Текст книги "Подари мне любовь"

Даша выздоравливала долго. Побои, голод сильно подорвали её здоровье. Даже послеоперационный шов не заживал дольше, чем у остальных больных. Ей каждый день делали по несколько капельниц, всё вливая и вливая в неё лекарства и витамины. Только через неделю её перевели из реанимации в палату для двух человек. Соня хотела устроить её в отдельную палату, но врач предложил именно такой вариант. Нельзя ей одной находиться в замкнутом пространстве, нужно чтобы рядом в спокойной обстановке был ещё кто-то из больных. Чтобы постоянно ходили и разговаривали люди. Ведь у неё не только физические травмы, но и сильный страх, который сковывает всё её тело и мешает процессу выздоровления.

Соня приезжала к сестре каждый день.

– Дашенька, сестренка, теперь всё будет хорошо! – сидела рядом и гладя её по руке без остановки говорила Соня. – Кошмар закончился, ты ещё будешь счастливой. Выздоровеешь, я заберу тебя к нам домой, у тебя будет отдельная комната. Окрепнешь и начнешь всё сначала!

Через месяц Даша начала ходить, синяки с лица и тела сошли. Страх в глазах начал проходить, она перестала вздрагивать от стука в дверь. Она возвращалась к жизни! Но молчала. Лежала, сидела и всё время молчала. Врачи боялись, что она замолчит навсегда! Но однажды её навестить приехала Любовь Анатольевна с целым пакетом её любимых домашних пирожков с капустой. Она, улыбаясь, вошла в палату и села рядом с Дашей.

– Дашенька, – взяла её за руку и сказала Любовь Анатольевна, – девочка моя, как я рада, что ты дома, что ты с нами!

Вдруг, Даша резко села, кинулась ей на шею и разрыдалась. Первый раз за всё это время!

– Мамочка, мамочка! – плакала и причитала Даша.

Любовь Анатольевна, улыбаясь гладила её по спине и с трудом сдерживала слёзы.

– Всё хорошо, – говорила она, – девочка моя, теперь всё будет хорошо! Ты с нами, ты дома. И ты, и Соня, вы ж мои доченьки, самые родные и близкие, я вас очень люблю.

Соня смотрела на них и, вцепившись в спинку кровати, беззвучно плакала. После этого дня Даша начала говорить, хотя делала это очень неохотно. Сестры подолгу сидели рядом, Соня говорила, а Даша слушала.

– Соня, – иногда спрашивала она у сестры, виноватым голосом, – расскажи, как ты жила после всего, что я натворила?

– Дашенька, я живу хорошо, учусь в институте, Павлик готовиться к школе. У нас всё хорошо!

Соня рассказывала ей о своей жизни, о Сергее, о детях. Подробно рассказала про их новый дом, в котором после выздоровления они будут жить все вместе. Привозила фотографии детей и бесконечно рассказывала о них. О чём бы Соня ни говорила, она старалась обойти неприятные моменты своей жизни и не вспоминала ни про кредит, ни про проданную квартиру. Как говорит Сергей – это всё в прошлом!

Но по поведению Даши было заметно, что она мучается. Её просто съедает совесть за то, что она сделала.

– Сонечка, прости! – выслушав рассказ сестры и, поняв всё, произнесла она с досадой и болью. – Я сломала тебе жизнь. Тебе из-за меня пришлось выйти замуж за старого дядю.

– Что ты, Даша! – засмеялась и ответила Соня. – Сергей совсем не старый, когда ты его увидишь, то сама в этом убедишься. Он, конечно, старше меня, но я этого уже совсем не замечаю. Мне с ним спокойно, хорошо. Он прекрасный человек и не вини себя ни в чём, я очень хорошо живу! Конечно, я не могу забыть Кирилла и до сих пор люблю его. Сергей знает это и ничего от меня не требует. И к тому же, если бы не он – у меня не было бы ещё одного сына – Кирюши. Поэтому я счастлива, сестрёнка, хотя и не о таком счастье мечтала!

Каждый день они подолгу разговаривали. О своей жизни Даша ничего не рассказывала, а Соня и не спрашивала. Она боялась напоминать сестре о том кошмаре, что та пережила. Нужно, чтобы она поскорее всё забыла и начала жить новой жизнью.

При каждой встрече с сестрой, Даша просила у неё прощенье, не уставая повторяла и повторяла о своей вине. Соседка по палате не вмешивалась в их разговоры и не лезла к ней в душу с расспросами, только однажды, когда Соня ушла, подошла к Даше.

– Я вот смотрю, девонька, на вас с сестрой – сказала женщина, – и вижу, что ты каждый раз у неё просишь прощения.

– Я не хочу об этом говорить! – взглянув на неё, резковато ответила Даша.

– Мне и не надо ничего говорить, я и так всё вижу! – совершенно спокойно, не обращая внимания на Дашину реакцию, продолжала говорить женщина. – Она тебя уже давно простила, а ты себя нет. Не можешь простить себя, поэтому и каешься без конца, мучаешь себя, поедом съедаешь.

Не отвечая соседке Даша отвернулась к окну и молча лежала.

– Ты ничего не говори, просто меня послушай, – постояв немного молча и не обращая внимания на то, что Даша отвернулась женщина продолжала говорить: – На первом этаже, рядом с приёмным покоем, есть небольшая комната на двери крест – это церковь Святителя Николая. Сходи туда, там хорошая, добрая старушка работает, она тебе скажет, что нужно сделать. Исповедуешься, причастишься и вот увидишь полегчает. Господь простит он милосерден и прощает нам очень многое. Поверь, тебе станет намного легче, и тогда сможешь дальше жить спокойно. Иначе источит тебе душу вина.

– Правда, надо сходить, хуже не будет, – так и не повернувшись, подумала Даша.

Глава 43

Как и обещал врач, прошло почти два месяца и Дашу начали готовить к выписке. В назначенное время Соня приехала за ней, но в палате её не нашла. Соседка сказала, что та в церкви на первом этаже. Соня спустилась, открыла дверь и увидела сестру, стоящую на коленях перед иконой Богородицы.

– Даша, я за тобой, – потихоньку позвала она, – поехали домой!

Девушка поднялась, вышла в коридор и потянула Соню за руку, чтобы она опустилась на стоящие у стены стулья.

– Подожди, давай присядем, – сказала Даша.

– Тебе плохо? – подхватив сестру под руку, обеспокоено спросила Соня.

– Нет у меня всё хорошо, – улыбнувшись, ответила та, – я выздоровела телом, а вот душу мне ещё долго нужно будет лечить.

– Даш, о чём ты?

– Давай присядем, вот здесь в сторонке. Я хочу тебе, что-то сказать.

– Даша, ты меня пугаешь!

Они, увидев, что на стулья опустились две женщины, отошли в сторону. Сели на диванчик у окна, чтобы никому не мешать.

– Сонечка, – глядя на взволнованную сестру, тихо сказала Даша, – я вот что решила: я не поеду с тобой домой, прости!

– Как, а куда ты поедешь? – растерянно посмотрела на сестру и чуть не плача спросила Соня.

– Соня, выслушай меня, только спокойно. Пожалуйста, не перебивай и попытайся меня понять, – спокойно взяла Соню за руку и, глядя ей в глаза, произнесла Даша. – Я решила уйти в монастырь.

– Как в монастырь! Монашкой? – сквозь слезы, внезапно накатившиеся на глаза, проговорила Соня.

– Нет, сначала послушницей, а потом, когда буду готова приму постриг, – Соня смотрела на неё, а по щекам текли слёзы, улыбнувшись Даша сказала: – Соня, сестрёнка, родная моя, ну что ты плачешь? Попытайся меня понять. Я должна пойти этой дорогой, я так решила!

– Даша, зачем? Мы тебе комнату приготовили, стол накрыли, ребята ждут. Если из-за меня, то я давно простила тебя и нет необходимости замаливать грехи, у кого их не бывает!

Даша гладила Соню по рукам и нежно, с благодарностью смотрела на неё.

– Сонечка, милая, пойми меня, – спокойно продолжала говорить Даша. – Я хочу этого, очень хочу! Сегодня я поеду к вам в гости, но обещай, что завтра ты отвезёшь меня в пригород, в Ильинский женский монастырь.

– Даша! – с глазами полными слез, взмолилась Соня.

Даша была совершенно спокойна.

– Соня, я всё решила и решения своего не изменю! – тихо, безмятежно отвечала она плачущей сестре. – Ну, что ты так переживаешь, сестрёнка, я же не в тюрьму ухожу. Буду приезжать к вам в гости, будем переписываться.

– А можно будет?

Даша обняла плачущую Соню, прижала к своей груди, как когда-то делала мама.

– Ну конечно, сестренка! – ласково ответила Даша. – Мы будем с вами видеться, я тебе обещаю. Ты должна меня понять, мне просто это необходимо, как ясный день, как глоток воздуха! Я хочу побыть наедине с собой, подумать обо всём, переосмыслить свои взгляды на жизнь. Я очень много натворила за свою ещё совсем короткую жизнь. Хочу покаяться перед Богом. Раскаяться, простить и понять в первую очередь – себя. Мне нужно пройти этот путь, чтобы научиться любить и ценить близких и родных людей, только за то, что они есть на свете. Хочу научиться – просто дарить любовь людям; и научиться любить даже тех, кто сделал мне больно. Хотя признаюсь – это очень непросто! Я совсем разучилась любить, видеть красоту в повседневной окружающей нас жизни. Сонечка, родная моя, у меня как будто открылись глаза! Как я жила, зачем? Я верю, что смогу увидеть окружающий меня мир изнутри, не просто глазами, но и душой. Хочу увидеть и почувствовать всю эту красоту, хочу научиться ценить каждое мгновение своей жизни!

Они ещё долго сидели молча обнявшись. Соня тихонько плакала не понимая, зачем для всего этого обязательно нужно уходить в монастырь, ведь можно научиться любить всё, что есть вокруг тебя и дома, в семье?!

С трудом успокоившись Соня взяла себя в руки, и сёстры поехали домой. За время пути, она уговаривала себя быть весёлой, чтобы никто не заметил, что она расстроена. Войдя в дом и сумев не показать вида, что она сильно опечалена, узнав неожиданную новостью меняющую все её планы на будущее, Соня улыбалась своей открытой и душевной улыбкой.

Встречали сестер в гостиной. Павлик узнал Дашу и обрадовано кинулся к ней. Кирюша с опаской пошёл к ней на руки, долго рассматривал, а потом звонко поцеловал в щеку. Все засмеялись.

– Признал, сынок, – это твоя тетя, – протягивая улыбающейся Даше руку, сказал Сергей. – Позвольте представиться – Сергей, муж вашей сестры и по совместительству отец этих очаровательных мальчишек.

Обед прошёл возбужденно, много говорили, смеялись. Даше Сергей понравился, несмотря на его возраст он, как и говорила Соня, в самом деле, казался молодым, хотя и не очень уже активным из-за болезни мужчиной. Было заметно, что каждое движение даётся ему с трудом, хотя он старается этого не показывать.

Утром, как и обещала, Соня отвезла Дашу в монастырь. Они попрощались у ворот, и Даша с улыбкой вошла вовнутрь. Соня стояла у закрытых ворот и тихо плакала. Она не понимала зачем Даша так поступила, но видя с какой радостью сестра пошла на этот шаг, старалась успокоиться. Она пытаясь принять решение Даши, успокаивала себя тем, что на этом жизненном этапе сестре нужно что-то кардинально изменить, и она сумела понять и найти именно то, что нужно для неё. Может быть это и правильно?!

Глава 44

Прошло полгода, как Даша ушла в монастырь. Сестры постоянно переписывались. На праздники она приезжала в гости и проводила с родными по несколько дней. Соня уже полностью успокоилась и не переживала за сестру, видя, что та счастлива.

Сергей слег окончательно, болезнь взяла своё и без сиделки он уже не обходился. Приезжая в гости, Даша подолгу сидела подле него. Они разговаривали, но о чём Соня не знала, потому что, когда она входила они замолкали, как когда-то с Кириллом.

В один из обычных дней позвонила Любовь Анатольевна.

– Соня, ты могла бы приехать к нам? – очень взволновано, спросила свекровь.

– Что-то случилось, вы заболели?

– Да, Соня. Приезжай, пожалуйста!

Соня вошла в спальню к мужу. Он с трудом повернул в её сторону голову. Как будущий доктор, она понимала, что мужу осталось жить совсем немного. Она как могла помогала ему, поддерживала, из дома старалась никуда не выходить, чтобы всегда быть рядом. Немного постояв в дверях, подошла и опустилась на стул.

– Серёжа, – тихо сказала Соня, – заболела Любовь Анатольевна, мне ненадолго нужно уехать.

– Поезжай, конечно, и так сидишь около меня сутками.

– Я быстро, туда и обратно!

– Не волнуйся, Сонечка, за мной и за детьми есть кому присмотреть.

С благодарностью посмотрев на измученного болезнью мужа, она ушла. Доехала быстро, влетела на крыльцо и спешно, боясь, что что-то случилась вошла в дом.

В комнате на стуле около бабушки сидел Кирилл! Он сильно изменился, у него было обгоревшее лицо, вся правая сторона: ухо, шея – сплошной рваный шрам. Соня стояла в проёме двери и смотрела на него. У неё потемнело в глазах и, она начала падать, медленно сползая по косяку двери. Кирилл одним прыжком подскочил к ней и подхватил на руки.

Очнулась она уже в кресле. Кирилл стоял перед ней на коленях.

– Соня, милая, я вернулся! – целуя ей руки, говорил: – Я думал о тебе, поэтому выжил. Меня спасла только ты, только твоя любовь!

Не в силах что-то говорить, Соня гладила его по голове, по страшному шраму.

– Кирилл, Кирилл?! – тихо шептала она.

Бабушка с Любовью Анатольевной наблюдали за ними молча вытирая слёзы, слёзы радости, первые за эти долгие четыре года! Потом они пили чай, и Кирилл рассказывал, как он выжил.

– Когда вертолёт начал падать, мы всем экипажем готовились прыгать из грузового отсека. Посадить его было не реально: очень густой лес и при посадке была опасность взрыва. Но мы попали в пламя и загорелись. Огонь стремительно распространялся. Я приказал всем прыгать, хотя было ещё высоко и везде бушевал огонь. Сашка смотрел на меня и не мог решиться. Я закричал: «Всем за борт» и почувствовал в спину сильный удар. Сквозь пламя вылетел наружу. Видел, что за мной вылетел Сашка, а потом взрыв. Упал я на крону огромного дерева и, хватаясь за ветки, скатился вниз. Это меня и спасло!

Кто из ребят меня вытолкнул из машины не знаю. От всего экипажа остались в живых, только я и Сашка! При взрыве нас раскидало в разные стороны. Я с трудом пробираясь по густому лесу, обходя пламя, только через сутки нашёл его. Ему повезло меньше, чем мне! Он упал в реку на огромную кучу топляка и сломал ногу. Чтобы помочь ему мне нужно было по воде добраться до противоположного берега, а это оказалось очень трудным и опасным делом! Я даже сразу не понял, только услышал Сашкин крик. Мне обязательно нужно было выбраться из воды живым, без меня бы он погиб! Но для этого мне пришлось убить крокодила. Это был первый зверь, которого мы убили там.

Потом, когда я вылез на кучу брёвен, Сашка уже ждал меня в испуге наблюдая за моим боем. Он выглядел ужасно: весь в крови, на ноге огромная рваная рана, из которой торчала сломанная кость. Он перетянул ногу ремнём, чтобы остановить кровотечение, штаны нарезал на ленты и как мог перевязывал кровоточащую рану. Идти он совсем не мог!

Возвращаться на место падения вертолёта мы не могли, там полыхал пожар. Огонь так сильно бушевал, что мы остались на противоположном берегу. Да и не выплыть Сашке с такой ногой! Соорудили шалаш в стороне от воды и решили ждать.

Ногу пришлось лечить, потому что так с открытой раной он не выжил бы. Кость мы поставили на место. Скажу вам процедура тяжёлая не только для больного! Мы проходили это на курсах выживания, но одно дело тренироваться с куклой и совсем другое дело – живой человек. Я тянул ему ногу, до тех пор, пока кость не встала на место. Сашка сначала выл, а потом потерял сознание. Кошмар! Потом зашил я его рану, привязал к ноге палку и начали усилено лечить. Сначала лекарствами, которые были в индивидуальных пакетах, потом, когда всё закончилось какими-то листьями. Я искал холодящие листья и обкладывал ими рану, в надежде снять жар. Удивительно, но это немного помогало!

Через неделю прошёл ливень и частично погасил огонь. Я решил пробираться к месту падения вертолёта. Из брёвен соорудил плот, чтобы больше не напороться на крокодила и спокойно переплыл. Но подойти близко к месту падения не смог. Обошёл всё вокруг, но ничего не нашёл. Вернулся в шалаш. Решили ещё подождать несколько дней, ведь должны же нас искать! Прожили ещё неделю. Сашке становилось всё хуже и хуже. Я всё это время пытался найти хоть чьи-то следы за зоной огня, но ничего не нашёл. Мы в живых остались одни, все ребята погибли!

Оставаться больше было нельзя, и мы начали выбираться сами. Идти Сашка не мог, поэтому я тащил его на спине. Двигались вдоль реки очень медленно. Лес густой, веками не проходимый. Я прорубал сначала ветки, делал проход, потом протаскивал Сашку. Как в наших лесах, там нет ни одной полянки, всё запутанно, перепутано – ни лес, а кошмар!

Через несколько дней наткнулись мы на хижину. Она стояла на берегу реки на больших камнях. Я помню, что положил Сашку у входа и всё темнота.

Кирилл замолчал. От длинного рассказа, у него пересохло в горле. Выпив весь чай, он обвёл взглядом своих любимых женщин.

– Может быть не нужно вам, знать все подробности? – увидев их испуганные лица, спросил Кирилл. – Я вернулся, всё позади, зачем расстраиваться?

– Нет, сынок! – покачав головой, твёрдо сказала Любовь Анатольевна. – Рассказывай, всё рассказывай, не щади нас. Мы хотим знать всё!

– Ну, смотрите!

Кирилл посидел молча, думая о чём-то, потом поднял глаза и произнёс:

– Что ж, слушайте дальше! Очнулся я в темной хижине. Было ощущение, что я в какой-то яме, потому что был полумрак и ощущение сырости. Оказывается, я пролежал там без сознания несколько дней. Рядом на лежаке лежал Сашка. Он так и не приходил в сознание. Около него хлопотала маленькая старушка. Она жевала какую-то траву и раскладывала в его раны, вжимая её туда, как пластилин. Сашка был без сознания, но при каждом прикосновении стонал и выгибался, так ему было больно. Я, не поднимаясь, одними глазами осмотрелся, увидел на своих руках в ранах заложенную траву. Понял, что только что со мной она проделывала то же самое. Потом, когда я огляделся, попытался встать, но не смог, от боли ломило всё тело. Старушка подошла ко мне и на непонятном языке, больше жестами показала, что вставать нельзя. Оказалось, что у меня сломаны два ребра и трещина на руке. Как я в таком состоянии не только сам шёл, но ещё и Сашку тащил не представляю?

Старушка лечила нас уже несколько дней. Каким образом она умудрилась нас затащить в хижину и уложить на высокие лежаки, не понимаю?! Она была такой маленькой, худенькой, как десятилетний пацан.

Раны у нас были запущены, всё загноилось, поднялась температура. Наша спасительница выхаживала нас. Её звали Аджуога, в переводе с их наречия значит «Доктор», мы позже узнали перевод.

Долго, медленно шло наше выздоровление. В этой хижине нам пришлось провести больше года!

Позже нам объяснили, что это нас и спасло! Если бы Сашка не упал на противоположный берег, то выбирались бы мы по тому берегу, где упал вертолёт. В таком случае мы бы точно не уцелели! Ниже по течению находилось племя очень жестоких и кровожадных аборигенов. Они изготавливали оружие и закаляли его в детской крови. Нам бы точно не поздоровилось!

Аджуога выходила нас! Я встал на ноги намного раньше Сашки. Трещина на руке зажила и Аджуога начала заставлять меня разрабатывать руку. Для этого она приносила кучу палок из леса, и я должен был наломать их на щепу. Было больно, тяжело, но это и в самом деле помогло рука разработалась, и я перестал чувствовать в ней боль. Вот с рёбрами я промучился долго, не мог ни поднять ничего, ни помочь толком, помощником я тогда был никаким. Хорошо помню тот день, когда наконец-то вздохнул полной грудью и мне не было больно!

Дольше всего заживали ожоги, они то высыхали, то опять лопались и мокли. И постоянно тянуло кожу, её так тянуло и днём, и ночью, что попросту хотелось её содрать! Когда я встал на ноги, моя обязанность была нажевать и разложить траву в свои и Сашкины раны. У него долго не заживала сломанная нога. Потом рана затянулась, но вот гнулась нога совсем плохо. В таких условиях поставить кость на место было трудно, да и не умею я этого делать! Нога зажила, срослась, но осталась кривой. Только через десять месяцев он начал на неё чуть-чуть наступать. Я сделал костыли, и он начал выходить из хижины на прогулку. Хотя жизнь в хижине была и так как на свежем воздухе: когда поднимался сильный ветер, хижину продувало, как решето, а в дождь текло во все дыры. Было очень неуютно и холодно. Но удивительно, что для нашей спасительницы любые условия были хороши! Она ни чувствовала, ни сырости, ни холода, в буквальном смысле могла лечь в лужу и спокойно спать!

Я охотился, ловил рыбу. Далеко от хижины Аджуога не разрешала нам уходить. Край дикий и зверя опасного много, а вот сама исчезала на несколько дней. Потом приходила с незнакомыми травами и приносила мясо. Мы ели не понимая, что за мясо едим, оно немного сластило, но было очень приятным на вкус. Аджуога варила его, потом собирала всю пену с бульона и заставляла Сашку съедать её пока тёплая.

Потом, после того, как мы выбрались оттуда и в посольстве рассказывали о своих приключениях нам сказали, что ели мы мясо древесной крысы – это у них основное подручное мясо. Не знаю, если бы я видел весь процесс приготовления, ел бы я с таким аппетитом?

Вовремя отсутствия Аджуоги мы ловили рыбу и варили её в большом котелке. Без соли, без специй, просто рыба и вода. Воду брали ведром с большого круглого камня. На него крокодил при любом прыжке не мог взобраться, хотя попытки такие были и не раз. Вот так, в таких условиях мы жили. Трудно было, очень, но мы выжили! Когда Сашка смог ходить и раны наконец-то зажили полностью, мы начали собираться в дорогу.

Сначала нас на лодке вниз по течению сплавила Аджуога. Проплывая мимо племени аборигенов, она приказала нам лечь и накрыла плетённой из травы циновкой. Её они не трогали, по местным законам нельзя! Ниже по течению, почти в день пути на лодке, она причалила и высадила нас. Попрощались мы быстро, она просто махнула рукой в сторону, куда нужно идти и, оттолкнувшись веслом от берега, поплыла в обратном направлении. Мы с Сашкой долго ещё стояли и смотрели в след своей спасительнице. Видели, как она, прижимаясь к противоположному берегу, виртуозно махая веслом, справлялась с сильным течением. Но она даже ни разу не повернулась! Странно, мы прожили у неё в хижине больше год, а она так легко с нами рассталась.

Потом мы долго шли пешком. Я уже говорил, что там непроходимые леса, без её помощи мы бы не выбрались! Удивительная женщина. Маленькая, старенькая, черная, даже немного фиолетовая, волосы короткие в мелкие колечки, но ловкая, как кошка. Она так виртуозно вытаскивала на берег тигровую рыбу, что мы удивлялись её силе и ловкости. Нам она не позволяла это делать, боялась, что упустим.

Тигровая рыба – это местный великан. Даже аборигены не очень любят с ней связываться. Она хищная, опасная, прыгает из воды, как дельфин и на лету ловит птиц. Похожа она на нашего язя, с такой же блестящей чешуёй и красными плавниками, а голова как от огромного судака. Как две разные половинки. Зубы у неё по десять сантиметров и их у неё тридцать два! Это мы с Сашкой ради интереса потом считали, когда съели её. К живой к ней страшно подходить – истинная машина смерти. Первая наша рыба была длиной полтора метра, а весом не меньше семидесяти килограммов! Это единственная рыба, которая не боится крокодилов, она похожа на тигра, с огромной головой и огромной пастью. Размером с дельфина, только голова огромная! Эта рыбина встаёт против течения и, открыв рот, подолгу стоит, пока не набьётся рыбёшкой помельче. Поймать её – это был для нас настоящий праздник, её мясо немного розовое, но очень вкусное. Мы с Сашкой, только съев её, ощущали полную сытость.

Там вообще страшные реки, купаться нельзя: крокодилы, пираньи. Я наслышан про этих рыб, но никогда не думал, что они вырастают до тридцати килограммов! Там всё совсем другое и совершенно некрасивое и не интересное. Страшный край, даже удивительно, как можно там жить! Что на воде, что на суше, везде на каждом шагу подстерегает смертельная опасность.

Кирилл замолчал, увидев, как мама вытерла глаза кухонным полотенцем. Бабушка, сидевшая как кремень, обняла Любовь Анатольевну.

– Рассказывая, сынок, – немного успокоившись, сказала мама, – не обращай внимания на наши слёзы. Мы так долго тебя ждали, что никакие страшилки нас уже не напугают. А я же мать!

Кирилл посмотрел на неё с сочувствием и, увидев на залитом слезами лице улыбку, продолжил рассказывать:

– Несмотря ни на что мы выбрались оттуда! Добрались до поселка в истоке Конго. Какое для нас было счастье увидеть людей, хоть небольшую, но цивилизацию! Мы думали, что нашим кошмарам пришёл конец и скоро мы будем дома. Из посёлка, нас довезли до небольшого городка. Мы думали, что наши приключения на этом окончены, но не тут-то было!

Мы, совершенно случайно, попали в вооруженную свалку у рынка. Шли мимо, искали хоть какую-нибудь контору. Хотели зайти и узнать, как добраться до Российского посольства. У местных жителей спрашивать бесполезно, английского никто не знает. Увидели драку, отошли в сторону, но кто-то из дерущихся кинулся к нам и ни за что, ни про что начали нас бить. Ну, мы же не стояли истуканами и отвечали!

Когда засвистел свисток всех участников этой драки как ветром сдула. Мы с Сашкой остались одни. Налетели полицейские, скрутили нас и отправили в тюрьму. Разбираться никто не стал, нас даже слушать не захотели! Не опросили, не составили протокол, просто бросили в камеру и забыли на два с лишним года. Этого, я думал, не вынесу, не раз прощался с жизнью! Кормили нас один раз в день, пища совсем непригодная для людей, собак и то лучше кормят. Страшнее было то, что не хватало воды. Иногда мы не пили по несколько дней. И грязь, как нас мучила грязь! За всё время пребывания в этой тюрьме, мы мылись всего несколько раз. Из камеры на улицу была сделана небольшая открытая площадка, чтобы не выводить на прогулку заключенных. Вот все дожди, которые проходили за это время и были нашим душем и дополнительной возможностью напиться, и кое-как ополоснуть одежду.

По счастливой случайности в нашу камеру попал англичанин Майкл Бери. Его через несколько месяцев вытащили оттуда, через английское посольство. А о нас-то никто не знал! Ведь о том, что мы живы не знал никто, поэтому нас и не искали. Мы с Сашкой были уверенны, что нас давно похоронили. Остатки вертолёта сгорели в огне вместе с экипажем, а после огня ничего не найти, он беспощадно пожирает все следы.

Вот через Майкла мы и передали весточку о себе. Писать было не на чем, да и нечем, мы его научили говорить только одну фразу: «Командир сгоревшего Российского вертолёта с помощником живы, они в тюрьме». С того момента, как английский консул передал в Российское посольство в Заире известие о нас, повторив слово в слово заученные слова и началось наше освобождение. Только через шесть месяцев нас освободили, и мы сразу же полетели домой. Все формальности завтра, позже, главное сначала домой!

Кирилл рассказывал, а женщины тихо плакали. Каждая старалась не дышать громко и не всхлипывать, чтобы не помешать рассказу. Когда он закончил свою даже не печальную, а до смерти страшную историю, Любовь Анатольевна, глубоко вздохнула.

– Господи, сынок, что тебе пришлось пережить?! Ужас! – произнесла она.

– Мама, всё уже позади! Главное я выжил и вернулся к вам! Правда нас будут лечить, это длительный процесс, не одна косметическая операция предстоит, но это уже мелочи, это меня уже меньше всего волнует. Я дома и теперь мы никогда не расстанемся! Больше я уже никуда не улечу, не думаю, что после таких травм мне разрешат вернуться. А у Сашки вообще проблема, сейчас будут ногу заново ломать, чтобы сложить правильно. Но даже он сказал, что это уже мелочи, главное, что мы живы и дома!

Кирилл замолчал, глядя на Соню. Она чувствовала, что им предстоит трудный разговор и неизвестно простит он её или нет. Боялась даже подумать, как всё сложится дальше. Позже они обо всём поговорят, всё обдумают и решат, а сейчас ей нужно ехать!

Любовь Анатольевна посмотрела на неё, взяла за руку и виновато улыбнулась. Соня взглянула на окно, уже смеркалось.

– Мне пора, уже поздно! – со вздохом, осторожно произнесла она.

Кирилл удивленно посмотрел на неё.

– Сынок, – вместо Сони быстро сказала мама, – сейчас Соня пусть едет домой, а мы с тобой поговорим и подумаем, как жить дальше. Ты Сонечка поезжай, завтра я тебе позвоню!

Кирилл, не понимая, почему Соня уезжает встал из-за стола.

– Сынок, сядь, – взяв его за руку, спокойно сказала Любовь Анатольевна, – я сейчас всё тебе объясню, а Соня пусть едет. Сынок, Кирюша, поверь мне так нужно!

Соня поднялась из-за стола, так и не прикоснувшись к чашке с чаем.

– Я завтра позвоню! – с благодарностью думая о свекрови, ставшей ей настоящей матерью, не поднимая глаз проговорила Соня.

Не дожидаясь ответа, и стараясь не смотреть на Кирилла, до боли чувствуя свою вину, быстро встала и ушла, почти выскочила из дома, боясь, что он остановит её и заставит всё объяснять. Дрожа всем телом от волнения, но счастливая она уехала домой.

Соня понимала, что в глазах Кирилла её поступок нельзя оправдать и сейчас из-за этого будет большая проблема. Боялась, что он никогда не простит её, а без него для неё нет жизни! На сердце огромная рана, очень больно и обидно, но как обо всём рассказать и не потерять его, она не знала. Хочется, чтобы Кирилл был рядом, рядом всю жизнь, но что ей сделать, чтобы сохранить любовь?!

Глава 45

Домой Соня вернулась поздно. Няня уже накормила детей ужином и укладывала спать. Она тихо вошла сначала в одну детскую, потом в другую, поцеловала сыновей и пошла к мужу.

Тихо прошла по комнате, и устало опустилась на стул рядом с кроватью. Казалось, Сергей спит. Сиделка поставила ему обезболивающий укол. Взглянув на хозяйку, понимающе кивнула и ушла ужинать. Соня тихо сидела около мужа.

– Соня, рассказывай, что произошло? – открыл глаза и, превозмогая боль, произнес он.

– Всё нормально, Сережа!

– Соня, ты не умеешь обманывать. Не жалей меня рассказывай.

– Серёжа, я не знаю, как тебе сказать! – теребя в руках платок, со страхом произнесла та.

– Сонечка, говори прямо меня уже трудно чем-то напугать. Смелее, моя девочка!

– Серёжа, Кирилл вернулся!

– Вернулся?! Живой?! Почти через четыре года?! – Сергей даже приоткрыл глаза шире обычного и удивлённо, но с каким-то восторгом произнёс: – Как это случилось, расскажи?

Соня, со страхом наблюдая за мужем, своими словами пересказала рассказ Кирилла. Несколько раз замолкала, думая, что Сергей спит.

– Рассказывай, рассказывай! – открывал глаза и медленно говорил он. – Я не сплю, внимательно слушаю. Мне так легче.

Соня продолжала пересказывать в подробностях все круги ада, через которые пришлось пройти Кириллу. Закончив рассказ, смотрела на мужа и ждала его слов, как приговора. Сергей открыл глаза. Она заметила блеск в них, которого уже давно не было. Пытаясь улыбнуться, он восторженно, насколько это возможно в его состоянии, посмотрел на Соню.