Текст книги "Чесотка попугаев. О любви и не только. Очень женская проза"

Плюшевые медведи, оказывается, прекрасные собеседники. Он ни разу меня не перебил.

***

Ненавижу мужиков в спортивных трико вне тренажерного зала. Но, такси -фэшн обязывает. Слава Богу, без перстней и наколок. Уже спасибо. Но, как ни странно, пацаненок прикольный. Мелкий, конечно, двадцать два, но с полувысшим техническим образованием. Ехать долго. Он уважителен, без ненорматива, за что благодарна, но хочет развлечь, что раздражает. Искренен в своем желании поднять мне настроение. Посему пришлось простить и штаны, и навязчивость.

Представляете, не могу девушкой обзавестись нормальной. Если кто и понравится, то пока ухаживаешь, даже по минимуму, это тысяч 15 нужно вложить, чтобы она хотя бы домой пригласила. А там неизвестно ещё обломится чего тебе или нет. Может только чай с тортиком. Не рентабельно. А у нее-то аппетиты растут и амбиции!!! Если пришел в дом, она имя уже будущим детям выбирает!! А у меня и в мыслях не было! Я лишь потрахаться хотел! Ничего личного! Ну, тыщ пять втюхать за это дело можно, но не больше! А она уже губищи раскатала. Вот, не выходит с ровесницами поэтому у меня. Другое дело девушки чуть за тридцать. Приходишь в клубешник, а там… Клондайк!!! Любая пойдет с тобой. За свой счёт накормит, напоит и с утра ещё такси тебе вызовет!! Красота! И бабло сэкономил, и удовлетворился, и поговорить есть о чем! В общем, жениться мне рано. А с тридцатилетними мутить удовольствие одно.

Кстати, что вы делаете сегодня вечером?

***

Шуба из собаки. Китайская. Не пропускает холод. Теплая. Можно лежать в сугробе на спине и изображать ангела. Думать, что ты самая красивая. Впрочем, так и есть. Он плюхается рядом и боится поцеловать. Ты чувствуешь его сердцебиение через шубу. От этого становится веселее. Запретное будоражит. Пятнадцать огромных диковинных длинноствольных бордовых голландских роз, ранее не виданных тобой, рассыпаны по снегу. Ты не можешь оценить его вложений. У тебя такого калькулятора нет. Он прилетает раз в неделю. В его краю не носят шапок. Он стремится к тебе отовсюду. И не замечает мороза рядом с тобой. Купите шапку, наконец. Вы на «вы». Или нет? Не всегда. Тебе приятно и заманчиво, странно и необычно. Сам факт щекочет самолюбие. Ты слишком юная. Перед тобой весь мир. Ты не умеешь отдавать пока. Только напитываться любовью. Небольшие вкрапления серебра в его волосах немного настораживают. «Что ты со мной делаешь? Я взрослый человек!» Ты смеёшься. Переливчато и задорно. «У нас с Вами огромная разница, мой хороший. И ничего не может быть, ни-ко-гда!» Кокетливо так. Глаза большие, искристые, ресницы пушистые, зубы белые. Ты все о себе знаешь. Ты всемогущественна в своем молодом эгоизме. Тебе нравится в это играть. Он целует твою ладонь. Огромное, пока не заслуженное, но такое острое счастье.

«Когда ты прекратишь выходить замуж за других?» Чистит креветки, не боясь испачкать пальцы. Ты как галчонок открываешь рот и ждешь, чтобы он тебе положил туда чищенную. «Какая разница! Я же сижу тут с тобой. Креветки лопаю. У нас ничего не может быть! Ни-ко-гда! Забыл?»

Флакон французского парфюма почти пустой. «Когда ты приедешь в следующий раз? Духи кончились». «Так тебе нужен я или духи, черт побери?» «И то, и другое. Прилетай!»

«Как назовешь ребенка? Там тебе привет от меня занесут».

«Почему прикрылся твой проект у нас? Я хочу тебя видеть!» «Ты такая деловая! У тебя будет на меня время?» «Ну это как будешь себя вести. Прилетай, я скучаю».

«Сколько можно работать, милая? Фото, что ты прислала с выпускного твоей дочери потрясающие, но ты выглядишь усталой». «Покажи мне как цветет черешня в твоем саду. И не болтай камерой! Не могу разглядеть!»

«Как ты?? Сколько стентов тебе поставили? Я смотрела твои выписки, сейчас все в порядке, слава Богу. Но сильно заставил ты меня понервничать, паразит!» «Все хорошо, не волнуйся! Через пару дней пойду в тренажерку. Знаешь, после операции я лежал и думал, если бы ты была рядом… Все было бы по-другому, наверное…» «У нас с Вами огромная разница, мой хороший. И ничего не может быть, ни-ко-гда!» «Мне нравится твой дразнящий смех, ехидна моя». «Я так тебя люблю. Не болей, пожалуйста!» «Почему ты не могла это сказать надцать лет назад?! Все проходит в этом мире, деточка, но мы вместе. И так будет всегда». «Ты прав, конечно вместе!»

«Мне не хватает твоих стихов. Почитай мне. Мог ли подумать я, простой деревенский парень, что встречу в своей жизни такое счастье?!» «Ну, не прибедняйся, пожалуйста, твои три высших образования меня заслужили! Когда ты приедешь, наконец!! Мне надоело изучать твои седины по видео!» «По нынешней обстановке не смогу пока. Надеюсь, что-то устаканится и станет лучше. Как только, так сразу прилечу».

«Скажи мне, как можно так выглядеть?! Годы идут, ты не меняешься!» «Я пью кровь девственниц». «Тебе на пользу. Какой я встретил тебя тридцать лет назад, такой ты и осталась. Представляешь, сколько детей бы мы нарожали!» «Нарожали бы, конечно. Но тогда я бы не стала собой, наверное. Хотя не понятно, кто кем на самом деле должен быть. Хотя, ты забыл? У нас ничего не может быть, ни-ко-гда!?! «У меня женился сын». «А у меня уехала в другой город дочь». «Может быть?…» «Ты издеваешься?» «Я позвоню в Новогоднюю ночь». «Конечно, куда ты денешься! Без тебя новый год – не новый год… Мы не виделись лет пять! Что за жизнь!!!»

«Я не могу с тобой это обсуждать!» «Тогда нам не о чем говорить! Как ты не понимаешь! Во мне это болит». «Я понимаю. И во мне очень болит… НО Я НЕ МОГУ ОБ ЭТОМ РАССУЖДАТЬ, НИКАК НЕ МОГУ!!!» «Пока. Ты такая же как все!» «Думай, что хочешь. Ни у тебя, ни у меня не выбора!»

«С некоторых пор я просто смотрю, бываешь ли ты каждый день в сети. Это значит, что ты есть. Долго мне казалось, что этого достаточно. Сегодня я проснулась с жутким ощущением, что тебя нет. И мне важно знать тебя вообще нет или нет у меня… Второе я тебе прощу, а первое никогда! Я не могу сказать тебе всего, что хотела бы. И знаю, что не можешь ты. Но ты должен знать, что я у тебя ЕСТЬ. И буду всегда. Может быть тебе от этого станет теплее».

«Какого черта ты не отвечаешь на мои сообщения! Я так боялась, что с тобой что-то не так!» «А чего бояться —то! Мы не боимся, чего бояться вам?»

«Прощай!» «Не прощу!» «Дурак!!»

***

Как же жжёт пятки, черт возьми! Чем отодрать пластиковую подошву, вварившуюся в асфальт? Где близко какой-нибудь фонтан? Не много вопросов, а? Ну нет фонтана на этой плавящейся улице! Как ее, кстати? Дамиана де Гоиш! Можно забежать в магазин. Куда? Глаз зацепился за что-то блестящее. Зацепился и споткнулся. Один и второй. Оба глаза. Не оторвать.

Господи! Какая красота! Невиданное зрелище!! Диковинный лес с животным и птицами из золота и драгоценных камней за толстым пуленепробиваемым стеклом. Дыхание перехватывает! Пятки? Какие пятки? К черту пятки!!! Босиком с босоножками в руках, как завороженная, по эскалатору вверх. Золотая девочка на качелях! Изумрудная змея, рубиновые яблоки и ежик!!! Какой чудный ежик!!! Не надо на меня так странно смотреть, мужчина, пожалуйста! Не разрушайте гармонию! Сказка ювелирной лавки. Как вам название? Напишу об этом книгу когда-нибудь потом. Вы ювелир? Да? Вы говорите по-английски? Неважно! У вас случайно нет обувного клея? Наверняка у вас есть! Я же не могу уйти в обуви без подошвы! Да и вы меня в таком виде не отпустите! Дело даже и не в этом, конечно! Пока я тут все не рассмотрю, мы не расстанемся. И, нет, я не сумасшедшая…

***

У меня три жизни. Почти как у кошки. Хотя нет, разница все-таки есть …У нее девять последовательных, у меня три параллельных.

В первой жизни я – благополучная жена, мать, дочь и отличный сотрудник. Уважаема и любима. Там же я – зрелый состоявшийся взрослый человек, принимающий ответственные решения. Эта жизнь главная. Доминирующая. Она незыблема, основательна и неимоверно серьезна. Бросает вызовы – я сражаюсь. Борьба честная, не без потерь, но, тьфу-тьфу-тьфу, успешная. Скучноватенько. Но, как у всех. Не лучше и не хуже. Грех жаловаться. У этой жизни есть тематические планы, учет, контроль, грязная посуда, сдохшие на подоконнике орхидеи, серое небо, эпидемия гриппа и список покупок на обрывке бумажки, написанный не подточенным карандашом…

Во второй жизни я гуру интеллектуальной романтики. Эдакий проводник в мир прекрасного, всезнающий глубоко философствующий тьютор, направляющий сбившиеся с пути души в лоно их собственной судьбы. А не оборзела ли я с такими посылами выступать? Я отвечу – ни капли. Кто возложил на меня эту миссию не очень понятно, но каждый из нас рождается зачем —то. Видимо, я – за этим. Сопрягать свой духовный рост с развитием более молодых и слабых душ. Тяжелая работа, надо сказать. Много слез, разочарований и пота. Но какое удовольствие! Какой свет! Мне нравится. В этой жизни есть: ах, Питер (с придыханием), ах, море (с замиранием сердца), ах, Моне (с закатыванием глаз), ах, индийские мантры (о, Боже, бесподобно!), ах, театр (тут вариантов два – потрясающе! до мурашек! Или фу, какая безвкусица! примитив! сельский клуб!). Туда же – золотая осень (как романтично!), цветение весны (божественно!), у неба обязательно вкусный цвет, закат тает как клубничное мороженое, неизменны мартини, шляпка, запах дорогих сигар и оркестр Глена Миллера. Да, и Джойс. Джойс всенепременно… В этой жизни все живенько, одухотворенно, затейливо и прекрасно пахнет.

В третьей жизни я самая молодая и пульсирую радостью. Живая. Я ношу, не стесняясь джинсы, шапку с помпоном и сумку-седло своей дочери (она не знает об э том). Хотя, о чем я? Мне двадцать три. В этом возрасте у меня еще детей не было. Я встречаюсь с офигенным парнем на два года старше и отзываюсь на странное имя из двух слогов. В этой жизни есть смех без причины, валяние в сугробе, танцы посреди улицы, наушники в ушах, дискотека восьмидесятых, бесконечные поцелуи до растрескавшихся опухших губ под каждым фонарем, дешевые кафе (кофе исключительно из одного стакана) и ночное такси (заднее сидение и обязательно за руку). Здесь все просто и очень честно. Тут все настоящее. Здесь я легко и непринужденно прорастаю сквозь асфальт.

Больше всего на свете ненавижу выбирать. И если мне откуда-то сверху прикажут определиться, сделать этого я точно не смогу. Умрет часть меня. Ни одну из этих жизней я никому не отдам…

***

Они стояли, в ужасе оцепенев, втроём над образовавшейся ямой, вцепившись друг в друга ледяными пальцами. Крупные капли пота стекали по небритым лицам. У каждого из них мгновенно перед глазами промелькнул список собственных грехов. Огромный или чуть меньше… На самом деле, длина списка зависит только от свойств памяти. Но, не будем об этом…

Языки пламени вырываются откуда-то из недр и обжигают края изломанного асфальта. «Спаси, Господи!! Свят! Свят! Свят! Его-то в ад за что??! Святой человек. Безотказный! Все для других, сам бессребреник, последнюю копейку отдавал, живота своего не жалел. То родителей, то жену, то детей опекал – голубил, милостыню раздавал! Котят подбирал бездомных, старушек через дорогу переводил. Сам-то всегда в одном и том же пиджачке заношенном, в кепочке засаленной! Трудился без конца, не покладая рук! Днём и ночью!!! И врагов у него не было никогда! Не спорил и не ссорился ни с кем. Друг прекрасный!!! Специалист великолепный!! Все только в превосходной степени!!! Его канонизировать нужно за святую жизнь, а его – в ад!! Где ты, благодать и справедливость Божия?!» – визгливо, как-то по-бабьи, по очереди причитали они.

«Несправедливо, да?» Сквозь паутину липкого страха до их сознания пытался достучаться странный человек в коричневом пальто. В смрадном дыму, исторгающемуся из преисподней, его лица разглядеть было невозможно. «За что Витька в ад-то???!!» – вышел из шокового состояния один из них и попытался вступить в диалог. «Я вам все объясню, господа».

Человек взмахнул рукой и в воздухе стали появляться, сменяющие друг друга, картины, демонстрирующие различные эпизоды жизни несправедливо наказанного праведника.

Тошнотворная каша с запахом горелого молока не лезет в рот. Едва подавляя рвотный рефлекс, остриженный под горшок мальчик, судорожно глотает. «Вот, молодец», – гладит по голове мать. «Мама старалась, готовила». «Ты не пойдешь играть в футбол, мне нужно чтобы ты стал математиком, как я. Или ты хочешь, чтобы я в тебе разочаровался??» Отец сурово хмурит брови. «Я хочу быть футболистом,» – скулит долговязый подросток, но, тяжело вздыхая, идёт высчитывать очередной факториал. «В моем доме не будет никаких собак!!! Что значит, подарили щенка?! Я твой отец, и я решаю, заслужил ты собаку или нет!!! Ты сейчас же вернёшь собаку дарителю! Что значит, привязался?! Развяжешься!» «Нет, она не пара тебе, не смей расстраивать мать! Я тебе другую найду. Лучше! Что значит, что ты эту любишь? Сегодня эту, завтра другую! Подумаешь!»

Неудобный, тесный в груди костюм, паспорта, кольца, где-то внутри очень больно. Чужая женщина говорит: «Да, согласна». «Согласен», – повторяет он. В голове набатом – «так надо…»

«Подумаешь, в первую ночь не вышло. Получится в другие ночи… сколько их ещё впереди!» – сам себе о себе.

Любимый цвет – серый. Улыбка, не разжимая губ. Как быть хорошим для всех? Родителей, жены, тестя, начальника? Чем заслужить их доверие, если твердо знаешь, что не состоятелен и априори не оправдаешь их надежд. «Конечно, Семён Петрович, я переделаю Ваш проект, мне это ничего не стоит!» «Конечно, Алла Николаевна, я пойду в отпуск в феврале, ведь Вам нужно в июле. Я все понимаю!» «Конечно, дорогая! Я знаю, что тебе нужна шуба, а мои ботинки подождут!» «Конечно, моя маленькая! Я куплю тебе эту игрушку! Я могу сегодня не обедать!» «Конечно, милая, я устроюсь в такси, я знаю, как давно ты мечтала об этом колье!»

Человек в коричневом щёлкнул пальцами и картинки исчезли. «Вам до сих пор не понятно?» Мужчины молчали. В их глазах читалось недоумение. Несчастный Витька! Тем более, в рай надо!

Коричневый сделал рукой неопределенный жест, и из ниоткуда в воздухе возникло футбольное поле, по которому к своей возлюбленной, ожидающей его на стадионе, бежал совершенно счастливый футболист с лицом Виктора с кубком в руках.

«Так понятно?»

«Он не выполнил свое предназначение?» – прозрел один из мужчин. Коричневый зааплодировал. «Плохо соображаете, мужики, медленно! Наконец-то дошло! Иногда нужно просто повзрослеть, осознав, что большинство страхов из детства. Стать нужным, прежде всего себе. Если человек родился и живёт, значит его любит Бог. Что хорошего можно сделать в ответ на его любовь? Укреплять веру в себя. Человек живёт свою одну единственную жизнь. И она дана ему для того, чтобы он прожил ее счастливо. Если он с этим не справился, значит, до рая он не дорос. Не выполнил своих обязанностей перед собой и перед Богом. В рай попадают не те, кто жил во имя кого-то или чего-то, кто был удобен, кто бесконечно приспосабливался, вымучивая из себя радость для других, а тот, кто справился со всеми жизненными вызовами и смог сделать счастливым самого себя. Доходчиво, надеюсь, объяснил?»

Мужики закивали. «Вот, живешь-живешь себе. Долго. А как жить ни хера не понятно… Пошли, водка стынет» «Пошли», – с тяжёлым вздохом согласились остальные. «Мужик, эй! Коричневый, ты с нами?» «Да где ж он?!» «Чего не привидится только!»

***

Она смотрит на него пока он спит. Их странный молчаливый диалог уже состоялся. Она говорила. Он слушал внимательно. Ее взгляд стал пронзительным. Он посапывал. Говорят, нельзя смотреть на спящих. Но ей на него можно. Она все уже знает наперед, как и каждая женщина. Они не знакомы, нет. Но она уже проиграла все в своем воображении. Уж чего-чего, а этого точно не занимать. Все будет. Видит внутренним зрением. Ведьма.

Знаешь, дружок, все наши эмоции, в том числе и любовь – это лишь ловушка сознания. Так же как ненависть. Гормональные игрища. Равнодушие, месть, прощание и прощение мы приберегаем для тех, кому устали искать оправдания. Вот ты спишь, а я изучаю тебя. Не с точки зрения эстетики. А с позиции нравственной красоты. По лицу все видно. Человек во сне беззащитен и легко раним. Броня падает. Если тебе не страшно спать рядом со мной, значит, либо тебе все равно, либо ты мне доверяешь. Я уверена, что второе, хотя ты еще не знаешь об этом… Женщина всесильна в своей любви. Я женщина. И могу возродить тебя к жизни после любой неудачи лишь одной верой в тебя. Подарю неимоверное счастье. Или заберу его, если ты меня обидишь, пользуясь моей уязвимостью перед любовью к тебе. Поверь, я смогу найти тысячу вариантов, для того, чтобы унизить твоё достоинство, опустить самооценку, разрушить тебя. Но это будет лишь в том случае, если ты станешь равнодушным ко мне, потому что я слишком сильно привязана. Не пользуйся. Обновляйся. И обновляй эмоции. Учись слушать и слышать. Учить любить. Если пообещаешь и не справишься, я возненавижу тебя. А это страшно. Не смей думать, что я страдаю мизандрией. Меня много предавали, но тебе я хочу поверить. Штампы коллективной ответственности, подкрепленные ошибочными суждениями, не про меня. Я другая. Ты все узнаешь чуть позже. Просто не делай мне больно. Знаешь, когда очень близко, больно всегда. Я боли не хочу.

Он проснулся и чуть улыбнулся ей. Она отвернулась.

***

Мы разговариваем. Он на своем языке, я на своем. Но все понятно. Он выстукивает: прав-да, прав-да, прав-да. С ударением на последнем слоге почему-то. Когда его не слышат, он гудит. Я ему говорю, все верно, конечно, но у каждого она персональная, собственная. Его правда бежать по проложенному маршруту пока не изотрутся колеса, бежать, напрягая жилы, из последних сил. Интересно, а в этом скоростном забеге, рассчитывает ли он свои силы? Или это сражение с самим собой ни на жизнь, а на смерть? Видит ли то, что происходит вокруг? Как рождается и падает в ночь солнце, как синеет или хмурится небо, как живут деревья, цветы и трава, как ложится и тает снег? Хочется думать, что да. Иначе его жизнь бессмысленна. Моя жизнь, как и жизнь подобных мне, очень похожа на его. Каждый из нас бежит по проторенной судьбой колее, так же, как и он, пыхтя и отдуваясь. Значит, выходит, и правда у нас одинаковая… Хотя, он бегает всё-таки, повинуясь чужой волевой руке. А я? А мы? Но, если он не успевает замечать периметр, ему много хуже, конечно.

С другой стороны, у него управляющая рука и голова одна, ему проще подчиняться. А мной управляют миллионы рук, тысячи сердец, и в придачу сотни бездумных и бездушных мозгов. Надо выбирать и принимать…

Подчиняться или не подчиняться? Я глубоко погружена в эти размышления и постоянно занята. Поэтому, может быть, ему иногда проще увидеть красоту вокруг. Если он захочет, конечно… Себя жалко. Его жалко.

Прав-да, прав-да, прав-да…

Вот и поговорили…

***

Вечер упал совершенно неожиданно. Сначала перламутром покрылись сугробы, заснеженные ветки и деревянные домишки. Воздух стал прозрачным, пористым, невесомым. За окном проносилась на большой скорости серовато-розовая линия горизонта. Это мгновение хотелось удержать в ладонях. Но поезд мчался так быстро, что ухватить что-либо не представлялось возможным. И вдруг в пространстве разлилась иссине-черная густая субстанция. Вязкая. И, казалось, что если ее проглотить, то она застрянет в горле слизистым комом.

Сколько проживет эта чернота? Чуть больше 12 часов. Ей на смену снова прозрачнокожим наливным яблоком завяжется рассвет. Свет всегда побеждает тьму. Он, в отличие от нас, твердо знает, что иногда капитуляция – самый эффективный способ борьбы.

***

«Сегодня Всемирный День объятий», – объявило Ретро FM. «Человеку требуется около 4 объятий в день для „выживания“. Около 8 объятий за сутки, если требуется поддержка. И более 12 объятий – для роста, формирования стремлений». Вчера и сегодня у меня не было ни одного объятия. Доживу ли я до вечера? Мы поругались. Из-за ничего. Просто так. Скинули нервное напряжение уходящего дня. Обычно, мы дуемся друг на друга недолго, но сейчас что-то нашла коса на камень. Луна в Козероге. Ретроградный Меркурий, черт их всех там в небе разберет. Но меня лишили источника силы. И это есть высшая несправедливость. Существуют люди «тактильные» и не очень. Я тактильная. Мне надо. Низкая стрессоустойчивость. Залезла в Гугл. По статистике, за месяц мы целый час проводим в объятиях других людей. Если исходить из того, что у нас есть 720 часов в месяц, 240 из которых мы спим, 240 – работаем, то остается еще столько же времени, когда можно обниматься. Почему мы не обнимаем друг друга так часто и много, как нам хотелось бы? Обычно объятие длится 10 секунд. И за месяц этот происходит 360 раз. Достаточно для создания ощущения безопасности. Почему мы ленимся дарить друг другу тепло? И позволяем внешним обстоятельствам лишать нас гармонии и покоя?? Даже мимолетные и, казалось бы, незаметные взаимодействия помогают человеку справляться с беспокойством намного эффективнее. Это очень мощный механизм, который поддерживает в нас ощущение наполненности жизни смыслом и важными вещами. В одном объятии много больше целительной силы, чем в огромном потоке слов. Вспоминаю, как ты подкрадываешься сзади и обнимаешь меня по-медвежьи, очень по-хозяйски. Этот собственнический твой жест дает мне уверенность в правильности моего мира. Кто дал тебе право расшатывать мою гармонию?? Открываю Вотсап. Вот, нашла наш чат. «Любимый». Пишу: «Обними меня нежно-нежно. Так, как умеешь только ты. Чтобы я не чувствовала тяжести твоей руки, но знала, что ты меня обнимаешь». Думаю: «я должна быть стройнее многих. Должна быть, но почему-то это не так. Дело в том, что кожа – самый тяжёлый орган. До 8 кг. У меня нет кожи. Но я толстая. Чем заменил эти килограммы мой организм? Не знаю. Губчатой душой, скорее всего. Она все впитывает и набухает. Что не всасывается, проливается через глаза. Без кожи очень трудно. Все больно. Свое и чужое. Глупые рецепторы обнажены и хватают все подряд. Когда ты закрываешь меня собой боль стихает. Обнимай меня тишиной. Держи крепче». Так, две синие галочки. Прочитано. Абонент печатает. Дышать становится легче…

***

Подавая пальто, он уловил запах ее духов. Не помнил, чтобы когда-либо слышал его ранее. Странный, ни на что не похожий. Она ушла, а он все нюхал свои пальцы. Запах чувствовался. И, казалось, был осязаем. Он попытался идентифицировать чем пахло. Теплый, цитрусово-цветочный аромат, но послевкусие какое-то морское, более прохладное. У него было много женщин. И все они пахли по-разному. Но, поскольку, ему всегда нравился определенный типаж – дамы знойные, сочные и яркие, то и парфюмом они всегда пользовались более тяжеловесным, лилейным или пряным, стойко одуряюще-дурманящим. Соблазнительность этого запаха заключалась в его неуловимой легкости. Создавалось ощущение, что его нельзя догнать, он ускользал. Солнечный запах.

С этой женщиной они перекинулись парой слов на конференции. Просто так. Безлично. Сидели рядом. Она ему не понравилась. Слишком демонстративно резка в суждениях и движениях. Категоричные женщины не были в его в вкусе. Ни намека на сексуальность. Сплошная рубленная аналитика. Потом все разошлись на гала-ужин по своим закрепленным столикам. Позже он зачем-то нашел ее глазами среди огромной толпы и ринулся к гардеробу, чтобы помочь одеться. Что двигало им в этот момент объяснить он не мог, да и не пытался. Инстинктивное поведение. И вот, вернувшись в номер в отеле, он стоит посреди комнаты, как вкопанный, и, как дурак, нюхает свои пальцы. Бред какой-то.

Не спалось. Лицо женщины практически стерлось из памяти, но аромат его преследовал. Он вставал, несколько раз мыл руки, открывал окно. Ничего не помогало. Феромоны, афродизиаки, черт знает, что там намешано, наверно!! Больше всего на свете он хотел, чтобы быстрее наступило утро и после завтрака все снова собрались в актовом зале на пленарное заседание. Там уж он точно ее найдет. Зачем?? У него дома прекрасная жена, потрясающая темпераментная любовница два раза в неделю. Для чего он, как одержимый, хочет вдыхать аромат этой женщины? Вроде, у нее были длинные волосы, собранные в узел. Возникло безумное желание намотать их на руку, чтобы она запрокинула голову назад, и впиться всем лицом – носом, губами, зубами в ее шею. Заполнить этим запахом легкие до отказа.

За завтраком он ничего не ел, покрутился среди людей и рванул в зал. Ему хотелось поскорее взять след. Один раз он был на охоте с приятелем. Видел, как гончие шли за зайцем. Они неслись со скоростью пули, ноздри трепетали, уши были прижаты, тела становились обтекаемыми, похожими на выпущенные ракеты. Сейчас он был гончей. Зал пока заполнился на треть. Были какие угодно запахи. Дорогих сигарет, элитных парфюмов мужских и женских, стирального порошка, пыли от бархатных кресел, вчерашнего перегара. ЕЕ запаха не было. Началась конференция. Он ерзал на кресле, скрипел зубами, бесконечно крутил головой. Подобное нетерпение он испытал в жизни лишь однажды, когда родители, в случайном разговоре, за месяц до его десятилетия, сообщили, что на день рождения подарят ему щенка. Этот месяц он не жил. Плавился. Считал секунды. Сейчас ощущение было схожим. Он точно знал, что даже если чуть приоткроется дверь зала, и она даже не войдет, а просто заглянет, он унюхает ее. Прочувствует затылком, всеми мурашками на коже.

День закончился. Длинный, бесконечно тяжелый бездарный день. Вечерело, но солнце еще не упало за горизонт. Он открыл окно, сел на подоконник. Желто-оранжевые лучи проникли в комнату. Взвешенные в воздухе пылинки плясали перед глазами. Он зажмурился и сделал глубокий вдох. Чем пахнет солнце?

***

Я узнал ее по глазам. Вика! Мы столкнулись в кафе. Случайно. Десять лет не виделись. Еще тогда, в школе, она нравилась мне именно этой шаловливой искрой, бандитской безбашенностью взгляда. Вот, стоит передо мной улыбается. Оформилась. Пышная грудь угадывается под одеждой. Густые волосы собраны в высокий хвост. «Где ты, как ты? Пошли ко мне, все расскажу». От нее веяло острым вызовом. У меня стало горячо в животе.

Проснулись мы достаточно поздно. Я уже опаздывал на объект, поэтому завтракать не стал. Будить мне ее тоже не хотелось. Чмокнул, сонную, в нос. На столе оставил записку. Спасибо, мне было хорошо. И, прикрыв дверь, убежал. Секс был на удивление прекрасен. Она была опытна, легка и самодостаточна. Эта девочка сделала мою неделю, с таким азартом я никогда не работал. Несколько дней до конца командировки прошли на одном дыхании. Мы, конечно, обменялись телефонами, но звонить я ей не стал. Не хотелось обременения. Меня в Москве ждала семья, которую я, как мне казалось, действительно, любил. Собственно, Вика, без сомнения, тоже иллюзий не питала. Слишком умна была для этого. Да и я даром не сдался ей, конечно. Просто два человека подарили друг другу хорошее настроение и разошлись каждый в свою жизнь.

Через два года меня снова занесло сюда по делам. Выдался свободный вечер, и я решил ей позвонить. Секса не хотелось. Просто хотелось тепла. Погода – ноябрь, да и работа не клеилась. Я набрал номер, после долгих гудков, трубку сняли. Голос был мне не знаком. «Здравствуйте, вы Игорь?» «Нет, Сергей». Я решил, что не туда попал, что она сменила номер, и хотел прервать разговор, даже не успев попросить Вику к телефону. «Сергей, не кладите трубку. Мы не можем дозвониться Игорю второй день, а Викторию надо забрать». Я ничего не понял. «Откуда забрать? Куда?» «Приезжайте завтра к десяти утра в онкодиспансер с вещами». И короткие гудки. Отбой. Мне будто дали по голове. Я безрезультатно пытался звонить еще и еще, телефон уже был отключен, абонент недоступен. Я не знал, о каком Игоре шла речь. И вообще не хотел ввязываться в эту историю. У меня полно своих проблем. Но внутри все время дергала непонятно откуда взявшаяся нервозная ответственность. Примерно представляя ее размер, я пошел в магазин женской одежды и купил теплый красный пуховик и шапочку. Вика, на момент нашего предыдущего случайного столкновения, была крепко сбитой, чуть полноватой, и, как мне казалось, производила впечатление очень здорового человека. Какой онкодиспансер в неполные тридцать лет! Бред какой-то…

Без пятнадцати десять я был внутри серого, внушающего ужас одним своим названием, здания. У меня с собой был пуховик, шапка, зачем-то апельсины и игрушечная собачка. Дурацкий штамп, что больным девушкам носят апельсины и мягкие игрушки. Кажется, я наглухо застрял в подростковом представлении о болезнях. Я молод, у меня, слава Богу, живы и здоровы родители, отлично выглядящая жена, два раза в неделю, посещающая фитнес. Болезнь – это о бабушках, инфаркте или насморке. Вокруг меня сновали люди в белых халатах и пациенты с серо-желтыми одутловатыми лицами. Мне было жутко не по себе, я был настолько инороден здесь, что хотелось забыть все это как страшный сон, всучить Вике одежду, сумку с апельсинами и унестись в свой отельный мир с кофе, теплыми персиковыми обоями и горячим душем. Какого дьявола я вообще ей позвонил!! Я закрыл глаза и вжался в кресло для посетителей. Через некоторое время кто-то прикоснулся к моей руке. Странная женщина, похожая на призрак. Бело-голубая и бестелесная. Спортивный костюм болтался на ней как на вешалке, на голове неаккуратно, будто наспех, завязанная косынка, потухший взгляд, чернота под глазами. У нее не было бровей и ресниц. Она погладила меня по рукаву куртки своей куриной лапкой. От неожиданности и отвращения у меня по коже побежали мурашки. «Спасибо, что пришел, Сереженька». Она беззвучно заплакала. Худенькие плечики вздрагивали, слезы скатывались по впалым щекам к потрескавшимся губам. Не верхней губе не отцветшая герпетическая корка налилась жидкостью и набухла. Она присела рядом. Я силился хоть что-то сказать, не получилось. Не смог справиться. Внезапно окрепшим голосом она произнесла: «Оставь вещи и уходи. Спасибо. Я доберусь сама». Эта эмоциональная пощечина меня отрезвила. «Что ты несешь! Сейчас же одевайся и поехали. У нас много дел. Мне нужно тебе еще суп сварить». Вика благодарно посмотрела на меня. Пуховик оказался ей велик размера на три точно. «Я отдам тебе деньги, как смогу». «Прекрати! Где твои сапоги?» Она замялась. «Понимаешь, я легла сюда в августе…» На улице лежал снег, у нее на ногах были летние кеды. Я поднял ее на руки и понес к машине.

На кухне кипел бульон. Морозная свежесть после проветривания перебила его запах. Вытяжку я не включал. Не хотелось громких звуков. Ничего в Викиной квартире не изменилась после нашей последней встречи, за исключением появления на полке двух фотографий. Их раньше не было. На той, что в рамке, стояли, обнявшись, Викины родители. А на другой смеялась, запрокинув голову, счастливая Вика с букетом роз в руках. Я взял это фото. На обороте была надпись: «Я буду любить тебя всегда. Твой Игорь». Вика вышла из ванной, закутавшись в махровый халат. Лысая девочка-гном. Я помог ей сесть на стул. «Ты столько успел, пока я мылась! Я так медленно теперь все делаю. Сил нет». Я действительно много успел – разложил продукты, что мы купили по дороге, помыл пол, вытер пыль, сварил гречку и поставил бульон. Для меня все это было странно и непривычно. Бульон я вообще варил в первый раз. Домом всегда занимались жена и теща. Я был избалован до невозможности и любые их бытовые просьбы вызывали дикое раздражение. Но сейчас у меня так споро все вышло, будто готовка и уборка – единственное, чем я вообще занимался когда-либо в жизни. Я разложил гречку по тарелкам. «Ешь». «Понимаешь, за то время, что мы не виделись, очень много всего произошло. Мы с Игорем хотели пожениться. Но тут у меня уехали родители к старшему брату в Минск. У него проблема с ребенком, саркома, операция, в общем, помощь нужна была. Я решила отложить свадьбу до их возвращения. Мы поругались, нужно было дождаться родителей, а они прилететь на свадьбу пока не могли. Он предлагал хотя бы просто уехать в путешествие, не понимая, что все свободные деньги нужны сейчас семье брата. Не до путешествий сейчас. И тут еще я внезапно плохо себя почувствовала: ангина за ангиной, температура бесконечно. Думали просто стресс выходит… Сначала, пока обследовалась, отношения вернулись в прежнее русло, я обрадовалась, что любимый человек поддерживает меня. Когда стал известен точный диагноз, он пропал на неделю. Позже по телефону Игорь сообщил, что прочитал о заразности рака. И поскольку мои перспективы достаточно туманны, он решил разорвать отношения, так как хочет здоровой полноценной семьи. Что ж, зато честно… Я очень плакала, но со временем поняла, что обижаться на него не вправе. Все время, что я была в больнице, он ни разу не позвонил. Родителям я о себе не сказала, у них и так море проблем с внуком. Друзья как-то поначалу приходили, а потом все реже и реже. У каждого – своя жизнь. Не хочу быть обузой кому-либо. Я не беспокоила Игоря до вчерашнего дня. Мне было нужно просто, чтобы он принес мои вещи, но не дозвонилась. Просила соседей по палате. Результат от же. И тут появился ты. Ты даже не представляешь, как много сделал для меня сегодня! Я тебе бесконечно благодарна!» Она ковыряла и ковыряла эту кашу, все никак не могла начать есть. Я подошел к ней, обнял и поцеловал голубую венку на беззащитном виске. Она вздрогнула. «Ты не брезгуешь?» Я промолчал. Она вжалась в меня всем своим тщедушным тельцем и снова заплакала. Меня затопила острая нежность. Она поела и бульон, и кашу. Чуть порозовела. «Ты не уйдешь?» Не уйду, соврал я.