Текст книги "Подсказок больше нет"
Автор книги: Светлана Волкова
Жанр: Книги для детей: прочее, Детские книги
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
В кармане джинсов обнаружилась сотня. «На два жетона хватит», – подумала Катя и направилась в сторону метро.
Бизнес-центр, где работал Павел Петрович, находился рядом с «Сенной», пешком минут пять. Кэт увидела его машину на стоянке – чёрный «Форд» с плюшевой пандой на лобовом стекле, её подарком на Новый год. Время близилось к восьми. Почти все окна на четвёртом этаже, где располагалась транспортно-логистическая компания, в которой отец работал замдиректора по каким-то там вопросам, были погашены. Светилось лишь одно угловое окно кабинета Павла Петровича.
«Зачем я здесь? – в который раз спросила себя Кэт. – Может, Доб прав, я слишком ведусь на свои эмоции? А если хочу быть настоящим джибобом, то надо «отпустить» ситуацию, мне ведь должно быть «пофиг».
Да нет, с «пофигом» у Кэт ну совсем пока не получалось. «Начнём с постулата „делаю что хочу“. Хочу быть сейчас здесь? Хочу. Всё. Точка. А „зачем“ придёт само. Я не обязана отчитываться даже перед собой».
Только диалог с «Катей внутренней» вырулил к самооправдательному финишу, как на ступенях бизнес-центра появилась девушка. Кэт отметила, что хорошенькая. «Ну, не в моём вкусе, конечно, но для остальных вполне». Девушка не вошла внутрь здания, осталась на бетонной лестнице, пригладила растрепавшиеся длинные светлые волосы и посмотрела на часы.
«Неужели та самая Маша?» – подумала Кэт. – «Сколько ей лет?»
Все люди старше двадцати пяти были для неё дремучими стариками, эта же мамзель даже ей показалась чересчур молодой. Похожа на Марьянкину сестру, только смазливей, а та на первом курсе института. Значит, лет девятнадцать-двадцать… Нашла себе папика!
Папика… Впервые это слово было примерено к её отцу, к её собственному обожаемому папе!
Незнакомка закурила. С того места, где стояла Катя, спрятавшись за грязную «Газель», было видно, как она мнёт тонкими пальчиками сигарету, нервничает. Ждёт кого-то.
Ждёт!
Кэт ещё раз взглянула на тёмные окна бизнес-центра и вновь окунулась в душащую волну нездоровых догадок. Вынула мобильник, набрала номер «Маша рабочий». Гудок – и сладкий голосок проворковал: «Компания «Диалог Плюс», оператор Татьяна. Чем я могу вам помочь?».
Катя нажала «отбой». Нет, она не дура, понимает, что в этом грёбаном «Диалоге» операторов, наверняка, не по одной штуке. Но всё же…
«Маша мобильный» отозвался мелодией из последнего альбома Земфиры. Любимой Катиной мелодией. Девушка у дверей бизнес-центра встрепенулась, открыла сумочку и принялась суматошно в ней копаться. На ступени полетела «дамская чепуха»: салфетки, косметичка, квитанции, сигаретная пачка. Кэт положила телефон в карман и молниеносно подскочила к ней, подбирая выпавшее.
– Я помогу.
– Ой, спасибо! – девушка улыбнулась. – Чёртов мобильник! Никогда не найти! Алло! Алло! Говорите!
Катя пальцем в кармане нащупала кнопку «отбоя».
– Вот так всегда! – девушка приняла из рук Кэт свою косметичку и провела тыльной стороной ладони под глазами. Только тут Катя заметила, что она плакала. Тушь чёрными кляксами предательски пометила её почти детское личико, проложила тёмную трассу на бледной щеке.
Кэт боролась с эмоциями. С желанием назвать её по имени и высказать всё, что думает, обидными, дерзкими, ранящими словами.
– Если вы к банкомату, – девушка кивнула на стеклянные двери здания, – то он у них уже дня три не работает.
На «вы» называет, интеллигентная… Катя скользила по ней колючим взглядом, не смущаясь, откровенно разглядывала. Девушка повернулась к ней спиной и принялась стирать следы слёз, выверяя нечёткое отражение в дверном стекле.
Кэт представила, как берёт гранёный клинок, а лучше тонкий нож для колки льда – в каком фильме она это видела? – и всаживает его в узкую гибкую Машину спину. Врагиня сводит лопатки, выпрямляется стержнем, словно хочет оторваться от земли, но некрасиво падает на бетонные плиты, выгибается мостиком, судорожно дёргая длинными холёными ногами…
Или иначе, проще. Автокатастрофа. Да, так лучше. Судьба решает сама. Никто не виноват.
Катя проживала эпизоды смерти ненавистного человека во всех подробностях и не очень-то задумывалась о том, смогла бы она убить по-настоящему. Да что убить? Ударить, просто коснуться Маши рукой. Смогла бы?
Нет.
Она взглянула наверх. Окно кабинета мужчины, из-за которого сегодня плакали два небезразличных ему существа, погасло, и через минуту Павел Петрович показался в дверях. Катя снова спряталась за «Газелью», стояла в оцепенении и думала о том, что до джибоба ей далеко. Джибоб, как говорил Костик, ничего не испытывает «слишком сильно». Любовь его ровная и гармоничная (а так бывает?). А ненависть – вообще не джибобское чувство. Ничто не должно влиять на жизнь джибоба так, чтобы он испытывал подобные сильные эмоции. Ни одно событие или явление не может задеть или обидеть настоящего джибоба.
Да, она – не джибоб. Её смогла обидеть эта девица. Сильно обидеть, посягнув на самое дорогое – на её отца.
Павел Петрович обнял Машу, прошёл с ней к машине, где они долго сидели и разговаривали. Точнее, говорила, в основном, она. Катя из своего наблюдательного пункта видела, как та вновь трёт ладонями щёки. Отец молчал, лишь иногда прикасался к её плечу. Девушка показывала на экран телефона. Катя поняла: когда она звонила ей на работу в первый раз, номер высветился, и Маша забила его в память своего мобильника. С какой-нибудь пометкой «хамка-дочка» или что-то в этом роде, чтобы не отвечать на звонок. Теперь вот жалуется отцу, а он лишь тихонько покачивает головой, не спорит с подругой, не возражает.
Кэт набрала номер Павла Петровича, увидела, как он, взглянув на экран, вышел из машины. Не хочет нервировать любовницу.
– Доченька, как ты?
– Всё хорошо, пап. Занимаюсь. Нужна твоя помощь по геометрии.
– Я буду через полчаса.
Павел Петрович сел в машину, вставил ключ в щель зажигания, и автомобиль плавно двинулся с парковки. Маленькая чёрно-белая панда закачалась, как стрелка метронома. Кэт прикинула: полчаса – маловато для свидания. Значит, он отвезёт кралю куда-то недалеко и вернётся домой. Дождавшись, когда машина исчезнет за поворотом, Катя поспешила к метро.
* * *
Костик ждал её во дворе, на детской площадке. Сидел, едва втиснувшись в сидение малышовой карусели, и лениво перебирал ногами по мокрому гравию. Карусель, тяжело и обречённо скрипя под его весом, медленно вращалась по кругу.
– Ты почему на звонки не отвечаешь? Я замёрз совсем! – буркнул Костик, завидев Кэт.
– Что ты тут делаешь? – удивилась Катя.
– Навестить пришёл. Проверить, пошёл ли корм в коня.
– Не поняла.
– Ну, хочу удостовериться, что ты правильно понимаешь джибобство. Без отклонений.
– А что, с отклонениями нельзя? – прищурилась Кэт.
– Нельзя. Так вот секты разные и появляются. Нам этого не надо.
Кэт всё ещё пребывала в своих мыслях и не понимала, чего он хочет.
– Угости чаем, что ль, – Костик вылез из узкого карусельного креслица и, обогнав Кэт, пошёл к её парадной.
– Ладно. Так сам бы и зашёл, подождал меня дома. Чего мёрзнуть-то? Бабушка бы пирогами накормила.
– А номер квартиры я знаю?
Ну да. Они знакомы-то всего ничего. А у Кати было ощущение, что дружит с Костиком лет сто.
Они погуляли с Бубой, потом устроились на кухне, с аппетитом ели пирожки и проговорили целый час. Кате стало немного легче. Будь она одна, заперлась бы в комнате и ревела, проклиная Машу. Задушила бы новорожденного джибоба, поселившегося внутри неё.
А легко ли на самом деле «жить своей жизнью и не вмешиваться», как говорит Костик? Ведь отец – часть её жизни, и часть немаловажная. Получается, что эта «своя жизнь», которой «следует жить», содержит в себе и отца, и Машу, и все Катины страхи и чувства – потому что они связаны с отцом.
Голова пошла от этой философии кругом, и только около десяти вечера Кэт вдруг спохватилась: Павел Петрович сказал ей, что будет «через полчаса». Обманул?
– Он наврал мне! Наврал! Он сейчас с этой дрянью!
Костик тяжело выдохнул. Битый час они беседовали, а толку нет. Ну что за упёртая девчонка!
И тут на кухню вошла бабушка, бледная и испуганная.
– Катюша, ты только не волнуйся…
У Кэт закружилась голова.
– Катенька… – бабушка подыскивала слова.
– Что, что, ба-а?! – крикнула Кэт.
– Только что позвонили по городскому… Авария. Папа в больнице.
Костик увидел, как Катя в один миг словно осунулась, сгорбилась, стала маленькой, будто кто-то выпил её.
– Жив он, жив, Катенька! Я поеду сейчас. Вы дома оставайтесь.
Катя подошла к бабушке, дотронулась до её плеча, словно хотела убедиться в том, что та не призрак, и молча отправилась в прихожую. Надела куртку, зашнуровала ботинки.
– Хочешь, поеду с вами? – спросил Костик.
– Нет.
– Да правда! Вы – женщины, нервничать там будете, истерить, нужен кто-то с холодной головой.
– Спасибо, Доб. Дорогого стоит! – как-то очень спокойно проговорила Кэт. – Но это моё… Только моё…
* * *
Скамьи возле операционной – длинные, чёрные – как будто специально придуманы кем-то, понимающим в трагическом натурализме жизненной пьесы. Бутафоры-реквизиторы, чтоб их! Сколько тут сижено теми, для кого ожидание было равносильно собственному дыханию, кто сотни раз бубнил все известные молитвы и сочинял новые! Спина устаёт, хочется облокотиться на что-нибудь. Крашеная стена холодит лопатки и шею, но выпрямиться уже нет никаких сил.
Кэт нащупала в своей матерчатой сумке бандану, вытащила, разгладила на коленке, не спеша замотала ею левую кисть. Это придаст силы.
А бабушка молодец, держится!
Открылась дверь, выпустив усталого доктора.
– Всё прошло хорошо. Опасности нет. Перевозим в палату. Он спит, вам лучше идти домой.
Ну, бабушка как хочет, а она, Катя, точно никуда не пойдёт! Дождётся, когда отец откроет глаза. И уговаривать её бесполезно. Впрочем, бабушка и не пыталась.
Вот так бывает: желаешь кому-то смерти, от всей души желаешь, а тут раз, и она, смерть эта, оказывается тугой на ухо, а то и вовсе бестолковой – посягает не на того, ошибается объектом. Нужно было всего-то сместить прицел сантиметров на двадцать – тридцать, выверить фокус. Катя наблюдала за спящим отцом и корила, изъедала себя: виновата она, она, неблагодарная дочь. Недостойная быть Его дочерью! Желала… ох, чего только не желала Маше… Автокатастрофу вот тоже. Допредсказывалась! Получи, распишись!
«Нельзя так, Катька! Меняй мозги!» – кричало внутри.
Бабушка, напереживавшись, дремала тут же на стульчике, Кэт накрыла её своим огромным шарфом и вышла в коридор. Ординаторская находилась рядом.
– Простите, – Катя обратилась к двум сидевшим за столом докторам. – Авария на Московском. Девушка, которая была в машине с Васильчиковым, что с ней?
– Девушка? – один из врачей поднял на неё глаза. – Никто больше не поступал.
– Мария. Фамилии не знаю.
– Нет, он один был.
Катя вернулась в палату. Павел Петрович беспокойно крутил в забытьи головой. Пришла пожилая сестра, объяснила, что всё хорошо, он отходит от наркоза, пить ему нельзя.
– Манюшка. – простонал отец.
Проснулась бабушка, запричитала, кинулась помогать сестре, двигающей капельницу. Кэт вышла из палаты.
«Ты джибоб ровно до того момента, пока твоё джибобство не мешает джибобству других!» Ах, Костик, Костик! Если бы ты знал, как ты, приятель, прав!
«Если папа умрёт. если умрёт.»
Кэт даже не осознавала, что говорит вслух.
– Не умрёт он, девонька. Всё позади, – погладила её по голове сестра. – Ступай к нему, Маня, ступай, зовёт тебя.
Кэт кивнула. Но в палату не пошла. Достала из кармана телефон, набрала уже знакомый номер. «Маша мобильный» долго не отвечал. Сколько сейчас? Часов пять-шесть утра? Совсем немного осталось до рассвета…
Кэт сбросила звонок, нажала на «повтор». Снова длинные гудки. Спит?
Она не обязана отвечать. Скорее всего, проснулась, видит, что высветился номер «хамки-дочери», и не снимает трубку.
– Алло, – вдруг раздался сонный голос.
Ответила!
– Маша, это Катя Васильчикова.
Вот сейчас она отключится!..
– Да, Катюша.
Катя с трудом сглотнула, горло раздирал огонь.
– Маша, папа в больнице, авария, лобовое. Приезжай!
Кэт вспомнила, что Мария была с ней на «вы», когда они перекинулись парой фраз на ступенях бизнес-центра. Сейчас не до политесов!
– Он в порядке. Ждёт. Вас… зовёт.
Катя ещё что-то сбивчиво объясняла ревевшей в трубку девушке, кажется, даже просила прощения, продиктовала адрес больницы. Только бы приехала! Катя загадала: успеет до семи – отец будет жить.
И будет жить так, как хочет он! В этом она могла бы поклясться.
* * *
Мария влетела в палату без двух минут семь, бросилась к койке Павла Петровича, взяла его руку.
– Паша!!!
Бабушка легонько вытолкнула внучку в коридор, но находиться там больше пяти минут Кэт было не под силу. Она вернулась в палату, встала рядом с Машей.
– Девочки мои… – тихо произнёс Павел Петрович.
Маша молча ткнулась лбом в Катино плечо.
– Ладно уж, – смутилась Кэт, – ну, папА, вижу ты в порядке. Напугал нас до смерти!
– Катюшка… – вымолвил отец. – Я переживал.
– Да это мы втроём чуть коньки не отбросили!
На слово «втроём» Маша отреагировала новым потоком слёз.
– Ладно, па-а. Нам с бабушкой домой надо. Всю ночь тут колбасились. Днём ещё заглянем.
Она похлопала Машу по плечу. Ну, в мачехи та явно не годится, вон сопли распустила, прямо девочка маленькая! Кэт и то как будто старше.
– Оставляю родителя на попечение.
Маша кивнула, утирая счастливое заплаканное личико. Пшеничные волосы, сцепленные нелепой розовой заколкой-мышкой, открывали маленькие чуть оттопыренные ушки, делали образ трогательным. Такая вот оказалась злодейка.
– Скоро вернёмся с бабулей, покормим. Смотрите! Чтоб без соплей! – Кэт погрозила пальцем по-взрослому. – А то развели тут, понимаешь, потоп. Дамский сериал! – и, подхватив под руку бабушку, направилась к выходу.
Город показался Кэт невероятно красивым в молочносизом свете просыпающегося утра. И даже унылые коробки больничных корпусов, и мокрый от дождя двор, и вечно голодные голуби у мусорных баков были какими-то полупрозрачными, как в детском акварельном альбоме. Кэт подмигнула проехавшему мимо грузовичку с надписью «Свежий хлеб» и поцеловала собственное запястье, туго перевязанное банданой.
Глава 6. Проверка стойкости
«В чём-то должен быть подвох» – приходило на ум Костику уже которое утро подряд. Они, эти «бандерлоги», как он мысленно окрестил новых одноклассников, подозрительно быстро проглотили наживку и согласились с его, Костика, «инакостью» и неприкосновенностью. «А что, собственно, тебя не устраивает? – спрашивал себя Костик. – Всё правильно. Я другой. Я джибоб, и этим отличаюсь от толпы». Но что-то настораживало: уж больно всё складно.
И словно накаркал. На первом уроке оглашали список участников школьной спартакиады, которая будет проходить в Финляндии, в Лахти в начале июня. Не бог весть как туда и хотелось, он бывал там много раз. Для питерцев обычное дело – мотануть на выходные куда-нибудь в Лаппеенранту, часа четыре ходу на автомобиле, никаких хлопот! Вот и для семьи Рымников это был привычный маршрут. Даже поднадоело. Но суть-то в другом. Поехать с классом, орать песни в автобусе, да и просто побыть без родительского присмотра! Костик видел в этом какую-то невероятно сладкую свободу. А Финляндия или Луга – разницы никакой. Но вот прозвучала его фамилия, и Кэт как-то очень ехидно заявила на весь класс: «Рымника вычёркивайте. Джибобы не стремятся к первенству. Джибобы самодостаточны и совершенны».
Он был ошеломлён. Спасибо, подружка! Пиявка и лягушка! Кто за язык-то тянул?
Костик не нашёл аргументов против такого заявления и молча кивнул. И был вычеркнут из списка. Белла Борисовна даже не стала докапываться, что да как, да почему. В результате ребят ждёт потрясающая поездка, а он – он, как дурак, останется дома.
Как бы не возникло эффекта снежного кома! Вот уже на перемене обсуждают школьный КВН, без него, разумеется. Все правильно. Сам накрылся лапками – «я в домике» – так что же ты хочешь? Твой удел теперь – гордая осанка одинокого масона, таинственный взгляд, книги и Интернет. Ты – альбинос по собственной воле, и если тебе дурно на солнечном свете, среди смуглых и кучерявых, то сам в этом и виноват. Костик даже хмыкнул от такого печального сравнения.
– Кость, ты не обиделся? – Кэт возникла перед ним внезапно, словно материализовалась из воздуха.
– На что? – он изобразил искреннее удивление.
– Ну, я тебя избавила от лишних объяснений по поводу Финки. Втолковывать всем по десятому разу ведь унизительно, верно? А учителя иногда тупят.
– Всё верно, Кэт. Спасибо тебе, светлая голова.
– Сейчас собрание в актовом зале. Пойдёшь?
– Не-а. Не хочу.
Кэт посмотрела на него с восхищением.
– Ну, я бы тоже прогуляла… Но, понимаешь, Бебела просила помочь с этим, как его.
– Кать, правило номер раз: никогда не оправдывайся. Ты можешь идти, можешь не идти, можешь свалить с середины собрания, или что там планируется?.. В общем, поступаешь так, как именно ты считаешь нужным. Вот и всё. В этом зерно идеи.
– Идейные все, как я посмотрю, – медовым голосом проговорила подошедшая к ним Носова и стрельнула в Костика глазами. Он заметил, что на блузке у неё расстёгнуто чуть больше пуговиц, чем надо. Ненавязчиво так, как будто случайно. «Молодец, девка! Но не в моём вкусе».
Хотя почему не в его? Рита Носова обладала лучшими в классе… частями тела, причём всеми без исключения. Да и на личико была ничего. Глуповата? Есть немного, Кэт, конечно, поумнее, но ведь не философские же догматы с девчонками обсуждать?
Носова держала кипу плакатов, свёрнутых в рулоны. Выбившаяся из-под заколки непослушная рыжая прядь заслонила один глаз. Рита несколько раз злобно дунула на неё и, не добившись результата, попыталась плечом убрать волосы с лица. Рулоны выпали из рук, она наклонилась их поднять, вырез блузки открыл совсем уж пикантную картину девичьей груди, стянутой кружевным бюстгальтером невообразимого канареечного цвета. Костик даже смутился и бросился помогать, хотя Носова уже подхватила выпавшие плакаты. Но не стоять же истуканом и не пялиться на девчонку!
Кэт презрительно фыркнула и удалилась, насвистывая, точно пацанёнок.
– Давай помогу тебе отнести макулатуру, – он взял у Риты рулоны и направился с ними в актовый зал, стараясь не смотреть на Носову, чтобы не выдать смущения.
В зале было полно народу. Ученики, начиная с восьмого класса и старше, безудержно галдели, кидались скомканными снежками бумажек, громко и азартно комментировали что-то, пялясь на экраны смартфонов. Костик положил рулоны на жёлтую фанерную трибуну, как просила Носова, и хотел было удалиться, даже не поинтересовавшись темой собрания, но тут. Тут произошло нечто такое, о чем он позже вспоминал, разбирая на малейшие составляющие и смакуя каждую мелкую деталь. Он увидел ЕЁ.
ОНА была необыкновенно хороша. Сидела в пятом ряду, разговаривала с какой-то невзрачной подругой, а Костик не мог оторвать от неё взгляда. Он, конечно же, видел красивых девочек, но эта была особенной. Светлые волосы, забранные назад, синий джемпер, джинсовая юбка, никаких украшений. Точёное личико, аккуратный маленький носик, какие-то необыкновенные глаза. Но самое главное – линия губ. Удивительный капризный изгиб, точный завершающий штрих немыслимого, неземного образа. Больше ничего и не надо. Никакой призывно расстёгнутой блузы, как у Носовой, никакого мини. Костик таращился на эту линию губ и не понимал, что с ним происходит. Всё перевернулось. Красоты в губах этой девочки было столько, что всё остальное представлялось лишним, отвлекающим: и грудь, очерченная одеждой, – важнейший, кстати, для одноклассников элемент, и попа, и ноги. Всё в ту минуту оказалось периферийным, незначимым, и Костику даже захотелось встряхнуть головой, чтобы сбросить наваждение. Он смотрел и смотрел на неё, пока она не заметила его настырный взгляд и не принялась что-то нашёптывать подруге, приставив ладонь к краешку рта. Костика будто обдало кипятком. Подруга-дурнушка (да рядом с ней – все дурнушки) быстро взглянула на Костика, продолжая внимать шёпоту красавицы, и вместе они прыснули каким-то неприятным дующим смехом, таким нелепым и уродливым. Он, конечно же, понял, что говорят о нём, и далеко не приятные вещи. Смех красивой девочки больно уколол его. Костик отвёл взгляд и уже хотел было гордо удалиться из зала, но Рита придержала его за рукав.
– Пялься, пялься, а трогать не моги. Она – кабанская.
– В смысле? – обернулся Костик.
– Ну, Кирюхина она. Девушка Кабана.
Ах вот, в чём дело! Костик почувствовал, как тысячи иголок впились в его ладони и ступни. Значит, она уже чья-то!
– Это Алиска Авдеева из параллельного. Кабан тебе ноги выдернет и зубочистки вставит, – нараспев проворковала Носова.
– Рит, не лезь, а! Хочу и пялюсь.
Дверь открылась, и вошёл директор Иван Матвеевич в сопровождении нескольких учителей. Зал притих. Пока те продвигались к трибуне, у Костика ещё было время что-то предпринять. Например, вразвалочку, как заправский матрос, прошествовать к выходу, ни разу не обернувшись на публику. Или сесть в последнем ряду возле Кэт. С ней можно поболтать, коротая время до окончания сборища. Или просто плюхнуться на любое свободное место, раз уж невольно в этом зале оказался. Заодно и послушать, о чём тут речь. Информация не помешает.
Но Костик выбрал самый гиблый вариант: десять шагов от трибуны – и он возле пятого ряда. Ещё мгновение – и сел в свободное кресло рядом с роковой красавицей. И тут же возникла мысль: как может быть свободным место рядом с такой девчонкой?
Он вжался в кресло, будто испытывал космические перегрузки или же встречный ветер пригвоздил его к дерматиновой спинке. Иван Матвеевич начал речь. О чём? Костик напряжённо смотрел ему в рот, но не понимал ни слова. Слева от него сидела ОНА, и присутствие Её бедра на расстоянии в пол-ладони от его ноги напрочь вымыло все остальные мысли из головы, заставив почти физически ощущать эти несколько сантиметров. Ему нестерпимо захотелось ещё раз взглянуть на её губы, но ведь так просто не повернёшь голову. А, собственно, почему нет? Он – джибоб, и делает что хочет. Просто взять и повернуться вполоборота. И заговорить. Для джибоба это должно быть вполне естественно. Должно быть… Костика задела паскудная мысль, что он суррогатный джибоб, раз трусит взглянуть на девчонку. Ещё минуту он набирался мужества, потом медленно начал оборачиваться назад, якобы к Кэт, сам же пожирал глазами нежную розовую щёку соседки, и аккуратное ушко, и светлый завиток у скулы. Просканировал эту волшебную картинку, помахал сидящей на заднем ряду Кате, чем немало удивил её, и принялся также медленно, как если бы у него болели все суставы, возвращать тело в исходное положение. И снова жадно впитывал глазами ухо, щёку, краешек губ, с бокового ракурса напомнивших ему маленького дельфинчика с глупой картинки на его давнишнем детском ранце. Повернулся лицом к трибуне и прикрыл веки, стараясь зафиксировать образ, найти ему постоянное укромное место в сознании.
– А кто это у нас спит? – послышался директорский баритон.
Зал взорвался хохотом, заставив Костика открыть глаза. Иван Матвеевич откашлялся и продолжил. Краем уха Костик уловил, что речь идёт о чём-то скучном: о преемственности поколений, о наставниках, о летней практике. Какая несусветная ерунда! Боковым зрением он заметил, что красавица вытянула ноги под сиденье кресла впереди. Он скосил глаза – так, чтобы она не догадалась, и залюбовался её икрами. Вот уж, действительно, в красивом человеке всё красиво: и губы, и глаза, и ноги. И имя у неё необыкновенное – Алиса. И запах головокружительный. Так пахнут, вероятно, эти, как их… эльфы… Юбка приоткрыла колени, конечно же случайно – Костик не сомневался. Ещё миг – и он уже не мог оторвать от них взгляда. И не в силах был вспомнить, что можно сравнить с таким совершенством – статую в Летнем саду, балерину Дега на календаре в комнате родителей, фламинго из недавнего документального сериала на канале «Animal Planet».
До смерти захотелось снова увидеть её губы. Что ж, ещё раз помахать подруге Кэт? Костик повернул голову налево – вновь медленно, будто у него нестерпимо болела шея, и наткнулся на смеющиеся глаза необыкновенной соседки.
– Если ты хочешь смотреть на меня, то смотри. Я денег за любование не беру. Совсем не обязательно кому-то там махать, – она изогнула губки в улыбке, и на щеках появились очаровательные ямочки.
Костик вспыхнул.
– Я вовсе не пялюсь на тебя, вот ещё!
Девочка снова улыбнулась, и ему показалось, что он сидит перед ней абсолютно голый, а любая его мысль известна ей наперёд. Ну не ведьмочка ли! Он с вызовом посмотрел ей в глаза. Нет, какая же ведьмочка? Ангел…
Ангел накручивал на длинный пальчик мягкий локон и, в свою очередь, изучал собеседника.
«Как насекомое», – подумалось Костику.
– Ты новенький? Не видела тебя раньше, – прошептала она, осторожно взглянув на ораторствующего директора. – Я тоже недавно в этой стае, с сентября.
– А я совсем свеженький. Константин Рымник. А ты – Алиса Авдеева? – как можно более непринуждённо попытался спросить Костик, но вышло как-то сбивчиво. Даже имя выговаривалось с трудом.
Алиса промолчала. Тут только он заметил, что соседка очень сильно накрашена. Костик не любил размалёванных девиц и искренне не понимал, зачем таким красавицам, как эта девочка, уродовать себя тоннами штукатурки. Впрочем, ангелам всё позволено. Да и уроки сегодня закончились, наверняка у неё есть планы. Планы! Он почувствовал укол ревности. Конечно, у неё свидание после уроков, сомнений нет!
Так сидели они бок о бок до конца собрания, и Костик едва дышал. Наконец директор старомодно поблагодарил всех за внимание и терпение и жестом дал понять, что мероприятие закончено. Ученики с шумом потянулись к выходу, перекрикивая друг друга и скапливаясь в дверях, словно весенний ручей у водосточного люка. Костик вставать не торопился. Ему хотелось, чтобы Алиса пошла в коридор первой, а он бы последовал за ней, посмотрел бы на неё со спины, полюбовался затылком, плечами, талией. Он уже понял, что она примерно одного с ним роста, если не выше. Эх, была бы, как Кэт, ниже его, вот было бы круто!
Стоп! Джибобам всё равно. Женщины любого роста, возраста и социального положения мечтают о том, чтобы просто постоять рядом с джибобом.
…Попахивает раздутым самомнением и гордыней. Костик внутренне усмехнулся сочинённому только что постулату. Эх, если бы всё было именно так, как выдумывает голова!
Подружка-дурнушка встала, небрежно оправила юбку, прилипшую к толстым ягодицам, показала глазами Алисе, мол, догоняй, и направилась к двери. Та кивнула и повернулась к Костику. Сердце его застучало сильнее.
– Надоели эти собрания, правда?
– Это точно! – задорно ответил Костик, радуясь возможности поговорить с ней.
– Ты забавный. Рымник – так, кажется, или путаю?
– Так. Можно просто Костя.
– Хорошо тебе, у тебя фамилия на «эр». А у меня на «а». И имя тоже. Меня всегда первой по журналу вызывают.
– Эт-да. Это тебе не повезло!
Костик раздосадовано прикусил губу. Ну прямо солдафон! Не умеет вести светскую беседу с красивой девушкой!
– Говорят, ты из какого-то общества, что ли?
– Да! – воодушевился Костик. – Я джибоб. Тебе интересно?
Он уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы начать рассказ, в котором он непременно предстанет загадочным, не таким, как остальное «стадо», конечно же, ей надоевшее (сомнений нет), и она тут же заинтересуется только им. Или хотя бы для начала захочет узнать о джибобах побольше. А он станет её проводником в абсолютно другой мир и превратится в близкого друга… Но Алиса резко прервала его мечты.
– Да меня это не сильно волнует.
Костик проглотил готовую вырваться реплику.
– Слушай, – кончиком тонкого пальца она прикоснулась к пуговице на манжете его рубашки. – Можно тебя попросить? Сделай одно доброе дело.
Доброе дело? Да Костик готов на что угодно!
– Конечно!
Алиса огляделась. В зале, кроме них, никого не осталось.
– Позвони по одному номеру, – она порылась в сумке и достала маленький мобильник в красном лаковом чехле.
– Наврать чего-нибудь надо? – как-то грустно вымолвил Костик.
Алиса улыбнулась и положила ладонь на его руку. Прикосновение обожгло Костика, он зачарованно посмотрел сначала на свою кисть, затем на красотку.
– Ой, бандана! – Алиса скользнула горячими пальчиками к его запястью и погладила ноготком край материи. Щёки Костика запылали.
– Это знак отличия. Но тебе же неинтересно.
– Потом, потом расскажешь, будет ещё время.
Будет время! Конечно, будет! Он представил, как они сидят в кафе, Алиса так же гладит его руку и внимательно слушает.
– Раз просишь, позвоню. Что сказать-то?
– Просто позови одного человека. Его зовут Илья.
– И?..
– И всё. Дашь мне телефон. Понимаешь, мобила у него отключена. Я звоню на городской, а там жена-жаба всё время снимает трубку и алёкает, усекаешь?
Костик усекал. Красивая девочка Алиса, мечта любого парня, звонит женатому мужику. Он подумал, что мужик этот обязательно должен быть волосатым, с намечающимся животиком и валиками над ремнём джинсов. Хотя нет, у таких девчонок парни наверняка под стать голливудским звёздам. Кто там у них секс-символ? Вампир Роберт Паттинсон?
– Не вопрос, – холодно произнёс Костик.
– Только это тайна, понимаешь… В школе никто не должен знать… Дай мне слово, что никому…
– Даю тебе слово, – Костик попытался заглянуть Алисе в глаза, но та отвернулась, возможно, намеренно.
– Чёрт, телефон сел. Закачивала музон на перемене.
Ей не шло слово «музон». И вообще, вся эта ситуация ей не шла.
– Говори, какой номер, – Костик вытащил свой мобильник.
Алиса продиктовала. Номер начинался с четвёрки. Так же, как у деда с бабушкой. Пригород? Костик сразу нарисовал в воображении загородный дом на берегу Финского залива. Такой белый особнячок, с башенкой и черепичной крышей, гаражом, за высоченным забором, а в щёлку ворот видны азиатские садовники-огородники.
Гудки в трубке были долгими. Роберт Паттинсон наверняка искал голой волосатой ногой тапочку под кроватью, чтобы подойти к телефону, непременно висевшему на стене.
– Алло, – послышался женский голос.
– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Илью.
– Веньяминыча, – шепнула Алиса, нервно покусывая ноготь на большом пальце.
«Он ещё и Веньяминыч!» – раздражённо подумал Костик.
– Веньяминовича, – не без труда выговорил он.
– Илья ВенИАминович отдыхает, – важно ответил женский голос, делая ударение на «ИА».
Алиса жадно поедала Костика глазами. Он решил придать лицу невозмутимое выражение.
– Простите, а когда… примерно… Илья ВенИАминович закончит отдыхать?
– А вы, простите, по какому вопросу?
– По какому вопросу?.. – Костик взглянул на Алису.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
