Текст книги "Не упыри"

Часть вторая
Из моего дневника

… августа 1954 г

Одну из толстых общих тетрадей, купленных для учебы, я оставила для дневника. Подписала я ее «Тетрадь номер один» – ведь впереди такая долгая жизнь! Сколько же я испишу таких тетрадей? Одну? Две? Нет, их будет гораздо больше, потому что впереди столько интересного!

Сейчас попробую угадать, что меня ждет. Сначала я поступлю в педагогический, закончу его и пойду работать учителем. Нам, молодому поколению, придется много сделать, чтобы наша страна стала еще лучше. И я буду работать на благо страны там, где буду нужна. Когда-нибудь я встречу парня, за которого выйду замуж, и у нас будет… О чем я думаю?! Стыд да и только! Надо думать об экзаменах, а они уже на носу! И вообще, зачем гадать? Впереди прекрасная, долгая жизнь! И у меня чудесные мечты!..

… августа 1954 г

Хорошо Петрусю! Он на год старше и меня, и Вали и уже целый год учится в институте. А мы трясемся на каждом экзамене, как кролики, боимся не сдать. Но Валя как-то проще смотрит на все это.

– Не поступлю в этом году – приеду в следующем! – смеется она.

– А мне надо только сейчас! – упрямо возражаю я ей.

– И что изменится за год? Еще вся жизнь впереди! Конечно, мне тоже хочется сказать о себе: «Я – студентка!» Но, если не получится, плакать не стану.

– А я стану, – говорю я. – Если бы ты знала, как мои родители мечтают, чтобы я поступила в пединститут и стала учительницей. Я не могу, морального права не имею их подвести.

– А если не выйдет? Что тогда?

– Должно выйти! – твердо говорю я. – К тому же я и сама с первого класса мечтала стать учительницей.

– Как наша Надежда Ивановна?

– Да. А теперь не мешай мне зубрить, иначе точно экзамены не сдам.

Мы с Валей обе подали заявления в пединститут. Для меня, для моих родителей это было очень важно. Измученные тяжелой работой, неграмотные, они хотели для меня, старшей дочери, другой жизни, другой судьбы. Поэтому и не забрали меня из школы после четвертого класса, не послали работать в колхоз. Они сделали все, чтобы я окончила школу и стала «интеллигенцией», чтобы не ломала спину за трудодни, а ходила на работу в новеньких туфельках, в чистой одежде. Поэтому я даже в мыслях не могу представить, что будет, если я провалюсь. Нет, я должна, должна поступить в институт. Причем в этом году, сейчас, а не когда-нибудь потом.

… августа 1954 г

Не могу поверить в свое счастье! Сегодня я нашла свою фамилию в списках тех, кто принят на первый курс! Сначала я не поверила, хоть и была почти уверена, что меня зачислят. Даже протерла глаза и прочитала свою фамилию еще раз, чтобы окончательно удостовериться. Сердце бешено стучит в груди, словно рвется наружу, а мне хочется и смеяться, и плакать от счастья. Ну разве это не настоящее счастье? Об этом дне я мечтала десять лет! Десять лет я настойчиво, терпеливо и упорно шла к своей цели. Осуществилось! Сбылось! Теперь я – настоящая студентка! Я буду жить в городе, посещать лекции уважаемых преподавателей. И каждый день будет приближать меня к исполнению еще одной заветной мечты – стать учительницей.

Валя тоже поступила. Теперь нам предстоит провести вместе еще пять лет.

Как же хорошо на душе! Она радуется, поет, готова обнять весь мир, этот прекрасный мир, мое счастливое будущее и все-все-все! Валя решила дождаться вечернего поезда, чтобы ехать домой. А я не могу так долго терпеть. Выйду за город, сниму туфли и побегу босиком. Что для меня сейчас какие-то пятнадцать километров?! Я их не пройду, а пролечу, чтобы скорее принести родителям радостную весть… Жаль, что Тетя не дожила до этого дня. Она бы тоже радовалась вместе со мной.

… сентября 1954 г

Сегодня мы с Валей нашли дом, где можно снять комнату. Адрес нам раздобыл Петрусь.

– Там хорошая хозяйка, – сказал он. – Добрая. И ругаться не будет, потому что у нее всегда снимают студентки.

– А если мы ей не понравимся? – заколебалась я.

– Чтоб мы с тобой и не понравились? – рассмеялась Валя. – Такие девушки на дороге не валяются. Правда, Петь?

– Конечно! – ответил тот и посмотрел на меня как-то по-другому, совсем не так, как обычно.

Взгляд этот был полон нежности и удивления. Я вдруг растерялась, покраснела и отвела глаза. «Ну, Валюшка, дождешься! – думаю про себя. – Вечно ты ставишь меня в дурацкое положение».

– А Нина? – спросила Валя.

– Что Нина?

– Она ж твоя соседка.

– Ну и что?

– Она тоже просила узнать насчет жилья, чтобы поселиться вместе с нами.

– Если она стала студенткой этого института, это еще не значит, что она должна жить с нами, – недовольно проговорила я. Почему-то мне не очень хотелось оказаться под одной крышей с Ниной.

– Девчата, – вмешался в наш разговор Петрусь, – не спорьте. Хозяйка – женщина хорошая, но на квартиру она может взять только двух девушек.

– Вот и хорошо! – сказала я, и настроение у меня сразу улучшилось.

Действительно, хозяйка дома оказалась славной старушкой. Лидия Максимовна занимала одну комнату, а нам отвела вторую. Старенький шкаф, стол для занятий, покрытый чистой вышитой скатертью, полочка для книг, на которой выстроены по росту слоники, одна широкая кровать – вот и все, что помещалось в этой небольшой комнатке. Все чистенькое, аккуратное, везде вышитые салфеточки.

– А здесь наша с вами кухня, – сказала Лидия Максимовна. – Будете готовить на плите. Нравится вам у меня?

Конечно же, нам нравилось.

– Мы остаемся, Лидия Максимовна, – ответила за нас обоих Валя. – Когда можно перевезти вещи?

– Да хоть сейчас!

Мы перебрались в тот же день. А вечером уже спали с Валей в одной кровати, под одним одеялом.

… сентября 1954 г

Утром Валя застилала постель и вдруг позвала меня:

– Марийка! – Она почему-то говорила шепотом. – Иди скорее сюда!

Я подошла.

– Смотри! Что это такое? – указала она на простыню.

Там, где ночью находились наши ноги, было полным-полно маленьких пятнышек крови.

– И действительно, что это?

– Давай спросим Лидию Максимовну, – предложила подруга.

– Тоже мне диво! – усмехнулась хозяйка. – Это ж вы клопов ногами натолкли!

– Клопов? – удивились мы в один голос.

– А кого ж еще?! Вам в селе комары и мухи докучают, а у нас, у кого дома деревянные, везде живут клопы. Да вы не бойтесь, особого вреда от них нет, – успокоила Лидия Максимовна.

Когда хозяйка ушла, Валя предложила:

– Давай найдем другое жилье. Я боюсь клопов.

– Ты всегда такая смелая, а каких-то клопов испугалась! – улыбнулась я.

– Я не шучу.

– И где же ты посреди учебного года собираешься найти жилье? Или ты думаешь, что живешь в большом городе, где полно людей, которые сдают комнаты? – говорю я ей.

– Все равно надо попробовать.

– Учти, дома здесь почти все деревянные, поэтому не исключено, что и там будут клопы.

– Можно поискать квартиру в кирпичном доме, – уже не так настойчиво предлагает Валя. Вижу: колеблется.

– Ты думаешь, что еще кто-нибудь сдаст нам комнату за такие деньги?

– Не знаю, – вздыхает Валя.

– Если у тебя есть возможность платить втридорога, ищи, – говорю я. – А я отсюда никуда не пойду!

– Куда ж я без тебя? – говорит Валя и обнимает меня за плечи. – Видно, придется здесь жить и кормить этих ненасытных. Кто-то же должен их кормить, в конце концов?

Мы засмеялись, а в это время в комнату вошла наша хозяйка.

– Вы что тут, подружки-хохотушки, смеетесь?

– Веселей и радостней стало жить, – отвечает Валя.

– Как бы там ни было, а войну и голод пережили, теперь уже легче.

– А будет еще лучше, – с воодушевлением подхватила я. – Новую жизнь будем строить, коммунизм!

– Ну, я-то до коммунизма не доживу, – вздыхает старушка. – А вам, может, и придется его увидеть.

– Обязательно! Нам, молодому поколению, его строить. Нам при нем и жить.

– Вот и замечательно, – соглашается Лидия Максимовна. – А я все думаю вот о чем: опять я привыкну к вам, девчата, будто к родным, а вы разлетитесь, как птички, по всему свету и забудете меня…

– Ну что вы, Лидия Максимовна! – говорю я и обнимаю старушку. – Мы к вам будем наведываться.

– Девчата, которые до вас жили, тоже обещали. А потом… Правда, открытки на праздники присылают, и на том спасибо. Одна я осталась на этом свете, совсем одна, – вздыхает она.

– А разве у вас нет детей? – осторожно спрашиваю я, поглядывая на стену соседней комнаты, где в рамках висят фотографии молодых парней.

– Все у меня было, – говорит женщина и не замечает, как из-под ее век выбегают две слезинки, катятся по морщинкам и теряются где-то на лице. – И муж хороший был, и трое сыновей, как трое соколов. Всех забрала проклятая война. Никто домой не вернулся. Одна теперь радость: слышать ваш веселый щебет в доме.

Когда Лидия Максимовна ушла, Валюша шепнула мне:

– Я отсюда ни ногой. Пусть меня эти ненасытные хоть до костей сгрызут!

– Я тоже, – сказала я.

… января 1955 г

Я – бездарь. Тупица никчемная.

Откуда у меня взялась уверенность, что я все как следует выучила и хорошо подготовилась к экзаменам? На первой же сессии я получила тройку по геологии. Просто представить невозможно. Это – мое первое поражение. То ли я что-то упустила, то ли преподаватель отнесся ко мне слишком сурово – но что теперь гадать? Факт остается фактом. У меня в зачетной книжке – тройка. А это значит, что до следующей сессии я не буду получать стипендию. Как я покажусь дома? Как мне теперь смотреть в глаза отцу и матери? Приехать и сказать: смотрите, какую бестолочь вы воспитали!

Я не оправдала надежд родителей. Поэтому мне больно и грустно.

Даже не знаю, что бы я делала без Вали и Петруся. Полдня я проревела дома. Все это время Валя пыталась меня утешить.

– Ну, не конец же света пришел?! – сказала она в конце концов, поняв, что никакие слова утешения на меня не действуют. – Тебя что, из института исключили? Так чего ты тогда убиваешься?

– Как я посмотрю родителям в глаза? Они же рассчитывали, что я буду получать стипендию. И я сама на это надеялась. Понимаешь, это были бы мои первые в жизни собственные деньги! А я их не получу, потому что я – тупица!

– Хватит реветь! Уже вся подушка от твоих слез мокрая, – заявляет Валя. – А Петрусь на улице совсем задубел, тебя дожидаясь.

– Что ему понадобилось?

– Вытри слезы, одевайся и иди к нему, сама узнаешь.

Через силу умываюсь, вытираю лицо полотенцем. В зеркало хоть не смотри: глаза опухли, нос красный, как у Деда Мороза. Жаль только Петрика – он на морозе аж приплясывает.

– Чего тебе? – спрашиваю вместо приветствия.

– Идем со мной. Я тебе кое-что покажу.

– Мне сейчас только гулять, – отвечаю, чувствуя, как на глаза снова наворачиваются непрошеные слезы.

– Идем! – настойчиво говорит он. – Мне надо с тобой потолковать.

Неохотно беру его под руку и куда-то плетусь по сугробам. Вскоре мы оказываемся на центральной улице города. Там, на площади, невдалеке от памятника Ленину, возвышается елка. На ней множество разноцветных стеклянных шаров и серебристого «дождика».

– Какая красота! – говорю я с восхищением.

– Вот видишь! А ты не хотела идти!

Мы, как дети, обходим елку со всех сторон, любуясь ее убранством.

– Видела когда-нибудь такое? – спрашивает Петрусь.

– Где? В селе? – я горько усмехаюсь. – Можно подумать, у вас в хате такая стояла!

– Ни у меня, ни у тебя ничего подобного не было. Но жизнь с каждым днем становится все лучше. А еще лучше должны ее сделать такие, как я и ты.

– Я – троечница, куда мне…

– Это тебе наука. Нужно больше сидеть за учебниками. Сама подумай: ну как построить новую жизнь, если после каждой неудачи распускать нюни?! На ошибках учатся, а трудности должны нас не ломать, а только закалять. Помнишь книгу «Как закалялась сталь»?

– Конечно!

– Им было труднее, чем нам. И стоит ли какая-то тройка таких слез?

– Перед родителями стыдно. Они и так еле-еле концы с концами сводят. Вся надежда была на мою стипендию…

– Надо набраться терпения и как следует подготовиться к следующей сессии. Не вешай нос! Пошли туда! – Петрусь указывает пальцем на группку молодых людей, которые собрались вокруг гармониста и уже начинают что-то напевать.

Не помню, сколько времени мы провели у елки. Я спохватилась только тогда, когда поняла, что уже поздний вечер.

– Мне надо срочно бежать, а то Максимовна в хату не пустит, – говорю я Петрусю, хватаю его под руку, и мы спешим домой.

У самого двора я останавливаюсь и, чтобы отдышаться, кладу голову Петрусю на плечо.

– Спасибо, что вытащил меня из дому, – говорю я и поднимаю глаза.

Не успела я опомниться, как Петрусь быстро наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Меня будто жаром обдало! На миг я замерла от неожиданности, а потом опомнилась.

– Зачем? – почему-то спросила я его.

Потом быстро повернулась и, не прощаясь, побежала в дом, позабыв закрыть калитку.

– Что с тобой? – спросила Валя, когда я, вся раскрасневшись, влетела в комнату.

– Ничего, – говорю.

– Только не надо морочить голову. Я тебя хорошо знаю.

Я раздеваюсь, стряхиваю снег с одежды.

– Я не поеду с Петрусем домой одним поездом, – говорю Вале.

– Он тебя чем-то обидел?

– Хуже! – говорю и заглядываю в зеркальце. Место поцелуя горит, жжет, как огнем.

– И все-таки?

– Он… Он меня… поцеловал, – произношу я почти шепотом.

– Вот глупая! – смеется Валя. – Выходит, наш Петрусь в тебя влюбился?

– Ты так думаешь? – испуганно спрашиваю я подругу. – Разве любовь такая?

– Откуда я знаю, какая она?

– Нет, – возражаю я. – Любовь не такая.

– А какая?

– Не знаю еще, но она другая.

… января 1955 г

– Не надо, доченька, так переживать, – утешает меня мать, узнав о моей тройке. – Конечно, обидно, но не для того мы с отцом столько лет мечтали о твоей учебе.

– Я вас так подвела, – плачу я. – Не оправдала ваши надежды.

– Марийка, – отец потирает руки. – Нам, само собой, будет немного труднее, но это не беда. Ты всегда старалась в школе, была работящей дома. Пережили мы времена и похуже. Нам не привыкать.

– Простите меня, – заливаюсь я слезами.

– Хватит уже сырость разводить, – говорит отец. – Будем делать все возможное и невозможное, чтобы ты выучилась.

– И чтоб не гнула, как мы, спину всю жизнь в колхозе, – добавляет мать.

Мне хочется упасть перед ними на колени, целовать руки, но у нас так не принято. А как же я боялась, что родители скажут: «Бросай учебу, если ты такая недотепа!»

– Спасибо вам, – только и говорю я, а мать вытирает мои заплаканные глаза. – Я обещаю, что придет время, когда вы сможете с гордостью сказать односельчанам, соседям, родственникам и знакомым: «Наша дочка работает учительницей!»

– Дай-то Бог! – говорит мать и осеняет себя крестом.

… мая 1955 г

Честно признаюсь: мне было немножко завидно. У меня нет стипендии, а Валя, которая относится к учебе далеко не так серьезно, ее получает. Но это была не черная, а белая зависть. По ночам я иной раз представляла эти сто восемьдесят рублей, которые могла бы иметь, и мою душу камнем давила обида на себя. Но уже ничего нельзя было изменить.

Я с нетерпением и некоторым страхом жду следующей сессии. Теперь я уже не имею права сплоховать. А пока каждое воскресенье езжу в село. Родители кладут в мой чемодан каравай домашнего хлеба, кусочек сала, два литра молока, картошку и лук. Еще я привожу немного гречки, а Валя – макароны. Вместе с Валей варим суп, заправляем его салом и едим трижды в день. Питаться вскладчину намного дешевле. Наша хозяйка работает завхозом в детском доме для сирот. Она готовит себе на той же плите, что и мы. Из ее кастрюли вкусно пахнет, но я никогда не позволяю себе заглянуть под крышку. Сегодня Валя спросила меня:

– Как ты думаешь, что у нее в кастрюле?

– Не знаю, – ответила я.

– Так давай посмотрим, – предложила подруга.

– Нельзя!

– Почему? Мы же не украдем, а просто посмотрим, что это так вкусно пахнет.

– Что там у нее, – я кивнула на кастрюлю, из которой шел такой соблазнительный запах, – не наше дело. А подглядывать, хоть в чужую спальню, хоть в дневник, хоть в кастрюлю, невежливо и некрасиво. Хочешь – смотри сама, а я не стану!

– Очень надо! – ответила Валя и ушла в комнату.

А уже через несколько минут говорит:

– Не знаю, что на меня нашло.

– Ты о чем?

– Да об этой проклятой хозяйской кастрюле! Ты права: так нельзя! Я же детей собираюсь учить жить честно, а сама… Свинья я! И разве не все равно мне, что там у нее варится?!

– А все равно пахнет вкусно! – сказала я и облизнулась. Валя залилась смехом, и я вслед за ней.

– Вы там не надо мной смеетесь? – заглянула Лидия Максимовна в нашу комнату. – Заливаетесь, что цыган сывороткой.

– Нет! Нет! – в один голос закричали мы с Валей.

– Это мы проголодались, – сквозь смех сказала Валя. – Так супа хочется, а он еще не доварился, так мы вдвоем смешинку проглотили…

Петрусь всегда рядом с нами. Он – мой лучший друг. С ним можно поделиться самым сокровенным, он всегда во всем поддержит. После первого поцелуя я некоторое время старалась его избегать. Если случалось встретиться во время перерыва между парами, прятала взгляд, краснела и была готова провалиться сквозь землю. Потом немного успокоилась. В конце концов, ничего особенного не произошло.

Перед Восьмым марта у нас было торжественное собрание. После него объявили танцы. Конечно, тут же появился Петрусь и пригласил меня на вальс. Отказывать мне не хотелось, к тому же танцевать тянуло так, что пятки жгло. Щеки у меня пылают, а я кружусь и не чувствую земли под ногами. Еще бы! Парней в нашем институте учится гораздо меньше, чем девушек. Каждая студентка мечтает потанцевать с парнем, но все молодые люди уже заняты, и девушкам приходится составлять пары друг с дружкой. А я танцую с Петрусем!

Он высокий, стройный, красивый. По нему многие сохнут, а он прилип ко мне как банный лист. И что он во мне нашел? Сама удивляюсь. Иногда я думаю вот о чем: а нужен ли он мне? Мы росли вместе, хорошо знаем друг друга. Но все чаще и чаще я ловлю себя на мысли, что отношусь к нему как к доброму и верному другу. А он… Он всякий раз пытается меня поцеловать. Честно признаться, мне было интересно попробовать, что такое поцелуй в губы. И однажды, когда он провожал меня домой после занятий в библиотеке, я позволила ему поцеловать себя по-настоящему. Оказалось, что губы у него теплые и мягкие. Даже горячие. От его поцелуя тепло разлилось по всему телу, хоть на улице и стоял мороз. Я испугалась нового ощущения и убежала домой.

Ну разве я не глупышка?

… сентября 1955 г

Я уже на втором курсе! Так незаметно пролетел первый год учебы! Я стала еще на шаг ближе к заветной мечте. Летом я сходила в гости к Надежде Ивановне. Учительница мне обрадовалась. Она все такая же стройная, красивая, нарядная, приветливая. Я с тем же восхищением, что и в детстве, смотрела на толстую косу, которая венком обвивала ее голову. Наверно, королевы так же горделиво носят короны, как она – косу. Без нее я не могла представить свою бывшую учительницу. Мне казалось, что она даже спит с аккуратно заплетенной косой.

– Ну что, Маричка, – спрашивает она меня, – еще не расхотела становиться учительницей?

– Да что вы?! Даже еще больше хочется!

– Пошлют вас работать в какое-нибудь забытое Богом и людьми село. Что ты тогда запоешь?

– Кто-то же должен и там работать. Дети везде одинаковые: что в селе, что в городе.

– Сначала будет нелегко.

– Я готова к любым трудностям! – отвечаю я бодро.

– Это хорошо, очень хорошо, – говорит учительница, поглаживая мои волосы. А мне так приятно, будто я снова очутилась в далеком детстве.

Надежда Ивановна приносит мне кружку молока.

– Пей, детка, – говорит она, как когда-то.

– Спасибо, – отвечаю я, хотя давно уже не чувствую себя ребенком.

Я пью молоко и никак не решаюсь сказать, что всегда мечтала иметь такую же косу, как у нее.

– Маричка, у тебя красивые волосы, – вдруг говорит учительница. – Будешь отпускать косу?

– Как у вас! – выпаливаю я и почему-то краснею.

…Мы с Валей живем, как и на первом курсе, у Лидии Максимовны. Она, кстати, очень обрадовалась, когда мы еще до начала занятий явились к ней.

– Как хорошо, что вы снова будете у меня жить! – сказала старушка. – А то я быстро к людям привыкаю, а отвыкаю с трудом.

Чуть хозяйка за дверь, а Валя – здороваться с клопами:

– Ну что, голубчики, надоело старую кровь пить? А мы вам новенькой привезли, свеженькой да молоденькой. Так что айда все к нам!

Я рассмеялась, а Лидия Максимовна заглянула в комнату и говорит:

– Как все-таки приятно слышать ваш смех! А то, когда я дома одна, от тишины в ушах звенит!

… октября 1955 г

– Ну пошли, погуляем в парке! – уговаривает меня Валя. – Ты в прошлом году говорила, что не заработала стипендию, значит, и права на отдых у тебя нет. А сейчас уже все наладилось, а ты все равно вечно носом в книжку!

– И что мы там будем делать?

– Знаешь, сколько там по субботам народу?! Духовой оркестр играет, по аллеям прохаживаются девушки, парни, женщины с маленькими детками. Весь город там!

– Так-таки и весь?

– Не веришь? Там даже бабушки и дедушки гуляют. А сколько парней, если бы ты видела!

– Так мы идем на парней таращиться?

– А почему бы и нет? – отвечает Валя через плечо, вертясь перед зеркалом. – Чем мы хуже других девушек? Если будем дома сидеть, всех парубков поразберут!

– На нас хватит.

– Ты, случайно, не влюбилась в нашего Петруся? – щурится Валя.

– Да ну его, – отвечаю.

– А чего ж вы тогда целуетесь?

– Потому что приятно, – признаюсь я.

– А если по-честному – любишь его или нет?

– И сама не знаю, – вздыхаю я. – Не могу в себе разобраться. То кажется, что он мне нужен. Когда его нет рядом, мне его не хватает. А появится – вроде бы могу и без него обойтись. Не знаю я, что такое любовь, но мне кажется, что это такое состояние души, когда не можешь без любимого человека и дня прожить. Да что там день! О любимом должны быть все мысли: каждый час, минуту, секунду! А я про Петруся вспоминаю только тогда, когда мне что-нибудь нужно…

– Особенно, когда на танцы бежишь!

– Угадала. Нет, любовь не такая. А какая – я еще не поняла. Но есть у меня предчувствие, что она уже близко, где-то совсем рядом. Выжидает, чтобы застать меня врасплох.

– Ну так закрывай свою книжку и быстренько одевайся, потому что всех кавалеров девчата расхватают.

Через полчаса мы уже идем с Валей под ручку по аллеям парка. И в самом деле тут так хорошо! Осыпаются листья каштанов и кленов, легкий ветерок гонит их под ноги прохожим. Старые деревья раскинули свои лапы-ветки так, что над аллеями образовался сплошной шатер. Людей, решивших насладиться этим погожим осенним днем, было немало.

– Идем в ту аллею, – шепчет Валя. – Там парни в военной форме!

– Как-то неудобно, – говорю я, но поворачиваю за ней, потому что подруга крепко держит меня под руку.

Трое молодых людей в форме оборачиваются и смотрят на нас, а у меня от такого чрезмерного внимания сразу начинают подкашиваться ноги.

– Добрый день, девушки, – говорит один из них и улыбается открытой белозубой улыбкой.

У меня пересыхает в горле, а Валя не теряется.

– Скорее добрый вечер, – подруга кокетливо улыбается и останавливается возле парней.

Слово за слово – и мы познакомились. Оказалось, что парни служат в воинской части, которая стоит в городе. Я все время молчала, и двое молодых людей, не проявив ко мне никакого интереса, вскоре куда-то исчезли. С нами остался только молодой лейтенант – его звали Василием. Я сразу заметила, что Вале он очень понравился. Казалось, и он не остался равнодушным к моей подруге. Мы направились к танцевальной площадке, но танцы еще не начались. Какой-то одноногий мужчина сидел на скамье, наигрывая на баяне. Вокруг него уже собралась кучка молодых людей. Они образовали круг, и то один, то другой выскакивали на середину, чтобы, молодцевато приплясывая, пропеть частушку-другую.

Мы присоединились к ним. Василий потащил Валю в круг, приглашая сплясать вместе, и у обоих нашлось по частушке, да такой залихватской, что только держись.

Потом мы пошли на танцевальную площадку, где уже играла музыка. Валя весь вечер танцевала с Василием, а я стояла в сторонке. Меня никто не приглашал, и я жалела, что с нами нет Петруся. Но позже включили другую музыку, нашелся партнер, и я с удовольствием отплясывала фокстрот.

Василий хотел было проводить нас до самого дома, однако Валя заупрямилась и договорилась встретиться с ним в следующую субботу на том же месте.