Текст книги "Культурологическое наследие Дмитрия Сергеевича Лихачёва"

Работа Лихачёва над подготовкой к печати курса лекций по древнерусской литературе академика А. С. Орлова в значительной мере определила дальнейшую судьбу Дмитрия Сергеевича. Участие президента Академии наук А. К. Карпинского помогло Дмитрию Сергеевичу снять судимость и остаться в Ленинграде. Научную работу он начал в отделе древнерусской литературы Пушкинского Дома в 1938 году, когда во главе его стояли А. С. Орлов и В. П. Адрианова-Перетц, с которой у Д. С. Лихачёва установились тесные научные и дружеские отношения.

Годы войны были тяжелым испытанием для Дмитрия Сергеевича и всей его семьи. По состоянию здоровья он не был отправлен на фронт и до июня 1942 года оставался в блокадном Ленинграде. Будучи голодным, постоянно замерзая, он не оставлял занятий наукой, проводя исследования, которые приобретали характер антифашистских агитационных брошюр или практических инструкций для бойцов. Это книга «Оборона древнерусских городов», написанная в соавторстве с искусствоведом М. А. Тихановой (1942), статьи «Военное искусство Древней Руси» (1943), «Национально-героические идеи в архитектуре Ленинграда» (1944), «К вопросу о теории русского государства в конце XV и в XVI в.» (1944).

О том периоде Д. С. Лихачёв вспоминал так: «Человеческий мозг умирал последним. Когда переставали действовать руки и ноги, пальцы не застегивали пуговицы, не было сил закрыть рот, кожа темнела и обтягивала зубы, мозг продолжал работать…» [39, с. 490]. Интересно, что «бескомпромиссные противники коммунизма» сегодня пытаются поставить в вину Д. С. Лихачёву написание во время блокады книги «Оборона русских городов» [64]. Эта брошюра раздавалась солдатам в окопах. Д. С. Лихачёва обвиняют сегодня в том, что он выполнил данную работу по заказу Ленинградского обкома партии. На самом деле Д. С. Лихачёв никогда не брал заказы, противоречащие его убеждениям.

Культурная политика на разных этапах советской власти заключалась в границах допустимого и в масштабах принимаемых мер в отношении выслужившихся и провинившихся лиц. Постоянно менявшиеся политические и идеологические принципы, критерии оценок упрощали методы руководства культурой и состояли в возможности выявлять допущенные ошибки и просчеты, критиковать заблуждающихся и оступившихся, разоблачать врагов. Деятели культуры были обязаны принимать участие в разоблачении ошибок товарищей, выступать с инициативной критикой.

Руководители партии и государства находили объекты для идеологической борьбы среди самых неординарных и талантливых. Попытки отстраниться от политики рассматривались властью как контрполитика. Существуют концепции, представляющие Д. Лихачёва не функционером «системы» и не ее оппонентом, а как бы «вне ее» [9, с. 9]. С этим нельзя согласиться. На практике выход из «системы» всегда означал переход на службу иной системе. «Казалось бы, после всех бедствий занятие древнерусской литературой – идеальное убежище, в котором он мог укрыться от всех треволнений мира. Однако не получилось», – писал Д. Гранин [9, с. 387]. Занимаясь древнерусской литературой, Д. Лихачёв постоянно чувствовал себя в опасности. Сотрудник отдела пушкиноведения Пушкинского Дома Л. Лотман вспоминала: «Постоянная готовность превратить спор или литературную полемику в политические обвинения и обилие “доброхотов”, готовых сфабриковать такое обвинение, угнетали» [9, с. 100].

Послевоенное время запомнилось Д. С. Лихачёву постоянными проработками. «Проработки 30–60-х годов входили в определенную систему уничтожения Добра, были в какой-то мере тенью показательных процессов конца 30-х годов и учитывали их “опыт”. Они были видом расправы с учеными, писателями, художниками, реставраторами, театральными работниками и прочей интеллигенцией» [39, с. 527]. Одной из задач публичных «проработок» было сломить непокорность, волю, стремление к собственному мнению. Дмитрий Сергеевич как высоко нравственная личность, сопереживая обвиненным товарищам, решался на выступления, противоречившие партийным установкам, по этой причине неоднократно сам был в роли «прорабатываемых». Очень хорошо раскрывает этот аспект ситуации С. С. Аверенцев. Он вспоминает, что неизменно встречал со стороны Д. Лихачёва постоянную готовность помочь ему в конфликтных ситуациях с официозной идеологией: «готовность эта была неутомимой, а в ряде ситуацией должна быть без преувеличения названа отважной. …и были случаи, когда я твердо знал, что единственным представителем академического мира, к которому мне можно обратиться, – это он, больше не к кому. А это наперед опровергает любые попытки тривиализировать его общественное поведение» [9, с. 177].

Событиям того времени ученый уделял большое место в воспоминаниях. Объектом проработок стал сам Дмитрий Сергеевич и подготовленное им совместно с Я. С. Лурье издание «Послание Ивана Грозного», критике подвергались и руководитель сектора древнерусской литературы В. П. Адрианова-Перетц, и сам сектор. Дмитрий Сергеевич стремился тщательно документировать «аргументы» своих противников. Одним из опаснейших методологических обвинений для ученого в советскую эпоху было обвинение в объективизме. На обсуждениях отмечалось, что во всей серии «Литературных памятников» присутствует такой академический объективизм, который «смыкается с космополитизмом». О Лихачёве говорилось, что он – «последователь кадета Шахматова и сам буржуазный либерал». Д. С. Лихачёв и В. П. Адрианова-Перетц обвинялись в том, что «пригрели разоблаченного космополита Лурье». «Литературные памятники» сравнивались с «передачами Би Би Си».

Даниил Гранин заметил, что судьбу Д. С. Лихачёва можно изобразить как цепь репрессий: «Одна несправедливость следует за другой. А кроме того, ужасы ленинградской блокады, эвакуации, семейные потери. Несчастья настигали его, но не они определяли его облик» [9, с. 382]. По мнению Д. Гранина, тяжкие испытания не лишили Д. С. Лихачёва благородства, напротив: «За многие годы нашего общения я не помню, чтобы он кого-то поносил, кому-то завидовал, льстил властям, искал компромиссов, даже во имя “интересов дела”» [9, с. 381].

Избрание Д. С. Лихачёва в 1970 году действительным членом Академии наук СССР упрочило его положение в Пушкинском Доме. Он становится одним из самых авторитетных в мире ученых. С этого времени у Д. С. Лихачёва появилась возможность содействовать развитию сектора древнерусской литературы, а позже направить свою деятельность на сохранение лучших памятников отечественной культуры.

Дмитрию Сергеевичу было не просто полюбить новый режим. Его внучка З. Ю. Курбатова вспоминала, что Д. С. Лихачёв называл революцию «несчастьем», рассказывал о разрушении ею прекрасного мира. Д. С. Лихачёва упрекали в том, что он остался жив. Но смысл жизни не обязательно заключается в борьбе с властью и в политической жизни. Есть ценности такие, как радость семьи, удовольствие от работы, наслаждение познанием. Здесь Дмитрия Сергеевича можно определить как созидателя.

Жизненный путь и социокультурная деятельность ученого Дмитрия Сергеевича доказывают, что политический и идеологический тоталитаризм советского государства, разрушение сложившихся культурных ценностей не смогли предотвратить «нарождения новой интеллигенции» в стране, одним из духовных лидеров которой стал Д. С. Лихачёв.

В научной работе, в мировоззрении, в повседневном поведении Д. С. Лихачёв оставался интеллигентом, человеком культуры, патриотом, исследователем, мыслителем-гуманистом, носителем традиции. С. С. Аверенцев вспоминал: «Для меня Дмитрий Сергеевич был, прежде всего, последним представителем культурной формации, знакомой по старым книгам, но в его лице являвшейся с повсечасной естественностью…в нем было вправду естественно то, что было бы несносным, стилизованным в другом; он по праву законного наследника завершал путь целого культурного круга» [9, с. 181].

Писатель Даниил Гранин в одной из своих публицистических статей [4] назвал Дмитрия Сергеевича последним российским интеллигентом. Несмотря на гиперболизацию этого утверждения, признание Д. С. Лихачёва в качестве своего рода эталона интеллигента несомненно. Ученый как яркий представитель интеллигенции всегда был готов жертвовать личным благом ради блага народного, не желая взамен никакой награды, кроме сознания исполненного долга. Отсюда и его особая нравственная позиция, его чувство гражданской и социальной ответственности, способность переживать протекающие в обществе процессы, а не замыкаться в узких границах собственного бытия.

Одной из самых ярких работ Д. С. Лихачёва стало его письмо «О русской интеллигенции» в журнал «Новый мир» [45]. Понятие это, по Лихачёву, чисто русское. В иностранных языках и в словарях слово «интеллигенция» переводится, как правило, не само по себе, а с прилагательным «русская».

Ученый убежден в том, что интеллигенцию не следует считать социальной группой: слишком она разнородна. Интеллигентностью могут обладать люди любой специальности. При всем «ассоциативно-эмоциональном содержании» этого понятия интеллигенции присущи вполне конкретные общие черты. Из принятого в советское время определения не вызывало возражений, что интеллигент – это образованный человек, обладающий большой внутренней культурой. Но дальше выделялись черты, не признаваемые официальной советской наукой. В первую очередь, это свобода, понимаемая как «независимость мысли при европейском образовании». «К интеллигенции могут принадлежать только люди, свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам» [45, c. 3]. В России в условиях деспотизма такая свобода принимает черты «тайной», о которой писали и Пушкин, и Блок. Открыто выражать мысли трудно, а скрывать их – еще труднее. Отсюда особое отвращение к деспотизму – специфическая черта русской интеллигенции. Постоянное стремление к свободе существует там, где есть угроза свободе. Вот почему интеллигенция как интеллектуальная свободная часть общества существует в России и неизвестна на Западе, где угроза свободе для интеллектуальной части общества меньше.

Свобода для интеллигента – это нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли. Совесть в представлении Д. Лихачёва – это «рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни» [45, c. 4].

Выступая по проблемам интеллигенции, Д. С. Лихачёв выражал не только свои личные взгляды, но и в значительной степени идеи, вызревшие в 80–90-е годы в кругу его общения. Российская интеллигенция всегда выступала как носитель гражданского и национального самосознания. Ее интересы не связаны ни с личной выгодой, ни с интересами классов. Интеллигенция – это не класс, не партия, не профессиональное объединение, у нее никогда не было писаного устава, иерархии, формальной организации. Однако русская интеллигенция всегда имела свои собственные символы веры, идущую изнутри дисциплину и традиции. Это – независимое, неформальное движение, одно из проявлений способности россиян действовать без подчинения какому-либо лицу, издающему декреты и налагающему на всех единую волю. Ведущий принцип интеллигенции – это служение простому народу. Это не следует понимать буквально как прислуживание, поскольку у нее всегда есть свой собственный взгляд на общественное благо.

По мнению Д. С. Лихачёва, международный престиж государства зависит от нравственной культуры, а состояние отечественной нравственной культуры его тревожило. Одна из его последних книг называлась «Книга беспокойств» [42]. С тревогой Дмитрий Сергеевич писал о том, что у нас есть планы выхода из экономического кризиса, но не возникло мысли создать план выхода из культурного кризиса, в котором оказалась Россия. В первые послеоктябрьские десятилетия наступила эпоха войны с интеллигенцией, с культурой, что привело к остановке ее развития. По мере укрепления властной вертикали выяснилось, что воссоздание сильной, независимой России затруднительно без нравственных точек опоры; в этой связи в последнее время стали часто обращаться к интеллигенции, вспомнив о ее способности влиять на общественное мнение.

В работах об интеллигентности отразились черты личности Д. С. Лихачёва: душевная чистота, мягкость, непреклонность, гражданственность, восхищение людьми, олицетворяющими духовные искания отечества.

Считая, что чувство собственного достоинства – одно из важнейших качеств интеллигентного человека, Дмитрий Сергеевич всегда его поддерживал. Способность унизить и оскорбить это чувство в другом человеке считал самым недопустимым, полагая, что это оборотная сторона готовности унижаться. С трудом сдерживал проявление досады и раздражения при столкновении с раболепством и угодничеством по отношению к себе. С этим можно связать ироническое отношение к официальным знакам одобрения его деятельности. Дмитрий Сергеевич не пытался запомнить всех своих правительственных наград, хотя ценил свое звание первого почетного гражданина Петербурга (как знак восстановления прерванной традиции) и орден Андрея Первозванного44
  Орден был учрежден в России Петром I в 1698 году.


[Закрыть] (к нему у него был интерес историка). Относясь с иронией к внешним проявлениям близости к власти, он говорил, что все это эскалатор, как в метро: встал на ступеньку – и без усилий с твоей стороны тебя тащит наверх.

Любя людей, Д. Лихачёв хорошо видел их достоинства и недостатки, ценил не только научный талант, но и человеческие качества. Он мог отдавать должное человеку как профессионалу в своей области, но не испытывать к нему симпатии, оставаясь в таких случаях особенно справедливым и сдержанным. Симпатизируя кому-либо, он не позволял себе переносить свое доброе чувство на оценку научных способностей человека, стремясь к объективности и справедливости. Оценка Дмитрием Сергеевичем сотрудников была взвешенной, рациональной и довольно жесткой, но уравновешивалась стремлением видеть и поддерживать в людях хорошие качества.

Показательна в этом отношении книга академика Д. С. Лихачёва «Прошлое – будущему», в которую включены статьи и выступления, наиболее характерные для мемуарных очерков автора, посвященных анализу основных принципов научно-исследовательской и организаторской работы, а также ряд очерков о людях науки. Цель издания определена как самоотчет ученого, чья научная деятельность «рассматривается в единстве с его общественной деятельностью» [51, c. 11]. В автобиографических записях, анализирующих основные этапы творческого становления автора, а также в статьях, посвященных людям, задается тип человека, ученого, чье поле деятельности охватывает не только предметы специфически научных изысканий, но связано с проблемами общественной жизни, с вопросами этики и морали. «Давно установлено, что начиная с периода романтизма личность поэта и его поэзия слиты… но слиты также живопись и живописец … Личность и его труды особенно сильно связаны у ученых в гуманитарных науках. Сейчас выяснилась эта связь и у физиков… Надо думать, что личность ученого будет играть все большую роль в науке» [51, c. 574].

Одну из причин актуализации морально-этических проблем, особенно для сфер науки, Дмитрий Сергеевич связывал с возросшей ответственностью ученого в период научно-технического прогресса перед человечеством. Другая причина – изменение самого способа научной работы. «В наш век, когда наука стала в той или иной мере коллективной, вопросы научной морали выдвинулись на первый план. Только в морально здоровом коллективе, возглавляемом морально умным и честным руководителем, научные исследования ведутся успешно, плодотворно и приносят счастье всем сотрудникам коллектива» [51, c. 44].

Основные этические постулаты коллективного научного труда: уважение чужих мнений, чужого личностного достоинства; недопустимость и непременное пресечение явного или скрытого присвоения чужих идей; честность по отношению к предшественникам – залог плодотворности научных изысканий. Наследие Д. С. Лихачёва есть фактическое подтверждение той мысли, что наука, в том числе и современная, может и должна быть наукой нравственной.

Как деликатному человеку Дмитрию Сергеевичу тяжело было противостоять бесцеремонности некоторых посетителей. Его пытались привлечь к всевозможным проектам и партиям. Жанр интервью ученый не любил из-за чрезвычайно однообразного перечня вопросов. Действительно интересные вопросы задавались редко. Так, например, вопрос о потерях, которые понесла культура за минувшее столетие, заданный корреспондентом одной из японских газет в начале 1999 года, совпал с размышлениями Дмитрия Сергеевича над этой проблемой. Его тревожила «дегуманизация человеческого общества», проявлявшаяся на самых разных уровнях: это сокращение количества часов на гуманитарные дисциплины в школе (не только в России), «свертывание» программ по истории литературы на гуманитарных факультетах вузов, идеи упрощения правил орфографии, которые обрывали связи с историей родного языка. Волновали масштабные националистические движения, равнодушие к состоянию памятников культуры, легкость, с которой мировое сообщество пошло на бомбардировки Сербии, поставив под угрозу существование уникальных храмов с фресками XIV–XVII веков, собраний рукописных книг, икон. Одно из самых резких интервью американскому радио было посвящено этой теме.

Некоторые политические вопросы для Дмитрия Сергеевича представляли интерес в качестве исторической проблемы. Например, полемика по поводу законности притязаний на титул Императорского Высочества Марии Владимировны и ее сына Георгия. Считая важным восстановление исторической справедливости, академик Лихачёв приветствовал возможность приезда в Россию всех родственников погибшей императорской семьи. Но в ответ на намерение предоставить одной из ветви рода Романовых особые права он обратился к Президенту Ельцину с письмом, доказав, что по существующим законам Российской империи ни у кого из представителей этой фамилии таких прав нет: все они заключили браки с точки зрения существующих законов морганатические. Письмо стало одним из аргументов против готовящегося решения.

Очень важным для восстановления нравственных норм в стране Дмитрий Сергеевич считал придание государственного статуса церемонии захоронения останков семьи последнего русского государя. Подтверждением этому было письмо Президенту, объяснявшее необходимость его присутствия на церемонии в Петропавловском соборе.

Сохранению памятников Д. С. Лихачёв придавал первостепенное значение. Ученый трактовал наследие широко – это памятники архитектуры, скульптуры, садово-паркового искусства, исторические некрополи, музейные, библиотечные, архивные собрания. Под деятельностью по сохранению наследия понимается как работа профессионалов (искусствоведов, реставраторов, хранителей), так и работа краеведов и общественных групп по всей России.

Дмитрий Сергеевич во многих случаях сам организовывал, в других поддерживал экспедиции по разысканию и собиранию в различных районах страны исторических источников – старинных русских книг. Академик сыграл важную роль в спасении крупнейшего в мире собрания русских рукописей и хранилища мировых рукописных сокровищ – отдела рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (в настоящее время Российская национальная библиотека).

Особо стоит отметить роль Д. С. Лихачёва в создании Всероссийского общества охраны памятников в середине 60-х годов прошлого столетия. В объекты его заботы входили: Невский проспект в Петербурге; подмосковные усадьбы (в первую очередь Мураново и Шахматово); фрески Ковалева, Болотова, Нередицы в Новгороде; Воронцовский дворец в Алупке; Лесковицы в Чернигове; парки в Петергофе, Пушкине, Гатчине, Павловске, Выборге; озеро Байкал; проекты изменения направления течения рек в Сибири, Средней Азии; научные библиотеки, рукописные собрания, состояние запасников музеев. Большинство акций ученого оказались успешными. «Не буду рассказывать всего того, что мне довелось пережить, защищая от сноса Путевой дворец на Средней Рогатке, церковь на Сенной, церковь на Мурине, от вырубок парки Царского Села, от «реконструкций» Невский проспект, от нечистот Финский залив и т. д. и т. п. Достаточно посмотреть список моих газетных и журнальных статей, чтобы понять, как много сил и времени отнимала у меня от науки борьба за чистоту русской культуры» [39, с. 546].

Дмитрий Сергеевич доказал, что перестройка Невского проспекта губительна для русской культуры. Благодаря выступлениям ученого в защиту сохранения поэтического облика Екатерининского парка в Пушкине он стал объектом охраны общественности. Академик помог сохранить Земляной вал вокруг Новгорода. Ему обязаны сохранением многие храмы и церкви. Во времена правления в Ленинграде Романова академик Лихачёв открыто боролся за сохранение храма Спаса-на-крови. Храм хотели уничтожить, как «не гармонирующий с основными архитектурными тенденциями города». Вместе с другими учеными, писателями В. Распутиным, В. Беловым выступал против глобального проекта экологически неграмотных чиновников – «поворота северных рек». Дмитрий Сергеевич всегда использовал свое высокое положение академика для спасения культурных памятников, для развития культуры, науки, считал своим долгом помогать нуждающимся в поддержке и заступничестве.

О взаимоотношениях Д. С. Лихачёва и власти в эпоху перестройки существуют разные мнения. Например, директор Библиотеки Конгресса США Джеймс Х. Биллингтон считает, что Д. С. Лихачёв был домашним учителем семьи Горбачевых, открывавшим перед ними сокровища той культуры, которая предшествовала эпохе советской власти. По мнению С. О. Шмидта, Д. С. Лихачёв понял, что получил возможность просвещать в желанном ему духе не только широкую общественность, но и самых влиятельных людей государства. Д. М. Буланин утверждает, что «политики превратили красивую сказку об “эпохе” Д. С. Лихачёва в жестокий фарс», что «те – наверху, кто признал его как persona grata, сделали его ответственным за все свои злодеяния» [3, с. 166], точнее сделали из Д. С. Лихачёва «удобную политическую марионетку» [3, с. 167]. Среди критиков Д. С. Лихачёва были и сторонники прежней власти, противники М. С. Горбачева, возлагавшие на академика часть ответственности за распад СССР.

Для самого Д. Лихачёва период перестройки был порой надежд. З. Курбатова говорила: «Тогда дед считал, что справедливость начинает торжествовать, осталось еще немного – публичный суд над коммунистической партией, похороны Ленина – и черная полоса в истории страны закончится» [9, с. 38]. В общественной деятельности ученый, прежде всего, выступал в защиту культуры и природы, говоря об этом так: «Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хотя бы один голос. Пусть люди знают, что кто-то протестует, что не все смирились» [9, с. 383].

28 ноября 2006 года исполнилось 100 лет со дня рождения Дмитрия Сергеевича Лихачёва. Указом Президента Российской Федерации 2006 год был объявлен годом Дмитрия Сергеевича Лихачёва, что явилось важным признанием заслуг ученого не только перед прошлым, но и будущем России.

Таким образом, формированию личности и научных интересов Д. С. Лихачёва способствовали: гуманитарное образование, общение с интересными людьми, стремление сохранить разрушаемые культурные ценности. Зарекомендовав себя высоконравственным человеком, обладавшим безупречным научным авторитетом, ученый направил свою деятельность на сохранение лучших традиций и памятников отечественной культуры. В 1980–1990-е годы Д. Лихачёва занимает «проблема пространства культурного», в его работах появляется слово «культурология». Можно сказать, что на протяжении своей биографии Д. Лихачёв формировался как культуролог, осознав, что для дальнейшего развития российской гуманитаристики требуется преодоление дифференциации научного знания.