Текст книги "Подсказок больше нет"

– Ещё чаю хочешь? – невозмутимо спросил Антон.

– Не бойся меня, я не кусаюсь!

– Кусайся на здоровье, я привит от бешенства.

– Фу!

– Лиса Алиса, чаю, спрашиваю, ещё хочешь?

– Нет! Нет! Нет! – поспешно отчеканила она и, не убирая ноги, засунула в рот очередной кусок бисквита. – Я всё время голодна. Предки говорят, это потому, что я расту. Так ведь с медицинской точки зрения, доктор Пилюлькин?

– Может, и так. А может, и по другой причине.

– Интересно-интересно!..

– Ну, к примеру, если ты занимаешься спортом и ведёшь активный образ жизни, то твой организм требует…

– Не попал, – перебила она. – Вторая попытка. Когда людям постоянно хочется есть?

– Когда люди беременеют, им хочется есть, – невозмутимо ответил Антон.

Алиса фыркнула, задумалась на миг, стоит ли изображать удивление и недоумение. Но интуиция ей подсказывала, что номер с трогательной девичьей невинностью со старшим Рымником не пройдёт. Что ж, может, и к лучшему. Так проще.

– Я не беременна. Пока.

«Надо заканчивать эту светскую беседу», – подумал Антон.

– А вас, уважаемый пациент, постоянно тянет к перекусам?

– Да, доктор.

– Тогда, милая, у вас, возможно, гельминты, – с докторской серьёзностью произнёс он.

– А что это?

– Глисты, иными словами.

– Дурак!

Алиса бросила недоеденный кусок бисквита на блюдце и, оскорблённо вздёрнув носик, выскочила в коридор. Антон от души расхохотался.

«Эх, братуха! Желаю тебе выкрутиться! Но сам, сам, без подсказок!»

* * *

В своей комнате Костик с увлечением показывал Алисе диски, рассказывал о книгах по истории, с досадой отмечая, что гостье плохо удается изображать интерес.

«Стоп. Джибоб не должен беспокоиться о том, чтобы быть для кого-то интересным».

Так-то оно так… Но когда он замолкал, наступала неприятная пауза – та самая, которой он всегда опасался, и Алиса поворачивала к нему красивое личико: что, мол, остановился, развлекай дальше. А, может, ему только так казалось? С тех пор как они переехали в новую квартиру, у Костика бывала только Кэт, но это совсем другое. Алиса словно преображала пространство вокруг. Его комната, которую он полюбил сразу, как увидел, вдруг предстала бедной, маленькой, заваленной книгами. Вот и занавески… Зачем он позволил маме повесить эти дурацкие занавески? Рядом с Алисой всё казалось каким-то блёклым, старым, непривлекательным, не достойным её присутствия. Чутьё подсказывало Костику, что он, безусловно, преувеличивает и что подобные мысли – не что иное, как маленькое предательство по отношению к его дому, где так уютно и тепло и где за окном живёт приятель – трёхглазый светофор.

Алиса прервала его размышления:

– Слушай, про латы, мечи и рыцарей, конечно, интересно, но положи книгу. Я не за лекцией к тебе пришла.

Что и говорить, она права. Смешно было бы думать, что красотка из параллельного зашла к нему послушать историю тамплиеров. Всё правильно, поставила его на место, нечего трепаться при девчонке о мальчишеских игрушках. Но зачем-то ведь она посетила его скромное жилище, не просто же в гости зашла поболтать. Костик взглянул в окно: светофор, старый ханжа, выдал яркий красный свет.

Алиса плюхнулась на диван, подложила под спину подушку.

– А у тебя здесь мило. Такая забавная пацанская норка! Магнитола, правда, старая, прошлый век, и диски. Я такие не слушаю.

«Не вздумай начинать оправдываться», – крикнул внутренний голос, и Костик оборвал себя на полуслове.

– Я. Хочешь, я яблоки принесу?

– Я-а-аблоки? – Алиса смаковала игру. «Ну, что ты ещё придумаешь, чтобы меня повеселить? Валяй, мол, лицедействуй». – Нет, не хочу.

Вероятно, любой парень должен быть немыслимо счастлив только от того, что королева переступила порог его дома. Вот сейчас она встанет с дивана и уйдёт, а он так и не решится спросить, что же её привело. Да и какая, в сущности, разница? Ну, скажет она, что пришла за конспектом по обществознанию, и что это ему даст?

Алиса разглядывала Костика молча, наслаждаясь паузой и осознанием того, что он безрезультатно пытается разгадать цель её визита.

Костику стало вдруг невыносимо неловко в её присутствии – так явственно он ощущал себя подопытным кроликом. Руки срочно потребовали чем-то их занять, ах эти руки! Костик принялся перебирать стопку дисков.

– Я поставлю тебе один сингл Роллингов. Это классика! Сейчас, где же он…

– Фу, вчерашний день твои диски! Сейчас всё в компе. Не надо ничего искать.

И ведь не поспоришь!

– Алис, он правда уникальный. Записан не в студии, прямо с концерта.

– Да ну его! Подойди сюда, меломан, – она властным жестом похлопала по дивану.

«Прямо как комнатной собачке», – отчего-то подумалось Костику.

Он отложил диск и присел рядом с Алисой. Облокотиться на подушки не посмел, так и остался сидеть с прямой спиной, понимая, что выглядит комично. Сердце начало сильно колотиться.

– Не бойся меня, мальчик. Какие вы оба, Рымники, пугливые, – сладко протянула гостья.

Внутренний голос что-то отчаянно прошепелявил. Костик тряхнул головой, прогоняя наваждение.

– А я и не боюсь.

– Ну и славно. Въезжаешь, зачем пришла к тебе?

Костик пожал плечами.

– Пришла, и хорошо. Я рад гостям.

Алиса неторопливо наматывала локон на кончик пальца, глядя куда-то в стену, потом на секунду замерла и резко повернулась к нему.

– Я хочу, чтобы ты ввёл меня в джибобы.

Костик посмотрел на неё в недоумении.

– Ввёл?

– Ну да. Что непонятного? Вот я пришла к тебе, вся такая неподготовленная и зелёная в этом деле. А ты и подготовь меня.

«Ах, вон оно что!»

– Алиса, – начал Костик, подбирая слова. – Это дело внутренней готовности. Здесь нет конспектов и учебников. Джибоб – состояние души.

Стоп! Что он говорит! Выжимает в сладкую водичку очередной лимон, чтобы сделать лимонад?

Перед глазами пронеслись, как картинки в калейдоскопе, эпизоды его поездки в Саблино, маленький джибоб Степан, по-взрослому утверждающий, что ему всё пофиг, блог Бёса в сети, призывающий отстраниться от всего, что вносит в жизнь дисгармонию… А эта самая дисгармония у ребят на каждом шагу, начиная с родителей.

– Алиса. – Костик посмотрел в глубину её зрачков. – Послушай. Не надо тебе в джибобы.

– Это ещё с чего? – она нахмурилась, её прекрасные глаза сделались злыми.

– Просто. – он не представлял, как объяснить. – Просто оставайся собой. Натуральным продуктом.

«Не ходите, дети, в Африку гулять!» Получалось что-то вроде этого.

– Но я хочу быть модной! – Алиса надула губки. – А джибобы – это модно.

– Джибобы были на пике, пока не мутировали. От изначальной идеи почти ничего не осталось!

Алиса посмотрела на Костика с подозрением.

– Рымник, а тебе-то что? Жалко? Элитное общество, плебеям вход строго воспрещён?

– Нет, совсем не так.

– В общем, зря я к тебе пришла, – она встала с дивана. – Нацепила бы бандану, как все, и вперёд!

– Не обижайся, пожалуйста, – он схватил её ладонь и попытался удержать, не отдавая себе отчёта в том, что делает.

– Я же к тебе обратилась, как к порядочному человеку! – Алиса выдернула руку. – Не хочешь – ну, и не надо!

– Я хотел предостеречь. Всё это приобретает такие неправильные формы!

– А ты меня морали не учи! – она дёрнула плечом. – Мал ещё!

– Так чего же ты хочешь, не пойму? Если, говоришь, что можешь надеть бандану и превратиться в джибоба, так кто ж тебя остановит? Я-то чем могу помочь?

Алиса помолчала мгновение и будто бы оттаяла.

– Ну, Костичка! Или как мне тебя называть? Учитель? Доб Джибоб? Ну, Добик… Пожалуйста! Расскажи мне про всякие ваши фишки!

«Добик» прозвучало чересчур по-собачьи.

– Да ты хоть намекни, какие такие фишки, – вздохнул Костик.

Она снова присела на диван, на этот раз ближе к нему. Совсем близко.

– Хочешь подержать меня за руку? Я больше не буду вырываться.

Не дождавшись ответа, Алиса положила пальчики поверх его ладони и с наслаждением принялась наблюдать за очередным неловким смущением Костика. На её щёках вновь заиграли ямочки.

– Понимаешь, Добик, дело такое. Я хочу вот чего: чтобы быть для одного парня, который ещё пока не джибоб, вроде как проводником в мир джибобов. Ну, типа, я всё знаю и его всему научу.

Костик с удивлением взглянул на неё. Неужели такой красавице надо искать способ быть для парня интересной?

– Ты мне всё расскажи, – продолжала Алиса, – всё, чего нет в сети. Где сходки ваши, как проходит посвящение, какие ближайшие джибобские тусовки. Лады?

Её пальцы обжигали кожу, но то, о чём она просила, голову всё-таки отрезвляло. И зачем ей дешёвая популярность?

– Алиса, я уже говорил, джибобы видоизменились. Изначальные идеи движения переродились в другую философию, и философия эта мне не близка.

Алисины глаза зажглись холодным огнём.

– И что с того?

– Ты не сможешь… Тебе не должно быть пофиг. Всё пофиг. А им.

Она не дала ему договорить, снова отдёрнула руку и отодвинулась на краешек дивана.

– Да тебе-то какая разница! Моралист нашёлся! Не надо мне полоскать мозги!

– Тебе, возможно, не ко мне следует обращаться, а к активистам движения. Напиши Бёсу – такой, как ты, он не откажет.

– И чем прикажешь потом с ним расплачиваться?

– Почему обязательно расплачиваться, Алис?

– Ты что, дурак? А-а-а, ты просто маленький! В игрушки играешь! У-тю-тю! Не знаешь, что парень может запросить за советы с такой, как я!

– Есть хорошее слово «нет».

Последняя фраза окончательно взбесила Алису. Она вскочила с дивана, её плечи дёрнулись, точно это был элемент какого-то народного танца. Из хорошенького рта начали вылетать слова – смрадные, как нечистое дыхание, лицо её исказилось. Упомянуты были и тугоумие Костика, и его брекеты, и небольшой рост, и желание выпендриться перед всеми на физкультуре. Завершилась её тирада «придурочным братом» и «отстойной хатой». Костик смотрел на неё и удивлялся: волшебная девочка Алиса впервые казалась ему некрасивой. Не уродиной, но всё же отталкивающе некрасивой.

Костик схватил её за плечи, сильно тряхнул. Она сразу замолкла.

– Я не стану помогать тебе. Хочешь джибобствовать – вперёд, но без моей помощи.

Алиса настороженно смотрела на Костика, словно ожидала удара. Он подошёл к окну, отдёрнул занавеску, взглянул на светофор: зелёный сигнал. «Спасибо».

Она поправила юбку, громко щёлкнула заколкой в волосах.

– Ладно, Добик, не сердись. Ну, покричала, что с того, – она ласково улыбнулась. – Погорячилась. Но я не со зла, правда-правда! Ты ведь не обиделся, нет?

– Ерунда. Забыли, – выдохнул Костик, морщась при слове «Добик».

– Буду с тобой предельно откровенна – мне ваше джибобство до фонаря.

– До фонаря? Так ты, Алиса, уже сама по себе сверхджибоб.

Она пропустила его реплику мимо ушей.

– Я хотела притвориться перед парнем.

– Я это понял.

– Понятливый джибобик. Умница, – она нежно опустила руку на его плечо. – Ты ведь не скажешь никому?

Костик наклонился, принялся собирать с пола рассыпавшиеся диски – скорее, для того, чтобы увернуться от её прикосновения.

– Можешь не переживать, никому не скажу. Слово дж… – он хотел было сказать «джибоба», но вдруг передумал, – Слово джентльмена.

* * *

На факультатив по истории Костик прибежал, опоздав на десять минут, чего никогда себе не позволял. Сергей Сергеич кивнул ему, улыбнулся.

– Можно, я посижу здесь, у окна? Вольнослушателем? – осторожно спросил Костик.

«Вольнослушателем» означало, что высказываться он не хочет.

– Конечно, – ответил Сергей Сергеич и поставил свой стул так, чтобы Костику было его видно. – Если захотите, в любой момент можете присоединиться к нашей дискуссии.

В тот день разбирали по косточкам «Дело врачей-отравителей». По основной школьной программе девятиклассникам ещё далеко было до сталинских времён, но факультатив на то и факультатив. Сергей Сергеич брал интересную ему самому тему, и тема эта оказывалась интересной всем. Здесь, в классе, сегодня сидели не знакомые Костику старшеклассники, некоторые его однокашники и даже два мальчика на год или два младше остальных. Никаких притеснений, пришёл – садись в кружок, слушай других, высказывай свое мнение.

Заговорили, зашумели. О «Деле врачей-убийц» он читал всё, что находил в книгах или в сети. Его прадед, дедов отец, замечательный в прошлом ленинградский хирург, был репрессирован одним из первых. Костик совсем недавно ездил с отцом в архив, просматривал документы, какие можно было, сканировал, оцифровывал чудом сохранившиеся фотографии и киноплёнки. Прадеда не обвинили напрямую в убийстве пациента, он проходил по делу «за пособничество и недоносительство». Тогда судили его коллегу, и многие из больницы выступали свидетелями. Прадед, которому в ту пору стукнуло всего двадцать семь, не мог не прийти на суд, в те времена отсидеться дома было невозможно. Но он вполне мог не защищать хорошего врача. Ведь мог, наверное, никто за язык-то не тянул. А дед взял слово, вышел к трибуне и объявил происходящее позором. Он не был джибобом.

Прадеда Костик не помнил, но его помнил Антоха, рассказы которого были ярки и торжественны. И, конечно, всегда помнил отец, для которого тот был кумиром; не забывал и гордился им дед, и профессию медика выбрал не случайно. Костик много раз спрашивал себя, как бы поступил он на месте прадеда? И сама собой в его голове складывалась яркая обвинительная речь. Так было всегда, пока не родился Доб Джибоб.

Девочка из выпускного класса несла какую-то чушь. Приплела зачем-то Ивана Грозного, Аттилу и ещё кого-то. Щеголяла знаниями, совсем не уместными при обсуждении этой темы. Сергей Сергеич молчал. Впрочем, он никогда не возражал ученикам, любое высказанное мнение было для него проявлением личности, чего он, собственно, и добивался. Костик тоже молчал, сидел насупившись в своём углу и лишь изредка ловил взгляд учителя. Девочка же упивалась собственным красноречием. Банальности типа «Сталин – тиран», «перегибы» и «трудное для всех время» Костик пропускал, стараясь понять её, девочкину, позицию. Позиция же была жёсткой: деспотия – деспотией, но, если мрут пациенты на операционном столе, значит, виноват врач, и режим здесь ни при чём.

Костик вспомнил, как однажды он, тогда ещё первоклассник, проснулся ночью и на цыпочках подошёл к приоткрытой двери кухни, поманившей его жёлтой полоской электрического света. Всего разговора родителей он не слышал, понял лишь, что у отца в тот день умер пациент. Печаль его была искренней и глубокой, и маленький Костик на всю жизнь запомнил отцовские слова: «Клянусь, я сделал всё, что мог».

Девочка вдруг замолкла на мгновение и, шмыгнув носом, произнесла:

– Эпоха была, конечно, вопиюще жестокая, история это давно признала. Но «Дело врачей» по-своему оправдано. Кое-что всё-таки разумно.

– Что же, что же, позвольте спросить? – с интересом повернулся к ней Сергей Сергеич.

– Ну, это… Евреев в медицине надо было дозировать.

В классе воцарилась тишина. Учитель нахмурился.

– Есть у меня ощущение, что это не ваши слова, Ирина, вы повторяете их за кем-то из взрослых.

Девочка недовольно хмыкнула и откинулась на спинку стула, скрестив руки. Костик заметил на её запястье краешек банданы, робко выглядывающий из-под рукава жакета.

Сергей Сергеич взглянул на Костика:

– А что нам скажет будущий историк?

Так иногда бывает в кинофильмах: зритель видит, что герой реагирует на ситуацию дерзко и бесстрашно, смело выступает, высказывает всё, что думает, даже бьёт морду антигерою. А потом, в следующем кадре, зритель видит вновь его задумчивое лицо и понимает: герой лишь подумал, как мог бы поступить, но не поступил так.

Вот и Костик на какие-то доли секунды увидел себя говорящим всё, что думает по этому поводу. Он легко отвечал оппонентам, высказал своё мнение. Поведал присутствующим о прадеде, о деде и об отце, о том, как он сам понимает то страшное время. Речь его была эмоциональной, но кто придумал, что историк обязан быть объективным? Вот Костик считает, что, наоборот, историк иногда должен быть субъективным, иначе повторится то, что произошло с прадедом и его коллегами, со всей страной. Сергей Сергеич же всегда говорит: «История повторяется». Отчасти, возможно, потому, что есть такие вот юные девушки, как эта Ирина, и мысли в их хорошеньких головках повторяют траекторию мысли взрослых, принимаемых за абсолютный авторитет.

Конечно, как и в кино, Костик лишь подумал об этом, но ничего не сказал. Почему? Неужели Доб Джибоб, которому пофиг, всё ещё крепко сидел в нём, цеплялся лапками за его сердце, питался изнутри соками совести, как полип?

Костику вдруг стало так плохо, что и не вспомнить, когда было подобное. Возможно, лет в десять, когда он сильно отравился. Сознание выбросило ошмёток воспоминания о том дне: Костика отвели на детский праздник, и он выпил, наверное, литр сладкого лимонада. Лимонада!

Костик встал, извинился перед Сергеем Сергеичем и вышел из класса.

* * *

Просидев на подоконнике полночи и глядя на мигающий жёлтый глаз приятеля-светофора, Костик размышлял о том, что произошло с ним за эти три месяца. Думы были невесёлыми.

Теперь необходимость найти Главного джибоба стала для него настолько очевидной, что Костик всерьёз задумался о том, не нанять ли частного детектива. Сколько он может стоить? Наверняка недёшево. Поисковик в Интернете вывел его на предложение подобных услуг. Минимальный пакет, включающий в себя наружное наблюдение и сбор данных о персонаже, тянул на такую сумму, что Костик протёр глаза: а не привиделся ли ему ненароком от усталости лишний ноль.

Вариант отпадал.

Где же ты, Бёс, как найти тебя? Может, ты и сам не представляешь, какие топкие болота в королевстве, присвоенном тобой?

Компьютер молчал.

Костик снова написал Бёсу, попросил о встрече, на этот раз приврав, что пойдёт до конца и наймёт детектива. Впрочем, какой в этом толк? Средств, которые он умудрился скопить за год, ему не хватит даже на самого дешёвенького Шерлока Холмса. А просить у Антона или родителей не позволит совесть, и так уже семья раскошелилась на новый мобильник взамен украденного.

Осторожно открылась дверь, показалось сонное лицо брата.

– Вижу в щели свет. Чего не спишь?

– Знаешь, Антоха, лучше бы я с самого первого дня не дрейфил, не пытался из себя изображать невесть кого. Ну обозвали бы меня Рыбником. Или Скрюченным. Или ещё как, мне по барабану.

Сказал и сам засмеялся от этого набившего оскомину «по барабану».

– Я же историком буду, – Костик взглянул на брата. – А историку пофиг быть не должно.

Антон зевнул, взял стул, сел на него верхом и потёр кулаками глаза.

– Ну что, братец, давай поговорим.