Текст книги "Всё сначала!"

Осенью 2010 года в моей жизни произошло важное событие: поклонники подарили мне скрипку пражского мастера Мирослава Комара. Это была моя давняя мечта – получить именно чешский мастеровой инструмент. На торжественное вручение скрипки в Праге был приглашен сам Мирослав Комар! Должна признаться, эта взрослая чешская дама просто великолепна! Взаимодействовать с ней – сплошное удовольствие. Но при этом я продолжаю ничуть не меньше любить скрипочку, на которой играла еще в музыкальной школе. Я себя долго винила и испытывала угрызения совести: простит ли мне измену моя малышка? Она простила. Стоит взять ее в руки, она звучит так же, как и прежде.

* * *

Играю на скрипке вечного Вивальди. В дверь раздается стук. Открываю. На пороге изрядно выпивший сосед Женя. Невнятно, но душевно начинает просить, чтобы я ему сыграла мелодию из к/ф «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Я наигрываю, как могу. Женя бросается пожимать мне руку со словами: «Как замечательно. Люблю я Холмса и Ливанова люблю, они с Ватсоном такой классный квартет состроили». Уходит. Я в раздумии. Возвращаюсь к Вивальди. Опять стук в дверь. Женя: А «В мире животных» можешь? Отвечаю: «Попробую». Пробую, получается жалостливо так. У обоих из глаз чуть слезы не брызнули. «Я всем расскажу, как замечательно», – потрясая выставленным большим пальцем, говорит Женя и целует в приливе чувств меня в щеку. Уходит.

Годы спустя, учась в мединституте, я узнала, как важна для развития коры головного мозга мелкая моторика, игра на скрипке – лучший поставщик оной. Этот инструмент серьезно скомпенсировал задержку моего развития. Поэтому скрипка для меня – настоящий Божий дар, как и педагог Лидия Пименовна, терпеливо обучавшая меня скрипичным премудростям.

Я была настолько миниатюрной, что ей приходилось нагибаться. Иначе было не расслышать, что же я там играю. Однажды она придумала уловку: сама садилась, а меня ставила на стул перед собой. В результате наши глаза оказывались примерно на одном уровне. Я методично водила по струнам прямо перед ее лицом. А Лидия Пименовна время от времени спрашивала: «Светочка, ты не устала? Может, отдохнешь?» – «Неть!» – отвечала я и продолжала пиликать. Уже тогда стеснялась говорить о своей усталости, считая это неприличным.

Лидии Пименовне удалось-таки поставить мои «нестандартные» пальцы на гриф, научить меня разговаривать инструментом. Возможно, моя скрипичная карьера выстроилась бы иначе, но, к сожалению, Лидия Пименовна ушла работать в музыкальную школу при Ленинградской консерватории, рядом с Финляндским вокзалом. Она звала меня с собой. Мы не решились – родителям было далеко меня возить. Еще 4 года я обучалась у другого харизматичного педагога – Виолетты Павловны Газиянц. Она запомнилась мне своими темпераментными уроками, ее реакция на удачно взятую ноту и проваленный кусок произведения была хотя и разной по эмоции, но по накалу одинаково бурной.

Слайд 37: «Хор»

В музыкальной школе обязательной дисциплиной был хор. Так что напелась я вдоволь, а вокальные экспромты на кухне в тазике прекратились. Руководила хором Улитина Ольга Алексеевна. Я хоть и мелкая была, пела альтом, стояла всегда слева в нижнем ряду. Мы даже ездили на гастроли – выступали в Риге на Празднике хоровой песни. Там собралось очень много детей со всего Советского союза, наверное, несколько тысяч. И представьте – такая махина пела как единое целое! У меня до сих пор хранятся фотографии этого грандиозного хора и памятная глиняная медаль участника. Тогда же я нежно и бесповоротно влюбилась в старую Ригу с ее узкими брусчатыми улицами, пряничными домиками и готическими средневековыми соборами. Была очарована настолько, что несколько раз сбегала с уроков, а позже с лекций, чтобы оказаться на Домской площади и послушать орган.

Слайд 38: «Все в себе»

* * *

За решетку Таврического сада спряталась зима и никак не хочет оттуда выходить. «Хватит вредничать, – говорю я ей, – уже так хочется тепла».

У меня перед глазами всегда был пример моих блокадниц, мамы и бабушки. На их фоне, что бы ни случилось, как-то стыдно оказаться «размазней». Была зима. Мы с мамой гуляли в Таврическом саду. Я заявила, что хочу прокатиться на санках с горки. А спуск был крутым. Мама мне предложила выбрать другое место: «Ты упадешь и будешь плакать». Но я настаивала. Тогда она промолвила: «Ладно, езжай, но, если упадешь, не реви!» Естественно, я навернулась, ударилась подбородком и получила санками по затылку. Позднее мама рассказывала: «Слезы в глазах, рот кривится – видно, что очень больно, хочет расплакаться, но держится как кремень».

Слайд 39: «Носи, качай»

Мама рассказывала, что маленькой я не очень была отзывчива на ласку, тянулась к ней, но вместе с тем не поддавалась, словно боялась быть застигнутой врасплох.

Как-то перед сном я попросилась на ручки, хотела, чтобы меня покачали. Мама меня взяла и стала убаюкивать. Я лежала с закрытыми глазами. Все говорило за то, что ребенок уснул. Вдруг этот ребенок с закрытыми глазами на фоне полной тишины говорит командным голосом: «Все, хватит. Клади в кровать».

Слайд 39: «Перед расстрелом»

Мама с бабушкой тщательно оберегали меня. Их забота не давала мне возможности натворить непоправимых глупостей, научила размышлять, присматриваться к миру, быть внимательной к окружающим. Но при этом я выросла ко многому неприспособленной во взрослой жизни. Долгие годы оставалась скованной, ранимой и неуверенной в себе. Чего мне стоило преодолеть свои зажимы! О, эти предатели – вечно потеющие ладони, красные пятна, покрывающие щеки. Чтобы просто выйти к доске и ответить на вопрос учителя, приходилось каждый раз выдерживать пытку последних минут перед расстрелом.

Слайд 40: «О любви или судьбоносная юбка»

А каково было пробуждающимся чувствам в условиях тотальной стеснительности! Мои первые робкие симпатии так и остались нереализованными. Редкие шансы на судьбоносную встречу разбивались о мою застенчивость.

В старших классах школы была традиция выезжать в лагерь труда и отдыха. Там школьники, по обыкновению, пропалывали турнепс, работали на полях. А вечером излюбленным развлечением были дискотеки в клубе. Хотя клуб – громко сказано, скорее деревянный барак, с проигрывателем и пластинками. Девочки и мальчики приходили туда полюбезничать и потанцевать. Барак был разделен на две части: техническую и танцевальную, между ними небольшое окошко. Почему-то именно в этот вечер мне захотелось быть в юбке. И вторая загадка: я почему-то оказалась на половине, где музыку заводили, а не на танцполе. И тут к окошечку подходит мой одноклассник Алеша, которому я очень симпатизировала и говорит мне: «Потанцуем!». А дверь «операторской» какой-то чудак, как назло, закрыл снаружи. Протискиваться через узкое окно в юбке я постеснялась. Думала: все танцуют, а я тут ползу у всех на глазах, сверкаю трусиками! Вот если бы я была в брюках… сейчас вряд ли бы вы читали эти строки! И я ответила: «Не пойду». Ну конечно же это не значило, что я не хотела с ним танцевать! Я мечтала об этом! Но… постеснялась. Вот и осталась я плясать-притоптывать на пару со своей стеснительностью. А мой Алеша тут же пригласил на танец Тоню… ☺

Поэт Илья Кормильцев как-то сказал, что человечество – это сборище трусливых обезьян. Сказано жестко, но в чем-то он прав. Я сама временами бываю похожа на трусливую обезьяну. Страх – это то, что мне очень хорошо знакомо. Клаустрофобия, панические атаки, страх оставить включенными газ и воду, страх сойти с ума, страх одинокой беспомощной старости, страх морщин, страх полноты, страх смерти близких, страх финансовой несостоятельности, страх войны, в общем – та еще трусиха!

* * *

Между 20 и 23 ноября 1991 г.

Скажи, что будет с нами со всеми. Нет, не отвечай, молчи. Мне страшно. <…> Мама тут как-то мне сказала: «И хочется, и колется…», на что я выпалила: «Так колется, что уже даже не хочется!» Хочется, еще как хочется, но я боюсь. Чего? – Безвозвратности… Ни друг, ни враг, – а так… <…> Скажи только одну мне вещь: я тебе нужна? Нет, не говори, молчи. Я опять боюсь. Чего? – Ответа…

Слайд 41: «Падай, но хвост пистолетом»

Мне 6 лет. Первый отчетный концерт в музыкальной школе. Полный актовый зал, за роялем мой аккомпаниатор Людмила Ефимовна. Я стою с «восьмушкой» в руках и за внешней гиперотважностью скрываю свое волнение, доводящее меня до полуобморочного состояния. «Света отлично смотрится на сцене! Вот ребенок – ничего не боится, играет так уверенно!» – говорили маме собравшиеся в зале педагоги. А я настолько волновалась, что загнала темп. Потом в разговоре с мамой Людмила Ефимовна пошутила: «Лиечка, утихомирь свою дочку! Может, она у тебя и виртуоз, но мне-то как за ней угнаться?»

Слайд 42: «Членовредительство»

Был момент, когда я едва не забросила занятия в музыкальной школе. Он пришелся на возраст, когда начинают играть гормоны в крови, появляются другие интересы.

***

1989 г.

 
Стена, за стенкою ты, за окнами ночь
Хочется петь, но вокруг тишина,
затыкающая мне рот,
Но может именно она
способна вникнуть в такт,
Внемля гибнет…
Нет не то!
Рву лист и ложусь спать.
 

Я стала лениться, увиливать, прогуливать, хотя экзамены и отчетные концерты все еще сдавала хорошо.

***

28.09.1989 г.

 
Из звуков рождаются звуки.
И только
Ни радости нет в них, ни муки —
Нисколько.
Настройка – это только настройка
На то, что придет…
Ведь не может же быть иначе…
 

Помню, как готова была придумать тысячу отговорок, лишь бы только не идти на урок по специальности. Даже пошла на членовредительство! Решила порезать себе палец, чтоб только не играть на скрипке. Взяла лезвие, стала проводить по подушечке, но оно оказалось тупым. Попробовала на одном пальце, втором, но порезы выглядели неубедительно. Так я себе распорола чуть ли не все пять пальцев. Придя на урок, сообщила Виолетте Павловне, что поранилась, когда точила карандаш. Она потребовала разбинтовать руку. Внимательно посмотрела на ранки и убийственно заметила: «Много же у тебя было карандашей!..»

Слайд 43: «Осточертело»

* * *

Осточертело! Звуки, звуки, и все не в радость. Плач ребенка, щелчки закрывающихся дверей, скрежет, писк, топот, стук, голоса… А за окнами – скрип старой качели. Только его приемлю. Устала. От всех звуков, от всего, от всех. Тишины… и тиканья часов хочу.

До окончания обучения в музыкальной школе оставалось всего полгода, но мне все страшно надоело! Я сообщила маме, что бросаю школу. В ответ она произнесла: «Тебя можно понять. Это твое решение. Бросай! Но учти, потом у тебя на всю жизнь останется сожаление о том, что ты оставила дело незавершенным». Мне дали передышку на несколько месяцев, и я все-таки окончила музыкальную школу.

С тех пор любое начатое дело я стараюсь довести до конца. А если что-то не получается, это не повод бросить начатое, а только знак, что требуется пауза.

Слайд 44: «Отец»

Я видела маму и бабушку, которые много лет жили без поддержки сильной половины. Мужская депривация привела к тому, что во мне стали появляться черты недостающего члена семьи. Я привыкла во всем полагаться на саму себя. Безотцовщина основательно подкорректировала мое поведение.

* * *

10.05.1990 г.

Я – песок, рассыпающийся в твоих руках. Я – дуб – стучите громче. Я – ласковый кирпич, внезапно падающий на чью-то голову. Я – глина, из которой мог бы получиться славный кувшин, который мог бы напоить жаждущего. Но нет мастера! Где тебя черт носит?!!! ☺

Я – решето. Кто-то проходит сквозь меня, кого-то я не замечаю, а кто-то остается во мне, заполняя мой дуршлаг… Я – звук, заполняющий чей-то эфир. Я – эфир, который заполняешь ты.

Так получилось, что все время я была сильней кого-то. Во мне много мужского начала, особенно в плане характера. Может, поэтому ко мне шли те, кому нужна была поддержка. Я вытаскивала, я всем внушала: «не спите», я заставляла жить, но теперь настало время, когда мне самой нужен такой человек. Может, это от того, что я старею, или от того, что я начинаю бесповоротно превращаться в женщину. А может, от того, что рядом оказался человек сильнее меня. Но быть в роли слабой, это так непривычно. Как может слабый защитить тебя? <…> Жизнь сурова. Выживает сильнейший. Все подвластно естественному отбору. Мы еще очень далеки от разгадки Его замысла, а тем временем мир по спирали уходит к войне.

Слайд 45: «Игрища»

Дружбу я водила в основном с мальчишками. Гоняла с ними в футбол, лазала по гаражам, жужжала машинками, играла в войнушку и в казаков-разбойников. Любимым развлечением было выманить серьезного злого вахтера из общежития напротив. Какой мы испытывали драйв, когда он выскакивал со шваброй и гонялся за нами по всему двору. ☺

Лидером хит-парада дворовых игрищ было строительство шалашей. В ход шли ветви тополей, выброшенная старая мебель, периодическая печать.

Примерно тогда же проявились и докторские наклонности. Я не любила играть в кукол. Все эти наряды-бантики-косички – не мое! Куклы для меня были пациентами. Я специализировалась как доктор общего профиля, так что ни одна кукла не пострадала, но фонендоскопом все были прослушаны от макушки до пят. Кстати, а почему куклы всегда были девочками? Какая половая дискриминация в кукольной сфере! ☺

У кукол были конкуренты – обезьянка Джакони и яркий красно-оранжевый петух. Ему потом кто-то дырку в попе прожег… Но это его никак не портило. Я сочувствовала петуху и тоже его лечила.

Но самой любимой игрушкой все-таки оставался самосвал! В него можно было загрузить всех пациентов и отвезти под круглый обеденный стол – в «госпиталь». ☺

Мне никогда не бывало скучно наедине с собой: то цепляла на палку нитку с крючком и сидела у пруда в далеком Севастополе, то собирала шампиньоны на газонах возле дома, то отправлялась в археологическую экспедицию в садике напротив искать осколки снаряда. Рано утром мама тайком выбрасывала мои выкопанные артефакты, а к вечеру я добывала новые.

* * *

Не раз я себе задавала вопрос: когда кончается детство, и когда начинается взрослая жизнь, где эта черта, грань или ступень, перешагнув которую мы начинаем новый отсчет. И сегодня я ответила на этот вопрос.

Ни к кому я не была так привязана, как к тебе. Привязанность – это что-то детское, наивное. Но это больше, чем благоговение и любовь. Привязанность выше всего этого, глубже, искреннее и… беспомощнее. И когда в тебе губят эту привязанность, уходит детство, наступает взрослость со всей ее сдержанностью, рамками приличия, осторожностью и недоверчивостью, с ее усталостью…

Слайд 46: «Притча»

Оглядываясь назад, я понимаю, что сам факт моего удочерения – настоящее чудо и один из наглядных признаков божественного присутствия в моей судьбе. Я всегда чувствовала незримую поддержку. Я очень люблю притчу про то, как Человек и Бог идут по песчаному берегу океана. Человек говорит Богу: «Господи! Почему, когда у меня все хорошо, я иду по жизни и вижу на песке следы двух пар ног – твоих и моих, а когда случается беда, на песке следы только одной пары? Почему ты покидаешь меня?» «Неразумный ты человек, – отвечает Бог, – ведь я беру тебя на руки!»

В юности я неоднократно пыталась себе представить образ Бога: то это красивый мужчина, то ласковая женщина, а иногда – подросток или умудренный опытом, седовласый старец. Неизменно одно – это всегда был понимающий, мудрый, добрый и очень терпеливый собеседник. Хотя, например, на такую подопечную, как я, уже давно мог бы разозлиться: сколько невыполненных обещаний, попустительства, лени и малодушия во мне! А Бог это все терпит и приговаривает: «Ну ничего, может быть, в следующий раз она усвоит урок».

Да, Бог многолик, и у каждого он свой. Люди по-разному его называют: Будда, Христос, Аллах… Какое имя – не важно, главное, быть с ним в диалоге.

Мне кажется, признание Бога приходит через осознание смерти, конечности жизненного пути и вопроса: а что же дальше? Вот в такой момент особенно важна поддержка. Как раз-таки вера и помогает не отчаиваться и продолжать свой путь.

* * *

Как море с берегом, я буду с тобой.

Но если ты скажешь: «уходи», я уйду без слов, – так море исчезает, оставив на земле гудящие раковины.

От первого лица. Лыжи

«Лыжи – это единственное, что у меня получается лучше! ☺ пожалуй, приглашу ее присоединиться – так я думаю, планируя зимний отдых. И она соглашается! Мы встречаемся в Шамони. Я одновременно смущаюсь и немножечко выпендриваюсь, утрируя карвинговую технику, и наблюдаю, как она наблюдает за мной:

– Ой, у меня так не получается ехать, как у вас – столбиком!

Но Света старается очень и, кажется, сама ситуация ее заводит, лыжное сафари манит!

А у меня все-таки цель не пустить ей пыль в глаза, а вместе покататься. Поэтому я предлагаю несколько упражнений, подстраиваюсь под ее технику, и мы можем ехать. Она пытается не отстать от меня, а я сильно не гоню. Но на одном из перевалов куска черной трассы было не миновать. Съезжаю чуть ниже и собираюсь страховать ее спуск. Машу рукой – «Готова? Поехали!» Первый же бугор, поворот, сноп снежной лавины, и мимо меня сначала проносятся лыжи, причем аккуратненько скрепленные вместе ски-стопами. А потом и сама лыжница – «солдатиком, сложив руки по швам». Удержать ее я не успеваю, все было слишком стремительно. Она самодоставила себя к подножью черной трассы. К счастью, не ушиблась. С этого момента за Светой закрепляется прозвище Белая Молния – по цвету ее лыжной экипировки.

Белая Молния на Белой горе. Когда мы поднялись на смотровую площадку Монблана, Света поведала, что в строчке из Белой песни «Грудь земли ласкают реки» речь идет как раз о горных вершинах.

Мы проводили время не только на трассах. Чего стоят терминальные бассейны под открытым небом, когда рядом с тобой возвышаются заснеженные четырехтысячники Шамони и Курмайора. Вечером отыскивали какой-нибудь приятный бар с местным колоритом и наслаждались приятным общением. В камине огонь, в бокале вино, тирольские или савойские песни… Веселые, с загоревшими носами мы ☺.

Однажды попали на ирландских скрипачей, прослушали целый их концерт. Они явно увидели в Свете «своего» и старались от души. В другом месте наблюдали, как молодые австрийцы забивают огромный гвоздь в толстенный пень острой стороной молотка. Не то чтоб забить – попасть по гвоздю сложно! Когда мальчишкам занятие надоело и бар немного опустел, мы со Светой тоже попробовали. Нет, гвоздя, конечно, не забили, а по одному разу честно в шляпку попали☺.

Однажды и меня на трассе ждал подвох. Снежная пушка насыпала целый бугор плотного мокрого снега, я не замечаю его на повороте, врезаюсь на полном ходу, как в стену. Лыжи меня выщелкивают, и я кувырком лечу под гору.

– Сейчас же спускаемся вниз и покупаем вам шлем! – тон Светы не предполагает возражений…

Много лет я катаюсь без каски и не всегда даже шапку надеваю. Все-таки курорт, хочется загорать, но со Светой не поспоришь. Сказала шлем – значит, шлем.

И в качестве спойлера – через несколько лет эта каска спасла мне жизнь!..

Глава третья. Экзистенциальная

Я не могу измерить свой жизненный опыт количеством прожитых лет. Уж если и пытаться его измерять, так скорее – числом и силой очарованностей.

* * *

26.11.1991 г.

Сегодня по ночному телевидению удалось послушать литературную передачу, посвященную Афанасию Фету. Я в восторге. Состоялось еще одно открытие, открытие для себя родственной души. Его настроения удивительно близки мне теперешней. Человек с грустью и с весной в душе. Высокая лирика, интеллигентность и изящество. Разделенная любовь, но которую не увенчали семейные узы. Свет рассветно-закатного солнца. Предутренне-вечереющая тишь, задумчивость и неспешность. <…> Он предстал передо мной человеком хорошо знакомым. «Ничто так не сближает людей, как искусство и поэзия, и эта близость сама становится поэзией», – поразительное высказывание. Это то, что определяло мои взаимоотношения с самыми мне близкими людьми. Это родство душ – как апогей осмысленного существования. Это истинная радость – радость творчества. Но не буду больше распространяться на эту тему. Это для меня слишком сокровенное <…>. Это – дух, а значит – молчание. Это – знание.

<…>

Порой и все чаще мне моя серьезность начинает казаться слишком серьезной. Внутренний голос спрашивает: «Ну разве ты такая?» На что я ему отвечаю: «А разве тебе самому интересны все эти плоскоклеточные шутки, тупоугольные остроты, эти повседневные прибаутки?» Может, это все кого-то и забавляет. А я устала от пустословия, заполнения эфира сиюминутностью. Я, наверно, становлюсь занудой, но больше ощущаю потребность в вечном, тягу к всеобъемлющему, к мудрости, к связи времен и религий, – к родству с вселенной. Тяга вполне объяснима. Это, наверное, рефлекторно-компенсаторный ответ на мое земное одиночество.

Поэты, поэты…

Так кто же я? Философ или зануда?

* * *

Учиться радоваться радостям других, это, как говорит Маришка, труднее, чем приходить на помощь в трудный час. В этой помощи другим мы больше любим себя, сострадаем себе, утешаем себя, подкрепляем надеждой, что тот, кому помогаем сейчас, не останется в долгу. И оказав мало мальскую услугу, мы теперь уже готовы закабалить беднягу, подчинить. Он мой, он теперь всю жизнь должен благодарен быть мне. Не так ли? А если очень хорошенько прислушаться к себе? Нет, я так не хочу! Ведь существует что-то выше внутреннего сознания подчинения себе кого-то. Это, наверное, любовь. А может, любовь – лишь одна из разновидностей подчинения себе или себя. Пусть даже и так. Есть ведь на свете счастливые пленники, которые одновременно свободнее многих смертных. Пленниками их делают любящие, свободными их делает сила собственной любви.

С годами приходит осознанность и вместе с ней, как знак равно, любовь. Вглядитесь в глаза стариков… Я ни разу не видела, чтобы у глубоко пожилого человека были злые глаза. Они могут быть усталыми, печальными, отрешенными, но никак не злыми.

Вместе с тем, становясь старше, я не теряю связь с детством. Наивность, непосредственность, жажда открытий, чистота восприятия, способность радоваться мелочам не утрачены, не забыты. Меня легко удивить и расстрогать. Могу посмотреть на цветок и увидеть в нем космического посланника. «Это надо же! А?!»

* * *

Поле ромашек, а в каждой ромашке десятки лепестков, и сколько лепестков <…>, столько оттенков, столько мыслей и чувств.

Я дарю тебе это поле ромашек…

Какой все-таки выдумщик этот Господь Бог! Взять, к примеру, времена года. У каждого свой аромат и вкус! Весной он абсолютно прозрачный, подернутый нотками цветов и карамели. Летом – тягучий, как разлитый ягодный сироп с нагретой солнцем смолой. Осенью – терпкий, пропитанный любимым ароматом зеленых яблок и сена. А зимой – влажный с горьковатым привкусом хвои и морской воды.

Я воспринимаю все живое, как чудо. Восхваляю деревья, воду, солнечный свет, силу и свежесть ветра. Почему люди не утруждают себя на мгновение остановиться и просто полюбоваться поведением птиц или игрой кота?

* * *

Птица – стремительный жест пространства.

«Жизнь – это то, что с нами происходит, пока мы строим совсем другие планы…» – спел когда-то Джон Леннон! А ведь это так! Стоит ценить каждый момент, ведь он промелькнет и больше никогда не повторится.

Если бы меня попросили изобразить на холсте символ счастья, своеобразный «тотем», я бы нарисовала тюльпан на фоне солнца. Суть счастья в гармонии и простоте. Надо лишь разглядеть, принять, сберечь и научиться радоваться тому, что дано. Вот вам рецепт прививки от алчности.

В моей жизни как минимум трижды случались патовые ситуации, когда мне не понарошку светило преждевременно «сыграть в ящик». После каждой из которых каждый день казался лучшим днем в моей жизни. И по сей день, просыпаясь, благодарю рассвет, мирное небо над головой. Я жива, здорова, у меня есть стол и кров, есть с кем их делить. Со мной рядом друзья, родные люди, которым небезразлично мое творчество. Они для меня колоссальная поддержка. Вот важнейшее слагаемое моего счастья.

Конечно, меня занимает поиск рецепта безусловного общечеловеческого счастья. Конечно, хочется прикоснуться к вселенской мудрости, открыть закон всеобщего примирения, найти единую формулу.

* * *

Не помню, кто сказал, а может, сама придумала: Идея счастья – идея многократного использования <…> мгновения.

Счастье там, где есть усилие и тонус.

Я наблюдаю некоторые семьи, где материально все благополучно, а дети несчастны: неэмоциональны или капризны. Они перекормлены достатком. У них нет стимула, потому что изначально есть все. Им не за что бороться, не к чему стремиться. Излишества обкрадывают жизнь. И молодцы те родители, которые выстраивают «семейную политику» таким образом, чтобы у детей всегда была мотивация, чтобы они добивались своих, пусть маленьких детских целей, но своим трудом.

Преодоления дают нам мудрость, силу, одухотворенность. Если ты вдруг чувствуешь себя несчастным, это твоя недоработка. Ты либо не соизволил потрудиться над собой, либо чего-то недопонял. Я никому не желаю экстремально негативных ситуаций – войны, потери близких, унижения человеческого достоинства. Но меня восхищают люди, которые справились с тяжелейшими трагедиями и остались при этом жизнерадостными, добрыми, полными любви и света: Ирена Сандлер, Тамара Петкевич, Вера Лотар-Шевченко… И таких примеров немало!

Что является причиной хорошего настроения у меня? Наверное, чувство собственной состоятельности, когда понимаешь, что ты реально можешь кому-то помочь.

Есть люди, которым свойственно периодически выводить себя из зоны комфорта, переживать искусственно созданный стресс. Когда это экстремальный отдых, спорт, финансовые риски – я могу понять и принять такое желание почерпнуть адреналина. А вот когда «экстрим» грозит разрушением планеты, гибелью людей, природы и ее ресурсов, когда нарастают общая нервозность и агрессия, у меня возникает желание вернуть системе стабильность, уравновесить силы зла и добра. «Весь мир разрушим, а затем…» – это не про меня. Я за сохранение, за баланс, за гармонию. Ведь зону комфорта можно покинуть без риска для себя и других. А наоборот – с огромной пользой для тех, кто объективно нуждается в нашей силе и душевной помощи. Стоит поработать волонтером в хосписе, доме престарелых, приюте для животных, психо-неврологическом интернате… Духовный апгрейд будет обеспечен. Зачем уподобляться сверчкам, которые меняют старую кожу на новую в жутких мучениях?

В начале двухтысячных годов мне подарили десять южноафриканских сверчков, огромных, рыжих, похожих на тараканов. Я поселила их по всем правилам – в тепле и влажности, в прозрачном контейнере. Мой кот Хрюндель в порыве общительности периодически мутузил его по всей кухне. Сверчки, хоть и испытывали колоссальный шок, все же прожили три-четыре месяца – весь отпущенный им природой срок. И, как положено, в назначенное время начали менять свои «шкурки». Драматичный процесс! Потому что у некоторых особей сброшенный хитин отрывался вместе с лапками…

Будем разумны. Если оболочка «жмет», не обязательно сразу рвать ее на «1000 маленьких медвежат». Меня расстраивает, что для обновления человечеству до сих пор требуется создавать острые конфликты, а потом с колоссальными потерями их разрешать.

* * *

09.05.1990 г.

Сегодня царствует песня о войне. Война. Добро это или зло? Шанс раскрыть свой максимум. Но жестокий шанс. Какие песни! Разве могли бы они быть такими без нее, и вообще быть. Абсурд?! Это стало закономерностью: чтобы полностью раскрыть себя, нужен стресс, сверхусилие, драка, кровопролитие, нервотрепка. Когда все спокойно (относительно все и относительно спокойно), постепенно начинаешь погружаться в летаргию, тело ленится, душа опустевает, черствеет, замечаешь отсутствие мыслей (еще хорошо, если это замечаешь). Но наступает момент, когда уже нет сил более терпеть подобное состояние. Душа корчится, снует из угла в угол в поисках поддержки, непонятно, какими силами выводишь свое тело из состояния паралича и… хочешь кричать, бежать навстречу, обнимать, целовать, шутить, смеяться и говорить, говорить, говорить…

Мой духовный путь – это каждодневный анализ своей реакции на происходящее вокруг с оглядкой на те нравственные ориентиры, на которых я была воспитана. При изначально скромных интеллектуальных и физических задатках, слабом здоровье, психологической надломленности раннего детства и сомнительной перспективе в дальнейшем передо мной стояла задача – вынырнуть из «минусового баланса» и «дозреть» до среднестатистического уровня. Чему собственно и была посвящена первая половина жизни.

***

 
Самоубийцы, поэты
и прочие <>
путешествующие
при помощи крыльев…
Я же – бревно,
отделенное острым
от корня, едва
тоньше других:
не гожусь подпирать
устои
моста, – значит
дров из меня наломают.
Это естественно
– сгореть
ярко и самобытно…
Но пока
за этот слегка
сутулый ствол
может держаться
что-нибудь живое.
 

Все началось с понятия «Свобода». Если в тебе нет комплексов, и ты способен управлять собой, своими слабостью и силой, не озираться болезненно на мнение окружающих, то ты действительно свободный человек. Одновременно с этим я осознала, что за свободу придется бороться и даже расплачиваться…

* * *

Толпа – это «за»

Человек – это «против»

Ты – против толпы,

ты за человека —

ты есть толпа.

* * *

Лицо,

кратное только себе, —

лицо гения.

Понимание того, что мы одиноки и конечны, накрыло меня внезапно еще в четырехлетнем возрасте. Я вдруг осознала, что первой из нашей «святой троицы» уйдет бабушка. Я почувствовала отчаяние и панику, которые не описать словами. Позже паника сменилась хронической глубинной печалью.

* * *

Я беру многогранник и смотрю на него, он перекатывается у меня по пальцам под возникающей тяжестью одной из сторон. Мы идем с ним по дороге. Светлячки пролетают как маленькие пули у глаз, у виска. Копилка пуста. Все, что было в ней, скопилось в этом многограннике, и я подбрасываю его, как теннисный мячик, поражаюсь его ненадобностью. Последний полководец сегодня ушел в отставку. Войско разбрелось по будуарам <…>. А тот, кто остался, залез верхом на Луну и вместе с ней раскачивает звезды. Преданность – последняя роскошь утопающего в людском океане. Ты – мой последний остров, принявший мое одиночество и, возведя его в степень, сбросивший меня в грудную клетку океана. Все меньше и меньше гнезд остается, где еще живы птенцы. Мне кажется кощунством что-то говорить. Кто я такая, чтобы говорить, пачкать белизну листа? И так много сказано <…>. Вожди и соплеменники, я не нашла с вами общего языка. Я хочу найти свой дом. Я уже в пути… Прощай, печаль, здравствуй, печаль…

* * *

Ты становишься абсолютно невесомым, воздушным. Ты – бесплотный дух. Ты – Космос. Ты – везде и нигде. Ты – все и ничто. Ты – для всех и ни для кого.

В подростковом возрасте я остро ощущула свою чужеродность с внешним миром. Она усугубляла мою нерешительность идти с этим миром на контакт. Открыться ровесникам, а уж тем более взрослым, для меня было немыслимо. Наедине с собой я сочиняла образы героев, на которых хотела быть похожей. Со временем у меня выработался кодекс чести: свои принципы, свои «да» и «нет», «можно-нельзя», свои табу.