Текст книги "Ёж Люсьен в городе странных людей"

– И еще…

– Что?

– Когда Бабакины меня заметили, они кинулись на меня драться! – Настька неискренне захныкала.

– Как? – одурело воскликнула ее мать, заскрипев, кажется, мебельными ножками по напольной плитке. Похоже, вскочила со стула.

Возмущенный, Фокс резко поднялся. Он не был самым умным из животных, но отличить ложь от правды мог. Тем более, сам все видел, когда на полу кухни валялся. Но что же брат? Он, наверное, тоже ошарашен столь бесцеремонным враньем? Серый глянул на него и разозлился: полосатый сладко спал, подергивая усиками от щекочущей мордочку былинки, танцующие в прогретом воздухе бабочки и щебечущие птички усыпили его. Помятая записка лежала возле его носика. Посмотрев на нее, Фокс вспомнил про поручение пришельца и толкнул брата.

– Орали, как психованные! Пихались, я чуть с лестницы не слетела. Вот, спину мне отшибли и бок. Обзывались… – притворным страдальческим голосом в это время жаловалась Настя.

Полосатый потянулся, сладко зевнул. Заметив рассерженное выражение морды серого, поспешил заткнуть ему рот. Фокс, еле сдерживаясь от гнева, показал лапой на окно. Но заторможенный после отдыха Матвей не понял, что означает это братнино поднятие лапы.

– Ох, горе… Говорила я тебе, что добро до добра не доводит! Вот сделала ты хорошее дело, побеспокоилась об них, а в ответ что? Я устрою им, мразям малолетним. Дай мне телефон! – последнее предложение мать проорала так, что коты снова вздрогнули. Лапка полосатого соскользнула с морды брата, и серый, ничем и никем не сдерживаемый, завопил:

– Ззабыл-л, ззачем-м м-мы зздес-сь?

Такого раската двор Лазуткиных еще не видывал. Записка пришельца раскрошилась на мелкие частички. Стекла пластикового окна покрылись паутиной трещин. Деревья тряхануло. Боковые заборы опрокинулись во дворы соседей. Воробьев, щебечущих тут и там, оглушило и унесло за заднюю ограду. Кусты калины и молодые овощные растения из огорода вырвало с корнями и отбросило за ограждение к птицам. Белье, сохнувшее на веревке позади дома, закрутилось вихрем и шлепнулось на опустевшие грядки. Крыша сарая откинулась назад. Трава по всему участку сравнялась с землей, будто по ней прошлись гигантским, дышащим паром, утюгом. Пушистых, оглядывающихся с выпученными глазами, ураган не затронул, даже шерстку не взлохматил – на самих устроителей, по-видимому, непогода не действует.

Братики вышли на дорожку. Матвей, окончательно проснувшись, качал мордочкой, осматривая причиненный урон. Фокс, растеряв всю злость, виновато опустил голову: чужестранец говорил, что они станут громкими, но серый и подумать не мог, что настолько!

Внезапно коты почуяли исходивший с задней стороны дома запах жареного мяса. Оба зашевелили носами и направились к источнику аромата. Зашли за угол. Узнав, что запах исходит из приоткрытой входной двери, полосатый расстроился – залетный заходить в дом запретил, стало быть, мяса им не видать.

Вдруг из двери, подметя порог короткими кудрями, похожими на переплетение множества тонких проволочек, высунулась голова краснощекой женщины. Глаза тетки выпучились от увиденного разгрома, рот приоткрылся. Позади нее прозвучали истеричные возгласы:

– Мама, что там?! Мама?!

– Ничего, ничего, – пришибленно пробормотала Настькина мать и, поднялась, придерживаясь за дверь. – Я пойду, посмотрю. А ты сиди здесь! Наверно, кто-то камень в окно запулил.

– Камень, какой камень?!

– Ой, иди! – Занесла женщина на девчонку руку.

Татьяна Юльевна, до сегодняшнего дня бывшая женщиной говорливой и смелой, сейчас смахивала на свою бледную тень. Она крадучись вышла из дома и трусливо осмотрелась.

Полосатый, подумав, пришел к мысли, что порученное им задание выполнено. Не так, как было приказано, это верно. Но теперь-то этим двум женским особям точно не до обсуждения их младших хозяев будет. Да и записки все равно уже нет. А значит, котам тут больше делать нечего. Матвей остановил крадущегося к двери брата и показал лапой на уличную дорогу, давая понять, что пора возвращаться. Фокс кивнул, согласившись, однако мысли его были далеко.

Мать Насти обошла вокруг дома, выкрикивая надрывным голосом:

– Что творится! Что же творится! Беда, беда! – И направилась к входу, опечаленная.

Настька, увидев приближающуюся мать, высунулась:

– Мам! Мам!? Что это было?

– Я же сказала тебе не выходить! – Татьяна Юльевна втолкнула дочь в внутрь, а сама со слезами на глазах стала на пороге, озирая двор, будто в последний раз.

Коты поспешили прочь. Матвей шел первым, серый плелся следом. Ничего не предвещало неожиданностей до тех пор, пока полосатый, прошмыгнув между планками ограды, не обнаружил, что Фокс исчез. Матвей яростно притопнул и едва успел самому себе заткнуть пасть лапкой – чуть не ругнулся. Кинулся к входной двери, но она уже была закрыта. Конечно, серый в доме. Где же еще ему быть – поблизости нигде так вкусно мясом не пахнет. Тут дверь распахнулась, как от удара. На порог выскочила визжащая во все горло Настька.

– Привидение! Мама! Что делать?! Мама!

За ней выбежала Татьяна Юльевна, шумно дыша и держась за сердце. Обе спрыгнули с порога и, трясясь, прижались к кирпичной стене.

Шмыгнув в дом, Матвей оказался в комнатке со шкафом. Дверь тут же захлопнулась, едва не прищемив ему пышный хвост. Проследовав на запах, полосатый остановился у входа в кухню. Первым ему бросилось в глаза окно, из-за множества трещинок на стеклах почти непрозрачное. Брата тоже не мог не заметить – он на обеденном столе со скрипом протирал наждачным языком тарелки.

Увидев Матвея, серый удивился, и, вроде бы, малость испугался. Попятился, не отрывая от полосатого взор. Вылизанные дочиста тарелки и два бокала, так некстати оказавшиеся позади него, упали на пол и со звоном разбились. Серый растерянно глянул на остатки посуды, затем медленно перевел взор на Матвея. Тот, кипя от злости, выставил лапку по направлению к выходу. Фокс понурился, но не собирался повиноваться. Исподлобья смотря на брата, он показал лапой на холодильник.

Матвей отрицательно закачал головой, опустил лапку. Фокс с места не сдвинулся. Полосатого расстроило упрямство серого брата. Но что он мог сделать? Насильно оттащить серого от еды было ему не под силу. Фокс вообразил, что брат согласился и тотчас повеселел, спрыгнул со стола, уселся перед холодильником. Полосатый в расстроенных чувствах выбрел из комнаты. Решив дожидаться, пока брат усмирит свой неуемный аппетит, он свернулся клубочком перед входной дверью.

Фокс оглядел прибор снизу вверх, размышляя, как достать до верхнего, холодильного, отделения. Кот не сомневался, что в нем много вкусностей припрятано. Жаль, стоит прибор в стороне от кухонного гарнитура, с тумб было бы легче забраться. Серый кот хотел пустить в ход волшебный голос, но побоялся. На улице ураган устраивать безопаснее, а в помещении еще ненароком мебелью завалит, тогда станет совсем не до еды. Да и не факт, что голос может здесь помочь. Пошевелив извилинами еще немного, кот вздумал прыгать.

Отойдя в дальний угол кухни, серый бросился к холодильнику с разбега. Допрыгнув до ручки дверцы, он потщился зацепиться за нее когтями. Но не сумел. Лапки соскользнули, и Фокс плюхнулся на пол, отбив себе бок и чудом не поранившись об осколки разбитой посуды.

Отступать было не в принципах кота, особенно если дело касалось провизии. Фокс сделал еще попытку, сорвавшись из угла куда стремительней и яростней. Пухлое брюшко тряслось при беге, как холодец на тарелке. На этот раз коту удалось зацепиться за ручку, и он повис на ней, как спелая груша на ветке. Забыл серый лишь об одном – как открыть дверь он так и не придумал.

Кот растерялся лишь на миг, быстро сообразил, что делать дальше. Поджал хвост и начал раскачиваться на ручке. Непривыкшие к нагрузке лапки заныли. Серый не останавливался, раскачиваясь что есть силы, выставляя вперед нижние лапки при каждом рывке. Сжал челюсти, чтобы ненароком не взвыть от ноющей боли в не выдерживающих напряжения лапках. Захотел позвать брата на подмогу, но как это сделать, когда голос подобен урагану? Ничего не придумав, воспылал к полосатому злобой: «Дрянной кот! Почему сам не пришел и не помог мне?»

Оставить затею после стольких мученических усилий серый просто не мог. Несмотря на немыслимые, невиданные ранее испытания, он собрал оставшиеся силы и при очередном рывке задрал лапы так высоко, что едва не перекрутился. Какое счастье! Заветная дверца распахнулась до упора и сразу же начала медленно закрываться.

Мысленно подбадривая себя, изнуренный кот уцепился одной лапой за балкончик дверцы. После отцепил от ручки вторую лапку, тоже ухватился ею за балкон и повис. Передние лапы по всей длине горели огнем, но от осознания скорого окончания испытания серый почувствовал небольшой, но своевременный прилив сил, и боль чуть приглушилась.

Дверца неспешно возвращалась на место – уму непостижимо, но четвероногая обуза ей почти не мешала. Фокс сделал рывок назад, потом еще один, и уперся задними лапами в дверку морозильной камеры, вытянувшись вниз животом. И начал восхождение. По мере закрывания дверцы холодильного отделения кот ступал вверх по двери морозилки, как скалолаз по отвесной возвышенности. Разница была лишь в том, что альпинист забирается к горе лицом, а Фокс корячился к холодильнику задом. Добравшись до верха морозилки, кот закинул задние лапы в холодильное отделение. Дверца захлопнулась, втолкнув серого аккурат в тарелку с котлетами. Лампочка потухла.

Матвей меж тем спал и о подвиге брата понятия не имел. Уснул кот не сразу. Сколько-то сидел и дулся на Фокса, потом отвлекся на плач за дверью. Слезы лили обе – и Татьяна Юльевна, и Настя. Вскоре женщина успокоилась и начала утешать дочку своим баритоном, обещая купить все, что та пожелает. Дашка от увещеваний заревела еще громче. Тетка прикрикнула на нее и зашаркала к двери. Матвей приготовился отбежать. Женщина поднялась на порог, но открыть дверь не осмелилась, как дочь не умоляла. Вместо этого она наклонилась к замочной скважине и стала грозить в нее вызвать полицию, колдунов, охотников за привидениями и кого-то еще, кот не понял, разобрал лишь, что слово начиналось на «экз». Потом обе женские особи затихли, а может, ушли. В тишине Мотя разомлел и заснул.

Обессилевший, но счастливый-пресчастливый Фокс еще минут десять лежал на котлетах. Нагруженные скалолазанием задние лапы и висением – передние не сразу перестали жечь. Когда же это случилось, серый поднялся, ощущая, как прежде ленивые мышцы наливаются силой. «Нужно почаще приключения себе устраивать, упражнения всякие. Тогда все будет нипочем. И все собаки будут меня бояться» – подумал он. И накинулся на котлеты.

Натрескавшись до отвала, удивляясь отменному аппетиту, возникшему даже без наличия зеркала, Фокс глянул вниз и увидел, что стоит в котлетной каше всеми четырьмя лапами. Да если б фарш был только там! Мелкие кусочки котлет висели на стенках, как точки на ткани в горошек.

Полосатому же снился который сон подряд. Он ехал на одногорбом верблюде по старинному восточному базару. Народ гудел вокруг: кто-то спорил с продавцом, сбивая цену, две женщины в паранджах ругались, мужчина в пыльных штанах тянул за собой двух мальцов, визгом выпрашивающих сладости. А верблюд неторопливо шел, люд расступался перед ним, смотря на полосатого с почтением. Кот окидывал человеческих особей величественным взглядом и с наслаждением жевал куриные пупочки.

Серый возвращаться домой не спешил: он унюхал на верхней полке еще что-то вкусное. Поднял голову и вперился в две отварные куриные голени, торчащие из широкой тарелки. Осталось до лакомства добраться. Фокс встал на задние лапы. Придерживаясь за стенку, зацепился когтями передней лапки за решетку полки, а коготками второй лапы вонзился в сочную ножку и дернул ее на себя. Из тарелки выскользнула мясистая курица и поездила по решеткам полки туда-сюда.

Держась за решетку полки, кот потянул мордочку вверх и отщипнул от птицы кусочек кожицы. Жадно проглотил его, облизнулся. Затем сделал резкий рывок, с безумством в глазах впился в курицу зубами. Пожива сдвинулась к краю полки, уперлась ножкой в пакетики приправ на балкончике дверцы. Фокс вгрызался в птицу, вдавливаясь мордочкой в решетки до упора, до боли. Желая отщипнуть кусок покрупнее, отпустил курицу и тут же с рывка снова впился в нее зубами. Птица дернулась и зацепила окороком открытую упаковку красного перца. Пакетик свалился, пространство внутри холодильника наполнилось облаком жгучей пыли.

Глаза защипали, Фокс зажмурился. Когти расслабились, соскользнули с решеток и он плюхнулся в котлетную грязь. Вслепую поднялся, растирая зудящий носик. Приспичило чихнуть, кот поспешил прикрыть рот и нос лапками, шумно задышал, думая, что это поможет перебороть себя. Но, несмотря на старания, сдержаться не получилось.

– Ап-п-пчхи-и! – Сопли выстрелили из носика кота, белые усы украсились слизью с перчеными вкраплениями, повисшей, как гирлянда на нарисованной елке. Дверцу холодильного отделения вырвало, все съестное вылетело из него, как из пушки. Луковицы, специи, кастрюля с гречневой кашей, йогурты… Дверь морозилки распахнулась, но не оторвалась. Покусанная курица взмыла под потолок, взмахивая крылышками, потом влетела в стену и скатилась, оставив жирный след на обоях. Занавески взвились до потолка. Обеденный стол въехал в тумбы, стулья отбросило в угол. Дверца, встретившись с навесными шкафчиками, упала на микроволновку, оставила на ней вмятину и закончила разрушительный полет, треснув от удара об плиточный пол. Шторы опустились, дверь морозилки закрылась.

Грохот разбудил полосатого. Он внесся в кухню и от увиденного едва не лишился рассудка.

С улицы донеслись звуки приближающихся сирен. Какие-то перешептывающиеся женщины прильнули к пострадавшему окну, пытаясь хоть что-то разглядеть. Ничего рассмотреть не вышло, тетки отпрянули и потопали вглубь двора, не переставая переговариваться. Рев сирен затих прямо перед домом, проскрипели тормоза нескольких машин.

Фокс, открыв глаза, оглядел кухню. «Вот и связывайся после такого с курицами. Ну, что поделать» – подумал он, вытирая усики.

Потрясенный Матвей показал брату лапой на выход и покинул комнату. Теперь серому ничего не мешало прислушаться к мнению полосатого. Он выпрыгнул из холодильника. Приземлившись на плиточный пол, почувствовал под задней лапкой что-то острое. Увидев осколок бокала, отскочил, едва не запищав. Поторопился прикрыть ротик, но слишком резко размахнулся и шлепнул лапой себя по мордочке. Улыбнулся – хлопок показался ему потешным, – и оглядел пострадавшую лапу. Царапинка была маленькой, можно сказать, обошлось, и серый благополучно выбросил ее из головы. Подобрался к курице и закинул ее себе на спину, не мог же он ее оставить! Закусив крылышко зубами, чтобы птица не свалилась, направился вон.

Когда Фокс появился в прихожей, сидящий возле входной двери полосатый обеспокоенно на него глянул. За дверью раздавались приглушенные шептания, взмахи рук, какие-то еще звуки. Было понятно, что там несколько человек, не два и не четыре, больше. И все они пришли защитить Татьяну Юльевну.

И вот, уже в следующую секунду Фокс и Матвей услышали громкий и строгий мужской голос.

– А ну выходи! Полтергейст поганый.

Коты поджали хвосты с испуга – поняли, что он к ним обращается.

Напряженный женский голосок попросил кого-то: «Вот, у меня потухло, подожги». Послышался чиркающий звук.

«Поджечь решили?» – Пушистые братья попятились к стене, легли возле нее. Курица так и была на спине серого, кот не собирался с ней расставаться.

Какой-то мужчина зашел во двор, уверенно шлепая по дорожке, похвастался гнусаво: «Глядите, какой топор откопал». Несколько женских голосов зашикали на него, прося отойти и не мешать.

«И зарубить перед поджогом?» – Пушистые братики в ужасе переглянулись.

Грозный голос раздался еще раз, сделавшись нервным и нетерпеливым.

– Выходи, нечистая сила! Стрелять буду!

Ушей пушистых достигли приближающиеся шаги – один из заступников, возможно, сам грозивший, начал подбираться к двери. Шаг, другой, шаг, другой…

Коты, дрожа от страха, прижались друг к другу.

Шаги раздавались все ближе…

Все особо запомнившиеся события жизни замелькали перед глазами пушистых. Стаи диких собак, разъяренно щелкающих челюстями… Василий Ильич, орущий бешеным голосом и кидающий в котов всем, что под руку попадется… Соседка Аглая, пронзающая братьев в темноте ночи сверкающими глазами…

Горестный Фокс уткнулся мордочкой в мягкую шерстку брата. Героем он себя уже не чувствовал. Ему захотелось завопить своим дивным голоском, крушащим все вокруг. Но что может какой-то там ветер, пусть даже сильный, сделать против пистолета? Вдруг пушистые услышали глухой звук удара, после которого крадущийся еле слышно выругался. Видимо, он слишком низко поднял ногу и тукнулся пальцами в порог.

Ум полосатого неожиданно прояснился. Как спастись, кот понял в тот же миг: он осторожно произнесет что-нибудь. Люди наверняка перепугаются и уйдут. Тогда он с братом сможет спокойно придумать, как выбраться из дома. Призрачная надежда согрела полосатого. Но если все закончится неудачей, тогда останется во всем винить вечно голодного Фокса. Сделай они все, как пришелец сказал – уже отдыхали в лежаках!

Скатившаяся слеза увлажнила шерсть Матвея. Он с большим трудом заставил себя подойти к двери и сесть перед ней. Заступник теть Марины постукал костяшками пальцев по полотну с наружной стороны.

Тук-тук-тук…

Стук эхом отозвался в голове полосатого: «тук-к-тук-к-тук-к-тук-к…»

Или это его сердечко так часто и громко бьется?

Не отпуская крыла, серый трусливо глядел на брата. Он догадался, что тот задумал.

– Давай, давай, выгони это! – подзуживал стоящего на пороге защитника охрипший голос Настиной матери.

Матвей, немного поколебавшись, тихим голоском ответил постучавшему:

– Хор-р-рошо-о.

В прихожей поднялся пронзительный вихрь. Коты забились в угол. Заступник бросился с порога. Через мгновенье дверь вырвало и она, крутясь, с грохотом приземлилась в лишенный ранее крыши сарай. Люди заохали, отбежали подальше от входа. Что-то со стуком упало на дорожку. Шкаф потанцевал по комнате, шлепнулся на бок, выплюнув цветастые куртки и кучу туфлей.

Воцарилось молчание, изредка прерываемое еле сдерживаемыми рыданиями матери Насти. Матвей боязливо выглянул во двор. Никто не ушел, как бы ему не хотелось, человек десять настороженно и оробело глядели в его сторону. Бородатый дед в пыльных брюках с топором на плече, рядом с ним – мужчина в темно-синей форме, нервозно перекладывающий какой-то предмет из руки в руку.

Глаза полосатого округлились: «Пистолет!»

Четыре тетки в пестрых сарафанах, держащие в трясущихся руках потухшие свечки, за спиной одной из них торчал худосочный высокий мужчина в белом халате. Татьяна Юльевна. В стороне ото всех – трое мужчин в одинаковых черных костюмах с желтой горизонтальной полосой на рукавах, внизу штанин и на подолах курток.

Хотел посмотреть на защитников и Фокс, но полосатый сердито отпихнул его. Серый опешил, но враз сообразил, почему брат так сделал. Курица же видимая!

Всхлипы Настиной матери становились все тише. Остальные пришедшие молчали, будто онемев. Приближаться к порогу больше никто не стремился. Пушистые могли бы спокойно выскользнуть и уйти незамеченными, невидимые же. Только птица все портила.

Матвей, зная, что просить упертого брата оставить курицу бесполезно, кинулся ее отбирать. Серый оттолкнул его и, отбежав, притаился за лежащим шкафом. Полосатый мигом обнаружил Фокса и запрыгнул на птицу. Серый сбросил его и ринулся в противоположный угол, полосатый за ним. Люди во дворе испуганно зашептались. Матвей нагнал брата и ударил лбом в бедро. Фокса занесло в стену. Добыча соскользнула со спины кота, но зубы его все также крепко сжимали крыло. Полосатый встревожился падением брата – он-то хотел стукнуть по курице, но промахнулся.

Пронзая Матвея ненавистным взглядом, Фокс встал, вскинул птицу на спину. Полосатый покаянно отступил к выходу. Серый поднял шерсть дыбом и набросился на брата, у Матвея не получилось его оттолкнуть. Коты сцепились в серо-полосато-куриный клубок и, молча царапая друг друга, покатились по полу. Клубок врезался в дверной косяк и отлетел во двор. Невидимых вредителей и птицу раскидало по разные стороны от порога.

Соседки Татьяны Юльевны со свечками ахнули, увидев выскочившую из дома курицу.

– Что за ерунда? Мы за этим приехали? – недовольно произнес один из пожарных.

– Вот видите, вот видите… – запричитала Настькина мать.

Полицейский понял, что настало его время. Принял позу, трясущимися руками выставил пистолет и нажал на курок. Пуля угодила в стену. Выстрел испугал присутствующих куда сильнее, чем бегство из дома приготовленной в духовке курочки: врач повалился на землю, пожарники помогли ему подняться; соседки Настькиной матери отскочили, зажмурив уши и заверещав; «чё творишь?» – отшатнулся дед с топором.

Но самое интересное пришедшим и приехавшим только предстояло увидеть. Крыло курицы приподнялось. Птица, дернувшись, взмыла сантиметров на двадцать над землей и улетела прочь.

Люди суматошно забегали по двору. Полицейский бросил пистолет в траву и, перемахнув задний забор, засел в крапиве. Бабы, пришедшие посмотреть на доказательство существования приведений, уронили свечи и раскинулись на земле, накрыв головы руками. Пожарные водрузились на молодой тополь и защебетали, перекидываясь мнениями. Ветки дерева прогнулись под ними. Доктор выбежал через калитку и бросился по улице, размахивая руками и крича что-то нечленораздельное. Одна Татьяна Юльевна не двинулась. Она одиноко стояла посреди разоренного двора и рыдала, утирая слезы толстенной ручищей. Насти не было.

Курица с оттопыренным крылом, подрагивая, летела над дорогой. Женщина средних лет, гуляющая, обернувшись белой простыней, узрев несшуюся ей навстречу птицу, задрала подол, зажав в кулаках низы одеяния, и рванула куда глаза глядят. Ехавшая позади тетки мотоколяска-лягушка резко затормозила, водитель удрал. Мужчины, несущие в мусорный контейнер пакеты с отходами, побросали мешки и убежали. Один пакет лопнул, клочки использованной туалетной бумаги высыпались и, подхваченные ветром, устремились в окна ближайшей хибары. Копошащиеся в палисадниках горожане, разинув рты и выпучив глаза, кинулись по домам и захлопали дверями.

Не испугался лишь дед Ваня, живущий через пару домов от Татьяны Юльевны. Старик, сидя на пороге дома, прихлебывал иван-чай из литровой кружки и подсмеивался:

– Нашли, чему удивляться. Ха! Вы еще рыбный дождь не видели. На Балхаше не были. И на преисподнюю Дарвазу не ездили смотреть.

Курица долетела до ограды Василия Ильича, перепорхнула ограждение и скрылась в лопухах.

Уставшие и одухотворенные коты, волоча за собой птицу, юркнули в пустующую будку, развалились на опилках. Недовольство и враждебность между ними исчезли без следа: ведь им удалось! Отдохнув пару минут, братики накинулись на доставшуюся неимоверными усилиями добычу. Матвей не отставал от серого – из-за переживаний у него проснулся дикий аппетит. Наевшись, примерно треть оставили подружке.

«Пусть порадуется. А то этот дед ничем, кроме второсортных каш ее не кормит» – условились они, поняв друг друга без слов.

В следующее мгновение из жилища старика донесся еле слышный писк, похожий на собачий. Блаженство пропало с мордочек пушистых: «Стрелка!»

Коты уверенной походкой направились к дому, размышляя, как попасть внутрь. Хотели через форточку, но, обойдя вокруг строения, не нашли ни одной открытой. Не будь они невидимками, им пришлось бы сидеть под каким-нибудь кустом и дожидаться, пока дед сам собаку выпустит, мучаясь от переживаний за нее. Но сейчас, когда у обоих есть сверхчеловеческая и сверхживотная способность, это ни к чему.

«Жаль, что временная, – про себя печалился Фокс. – Я бы столько всего мог сделать…»

Забравшись на полусгнивший порог, братья стали царапать входную дверь. Когти утопали в рассохшемся дереве, казалось, стараний их и не слышно. Но, тем не менее, изнутри донеслось какое-то шарканье, похоже, тапок по полу. Дверь открылась, перед котами появился Василий Ильич. Он, резво приняв строевую стойку и приложив ко лбу ладонь, выпалил:

– Здравия желаю!

Затасканная фланелевая рубаха и суконные штаны с заплатками на коленках висели на старике, как на скелете.

Пушистые братья тихонько пробрались в дом сбоку ног настороженно озирающегося и теревшего глаза деда. Несмотря на теплую погоду, в доме стоял затхлый запах. Теперь коты поняли, почему после возвращений из воспитательных заточений от Стрелки воняло сыростью.

Осознав таки, что на пороге кроме него самого никого нет, старик отправился в десятый раз за день проверять территорию на наличие шерстяных захватчиков. Убедившись, что двор свободен, он вернулся в дом. Пушистые к этому времени осмотрели все комнаты: заставленную хламом кладовку, кухню-прихожую с гудящим стареньким холодильником и унылую спальню, но подружку не нашли и с кручинными мордами уселись у стены прихожей. Где же Стрелка? Что с ней?

Василий Ильич зачерпнул кружкой воду из стоящего на табуретке ведра и жадно выпил, роняя капли на помятую рубашку.

– Знаю, знаю, кто скребышал дверь. Черти блохастые! Попадетесь мне, изведу со свету! – заверил он сам себя.

Поставив кружку на покарябанный, покрытый застарелой жирной грязью столик, старик прошел в спальню. Коты последовали за ним, ступая как можно тише. Василий Ильич улегся на железную панцирную кровать. Пружины под ним протяжно и мучительно провизжали.

– Собираешься подчиняться командиру? – поглядев немного на висящий над кроватью клок ткани с блестящими кружками, серебряными и золочеными, вдруг спросил дед.

Фокс с Матвеем не могли взять в толк, к кому Ильич обратился, но были уверены, что не к ним: аллергия у старика не проявилась, беситься он не начал, значит, об их присутствии не догадывается. И уже через секунду они услышали какой-то слабый протяжный писк. Повернулись на источник звука и уткнулись взорами в лакированный шкаф с двумя дверками, закрывающимися на ключ, и одним нижним ящиком. Глаза котов запылали злостью: Стрелка в шкафу, там же наверняка дышать нечем!

Питомцам сразу стало ясно, что произошло с предыдущей собакой деда, прожившей у него всего год. Та не была дружелюбной, как Стрелка, но котов не гоняла, просто не обращала на них внимания. И еще с одной, бывшей у Василия Ильича еще до рождения Фокса с Матвеем. О ней братики узнали от других котов и сперва не придали особого значения – в то время новость об умершей собаке не казалась им подозрительной. Мало ли что, может, болела, вот и умерла. А у деда, оказывается, все гораздо проще. Задохнулась одна – завел другую. Могущих дать отпор псов, вероятно, он избегает: на них воспитательную тиранию не опробуешь.

Подружка билась внутри, стараясь выбраться. Но все усилия ее были напрасны – шкаф крепкий, хоть и старый.

Скрипя пружинами, старик повернулся лицом к шкафу.

– Страшно тебе, ась? – с откровенной издевкой задал вопрос он.

Стрелка заскулила, как в подтверждение.

– Говорил тебе: блохастых не потерплю. А ты чего выкинула? Гавкнуть поленилась на этого паршивца черного? Смерти моей добиваешься?

Собака завыла, забарабанила по дверкам.

– Посидишь там, авось поумнеешь, – с важным видом подытожил хозяин и перелег лицом к стене. Пружины опять не смолчали.

Фокс вне себя от ярости направился к кровати, чтобы выпустить свой голосок ближе к деду, представляя, как тот прямо на кровати улетает в далекие дали. Поможет ли буря спасти Стрелку, предугадать было невозможно, но ждать больше нельзя – собака затихла, похоже, ей уже воздуха не хватает. Неизвестно, сколько она уже там сидит.

Матвей преградил брату путь, качая головкой. Фокс остановился и возмущенно топнул. Полосатый ткнул лапкой себе в голову, потом в грудь. Серый понял, что Матвей придумал, как спасти подружку. Отошел и прилег у стены, не сводя с брата глаз.

На самом деле полосатый не сильно утруждался размышлениями. «Если Фокс крикнул и начался ураган, я сказал слово нормальным голосом и выбил дверь, получается, если произнести что-либо шепотом, ничего разрушительного не случится. А дед точно напугается, и все мысли об издевательствах над животными растеряет».

Матвей сел к шкафу спиной и, повернув голову на кровать с захрапевшим дедом, прошептал:

– Откр-рой ш-шкафф…

Не произошло ничего, хоть отдаленно напоминавшего бури Фокса, как полосатый и предполагал. Лишь пыль поднялась и встала столбом, несколько кусочков штукатурки с потолка упали, занавески вжались в окна, да шкаф скрипнул, отчего Стрелка внутри заскулила, задолбила хвостом. И старик проснулся. С головой накрывшись одеялом, он со вскриком прибился к стенке. Кровать взвизгнула от его резкого движения. Накидка на Василии Ильиче заколыхалась от натужных вдохов и выдохов.

– К-кто здесь? – прокричал он спустя пару минут, высунув голову и со страхом озираясь по сторонам.

Матвей вперед встревожился, что дед заметит их из-за осаждающейся пыли, но, как оказалось, зря. Наверно, зрение у старика было не такое отменное, как слух.

– Йа, – тихим голоском ответил полосатый.

С потолка снова сыпануло штукатуркой. Коты отряхнулись, старик взъерошил костлявыми руками жидкие серебристые волосы.

– К-кто этот я? Кто? – нетерпеливо провопил он и опять запрятался.

– Йа. Ш-шкафф откр-рой, – категорично прошептал Матвей. Форточка облезлого окна со скрипом распахнулась. Стрелка вдруг загавкала, полосатый едва не вскрикнул от неожиданности, прикрыл пасть лапой. Пыль мало-помалу оседала.

– З-зина, – снова высунувшись, потрясенно произнес дед, вспомнив давно пропавшую жену. – Это ты, Зина?

– Йа. Аткр-р-рой ш-шкафф, – подтвердил великанский голос. Одеяло старика затрепыхалось и слетело на пол. Дед ринулся за ним и, вернувшись на визгливую кровать, прикрылся.

Стрелка не успокаивалась, бесновалась в шкафу – рычала, долбила лапами по стенкам, скулила.

– Што? Што тебе надобно от меня? – злобно завизжал Василий Ильич, высунувшись снова. – Не брал я твои кольца!

Коты обменялись взглядами: они не имели ни малейшего понятия, кто такая Зина, что за кольца.

– Ш-шкафф аткр-р-рой, – прошептал полосатый, не зная, что сказать еще.

– З-зачем тогда? Зачем ты пришла? – будто не слыша, что ему велят, взревел дед. Натянув одеяло на голову в попытке основательно прикрыться, случайно открыл тощие ступни с желтушными ногтями. Чертыхаясь, нервно поправил одеяло.

Глянув на деда, Фокс заулыбался, повернул мордочку на брата. Матвей поклонился серому, как принимающий аплодисменты артист на сцене.