Текст книги "Лили и ее очки"

Прошло пять лет, десять, а он так и не позвонил. Потом уже казалось, что звонить слишком поздно, да и бессмысленно. Что он ей скажет? Алина выросла в другой семье, без его участия, у них наверняка уже давно нет ничего общего; может, они и родные по крови, но чужие по сути. Однако со временем тоска по дочери стала невыносимой, и в конце концов, не выдержав, Олег узнал ее номер у Веры и позвонил. Что ж, за что боролся, на то и напоролся. Но ему все равно безумно хотелось увидеть дочь… хотя бы один раз, ненадолго. А потом, если она больше не захочет, они не станут видеться.

В назначенное время Олег уже звонил в дверной звонок.

– А ты молодец, пунктуальный! – похвалила Алина, пропуская его внутрь. – Ну проходи, садись, раз уж пришел. Сейчас чай тебе налью.

«Какая же она красивая! – мысленно восхитился Олег. – И подростком была вовсе не дурнушка, а сейчас так и вовсе расцвела! Интересно, моя внучка такая же прелесть?»

– А где Машенька? – спросил он, усаживаясь на кухне.

– Машенька гуляет с бабушкой, позже придет.

Заметив на лице Олега растерянность, Алина рассмеялась:

– Нет, не с бабушкой Верой, не переживай. С бабушкой Тоней, матерью моего мужа. Хотя было бы забавно посмотреть на вашу встречу с мамой. Жаль, я раньше до этого не додумалась. Ну что, дядя Олег, рассказывай, как поживаешь?

– Алина, да ты что? Какой я тебе дядя?

– Ну а как тебя прикажешь называть? Отцом язык не поворачивается. Дедом тоже вроде как-то не очень. Могу Олег Андреевич называть, если тебе так больше нравится.

– Давай уж лучше просто Олег.

– Ну, как скажешь. – Алина прищурилась. – Так что же, просто Олег, тебя ко мне привело? Рассказывай! С сыном что-то случилось? С женой? Сам чем-то болеешь, дни на счет пошли?

– Да что ты такое несешь?! – возмутился Олег. – Нормально все с Егором, учится, студент. Марика тоже хорошо, дома она, хозяйством занимается. Я сам – тьфу-тьфу-тьфу! – здоров и помирать пока не собираюсь. Ты с чего всю эту ерунду взяла-то?

– А ты с чего вдруг взял да и вспомнил обо мне через пятнадцать лет? Может, тебе деньги нужны? Что там, разорилась твоя фирма?

– Отлично все с фирмой! – отрезал Олег. – Просто соскучился, можешь ты это понять? Соскучился – и все!

– Конечно, что ж тут непонятного! Столько лет жил себе припеваючи, а тут раз вдруг – и соскучился! Это, просто Олег, называется старость. Мягкий стал, ностальгировать начал, грехи замаливать. Что, большой список грехов у тебя?

– Ну и стерва же ты, Алинка! – не удержался Олег. – Вся в мать пошла! Ты ей слово, она тебе десять, и все словно ядом змеиным пропитаны!

– Характер у мамы всегда был сложный, да, – к удивлению Олега, согласилась дочь. – Ну а что ты от нее хочешь? Ты же ее бросил… и меня вместе с ней. С какой стати ей о тебе хорошо отзываться было?

– Алина, вот тебе уже двадцать восемь скоро будет, а ведешь себя так, как будто тебе по-прежнему восемь. Таких простых вещей не понимаешь! Я бросил твою мать, да, но не тебя! Я только ради тебя с ней и жил последние годы! Это, если хочешь знать, кошмар был еще тот! Но я терпел ради тебя, все терпел! А что взамен?

– Ой, тебе сейчас только мученического венца на лбу не хватает! Бедный-бедный, всеми отвергнутый страдалец! А то, что ты, как к новой жене ушел, потом целый год обо мне не вспоминал, так это не в счет?

– Я вспоминал, просто столько всего случилось… Хотя здесь мне нет оправдания, – неожиданно для себя самого сказал Олег. – Ты права. Прости, дочка. Понимаешь, я просто не знал, что сказать, как лучше себя повести. Мне казалось, если я немного подожду, то так для всех лучше будет, понимаешь?

– Конечно понимаю, что тут непонятного, – ехидно улыбнулась Алина. – Ничего не делать – это же всегда проще, чем сделать хоть что-нибудь.

– Но ведь потом я делал! Навещал тебя, а ты нос воротила!

– А чего ты ожидал? Я чувствовала себя брошенной, одинокой, покинутой. Мне хотелось, чтобы ты разговаривал со мной, обнимал… А ты вместо этого все время меня подкупить пытался! Как будто игрушками да шмотками можно любовь заменить!

– Так я так и выражал свою любовь! – крикнул Олег. – Ну не умею я всякие разные речи произносить, понимаешь, Алина, не умею! Я вот велик тебе починил, помнишь? На коньках кататься учил! Платье тебе тогда дорогущее подарил! Это я, по-твоему, зачем все делал? От равнодушия?

Неожиданно взгляд Алины смягчился.

– Скажи ты мне все это раньше, возможно, я бы отнеслась к тебе немного иначе, – медленно проговорила она. – А синее платье я до сих пор помню. Оно мне тогда так понравилось! Но словно бес какой-то под руку толкал. Я была на тебя слишком обижена. А потом так ревела, когда ты его забрал! Думала, что следующий твой подарок обязательно возьму и спасибо скажу… Но ты больше не пришел…

– Так ты же мне сама сказала, что тебе с дядей Витей хорошо живется, он тебе все покупает и платьев у тебя полон шкаф, а я тебе не нужен…

– Какой-то детский лепет, честное слово! Сама сказала, сама обидела. Мне было всего тринадцать, а тебе уже под сорок! Ну и кто из нас должен был быть разумнее и ответственнее? Я бы со своим ребенком так никогда не поступила! Инфантилизм все это и эгоизм!

Аргументы Алины били точно в цель. Олегу стало необычайно тоскливо.

– Алина, ты права… во всем права, что и сказать. Я слишком пекся о собственном комфорте, вот и искал себе разные нелепые оправдания. Но я тебя все равно всегда любил, хочешь – верь, хочешь – нет.

Они немного помолчали.

– А этот… дядя Витя твой… он правда хорошим отцом оказался?

– Да козел он был еще тот!

Неожиданный ответ дочери заставил Олега громко расхохотаться.

– Я просто говорила, какой он классный, чтобы тебя позлить. А так он зануда был страшный, вечно нудел, почему, мол, скатерть не так постелена, учебники на кровати, а не на столе, пыль почему не вытерта… Мать и та его долго не выдержала! Пожили несколько лет да и развелись. Потом она еще несколько раз гражданским браком жила, сейчас вот вроде официально замуж собралась.

– Да, с твоей мамой не каждый уживется, – осторожно сказал Олег.

– Давай про маму больше не будем, ладно? Не тебе ее судить! Как там Егор? Я его видела несколько лет назад, симпатичный такой парнишка, умненький.

– Видела? – удивился Олег. – Когда?

– Да в школе его разыскала. Все-таки было любопытно на братца полукровного глянуть. Но он не знал, кто я такая, сказала, я, мол, из местной районной газеты, статью про спортсменов пишу. Нормально так пообщались, посмеялись даже…

– А почему ты не сказала, кто ты такая?

– Зачем? – изумилась Алина. – Он о моем существовании знать не знал, ты его даже предупредить не соизволил. И тут я такая: «Ой, здравствуй, братец Егорушка, я твоя сестрица Аленушка». Посмотрела и посмотрела.

– Я в свое время хотел вас познакомить, если ты помнишь…

– Помню-помню. Только как-то уж очень рано ты решил нас познакомить. Егор тогда еще и разговаривать не умел.

– А спортом Егор больше не занимается, – стараясь уйти от скользкой темы, сказал Олег. – Травма.

– Слышала. Сочувствую. Правда жаль. Он вроде оправился уже?

– Да. На социологическом учится, третий курс. А ты, насколько я знаю, журналистский закончила?

– Журналистский. Сейчас внештатный сотрудник. Пишу статьи на злобу дня. С моим острым язычком, как ты понимаешь, это не так уж и сложно, – улыбнулась Алина.

Олег улыбнулся в ответ, чувствуя внутреннее ликование. Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!

Щелкнул замок, раздался топот, и через минуту в кухню влетела маленькая хорошенькая девчушка.

– А вот и моя Машенька! – сказала Алина, подхватывая ребенка на руки и целуя.

– Познакомься, Машенька, это дядя Олег. И вы, Антонина Ивановна, знакомьтесь, – сказала она вошедшей следом приятной пожилой женщине. – Олег Андреевич, мой… мой старый приятель.

В сердце Олегу словно кусочек льда воткнули. «Дядя Олег…», «Олег Андреевич…», «старый приятель…» – эхом отдавалось у него в ушах. А ведь ему только показалось, что они с Алиной начали немного понимать друг друга! Ладно, Москва тоже не сразу строилась. Может, в другой раз.

– Ладно, я пойду, – сказал он, тяжело поднимаясь со стула. – До свиданья, Алина, до свидания, Антонина Ивановна. И ты до свиданья, Машенька. – Он озорно подмигнул девочке. Такая хорошенькая и так напоминает Алину в том же возрасте…

– Когда в следующий раз увидимся? – спросил Олег, надевая пальто.

– В следующий раз? А зачем? – удивилась Алина.

Еще один удар прямо в сердце.

– Просто я думал… мне показалось… Ладно, неважно все это. Ты прости, что побеспокоил.

Олег, ссутулившись, вышел из квартиры и медленно спустился на улицу. Капли дождя тут же затекли ему за воротник, но он этого даже не заметил, погруженный в свои мысли.

Он успел сделать всего несколько десятков шагов, когда в кармане зазвонил мобильник.

– Ты зонт забыл, – услышал он в трубке голос дочери.

– Ну и шут с ним, с зонтом, – вяло ответил Олег.

– Папа, не валяй дурака! На улице дождь. Ты же простудишься! Давай назад. Еще чаю попьешь, с Машей пообщаешься, а то ты ее только мельком и видел.

– Уже иду, – ответил Олег.

Появилось ощущение, что за спиной выросли крылья. Он шел к дому дочери, а в голове дивной музыкой продолжало звучать: «Папа, ты же простудишься…»

Царевна-Несмеяна

Ира проснулась в плохом настроении, впрочем, она всегда просыпалась в плохом настроении, такая уж у нее была привычка. Глянула на часы – полдвенадцатого. Лениво потянувшись, нехотя выползла из кровати – пора было собираться на выставку, будь она неладна! И зачем она только поддалась на Машкины уговоры!

Ира была единственной и горячо любимой дочерью весьма состоятельных родителей. Ее отец был преуспевающим директором банка, а мать железной рукой руководила сетью розничных магазинов. С самого детства у девочки было все и даже больше: в то время как другим детям приходилось озвучивать свои желания для того, чтобы получить понравившуюся им вещь, маленькой Ирочке достаточно было просто бросить взгляд на приглянувшихся ей куклу или мишку, и игрушка незамедлительно оказывалась в ее распоряжении. Никакой Дед Мороз не посмел бы тягаться с Ириными родителями в умении исполнять желания! Они просто боготворили свою малышку, тем более что она была такая потрясающе хорошенькая со своими темными кудряшками, огромными глазами цвета шоколада и маленьким пухлым ротиком. Настоящая принцесса!

Шло время. Из маленькой хорошенькой девчушки Ира превратилась в чарующей красоты девушку, а ее желания все так же, словно по мановению волшебной палочки, продолжали исполняться. Брендовые платьица, эксклюзивные сумочки, элитная косметика, наисовременнейшая техника, – все это сыпалось на Ирочку как из рога изобилия, словно манна небесная.

Ира в этом изобилии, как ни странно, терялась: вроде все делалось для нее, но самой ей в этом роскошном мире места словно бы и не было. Она скользила бесшумной тенью по квартире и все никак не могла придумать, чем бы себя занять. Больше всего Ира любила создавать что-нибудь своими руками, но в семье подобные увлечения никогда не котировались и самым суровым образом пресекались.

Как-то раз маленькая Ира принесла маме вышитую салфеточку – по ней, образуя удивительный по красоте узор, были разбросаны разнообразных оттенков цветы, а над ними порхали маленькие, чрезвычайно изящные, волшебные бабочки.

Мать взглянула на творение дочери и расхохоталась.

– Да ты у нас прямо барышня-крестьянка, – насмешливо сказала она. – Того и гляди в швейное училище отдавать придется.

Больше Ира не вышивала.

Ей очень нравилось готовить, и она втайне, зная, что мать будет недовольна «эксплуатацией детского труда», помогала на кухне домработнице Ксении, добродушной полной женщине, которая всегда уютно пахла подсолнечным маслом. Ира с неподдельным удовольствием следила за приготовлением блюд и зачастую даже принимала в работе самое живое участие. Процесс создания кулинарного шедевра похож на написание картины, думала она, только, занимаясь живописью, ты наносишь изящные мазки кистью, а здесь придаёшь завершённость и органичность блюду с помощью тех или иных продуктов или специй. Впрочем, долгое время «рисовать» специями у Иры не получилось: она была застигнута родителями на месте преступления, и ее самым серьезным образом отчитали.

– Ну мыслимое ли это занятие для девочки твоего круга – самой готовить! – с упреком сказала мать. – Если хочешь, мы тебе потом ресторан купим, будешь им руководить, отдавать распоряжения поварам.

Но Ира не хотела ни ресторана, ни распоряжений. Слова «руководство», «власть», «управление» были для нее чужды и не наполнены смыслом; некая абстракция, которую нельзя ни потрогать, ни пощупать. Но как объяснить это родителям, да и себе самой, она не знала – слишком смутным было ощущение.

Ксении также сделали строгий выговор, и она поклялась, что подобное впредь не повторится.

Ира еще раз-другой втихаря прокрадывалась на кухню, но быстро утратила интерес и к этому занятию. Впрочем, как и ко всему остальному. Жизнь казалась ей скучной и пресной; отец и мать сбились с ног, пытаясь хоть чем-то порадовать ненаглядную дочурку, но каждый раз терпели неудачу. Волшебная палочка продолжала работать исправно, только желаний больше не было. Родители были в растерянности: конечно, ребенок всегда был со странностями, но это уже чересчур! Саму же Иру ничего не смущало. Ей не хотелось хотеть, и вялое оцепенение было для нее не из ряда вон выходящим событием, а естественным состоянием. Улыбка появлялась на ее лице все реже, а недовольная гримаска все чаще; впрочем, еще чаще она просто мрачно молчала, неподвижно уставившись в пространство.

Родители хотели, чтобы Ира поступила в престижный экономический ВУЗ, ведь это открывает такие потрясающие возможности! Девушка спорить не стала: она сама давно утратила вкус к жизни, и ей было все равно, чем заниматься, так хоть родителям приятно сделает. Впрочем, училась Ира все равно через пень-колоду. А отучившись, намертво засела дома, лишь изредка выбираясь с подругами на какое-нибудь очередное неинтересное ей модное мероприятие или шопинг. Время от времени она ходила на свидания – благо поклонников у красавицы наследницы было хоть отбавляй! С какими-то ее знакомили родители, какие-то находились сами, и предложения о встрече Ира получала едва ли не каждый день. Впрочем, на свиданиях она тоже скучала: рестораны, банальные комплименты, разговоры ни о чем – все это было таким обыденным и приевшимся…

Поклонники, конечно, стремились Ирочку удивлять. Один катал ее на своей шикарной яхте; с другим она ездила завтракать в Вену на арендованном для нее одной самолете… Было очень романтично, но в итоге все так же не нужно. В конце концов отчаявшиеся поклонники разлетелись кто куда, даже самые верные и преданные не могли постоянно выносить мрачную Ирину отстраненность. С легкой руки одного из них она даже получила прозвище Царевна-Несмеяна и в глубине души была с ним согласна. Сердце ее всегда билось ровно, и даже приятное волнение, которое она все же иногда испытывала, не могло заставить его ожить по-настоящему.

Впрочем, так было не всегда. В пору далекой юности – а сейчас, в свои двадцать шесть лет, Ира ощущала себя уже пожившей особой, – она была влюблена в одноклассника. Мальчишки, одноклассники из элитной частной школы, вокруг нее всегда роем вились, а Миша только посматривал издалека и загадочно улыбался, словно знал тайну, которую больше никто на земле не знает. И Ира мечтала, как они станут вместе ходить и загадочно улыбаться, а все остальные будут только гадать, что это за секрет у этих двоих. Но так ничего и не поймут, потому что это будет только их секрет. И Ира тоже таинственно улыбалась Мише… Ей казалось, что у них самый настоящий роман, только без слов, и от этого только более яркий и небанальный. А потом как-то раз она шла после школы домой и увидела Мишу: он вышагивал под руку с Олесей из параллельного класса, они заливисто над чем-то смеялись и нежно обнимали друг друга, а снежинки искрящимся водопадом красиво падали на светлые Олесины кудри…

Измену любимого – а воспринять случившееся по-другому Ира не могла, – она перенесла тяжело. Впала в депрессию и еще долго с ненавистью смотрела в окно на кружащиеся снежинки – до тех пор, пока зима не кончилась и снежинки не пропали сами собой.

Еще раз Ира влюбилась, когда уже училась в институте. Яркий, красивый роман, в котором она уже не выступала в роли молчаливого статиста – там были и действия, и слова, и подлинная страсть, озаряющая двоих своим ослепительным сиянием. Однако закончилось все весьма тривиально: возлюбленный просто растворился во мраке. Оказалось, что у него были проблемы с законом, и он счел за лучшее укрыться в Англии и там начать новую жизнь. Иру он с собой позвать забыл, и она с горечью подумала: видимо, любовь не для нее…

Со временем горечь прошла. Ира жила привычной жизнью, занималась обычными делами, которые поглощали ее внимание, практически не оставляя времени на раздумья, и только изредка отзвуки некоей давно забытой мелодии в душе нарушали ее покой… Но обычно это быстро проходило.

Посещение выставки как раз было одним из таких повседневных дел – подруга Машка, мнящая себя знатоком живописи, уговорила Иру сходить вместе с ней. Машке всегда требовался восторженный слушатель, который, глядя на то, как она с томным видом, заламывая руки, восклицает: «Какая экспрессия!», в ответ уважительно кивал. В этот раз роль слушателя выпала Ире, и она сердито причесывалась перед зеркалом, прикидывая, через сколько времени сможет сбежать от Машки и ее экспрессий.

Быстро сбежать не получилось: Машка старательно таскала ее по залам, с нарочитым восхищением замирая перед каждым мало-мальски интересным и не очень экспонатом. В какой-то момент она куда-то потерялась, а Ира поймала себя на том, что по-настоящему – чего уже очень давно не было – любуется одной картиной. Называлась она «Осенний лес» и, в общем, ничем особенным на первый взгляд не выделялась. Обычная пейзаж, каких тысячи: разноцветные листья, украшающие деревья; россыпь ягод возле пней; где-то вдалеке на заднем плане мелькает девушка в белом платке с корзиной. Но Иру заворожила жизнь, которой дышала эта картина, таинственная и загадочная атмосфера леса. Казалось, сделаешь шаг навстречу – и сможешь вдохнуть неповторимый аромат…

– Вам нравится? – услышала она голос за спиной.

Ира обернулась. Позади нее, заложив руки за спину, стоял высокий темноволосый мужчина и смотрел на нее добрыми смеющимися глазами. Одет он был, мягко говоря, своеобразно: линялые джинсы соседствовали с небрежно полузаправленной рубашкой каких-то невероятных цветов, а на ногах красовались безнадёжно аляповатые полуботинки.

– Неплохо, – осторожно ответила Ира. – А вам?

– Могло бы быть и лучше, – пожал плечами мужчина. – Мимолетная красота повседневности… Не каждому дано не только увидеть ускользающее мгновение, почувствовать его всем своим существом, но и суметь передать его так, чтобы при взгляде на картину начинала звучать душа.

– Уж вы-то бы наверняка сумели! – ехидно протянула Ира.

– Возможно, – согласился мужчина, решительно не замечая ее иронии. – А возможно, и нет. Вы когда в последний раз были в осеннем лесу?

– Ну-у… давно, – протянула Ира, гадая, что это за чудо-юдо такое свалилось ей на голову. Машке он наверняка бы понравился – она любит таких вот странных типов. И где она только бродит?!

– Тогда я вас приглашаю. Пока осень еще не ушла менять яркое цветастое платье на безликое серое. Кстати, меня зовут Дима.

– Ира.

Девушка продиктовала свой номер телефона, сама не понимая, зачем это делает, ведь очевидно же, что рядом с этим сумасбродным товарищем ей делать решительно нечего.

– Дима! – раздался возглас откуда-то из коридора. – Немоляев, где ты ходишь, мы все только тебя и ждем!

– Иду! – крикнул в ответ новый Ирин знакомый и извиняющимся тоном добавил: – Мне нужно бежать, простите. Но я чувствую, осень еще расскажет нам сказку, а мы станем ее благодарными слушателями и обогатим свою жизнь ее разноцветной акварелью.

Вот ненормальный! Ира стояла, покачивая головой. Вдруг, озаренная внезапной догадкой, она подошла ближе к картине и пригляделась – подпись под ней гласила «Д. Немоляев».

* * *

«И зачем я только в это ввязалась! – с тоской думала Ира, пока Димина машина – не „бентли“, не „мерседес“, а, стыдно сказать, „Опель-Астра“, – уверенно мчалась вперед. – Свидание в лесу – да это же курам на смех! Подростковая романтика… Сейчас усядемся на пеньки, он предложит пивка попить да семок погрызть. Или выдаст корзинку и грибы заставит собирать, и это в моем-то пальто от Гуччи! Вот это будет картина!»

Однако ни пива, ни корзинки Дима предлагать не стал. Они неспеша прогуливались по аллее, а он рассказывал:

– Знаешь, я всегда очень любил осень. Вот все говорят, что осень – время заката, период увядания. Да ничего подобного! Золотая осень – время расцвета, когда буйство красок обретает свое завершающее, окончательное очарование. Чудесное, хрупкое, непродолжительное время, время ускользающей красоты… – Дима наклонился и подобрал с земли лист клена. – Ты никогда не увидишь второго такого же листа, – серьезно сказал он. – Они все разные. Неповторимые и прекрасные в своей цветовой гамме, своих очертаниях. Я все это пытался отобразить в картине, часами сидел и писал кленовые листья, пытаясь передать свои ощущения, но так до конца и не смог этого сделать. Не сумел настолько слиться с природой…

«Какую чушь он несет, – устало подумала Ира. – Осень, красота, листья… К чему вообще это все?» Но звук его голоса почему-то очаровывал и, помимо воли, его слова находили в ней какой-то неведомый ей самой отклик.

– А ты какое время года любишь? – Дима вопросительно посмотрел на Иру.

Она пожала плечами.

– Не знаю… лето, наверно… тепло и купаться можно, – ответила она, мысленно ругая себя за косноязычие.

– Лето я тоже люблю, – легко согласился Дима. – Как зайдешь в прохладную речную воду, так, кажется, больше ничего в жизни для счастья и не надо. Прямо чувствуешь, что живешь – остро и пронзительно. У тебя бывали в жизни такие моменты?

Ира задумалась.

– Были, наверно, но я не помню, – с усилием произнесла она.

– Нельзя же так! – удивился Дима. – А ты попробуй взять и остановить мгновение. Сейчас, например. Просто закрой глаза и сосредоточься на том, что чувствуешь.

Просто закрой глаза и почувствуй – легко сказать. Ира закрыла глаза… Где-то вдалеке слышалось пение птиц, воздух был напоен кленовым ароматом… Внезапно ей стало легко и радостно, и она рассмеялась.

– Я бы очень хотел написать твой портрет, – внезапно сказал Дима, внимательно наблюдая за ней. – Ты удивительная.

– Глупости какие! – смущенно ответила Ира.

Странный он, этот Дима, и вещи говорит странные, но на душе почему-то стало тепло.

Ночью Ира внезапно проснулась. Залезла в ящик стола, достала карандаш и бумагу и принялась рисовать кленовый лист. Но лист, как она ни старалась, выходил каким-то кособоким и совершенно нехудожественным, и тогда она, с досадой махнув рукой, убрала карандаш обратно.

На следующее свидание Дима пригласил Иру в кафе-мороженое. В этот раз он не стал рассуждать о жизни и красоте, а просто рассказывал ей всякие забавные истории. Поначалу Ира слушала мрачно, но Диму, казалось, это ничуть не смущало, он продолжал болтать, и в какой-то момент она поймала себя на том, что уже давно так весело не смеялась.

– Дима, ты просто чудо! – сказала Ира, вытирая выступившие от смеха слезы. – И как тебе только удается быть таким оптимистичным и жизнелюбивым? Даже завидно…

– Просто я люблю жизнь, а она любит меня, – ответил Дима. – Делаю то, что мне нравится, и получаю от этого удовольствие. А тебе что нравится делать?

– Мне не надо ничего делать, – горько усмехнувшись, объяснила Ира. – Нет необходимости.

– А я тебя не про необходимость спрашивал, а про то, что тебе нравится!

– Ну-у… – Ира смутилась. – Телевизор смотреть, в компьютер играть, по магазинам ходить, с подругами встречаться.

– А что еще? Давай так, представь себе, что я золотая рыбка. – Дима лукаво улыбнулся. – Что бы ты у нее попросила?

– Золотая рыбка у меня уже есть, – рассмеялась в ответ Ира. – Даже целых две. И они исполняют любое мое желание.

– Ты не дослушала. У рыбки есть одна особенность: она исполняет исключительно нематериальные желания. И только для себя. Что бы ты для себя хотела?

– Я бы хотела… – Ира долгое время сидела молча, потупившись. Потом наконец решительно вскинула голову. – Я бы хотела хотеть. – Она невесело улыбнулась. – То есть я хочу знать, чего хочу, и именно этого хотеть.

– Будет исполнено! – подмигнул в ответ Дима.

И так это просто и искренне прозвучало в его устах, что Ира поверила: ее желание сбудется.

– Что ты любила в детстве? – спросил Дима.

В детстве… Внезапно в голове всплыла яркая картинка: она и Ксения пекут пироги. Маленькая Ирочка с удовольствием месит тесто, а потом они вдвоем раскатывают его и создают маленькие кулинарные шедевры…

– Я любила готовить, – мечтательно вздохнула Ира.

– Так это же чудесно! Всегда мечтал встретить девушку, которая любит готовить!

– И вышивать, – подхватила Ира.

– Так это еще лучше! – Внезапно Дима оставил шутливый тон и взял ее за руку. – Что тебе мешает, Ирочка? – ласково спросил он.

Ира нервно покусывала губы. Ну как ему объяснить?! Принцесса не может быть поварихой – так нельзя, это нонсенс! Ее все засмеют – и родители, и друзья… Золушка может стать принцессой, но никак не наоборот. И пусть даже принцесса втайне мечтает жить как простые смертные, она не может себе этого позволить – таков закон жанра.

Она попыталась донести свои мысли до Димы, но получилось сбивчиво и отрывочно, и, злясь на себя за это, Ира умолкла.

– По статусу не положено? – понял ее Дима.

Ира кивнула.

– А почему бы, собственно, принцессам не ходить на кулинарные курсы? – задумался вслух Дима. – Они же имеют право на маленькие чудачества, на то они и принцессы. – Он озорно подмигнул Ире. – Так и будешь говорить всем своим знакомым из высшего общества.

«Может быть, Дима и прав», – нерешительно подумала Ира. Она просто немного в свое удовольствие походит на какие-нибудь не очень обременительные курсы. Что здесь такого? Она благодарно улыбнулась Диме и взяла его за руку.

Эту ночь они провели вместе. Духовная и телесная близость сплелись воедино, и Ира поняла это Он. Тот, кого она так долго втайне ждала и уже отчаялась встретить…

В следующий раз они ходили в кукольный театр, и Ира громко хохотала, наблюдая за тем, как маленький Петрушка смешно пищит на сцене и забавно машет руками. А потом они были в цирке, в театре, на ипподроме… Иногда просто бродили по улицам, взявшись за руки. С Димой Ира словно заново открыла для себя, что такое жизнь и какой удивительной она может быть. У него был дар любое, даже самое банальное событие превращать в праздник, и она как будто заряжалась от него позитивной энергией, которая теперь и из нее самой била ключом.

Кулинарные курсы захватили и взбудоражили воображение. Ира получала настоящее удовольствие, даже просто шинкуя морковку и обжаривая ее до золотистого цвета. Хотя больше всего ей нравилась художественная резка овощей, и самые обычные продукты в ее руках превращались в настоящую творческую композицию – то она изображала маленьких дракончиков, то летящее облако, то рисовала цветы. А самым любимым ее образом стал кленовый лист. Он получался всегда одинаковый и в то же время разный, такой неповторимый и прекрасный.

Родители пребывали в горестном изумлении: ни Ирины кленовые листья, ни ее творческий возлюбленный их не впечатлили. Однако впервые в жизни дочь, казалось, совсем их не слушала. Даже когда отец пригрозил отлучением от банковского счета, если та не перестанет заниматься «мракобесием», она лишь небрежно махнула рукой.

– Что делать, – тяжело вздыхала мать. – она не понимает, что такое настоящее счастье, и как ей это объяснить?!

– Не понимает, – соглашался отец. – Ходит и улыбается все время как дурочка. Даже и не знаю, что хуже: когда от нее слова доброго было не услышать или теперь, когда она как блаженная стала?

– По крайней мере наркотиками не балуется, – пыталась найти в происходящем что-то хорошее мать. – И не спилась. А с художником этим… да пусть встречается, раз ей так нравится. Просто он ей в новинку – наиграется да забудет. И всякую ерунду из еды строгать перестанет, ясно же, он ее с истинного пути сбил, сама бы она до такой чепухи не додумалась.

– Надеюсь. Не такого будущего я для нее хотел, но что теперь поделать? – понуро заключил отец.

А Ирочка тем временем порхала на крыльях счастья. Дима несколько раз предлагал ей выйти за него замуж, однако ощущение свежеприобретенной независимости настолько переполняло ее, что казалось, штамп в паспорте только ограничит ее свободу и не даст возможности жить полной жизнью. И она пока медлила с ответом.

Как-то раз они завтракали заботливо испеченными Ирой булочками с фигурно вырезанными шоколадными украшениями. К этому моменту уровень ее мастерства был настолько высок, что ей уже предлагали стать поваром-кондитером в ресторане, и она склонялась к тому, чтобы принять предложение.

– Дима, я вот думаю… а зачем вообще все это нужно? – внезапно спросила Ира, задумчиво глядя в окно.

– Что «нужно»? – Дима сделал глоток кофе и потянулся за очередной булочкой.

– Ну вообще… все. Ты пишешь картины, я пытаюсь картины приготовить… А в чем смысл-то? Конец все равно у всех один, что ты там ни выдумывай. Так стоит ли так напрягаться?

– Знаешь, – задумчиво произнес Дима – я тебе постараюсь ответить на этот вопрос, только давай не сейчас, а через пару дней, ладно?

– Хорошо, – согласилась заинтригованная Ира.

Она уже успела забыть про этот разговор, но тут ранним утром Дима разбудил её и посадил в машину.

– Дима, что ты задумал? – зевала по пути сонная Ира.

– Увидишь, – загадочно отвечал Дима.

По мере приближения к месту глаза Иры округлялись от удивления и страха – она наконец поняла, что он задумал.

– Не-ет! – закричала Ира. – Не стану я прыгать с парашютом, даже не надейся!

– Тогда я не уверен, что ты поймешь, – помедлив, тихо сказал Дима.

Некоторое время они молча сидели в машине.

– Едем обратно? – наконец спросил Дима.

– Идем, – твердо ответила Ира.

– В первый раз лучше прыгать с инструктором, – объясняли ей на первом занятии, но Ира только отчаянно мотала головой.

– Я должна это сделать сама, – упрямо твердила она.

К уговорам подключился Дима:

– Правда, Ирочка, первый раз прыгать самостоятельно опасно. Для начала лучше совершить прыжок с инструктором.