Текст книги "Лёва. Через всю вселенную к своей звезде"

Лёва удивлённо посмотрел на друга, размышляя, не свихнулся ли тот, повёл носом, вдруг вскочил на лапы и выпрыгнул из дома под грохот упавшей табуретки.

Снаружи уже был слышен глухой рёв далёкого пожара, а случайный порыв ветра услужливо донёс ему тёплый дымный дух. То был ещё не запах гари, а только его слабое предчувствие, но и его хватило, чтобы понять, что беда уже идёт и скоро окажется совсем рядом.

– Ну как, понравилась тебе моя история? – ядовито прошелестел Змей, поглядывая на Лёву из комнаты. – Достаточно жизнеутверждающе?

Лёва оглянулся, посмотрел на него бешеными глазами и рявкнул:

– Что вообще происходит? Можешь ты нормальным языком сказать?

– Я же говорю – лесной пожар. И довольно большой. Вообще-то скорее даже громадный. Впрочем, огонь ещё далеко, хоть он и движется очень быстро, ты ещё успеешь собраться и уйти. Времени у тебя полно. – Змей нарочито широко и лениво зевнул, лукаво сверкнув жёлтым глазом. – Минут пять у тебя точно есть, а может даже шесть… я бы даже сказал шесть с половиной.

– Так может не убегать надо, а помочь пожар тушить? – Спросил Лёва, вмиг осознавший масштаб происшествия.

– Нет, тебе лучше не лезть туда, это точно, – отрезал Змей, вдруг став неожиданно взрослым и серьёзным – Все, кто что-то полезное умеет, уже при деле. А тебя ещё самого спасать придётся.

Лёва нахмурился было, но быстро сообразив, что Змей в общем-то абсолютно прав, предложил:

– Давай я тогда возьму одну из лодок деда и начну перевозить на тот берег малышей. Не перекинется же огонь через реку.

– А вот это дело, – согласился Змей, – давай, упаковывай молодняк и вывози на ту сторону.

– Подожди, я сейчас, я сейчас в минуту соберусь, я уже готов почти! – Засуетился Лёва и тут же кинулся в дом собираться. Он смерчем прошёлся по комнате, бросая всё, что ему казалось необходимым в одну кучу на кровати. Змей развалился тут же, на мягкой подушке и лениво советовал время от времени:

– Верёвок захвати всяких, какие есть, да нож не забудь. Все, все бери, что там мелочиться – неровён час потеряется или сломается. – А это ещё зачем? – Удивлялся он, перебирая толстую тетрадь с непонятными записями. – Вот уж лишнее таскать, хотя разве что костёр развести сойдёт. – И, немного погодя, вспоминал – Спички-то у тебя есть? Топор возьми, пусть про запас будет, не тебе, так ещё кому пригодится, а еду и не ищи – у тебя отродясь ничего кроме варенья не водилось.

А Лёва, особо не вслушиваясь в трёп приятеля, просто схватил рюкзак, одним махом запихнул в него всё что посчитал нужным и закинул его на спину. Не прошло и тех самых шести с половиной минут, а Лева уже выскочил из дома с такой поспешностью, что звук захлопнувшейся двери, так и не смог догнать его, и только разочарованно вздохнул позади.

…

Река все так же, как и прежде неспешно и величаво переливалась волной. Её не тревожил ни шум пожара, ни гулкий стук сердца нашего запыхавшегося героя, ни испуганные голоса малышей, собранных им в поход. Что ей суета мира, ей, самой могущественной стихии в Лесу, пребывающей в гармонии вечного движения и вечного покоя. Она, как и полагается высшему существу, продолжала свой неспешный бег одновременно и равнодушная, и готовая помочь каждому, кто знает, как к ней обратиться.

Лёва знал. Ну, или догадывался, что тоже неплохо. Он любил реку и часто бывал здесь с Бобром. Прогулка на лодке была их любимой летней забавой. Он никогда не заботился о вёслах и гребле оставляя эти заботы на усмотрение Бобра, зная, что тем самым доставит ему огромное удовольствие. И впрямь, дед с удовольствием сидел на вёслах и, казалось, вовсе не уставал, будто черпая силы от самой реки. Иногда конечно и Лёва брался грести, но больше для веселья и развлечения. Лодка не слушалась его, он поднимал кучу брызг и оглушительно хохотал вместе с дедом.

Впрочем, такое бывало не так уж и часто. Обычно Лёва любовался блеском реки, случайной радугой, слушал её говор и тут же развлекал Бобра множеством историй, большую часть которых выдумывал на ходу, пугал задремавших рыб, пел песни и пускал мыльные пузыри, радуя всех вокруг.

Сейчас всё было иначе. Лёва с тревогой посмотрел на лодку и засомневался, впервые не обрадовавшись ширине реки – сможет ли он перевести малышню на тот берег. Впрочем, времени на сомнения не было. Пожар двигался в их сторону, а за один раз перевести всех не удастся. «Ну что ж самое страшное начать, а уж там как-нибудь выплывем». – Подумал он и принял такой уверенный вид, что в его умение грести поверила не только малышня, но даже и он сам.

Лёва скомандовал погрузку первым пассажирам, строго отследил, чтобы в лодку не набилось слишком много и, оставшиеся на берегу зверята, с визгом и хохотом оттолкнули лодку от берега.

Он конечно петлял и кружился, и в другое время обязательно бы запаниковал, но сейчас, он знал, как легко его паника перекинется на остальных. Всеми силами Лёва старался представить пассажирам, что это всё игра, что он так дурачится. И он смеялся и шутил, а малышня охотно смеялась вместе с ним, а те, кто остался на берегу ждать своей очереди завистливо наблюдали, прикидывая – удастся ли им уговорить Лёву повторить этот аттракцион и для них. Наконец, Лёва и сам того не замечая, стал грести вполне уверенно. Он выгрузил ребятню и довольно сносно добрался обратно. С каждым разом его мастерство крепло, но силы постепенно убывали.

Уже собралось довольно много взрослых зверей, и некоторые помогали Лёве, но спасающиеся от пожара всё прибывали и прибывали. Некоторые бросались в ледяную воду и плыли сами, но большинство боязливо жалось у берега, ожидая помощи. Лодок не хватало, и они мастерили переправу.

Вскоре не осталось времени ни на усталость, ни на испуг, ни на неуверенность в своих силах. Все смешалось для Лёвы в единый круговорот беды. Ледяная вода, вливающаяся в ноздри; крики о помощи; скользкие, норовистые бревна и бесконечный бег и по земле, и по воде и казалось даже по воздуху.

Он кого-то спасал, кто-то спасал его, он что-то плёл занемевшими, распухшими лапами, что-то к чему-то приколачивал, что-то перетягивал верёвками на тот берег и снова бежал, летел, плыл, спасал. В какой-то момент его самого погрузили в лодку, и он уже не помнил ни как они плыли, ни как его доставали, ни как уложили на одну из тёплых подстилок, заботливо приготовленных спасёнными зверями.

…

На следующее утро, едва начало рассветать, Лёву будто что-то толкнуло изнутри. Он проснулся, словно и не спал вовсе, оглядел спокойный лагерь, попробовал снова улечься, но не смог. Что-то звенело у него в груди, будто настырный будильник, и звало снова плыть на тот берег. Он тихо встал, накинул на спину рюкзак и, взяв маленькую лодку, направился к родному берегу.

Сонная река неспешно несла его лодку, уводя всё дальше от лагеря в ту сторону, откуда пришёл пожар. Только сейчас Лёва увидел каково пришлось Лесу в битве с огнём. Бесконечно тянулись жуткие остовы деревьев, мрачный берег, устланный пеплом. Дух пожара ещё не покинул этих мест. Лёва морщился от едкого дыма и вслушивался в тяжёлые вздохи леса. Лес умирал. В глубине его слышались глухие стоны деревьев и треск догорающего огня. Лес ещё дрожал в агонии, он исходил жаром предсмертной лихорадки и это было страшно. Страшно, потому что не оставалось никакой возможности не только спасти его, но хотя бы избавить от боли.

Вскоре Лёва заметил, что на берегу ещё хозяйничает огонь и среди деревьев горит маленький домик. Конечно, если бы наш герой был немного рассудительнее и осторожнее, он бы проплыл мимо, но Лёва не отличался ни рассудительностью, ни осторожностью и в отчаянном порыве помочь хоть немного, пусть это даже глупо и безрассудно, направил лодку к огню.

Выскочив на берег, он остановился в нерешительности – что же дальше? Но тут, на самом верху горящего дома ему стала видна крошечная фигурка. Огонь ещё не дотянулся до крыши, но зайти в дом было уже невозможно. И тогда Лёва, не думая ни минуты, прыгнул на самую крышу дома и это был его лучший прыжок. Он ухватился лапами за край и с запоздалой тревогой, почувствовав, как просела под ним крыша, заполз целиком.

На крыше Лёва осмотрелся. Действительно там, недалеко от трубы сидел зайчонок. Он не двигался, только огромными от страха глазами смотрел на спасителя. Лёва позвал его к себе, но тот продолжал сидеть будто в трансе. Тогда Лёва прополз ещё немного по жалобно стонущей под его весом крыше и уже схватил лапой малыша, как трухлявая от огня крыша рухнула под ним, они вместе упали вниз, прямо в жаркие объятия огня. Едва коснувшись пола, Лёва рванулся наружу и в последнем усилии метнулся в воду.

Едва оказавшись вдали от огня, малыш вдруг ожил и в запоздалой панике, вырвался из львиных лап и довольно ловко поплыл на другую сторону. Лёва тихонько взвыл и пополз к лодке.

«Эх», – думал он – «Как же прытко плывёт. Как всю жизнь плавал. И не скажешь, что заяц зверь сухопутный. Он, наверное, никогда в жизни и не думал, что умеет так плавать, может даже уже завтра снова напрочь забудет и напомни ему кто – только отмахнётся. Да – а, знать бы что доплывёт, что не схватит его судорога, что не нападёт на него панический страх глубины на самой середине реки, можно было бы и не догонять, а просто заползти в лодку и ждать, пока река куда-нибудь сама вынесет».

Размышляя так, он одновременно кое-как оттолкнул лодку, неловко влез в неё, взялся за вёсла, представляя себе, как это здорово вот так просто свернуться калачиком, подставить горящие огнём ушибы и ожоги свежему ветру и отдаться на волю реки, но не успел он начать грести, как раздался грохот.

Горящий дом окончательно рухнул, в последнем своём вздохе выпустив на волю мириады искр. Лёва от неожиданности замер и тут же сверху что-то тяжёлое ударило его по затылку. Все беды и заботы исчезли в один миг. В голове у него взорвался сноп искр, потом в глазах потемнело, и мир вокруг исчез.

Глава 4.

В сознание Лёва приходил долго. Он будто выныривал из вязкого и глубокого сна. Путаные тёмные образы оплетали, душили, что-то нашёптывали и никак не хотели отпускать. Очень медленно, осторожными тонкими струями, внешний мир просачивался в его мозг, постепенно отвоёвывая льва у тьмы. Он начинал чувствовать холод, ветер и пронзительную боль. Его качало, куда-то несло, но он ещё не скоро смог открыть глаза и даже когда ему это удалось, далеко не сразу он осознал, что происходит.

Он лежал в своей маленькой лодке, которую река несла на заботливых волнах к ей одной известной цели. Лёва попытался пошевелиться, но обнаружил, что всё его тело занемело. Каждое движение отзывалось острой болью, очень хотелось пить. И нёбо, и горло горели от жажды. Они так высохли, что казалось кожа во рту уже начала трескаться. Лёва напряг все силы, чтобы подвинуться к воде и, не успев сдвинуться даже самую малость, снова потерял сознание.

Когда он очнулся во второй раз было уже темно. Лодка неспешно двигалась вниз по реке, вёсел не было. Оставалось надеяться, что течение скоро само прибьёт лодку к берегу. Лёва очень замёрз и как ни странно чувствовал себя лучше. Он смог напиться и даже снять с себя рюкзак, в котором было немного еды и походное одеяло. Он с трудом прожевал скудную снедь, свернулся калачиком, пытаясь унять дрожь. Всё-таки он был ещё очень слаб. Всё тело болело, ребра и задняя лапа горели огнём, голову ломило. Ожоги мучили так, что хотелось снова потерять сознание и больше не возвращаться в этот мир.

К тому времени, когда лодка наконец ткнулась в пологий каменистый берег, Лёва уже совершенно вымотался. У него не было сил даже на радость. Его лихорадило, он чувствовал сильный жар и одновременно трясся от холода. Вместо чувства, облегчения он испытывал ощущение бессилия – ведь теперь нельзя было просто лежать, скрючившись на дне лодки, нужно опять куда-то ползти.

С трудом выбравшись на каменистый берег, он обнаружил вход в небольшую пещеру и направился к ней, ковыляя на трёх лапах. Каждый его шаг, каждый вздох отдавался нестерпимым жжением в груди, и острой болью в лапе, в голове стучал молот. Он надеялся, что пещера укроет его от холодного ветра и даже подумал, что было бы здорово собрать веток и зажечь костёр, но стоило ему заползти внутрь, как силы покинули его, он мешком повалился на песчаный пол пещеры и погрузился в тяжёлый сон, больше похожий на беспамятство.

…

Лёва очнулся как-то вдруг – его будто включили. Некоторое время он продолжал лежать, боясь пошевелиться и удивлённо и недоверчиво вслушивался в своё тело. Он прекрасно помнил всё, что с ним произошло накануне, но сейчас всё это казалось бессвязным сном, потому что никакой боли он больше не чувствовал. Лев открыл глаза. Мягкие лучи солнца освещали пещеру несомненно ту самую, в которую он попал во сне. Во сне ли?

– Ну, что, проснулся, путешественник? – услышал он знакомый насмешливый голос Змея – как самочувствие? Живой?

– Живой? Да я будто заново родился! – Лёва хорошенько потянулся, будто проверяя все ли в порядке и вдруг вспомнил видение из сна: – Послушай, какой прекрасный сон мне снился – будто ангел спустился ко мне в сиянии огней. Он лечил меня и говорил со мной… что-то важное говорил, только ничего не могу вспомнить – он задумчиво пошевелил ушами, – что–то о перерождении, что-то такое удивительное. – Лёва зажмурился от удовольствия и расплылся в улыбке.

– Подумаешь, сон ему приснился. На вот, поешь, – Змей подвинул Лёве корзинку с едой, – совы тебе еды принесли. Тут рядом, у дуба великана, медведи целый склад устроили. Видимо на случай глобальной катастрофы вроде вечной зимы.

От еды шёл такой соблазнительный запах, что Лёва сразу же принялся уплетать за обе щеки всё что там было. Забыв и про сон, и про друга, которому даже не предложил разделить с ним завтрак.

Львёнок действительно чувствовал себя прекрасно. Он был абсолютно здоров и бодр, будто и не было долгого напряжённого труда, будто не было тяжёлых ушибов, больше похожих на переломы, не было мучительных ожогов и лихорадки. За ночь у него не просто прошли все раны и заново обросли шерстью – он был полон живой, озорной энергией, которой не чувствовал с прошлого лета.

– Эй, как ты меня нашёл? – Вдруг опомнился Лева. – Ты же помогал пострадавшим?

– Мы вчера с ног сбились – искали тебя. Бобр и ночью хотел продолжать поиск, хорошо, что Сова весточку на хвосте принесла. И я отправился сразу сюда. И хорошо, что поспешил – ты тут совсем дошёл. Валялся на голом камне и весь трясся и от лихорадки, и от холода.

– Так это ты меня вылечил?

– Брось. Ну, что я мог… ну, развёл костёр, дал микстуру от температуры, которую нашёл в твоей вечной аптечке у тебя же в рюкзаке. Тебе и этого хватило – вон какой здоровенный. – Змей хитро усмехнулся и в его глазах мелькнули белые искры. – На тебе пахать и пахать, а ты тут цирк изображаешь. Смертельный номер – Лёва и простуда.

– Простуда? – недоверчиво прищурился Лёва, так это от простуды у меня ребра ныли и голову ломило? От простуды значит я на лапу ступить не мог? От простуды у меня вся шерсть обгорела вместе с кожей?!

– О – о! – Змей картинно выпучил глаза, – да от простуды и не такое бывает. – Знаешь, как меня прошлой зимой ломало – страшно даже вспоминать, не то что рассказывать… – Змей скривился и равнодушно добавил – не было у тебя ни ожогов, ни переломов – выдумаешь, тоже…

Лёва хмыкнул:

– Ну-ну, хватит меня дурить – я в горящем доме побывал. Упал с крыши в самое пекло – неужели ни одного ожога, ни одного ушиба не осталось бы? И при чем тут простуда?

– Ага, горящий дом – насмешил. Всё тебе привиделось – в бреду и не такое бывает. – Да ты сам подумай, как бы я тебя вылечил, будь с тобой что-то посерьёзнее? Разве я чудотворец? Как можно перелом за одну ночь срастить? – Змей вдруг заржал, захлебываясь – Может еще скажешь, я тебе на проплешины новую шерсть наклеил?! Может мне самому себе гриву отрастить, а? Раз я такой затейник и умелец.

– Значит это не ты был тем ангелом во сне, – проговорил Лёва и нахмурился. Что-то не укладывалось у него в голове с его волшебным выздоровлением. Неужели он просто бредил в горячке и никаких падений и никаких травм действительно не было? Нет, тут явно что-то не так – подумал лев. Слишком уж яркими и подробными были его воспоминания.

– Это ты прав, ангелом я и во сне не смогу стать. – Усмехнулся Змей. Кинул взгляд вглубь пещеры и вдруг торопливо засуетился. – Давай заканчивай с едой, а то лопнешь, обжора. Нужно идти. Нас ждут. Всё страшное позади, но дед твой там с ума сходит, наверное.

Лёва в ответ только фыркнул. Слушать Змея совершенно расхотелось – враль он, похоже тот еще. Ну, и, если совсем честно, ему ну вот совершенно не хотелось никуда уходить. Он был вполне уже сыт, но нарочно, чтобы потянуть время взял яблоко и начал вдумчиво его жевать, попутно разглядывая свод пещеры, в которую проникало достаточно света.

Красотища-то какая… Лёва только сейчас, наевшись и окончательно успокоившись, увидел насколько уютное и обжитое местечко выбрала для него заботливая река. Стоило ему вчера проползти хотя бы на пару шагов вглубь, ему не пришлось бы ночевать на голом камне – пол пещеры устилал мягкий ковер свежих трав – будто для него припасенных. Эх… и крошечный родник у стены. А это что? Присмотревшись, Лёва заметил на стенах и на потолке красивую роспись, сильно повреждённую временем и оттого ещё более прекрасную в своей загадочности.

– Змей, что ты торопишься, какой-то ты сам не свой. Деду моему уже наверняка сообщили обо всём. Смотри, как тут красиво – ты уже видел это? – Лёва указал другу на причудливый орнамент в центре потолочного свода.

– Да. Ничего особенного, я такие росписи сто тысяч раз видел. Ничего тут нет интересного, пойдём уже. Доберёмся до места, я тебе такие чудесные находки покажу – ты глазам не поверишь, – торопил его Змей.

– Подожди, что ты всё спешишь, – насупился лев. – Ты может и видишь это по сто раз на дню, а я впервые. Дай рассмотреть, может и есть чудеса интереснее, но такого первого раза у меня уже не будет, – и он нарочито медленно начал рассматривать рисунки на своде.

Может быть конечно Лёва и не стал изучать её так пристально, если бы Змей просто заинтересовался бы вместе с ним и опять наплёл ему кучу историй, но тут лев окончательно заупрямился и просто из чувства противоречия начал всматриваться довольно пристально.

Сначала ему было совершенно ясно, что Змей прав. Всё конечно смотрелось красиво, но только потому, что голубые и охристые краски выигрышно смотрелись на сером камне, и к тому же их здорово красили те немногие лучи солнца, что проникали сквозь вход в пещеру. К тому же, старинные росписи привлекают внимание уже сами по себе – кажется, что в каждой из них заключена тайная карта древних сокровищ. А может… может и не кажется?

Лёва и не заметил, как пасть у него сама приоткрылась от удивления.

– Змей, ты только посмотри, что здесь нарисовано – это же то самое, что я так долго искал! – В упоении прошептал Лёва. – Посмотри – это же звёзды и какие-то голубые круги между ними, а в каждом круге живые существа!

Лёву полностью поглотила сказочная история на стенах. Он тревожно крутился, выискивал знаки и подробности пути, не замечая, что его давний друг из изумрудно-зеленого постепенно становится пепельно-серым.

– Змей, Змей, это же полёты среди звёзд! Вот, посмотри – здесь всё-всё нарисовано. Вот горы, вот какой-то олень и из него что-то исходит, наверное, какой-то свет. Смотри, да вот же – тыкал он пальцем – это исходит голубой луч силы!

– Ага, или входит, какое-то голубое бревно, – ядовито отрезал раздражённый не весть чем Змей.

– Да ну тебя, разве ты сам не видишь, что это история о том, как кто-то добрался до звёзд? Вот, много зверей – они идут от оленя … олень почему-то громадный. Может это ошибка? Да нет же! – вспыхнул львёнок нежданной догадкой, – это же не олень, это гора, похожая на оленя! Ну конечно, я вспомнил! Мне дядюшка рассказывал, и даже показывал картинку. Только я не помню точно где это. А вот ещё какой-то кристалл нарисован – из него лучится сноп света, и рядом куча таких же маленьких – они обведены кругами и звери нарисованы вокруг, они протягивают лапы к кристаллам. Наверное, так они и путешествуют! Точно! Нужно найти гору оленя и там будут эти штуковины, с помощью которых можно летать.

Змей испустил сдавленный стон, но Лёва его не услышал.

– Змей, ты только подумай, это же карта! Это карта, Змей! Ты понимаешь?! Я найду этот кристалл и смогу полететь! Я полечу к звёздам на голубом луче!

– Ага, полетишь. Может и полетишь, а может, получишь голубым бревном по лбу, – проворчал Змей, но он уже сдался. Понял, что Лёву теперь ничто не остановит.

– Да что с тобой? Это же приключение, пойдём, пойдём вместе. Сей же час. – в упоении закружился Лёва. – На пожаре мы уже не особо нужны, там и без нас справятся, так давай отправим письмо, и отправимся в путь! Ты только представь – я смогу прилететь к звездам и все узнать у них про Амулет! Я получу, его и все-все мои мечты сбудутся! Да ты и сам сможешь получить такой же!

– Знаешь, пожалуй, тебе лучше идти одному – у меня есть свои дела. – холодно ответил его друг, глядя в сторону.

– Какие такие дела? Ты что? – опешил Лёва и сел на пол так резко, будто у него отнялись ноги. – Ты же сам сказал, что там все страшное позади. Или ты умеешь строить дома, готовить еду, лечить больных? Ты же путешественник, враль и забияка – какой от тебя там сейчас толк? Как можно пропустить такое приключение? Не могу тебя понять, вот как хочешь, а я тебе не верю, что-то ты утаиваешь!

– А если и так, – заносчиво вскинулся Змей, – так что? Может и ерунда это все, что я должен ради него все свои дела бросить?

– Не ерунда, не ерунда! Ты и сам знаешь, ты просто не хочешь идти со мной. – вспылил Лёва.

– Думай, как хочешь. – Змей как-то вдруг и резко стал совершенно холоден и равнодушен, – Мне некогда, я пошёл. Не волнуйся я передам всем, что с тобой всё в порядке и что ты отправился в путешествие. Не забывай посылать птиц.

Змей нырнул из пещеры и мгновенно скрылся в камнях.

Лёва оторопел. Чего-чего, а такой реакции друга он никак не ожидал. Ему почему-то стало трудно дышать. Что-то тяжёлое невидимым грузом сдавило его грудь. Он несколько минут просидел так без движения, потом встряхнулся, тихонько рыкнул, и, прошептав про себя – ну и пусть, – выпрыгнул из пещеры навстречу приключениям.

Лёва, конечно, не знал толком ни точной дороги, ни направления, но такие мелочи не могли его остановить. «Какая разница, – подумал Лёва, выпрыгивая из норы, едва накинув рюкзак на спину, – спрошу у кого-нибудь по дороге, а пока направлюсь в ту сторону, в которую указывает внутреннее чутье».

Надо сказать, чутье Лёву никогда не подводило (если он конечно давал себе труд прислушаться к нему), и сейчас он уверенно мчался на север, быстро удаляясь от родных мест, туда, где он никогда не бывал, туда, где его путешествие – он знал это точно – только начинается.

Глава 5.

Много дней Лёва шёл на север, приближаясь все ближе и ближе к заветной цели. Он похудел и немного одичал, но это его не беспокоило. Да и о чем беспокоиться – он ясно чувствовал путь и упрямо мчался по нему, не отвлекаясь ни на что. Разве могли его расстроить такие мелочи, как погрубевшие лапы и опалённая у костра грива. Наоборот, каждая трудность, возникшая по дороге, будучи преодолённой, только закаляла его уверенность в себе и придавала сил.

Бывало, что вечерами он встречал других путников и тогда отогревался у костра, который не гас всю ночь, благодарно принимал из добрых лап горячую похлёбку и жадно глотал её, всерьёз считая, что никогда раньше не доводилось ему лакомиться такой вкуснятиной. Он любовался светом не знакомых, но родных глаз вокруг, слушал как поют тихие песни у костра, и не верил, что недавно засыпал один в мягкой постели, не верил, что когда-то жизнь текла спокойно и неторопливо и главное, что ещё когда-нибудь вернётся то безмятежное время. Он рассказывал о своих приключениях, о друзьях, о пожаре щедро сдабривая истории такими важными вещами как вымысел и отвага главного героя, делился мечтами, выплёскивал себя на случайных встречных. Его часто звали остаться, но он только улыбался в ответ и на рассвете, едва проснувшись, снова шёл дальше.

…

Он увидел его ранним утром, когда солнце ещё не поднялось. Лёва только что покинул стоянку и вышел из-под покрова деревьев. Впереди перед ним раскинулось зелёное предгорье, укутанное предрассветным туманом, а вдали, на горизонте светились в предчувствии солнца величественные горные хребты. У льва сбилось дыхание от восторга. Он замер, всем своим естеством вбирая причуды туманной дымки. Лёва впитывал запахи таинственных горных троп, угадывал чистую песню ветра в надменном рокоте горной реки. Он чувствовал жизнь. И там, в самом центре её замер каменный олень, зовущий его на встречу с мечтой.

Близость, осязаемость цели так вдохновила Леву, что к середине следующего дня он был уже на месте, и тут же начал обследовать заветную скалу. Следовало найти то ли вход, то ли ещё что-то. Может какой-то тайник, где спрятаны кристаллы. Или хотя бы какой-то намёк на то, где их искать. Однако время шло, а ничего похожего так и не отыскалось. Лёва тщетно раз за разом исследовал каждый дюйм поверхности. Странно конечно, но почему-то не срабатывал даже метод научного тыка, хотя всякому известно, что нет способа надёжнее. Время от времени Лёва пытался расслабиться, отогнать все мысли и услышать зов интуиции, но что он ни делал – в голову приходили только мысли об отдыхе. Конечно, ни о каком отдыхе сейчас не могло быть и речи. Слишком уж близка была цель, а потому он обследовал оленя снова и снова, не жалея сил.

Вот он снова залез высоко на скалу, уселся, почесал затылок задней лапой и предпринял другие совершенно необходимые действия для того чтобы его озарила идея, но ничего кроме сладкой мысли об уютной лежанке у костра в голову не приходило. Чтобы не терять времени даром было решено перекусить, что он и исполнил, продолжая внимательно осматривать окрестности.

Темнело. Стало ясно, что сегодня он уже ничего не сможет найти. Лёва устало вздохнул и начал готовиться к ночлегу. Он отыскал укромное место рядом со скалой среди огромных, поросших мхом камней, приготовил постель, собрал валежник и развёл костёр. В какой-то момент ему показалось, что его убежище здорово напоминает его собственный дом – вот низкий и широкий камень, рядом с ним пенёк и несколько небольших камней, на которых удобно сидеть – так похож на стол, за которым он угощает гостей; а вот здоровенный валун за ним – на том же самом месте у Лёвы в комнате стоит вместительный шкаф, где он хранит свои сокровища, спрятанные среди полезных в хозяйстве вещей; светлячки привычно освещают изголовье; огонь костра так же приветлив, как и тот, что горит в его камине. Жаль только, что некому показать, не с кем погреться у костра, некому рассказать обо всем.

Лёва лёг на свою постель, свернулся клубком у огня и остро почувствовал одиночество. Он вспомнил своего деда. Добрый, славный. Такой умный и умелый. И до смешного неповоротливый, когда дело касалось перемен. Бобр до сих пор видел в нем всё того же маленького Лёву, которого необходимо наставлять и кормить завтраком, а лучше и обедом, и ужином. Эх, когда ещё он его увидит. Если кристалл действительно существует, то видимо ещё очень и очень нескоро – ведь звёзды так далеко.

Лёва отвёл глаза от костра и посмотрел на небо. «Интересно, помогут ли мне звёзды, если я сумею до них добраться и поговорить?» Странно, но раньше, когда шансов почти не было, этот вопрос не тревожил его, зато сейчас, он вдруг начал сомневаться. Лёва чувствовал, что полет изменит всю его жизнь. И станет ли он счастливее добравшись до цели? Что-то тёмное вдруг зашевелилось в его душе и уже совсем засыпая, он подумал: – почему Змей, так любящий приключения и путешествия, узнав о кристалле, не отправился вместе со мной – разве может быть что-то важнее и интереснее такого необычайного приключения как полёт к звёздам? Разве так уж необходима была его помощь там, на пожарище? Что же его могло остановить, не мог же он вот так, с ничего со мной раздружиться… – так он и заснул, а этот вопрос, не получив ответа, постепенно погас, как гаснут звезды с приходом солнца.

…

Проснулся Лёва от того, что кто-то уселся ему на ухо и никак не хотел улетать. Сначала он пошевелил ухом, но незваный гость, вспархивая ненадолго, садился обратно на львиное ухо, словно у него было там неотложное дело. Наконец Лёва не выдержал, сел, встряхнул гривой, и начал чесать ухо задней лапой, высматривая виновника своего пробуждения, окончательно просыпаясь и зевая.

Стоило ему увидеть на большом валуне, который накануне казался шкафом незнакомую птаху с ярко-голубым опереньем на брюшке, как у Лёвы мгновенно прошла вся сонливость. Он тут же вспомнил, что все важные детали в пещере неизвестный художник изобразил именно этим цветом.

«Это знак», подумал Лёва, рассматривая птицу, которая тоже смотрела на него с нескрываемым любопытством.

– Привет, это ты меня будила? Тебе что-то нужно?

Пичуга равнодушно щёлкнула клювом и отвернулась.

– Ну, если ничего, так может, подскажешь, не знаешь ли ты здесь какой-нибудь вход в гору? Ты ведь живёшь здесь, вдруг видела, как кто-то входит или выходит? Я уже все обыскал – может конечно никакого входа и нет вовсе? А? что скажешь?

Тут Лёва заметил конверт у своих лап.

– А-а-а, вот в чем дело, ты принесла письмо, понятно. Значит ты не местная. Значит никакого входа показать не можешь. Что ж раз так, – Лёва вздохнул и взял письмо, но вдруг снова встрепенулся – слушай тебе ведь не сложно спросить у местных птиц – вдруг кто-то знает?

Лёва с надеждой посмотрел на птаху и сам уже поверил, что кто-то из птиц конечно знает вход, но в ответ получил только мелодичную песню с открытым издевательским подтекстом.

– Эй, ты что? – удивился он – Не хочешь помогать, так не помогай, оскорблять-то зачем?

Тут пичуга разразилась таким потоком язвительных насвистываний и прищёлкиваний, что Лёва почувствовал себя полным идиотом, что, впрочем, в последнее время случалось с ним не так уж и редко. Только вот было совершенно непонятно, почему птица так реагирует. А та продолжала насмехаться, прибавляя к свисту довольно оскорбительный танец. Наконец она внезапно сорвалась с места, подлетела к ошарашенному Лёве и довольно ощутимо клюнула его в лоб, а затем, не дав ему опомнится, вернулась обратно к камню, на котором вытанцовывала до этого и тоже клюнула его где-то на уровне Лёвиной головы. После чего, ещё раз презрительно свистнув, улетела прочь.