смотрел на товарищей. Светлана Викторовна совершенно ошалела от гвалта в гостиной и вполголоса сказала ему:

– Знаете, так мы ничего решить не сможем. Когда ваши соратники успокоятся, дайте мне слово. Пора с этим базаром кончать.

– А что вы им можете предложить? Я уже и сам не рад, что рассказал эту историю. Тьфу ты, гнуснее ничего не придумаешь!

– Не переживайте, все образуется. Я уверена, что мы найдем способ, как повлиять на мэра. Все произойдет без ненужного кровопролития.

Марк удивленно посмотрел на нее. Все в этой женщине нравилось ему, но он за годы знакомства не сделал ни единой попытки сблизиться с ней. Он смотрел на нее и ловил себя на мысли, что и она, может быть, думает точно так же. Он старался не допускать мужских мыслей о ней, но они приходили всегда, как только ему случалось видеть Светлану Викторовну.

Марк отвел взгляд и задумался. Ни положением, ни деньгами нельзя было прельстить эту женщину. Это знание еще больше разжигало его. Хорошо, что она ни о чем не догадывается, но одновременно это невыносимо больно, это так больно, что только осознание своей нравственной значимости в ее глазах могло успокоить мятеж в его голове. Все, чем он занимался сейчас, казалось ему мелким и ничтожным, не достойным его ума, его стремления сделать жизнь лучше, чище. Он гнал от себя эти мысли, но они приходили вновь и вновь, приходили и заявляли: нет, ты не такой, каким хочешь казаться, ты гораздо ниже!

А между тем собрание окончательно вышло из берегов. Каждый что-то предлагал, но ничего путного не было в итоге придумано, и Марк понял, что все придется решать ему одному. Чтобы закрыть вопрос, он предложил гостям выслушать его еще раз:

– Друзья, у меня на руках имеется один любопытный документ, который я хочу прочитать. Нет ли возражений?

– Нет, нет! – закричали все хором.

Марк, жестом призвав всех к тишине, начал выступление:

– Это коллективная жалоба жильцов нашего восставшего дома, адресованная прокурору. Я прочту ее: «Уважаемый Олег Юрьевич! Мы, жильцы коммунальной четырехкомнатной квартиры по указанному адресу, просим Вас разобраться в ситуации с капитальным ремонтом. Мы, рядовые квартиросъемщики, долгие годы не можем добиться исполнения прямых служебных обязанностей от работников РЭУ-9 и соответствующих служб ООО «Жилсервис», которое является нашей управляющей компанией. Все наши обращения в указанные организации остаются без внимания. Мы не стали бы обращаться к Вам, если бы сложившаяся ситуация не переросла в критическую и не стала угрожать сохранности дома, а также жизни и здоровью проживающих в нем людей.

Капитальный ремонт в нашем доме, как утверждают работники РЭУ-9, уже проведен. Заявляем Вам со всей ответственностью, что это ложь. В нашей квартире капитального ремонта не было с момента заселения дома, а значит, около восьмидесяти лет! Водопроводная сеть изношена, сантехническое оборудование, вероятно, еще довоенное. Изношенные трубы и проржавевший стояк постоянно протекают, а РЭУ до этого никакого дела нет. Мы забыли, когда последний раз в нашей квартире была горячая вода. Вода еле-еле теплая. Почему же с нас взимают плату за нее?

Год назад ТВ «Поиск» объявило, что в доме будут демонтированы старые оконные рамы, прогнившие от времени и не подлежащие ремонту, а на их месте будут установлены стеклопакеты. Мы ждали обещанной замены, а теперь уже ничего не ждем. Мы поняли, что это был очередной обман. А между тем мы боимся открывать окна в комнатах, потому что рамы прогнили настолько, что от нажатия могут просто вывалиться наружу, и не дай бог кому-нибудь на голову. Со страхом ждем зимы, которая не за горами. Ведь если случится такая беда с гнилыми рамами, то мы просто перемерзнем все, а в квартире лопнут батареи. Что делать тогда?

Мы боимся пользоваться газовой плитой, поскольку ей уже больше пятидесяти лет, от старости она вся проржавела. Стены в кухне, коридоре и ванной комнате осыпаются от старости (это не бетонные плиты, а оштукатуренная обрешетка), на потолке трещины, пол на кухне от сырости проваливается. А мы не можем даже косметический ремонт сделать, потому что электропроводка в нашей квартире такая же старая, как весь дом, она по стенам висит гирляндами. В любой момент может произойти короткое замыкание, и кто будет виноват? Работники РЭУ-9 знают о ситуации, но мер никаких не предпринимают, – надеются, наверное, что все само собой как-нибудь рассосется, а они будут спокойно пить чай у себя в конторе. На все наши просьбы о помощи мы слышим от них одни лишь хамские замечания и даже угрозы в свой адрес. Мы живем в постоянном страхе и все время гадаем, что произойдет в нашей квартире раньше – пожар или потоп?

В нашем доме появился очередной отремонтированный подвал, который сдается в аренду. На это деньги нашлись. Кровлю РЭУ заменило, но лучше бы оно этого не делало, – работой занимались гастарбайтеры, которые не удосужились сделать водосток, и теперь в дождь вода с крыши стекает не по желобам, а прямо по стенам. Вот такая «забота» о людях. Буквально в пяти метрах от нашего дома начато какое-то строительство, о котором нас, как людей третьего сорта, никто не поставил в известность. Обнесли стройку металлическим глухим забором (сделано это было за один день) и начали так стучать, что у нас дребезжат стекла и плита на кухне трясется. Что это за пиратский захват в центре города?

У нас есть все основания полагать, что деньги, выделенные руководству РЭУ-9 на капитальный ремонт в нашем доме, оно потратило неизвестно куда. А может быть, просто присвоило. Не можем этого утверждать с уверенностью, но полное бездействие РЭУ-9 в вопросе капитального ремонта невольно наталкивает на эти мысли. Мы просим Вас принять меры прокурорского реагирования по фактам, изложенным в нашем письме. Терпеть это издевательство дальше мы не намерены. Мы платим за капитальный и текущий ремонт каждый месяц, а ремонта никакого не видим». Ну вот, собственно, все. От себя лишь добавлю, что никакого толка жильцы так и не добились и пришли с этим заявлением ко мне в редакцию. Я полагаю, что зря они обратились к прокурору. Мне лично известно, что загородные дома прокурора Колуна и заместителя мэра расположены по соседству, а строила их, между прочим, одна фирма, которой оба этих деятеля задолжали деньги.

– А где построились наши руководители, не известно, Марк? – спросил Виктор Петрович.

– Почему не известно? В Тверской области, на Волге. Любят они великую русскую реку. Там лес, рыбалка, охота знатная.

– Вот куда утекли денежки на капитальный ремонт. Значит, наши бояре потихоньку строят себе запасной аэродром. Ловко! Чтобы, значит, в случае грандиозного шухера было куда смыться.

– На этот случай, уважаемый Виктор Петрович, у них давно уже все построено, и не среди наших берез. А это так, для души, – отдохнуть от патриотических чувств и расслабиться. И вообще, мне совершенно все равно, где они живут.

Марк посмотрел на Светлану Викторовну. Она улыбнулась, повела плечами и опустила глаза. Он вспомнил, что обещал ей выступление, и поспешил закончить пустые словопрения:

– Мы, друзья, долго можем обсуждать достоинства и недостатки нашего руководства. Мы еще не выслушали нашего уважаемого представителя прессы. Светлане Викторовне, я полагаю, есть что сказать.

Светлана Викторовна на мгновение задумалась, собираясь с мыслями, и начала говорить. Она говорила тихо и медленно, как будто каждое слово, произносимое ею, требовало внутреннего контроля:

– Знаете, коллеги, я вообще-то не хотела говорить, полагая, что мы придем к общему решению и без моих соображений. Но уж так получилось, что я располагаю информацией, которая поможет всем нам выйти из этой ситуации. Я посидела в городской библиотеке, в интернет залезла и кое-что выяснила. До сих пор было известно, что наш город героически сдерживал наступление немцев осенью сорок первого года. Это была официальная версия наших властей. Но не все так просто. По сути, на момент взятия города в нем не было боевых частей, способных хотя бы на час сдержать противника. Да, не удивляйтесь. Фронт растянулся на несколько километров, и в нем образовалась брешь, которая позволила противнику беспрепятственно войти в город. Накануне оккупации командир батальона, защищавшего подступы на юго-восточной окраине, пустил себе пулю в лоб. Он остался без бойцов, без поддержки артиллерии, и предпочел смерть от собственной руки, а не по приговору трибунала. Такое было страшное время. Нескольких офицеров расстреляли перед строем, обвинив их в оставлении боевых позиций. Они, якобы, в критический момент просто пьянствовали, позволив врагу прорвать оборону. Большой вопрос, существовала ли вообще эта оборона. По некоторым сведениям, у командования фронта на тот момент просто не было резервных боевых частей, которые смогли бы на некоторое время сдержать наступление немцев. Теперь сложно судить, насколько соответствует истине общеизвестная версия тех далеких событий. Известно только, что несколько дней перед оккупацией участок фронта вообще оставался без руководства. На протяжении двух месяцев город страшно бомбили, камня на камне не осталось, и обвинить тех расстрелянных офицеров в трусости, я полагаю, было выходом для командования, которое само не смогло вовремя организовать оборону. Все это я рассказала вам, чтобы вы поняли подоплеку сегодняшних событий. Может быть, пройдет еще сто или двести лет, прежде чем рассекретят все военные архивы и позволят вслух сказать правду. Может быть, существовали десятки безымянных героев, которые сложили голову за наш город и о которых мы не узнаем никогда. Нам, потомкам, вроде бы не в чем себя упрекнуть. Всегда легче кого-то осуждать или, наоборот, почитать и гордиться с высоты пройденных лет, с высоты истории, которая, в общем-то, не раскрыта перед нами.

Светлана Викторовна остановилась, чтобы перевести дух. Стояла такая тишина, что слышно было, как тикают ходики на стене. Убедившись, что ее речь благодарно воспринята, она продолжила:

– Вы знаете, что на протяжении нескольких лет глава нашего района, Алексей Никодимович, добивается присвоения Стеклову звания города воинской славы. В чем-то он прав. Если бы такое произошло, то ему лично достались бы лавры устроителя исторической справедливости. Но, к сожалению, все попытки нашего руководства воззвать к разуму потерпели поражение. Город не получит дополнительного финансирования, не будет никаких преференций, и вы теперь знаете, почему так будет. В России, я думаю, кроме двух несомненных бед, о которых сказал наш литературный классик, существует еще одна беда, которая постоянно говорит нам, что она мать родная для Отечества. Эта беда – самозванцы. Они говорят нам: не ходите за нами, мы не такие, как вы. И нам, друзья, ни к чему писать калязинские челобитные во власть, она не поможет нам. Недавно редактор поручил мне подготовить к публикации воспоминания одного стекловчанина, который жил в городе во время оккупации и, так уж получилось, совсем случайно стал свидетелем погребения наших павших воинов. К сожалению, эту могилу ветеран не смог найти. Вероятно, в этом месте захоронено много наших бойцов. Находили в нашем районе и другие захоронения, они сейчас известны, но есть одно «но» – все эти братские могилы относятся к периоду, последовавшему за оккупацией. Тогда, при освобождении, действительно много было случаев массового героизма. Вспомните хотя бы бой у села Воронино. Немцы установили на колокольне пулемет, а спуск с холма полили водой, так что он превратился в каток. Они открыли по нашим бойцам ураганный огонь, но это им не помогло, – к вечеру село было освобождено. Наши солдаты шли без страха в штыковой бой, вызывали огонь на себя, танкисты в открытом бою сминали немецкую артиллерию, горели в машинах. Город и окрестности были завалены трупами, и немцы бежали без оглядки, оставляя раненых и все награбленное. Картина отступления была жуткой. Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что город, безусловно, заслуживает этого высокого воинского звания. Но не будет этого. Поэтому бесплодны все попытки обращения за помощью к нашей администрации. Поверьте мне, власть наша бегает быстро только тогда, когда видит приз в конце тоннеля.

– Светлана Викторовна, что же вы предлагаете нам сделать по существу вопроса? – спросил Виктор Петрович.

– Надо добиться установления на доме Марцелова мемориальной доски. Как только это произойдет, мэр уже не сможет игнорировать проблему капитального ремонта. Ну, а если и этого не произойдет, – Светлана Викторовна развела руками, – тогда только на Меркель и придется полагаться. Нам нечего стыдиться, это ложный стыд. И забудьте о морали и принципах человеколюбия при общении с администрацией.

Гости разошлись к четырем часам, когда на улице уже стало темнеть. Марк знал, что добираться до города Светлане Викторовне придется на перекладных, на двух маршрутках, и предложил ей ехать на его машине. Она согласилась, и он с радостью завел свой старенький «форд». С осторожностью он пробирался по разбитой вдребезги грунтовке, кое-где в колдобинах присыпанной битым кирпичом, и сначала оба они молча смотрели на пейзажи за окном. Но виды заросших полей и брошенных ферм навевали тоску, и Марк, видевший, как молча грустила его спутница, спросил:

– Что у вас нового в редакции? Я недавно прочитал передовицу Шитова и чуть со смеха не помер. Он предложил горожанам пить пиво «Стекловское». Это, мол, отобразит патриотические настроения граждан.

– Да, точно! – оживилась Светлана Викторовна. – Какой-то шутник прислал нам письмо с критикой. Знаете, что написал? «Моя моча лучше», – пошутил. Мол, ваш корреспондент на почве импортозамещения совсем рехнулся. Честно говоря, я с ним согласна.

Они начали рассказывать друг другу анекдоты из городской жизни. Сумрак за окнами сгущался. За разговорами они не заметили, как подъехали к городской окраине. Марк с сожалением думал, что через десять минут он расстанется с женщиной, которая вот уже два года занимает все его мысли. С другой стороны, было невыносимо осознавать, что его придуманный мир может быть разрушен, что любая неосторожность может выдать его, и оттого ему становилось еще тяжелее, – хотя он ненавидел саму мысль о том, что его внутренняя жизнь теперь окончательно зависит от этой женщины. Как бесконечно глупа его судьба, как зависим он от собственных, может быть, неверных представлений о женской и мужской сущности, сколько еще страданий предстоит ему! Все это разом пронеслось в его голове, но усилием воли он не дал унынию поселиться в душе и решил думать о чем-нибудь приятном.

Они расстались у калитки. Марк решил не возвращаться в деревню и переночевать в городской квартире брата. Грусть и радость смешались в его сердце, и он понял, как будет страдать, но это совсем не пугало его. Скорее, он чувствовал, что все его страхи, все светлые и мрачные мысли вытеснили наконец из души пустоту, и он стал тем, кем должно было ему стать. И пусть теперь мир перевернется трижды, – все он примет без разлада в сердце, всему найдет объяснение!

Город окончательно окунулся во мглу. Марк ощутил, что он представляет Стеклов старым чудесным замком, как когда-то в далеком детстве, когда не была его невинная душа отягощена памятью, опытом и представлениями о мире. Это состояние длилось недолго, но оно дало ему такую душевную силу, какую он давно уже не испытывал. И он с облегчением почувствовал, что готов к завтрашнему дню, ко всем сложностям мира, не отрицая ничего в нем, не думая плохо о самом себе и о людях, которые окружали его.