Электронная библиотека » Светлана Кузнецова » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 6 августа 2020, 11:01


Автор книги: Светлана Кузнецова


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 10

Более всего подземный ганзейский транспорт, отданный на нужды службы безопасности в личное пользование Немчинова, напоминал старинную карету или не менее древний автомобиль, некогда звавшийся самоходной телегой. Колеса располагались под недлинной – всего в три шага – платформой. По ее периметру вздымались оцинкованные борта, покрытые темно-серой краской. Направленный на них луч фонаря растекался по корпусу, почти не давая отблесков. Спереди располагалась мощная фара диаметром сантиметров двадцать, над стойками – толстыми, гнутыми, железными столбами, образующими своеобразную крышу и пересекающимися крест-накрест, – крепился прожектор выдающихся размеров. Еще одна фара находилась сзади и в случае необходимости слепила преследователей.

На «экскурсию», как называл Немчинов предстоящее путешествие, они отправились не в одиночестве. Кроме Тима, ганзеец взял с собой двух огромных бойцов, выглядевших настолько необычно, что нет-нет, да приходила в голову мысль об уровне галлюциногена в грибах, плававших в сегодняшнем супе.

Один – рыжий, коротко стриженный, кареглазый, с бородой и усами ярко-чернильного оттенка. Второй – с серыми глазами и практически абсолютно лысый. Лишь на макушке имелись каштанового цвета волосы, отросшие до самых плеч. Их боец заплел в тонкую косу и закрепил голубой ленточкой в алую крапинку.

Тим размышлял, специально ли Немчинов выискал среди похожих друг на друга, словно братья-близнецы, рядовых ганзейцев настолько выделяющихся парней с яркой, вызывающей внешностью. Мысленно он решил звать одного Тараканом – уж слишком хитрая физиономия, да и оттенок волос намекает: что на голове, что на бороде. Второго – Индейцем.

Водитель или машинист, исполняющий скорее всего и обязанности техника, сидел на скамье впереди, возле приборной панели с несколькими кнопками и рычагами. Более всего Тима удивило наличие внушительного, оплетенного светлым жгутом руля, ведь дрезина – не автомобиль, ею рулить без надобности, все равно по рельсам едет.

– А там, где рельс нету, своим ходом перемещается, – ловко прочитав его мысли, ответил машинист. В кожаной кепке и куртке, топорщившихся на коленях штанах он смотрелся странно и, пожалуй, забавно.

– По поверхности? – удивился Тим еще больше.

– Скажешь тоже, – хмыкнул Таракан. – В городе наверху при желании кое-что посущественнее отыщется. Но мало ли злыдни какие-нибудь железнодорожное полотно повредят или вовсе растащат на хибары или по иным нуждам. А мы все равно проедем.

– И возмездие учиним, – добавил Индеец, покрутив на пальце свою косичку.

Немчинов усмехнулся, и бойцы немедленно замолчали.

Зато тирадой разразился машинист, подобострастно заглядывая в глаза начальству:

– Вы уж простите, Олег Николаевич, но я уже задолбался с этой развалюхой колупаться. Из нее железок ржавых торчит – джинсо́в не напасешься. Я под ней чаще оказываюсь, чем под Нюркой своей.

Один из конвоиров – Тим не стал оборачиваться, а потому не определил, кто именно, – сдавленно хрюкнул.

«Почетный эскорт» – так назвал их, наверняка в шутку, Немчинов. Ничего почетного Тим в своей охране не видел точно и до последнего не понимал, зачем его вообще куда-то везут. На все задаваемые вопросы Немчинов отшучивался, при этом не повторялся ни разу, выдавая версии одна другой фантастичнее.

Зато парень не смог отказать себе в удовольствии вволю поглазеть на быт ганзейцев. Когда его тащили сюда, было не до изучения обстановки. А потом его приютил у себя в кабинете Немчинов, еду и питье приносили и уносили немногословные подчиненные, удобства и даже душевая скрывались за узкой дверью, покрытой белой матовой краской, со вставленным в верхней части зеленым полупрозрачным стеклом.

Тим не мог не только выяснить, где находится, но и узнать, сколько ганзейцев располагается здесь. Их могло оказаться как всего с десяток, так и целый гарнизон. Одно он понял точно: они обретаются не на станции, а то ли в каком-то ответвлении тоннеля, то ли вовсе в отдельном бункере, имеющем выход в жилую часть остального метрополитена. И скорее всего, рядом с Кольцевой линией.

Сразу за дверью кабинета Немчинова и по совместительству – палаты Тима начинался узкий низкий коридор, выкрашенный бежевого оттенка эмалью и потому не создающий гнетущего впечатления. Двух тусклых лампочек в его начале и в конце вполне хватало для полноценного освещения. По обе его стороны были двери из светлого дерева с металлической инкрустацией и круглыми ручками.

«Из «Леруа Мерлен» специально для меня принесли, – непонятно похвастался Немчинов, затем, сообразив, что Тиму эти слова ничего не объясняют, закатил глаза, тяжело вздохнул и, указав на железную панель в конце коридора, сказал: – Вечно забываю о твоей необыкновенности».

Само собой, врал: о том, что Тим прибыл из неизвестного далека, Немчинов не забывал ни на секунду, а сейчас наверняка проверял еще раз.

Одна из дверей оказалась приоткрытой. Взгляд выхватил заставленные коробками стеллажи и держатели с дулами ружей и автоматов, расположенных в ряд. В углу притаилось железное громоздкое чудище, кажется, принесенное в оружейную смеха ради, – ручной пулемет начала двадцатого века.

«Из музея наверху, – со странной гордостью в голосе заявил Немчинов, проследив за его взглядом. – Между прочим, в отличном состоянии: надо будет – всех врагов в капусту покрошит».

Тим предпочел промолчать.

Из двери напротив вышла симпатичная светловолосая и сероглазая девушка в строгой блузке терракотового цвета и темно-зеленой прямой юбке длиной до колен. Маленький черный галстучек приподнимался, лежа на выдающейся груди. Она вежливо поздоровалась с Немчиновым, окинула слегка высокомерным взглядом конвоиров и удивительно благосклонным – Тима, тепло улыбнулась ему и пошла куда-то по своим делам.

Послышались торопливые шаги, но неизвестный не догнал их, а юркнул куда-то влево. Оттуда донесся приглушенный смех, шепот и стук кружек. Похоже, в бункере (Тим решил именно так называть это место) не просто несли службу, а жили, не чуждаясь обычных человеческих радостей. И Немчинов не имел ничего против, как ни хотелось бы верить в обратное. По мнению Тима, тот держался даже излишне панибратски со своими подчиненными. Колодезов, например, в общественных гулянках участия не принимал.

– У Димки Чарых сын родился, Олег Николаевич, – вполголоса проинформировал Таракан.

– Хорошо, – кивнул Немчинов. – Как Людмила? Здорова? А малыш?

– Вроде норма. Празднуют.

– Тоже неплохо, – усмехнулся Немчинов. – Когда в нерабочее время, не имею ничего против.

Из следующей двери пахнуло паром и запахом еды – никак иначе Тим не сумел бы охарактеризовать ворвавшиеся в коридор ароматы. Он смирился со вкусом здешней стряпни, находил ее сытной и неплохой (на пленнике не экономили; во всяком случае, Немчинов питался тем же), но не научился определять ингредиенты. В поселке не содержали свиней – слишком хлопотно, зато кур разводили. Несушки вполне обеспечивали нужды в белке. В метрополитене, наоборот, употребляли в основном мясо. Свинина казалась слишком жирной и тяжелой для желудка, приправы и грибы также отличались от тех, к которым привык Тим.

– Раис! – Немчинов слегка повысил голос, и из-за двери немедленно вынырнула дородная светловолосая раскрасневшаяся женщина в белом колпаке и халате.

– Чарых и его орлам принеси чего пожевать, а то знаю я этих героев: в ратной битве с зеленым змием всегда побеждает последний. Завтра все десятеро головой страдать станут и смотреть жалостливо.

– Ух, я им!.. – начала было женщина.

– Не стоит: повод больно хорош. Однако если празднование затянется, примешь меры, – прервал ее Немчинов и, не дожидаясь заверений в том, что все непременно будет сделано в лучшем виде, пошел дальше.

– Э… эх, – сказал машинист, вырвав Тима из воспоминаний.

– Никит, ты чего? – удивленно спросил Немчинов, всплеснув руками для пущей театральности. – Это когда я кого-нибудь держал из-за презентабельного вида только и гнал из-за его отсутствия? Мне гораздо важнее, кто за дорогой следит и рычаги переключает… или как они правильно зовутся? Я ж полный профан в технике, без тебя и вовсе словно однорукий бандит буду.

– Почему однорукий?

– Поскольку нужно же чем-то пистолет держать.

Машинист немедленно заулыбался, а Тим подумал, что то ли Немчинов специально набирал к себе людей, которым симпатичен, то ли он – идеальный манипулятор. Впрочем, с Маряной он явно ошибся и даже признал это.

Для пассажиров в дрезине установили с каждой стороны по три сиденья-кресла, наверняка снятые с вагона метропоезда. Рассаживались по движению и против, лицами друг к другу. Дверей не имелось. На уровне поясов сидящих шли металлические трубы, за которые при желании удалось бы ухватиться, чтобы не вылететь за борт. В двух местах напротив прохода между креслами ограждение прерывалось. Символическими дверцами служили цепочки с крючками, которые просто накладывались на петельку, вмонтированную в железные столбы.

– Прошу! – сказал машинист, снял цепочку и склонился в шутовском поклоне, сорвав с головы кепку и почти подметя ею пол.

Удивительно, но Немчинов позволял своим людям даже худшие вольности и шутки, казалось, искренне развлекаясь за их счет. Впрочем, Тим за время болезни не сумел раскусить его. Ганзеец с такой быстротой менял маски и жонглировал темами, что голова шла кругом отнюдь не из-за одной лишь слабости. А еще он умел мастерски вовлечь в разговор и, не спрашивая прямо, выведать подробности, на основании которых делал выводы, чаще всего оказывающиеся правильными.

Пожалуй, перемахнуть через ограждение труда не составило бы. Тим мог сбежать, спрыгнув, когда дрезина замедлит ход в тоннеле – наверняка такое произойдет. Нырнуть в первое же попавшееся ответвление – только его и видели. Однако потому Немчинов и взял дюжих бойцов, выше Тима на полголовы, а в плечах шире раза в два.

– Садись, Тимур, – предложил… именно предложил, а не приказал Немчинов и первым запрыгнул в дрезину, проигнорировав ступеньку, расположенную под «дверцей» для вящего удобства пассажиров. Развалился вполоборота на переднем сиденье, разбросав руки по широкой спинке – такое положение позволяло ему одновременно смотреть вперед, переговариваться с машинистом и следить за остальными.

Тим не заставил себя ждать, но ступенькой воспользовался: показывать свою удаль он пока опасался – при напряжении мышц рана начинала неприятно ныть. Он уселся на кресло, расположенное по ходу движения, напротив главного своего пленителя. Справа и слева его немедленно подперли охранники – мимо не проскользнуть, а совершить сальто назад из положения сидя, использовав ограждение как опору для рук, и спрыгнуть на пути позади дрезины Тим не сумел бы, находясь и в гораздо лучшей физической форме, нежели теперь.

«Тогда-то меня и ослепят задней фарой, и пристрелят», – с каким-то странным злорадством подумал он, мельком отмечая очередную странность: отсутствие на дрезине дополнительного вооружения.

В общем-то он даже знал причину все сильнее разгорающейся злости на самого себя. Тим понимал, что носятся с ним лишь оттого, что Немчинов решил непременно вызнать местонахождение поселка. Следовало бежать, используя любую подвернувшуюся возможность. Но куда и как – оставалось неясным. А кроме того, Тим отдавал себе отчет в том, что бежать не особо и хочет. Ему давно не было настолько интересно. Еще никто не интриговал его так сильно. А главное, держащее в напряжении чувство опасности, словно он ходит по тонкому льду на едва-едва замерзшем болоте или по кромке высокого оврага, не оставляло ни на минуту. Лишь в юности, когда только-только начал ходить в патрули и пристрелил своего первого волкодлака, Тим испытывал подобный азарт.

– Удобно? – вежливо поинтересовался Немчинов, не скрывая самодовольной ухмылки.

– Вполне, – кивнул Тим, и дрезина тронулась.

Двигались с небольшими остановками: впереди шел несколько иначе сделанный транспорт аж с двумя прицепами. Вот он уж точно подходил под определение телеги с моторчиком и останавливался на каждой станции Кольца. Во время вынужденного ожидания Немчинов рассказывал о Содружестве, его законах, чем занимались жители, но все больше об архитектуре и прошлых, мирных, временах. Поначалу Тим даже заскучал, но ровно до того момента, как выехали на первую станцию, потом уже не отвлекался и смотрел во все глаза, а в уши ему вливался уверенный тихий и вместе с тем очень четко проговаривающий слова ироничный бас. Красивый все же у ганзейца был голос, способный увлечь, а уж рассказчиком он оказался и вовсе замечательным.

Немчинов выбрал маршрут против часовой стрелки: вниз от «Белорусской» – кольцевой – ажурной и какой-то домашней станции, залитой приятным беловатым светом, дочиста отмытой в отличие от «Маяковской». На ней царило оживление, вереницей перемещались грузчики с тюками за плечами, до слуха долетал многоголосый шум и звуки какого-то музыкального инструмента из разнообразного семейства струнных. Временами в перебор аккордов вплетался тонкий голос флейты.

– Какой-то праздник? – предположил Тим.

– Здесь всегда так, – ответил Немчинов. – Человек жив лишь наполовину, если не получает отдохновения для души. Не согласен?

– Отчего же? Вполне.

– Музыка – одно из таких отдохновений, как и книги, живопись, скульптура… Я давно заметил: там, где не хватает ярких красок, люди начинают чаще болеть и… если цитировать некоторых неумных руководителей, «разлагаться морально». Только в отличие от них я понимаю под этим вовсе не разврат или чрезмерное увлечение наркотическими веществами, к которым отношу и алкоголь. Совсем другое: потерю личности и индивидуальности, желаний и целей, то самое оскотинивание, которое ты, Тимур, упоминал недавно.

Тим покосился на своих конвоиров, стараясь сделать это как можно незаметнее.

– Да, – ответил Немчинов на его мысли, даже толком не успевшие прозвучать в голове. – Именно потому и не против.

«Краснопресненская» поражала темно-красным мрамором с белыми прожилками, идеально отбеленными сводами, висящими светильниками, барельефами и медальонами на пилонах.

– Первоначально они были белыми, но позже их перекрасили в темно-оливковый цвет, – заметив его интерес, сообщил Немчинов, а увидев, что Тим прищуривается, внимательнее разглядывая их, сказал: – Тема художественного оформления станции – революционное движение начала двадцатого века в Российской империи. Со стороны платформы пилоны украшены медальонами с барельефами, изображающими восходящее солнце, серп и молот.

Перед «Киевской» пришлось долго стоять в тоннеле, ожидая, пока шедшая впереди дрезина освободится от одних пассажиров и загрузится другими – суматошными, черноволосыми и усатыми, тащащими тюки порой больше самих себя. Здесь звенел, гремел, гомонил рынок. Повсюду висели белые полотнища с коричневым кругом – символом Содружества Кольцевых линий.

Проезжали неспешно, позволяя полюбоваться. Тим думал, что, должно быть, это самая зажиточная станция Кольца. Бедняков здесь, казалось, не было вовсе. Все гражданские одеты с шиком, а военные красуются в новом сером камуфляже, держа в руках «калаши» двенадцатого года выпуска.

– Эй, брат! – некто, не попавший на прошедшую несколькими минутами ранее дрезину, отчаянно махал руками, старательно обращая на себя внимание Немчинова. – Брат, подвези, до зарезу надо! Пятикратную таксу плачу. Нэт! Дэсятикратную! – У него был странноватый акцент, из-за которого создавалось ощущение, будто челнок путает гласные, а твердый согласный звук «Л» он произносил как мягкий.

– Мест нет, – бросил ему машинист.

– Вай, брат! Зачем обманываешь, слюшай? Я же вижу!.. Есть места!

Тим вздохнул. Немчинов улыбнулся уголками губ. Конвоиры остались безучастны к происходящему.

Дальнейшим просьбам было не суждено излиться из уст предприимчивого, но глупого челнока, посмевшего совать деньги самому Олегу Николаевичу Немчинову. К нему подошел военный и принялся что-то быстро говорить. Челнок, впрочем, от него не отставал, тараторя почище пулемета, а для пущего эффекта отчаянно жестикулируя, пару раз чудом не заехав военному в глаз.

– Обожаю «Киевскую», – проговорил Немчинов, тихо посмеиваясь. – Никита, трогай.

Станция «Парк культуры» поражала медальонами – на этот раз белоснежными, – строгим серым мрамором и узорчатым полом, который Немчинов назвал «ковром». Здесь тоже стояли лотки и палатки, но народу было меньше, да и вели себя люди менее суетливо, не кричали, расхваливая товар. Покупатели вальяжно прохаживались между рядов с товарами, продавцы неспешно и с гордостью ждали их решения. Кроме привычного и примелькавшегося уже оружия, одежды, посудной утвари, попадались вещи более экзотичные. Со стола, накрытого черным полиэтиленом, проезжающим махали лапками белые кошки, глядели исподлобья жабы, выкрашенные блестящей охристой краской, сияло что-то мелкое, издали похожее на стекло.

– Товар для довольно состоятельных граждан, – пояснил Немчинов. – Тех, кому важно не только то, чем питаются и какую одежду носят. Если кто-нибудь скажет, будто все, не несущее практической пользы, более не важно в этом мире, не верь. Чушь это первостепенная. Человек от крысы тем и отличен, что не только в жратве нуждается.

– Я никогда и не утверждал обратного, – заметил Тим, поведя плечом.

– Ну конечно, – хмыкнул Немчинов. – Кого я убеждать пытаюсь? Самому смешно, – и тотчас же распорядился: – Никит, тормозни.

Чуть дальше лотка с кошками находился самый настоящий книжный развал.

– Вот это удача! Не каждый раз этот челнок встречается.

Тим не ответил, но у него и самого загорелись глаза.

– Сходи, будь другом, Никит. Тебе мои вкусы известны.

Машинист кивнул, дернул за рычаг, располагающийся справа.

«Пуф-ф…» – издала дрезина и остановилась. Все пассажиры, сидящие в ней, покачнулись вперед-назад, а машинист, ловко спрыгнув на перрон, поспешил к развалу.

На какое-то время повисло молчание, Тим даже удивился. Немчинов сидел напротив и усмехался одной стороной рта. Взгляд неправильных разноцветных глаз был направлен поверх плеча левого конвоира, в нем отражались огни ламп накаливания, развешанных на путевых стенах. Лишь проследив за этим взглядом и обернувшись, Тим понял, в чем дело.

У развала машинист оказался не один. Две хорошо одетые дамы степенного вида стояли впереди. Одна – в черном длинном приталенном пальто и в фетровой шляпе, из-под которой торчали ярко-рыжие вьющиеся пряди, – набирала книги. Каждый раз, когда она тянулась за следующим переплетом, приподнимался рукав, оголяя стройное запястье, на котором сверкал, переливаясь золотым и матово-белым, широкий браслет с мелкими красными камнями. Вторая – в кожаной куртке кремового окраса и цветастом платке – стояла рядом и смотрела на соседку с явным неодобрением, читавшимся и в позе, и в выражении грубоватого лица. Особенно – в тонких поджатых губах, бровях, сведенных на переносице, и теребящих друг друга кистях рук. На безымянном пальце правой женщина носила крупное и не слишком красивое кольцо, сплавленное из трех разных: тусклого бронзового, золотого и стального. В среднее был вставлен квадратный розовый камень.

– Ванечка купить при оказии просил, – сказала первая женщина. Она и не думала оправдываться, просто информировала. – Очень уж он фантастику уважает.

– Фантастику? – вторая неприязненно сморщила нос, отчего лицо стало напоминать оскаленную крысиную морду. – Ты чего же, хочешь, чтобы он у тебя совсем дураком вырос?

Первая женщина тоже нахмурилась, впрочем, скорее удивленно, чем недовольно. Две параллельные морщинки расчертили высокий лоб. Немного подумав, она положила верхнюю книгу из стопки обратно на лоток, а затем поинтересовалась подчеркнуто вежливо:

– А твой что читает?..

– Мой?.. – вторая спала с лица. – А ничего, – недовольно пробурчала она. – Тунеядец растет. Лишь бы лежать и в потолок поплевывать – ни целей, ни увлечений.

Первая женщина снова взяла книгу и положила поверх стопки, а затем – еще две.

– Чтобы уж наверняка, – пояснила она иронично.

– Почему здесь столько военных? – спросил Тим, когда все интересное закончилось.

– Стратегическое положение станции и относительно недавняя война с Красной Линией, – ответил Немчинов и указал на ветвистую трещину, прошедшую по мрамору.

Тим присмотрелся внимательнее. Ослепленный чистотой и красотой станции, он поначалу не заметил ни проломов и трещин, ни вырванных из арок кусков мрамора.

– Живут, как на границе, – пробурчал Индеец.

– Как на границе и живут, – то ли согласился с ним, то ли возразил Таракан.

Наконец-то возвратившийся машинист передал книгу Немчинову: небольшую, выполненную в зелено-черно-серых тонах. На обложке был изображен бюст мужчины: римский нос, высокий лоб и скулы, большие миндалевидные глаза. Название – «Властелин мира» – располагалось сразу под ним, а вот имя автора Тим прочесть не успел: Немчинов быстро спрятал том за пазуху.

– Перечитаю, освежу в памяти и поделюсь, – пообещал он.

Тим кивнул. С советской фантастикой он был знаком неплохо. Другое дело, что признаваться в этом сейчас не стоило: опасения вызывал не столько Немчинов, который и так знал многое, сколько его спутники. Все же докладывать могла не только Маряна – в этом ганзеец тоже оставался прав: нельзя обвинять несимпатичного тебе человека во всем.

«Добрынинскую» – монотонно-шумную, переполненную и какую-то усталую – проехали быстро. Взгляд только и успел выцепить красный мрамор и нервно-настороженные лица.

– Какие-то они убитые, – заметил Тим.

– Народу много. Работы немало. Прибыли почти нет, – откликнулся Немчинов. – Не покривлю душой, если скажу, что «Добрынинская» – самая бедная станция Содружества. Как думаешь, какое из человеческих качеств самое разрушительное?

– Страх, – ответил Тим, не задумавшись.

Немчинов покачал головой и произнес:

– Лень. Именно она – основная причина зависти, страха, ненависти. Тот, кто ленится, всегда найдет кучу отговорок, чтобы ничего не предпринимать, и он же будет искренне недоумевать, почему жизнь у других складывается удачнее, чем у него. Недоумение раньше или чуть позже перерастет в зависть, неудовольствие и злость. По нынешним временам, само собой, не выйдет лежать на боку постоянно, но можно все делать неспешно, спустя рукава. Ну, а завистливый человек, поставивший большой жирный крест на себе, вполне способен забить и на окружающих – ему ведь их нисколько не жаль.

– Это вы к чему, Олег Николаевич? – спросил Таракан.

Немчинов пожал плечом.

– Да так, рассуждаю, – произнес он. – С таким отношением к жизни и до бандитской вольницы недалеко. Лентяи весьма охотно становятся отморозками. Вот уж кого я с удовольствием пустил бы в расход – всех до единого. Меня не столько фашисты раздражают, сколько эти.

Узорчатую, кружевную «Павелецкую» тоже проехали на приличной скорости. Тиму сообщили, что на соседнюю одноименную станцию из города наверху постоянно лезет всякая дрянь, потому режим здесь приближен пусть не к чрезвычайному, но тревожному. А значит, нечего делать вблизи человеку без документов, даже с такими сопровождающими, облеченными и властью, и доверием.

Объяснение – так себе, но допытываться было бы глупо. В конце концов, Немчинов мог просто не любить начальника «Павелецкой», а тот – платить ему той же монетой.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации