Текст книги "Носи черное, помни белое"

– Мы попали в аварию, на своей машине, я вел. – Олег сел на диван, обхватив голову руками.

Он был невысокий и худощавый, но всегда казался Алексе большим и сильным, наверное, потому что вел себя уверенно и спокойно в любой ситуации. И вот впервые она видела его совершенно потерянным, жалким, маленьким. Она села рядом.

– Сначала вроде ничего страшного, – еле выговаривал Олег, – у всех сработали подушки безопасности, жене только немного нос задело. Лиза даже смеялась. Машину занесло и развернуло. Я велел оставаться всем на своих местах и вышел открыть им двери… я совсем забыл о Со́ле, она в ногах у жены сидела. Собака была в панике, ты же знаешь, как она боится шума, ну и… выбежала на дорогу. А там автобус… В общем, жуть.

Алекса слушала Олега и понимала, что он приехал сюда, в свою берлогу, чтобы никто не увидел его раздавленным и слабым, чтобы отдышаться и снова идти туда, где от него ждут спасения и быстрого решения всех вопросов. Алекса молча прижалась плечом к плечу друга.

– Мы собрали Солу на одеяло, – продолжил Олег, – и сразу отвезли в ветеринарку. Хорошо, попали на какого-то гениального хирурга, и ее уже вчера прооперировали.

– Вчера?

– Да, это все было вчера.

– Ты из-за собаки так расстроен?

– Нет, конечно. Точнее, да. Ее тоже жалко. Но пока мы ждали в ветклинике – операция длилась больше трех часов, – Лизе стало плохо. Оказалось, какое-то внутреннее кровотечение. Мы сразу не обратились в больницу, дураки, думали, раз ребенок смеется, значит, все хорошо.

Олег таскал себя за волосы и не мог дальше говорить.

Алекса взяла его за плечи:

– Тихо-тихо, спокойно. Что сейчас?

– Сейчас она в реанимации, но говорят, что реабилитация будет долгой и у нас точно не справятся, надо переправлять в Германию в ближайшее же время. Уже и клинику нашли.

– Лиза в сознании?

– Да, – по щекам Олега лились слезы, – в сознании. Она спрашивает про собаку.

– Сола не выжила после операции? – в ужасе спросила Алекса.

– Выжила. Там весь таз переломан, хирург сделал, что мог, но теперь ее надо выхаживать. А она чужим не дается, уже весь персонал перекусала. Если она не успокоится, она сама себя снова переломает. Нужно время, чтобы кости срослись. Для этого она должна быть дома, с тем, кто ее знает. А нам всем сейчас надо уехать.

Алекса и Олег уставились друг на друга. Она поняла, к чему он клонит. Нет. Нет-нет, это невозможно! Алекса даже цветов дома не держит, заботиться о ком-то – это совсем не ее! Да, она тоже любит Сольку, ведь это она и подарила ее еще щенком Олегу восемь лет назад, когда хотела его поддержать. У него тогда накрылся очередной бизнес, он был на грани разорения, отношения с женщинами опять не ладились, и Алекса порадовала его лопоухим рыжим чудом породы корги в возрасте двух месяцев. Она уверяла Олега, что эта маленькая сучка принесет ему счастье. Так и случилось. Через полгода, выгуливая собаку, он познакомился с будущей женой, через год они поженились, а еще через год у них родилась Лиза, бизнес тоже пошел в гору, и все складывалось как нельзя удачнее. До вчерашнего дня.

– Я понимаю, я прошу очень многого. Лекс, пожалуйста. Забери Солу, она тебя знает и любит. Поживи с ней здесь, в этой квартире.

Алекса впала в ступор, уставившись в пол. Сидеть подтирать за собакой, будучи запертой в квартире, пусть даже самой комфортабельной… Да еще в новогодние каникулы!

– Я знаю, что для тебя значит в эти дни остаться в городе. Если бы не дочь, я бы не осмелился тебя просить. Я даже собирался тебе звонить на Окинаву. А ты оказалась тут. Это судьба. Я отблагодарю. Проси что хочешь. Пожалуйста.

– Я… я не знаю…

Алекса подняла глаза и увидела, что Олег сполз с дивана и стоял перед ней на коленях.

– Я все оплачу, компенсирую все расходы, все неудобства. Я знаю, как тебе сложно пожертвовать поездкой. Пожалуйста.

Она вдруг очнулась и стала поднимать друга с пола:

– Встань. О чем ты, конечно, я посижу с ней. Вставай, я сделаю кофе.

Они помолчали под жужжание кофемашины. Залпом выпили горячий напиток.

– Что я должна делать? – спросила Алекса.

– Ты сейчас свободна?

– Да.

– Тогда поедем заберем Солу из ветеринарки, пока Лиза с мамой в больнице.

– Хорошо.

– Если надо, к вам будет приходить врач, медсестра, не знаю, что там еще скажут, все будет. Пожалуйста, выходи ее.

Алекса обреченно кивнула Олегу. Видимо, на этот раз придется оставаться в городе на все каникулы. Кошмар всех ее снов.

* * *

Олега и Алексу провели к клетке «без потолка», в которой лежала Сола. На нее было страшно смотреть – какой-то фантастический лев: передняя часть собаки выглядела как прежняя милая пушистая Солька, а заднюю будто приставили от другого существа, в несколько раз более мелкого и лысого. По одну сторону от наполовину выбритого туловища синеватыми тощими окорочками беспомощно лежали задние ножки, бесформенные из-за перебитых внутри костей. На коже зияли багрово-синие гематомы, частично уходящие под большие прямоугольники пластыря, прилепленные слева и справа от выпирающего позвоночника.

Увидев хозяина и Алексу, собака попробовала приподняться на передних лапах, и у нее задергался кончик хвоста. У всех людей в комнате защипало глаза от слез. Сола вцепилась взглядом в Олега и еле слышно заскулила. Он опустился рядом с клеткой и погладил несчастную по голове. В уголках глаз на рыжей морде что-то заблестело. Собака-лев была настолько слаба, что ей на шею даже не надели послеоперационный пластиковый «торшер», чтобы она не лизала свои раны – она просто не могла до них дотянуться.

– Она никак не загипсована? – удивился Олег.

– Нет, все внутри. Слева вставлен один большой штифт, – медсестра показала на пальцах расстояние сантиметра в три-четыре, – с другой – вот такая металлическая пластина на четырех маленьких шурупчиках.

– И как это потом все оттуда вынуть? – спросила Алекса.

– Это не надо будет вынимать. Все должно срастись, вокруг металла образуются ложные суставы, и собака заново научится ходить. Скорее всего.

Олег вопросительно посмотрел на медсестру и фельдшера:

– Каковы шансы?

– Сложно сказать. Но ее оперировал лучший хирург города. Но и он не бог. Дальше все зависит от везения и ухода. Самый сложный период будет дней через пять-семь, когда ей станет легче и она будет пробовать вставать.

– Мы все сделаем, – решительно сказала Алекса. – А почему от нее так пахнет? За ней некому убирать?

– Мы вытираем, но ей несколько раз в день дают вазелиновое масло, ведь у нее куча швов в тазовой области, поэтому совсем нельзя тужится. Еще пару дней придется вытерпеть это.

Решительность Алексы заметно поубавилась.

Олег купил в аптеке ветклиники гору лекарств, перевязочного материала, одноразовых пеленок и каких-то приспособлений. Фельдшеры помогли донести Сольку до машины на специальных носилках с фиксирующими ремнями и бережно сгрузили на заднее сиденье.

Олег аккуратно вел машину, а Алекса придерживала собаку. За сорок минут, что они ехали, Сола описалась дважды, и в салоне было не продохнуть. Около подъезда пришлось придумывать, как затащить собаку в квартиру.

Алекса вынула из своего автомобиля, припаркованного неподалеку, чемодан, вытряхнула из него все содержимое в пакет и, как в корытце, в открытом чемодане они понесли собаку домой. Пока Олег обустраивал раненую в гостиной, Алекса принесла все вещи, какие только нашла в своей машине.

– Я не знаю, как тебя отблагодарить, но я что-нибудь обязательно придумаю, – Олег крепко обнял Алексу перед уходом.

– Не бери в голову, – твердо сказала она, – езжай к дочке. До двенадцати еще успеешь. Они знают, где Сола?

– Я сказал, что в особой клинике с суперуходом.

– Так и есть, – улыбнулась Алекса. – Я дважды в день буду присылать тебе фотки.

Она проводила Олега под жалобный скулеж Солы, доносившийся из гостиной. Закрыв дверь, Алекса вернулась к собаке, которая беспокойно металась на своей подстилке, и погладила раненую по голове, морщась от исходившего от нее запаха:

– Ну что? Пленники мы с тобой, да? Не переживай, я не уйду, буду спать вот тут, рядом с тобой на диване.

Сола понимающе посмотрела на человека и страдальчески сдвинула брови.

– Ты не против, я выйду покурить? Ты будешь видеть меня через стекло. Я на две минуты, договорились?

Алекса накинула пуховик и вышла на засыпанную снегом террасу, аккуратно прикрыв за собой прозрачную дверь, чтобы не застудить собаку. На улице усиливался мороз, который был незаметен, пока они, без шапок, тащили Солу от машины. Трусил неприятный мелкий снег, предвестник метели, крохотные суетные белые точки ложились на землю, плотно прижимаясь друг к другу. Никакого простора и ощущения вечности, между такими снежинками не полетаешь…

Предстояли странные каникулы взаперти. «Может, не говорить никому, что я здесь? – родилась мысль у Алексы. – Все равно вырваться отсюда не смогу, а сообщать этот адрес никому не хочется».

Она прислушалась – соседей не слышно, посмотрела на корпус, перпендикулярно примыкавший к дому, – во всех окнах темно. «Эвакуировались, что ли, все?» Алекса вспомнила, что до сих пор часть квартир в доме была не раскуплена (аналогов этой высотке в городе так и не появилось, и потому цены не опускались), а уже состоявшиеся жильцы были сплошь людьми небедными и наверняка отправились куда-то на праздники.

«Что ж, прекрасно. Надеюсь, народных гуляний не будет слышно. Слава богу, Олег не успел нарядить свою берлогу. Главное, не включать телевизор – чтобы это гирляндово-тостовое безумие не опрокинулось на меня».

Алекса вернулась в квартиру, улыбнулась подергивающей кончиком хвоста собаке, распластавшейся на боку, и села изучать бумаги из ветклиники – три листа мелкого печатного текста рекомендаций по уходу… Дважды в день обрабатывать раны, мазать гематомы и ставить капельницы на несколько часов (с первой завтра поможет медсестра, она поставит в лапу катетер, дальше придется справляться самим), а через неделю, когда эту штуку вынут и снимут швы, надо будет делать уколы в холку и бедро… Жуть. Алексу аж передернуло.

Она и за собой-то не любила ухаживать – легкий крем на лицо и сушка волос феном по утрам, пара взмахов туши для ресниц – и все, никаких масок и прочей ерунды. Никогда не понимала, как женщины с удовольствием часами просиживают в салонах красоты, не то что ложатся под нож.

Собака тревожно сглотнула, не сводя глаз со своей сиделки. Алекса вспомнила, как выбирала Солу по фотографии. Сначала казалось, что это невозможно, но заводчица прислала из другого города снимки всего помета и написала: «Если вы увидите свою собаку, вы сразу это поймете». Алекса уставилась на бело-рыжую серьезную мордаху с одним стоящим ухом и без сомнений определила, что это она. У нее были опасения, что Олег, с каждым днем все глубже проваливавшийся в депрессию, откажется от щенка, но внутренний голос подсказывал, что этого не случится. На всякий пожарный Алекса заручилась поддержкой Натальи, которая в то время жила со своей семьей в шикарной квартире[2]2
  Историю дружбы трех подруг читайте в двух первых романах Светланы Слижен «Люби меня меньше» и «Упасть в облака».


[Закрыть] и была готова забрать к себе маленького «коржика» – так любители породы между собой называют корги.

«Два кило счастья» поездом лично доставил владелец питомника. В документах собачки значилось: «Порода: вельш ко́рги пемброк. Кличка: Бест Лайн Рыжее Солнце», поэтому дома ее стали звать Со́ла (сокращение от «солнышка»).

Она сразу же покорила Олега тем, что с первого раза выучила команду «Сидеть». Как только он указательным пальцем провел по воздуху сверху вниз и строго сказал «Сидеть», она, не шелохнувшись ни головой, ни передними лапами, опустила свою маленькую пушистую попу на пол, будто та жила отдельной жизнью. Несмотря на опасения владельца питомника, малышка, разлученная с мамой и сестренками, не скулила даже в первую ночь на новом месте. Она свернулась калачиком около уха Олега и еле слышно в него дышала, а утром вылизывала мочку хозяина.

Сола была невероятно деликатной барышней, довольно равнодушной к еде, что большая редкость для породы, обожающей поесть. По утрам она никогда не будила Олега, во сколько бы он ни проснулся, хоть далеко за полдень. Она готова была подстроиться под любой распорядок его дня и по-хозяйски подбирала на кухне крошки исключительно в качестве уборки, а не ради наживы.

Когда Сола была маленькая, у нее был черный хвост с белой кисточкой на конце, будто приставленный от другой собаки. Ближе к году, после двух линек, хвост стал светлее, но на нем осталась темная отметина ровно посередине длины, этакое небрежное пятно на безупречной рыжей шубке с белым воротником элегантной породистой дамы. Как говорится, маленькая собака – всю жизнь щенок, поэтому она осталась милой и когда выросла.

Частенько, когда Олег не мог взять Солу с собой в поездки, он оставлял ее с Алексой. Погулять и посюсюкать несколько дней с очаровательной доброй собачкой было совсем не обременительно и давало прекрасную почву для фоток в инстаграм, который Алекса вела последние годы. Но сегодня Сола была совсем не фотогенична в образе полульва. И не сказать, что необременительна.

До Нового года оставалось около двух часов. Алекса опустила ролл-шторы до самого пола, чтобы не видеть иллюминации в городе, и включила погромче спокойную музыку в надежде перекрыть доносящиеся издалека вопли празднующих соотечественников и разрывающихся салютов, пугавших и без того измученную собаку, и свалилась на диван. Это была та степень усталости, когда не было сил даже уснуть.

Убедившись, что отключиться не получится, Алекса принялась разбирать вещи, принесенные из машины. Чемодан вместо Окинавы съездил со своей хозяйкой на похороны и потом поработал контейнером для перевозки животного. Запашок еще тот. Видимо, придется выкидывать.

Вскоре Сола успокоилась, кое-как уложив свое измученное тельце на одноразовых пеленках, разложенных поверх одеял, и уснула. Алекса последовала ее примеру, решив утром первого января все же встретить рассвет. Он должен наступить около девяти, и если будет ясно, то из окон самого высокого здания в городе откроется неплохой вид.

* * *

Алекса проснулась в половине восьмого, и, несмотря на темноту, отчетливо поняла, что небо затянуто тучами и ничего хоть отдаленно напоминающего торжественный первый рассвет на Окинаве испытать не удастся. Она просидела целый час перед панорамными окнами, стараясь смотреть выше воображаемой линии горизонта и наблюдая, как темнота, разбавленная городским освещением, постепенно светлеет, превращаясь в белесую муть из облаков и мелкого сеющего снега. Потом позанималась на тренажерах и поменяла собаке пеленки, превозмогая отвращение к запаху лекарств и выделений.

Ближе к полудню позвонил бывший ученик Егор, симпатичный парень, окончивший школу несколько лет назад. Алекса хорошо помнила, что его день рождения совпал с выпускным, после чего он, восемнадцатилетний, начал буквально атаковать ее ухаживаниями, которые она без вариантов отвергала вплоть до сентября, когда он уехал учиться в другой город. Однако история на этом не закончилась, и следующим летом Егор возник вновь – высокий, загорелый, белозубый, с черными кудрями до плеч – как настоящая голливудская звезда, и вел себя так же, чем вызывал снисходительную улыбку Алексы. Ей захотелось осадить мальчишку в теле мужчины-красавца, слишком быстро забронзовевшего от чрезмерного женского внимания.

Она предложила небольшую поездку за город. Окрыленный Егор вызвался сам вести ее машину. Алекса согласилась, в предвкушении потирая руки: интересно, как он будет выкручиваться дальше. Через сто километров от города она вдруг спросила:

– У тебя паспорт с собой?

– Да. А что?

– Так просто. Вдруг пригодится, – прищурилась она, кивнув на указатель, по которому надо было свернуть с трассы на второстепенную дорогу.

Через пятнадцать минут петляния по мелким населенным пунктам они выехали к летному полю аэроклуба. Улыбка слетела с лица Егора.

– С парашютом прыгал? – будто между делом поинтересовалась Алекса.

– Нет…

– Слабо?

– Нет, – он серьезно посмотрел на свою бывшую учительницу, – не слабо.

– Не переживай, это тандем, прыгать будешь на пару с инструктором.

– И долго готовиться? – выдавил из себя Егор.

– Минут пятнадцать, – улыбнулась Алекса.

Было видно, что парень слегка побледнел, но не собирался отступать. Алекса пригласила его внутрь помещения, забрала у него паспорт и пошла оформлять договор на прыжок, отправив Егора на инструктаж, который обычно проводили в главном шатре.

– Привет! Новичка привезла? – обратился к Алексе знакомый инструктор, крупный мужчина средних лет.

– Угу.

– Хочешь, возьму его без очереди на ближайший борт? А то часа полтора небо было закрыто, литерный на нашей высоте ждали, и народу подсобралось прилично.

– Спасибо! – Алекса с благодарностью обняла знакомого, выискивая в толпе зеленую футболку Егора.

Он стоял вдалеке в окружении людей в разноцветных комбинезонах и слушал инструктаж. Из-за расстояния Алекса не могла разобрать слова, но она знала их наизусть и сейчас внутренне злорадствовала, наблюдая, как быстро с красавца слетала спесь: после каждой фразы он бледнел все больше.

– Сама-то будешь сегодня прыгать? – спросил Алексу инструктор.

– Не знаю пока. Посмотрим, как пойдет.

– Ладно, гони его переодеваться, я буду ждать на улице, жарко тут сегодня.

– Хорошо. Сейчас дослушает…

– Так там это… не для новичков информация сегодня. Ты не слышала, что ли?

– О чем? – спросила Алекса, но ее голос перекрыло объявление по громкой связи об открытии неба.

Потом ее отвлекли заполнением бумаг, а инструктора – телефонным звонком, и они успели лишь обменяться взглядами перед тем, как подошедший к ним Егор попал в руки опытного спортсмена, поставив свою подпись на договор. Инструктор показал парню, как надо пристегиваться и как себя вести во время прыжка. Белый как полотно, Егор сосредоточенно внимал каждому его слову и старался не смотреть на Алексу.

Она решила не смущать его и вышла на улицу, чтобы занять место на лавочке около поля, куда должны будут приземляться парашютисты. Солнце припекало, и она, прикрыв глаза, почти задремала.

– Вы тоже прыгать? – вдруг раздался совсем рядом незнакомый мужской голос.

Алекса разлепила веки, увидела огромного мужчину с модной бородкой и хвостиком на макушке и лениво ответила:

– Сегодня вряд ли.

– Значит, в принципе вы уже прыгали? Ну и как, не страшно? – спросил он и, не дождавшись ответа, добавил: – А то я что-то, честно говоря, засомневался. Вчера звонил, меня уверяли, что все абсолютно безопасно, что вся ответственность на инструкторе, а сегодня приезжаю сюда и первым делом узнаю, что вчера тут погиб опытный прыгун. Потом мне подсовывают договор, в котором написано, что за все отвечаю я и что у меня не будет никаких претензий к клубу, что бы ни случилось.

– Что? Кто разбился? – вскочила Алекса.

– Чувак какой-то, говорят, опытный был, – мужчина погладил бородку. – Он один прыгал, не в паре. Вроде как сам виноват, что-то там неправильно рассчитал, гляссе какое-то…

– Глиссаду, – поправила его Алекса, – траекторию снижения. Вы откуда про гибель знаете?

– Да я когда приехал, тут все только об этом и говорили.

«Черт! Как же так получилось, что мне никто не сказал! – В ушах Алексы зазвучали слова знакомого: – «…Не для новичков информация сегодня…» Так вот что он имел в виду!»

– И инструктаж весь про это был, – продолжал огромный мужчина, потряхивая хвостиком на макушке, – орали на инструкторов, чтобы удаль свою при себе держали. Я, честно говоря, после этого остерегаюсь сегодня прыгать. Какой смысл так рисковать?

«Так вот почему Егор был такой бледный!» – дошло до Алексы, мечущейся вдоль лавочки.

– Я потом еще в туалет пошел, – разоткровенничался модник, – а там парнишка, накачанный такой, в футболке зеленой вроде был, прям шатался. Я врач, сразу распознал акрофобию.

– Акрофобию? Что это? – У Алексы потемнело в глазах. – Аэрофобия?

– Нет. Аэрофобия – это боязнь летать на самолетах, а акрофобия – это навязчивый страх высоты вообще. Более серьезная вещь. У него аж руки тряслись, одышка была, пот прошиб, губы пересохли. Это не психологический страх, нет, – у него явно проблемы с вестибуляркой. Вот ему в любом случае прыгать не надо было. Зачем он пошел, не пойму…

– Я сейчас! – Алекса рванула к зданию клуба, чтобы узнать, вырулил ли уже борт на взлетную, которую за ангаром было не видно, или его еще можно остановить.

Но в этот момент раздался рев взлетающего самолетика, и Алексе оставалось лишь проводить его взглядом: «Почему он сегодня так трясется и гудит? Как бы не развалился прямо в воздухе!»

Бесконечно долго борт набирал высоту, то исчезая из поля зрения, то снова превращаясь в уменьшающуюся точку. Через вечность от серой движущейся точки стали отделяться еще более мелкие крапинки. Алекса мучительно ждала, выискивая в небе оранжевое крыло парашюта знакомого инструктора.

Все закончилось предсказуемо успешно. Опытные руки мягко посадили Егора попой на мягкую траву, но в отличие от других приземлившихся бывший ученик Алексы не улыбался и не просил его сфотографировать. Он сосредоточенно шел к зданию аэроклуба.

– Ты как? – догнала его Алекса.

– Нормально, – сухо ответил он, расстегивая молнию на животе.

В помещении Егор снял комбинезон, зеленая футболка под ним была насквозь мокрой.

Молча дошли до машины. Он долго копался в своей сумке и переодевался в другую майку.

– Давай теперь поведу я? – предложила Алекса, когда он закончил.

Не глядя на нее, он произнес тоном, не терпящим возражений:

– Нет. Теперь я повезу нас в другое «интересное местечко». У тебя же паспорт с собой?

Она заинтригованно кивнула. Через час они приехали в стрелковый центр, затерянный в лесу около озера, где помимо огромного тира находился ресторанчик с приличной кухней и отель из нескольких номеров, в одном из которых они остались ночевать. День получился длинным, неожиданным для обоих, и эмоции накрыли лавиной. Утром Егор пытался признаться Алексе в любви, но она сразу же пресекла подобные разговоры, заявив, что в принципе принадлежит к породе непарных существ и дело вовсе не в нем.

Парень смертельно обиделся и исчез на несколько лет, кажется, уехал в Питер. Алекса надеялась, что у него все сложилось хорошо, в том числе в личной жизни. Иногда до нее доходили слухи о его удачном стартапе, который он начал параллельно с учебой в университете: какой-то интернет-проект, в подробности она не вникала.

И вот он вдруг позвонил:

– Александра Павловна?

– Кто это? – равнодушно спросила она.

– Это Егор. Не узнали?

– Если честно, нет. У тебя совсем другой голос стал…

– У меня все совсем другое стало, – многозначительно произнес он.

– О-оо, – протянула она, не зная, как отреагировать.

– Мы можем увидеться?

– А надо?

– Мне – очень. Завтра тебя устроит? Я заказал столик в «Мечте».

Это был лучший ресторан в городе. Подруга Алексы Наталья нередко проводила там праздничные мероприятия.

– Алло! Алекса, ты меня слышишь? – забеспокоился Егор, не получив ответа. – Тебе неудобно говорить сейчас?

– Говорить мне удобно. Мне приходить куда-то неудобно. Приезжай лучше ко мне.

– Звучит заманчиво…

– Я неправильно выразилась – не в смысле «ко мне домой». Я сейчас отлучаться надолго не могу. Но на полчаса-час попробую вырваться, если ты подъедешь в мои края. У меня в доме неплохая кофейня на первом этаже.

– У тебя малыш? – с ужасом догадался Егор.

– Почти, – усмехнулась она. – Завтра расскажу. Сможешь подъехать?

– Смогу, – озадаченно произнес он.

– Мне пора, – попрощалась Алекса, – адрес я скину.

* * *

Когда Алекса в спортивном костюме и тапочках зашла в кофейню, Егор был уже там, недовольно озираясь вокруг. Он возмужал и похорошел, хотя, казалось бы, куда больше: черные кудри укротила аккуратная стрижка, скулы будто раздвинулись, лицо стало шире, на лбу между бровей обозначились две короткие морщинки.

– Ты в тапках и без куртки? Живешь, что ли, тут? – хмуро спросил он вместо «здрасьте».

– Привет, – улыбнулась она и, обведя руками кофейню, объяснила: – Ну… не тут, а на верхнем этаже. Из главного подъезда сюда есть проход изнутри.

– На верхнем, значит… – Егор нервно поправил галстук.

– Хорошо выглядишь, заматерел, – не обратила внимания на его слова Алекса. – Строгий стиль тебе идет. Ну, рассказывай, как у тебя дела?

– Как у меня дела? Думал, что неплохо у меня дела, – расстроенно произнес он. – Пока не узнал, что ты живешь в пентхаусе.

– Не поняла… какая разница, где я живу?

– Ты серьезно не понимаешь? – почти зло спросил Егор.

– Нет, – честно ответила Алекса и подмигнула знакомому официанту.

Тот подошел к столику и приготовился записывать в блокнот.

– Два эспрессо и два пирожных, – не глядя на него, выпалил Егор.

– Каких именно?

– Лучших!

Официант и Алекса переглянулись, сдерживая удивленные улыбки. Парень удалился без уточняющих вопросов. Егор ослабил галстук, наклонился через столик к Алексе и прошипел:

– И что мне теперь надо купить, чтобы удивить тебя? Самолет?

– А зачем меня удивлять? – рассердилась она.

– Потому что я хочу быть с тобой.

– И для этого нужен самолет?

– А что нужно? – рявкнул он.

– Например, спросить меня – хочу ли я быть с тобой.

Егор отпрянул назад и шумно выдохнул:

– Ты все еще не готова к серьезным отношениям?

– Что значит «серьезные отношения»?

– Значит, только ты и я. Навсегда.

– О-ооо… навсегда! – передразнила его Алекса. – Будто ты можешь знать, что будет завтра. И с твоими желаниями тоже.

– Про себя я знаю. Точно знаю. Я три года ждал этой встречи и готовился к ней.

– Что значит «готовился»? Уроки делал? – попыталась шуткой снять напряжение Алекса.

– Нет. Зарабатывал, – серьезно ответил Егор и замолчал, давая возможность официанту поставить на столик малюсенькие чашечки с кофе и огромные тарелки с многослойными пирожными, украшенными ягодами и размашистыми росчерками карамели от шеф-повара.

– Я слышала о твоих успехах и очень рада за тебя, – сказала Алекса, когда они остались вдвоем.

– Я для тебя зарабатывал, – фыркнул Егор.

– Зачем? Я и сама могу зарабатывать. Я просила? Давала надежду?

Они уставились друг на друга.

– Нет. Но я думал… Я… был уверен, что пока был пацаном без образования, без работы, ты не могла рассматривать меня как полноценного партнера для жизни. Но теперь все иначе.

– Егор, я сразу тебе все сказала, – отчеканила Алекса. – Я не стала продолжать отношения, когда поняла, что для тебя это серьезно. Собственно, можно сказать, что мы их и не начинали ведь.

– А как же та ночь? – Он гневно посмотрел ей в глаза.

– Одна ночь. На эмоциях были, помнишь?

– То есть дело не во мне? Ты принципиально не хочешь семью?

– Не хочу. Ни семью, ни детей.

– Почему же ты тогда работаешь в школе? – развел руками Егор.

– Открою тебе секрет: обязанность учителей – учить детей, а не рожать их.

– Это все вот это модное течение, да? Как это называется… чайлдфри?

– Называй как хочешь, мне все равно, – дернула плечами Алекса и отпила кофе.

Она была абсолютно не настроена продолжать эту дурацкую беседу и уже пожалела, что согласилась на встречу с Егором, да еще и предложила сюда приехать. Когда он звонил, у него был такой встревоженный голос, и она подумала, что ему нужна помощь или он хочет посоветоваться о чем-то важном. Но ей и в голову не пришло, что этим важным для него до сих пор является она.

– Ты живешь здесь одна? – вдруг спросил он.

– Нет, – холодно ответила она.

– А говоришь, не хочешь ни с кем быть.

– Это собака.

– Очень смешно. Но почему именно здесь? – Он вертел в руке десертную вилку и желчно скалился. – Потому что это самый крутой дом в городе?

– Просто нравится вид из окна.

– Значит, нравится вид из окна… – повторил он и, ухмыльнувшись, отломил вилкой кусок пирожного с такой силой, что тарелка под ним со звоном треснула.

Посетители заведения вздрогнули.

Не глядя ни на кого, Егор бросил вилку на стол и встал, засовывая айфон в карман:

– Ладно, посмотрим…

– Слушай, только не надо строить из себя Великого Гетсби, – взмолилась Алекса. – Тебе пора жить своей жизнью. Ты классный парень, успешный бизнесмен. Ты влюблен не в меня. Ты придумал себе что-то, и все. Ты плохо меня знаешь.

Он прекратил сборы и с вызовом посмотрел на нее:

– Я готов узнать лучше.

– Не надо. – Она тоже встала. – Я – точно не то, что тебе нужно. Придумай себе другую мечту. Или просто оглянись вокруг и заметь какую-нибудь хорошую девушку. Прощай, Егор.

Алекса поймала взгляд официанта и, нарисовав пальцем в воздухе завитушку, дала понять, что уходит и просит записать заказ на ее счет, после чего направилась к внутреннему выходу из кофейни.

– Не думай, что это конец! – крикнул ей в спину Егор.

Все, кроме Алексы, обернулись.

Он швырнул в разбитую тарелку пятитысячную купюру и вышел через другой выход на мороз.

* * *

Через двое суток вазелиновая эпопея закончилась, и стало полегче ухаживать за Солой. Она успокоилась и теперь больше доверяла Алексе. В первый день Нового года приходила медсестра, чтобы вставить собаке в лапу катетер, с помощью которого еще неделю можно было делать капельницы самостоятельно, подвешивая пакет с лекарством на штатив от фотоаппарата.

Алекса безвылазно сидела дома, по утрам занималась йогой, глядя за тусклый город, полный уставших от праздников жителей, смотрела сериалы, читала (иногда вслух, садясь на пол рядом с собакой и поглаживая ее за ухом), дважды в день после выполнения процедур по списку из ветклиники высылала Олегу фотки подопечной, а вечерами гоняла себя по беговой дорожке и выводила подышать на террасу, утаптывая все прибывающий снег.

Жизнь словно встала на паузу, зависла на высоте тридцать второго этажа. Алекса не была суеверной, но никак не могла справиться с нарастающим чувством тревоги и ощущением, что все выходит из-под контроля и приближается к какому-то рубежу. Вот что бывает, когда нарушаешь сложившуюся традицию!

По сути, когда Алекса ездила на Окинаву без Олега, то тоже проводила Новый год в одиночестве, но это было далеко от дома и в окружении неземной красоты. И потом, большая разница – уединяться по собственному желанию там, где тебе нравится, или быть запертой где бы то ни было под давлением обстоятельств. Очень давно Алекса не позволяла обстоятельствам решать что-то в ее жизни. От бездействия становилось не по себе. Не помогала даже музыка, которая круглосуточно вытесняла из головы тишину. Более того, уже трижды за время плена была прослушана подборка «Грусть 30 минут», что обычно составляло годовую норму Алексы.

Перечитав и пересмотрев все намеченное на каникулы, она принялась за разбор дедовых бумаг, которые им с матерью вручили на похоронах. Среди прочего нашлась красная книжечка с гербом СССР, на которой было написано «Военный билет». Там было указано, что дед поступил на службу в 1939 году и в боевых действиях участвовал лишь с июня по декабрь 1941 года. Ерунда какая-то…