Текст книги "Носи черное, помни белое"

Третья четверть

Проснувшись в первый учебный день, Алекса заметила, что все пеленки Солы остались сухими и чистыми. В принципе, собака уже могла передвигаться по всей квартире сама, перебирая передними лапами и волоча за собой плоский голый зад, однако на такой подвиг она решалась, лишь следуя за своей сиделкой, когда та исчезала из поля ее зрения – в этом случае пастуший инстинкт брал верх и, даже израненная, корги тащилась за человеком.

Алекса обошла весь пентхаус в поисках луж, но безуспешно.

– Ну? И чего мы жадничаем? – спросила она, строго глядя на рыжую морду.

Сола в ответ лишь пригибала голову к полу и тревожно двигала бровями, силясь понять, что она сделала не так. Ее жалостливый вид напугал Алексу:

– Эй, ты чего? – потрепала она собаку за ухом. – Тебе больно? Случилось что? Мне скоро уйти надо будет. У меня два урока сегодня в десятом классе и подготовка к ЕГЭ по литературе в одиннадцатом. Там всего один ученик, но такая звезда… Я приду часа через три-четыре, а твоя задача внести на эти пеленки свой посильный вклад! Маленький и большой. Приду – проверю.

Алекса чмокнула Солу в нос и встала. «Что это я? – подумала она. – Поцеловала собаку? Тьфу, что это на меня нашло?» Она передернула плечами, будто резко замерзла, и пошла одеваться на работу.

* * *

Частная школа, в которой работала Алекса, была небольшой и уютной. Она занимала современное здание в центре города, и от берлоги Олега до нее можно было доехать на машине за пять минут. Здесь в основном учились дети обеспеченных родителей и отпрыски местных учителей, которым руководство школы предоставляло хорошую скидку. В каждой параллели было не более двух классов человек по десять-пятнадцать, и, в целом, атмосфера царила творческая и доброжелательная.

После двух проведенных уроков Алекса рвалась домой: предчувствия были не самыми хорошими. Жаль, собака не может ответить по телефону или прислать сообщение о своем самочувствии. Вся надежда была на то, что Алик, единственный одиннадцатиклассник, выразивший желание сдавать экзамен по литературе, сегодня не придет и можно будет улизнуть пораньше. Это был хилый большеглазый парень, наивно-обаятельный и не очень сообразительный. В обычной школе его давно бы загнобили, потому что почти каждая его фраза вызывала смех, но в «Новой классике» буллинг строго пресекался.

Сегодня парень оказался случайно пунктуален и, тяжело вздохнув, Алекса сразу предложила ему прочитать задание из примеров для ЕГЭ.

– Вставьте вместо пропусков название реки, о которой идет речь в отрывке, – радостно произнес он и, запинаясь, начал мусолить текст классика.

– Читай про себя, – хмуро предложила Алекса и открыла свой инстаграм, понимая, что у нее есть как минимум минуть пять, пока ученик осилит кусок всем известного романа.

– Ну что, есть варианты? – спросила она, бегло пролистав ленту новостей.

– Не-а… – расстроенно протянул мальчик.

– А название произведения в конце ты видишь?

– Да. «Преступление и наказание».

– Ни на какую мысль не наталкивает?

– А! – просиял Алик и тут же потух: – Нет. Не наталкивает.

– Хорошо. Даю наводку. Название реки очень короткое.

Алик жадно вглядывался в глаза учительницы, ожидая следующую подсказку, которую она не заставила ждать:

– На букву «Н»…

– Нил? – воскликнул Алик.

Алекса закрыла лицо руками, чтобы не расхохотаться на весь класс, по счастью, пустой. Через минуту она с красными глазами выглянула из-за ладоней и спросила:

– Симановский, скажи, зачем тебе литература?

– Я на актерский поступать буду, – с гордостью произнес он.

– Зачем?

– Папа сказал, что мне только там и место. Ну и уверенно говорить меня там должны научить.

– Вот как. А папа у тебя кто?

– Депутат.

– Понятно. – Алекса посмотрела на текст экзаменационного задания: – Алик, ты произведение читал?

– Какое?

– Вот это. – Александра ткнула в учебник.

– «Преступление и наказание»? Конечно! – выпучил глаза ученик.

– Молодец. И про что оно?

– Про… реку? – нерешительно произнес парень и, увидев, что учительница опять закрыла рукой глаза, спросил: – Неправильно?

– Отчего же. Правильно. Про реку. Нил. – Алекса шумно выдохнула, встала и прошлась вдоль окон. – А скажи мне, Симановский, какие еще задания будут на вступительных экзаменах на актерский факультет?

– О! Там разные задания, – оживился он. – Басню рассказать или этюд показать.

– То есть надо быть убедительным в актерском мастерстве?

– Да.

– Думаешь, ты справишься?

– Конечно!

– И откуда такая уверенность?

– Ну вы же сейчас поверили… – Он расплылся в улыбке.

– Во что?

– Что я не знаю, что в Петербурге течет Нева, а не Нил.

А парень не так-то прост, как кажется! Алекса внимательно посмотрела ему в глаза:

– Да ладно! Ты это сам придумал?

– Если честно, то нет. Это мой преподаватель по актерскому мастерству велел мне репетировать. Но не одному перед зеркалом дома, а экспериментировать среди людей, прямо в жизни.

– И кто же такой гениальный педагог?

– Он не педагог, он в театре работает.

– В театре? Кем?

– Художественным руководителем.

– В каком театре? – похолодела Алекса. – В который мы на «Ревизора» ходили?

– Не-еет!

«Фу-уух», – отлегло у Алексы.

– Сергей Борисович в другом театре работает. А в том, куда мы ходили, директор Евгений Львович.

Алекса чуть не поперхнулась.

– Но он всегда занят и поэтому отказал папе.

– Отказал папе? Твой папа знаком с ним?

– Да. Папа знаком со всеми главными артистами, художниками, певцами у нас в городе. Он же этот, как его… меценат.

– О, ты знаешь слово «меценат»?

– Да. Меценат – это тот, кто жертвует деньги театрам из бюджета города.

– А ты далеко пойдешь, сын мецената. На сегодня все, – обрадовалась Алекса звонку как никогда.

Она выскочила в коридор и наткнулась на одноклассников Алика – Глеба и Стешу. Они оба были отличниками и друзьями еще со средней школы, но за последние годы он из нелепого рыжего мальчишки превратился в огненного красавца, а она, наоборот – из миловидного ребенка в неказистую девушку.

– Алексан Пална! – набросились они на нее. – У нас новенькая, слышали?

– Хорошо. А что так переполошились?

– Она – иностранка! – сиял Глеб. – Так говорит прикольно.

– Плохо по-русски говорит, что ли?

– Говорит нормально, только как-то нараспев. Интонации необычные, – пояснила Стеша.

– Но ваще она ниче так, зачетная, – смутился парень.

– Ничего особенного, – пожала плечами Стеша, поправляя волосы, – стройная, но мелкая. – И перевела разговор на другую тему: – Алпална, а вы ролик уже видели? По «Ревизору»?

– Какой ролик?

– Восьмой класс сделал. Огнище! – восторженно развел руками Глеб.

Стеша начала показывать видео со своего телефона.

– Ребят, мне некогда, если честно, – попыталась ретироваться Алекса, уже через полминуты, поняв суть: школьники провели параллели между современностью и временами Гоголя.

– Не-не, вот этот момент посмотрите! – взмолились ученики.

Глеб, ликуя в предвкушении, перемотал туда, где Ираида Андреевна объясняла что-то у доски, потом вдруг поворачивалась в фас и поднимала одну руку – на секунду мелькало упитанное обнаженное женское тело, – и урок продолжался далее.

– Что это? – поморщилась Алекса.

– Где? – радостно воскликнули Стеша и Глеб. – Мы ничего не видели!

– Ясно… – протянула Алекса, строго глядя на них.

– А что? Ничего такого нет! – разыгрывал дурачка Глеб. – Она объясняла восьмиклашкам про античность, вот мы и показали, что она сама не менее древняя. В смысле, по своим взглядам.

– Это же не ее тело, это статуя, греческая! – принялась жарко объяснять Стеша, демонстрируя стоп-кадр из видео. – Вот смотрите, просто мы точно подобрали ракурс. И цветокоррекцию сделали. Но тут не придерешься!

– И кто это делал?

– Брательник мой, из восьмого, – не без гордости произнесла Стеша.

– Ну, и мы помогли чуток, – улыбнулся Глеб.

– Думаете, Ираида Андреевна оценит юмор? – вздохнула Алекса. – Надеюсь, вы это еще никому не показывали?

Стеша и Глеб растерянно переглянулись.

– Яснопонятно… – используя молодежное словечко, учительница с укором посмотрела на присмиревших одиннадцатиклассников. – Что ж, теперь сами знаете, что будет… Ладно, ребят, мне надо идти. Забегу на минуту в учительскую и домой.

Удаляясь, Алекса услышала, как Стеша цыкнула на Глеба: «Я тебе говорила!», и он огрызнулся в ответ: «Ну и что они сделают? Из школы выгонят?»

* * *

Когда Алекса зашла в учительскую, там было людно. Ираида Андреевна сидела в окружении толпы преподавателей и теребила белый кружевной воротничок на своем балахонистом темном платье. Она неотрывно смотрела на экран ноутбука, остальные стояли полукругом сзади и, пользуясь тем, что она их не видит, переглядывались и беззвучно похихикивали.

Завуч, плотная женщина средних лет с короткой залакированной прической, жестом одернула их и обратилась к сидящей:

– Ираида Андреевна, вспомните точно, как именно вы сформулировали задание для восьмого класса?

– Как вы велели, так и сформулировала: сделать презентацию «Актуальность проблем, поднятых Гоголем в “Ревизоре”». Это все ваши новшества, будь они неладны! Написали бы сочинение, как всегда, никто бы ничего плохого и не сделал.

Алекса, забирая учебники из своего шкафчика, возразила:

– Да не будьте ханжами, дети просто пошутили. Вы просили продемонстрировать связь с современностью, вот они и продемонстрировали: как тогда врали, так и сейчас. Мне кажется, это тонко. Я вас, Ираида Андреевна, предупреждала, что они не забудут вам вранья.

– Вранья? – аж подпрыгнула та на стуле.

– Александра Павловна, выбирайте выражения! – зашипела завуч. – И о каком вранье идет речь?

Алекса уставилась на Ираиду Андреевну, которая замахала на нее руками, как черт на ладан, мол, зачем же о таком вслух-то!

– А-ааааа, – прищурилась Зуйкова, – так вы не объяснили коллегам, в чем прикол? Хотели все свалить на детей?

– Раз уж на то пошло, то признайтесь, что вы тоже были на том треклятом спектакле! – вскочила Ираида Андреевна со стула, с грохотом опрокинув его навзничь.

– Была. По вашей просьбе. И не скрываю: да, тоже не видела маркировку «18+». Потому что вы мне билеты не показали. Но раз уж так вышло, зачем было пытаться убедить детей, что ничего «такого» не было?

По счастью, в этот момент дверь распахнулась и на пороге возник долговязый охранник.

– Я извиняюсь, – хрипло спросил он и три раза постучал костяшками пальцев в уже открытую дверь.

Пользуясь моментом, Алекса засунула учебники в рюкзак и собралась проскочить мимо незнакомого ей пожилого мужчины в черной форме, держащего в руках небольшую коробку.

– Я тут человек новый. Не подскажете, Александра Павловна – это кто?

Алекса, как раз поравнявшаяся с ним, застыла на месте:

– Я…

– Очень приятно. Тут вам принесли подарок, – смущаясь, он продемонстрировал его, – но мне пришлось вскрыть упаковку – мало ли, бомба какая. А тут ведь и правда похоже на бомбу. Вот…

Он вынул розовую силиконовую бабочку размером с женскую ладошку, от крыльев которой в разные стороны отходили кожаные ремешки, а из туловища тянулся проводок, исчезавший в черной пластиковой коробочке. Образованный народ подтянулся разглядывать террористическую угрозу поближе.

– Тут еще тюбик какой-то… – комментировал содержимое подарка охранник. – Что за ерунда, не пойму. Полицию, что ли, вызывать? Что прикажете делать?

– Это игрушка для кошек? – полюбопытствовала Ираида Андреевна, взяв в руки бабочку.

Завуч отлепила от разорванной яркой ленты открыточку:

– «Александре Павловне Зуйковой». Интересно…

Физрук, коренастый подвижный парень, уже вынул из подарочной коробки другую, поменьше, с фотографией полуголой девицы, и показал всем надпись «Вибротрусики на дистанционном управлении».

– Какой кошмар! – яростно зашипела завуч под всеобщий хохот и, втаскивая охранника внутрь учительской, приказала: – Дверь закройте, в коридоре дети!

Физрук вознес палец к небу, призывая присутствующих к тишине, и театрально, вполголоса зачитал инструкцию:

– Вибротрусики на дистанционном управлении. Силиконовая бабочка-стимулятор. Пять степеней вибрации и ротации!

Все, кроме завуча, охранника и Ираиды Андреевны, которая все еще стояла с розовой игрушкой на растопыренной ладони, смеялись, утирая слезы.

– Александра Павловна, это – бомба! – закатил глаза физрук.

Молоденькая географичка вырвала из его рук инструкцию и продолжила:

– Удобный выносной пульт с подсветкой…

– С подсветкой, товарищи! – вставил кто-то. – Значит, смело в поход брать можем.

– Комплект совместим с радиоуправляемым пультом, – перекрикивала коллег географичка. – В скобках: пульт в комплект не входит.

– Наверное, позже доставят, – хохоча, предположил физрук.

– Георгий, хватит ерничать! – оборвала его Алекса.

– Ну что вы, Александра Павловна, не надо быть ханжой! – передразнил он ее. – Дети просто пошутили. Надевать здесь будете?

Завуч с гробовым лицом забрала у охранника подарочную коробку, подошла к застывшей Ираиде Андреевне и перевернула ее руку, сваливая бабочку в упаковку. Затем она протянула подарок Алексе:

– Это, наверное, вам из прачечной ваше бельишко доставили? – холодно спросила она. – После такого начинаешь верить, что слухи, которые ходят о вас, вовсе не слухи.

– Это не от детей точно, – сказала Алекса, забирая коробку. – Какие слухи?

– Разные, – многозначительно произнесла завуч.

Ираида Андреевна сомнамбулой подошла к своему стулу и тяжело опустилась на него:

– Вот видите, Александра Павловна, – покачала она головой, – а вы говорили – ничего страшного. А ведь и вам досталось от них.

– Я вам повторяю: это точно не от детей.

– А от кого же? – будто с того света спросила Ираида Андреевна.

– Я разберусь. Представление окончено. – Алекса повернулась к охраннику: – Спасибо за бдительность.

– Так я не понял, – обратился тот ко всем, – полицию-то вызывать или не надо?

– Не надо, – ответила ему завуч. – Возвращайтесь на свой пост. А вы, Александра Павловна, будьте любезны, разберитесь с тем неадекватным субъектом, который заказал вам доставку такого товара на работу. Это не смешно.

– Особенно мне, уверяю вас. Я разберусь, обещаю. – Алекса запихнула в рюкзак коробочку, чтобы не вызвать новую волну хохота в коридоре.

– Все свободны, – объявила окончание сборища завуч.

На выходе из школы физрук догнал Алексу:

– Ну ты отожгла, конечно. Давно так не ржал.

– Ты – давно? Да тебе палец покажи, ты урок сорвешь своим ржанием.

– Да ладно, че ты. Я ведь это, что хочу сказать. Если надо, я могу подъехать разобраться с юмористом-то. Это же подстава. Что за дебил присылает такое в школу?

– Похоже, есть один, – процедила Алекса, – которого я везде заблокировала. Как раз в продолжение темы театра. Черт. Ладно, Гош, спасибо. До завтра.

– Обращайся, если что, – серьезно сказал он.

Алекса вышла на улицу и села в машину. Заглянула внутрь коробочки и обнаружила завалившуюся в щель записку от того самого дебила. Она возмущенно помотала головой и набрала его номер:

– Алло, Евгений Львович? Это Александра Павловна. Да, удивили, еще как. Это весь сюрприз? Нет? Встретиться? Вы настаиваете? Ну, о’кей. Когда? Сегодня я не могу. Может, завтра вечером? Нет, у вас спектакль? Тогда предлагаю завтра утром. Днем репетиция? Так у меня тоже уроки, начиная с четвертого, так что мы оперативно. Позавтракаем вместе? Да, это необычно, согласна. Но под стать вашему подарку, правда? До завтра!

«Неужели квартира от него? – промелькнуло в голове Алексы. – Вряд ли. Если он заморочился с квартирой, я сильно удивлюсь. Да нет, я уверена, что это не он. Но надо встретиться и исключить его из списка «подозреваемых». Или по крайней мере предотвратить дальнейшие сюрпризы. Тоже был бы хороший результат встречи».

* * *

Через двадцать минут Алекса вбежала домой, точнее, в берлогу Олега. Пеленки Солы все еще были чистыми. «Когда же я их меняла последний раз? Кажется, вчера в обед. Значит, уже прошли примерно сутки. Позвонить Даниле? Нет, неловко: он спасает чьи-то жизни…»

Алекса набрала телефон ветклиники и поговорила с девушкой-администратором. Та сказала, что так иногда бывает – отсроченное проявление повреждений после травмы. Надо делать снимки, возможно, мочевой пузырь или почки все-таки пострадали от удара. Она предложила активно попоить собаку из шприца без иглы и посмотреть в течение нескольких часов на результат. Если луж не будет, то надо брать раненую в охапку и везти на рентген.

Через три часа Алекса в отчаянии написала Даниле. Честно говоря, она надеялась, что он сам предложит заехать к ней, потому что тащиться в клинику ужасно не хотелось. Он ответил часа через полтора, что закончит не раньше десяти вечера и сможет заскочить глянуть, в чем дело.

– Вытерпишь? – спросила Алекса Солу.

Та тяжело вздохнула и отвела взгляд. Пришлось произнести волшебное слово «паштет», которое моментально оживило собаку, и она, вскочив на передние лапы, поволокла себя за хозяйкой к холодильнику. «Ну, раз аппетит есть, значит, все не так плохо», – решила Алекса, наблюдая молниеносное исчезновение ложки паштета. Затем она принялась усиленно поить собаку, как рекомендовали в ветклинике.

Данил приехал ближе к полуночи. Было видно, что он устал, но рад видеть Алексу. Сола продолжала существовать в режиме безотходного производства, поглощая еду и воду, но не выдавая ничего взамен. Без лишних разговоров Данил сразу прошел к собаке:

– Кто это у нас такой жадный? – Он ласково, но уверенно взял ее за нижнюю челюсть и внимательно посмотрел в глаза.

– Думаешь, все-таки почки? – спросила Алекса.

– Может, и почки. А может… Ты выводишь ее на улицу?

– Нет. Она же ходить не может. Вот на пеленки все делает.

– Так-так… – В раздумьях Данил пощелкал длинными пальцами. – А она вообще дисциплинированная собака?

– Вроде да. Я вообще-то не ее хозяйка, но, насколько я ее знаю, она очень послушная.

– Что ж, раз послушная, тогда проведем такой эксперимент: выведем ее на улицу. Может, ей просто стало лучше и она старается не прудить дома, потому что знает, что так делать нельзя. Так-так… сколько ей лет, напомни?

– Восемь.

– Ну вот, еще не старость и достаточно опыта. Одевайся. Там холодно.

– Может, на веранду ее вытащить? – предложила Алекса, отодвинув шторы.

– А есть веранда?

– Точнее, терраса. Там вон даже кусты какие-то растут по краям. И снегом все завалено. На двор похоже.

Данил с интересом оглядел через стекло открывшееся его взору пространство с зачехленными на зиму диванчиками и экзотическими вечнозелеными растениями в кадках, утопающих в сугробах.

– Что ж, хорошая мысль, – согласился Данил. – Давай попробуем.

Он ухватился за подстилки, на которых лежала Сола, и поволок ее к стеклянным дверям, которые Алекса распахнула настежь. Оказавшись на снегу, собака начала жадно втягивать ноздрями морозный воздух, словно пытаясь распознать забытый запах, а потом вдруг рванула вперед. Хозяйка дернулась на помощь, но Данил остановил ее, продолжая наблюдать за происходящим.

Передняя, целая и красивая, часть собаки уверенно зашагала, спина животного неестественно выгнулась вверх, приподнимая задние конечности до тех пор, пока они безжизненными окорочками не повисли в воздухе: Сола неслась на двух передних ногах к ближайшему «кустику», там она застыла и блаженно подняла морду к небу.

Алекса открыла рот:

– Обалдеть. Бедняга ждала, пока ее выведут.

Данил, тайком улыбнувшись, еле коснулся пальцем подбородка бывшей одноклассницы, намекая, что челюсть уже можно сомкнуть.

– Такое бывает с послушными собаками, – объяснил он.

– Фу-уух… Значит, в клинику можно не ехать, – расслабилась Алекса, сделав вид, что не заметила его прикосновения.

– Можно не ехать. Но надолго нельзя оставлять ее на улице, чтобы не застудить.

Они позвали Солу, та еще немного покружила около «кустиков» на передних лапах и на них же доскакала до своей подстилки, обессиленно рухнув и позволяя людям затащить себя вместе с «постелькой» домой.

Пока Алекса закрывала стеклянные двери, Данил сел на пол и бережно гладил собаку, повторяя:

– Хорошая, хорошая девочка. Везучая.

– Везучая? – удивилась Алекса, подходя к ним.

– Конечно. После такой травмы – и не задеты внутренние органы! Кости-то могут срастись, а вот если животинка перестала писать-какать, вот тогда пиши пропало. Другую породу с такими повреждениями я бы даже не взялся оперировать.

– Да? Почему?

– Потому что у корги лапки короткие и таз легкий. Большую собаку пришлось бы усыпить, она не смогла бы восстановиться даже после удачной операции. Пыталась бы вставать, когда боль начала затихать, и снова сама себе ломала бы ноги под собственным весом.

– Ничего себе…

– Поправляйся скорее, – шепнул Данил Соле на ухо, – будем вместе гулять. – И добавил существенно громче: – У меня ведь тоже есть корги.

– Да ты что! Правда? – вытаращила глаза Алекса.

– Да. Пацан, три года, – с гордостью произнес Данил, – только куцехвостый.

– Здо́рово. Но я надеюсь, что Солу скоро заберут хозяева.

– Так она не твоя? – расстроенно протянул он.

– Нет, друг попросил присмотреть. Они в аварию попали всей семьей, сейчас лечат дочку в Германии.

– О-оооо, да тут не только тебе досталось, малышка, да? – снова обратился к своей пациентке Олег. – Будем надеяться, что у всех все наладится.

– Будем. Там девочка маленькая сильно переживает за собаку. Я обещала ее выходить. Насколько это возможно. Как думаешь, Сола научится снова ходить? – серьезно спросила Алекса.

– Я сделал все, что мог, – вздохнул Данил, потерев затылок, – собрал ее по кусочкам, там было семь переломов таза. Но гарантировать результат не может никто. Там же куча нервов, будем верить, что они не задеты. Теперь самое главное – чтобы собака сама себя снова не травмировала, когда начнет ходить. Ей по лестнице месяца два нельзя будет еще спускаться и подниматься самой. Но пока все идет неплохо. Дя? – он провел ладонью по рыжей шерсти.

Сола тявкнула в ответ, не поднимая морды и не открывая глаз. Люди улыбнулись.

– Значит, буду пока выводить ее на террасу. – Алекса кивнула на прозрачные окна.

– Хорошее решение, – согласился Данил и замолчал, рассматривая ночной город с непривычного ракурса.

– Слушай, я так благодарна тебе… что ты смог заехать, – неловко выговорила она, не зная, куда деть руки.

– Да не за что, – отмахнулся он, вставая с пола.

– Ты за рулем? Могу предложить бокал вина.

– Я за рулем, – его лицо исказил сдерживаемый зевок. – И я бы предпочел кофе, чтобы не уснуть за этим рулем.

– Да, конечно, минуту!

Алекса удалилась в зону кухни и вставила капсулу в кофемашину. Обернувшись, она поймала на себе задумчивый взгляд:

– Ты так изменилась…

– На прошлой неделе ты сказал, что не изменилась, – прищурилась она и подставила чашку под струю готового кофе.

– Я имею в виду со школы. Ты же была совсем другой…

– Толстой? – подсказала она, жестом приглашая его за барную стойку на кухне.

– Нет. Другой. – Данил присел на высокий стул. – На выпускном ты была… не знаю, как сказать… кровь с молоком. Волосы длинные, ниже пояса… – Он сделал глоток. – Какой крепкий! Спасибо, то, что надо!

– Да, челки еще тогда не было, – припомнила Алекса, проводя рукой по косому срезу волос над бровями и почти выбритому с одной стороны виску.

– Лоб открытый был точно. – Данил поставил пустую чашку на стол и, облокотившись на него, продолжал разглядывать лицо одноклассницы. – Ты знаешь, что у тебя глаза – как миндаль? И по форме, и по цвету.

– И по цвету? – хитро прищурившись, повторила она в надежде сбавить градус пафоса в его воспоминаниях.

– Угу, – промычал, не открывая рта, точно так, как любила делать Алекса. – Если на тебя смотреть, когда ты задумалась и никого не замечаешь, то и по цвету тоже – как хорошо прожаренный миндаль. А вот если ты сердишься или смеешься, тогда зрачки темнеют. Как угольки.

Не ожидавшая серьезного и столь образного ответа Алекса смутилась и, стараясь не подать виду, быстро отвернулась, вставила в кофемашину еще одну капсулу и углубилась в холодильник, больше похожий на двустворчатый металлический гардероб со встроенным экраном на дверце:

– Сыр? Авокадо? Тосты? Оливки? – стараясь придать тону беспечность, спросила она.

– Все равно, – буркнул он и вернулся к воспоминаниям. – Знаешь, что чаще всего я делал на уроках в старших классах? Рассматривал твои волосы.

– Да?

– Угу. Я сидел за тобой. Почти на всех предметах. И ты никогда не оборачивалась. Это удивительно: если долго смотреть на человека, то он оглядывается. А ты – нет.

– Может, я не человек? – пожала плечами Алекса и положила перед Данилом доску с ножом и кусок сыра.

Она надеялась, что, заняв ему руки, его проще будет переключить на другую тему. Но, как выяснилось, хирурга нож не отвлекает, а лишь раззадоривает.

– У тебя в классе были самые густые и длинные волосы. Но всегда подобраны вверх: косички, хвостики или просто подколоты как-то… Я смотрел на тебя и думал: интересно, если распустить волосы, наверное, они укроют тебя целиком, со всех сторон, как сноп. А на выпускной ты пришла с высоким хвостом.

У Алексы вытянулось лицо: она не помнила, как выглядела на выпускном. Через год после окончания школы она вообще избавилась от всех фотографий и будто начала жить заново.

– И платье у тебя было очень красивое, светло-фиолетовое, – продолжал Данил, шинкуя сыр на идеально ровные тонкие полоски. – Юбка такая пышная внизу… Ты когда танцевала, юбка и хвост распушались и кружились вокруг тебя… А помнишь, как я нес тебя на руках до школы? – вдруг спросил он.

– На руках? Когда? – растерялась она.

– Под утро. В ночь после выпускного.

– Нет…

– Ну, мы из парка шли. Вшестером.

– Из парка?

– Да. Ты, Наташа, Вера и мы…

– А-ааа, точно! Ты, Славик и этот… как его…

– Ваня.

– Да, он.

Алекса мечтательно задрала лицо, пытаясь воссоздать события той ночи:

– Аттестаты вручали – помню… танцевали, ходили куда-то… Но как ты меня на руках нес… не-а, – призналась она.

– Не веришь – спроси у Наташи или Веры. – Данил пододвинул к Алексе доску с сыром, располосованным на небольшие кусочки толщиной с пергаментную бумагу.

Она машинально взяла один и положила на язык.

– Замечала, что вкус сыра зависит от того, как он нарезан? Толстый ломтик приходится кусать, поэтому сыр сначала соприкасается с зубами. Другое дело – тонкий кусочек, – Данил пошевелил длинными пальцами, собранными в щепотку, – он сразу попадает на вкусовые рецепторы, тает во рту. И вкус насыщеннее получается, да?

Алекса зависла с наполовину открытым ртом, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Данил потрепал себя за затылок и встал:

– Извини… Я выйду покурить?

– Угу, там шправа пепельнитша и жажигалка, – шепеляво ответила она, пытаясь зубами соскоблить сыр, прилипший к языку.

Данил бросил на Алексу вопросительный взгляд.

– Да, – призналась она. – Жатягиваюсь иногда. Редко.

– Пошли вместе? – предложил он.

– Нет, я щейщас, ты иди.

Когда он ушел, она глотнула холодный кофе, забытый в машине, и прополоскала им рот, издалека глядя на высокого мужчину за стеклом. Она не вспоминала о нем ни разу после окончания школы, и сейчас ей вдруг стало неловко перед ним. Нет, не за то, что не вспоминала, а за то, что он сорвался к ней по первому зову, а она даже не могла нормально поддержать разговор. Может, хоть накормить тогда? Все-таки человек после работы…

Алекса открыла морозилку и обнаружила стейк семги, запаянный в вакуум вместе с приправами. Она распаковала его и отправила в микроволновку, нажав на кнопку со значком «рыба». Это был апогей ее кулинарных умений.

Пока семга крутилась в подсвеченном коробе, Алекса снова тайком продолжила наблюдать за Данилом. Он стоял спиной к ней на заснеженной террасе в джинсах и легком свитере и даже не ежился от холода – наверное, привык к таким перекурам на работе. Изредка над его неподвижным силуэтом вздымалась струя дыма.

Алекса отметила, что с окончания школы он, пожалуй, еще подрос, но шире не стал. Его голова с коротко подстриженными волосами казалась слишком круглой для столь вытянутой фигуры. Раньше Алекса этого не замечала, скорее всего, потому что вообще никогда внимательно не разглядывала Данила. А вот он ее, как выяснилось, изучил досконально…

Она ощутила во рту неприятный привкус сыра, который всегда ей нравился, и допила холодный кофе. Похоже, Вера и Наталья были правы в отношении Ковалева. Его слова смутили даже хладнокровную учительницу литературы. Чувствуя подобное отношение мужчины, Алекса обычно исчезала с его горизонта, но что делать сейчас, ведь она обещала Олегу выходить Солу?

Звонок выполнившей работу микроволновки совпал с возвращением Данила, впустившего в гостиную порцию морозного воздуха. Проходя мимо Солы, он позвал ее за собой на кухню. Она приподнялась, но не нашла в себе силы ползти. Присаживаясь за барную стойку, Данил сказал, что надо почаще побуждать собаку к ходьбе:

– Ей надо восстанавливать двигательные функции. Пусть за тобой хвостом везде волочится. Как получается пока.

– Хорошо, сделаем. – Алекса поставила перед ним дымящийся стейк. – Хлеб у меня только зерновой, будешь?

– Спасибо, выглядит аппетитно. А ты? – Он поискал глазами вторую тарелку.

– Я буду сыр. – Она демонстративно положила полупрозрачный ломтик в рот. – Мои вкусовые рецепторы оправились от шока и хотят добавки.

Он виновато ухмыльнулся и принялся за рыбу.

– Знаешь, так странно устроена память… – смущенно произнесла Алекса. – Какие-то фрагменты совсем исчезли, стерлись начисто.

Данил молча жевал.

– А когда мы виделись потом, после выпускного? – осторожно спросила она.

– В марте. У меня день рождения был. Я всех приглашал.

– И я была?

– Да, с подругами. Но вы недолго почему-то посидели и ушли.

– Черт… – с досадой обронила Алекса, не в силах припомнить ничего из услышанного.

– Это не страшно, – прожевав кусок, спокойно, без претензий произнес Данил. – Человек помнит только то, что для него окрашено хоть какими-то эмоциями. Я… еще тогда, на выпускном, понял, что ты мыслями была уже где-то далеко. Не со мной. Не с нами. Хотя я всю ночь от тебя не отходил. – Он ковырялся вилкой в тарелке, не глядя на Алексу. – А потом тебя словно подменили. Когда ты вернулась через полгода. Какая-то совсем незнакомая, похудевшая, с короткой стрижкой. Замкнутая, резкая. Но тоже очень красивая. Даже еще красивее. – Он поднял взгляд на нее. – Тебе короткие волосы очень идут.

Алексе показалось, что он еле сдержался, чтобы не дотронуться до них. Она поджала губы и инстинктивно заправила длинную часть прически за ухо.

– Ты с тех пор все время коротко стрижешься?

Она кивнула:

– Да. По-разному, но коротко. Это удобно.

– Ну, мне пора, – сказал Данил, положив вилку на пустую тарелку, – спасибо, очень вкусно.

Он встал и направился к двери.

Там он обулся, надел куртку и, теребя в руках шапку, выдавил из себя улыбку: