Текст книги "Восстание Спартачка"

Светлана Потапова
Восстание Спартачка

Об авторе

Светлана Александровна ПОТАПОВА.

Лауреат международного конкурса имени Сергея Михалкова, победитель конкурса имени Сергея Михалкова в номинации «Выбор молодежного жюри». Дважды лауреат премии имени Александра Куприна, заняла 1 место на конкурсе имени А.Куприна в номинации «Лучшее произведение для детей». Входила в лонг– и шорт-листы премий «Книгуру», «Белая ворона», премии имени Владислава Крапивина и др.

Финалист конкурсов «Молодые писатели вокруг «ДетГиз» а, международного конкурса «Линия фронта» Союза Российских писателей, международного конкурса имени Сергея Довлатова и др. Печаталась в «Литературной газете», журналах «Нева», «Санкт-Петербургская Искорка», альманахах «Вече», «Полдень», альманахе Союза российских писателей «Паровозъ» и др. Изданные книги: «Ремонт» (М., КомпасГид, 2019); «Покатилось жизни колесо» (в соавторстве) (М., Вече, 2020), «Девочка в клетчатом платке» (М., Детская литература, 2021, серия «Лауреаты международного конкурса имени С.Михалкова»)

Контакты: эл. почта [email protected] Тел 89517247798

© Росмэн, 2022

© Светлана Потапова, 2022

Автор просит считать случайными совпадения с реальными лицами и событиями

Восстание Спартачка
Школьная история

ОТ МЕНЯ

У всех систем есть три важных свойства. Вот они.

Свойство системы не есть свойство каждого отдельного ее элемента.

Изменения в системе передаются волнообразно, от одного элемента к другому.

Если меняется один элемент системы, меняется вся система.

Сейчас мы учимся в десятом. Стали спокойными и солидными людьми. Что же случилось с нами тогда, пять лет назад, в пятом классе? Мы как будто массово, все тридцать человек, вдруг сошли с ума! Хотя, нет, не все… Если подсчитать… Двадцать семь из тридцати.

Ту позорную историю я забыть не могу. Вспоминает ли о ней кто-нибудь из одноклассников, кроме меня? Не знаю. Я бы спросила об этом у своей лучшей подруги, но совесть не позволяет. И снова и снова я мысленно переношусь в прошлое. В наш 5 «А» класс. В тот злополучный день, когда…

I. Сто тысяч лет до новой эры

Всё началось в день, когда Алла Селиванова села на планшет. Хотя теперь я думаю, что всё началось гораздо раньше, только мы об этом не подозревали… Итак, в нашем пятом «А» была перемена перед уроком физкультуры.

Вообще мы на физ-ре как тогда, в пятом классе, так и сейчас не занимаемся физкультурой. Мы, девочки, сидим на скамейках спортзала с айфонами, наша физручка тоже сидит с айфоном, только в каморке спортзала, а наши мальчики играют в квадрат или волейбол. И так весь год. В конце четвертей и года физручка выходит из каморки и оглашает оценки: отличникам – пятерки, остальным – четверки. Всем хорошо. Такой фокус физручка проделывает во всех классах. Успеваемость у нее высокая и зарплата поэтому, видимо, тоже. За те годы, что я учусь в школе, и, судя по возрасту физручки, еще за лет двадцать до этого ни один человек на эту смекалистую женщину не настучал администрации или другим училкам. Родители всей школы о нашем с физручкой секрете тоже не знают.

Причина проста: мы, девочки, не хотим вонять, как скаковые лошади на финише, после физкультуры. А душ в школе не предусматривается. Наш отличник Макс Белопольский, который ездил в Германию с семьей, говорит, что в немецких школах есть обязательные душевые при спортзалах и еще дается целый час после физ-ры на то, чтобы сходить домой и переодеться. Но у нас душа нет и часа нет, как и совести у нашей физручки. Так что тот, кто хочет, ходит в спортивные секции вне школы. А мы, остальные, о своем здоровье пока не думаем. Нам еще рано. Наши мальчики на физ-ре охотно играют в мяч, но не желают перенапрягаться и сдавать физкультурные нормы.

В тот памятный день в пятом классе физручка всех переполошила и заставила и нас, девчонок, принести спортивную форму. Урок должна была посетить директриса. Физручка заявила: двойки поставит, причем за четверть, если кто придет без формы. Или кто не придет и без справки.

Мы в девчачьей раздевалке, канюча и жалуясь друг дружке на физручку, переодевались к уроку. И тут раздался вопль. Милана Королева заорала:

– Кто сел на мой планшет???

Вообще Милана – Королёва, но ее Миланой-Королевой зовут. Ее подружки – потому что Миланка их заставила, а мы, все остальные – с издевкой. Но она издевок принципиально не понимает.

Так вот, тогда обнаружилось, что на планшет Миланки села Алла Селиванова. Случайно.

– Я же не видела! У тебя на стуле форма физкультурная лежала. Меня толкнул кто-то. Я села на форму. Что ж ты сама под формой планшет бросила? – пробовала возразить Милане Алка.

– Ничего не знаю. Это мой стул. Ты видела, что на нем чужая форма. Зачем села? Плати за сломанный планшет! Он новенький, я его только сегодня в школу принесла! – заявила Миланка.

У Миланки папа богатый, а у Аллы – только мама, и бедная. Так что Миланка прекрасно понимала, что денег ей от Аллы не видать.

Миланке папа на следующий день купил новый планшет, еще дороже. А Алле весь класс объявил бойкот.

Это был первый бойкот в нашем классе. Так что мы толком не знали, что надо делать. Миланка, которая всех подговорила устроить бойкот, сказала, что она знает, что надо не делать. Надо не разговаривать с Аллой и никому не сидеть с ней рядом за партой и в столовой и вообще к ней не подходить.

Нам всем, кроме Миланки и ее подружек, было на сломанный планшет Королевы наплевать, но мы вяло согласились. Строго говоря, бойкот был не общеклассный, а девчачий. Мальчики о нашем бойкоте слышали, но информацию проигнорировали: они к пятому классу перестали разговаривать почти со всеми девочками. Так что с бойкотом они были солидарны формально.

Я теперь думаю: почему мы на Миланкино предложение согласились?

Пятый класс – время, когда мы стали злыми.

В первом классе мы были такие добрые, и на вид милашки. На школьных фотографиях сохранились наши глупые детские рожицы: девочки с белыми бантами, мальчики с галстуками-бабочками, у кого-то глаза немного испуганные из-за непривычной обстановки.

Потом прошла начальная школа. И началась реальная жизнь.

Элементы борьбы за существование, впрочем, мы испытали несколько раньше. В четвертом учительницу соседнего «Б» класса (а в началке, если кто забыл, почти все уроки ведет одна и та же училка, она же классуха) сократили. То есть выгнали из школы. Как объяснили нашим родителям на собрании, была жесткая необходимость из пяти четвертых классов сделать четыре.

– Ага! Чтобы денег лишней училке не платить! – сказала нам после того судьбоносного собрания Миланка: она со своей мамашей туда затесалась, сидела смирно, директриса прохлопала, думала, она ребенок, ничего не поймет. Но Миланка уже тогда в экономике разбиралась.

– Полный класс – это двадцать пять человек, – разъясняла Миланка всем девочкам после собрания. – Вас, «ашки», – она презрительно посмотрела почему-то на меня, – было девятнадцать. В нашем – самом крутом в параллели – «Б» классе было восемнадцать человек. Лучшую часть «бэшек» – то есть нас – слили с вами. Ну, то есть вас с нами слили, – задрав нос, поправилась Королева. – Просто букву вашу оставили. Получилось в вашем-нашем четвертом «А» двадцать девять человек. Но директриса сказала, ваша классная этот перебор стерпит. Наша бы не стерпела! Потому и уволили именно ее.

– А остальных из нашего класса куда дели? – поинтересовалась подружка Миланки, Кристина Миронова.

– Этот отстой отправили к «гэшкам». А буква «гэ» говорит сама за себя! – Королева засмеялась.

После того памятного собрания и образования нового четвертого «А» настали тяжелые дни.

Если подсчитать, в наш класс перешли всего десять человек, меньшинство. Но новички – Миланка с кучей подружек и тройка задиристых мальчиков – с первого дня стали вести себя так, словно они были тут хозяевами, а мы – незваными гостями.

– Дожить бы до конца школы! – с тоской открыла я как-то душу своей маме. – Так долго еще! Я только в четвертом! Осталось почти восемь лет! Это – бесконечная трудная жизнь!!!

Мама засмеялась. И сказала беспечно:

– Какая ты у меня остроумная!

В пятом классе стало еще хуже.

К началу пятого класса всех заставляют решить, какие у нас способности – гуманитарные, математические или еще какие. И выбрать класс по профилю. Как будто все люди в мире к пятому классу решают, кем будут в жизни, и точно могут определить, какие у них способности. Тем не менее за лето после четвертого класса часть наших ушла в другие школы или классы, на профили, которых у нас не было. И на их места пришли новенькие.

Таким образом, наш класс за один год пережил два апгрейда. Это было похоже на два урагана подряд: они вырвали, будто деревья с корнями, наших друзей и унесли в неизвестную даль. Из тех же, кто остался, подняться после этих двух смерчей сумели не все…

Я как-то подсчитала: из тех ребят, кто учился со мной в первом классе, к пятому классу сохранилось всего человек пять.

– Что же это за классный коллектив?? – пожала плечами моя мама. – Вот в наши времена как начинался первый класс, так он почти в полном составе и добирался до десятого. Ну, пара-тройка человек придет или уйдет, и всё! Хотя, после восьмого часть ребят поступала в ПТУ и техникумы… Но на их места приходило мало новичков.

– После восьмого люди уже взрослые. Не так сурово. Почему до десятого? А, вы же десять лет учились, а не одиннадцать! Вот повезло! – вздохнула я.

В числе новеньких первого сентября в наш пятый «А» пришла Алла Селиванова.

С того учебного года я вдруг обнаружила, что мои одноклассники склонны обижать тех, кто не похож на основную массу нашего класса и школы. Четыре года начиная с первого класса мы все чувствовали себя одинаковыми. Когда же и почему всё изменилось? Вот так, за одно лето?

Например, Вадика Левенштейна, который учится с нами, «ашками», с первого класса, в пятом классе часть ребят вдруг стала обзывать «жидом». А наш отличник и эстет Макс Белопольский придумал Вадику прозвище «Вечный Жид».

Однажды это услышала мимоходом наша классная. Она русичка и литераторша. Она Макса остановила и спросила:

– «Вечный Жид»?!

Макс никогда не затрудняется с ответами. Но тут он слегка напрягся. И осторожно промолчал.

А русичка в этой паузе продолжила восхищенно:

– Надо же! Какой у тебя кругозор! Откуда почерпнул? Габриэль Гарсиа Маркес? «Сто лет одиночества»? Гёте?

– Оксимирон. Русский рэп. Дебютный альбом, – ответил Макс. – «Сто лет одиночества» я прочитаю к ЕГЭ, Мария Денисовна. Я запланировал. А пока, хотя мои способности многократно превышают умственные данные ровесников, я все же еще в пятом, извините, классе. Ваше же предположение о Гёте, сорри, отклоню. Гёте нынче не в тренде.

Русичка ушла, восторженно ахая. Потом еще, наши слышали из коридора, она в учительской всем рассказывала о кругозоре Макса.

Макс у нас был лидером. Так что наши хулиганы-мальчишки продолжали дразнить Вадика «жидом», а те мальчики, кто раньше еще звал Вадика Вадиком, теперь называли его между собой «Вечный Жид», а, обращаясь к нему, «Вечный». Как будто кто-то запретил им звать его иначе, хотя никто не запрещал. Если же нужно было у Вадика списать, тогда все мальчишки становились, как им казалось, вежливыми и подзывали: «Эй! Вечный!»

С этого же пятого класса вдруг все открыли, что добрая веселая Маша Баграмян – армянка, и мальчишки дали ей кличку «носорожка». Алла Селиванова оказалась трижды уязвима: во-первых, она пришла из другой школы, во-вторых и третьих скоро узнали, что у нее нет отца, а мама бедная. А, да еще было в-четвертых – училась она средненько, с тройки на четверку, а это для репутации хуже, чем быть старательным отличником или принципиальным двоечником. Так что причин набралось достаточно, чтобы Миланка не засомневалась предложить устроить Алле бойкот за планшет.

– Глупости какие! – воскликнула моя мама, когда я поделилась с ней своими мыслями о Вадике Левенштейне и Маше Баграмян.

Про бойкот Аллы я рассказывать не стала. Вдруг мама вздумала бы пойти в школу или передать кому-то из других родителей. Тогда получилось бы, что я стукачка перед всем классом. Это был наш секрет. А про Вадика и Машу всем было известно и так. Это вроде как имело вид шутки. Над ними одноклассники открыто смеялись, не считая, видимо, что это жестоко. Никто ведь Машу и Вадика не обижал физически. А мало ли над кем в школе смеются. Один в очках пришел, другой манную кашу на пол в столовой уронил, а третий вот евреем родился. «Может быть, это одной мне кажется неправильным», – сомневалась я. Но я видела, что Вадик и Маша стали чувствовать себя в классе плохо.

– Главное: в первом классе и во втором, и в третьем никому в голову не приходило, что Вадик – еврей, а Маша – армянка. Почему теперь, в пятом, это стало важно? Ведь Вадик как давал всем списывать, так и дает. Он добрый. И очень умный. Умнее Макса Белопольского! И Маша хорошая, – рассуждала я.

– Нет, это глупости ты рассказываешь! – замахала руками мама. – Я не верю!!! Я помню свою школу, свой класс! У нас учились… Инночка Савельева, еврейка. Гурик Маградзе, наверно, грузин. Рома Чурлу – с такой фамилией я и не знаю, кем он мог быть. Мы об этом не думали. Никогда не думали. Честно! Ни в пятом классе, ни в десятом. Просто никогда. Ни разу никого не обозвали из-за национальности. Нам это в голову не приходило. С Гуриком дружила самая красивая девочка в классе. И в школе. Таня Мирошник. Она переехала с Украины.

– Надо говорить «из Украины». Ты еще в СССР жила, – сказала я. – Ты очень древняя. Может, ты просто забыла?

– Я училась в десятом классе в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, – добросовестно стала вспоминать мама. – СССР еще не распался, да. Помнишь, я тебе рассказывала – мы делали стенгазеты. Плакаты такие, с самодельными рисунками, вешались на стену. Я была в редколлегии…

Я вздохнула. Мама любит углубляться в исторические воспоминания. И обожает делиться со мной собственным опытом, чтобы уберечь любимую дочь от всех угроз беспощадного мира. Когда эти две страсти объединяются, мне остается только терпеливо слушать. Я ведь маму люблю. А полноценный подростковый возраст, когда родительницу можно оборвать фразой «Мам, мне это неинтересно!», в пятом классе у меня еще не наступил. Я отвлеклась на другие мысли, а когда снова стала слушать, мама говорила следующее:

– Помню, к Дню образования СССР нужно было нарисовать в классной стенгазете пятнадцать пар в национальных костюмах: мальчик плюс девочка. Пятнадцать республик, пятнадцать сестер. Я выбрала себе белокурых литовцев и Узбекскую ССР. Мне было прикольно, как вы теперь говорите, изобразить у узбечки множество черных косичек. Может, дело было в этом. Мы чувствовали себя братьями и сестрами. Пятнадцать республик, пятнадцать сестер. Стихи. Пропаганда. А ведь хорошая пропаганда, а?

– Ты идеализируешь, – возразила я. – Просто, наверное, у вас класс был хороший. Дружный. Это исключение.

– Не знаю. На общешкольный вечер-маскарад – ты помнишь, я рассказывала, у нас устраивали в последнюю субботу каждого месяца вечер в школе, с дискотекой, а под Новый год обязательно маскарад – так вот на маскарад Таня Мирошник пришла однажды в национальном украинском костюме. Ей мама сшила. Мы мерили Танин венок из искусственных желтых подсолнухов. С разноцветными лентами, струящимися в распущенных волосах. Было красиво. А откуда ты знаешь слово «идеализировать»? Ты же в пятом классе учишься! – удивилась мама.

– Акселерация, – объяснила я. – Тенденция нашего времени. Сама мне ноутбук купила.

– А я в твоем возрасте узнавала новые слова по словарю Ожегова. Или из радиопередач… – задумчиво сказала мама.

В общем, тема ушла. Мама не помогла.

Я не упомянула тогда в разговоре с мамой, что у нас в классе появился еще один отверженный. Спартачок.

Фамилия у Спартачка труднопроизносимая. Так что не только мы, но и все училки с первого класса называют его просто «Спартак». В классе он один Спартак и во всей школе тоже.

В первом классе ему и Маше Баграмян трудней, чем нам, давалось чтение. Они оба читали медленно по слогам с массой ошибок. Тогда наша учительница просто перестала давать Спартаку и Маше задание читать вслух. Видимо, чтобы не портить успеваемость в классе и себе репутацию хорошей преподавательницы.

Когда мы перешли в пятый, у нас стала не одна учительница, а много. Училка по русскому и лит-ре, она же наша классуха, Мария Денисовна, с удивлением обнаружила, что Маша и Спартак по-прежнему читают по слогам, хотя несколько быстрее, чем первоклассники. Не долго думая, русичка поступила точно так же, как наша училка в начальной школе: она тоже перестала давать Спартаку и Маше задания читать вслух.

– Экономика правит миром! – объяснила нам просвещенная Миланка. – Моя мама говорит: зарплата училок зависит от успеваемости учеников.

Во втором или третьем классе мы впервые ржали над Спартаком до упаду. Нам дали на русском задание, я его хорошо помню, потому что получился настоящий анекдот. В тексте нужно было расставить в нужных местах точки. И попался такой отрывок: «Солнце садилось за лесом дети играли в лапту.»

Задание было простецкое, все ребята поставили точку, где надо, даже Маша Баграмян. Один Спартак написал так:

«Солнце садилось. За лесом дети играли в лапту.»

Учительница прочитала это вслух и смеялась с нами. Мы все при этом понимали, что Спартак нерусский, и о том, что такое лапта, он даже смутного представления не имеет. Поэтому и ошибся. А так он не глупый.

Но привычка смеяться над Спартаком оттого, что он нерусский и всё не так понимает, у нас стала складываться.

В пятом классе первого сентября Спартак пришел в школу в очках. Очки в черной толстой оправе, румяные губы в улыбке. Мы со смеху покатились. Мы наперебой кричали: Спартак, верно, затем надел очки, чтобы учителя решили, будто он умный и оценки ему начали ставить повыше. Тогда мы дружно стали звать его не Спартак, а Спартачок. Дескать, вот такой малыш глуповатый у нас есть в классе. Он и ростом еще оставался невысок. А многие мальчики в пятом классе заметно махнули ввысь.

Учителя, действительно, я думаю, считали Спартачка не очень умным. Ведь ты хорошо учишься тогда, когда быстро и четко понимаешь смысл написанного в учебнике. Или смысл сказанного учителем. Учителя же, даже самые лучшие, рассказывают тему только один раз, и торопятся, чтобы успеть пройти программу, так что их нельзя переспросить. А все наши учебники написаны очень сложным языком. Он вроде как русский, но даже мне, абсолютно русскому человеку, обычно непонятно, что там говорится. Перечитываешь несколько раз и всё никак не можешь вникнуть в смысл.

Спартаку же и Маше Баграмян учебники наверняка казались заколдованными злыми книгами. Поэтому отвечали ребята на уроках раз в десять хуже, чем могли. Учителя, морщась, натягивали им тройки. Только по алгебре у Спартака и Маши были четверки. На алгебре мало слов и много цифр.

У нашего класса, как и у многих других, есть страничка Вконтакте. И вот, после того как Спартак пришел в очках, кого-то осенила юморная идея: создать Вконтакте еще одну общеклассную страничку, посвященную Спартаку.

Назвали ее «Приколы о Спартачке». Туда сразу посыпались разные рисунки, шутки… Первой стала, конечно, карикатура на Спартачка в новеньких очках. Подпись стояла «Мартышка и очки». Карикатуру нарисовал Макс Белопольский, и он же сочинил остроумные стихи:

 
«Мораль сей басни такова:
Что для очков должна быть…
Голова!»
 

Мы видели, что у Спартачка есть личная страничка Вконтакте. Ребята прислали ему приглашение вступить в группу «Приколы о Спартачке». Он туда не вступил, но приглашение, конечно, прочитал. Каждый раз после самых издевательских постов в «Приколах» Спартачок наутро был в классе таким же, как всегда. Всем улыбался, входя в класс. Улыбка белозубая, добрая, немного смущенная, черные волосы и глаза, один и тот же синий костюмчик. Толстую черную оправу очков он сменил на тонкую золотую, но стало, по-моему, еще хуже. «Приколы» отреагировали на событие портретом А.П.Чехова с лицом Спартачка – в пенсне с тонкой золотой оправой. Под портретом стояла подпись «За лесом дети играли в лапту. Спартачок. Избранное».

В общем, мы веселились, как могли. Спартачок по-прежнему не обижался, хотя и не говорил никогда ни с кем из класса о посвященной ему страничке Вконтакте. Однажды и я, поддавшись общему настроению, выставила в «Приколах» веселый рисунок.

И все-таки именно тот мой рисунок был дополнительной причиной того, что я не рассказала своей маме о Спартачке.