Текст книги "Переписать судьбу"

– Антикварные…

– Антиква-а-арные… – протянул парень, как-то странно посмотрел на коробку и повторил: – Показать-то можешь? Я… в общем, никогда не видел антикварных кукол…

– Как же тебя занесло на этаж, где один антиквариат? – усмехнулась Наташа.

– Да так! Бродил по всей выставке из интереса – вот и сюда забрел.

Парень вдруг схватил девушку за плечи и буквально вытолкнул на этаж. Наташа, с трудом удержавшись на ногах и крепко прижимая к себе коробку, возмутилась:

– Что ты себе позволяешь?! Чего прицепился?

– Ладно, извини! Не злись! Я подумал, что, как только съедем на первый этаж, только я тебя и видел!

– Я все равно не понимаю, что тебе от меня надо?

– Помоги мне, пожалуйста, – попросил он, улыбнулся, и его лицо опять показалось Наташе красивым.

– Чем же?!

– Я ж сказал – подарок сестре ищу! Помоги выбрать! Ты ж знаешь, что девчонкам надо! Я могу что-нибудь не то купить! Она расплачется вместо того, чтобы обрадоваться!

Девушке вдруг сделалось приятно от того, что незнакомый парень выбрал именно ее экспертом. Она оглянулась по сторонам и сказала:

– Мы находимся на третьем этаже. Здесь продают мягкие игрушки. Думаю, это как раз то, что тебе надо. Все маленькие девочки любят пушистых зверюшек: котиков, зайчиков, мишек. Или не пушистых, а таких… бархатных, которых гладить приятно. Купи ей кого-нибудь здесь.

Наташа хотела опять шагнуть на следующий эскалатор, ведущий вниз, но он задержал ее:

– Погоди! Ну, что тебе стоит помочь мне выбрать! Для меня все эти зверюхи на одно лицо! Я ни за что не определю, которая лучше.

Девушка с печалью посмотрела на свою коробку, сожалея о том, что свидание с Габи откладывается, но все же повернула к прилавкам. Парень, заметив ее взгляд, опять попросил:

– Слышь, покажи свою куклу-то! Я ее не съем! Интересно же, что собой представляет кукольный антиквариат!

Наташа опять промолчала, но, очередной раз оглядевшись по сторонам, увидела у одной из стен длинную банкетку, оббитую мягкой тканью, и направилась к ней. Усевшись, она аккуратно устроила рядом с собой коробку и с трепетом открыла крышку. От красоты кукольного лица с закрытыми веками, отороченными длинными густыми ресницами, у нее зашлось сердце. Как же хорошо, что она все-таки купила Габи. Бабушка, конечно же, простит свою внучку, когда она вернет ей деньги и покажет красавицу, ради которой отважилась на отвратительный, но, как ей казалось, необходимый поступок. От размышлений девушку оторвал голос парня:

– Хорошенькая… Но ничего особенного я в ней не вижу. Дорогая, говоришь?

Наташа кивнула.

– И сколько ж стоит?

Он громко присвистнул, когда Наташа назвала сумму, которую отдала за Габи, и сказал:

– Не-е-е… Я такими деньгами не располагаю… Пошли за зайцем… Ну… или за медведем… В общем, кого выберешь, того я и куплю.

Когда парень сказал, сколько у него с собой денег, Наташа решительно отправилась к загородке, внутри которой были собраны недорогие, но весьма симпатичные мягкие игрушки. Покупателям можно было заходить внутрь огороженного пространства и каждую зверюшку подержать в руках. Наташе было не очень удобно с объемистой коробкой, и парень предложил свою помощь:

– Давай я подержу, пока ты выбираешь…

Наташа уже так увлеклась выбором игрушки, что тут же бездумно сунула ему коробку, сквозь зубы пробормотав: «Только осторожно…» Ей более других приглянулась рыжая белка с блестящей шелковистой шкуркой, кисточками на ушках и огромным пушистым хвостом. Она подумала, что белка обязательно понравится девочке умильным выражением большеглазой мордочки и своей нестандартностью. Все же чаще всего дарят медвежат или пушистых собачек, а ей вдруг принесут белку. Здорово же!

Наташа потянулась к ветке искусственного дерева, на которой сидела зверюшка. Оказалось, что игрушка расположена высоковато для ее небольшого роста. Девушка оглянулась, чтобы предложить парню достать белку. Но рядом его не оказалось. Еще ни о чем не подозревая, она поискала парня среди покупателей, которые толклись внутри загородки, выбирая игрушки. Его среди них не оказалось. С упавшим сердцем Наташа выскочила в проход и увидела его съезжающим вниз на эскалаторе. Коробку он крепко держал под мышкой.

– Сто-о-ой!! – так истошно крикнула она, что от нее отшатнулась молодая женщина, а девочка, которую она вела за руку, споткнувшись, упала на пол. Не слушая вопли женщины и ее дочки, Наташа кинулась к эскалатору. Парень, конечно же, ждать ее не собирался. Перепрыгивая через ступеньки, он, выскочив с одного эскалатора, бросился к другому, ведущему на второй этаж, потом к тому, что вел на первый. Как девушка ни старалась, поспеть за ним не могла. Он был сильнее и выше, а потому – быстрее.

На улице, легко лавируя между паяцами на ходулях и людьми, он выбрался с площади, где расположился выставочный комплекс, и помчался по одной из отходящих от нее улиц. Наташа припустила за ним. Она уже не кричала, потому что еле переводила дыхание от быстрого бега. При этом она уже понимала, что, даже если догонит, не сможет отобрать у него Габи. Но перестать бежать не могла. Она должна знать, где он собирается скрыться, чтобы привести туда отца. Конечно, придется обо всем рассказать, но оно и лучше. Тяжело скрывать правду. Пусть ее отругают в три голоса, но помогут, а бабушку она умолит, и та простит свою непутевую внучку. Они же всегда любили друг друга. Обливаясь потом и хрипло дыша, Наташа неожиданно для себя вдруг поняла, что никакая кукла не стоит боли близких. И бежала она уже не столько за антикварной Габи, сколько за украденными у бабушки деньгами. Девушка теперь называла вещи своими именами: она, Наташа, воровка, укравшая у бабули деньги, которые та скопила, откладывая с жалкой пенсии. И она будет бежать за ними, сколько сможет.

Неизвестно, сколько бы она могла продолжать погоню, если бы из одного из магазинов на пути парня с малиновой коробкой под мышкой вдруг не вышел одноклассник Наташи, Егор Калинин.

– Егорша! – взвыла девушка из последних сил. – Держи его! Он у меня украл…

Что парень у нее украл, Наташа уже выкрикнуть не могла, но Калинин, моментально среагировав, сделал бегущему подножку. Парень споткнулся и, пролетев по инерции еще некоторое расстояние, очень некрасиво всем телом рухнул на асфальт. Наташа зачем-то даже посочувствовала ему – понятно было, что ему здорово больно. Малиновая коробка отлетела вперед, перевернулась в воздухе, из нее выпала Габи и очень скоро оказалась без головы, ударившись фарфоровой шеей о бордюр. Проезжавшая мимо машина поддала колесом темноволосую головку и отбросила ее прямо в чашу фонтана у дороги. Головка Габи чуть задержалась на плаву, глядя вверх открытыми глазами, которые казались уже не зелеными, а голубыми из-за отразившегося в них неба. Потом она накренилась и медленно ушла под воду.

Наташа не могла ни произнести что-нибудь, ни заплакать. Она беззвучно открывала рот, из которого не вылетало ни звука. Девушка не могла себя заставить сделать и шага в направлении куклы, казавшейся погибшим ребенком. Она не видела, как похититель перевернулся с живота на бок, а потом сел на тротуар и, скривив в гримасе разбитые губы, дул попеременно то на одну окровавленную коленку, торчащую из разодранной штанины, то на другую. Не видела, как Егор подобрал коробку и тело несчастной Габи.

– Че случилось-то? – спросил он, подойдя к Наташе. – Кукла какая-то… На что ему… – он кивнул в сторону парня в синей толстовке, – … кукла?

Наташа посмотрела на изуродованное тело Габи, губы у нее затряслись, и она наконец с удовольствием разрыдалась. Ей казалось, что со слезами, всхлипами и вскриками из ее души уйдет боль. Но она не уходила, она разрасталась, расползалась по всему телу, и девушка забилась в такой истерике, что Калинин по-настоящему испугался.

– Ты… того… не надо… не стоит… – начал он. – Может, «Скорую» вызвать?

Вокруг них начали собираться люди, что сразу отрезвило Наташу. Огромным усилием воли она заставила себя затихнуть и промямлила скопившимся зевакам и участливым людям:

– Все нормально… Ничего страшного… Идите… Мы тоже сейчас… пойдем…

Трясущимися руками она взяла у Калинина обезглавленную куклу и, стараясь не смотреть на нее, побрела к фонтану за головкой Габи. Почему-то ей казалось, что нельзя оставить ее там. Починить куклу вряд ли удастся, но, наверное, ее надо похоронить по всем правилам, как попавшего в ДТП пешехода. Егор пошел за ней, продолжая приговаривать без остановки:

– Ты, Наташка, не того… не надо… не переживай… Это ж кукла, не человек… Куклу можно другую купить… Еще лучше…

– Да что ты понимаешь… – проговорила Наташа и поймала себя на том, что ей опять хочется заголосить на всю улицу. Она проглотила скопившийся в горле вязкий ком горя и склонилась над чашей фонтана. Сам фонтан не работал, и белая мраморная емкость была наполнена водой только наполовину. На ее дне лежали камни разного размера и формы, битое стекло, обломки палок и веток с черными, загнивающими листьями. Сквозь толщу воды тускло светились на солнце несколько монеток. Головка куклы устроилось между осколком красноватого кирпича и пластиковой белой банкой с надписью «Краска масляная, с». Наташа специально подольше задержалась взглядом на размокшем в воде куске этикетки на банке. «С» – это может быть начало слова «серая» или «синяя». А может быть, это предлог. Возможно, на банке было написано, что масляная краска с какими-то добавками. В конце концов, ее фантазия истощилась, и пришлось сосредоточиться на головке Габи. Один ее глаз закрылся, а второй казался темным и грустным. Чудесные длинные волосы намокли и сбились комом на сторону, в одном ушке не было золоченой сережки. Но личико казалось неповрежденным, и Наташа несколько воспряла духом. Может быть, куклу все же удастся починить.

Девушка уже совсем собралась достать головку Габи из фонтана, но первым, высоко засучив рукав джемпера, сунул руку в воду Калинин.

Увидев, что стало с кукольным лицом, Наташа крепко закусила губу, чтобы снова не расплакаться. Оказалось, что от правого ушка через щечку, губки и шею идет безобразная ломаная трещина. Когда Егор решил стряхнуть с головки капли воды, верхняя губа отвалилась от лица Габи, и открылся отвратительный черный провал. Наташа всхлипнула, но все же удержалась и не заплакала. Слезами все равно делу не поможешь. Калинин поднял кусочек фарфора и сказал:

– И все же я не понимаю, чего так убиваться из-за куклы. Жалко, конечно, но она ж не человек. Дорогая, что ли? Или не твоя, а ты теперь виноватая получаешься?

Наташа сначала смогла только кивнуть головой в знак согласия, а потом добавила, не узнавая свой голос:

– И то, и другое… – Не обязательно Калинину все объяснять. Разве парень может понять что-нибудь, касающееся кукол?

Она с трепетом взяла у Егора головку и поняла, что ремонт требуется грандиозный и дорогой. Голова была отбита от фарфорового оплечья, к которому специальными хомутами крепилось матерчатое тельце, туго набитое чем-то довольно мягким. Денег больше взять было негде, а потому Габи, видимо, все же придется похоронить.

– Ты… иди… Калинин, по своим делам… – пробормотала Наташа. – Спасибо тебе…

– Да не за что, – ответил Егор. – Может, тебя проводить до дома, а то ты мне что-то не нравишься…

Наташа обернулась и увидела, что похититель кукол все еще сидит на асфальте и напряженно на них смотрит. Одноклассник проследил за ее взглядом и спросил:

– Может, дать ему еще и в морду? Я могу…

Девушка отрицательно покачала головой и ответила:

– Ну его… Но ты меня все же лучше проводи…

Всю дорогу до дома они молчали. Егор поначалу попытался говорить на разные темы, не касающиеся куклы, но Наташа была не в состоянии ни одну поддержать, и парень в конце концов замолк. Возле подъезда Наташа еще раз поблагодарила одноклассника и хотела было уже войти, как ей показалось, что сбоку справа мелькнул парень в синей толстовке. Она резко повернула голову, но никого не увидела, облегченно вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда.

На следующий день Наташе пришлось объясняться с классной руководительницей по поводу прогулов физики, русского языка и литературы. Анастасия Николаевна всегда хорошо относилась к ученице Богучаровой, и ей явно хотелось услышать от девушки версию, которая ее целиком оправдала бы – бывают же прогулы по уважительной причине, такие и прогулами-то не считаются. Школьники – живые люди, всякое случается. Переходный возраст – непростой период. Но Наташе не хотелось ничего придумывать.

– Прогуляла – и все… – тусклым голосом твердила она и смотрела в угол класса, старательно избегая взгляда классной. Что она могла ей сказать? Разве физичка способна оценить степень ее утраты? Да и никто не сможет.

– У тебя что-то случилось, Наташа? – продолжала допрос учительница.

– Ничего не случилось! Можете вы это понять? – все же сорвалась Наташа.

Анастасия Николаевна посмотрела на нее осуждающе, но ничего не сказала, закрыла дневник, в котором, видимо, собиралась написать послание родителям, оставила его на своем столе и вышла из класса.

Наташа с долгим, протяжным вздохом взяла дневник и небрежным движением сунула его в сумку. Она вовсе не была рада тому, что классная решила не извещать родителей о прогулах дочери. Если бы пришлось показать дневник с записью, может быть, Наташа призналась бы во всем, и ей бы помогли. А так… У нее не хватит смелости рассказать маме или отцу о том, что с ней случилось. Бабушке – тем более… Впрочем, бабушка и сама может связать пропажу денег с приходом внучки и тогда… Что тогда? Тогда и придется во всем признаться…

На крыльце школы Наташа увидела Калинина.

– Слышь, Богучарова, тебя, кажись, твой вчерашний приятель дожидается, – тут же выпалил он и мотнул головой вправо.

Посмотрев в заданном направлении, Наташа действительно увидела парня в синей толстовке. Он тут же спрыгнул со спинки скамейки, на которой сидел верхом, и быстрой походкой пошел в глубь сквера, огибающего школу.

– Похоже, он догадался, что я тебя в обиду не дам, – с торжествующей улыбкой сказал Егор.

– А ты не дашь? – изумилась Наташа. – Что-то раньше ты не проявлял такой заботы обо мне!

– Раньше просто ее не требовалось. Тебя ж никто не обижал.

– Ну… вообще-то… да… – вынуждена была согласиться Наташа.

– А кто он такой, Наташка? Вчера ты была явно не в духе. Может, сегодня расскажешь, чего он к тебе пристал?

– Если бы я знала…

– Так уж и не знаешь!

– Честно, не знаю… Не понимаю… Странно все как-то получилось… А рассказывать тебе… Зачем?

– Так… Мы ж друзья!

– Что ты несешь, Калинин? Какие еще друзья? – возмутилась Наташа. – Мы с тобой с первого класса больше десяти слов друг другу не сказали!

– Ошибаешься! – с улыбкой отозвался Егор. – Вчера и сегодня мы очень даже много наговорили! И потом… кто нам мешает подружиться?

– Зачем?! – еще больше удивилась девушка.

– А зачем люди дружат?! Будто не знаешь!!

– Слушай… Ну… иди и… дружи… вон хоть с Демидовичем… – и она махнула рукой в сторону их с Калининым одноклассника Дениса. Тот в этот момент как раз вышел на крыльцо школы, раскрыв дверь ногой, поскольку обеими руками держал толстый пирожок с капустой, от которого со смаком только что откусил кусок.

– Если бы мне это было надо, то, как ты и сама можешь догадаться, я с ним давно уже подружился бы! – многозначительно заявил Егор.

Не подозревающий о том, что речь между Калининым и Богучаровой идет именно о нем, Демидович остановился, дожевал кусок, проглотил его с препротивным булькающим звуком и спросил:

– Че толчетесь-то на проходе?! Людям ходить негде!

Егор несколько отошел в сторону и зло сказал:

– Столько будешь трескать, тебе везде будет места мало!

Демидович, ничуть не обидевшись, пожал плечами, все так же смачно куснул пирожок и быстро сбежал с крыльца, явно демонстрируя одноклассникам легкость движений, которой никак не мешала некоторая его упитанность.

– Ну и чего с таким дружить? – Егор посмотрел вслед Денису с презрением. – У него одна жратва на уме!

– Знаешь, Калинин, у меня тоже много такого на уме, что тебе может не понравиться, – заявила Наташа.

– Разберемся! – Егор отмахнулся от ее слов, как от комара, и добавил: – Пошли, что ли… Я провожу… Мало ли… этот тип где-нибудь притаился и ждет, когда ты останешься одна!

Наташа была вынуждена согласиться с Калининым. Намерения парня с выставки ей были непонятны, а потому пугали. Пусть все-таки Калинин будет рядом. Он здоровый, при нем тот парень к ней точно не полезет. Кстати, значит, вчера она не ошиблась – он действительно проводил их с Егором до подъезда. То есть он знает, где она живет… Теперь точно знает, где учится… Но зачем она ему?

Наташа почувствовала, как во рту онемел язык. Такое с ней всегда случалось во время приступов страха. Вот, например, утром… Калинин же не придет за ней, чтобы отвести в школу, и тогда парень в синей толстовке может сделать с ней все, что хочет. А что он хочет-то? Вчера ему нужна была кукла… Но зачем парню кукла? Он говорил, что у него есть пятилетняя сестренка… Неужели он для нее хотел украсть эту куклу? Прямо какие-то «Дети подземелья»…

– О чем задумалась? – спросил Калинин. – О том придурке?

Наташа кивнула.

– Хочешь, если он появится еще раз, я с ним поговорю… По-мужски… Он отстанет, вот увидишь!

– Может, не появится?

– Сомневаюсь я…

В горле Наташи образовался вязкий ком, который никак не глотался. Ей было по-настоящему страшно.

– Вот если бы ты мне все рассказала, возможно, я знал бы, что стоит сказать тому парню, чтобы он отвалил навсегда, – сказал Калинин.

Девушка еще раз безуспешно попыталась проглотить комок, который разрастался в ее горле, и с трудом проговорила:

– Вряд ли тебе это будет интересно, Егор. Но я подумаю… Ты только приходи к моему дому завтра утром, перед школой.

– Зачем? Расскажешь?

– Возможно… Мы вместе в школу пойдем, а то что-то мне не по себе… Придешь?

– Приду, – согласился Калинин. – Выходи часиков в восемь. И поговорить успеем, и в школу не опоздаем! Договорились?

– Договорились, – согласилась Наташа, огляделась вокруг, парня в синей толстовке не увидела и, несколько успокоившись, зашла в подъезд.

Преследующий ее парень так напугал Наташу, что она никак не могла сосредоточиться ни на упражнении по русскому, ни на задачах по физике. Она откладывала один учебник, открывала другой в надежде, что он отвлечет ее от тяжких дум, но ничего не получалось. Девушка ловила себя на том, что не понимает ни слова из того, что читает. Более того, ей вдруг стало страшно одной в пустой квартире. И боялась она уже явно не парня. Две двери их жилища он, конечно же, не взломает. Да и соседи на шум сбегутся, если он вдруг за такое примется. Что же тогда ее так беспокоит? Она, конечно, со вчерашнего дня не в своей тарелке, но сейчас ее еще липкой паутиной опутал непонятный и какой-то незнакомый страх. Эта новизна неприятных ощущений пугала еще больше.

Наташа отложила учебник географии, в параграфе которого тоже ничего так и не поняла, и покосилась на шкаф с одеждой. Он вдруг показался ей зловещим. И девушка поняла почему. В его глубине, за коробками с обувью, лежала обезглавленная Габи. Малиновая коробка размокла, и Наташа, разрезав на кусочки, еще вчера выбросила ее в мусоропровод. Тельце Габи в грязном мокром платье теперь было завернуто в толстый полиэтиленовый пакет. В другом пакете, рядом, покоилась голова, один глаз которой больше не открывался, другой, наоборот, все время оставался открытым, а под носом, на месте верхней губы, зиял провал. Вчера Наташа переживала только о том, что у нее нет ни денег, ни куклы. Сегодня ужас почему-то стала наводить сама изуродованная Габи. А вдруг она вылезет из шкафа, держа в руках собственную голову с мокрыми, сбившимися в колтун волосами?

– Фу ты! – вслух сказала Наташа как можно громче, чтобы прогнать ужасное видение. – Вот ведь мама не зря запрещает смотреть ужастики! Всякая ерунда в голову лезет! Такого просто не может быть! Никогда! Детские сказки!

Девушка нарочито беспечно прошлась по комнате взад-вперед, убеждая себя, что ей уже вовсе и не страшно. Потом она включила ноутбук, зашла на свою страницу социальной сети под коротким, но емким названием «Мы!», которую все пользователи ласково называли «Мышкой». Просмотрев список любимых мелодий, она выбрала самую заводную и врубила звук на полную мощность. Пальцы тут же начали барабанить по столу, отбивая такт. Даже ноги сами собой начали притоптывать. Вот она – целительная сила музыки! Наташа поняла, что успокоилась окончательно. Страхи относительно выхода из шкафа изуродованной куклы показались ей смешными. Она собиралась подумать, что с ней делать дальше, но сейчас четко поняла, что ремонт не потянет никак, а потому с Габи придется распрощаться. А поскольку она все-таки всего лишь кукла, Наташа не станет ее хоронить, что приходило в голову, а просто выбросит ее части в помойку в этих же мешках, в какие сейчас завернуты. Можно было бы, конечно, в мусоропровод, но в помойный бак надежнее – подальше от глаз. Может быть, прямо сейчас это и сделать? Пока дома никого нет…

Девушка зачем-то подошла к окну, хотя загородку с баками из него видно не было. Прямо напротив, на ограде детского сада, в той же позе, что на скамейке у школы, сидел парень в синей толстовке. Наташа отшатнулась от окна, выронив на пол компьютерную мышку, которую автоматически сжимала в руках. Батарейки вылетели и моментально закатились под диван. Наташа полетела к ноутбуку и задвигала пальцами по сенсорной панели, чтобы вместо протяжной печальной мелодии, которая звучала и без мышки, найти опять веселую и задорную. Она хотела, чтобы ее отпустил вновь накативший страх. Но на этот раз музыка не исцеляла. Наверное, потому, что парень представлял собой реальную угрозу, в отличие от надуманной опасности в виде ожившей куклы. Похоже, придется-таки подружиться с Калининым. С ним не страшно. Конечно, все в классе подумают, что у них любовь-морковь и все такое, но какая разница, кто и что подумает. В сложившихся обстоятельствах ей наплевать на досужие разговоры и сплетни.

Весь остаток дня до позднего вечера Наташа через каждые десять минут бегала к окну, чтобы осторожно, из-за занавески, посмотреть на парня. Он исчез минут за пятнадцать до прихода родителей с работы. Видимо, понял, что сегодня она из дома не выйдет, а может быть, его позвали какие-нибудь другие важные дела.

Наташа не успела еще как следует успокоиться с приходом отца, а потом и мамы, как в гости зашла бабушка. От страха, накатившего новой удушливой волной, у девушки закружилась голова. Сейчас бабушка призовет ее к ответу, надо будет что-то говорить… А что? Оправданий ее поступку нет. Наверно, кукла погибла именно из-за того, что была куплена на ворованные деньги. Как объяснить взрослым то, чему нет объяснения? Они все равно ничего не поймут, посчитают Наташу преступницей и, может быть, сдадут в детский дом… Хотя кому она там нужна? Стольким детям по-настоящему требуется приют, а тут она, которая живет на всем готовом, имеет и родителей, и бабушку… Конечно, ее никуда не отдадут, она просто сделается в своей семье чужой… Может быть, даже придется бежать из дома… Но куда? В никуда… Будет просто скитаться…

– Натуська, чего ты, как неживая? – услышала она голос отца. – Возьми у бабушки пакет, у меня руки еще грязные, и выложи из него пирожки на блюдо! Бабуля опять решила нас побаловать!

С трудом очнувшаяся от невеселых дум, Наташа приблизилась к бабушке, не глядя ей в глаза, взяла пакет и пошла на кухню. Ей казалось, что вот-вот, сейчас, через пару-тройку секунд, она услышит слово «воровка!». Но оно так и не прозвучало ни в тот момент, когда она шла на кухню с бабушкиным пакетом, ни позже, когда они уже все вместе пили чай с пирожками. Бабушка ни словом не обмолвилась о том, что пропали деньги. Наташа ничего не понимала. Может быть, вчера бабуля не успела на почту, денег не получила, а потому в свою жестянку и не заглядывала. Да, скорее всего, именно так. Не стала бы она сидеть у них на кухне с таким умиротворенным видом, если бы подозревала, что внучка ее обворовала. И пирожков не принесла бы. Она вообще пришла бы с пустыми руками и сказала, что ей теперь не на что даже продуктов купить. На Наташу она смотрит вполне доброжелательно и даже не замечает, что у внучки трясутся поджилки. Девушка некстати подумала, что не знает, где именно должны трястись поджилки. У нее потряхивало все тело. Даже если сегодня бабушка еще не обнаружила пропажу, то скоро все равно обнаружит, и тогда начнется ужас. Но лучше бы он начался уже сейчас. Лучше внутри ужаса находиться, чем его ждать. Может, признаться? Нет… Все сейчас тихо сидят, отдыхают, спокойно пьют чай, а она им – нате, получите… Так нельзя… Надо как-то по-другому… Но как? Надо еще подумать… Время еще есть… А до чего есть время? До какого-такого события?

Наташа тряхнула головой, чтобы перестать крутить в голове эти отвратительные мысли. В висках заломило, она непроизвольно сморщилась и дотронулась до них пальцами обеих рук.

– Что-то ты, дочь, какая-то вялая, – сказал отец. – Голова, что ли, болит?

Девушка нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть.

– То-то, я гляжу, на себя не похожа!

– Иди полежи, Тусик, – предложила мама, – я тебе сейчас таблетку принесу.

– Вот только не надо таблеток, этой химии! – тут же вступила бабушка. – Сон излечит все! Ложись, Наташка, и спи! Завтра встанешь как новенькая!

Девушка кивнула, вышла из-за стола и отправилась в свою комнату. Она действительно решила лечь в постель, поскольку так переволновалась, что чувствовала себя совершенно обессиленной. Да и голова побаливала.

Она почти сразу провалилась в беспокойный, поверхностный сон, когда трудно точно определить границу между сновидениями и прорвавшейся сквозь них явью. Наташа чувствовала, как прохладная рука мамы опускалась ей на лоб, слышала обрывки разговоров родителей с бабушкой, но не могла даже пошевелиться. В конце концов квартира и родные люди пропали из ее сознания. Их милые лица сменило лицо парня в синей толстовке. Наташа не очень четко его помнила, поскольку запоминать не собиралась, и потому оно было расплывчатым и неприятным. Только улыбка была хороша и жила как бы отдельно от него, как у знаменитого чеширского кота. А синяя толстовка все приближалась и приближалась. Вот она облепила девушке лицо, и ей стало трудно дышать. Наташа пыталась содрать с себя душную ткань, и ей даже удалось, но лучше бы она этого не делала. На нее откуда-то снизу пристально смотрел открытый глаз Габи. Очень скоро стало понятно, почему именно снизу – кукла в опущенной руке держала за волосы свою голову. За ее спиной высилась громада шкафа с открытой дверцей. Никакой одежды в нем не было. Темнел лишь провал, из которого струился густой сизый дым. В его клубах кукла выглядела особенно зловеще. Ее безголовые плечи были замотаны серой рваной шалью с кистями, к которым прицепились колючие шарики, похожие на головки репейника. Клок волос, за которые кукольные руки держали голову, казался седым. Оба глаза Габи прикрывали веки абсолютно без ресниц, верхняя губа была на месте, а нижняя изгибалась мокрым бурым червяком. Голова будто что-то хотела сказать Наташе, но у нее никак не получалось. Изо рта вылетали только шипящие и свистящие звуки, что, видимо, никак не могло устроить куклу. Из-под шали выпросталась вторая рука. Судя по ее судорожным движениям, было понятно, что с закрытыми глазами Габи никак не может найти то, что ищет. В конце концов ее рука зацепила еще один собственный клок волос, и голова удовлетворенно рассмеялась таким отвратительно-скрежещущим смехом, будто кто-то открывал и закрывал насквозь проржавевшую калитку металлической ограды. Затем Габи уже двумя руками водрузила свою голову на плечи. Ее глаза тут же открылись, но были вовсе не зелеными, а черными и глянцевыми, будто оливки из банки. Когда кукла перевела свой взгляд на Наташу, у той от страха препротивно заныл желудок. А черные, хищно блестящие глаза Габи все приближались и приближались. Когда Наташа уже совсем отчаялась вырваться из-под магнетического взгляда кукольного монстра, ей удалось проснуться. Она не сразу это осознала и принялась озираться по сторонам, опасаясь, как бы страшная Габи не набросилась на нее сзади. Но куклы нигде не было, шкаф стоял с мирно закрытыми дверцами, и девушка поняла, что спала. Приснившийся кошмар тут же напомнил ей существующее положение вещей, которое было ничуть не лучше сна. Любой сон рано или поздно заканчивается, проснуться-вырваться из яви невозможно. В ней придется существовать.

Наташа бросила взгляд на ярко-синие цифры электронных часов. Половина третьего ночи. Спать абсолютно не хотелось. Кожа была влажной от пережитого ужаса, во рту стоял металлический привкус. Девушка спустила ноги с дивана, чтобы пройти на кухню и попить, но поняла, что не сможет этого сделать, поскольку непременно надо будет проходить мимо шкафа, где лежит Габи. Только от одной мысли об этом Наташино тело снова свело судорогой страха. Нет, лучше уж остаться в постели. Может быть, все же удастся заснуть? Да, но тогда снова может присниться кошмар! Лучше уж не спать, а утром по дороге в школу обязательно выбросить Габи в помойный бак.

В борьбе со своими мыслями, страхом и сном Наташа провела довольно долгое время, но потом, измотанная собственными усилиями, все же заснула. Ей не снилось вообще ничего, она будто провалилась в темное, бархатное небытие, из которого ее вернул к жизни мамин голос и легкое потряхивание за плечи.

– Натуська! – прокричала мама. – Вставай немедленно! Мы почти проспали! Еще не опоздали, но все к тому идет… Если поторопишься как следует, к первому уроку успеешь!

– Как проспали? – удивилась Наташа, с трудом отходя от своего очень глубокого сна.

– Так! Ночью выключили электричество, часы сдохли… Вот я все время говорю, что надо купить обычный механический будильник, так никто меня не слушает!

– Можно еще на мобиле устанавливать будильник, – пробубнила девушка, понимая, что мама, запершаяся в ванной, ее уже не слышит. – Хотя… и телефон может разрядиться… Но и механический будильник можно забыть завести… Человек сам себе враг…

После изречения в безлюдное пространство только что придуманного афоризма Наташа достала из сумки мобильник. Часы показывали сорок пять минут восьмого. Через пятнадцать минут ее будет ждать на крыльце Калинин. Девушка соскочила с дивана, быстро натянула джинсы и любимый джемпер, покидала в сумку учебники и тетради, понадеявшись, что правильно помнит сегодняшнее расписание уроков, и вылетела из комнаты. В освободившейся ванной почистила зубы, провела щеткой по коротким пушистым волосам, потом заскочила в кухню, вытащила из ковшика одну из двух сосисок, которые уже поставил вариться папа.