Текст книги "Подсказок больше нет"

Глава 9. В Поисках Г. Д

Свою фамилию Лена ненавидела. Приходько – что может быть паршивей? И примитивней. Все её некрасивые подружки в школе и балетной студии, как сговорились – носили фамилии звучные, приятно ласкающие слух и оставляющие послевкусие чего-то изысканного, недоступного, высшего: Оболенская, Вересаева, Рождественская, Рубинова. А она – Приходько. Даже страшненькая соседка Вика Веснянская – и та умудрилась заполучить от пропойцы-отца такую восхитительную, дарящую тонкий аромат весеннего букета фамилию. Захочешь, а кличку не придумаешь: не зацепиться. От «Приходько» веяло безденежьем, маршрутками, тоской спальных районов, пахнущей хлоркой половой тряпкой, которой школьная уборщица баба Валя собирала грязную воду и отжимала в ведро. Когда в твоё ухо впервые входит корявое слово «Приходько», воображение и впрямь рисует баб-Валины обветренные жилистые руки, приземистую фигуру с низким широким тазом, толстый угреватый нос и короткую мясистую бычью шею. Плебс. У династии Приходько нет шансов улучшить породу.

Лена с удивлением обнаружила в Интернете, что огромное количество людей носит её фамилию и даже создаёт группы однофамильцев, регулярно устраиваются какие-то чаепития-посиделки. Это было выше её понимания. Встречаться с себе подобными «приходьками» – ну уж увольте!

В одном только Лондоне «приходек» проживает по меньшей мере тридцать. Английские привидения, по данным британских учёных, вырождаются через четыреста лет. Приходьки не выродятся никогда. Зацепились, как репей за бегущую собаку, осели на всех континентах – ни выполоть, ни вытравить. Цепкое семя.

Лена искренне не понимала, почему её мать после развода с недотёпой-отцом вернула себе девичью фамилию Калачёва, а дочке оставила отцовскую.

«Так надо, девонька. Он же всё-таки отец. Любит тебя. Как будем смотреть ему в глаза, если у дочери его фамилию отнимем? Для него это будет предательством». Лена пыталась протестовать, объясняла матери, что «смотреть в глаза» – понятие иллюзорное, так как папенькины глаза после развода в их доме не появлялись совсем. Ушёл, словно сгинул, обозначив своё эфемерное присутствие в Лениной жизни лишь скудным ежемесячным переводом на мамину банковскую карточку. Но мать оставалась непреклонной. Калачёва – фамилия тоже, скажем, не Князева и не Разумовская, но Лене казалось: всё, что не «Приходько», то, бесспорно, в разы лучше.

Как-то по глупости она поделилась своими мыслями с Ритой Носовой.

– Не парься, – флегматично хмыкнула Рита. – Помнишь, меня иногда раньше Носухой звали? Я сделала вид, что так и должно быть. Все успокоились и отвяли.

С Ритиной ли подачи или нет, но одноклассники очень быстро сообразили, что Лена комплексует из-за своей фамилии. И стали рифмовать её по поводу и без повода. Когда она входила в класс, какой-нибудь остряк обязательно щебетал: «О, пришла Приходько. А теперь развернулась и ушла Уходько».

Лена бесилась. Годам к двенадцати она научилась владеть собой и не реагировать, если слышала что-то в свой адрес. Помогала в этом её великая способность молчать больше пяти минут, которую она, впрочем, долго тренировала. А к тринадцати годам Лена похорошела. Мальчишки чувствовали её особую притягательность, но образ, за которым она пряталась: тёмные длинные волосы, бледное мраморное лицо, исключительная разборчивость в выборе круга общения, – всё это охлаждало пыл одноклассников. Её называли чаще просто «Ленка» или «Ленчик». Речёвка «Приходько-Уходько» как-то незаметно исчезла из словарного запаса сверстников, будто таковой и не было.

Но Лена о ней не забыла.

Лет в пять она спросила свою старенькую прабабушку: «Кто такие фашисты?» Старушка, считавшая правнучку почти что ещё неразумным грудничком, только откормленным и подросшим, долго соображала, как рассказать ребёнку о фашизме понятным языком.

– Дитятко, – после мучительных раздумий вымолвила она, – вот представь, что у тебя прыщик на носу (маленькая Лена живо представила), а фашист проклятый берёт булавку и в прыщик этот тыкает. А тебе больно.

– А почему он это делает? – затаив дыхание, спросила Лена.

– А потому что фашист.

Объяснение для пятилетнего ребёнка было понятным и простым. Тебя тыкают туда, где тебе больно.

В школе, когда кто-нибудь коверкал её фамилию, она тотчас отводила ему место в одном ряду с Гитлером «и компанией». В список фашистов попал даже новый физрук Ватоль, спросивший, кто из учеников не пришёл на урок после болезни. «Уходько», – пискнул чей-то предательский голосок (и был, собственно, прав – Лена предыдущие две недели отлёживалась дома с простудой). «Тэ-эк, – протянул не углядевший подвоха Ватоль. – Уходько, справка об освобождении есть?» Лена, закусив до крови губу, выскочила из спортивного зала под гомерический хохот «фашистов».

С того случая прошло четыре года. Все давно о нём забыли. Все, кроме Лены, конечно.

В детстве её мечтой было поскорее вырасти, выйти замуж и сменить ненавистную, колченогую, патологически безобразную фамилию на любую другую. Ещё в самом раннем возрасте она рассматривала мальчиков вокруг с единственным интересом: примерить на себя их фамилии. Но в радиусе детского сада, а потом и школы, кружков, балетной студии те, кто обращали на Лену внимание, были, как назло, вопиющим сбродом. Червяков, например. Даром, что из профессорской семьи, – Червяков же! Криворучко – ну да, на скрипочке пиликает, и дом у них в Марбелье, но «криворучки» и в Африке «криворучки». Пузырёв – уже получше, но тоже плебс. Все плебс. Прабабушка как-то высказала мысль, что Ленка с такой щепетильной избирательностью никогда замуж и не выйдет. И Лена полностью согласилась с ней – достойных нет.

Одно время ей очень нравился Кирилл Кабанов. Пусть «от сохи», но от него веяло какой-то пацанской силой, о которой Лена и понятия не имела, просто чувствовала на уровне инстинктов и разбуженного подсознания. Она готова была уже влюбиться, но её остановила незвучная фамилия да пролистанная прежде положенного времени хрестоматия по литературе для десятого класса. В десятом проходят «Грозу» Островского. И все непременно будут дразнить её Кабанихой. Потому что она с Кабаном. Чутьё подсказывало ей, что к десятому классу никто не посмеет обозвать лиц, приближённых к Кабанову, вообще хоть как-то, но всё же Лена вовремя уберегла себя от глупой и несчастной любви. В том, что любовь эта будет именно такой, она не сомневалась.

Риту Носову же не останавливало ничего. Лена с интересом наблюдала, как та пыталась завоевать Кирилла (не сказать, чтобы соблазнить, но в общем-то недалёкое от истины определение). Откровенная сексуальность Носовой, бесстыже расцветшая к восьмому классу, не давала покоя многим мальчишкам, но Кирилл оставался равнодушным к кричащей Ритиной красоте. И дело не в девице из параллельного класса, Алиске Авдеевой – та появилась в школе только в начале этого учебного года, дело в чём-то другом.

Наблюдая унизительные (на её взгляд) попытки Носовой окрутить Кирилла, Лена пришла к выводу: замуж она не выйдет. Даже если к ней когда-нибудь посватается симпатяга с фамилией Сен-Жермен или хотя бы Голицын. «Приходько» – слово бесполое, желеобразная субстанция. Вот и нечего. И без того жизнь насыщена! Лена где-то слышала, что вроде можно сменить фамилию уже в четырнадцать лет, но это привело бы к неминуемой ссоре с матерью. Та как-то заявила дочери: «Исполнится тебе восемнадцать – делай что хочешь. А пока побереги мои нервы!» Ссориться Лена не хотела. Что ж! Стукнет восемнадцать – сама пойдёт и паспорт поменяет, сейчас любые опции доступны. И без всякого замужества! Возьмёт фамилию Осмолинская или Веренская. Вариантов много. А мужчина – совсем лишний довесочек к фамилии!

У новичка Рымника была схожая «бесполая» фамилия, чем он сразу вызвал её симпатию. Костя привнёс в жизнь Лены изменения, подобные девятибалльному землетрясению с цунами. Мысли и идеи, исходившие от него, были ей настолько близки и понятны, что она не переставала удивляться: «Это же мои мысли и мои идеи! Мои!» Она разглядывала его на каждом уроке, пыталась разгадать секрет. Невысокий паренёк, вполне обычной наружности. Улыбка приятная, но улыбается не так уж и часто. Что ещё, что?..

И ничего не находила. Он стал казаться ей вором, укравшим самое дорогое – её мир, философию, которую она в силу природной инертности так и не оформила до конца в слова и даже не домыслила до логической целостности. «Мне всё пофиг», «Живу как хочу, и делаю что хочу», «Ничто не может меня задеть – я джибоб», «Я живу по своим правилам».

Лена была поражена таким доступным выходом из всех своих тупиковых ситуаций.

Фамилия отвратительная – пофиг!

Не обращают внимания мальчики – я выше этого!

Юльхен тройку с минусом влепила по алгебре – ерунда! Исправили и забыли.

Отец ни разу за все годы не изъявил желания повидаться с дочерью – мелочь! Джибобы не концентрируются на мелочах!

Перемены в себе Лена обнаружила, когда Носова крикнула ей: «Уходько! Куда намылилась уходить? Бебела тебя дежурством осчастливила».

И мир не потерял своих красок! Ну Уходько! А она – Носуха. Даже смешней. Рыжая Носуха!

Лена засияла. Пятнадцать проклятых лет своей никчемной жизни она страдала по пустякам! Если вдуматься, что отравляло (действительно, отравляло) её существование, на что тратились драгоценные нервные клетки, то впору было добровольно сдать себя в психушку. Все закончилось. Неприметный новичок Рымник, точно вампир, укусил её за тонкую белую шею и заразил спасительной инфекцией, от которой захотелось жить. Она теперь джибоб. Сильный, свободный и независимый. От нового самоощущения Лене стало эйфорически хорошо, она больше не грубила матери, не реагировала на реплики недоумков и впервые увидела в зеркале не дурнушку, а вполне нормальную девчонку. С нормальной фамилией Приходько.

Осталась лишь одна липкая деталь – невозможность простить Рымника. За то, что влез в потаённую каморку её души, вытащил самое заветное – как иглу из яйца, которое в утке, которая в зайце…

* * *

– Лен, у тебя бандана развязалась.

Лена вздрогнула. Костя смотрел прямо, протыкал взглядом насквозь, будто прощупывал всё содержимое её черепа. По глазам и губам трудно было понять, засмеётся он сейчас или нет. Она боялась выпытывать у него новые подробности о джибобах. Что-то ей подсказывало: он лишь «рядовой посвящённый» и может дать лишь малую часть информации. Остальное (и самое главное) доступно лишь нескольким «избранным».

Он помог ей крепче завязать узелок на запястье, подмигнул и удалился из класса. Конечно, Рымник – пешка! И как пешка стоит в самом конце пищевой цепочки, его номер в иерархии – последний. А она, дурочка, злится на него! Главный джибоб – вот, кто ей нужен!

Главный джибоб!!! Это он разгадал её душу, пришёл в тот самый момент, когда был особенно нужен. Рымник лишь проводник. ЕГО проводник. Случайностей не бывает. Маленький Доб Джибоб появился в жизни Лены в самую правильную минуту. Если задуматься: Костю перевели в её школу, в её класс именно в марте, когда ей было особенно плохо. Скажете, случайность?

Выйдя на улицу, залитую проснувшимся весенним солнцем, Лена ощутила новый прилив сил: в её жизни появился смысл.

Она найдёт Главного джибоба.

Она станет его правой рукой.

Она сделает так, чтобы он полюбил её.

… и Рымник ей в этом поможет.

Лена несколько суток подряд не вылезала из сети, пытаясь найти хоть какую-нибудь информацию о джибобах. Интернет партизански молчал. Не было ничего, даже крохотной зацепки. Единственное упоминание она откопала в блоге некоего Спайдермена: «Мы круче „ашек“ – у нас есть собственный ручной джибоб!» По смыслу остального текста и вопиющим орфографическим ошибкам Лена сразу поняла, что Спайдермен – не кто иной, как её сосед по парте Хоменко. Даже смешно: Хомяк – «Человек-паук»! И аватарку поставил соответствующую – рожицу в синекрасной маске. Вот дитё!

Больше о джибобах не было ни слова. Дотошный Гугл постоянно вопрошал, нет ли ошибки в написании, и предлагал свои варианты. Например, город Джибо в загадочной африканской стране Буркина Фасо. Или что-то невразумительное из семейства бобовых.

Всё это укрепило Лену в мысли, что джибобы: 1) хорошо шифруются и 2) берегут от любопытных соглядатаев Г. Д. – Главного джибоба, точно рабочие пчёлы свою толстую пчелиную матку.

Хотя «пчелиная матка» – некорректное сравнение. Фантазия рисовала вожака нового движения в романтических красках. Лена даже набросала карандашный портрет, изобразила Главного джибоба бледным худым юношей с развевающимися на ветру чёрными волосами.

– На Байрона смахивает, – вынесла свой вердикт мама.

Лена хмыкнула, но эти слова её порадовали. Да, он такой – бунтарь, философ и романтик. «Узнать бы его имя, пусть не настоящее, а джибобское!»

Но Костя Рымник постоянно увиливал от её вопросов о Г. Д., почти ничего не говорил, и Лена домыслила, что он дал некую клятву. Клятву «солдата» Доба своему… хм… повелителю?.. вождю?… или старшему по званию?.. Кто Г. Д. для остальных джибобов? Идол, которому поклоняются? Вряд ли. Иначе бы Доб говорил о нём с другой интонацией. Учитель, которому внимают, глядя в рот? Тоже сомнительно. Нет, он, безусловно, для них всех учитель, только вот тогда его должны цитировать к месту и не к месту. А Рымник этим не грешит.

Кто он, кто? Лена даже не поленилась проштудировать англоязычные сайты, уж больно британским духом веяло от самого слова «джибоб». Но точно так же в сети ждали её пустота и навязчивые призывы Гугла изменить написание запроса, а лучше раздробить слово на два коротких. Но по отдельности их перевод вообще был лишён всякого смысла.

Через несколько дней пустых поисков и разочарований Лена решила: если гора не идёт к Магомету, Магомет что делает?.. Правильно, Магомет идёт к горе.

Логика проста: она, Лена, «засветится» в Интернете, и он, Главный, сам на неё выйдет. Не сможет не выйти. Не зря же был послан в этот мир Костя-Доб! Чтобы дать ей сигнал.

Лена достала из шкафа старый лыжный свитер, из которого предательски выросли её худые длинные руки, и аккуратно вырезала аппликацию грустного рогатого лося, красовавшегося на свитерном фасаде. Затем опалила края фигурки на свечке, чтобы нитки не расползлись, отчего лосик приобрёл мистическую траурную каёмку; наклеила аппликацию на свой любимый бадлон – чёрный, облегающий фигуру, с длинным узким горлом, подворачивающимся в несколько слоёв; обвязала левую руку банданой, зачесала волосы назад, надела мамины тёмные «стрекозьи» очки и сделала несколько селфи.

С экрана смартфона смотрела бледная девушка в чёрном свитере, выгодно подчёркивающем контуры юной фигуры, а за тёмными стёклами очков скрывался целый букет глубоких тайн. Фигурка лося на выпуклостях несколько уменьшала загадочность, но в этом и таилось зерно притягательности: образ «на контрастах» утраивал ощущение самодостаточности и самобытности. Да, пусть именно так воспринимает её отныне весь окружающий мир!

Над новой страничкой в любимой соцсети Лена колдовала целый вечер. Аватарка в маленьком квадратике слева смотрелась ещё таинственней, чем в большом формате, и узнать на ней Лену было вообще невозможно. Она скачала и разместила впечатляющую музыку – альбомов пятнадцать, от Битлов и Пинк Флойда до Рамштайна и Металлики (пусть те, кто будут копаться в её пристрастиях, исчешутся от противоречивых догадок). Отметила лайками заинтересовавшие её странички: туда попал и экстремальный спорт, и балет, и книга по масонству, и экспедиция Зелёного Писа по спасению какой-то маленькой обезьянки на Мадагаскаре, и даже рецепты тайской кухни. «А что, живу, как хочу, свободна и независима, и того, чем увлекаюсь, ни в коем разе не стесняюсь. Ваше мнение мне сугубо фиолетово. Вот так вот». Пара мудрых мыслей на стене довершала картину:

«Сегодня во мне родился джибоб».

«Я словно не жила все прошедшие годы, просто существовала, делила с вами пространство, теперь же дышу полной грудью».

«И летаю».

Лена отдавала себе отчёт в том, что эпатажна, что сетевое сообщество, скорее всего, приклеит ей ярлык дурочки, но ведь они же, джибобы, существуют, значит, рано или поздно зайдут на её страничку, заинтересуются её блогом, перешлют ссылку Г. Д. И тогда он напишет ей, обязательно напишет!

Труднее всего оказалось выбрать имя. Как там вещал Доб? Оно должно быть коротким и звучным. Лена заду-

малась… Необходимо ли, чтобы имя было женского рода? Непонятно. Она вспомнила верную индейскую подругу Скво и решила, что назовёт себя похожим образом. Эх, жаль «Скво» уже занято, очень правильное было бы имя! Лена ходила из угла в угол, как росомаха по клетке, и терзала уставший мозг. Несколько раз в комнату заглядывала обеспокоенная мама:

– Доченька, почему не спишь?

– Не хочу, мам!

– Утром тебя опять не поднимешь!

– Не велика беда.

– У тебя балет завтра, нужно хорошенько выспаться.

Лена как-то по-особенному взглянула на мать. Она —

джибоб, и теперь никто не может навязать ей свою волю! Тем более собственная родительница.

– Мам, я больше в студию не пойду.

– Как не пойдёшь? Что ещё за разговоры?

– Вот так. Не пойду и всё. Не хочу. Покорячилась у балетного станка полжизни и хватит.

– Лена, что ты ещё выдумала? – мамин голос звучал сердито. – Ложись спать, ты уже сама не знаешь, что говоришь. И думать не смей! Вот именно, что полжизни у станка корячилась. Неужели возьмёшь и всё это бросишь коту под хвост?

– Под хвост! Там и место всем этим плие и батманам!

– Даже слушать не хочу! Уходить из студии собралась! Потом меня же упрекнёшь, что не остановила, всю жизнь жалеть будешь!

– Нет, не буду.

Ослушаться можно (маму точно можно), но придётся выдумывать объяснение. Так Лену воспитала прабабушка: говорить «нет» не возбраняется, но ты должна объяснить, почему «нет». Взрослые тоже соблюдали это правило беспрекословно: сказав девочке «нельзя», сразу объясняли причину.

– Я объясню, мам. Понимаешь, Майи Плисецкой из меня уж точно не выйдет а «кем-нибудь» я быть не хочу. Какая из меня балерина с моим-то ростом? Только не надо мне никаких примеров, Волочкову даже не упоминай. Чтобы был хоть какой-нибудь толк, в моём возрасте я уже должна заканчивать Вагановское, а не мучить затёртый паркет в районном ДК. Я вечно подаю какие-то там надежды, но всё «доподать» никак не могу. Да, я ревела, когда меня не взяли на вагановский курс из-за дурацкой выворотности и низкого подъёма стопы. Но сейчас даже рада, что всё так сложилось. Кем ты меня видишь? Звездой самодеятельности? Елена Приходько в партии Сильфиды! Смешно!

Мама молчала, изогнув брови волнообразными червячками.

– Доченька, ведь тебе так нравилось танцевать…

– Всё, мамуль, отплясала. И давай больше к этой теме не возвращаться!

Под заунывные причитания мамы, больше похожие на котёночье попискивание, Лена вытряхнула из своей спортивной сумки многочисленные причиндалы, выудила из кучки обтрёпанные в хлам пуанты и трико и с чувством неоспоримости своей правоты отправила их в мусорное ведро.

Мама стояла на кухне, сложив на груди напряжённые руки, покачивая головой и ощущая горький привкус неизбежного факта: дочка выросла.

Дочка же, победно удалившись в свою комнату, вскипячённая молодой энергией, бурлящей через край, схватила дротик с висящего на двери замусоленного диска дартса и с размаху метнула его в стену. Плакат, куда метила Лена, содержал полезнейшую штуку – таблицу Менделеева, подарок соседки Тамары Петровны на Новый год («чтобы девуленьке легче химия давалась»). Дротик воткнулся в середину очерченного двойной чёрной рамкой значка элемента и закачался, передавая резонанс яркому малиновому оперению. Лена уставилась на глянцевую аббревиатуру 53-го жителя менделеевской таблицы. В центре долговязой латинской «I» подрагивал аляповатый ирокез дротика. Йод…

Быть посему! Хорошо, что безмозглый дротик не воткнулся в какой-нибудь марганец, водород или мышьяк. Или ещё круче – в ливерморий и дармштадтий!

Отныне её имя «Йод Джибоб». Лена подписала им свою страничку, подумала немного и выставила статус: «Мне пофиг. И не лезьте в настройки!»

Всё. ОН обязательно должен клюнуть.

* * *

В школе никто ни о чём не догадывался. Подруг Лена сторонилась, а по правде, не подруги это и были – так, приятельницы. И приятели. Годные лишь на то, чтобы трепаться на переменках, посылать смешные фотки, кататься на роликах и всё. Вроде много их, вон, в соцсети у неё сто с лишним друзей. А если вдуматься, не дай бог, случись что с Леной, и где все эти друзья? Где та толпа, ставящая лайки под её новыми фотографиями? Есть ли среди них хоть один, кому можно доверить свою беду, а если и есть, где гарантия, что ему или ей захочется вникнуть, ответить, пропустить Ленины тревоги через свою душу? Самый близкий тебе человек – это ты сам. Как ни крути, остальные – чужие, просто так совпало, что в этот момент жизни они находятся рядом. Чья в том вина, что сила притяжения вынесла их на твою орбиту? Пройдёт положенный срок, и их с такой же силой оттолкнёт от тебя, а на освободившееся место притянет других. Природа не терпит пустоты даже в суетный век нанотехнологий.

На свою личную «реальную» страничку Лена заходить перестала. Смысл? Йод, девушка-джибоб, теперь съедала всё её свободное время. Она вела блог, в котором делилась своими мыслями, и где-то через неделю поняла, что её посты начали пользоваться популярностью. Шут знает, как работает этот Интернет! Сегодня ты никто, а завтра тебя уже цитируют. Как они на тебя выходят, если ты не делаешь адресные рассылки и не платишь за рекламные баннеры? Уму это недоступно. Видимо, у сети есть свой метаболизм, свой фотосинтез, и живёт она по своим уставам и формулам.

Как бы то ни было, сначала один «бледный вьюнош», как нарекла его Лена, попросился в друзья, потом сразу две сестры-близняшки. Следом студентка какого-то самарского вуза и ещё пара мальчишек из разных городов. Как, на какую мормышку они выудили Ленину «джибобскую» страничку, пониманию было не подвластно, но факт оставался фактом: к концу весенних каникул у Йод было уже около пятидесяти друзей и в два раза больше подписчиков, то есть тех, кто дружбу не навязывал, но ежедневно читал новости с её странички. Лена штудировала профиль каждого в надежде найти зацепку, которая приведёт её к Г. Д., но безрезультатно. Новоявленные друзья на поверку оказывались малоинтересными подростками, у некоторых (это было нетрудно раскопать) имелось по две или три странички в соцсетях. Джибобов среди них не было. Точнее, они рождались на её глазах, принимая на веру всё, что она писала в своём блоге. Как источник «правильных» мыслей, Лена использовала Костю Рымника, при каждом удобном случае выведывая у него джибобские идеи. Про себя она называла это «утренней дойкой». Но Костя – она чувствовала нутром – многое скрывал. «Что ж, – думала Лена, – уважаю. Настоящий джибоб, не трепло».