Текст книги "Подсказок больше нет"

Глава 12. Антон

– Я опять пересолила? Только честно!

Антон откусил пирожок и сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться. Начинка была не просто несъедобной – казалось, соли в ней больше, чем капусты. Однокурсница Варенька с нетерпением смотрела на него и ждала ответа, взбивая венчиком в миске что-то воздушно-белое. Её смешные кудряшки пшеничного цвета легонько пружинили над гладким лбом в такт энергичным движениям руки. Антон невольно залюбовался её румянцем и поднятыми уголками губ. Казалось, ещё мгновение – и девушка засмеётся. Удивительно, в институте она совсем другая – серьёзная, в очках, с неизменной старомодной папкой на тесёмках. А здесь, в пространстве светлой аккуратной кухни квартиры на Вознесенском проспекте, которую она снимала вместе с подругой, Варенька была иной – трогательной и забавной.

– Ответь мне, ответь! – не унималась хозяюшка.

– Ну, есть немного.

– Тогда выплюнь!

Такой диалог происходил между ними уже не в первый раз. Варенька обожала готовить. И обожала угощать сокурсников плюшками, пирожками и прочей снедью. И ещё обожала Антона. Он это чувствовал и усиленно пытался понять, как он сам к этому относится. Скорее, хорошо. Такая славная девушка! Вот только стряпня…

– Уф! Мусс готов. Жаль, миксер сломался! Антошенька, тебе в какую чашку положить – в синюю или в жёлтую?

– Мне всё равно.

– Тебе не должно быть всё равно, ты же питерец!

И это тоже была её коронная фраза. Неужели все девушки из Иваново, откуда Варенька родом, считают, что настоящий питерский парень – это тот, кому не всё равно, из какой чашки есть десерт?

– Ну тогда положи в ту, из которой вкуснее.

Она улыбнулась ему, и румянец снова заиграл на её щеках. Краснела она очаровательно: как столбик термометра, поднимающийся снизу вверх по стеклянной шкале-трубке – от подбородка к линии волос на лбу. Да, Антон, конечно, не поэт, и сравнение это корявое, медицинское. Ну что уж поделаешь, он будущий врач, а не литератор, восхищается как умеет!

Варенька поставила на стол синюю чашку, заправила за уши непослушные пряди-пружинки. Взяв ложечку, Антон отправил в рот массу, напоминающую пену для бритья. Как истинный дегустатор закрыл глаза и мгновение подержал это чёрт-те что на языке, прежде чем проглотить.

Мусс оказался приторно-сладким. Даже удивительно, как такая взбитая, невесомая субстанция, состоящая больше из воздуха, чем из съестных ингредиентов, может содержать подобное количество сахара!

– Варенька, как же ты будешь работать анестезиологом, если с дозировками у тебя немножко перебор? Совсем немножко…

Варенька никогда не обижалась на Антона, и это ему особенно нравилось в ней.

– Всё в порядке у меня с дозировками! К тому же, анестезиолог – очень нужная профессия! – рассмеялась девушка.

– Равно как и все остальные. Ещё три года до специализации, уйма времени впереди, может, передумаешь?

Варенька наморщила лобик.

– Ну… Или физиотерапевтом… Очень женское направление!

Антон представил, как подгорает под процедурными нашлёпками красная – цвета стейка – кожа на спине незадачливого пациента, и не смог сдержать хохот. С Варенькиной любовью к «перебарщиванию» эта профессия тоже превращалась в экстремальную.

Варенька поглощала свою порцию мусса из жёлтой чашки, благоговейно подняв глаза к потолку. И Даже не морщилась.

– Боюсь зачёта по гистологии. Ты меня проверишь по вопроснику?

– Конечно, – Антон наблюдал, как она ловко шинкует овощи на большой деревянной доске.

Нет, к следующей дегустации он явно не готов! Пора убираться восвояси. К тому же завтра письменная работа по клеточной биологии, надо успеть подготовиться. Но до чего ж не хотелось уходить с этой маленькой уютной кухоньки с жёлтыми солнечными занавесками и забавной хозяюшкой. Девушка с лёгким характером, смешливая, незлобивая, да ещё с такими очаровательными кудряшками, – как не похожа она была на надменных красоток с его курса! Антон любовался Варенькой, хлопочущей над кипящей кастрюлей, и думал, что шут с ним, с желудком, он готов на ещё одну гастрономическую пытку, только чтобы вот так сидеть и болтать с ней.

– Как там твой братик? – участливо поинтересовалась Варенька.

– Ничего. Со светофором разговаривает.

– Это нормально, Антошенька. Я в его возрасте тоже с деревьями любила общаться.

«С деревьями», «в его возрасте»… Да какой «его возраст»? Костик всего на три года младше! Хотя она права, совсем другое поколение. Дерзкое, малопонятное. Поколение джибобов… Антон с иронией подумал о том, что уже рассуждает, как занудный древний старик: вот в мои-то годы.

Прощаясь с девушкой в прихожей и гордясь тем, что выдержал экзекуцию фирменным Варенькиным борщом, он отметил, что она каждую встречу спрашивает его о Костике, – видно, замечает, как Антон беспокоится за брата, хотя почти не говорит об этом.

– Варенька, а ты не думала стать психологом? У тебя бы точно получилось!

– Психологом? – озадачилась девушка.

– Ну да. Как моя мама. Это замечательная профессия, точно для тебя.

Она задумалась.

– А почему для меня?

– Потому что с тобой людям хорошо. Ты их понимаешь.

Когда он шёл через её двор к остановке, из форточки квартиры на первом этаже вместе с запахом подгорелых морковных котлет лился весёлый Варенькин голос:

– И всё-таки я буду анестезиологом!

Улыбнувшись, Антон послал ей воздушный поцелуй.

* * *

О младшем брате он, действительно, думал в последнее время часто. Костик ходил подавленный, в каких-то своих невесёлых мыслях. За учебниками он просиживал меньше, чем за своими историческими книгами. Впрочем, на учёбе это совсем не сказывалось.

«Ошибка в том, – размышлял Антон, – что я изначально запрограммировал брата на «лузерство». Убедил, что новичок – всегда изгой в новой школе. Зачем?»

Он корил себя за то, что внушил Костику: надо, мол, выкручиваться, что-то строить из себя, подлаживаться под новый коллектив. Иначе съедят вместе со шнурками от кед. И в том, что сейчас происходит с братом, его вина и только его. Почему он на всё всегда проецирует собственный опыт, заставляет других следовать сделанным им выводам? С чего он взял, что Костик может повторить чью-то судьбу? Варенька, действительно, попала в точку: нынешние девятиклассники – другое поколение. И дело не в этих трёх годах, отделяющих их от сверстников Антона, тут временное пространство не играет абсолютно никакой роли. Они, и правда, другие. Иначе смотрят, реагируют, по-иному впитывают и переваривают информацию. Если поразмыслить, джибобы-то неспроста выросли как грибы. У их поколения образовался вакуум, а природа не терпит пустоты, это даже дети знают. Вот в дырищу и засосало молодую поросль. И по-хорошему, закрыть бы сразу пробоину в этот портал первой попавшейся подушкой, чтобы не сифонило. Так ведь нет, он, Антон, накручивал брата каждый день: покажи им, как ты от них отличаешься, дистанцируйся на удобное расстояние, ты – выше и лучше их. Иначе заклюют.

А Костик всегда тянулся за старшим братом, мечтал быть на него похожим.

Если бы они не переехали в новый район и Костику не пришлось бы менять школу, всё было бы по-прежнему. Слыл братец «середнячком» в своём классе, им бы и остался. Никто там не задевал его, доучился бы два с хвостиком года, а там – в институт, и новая жизнь. Да и по сути, другой конец города – не так уж и страшно. Ну покатался бы на метро и в маршрутке, не бог весть какой подвиг. Но родители решили, что три часа в день в общественном транспорте – непозволительная глупость. Что ж, с их точки зрения, это верно. К тому же, школа с известным учителем истории – Сергеем Сергеевичем Андреевым. Костик знал его по городским олимпиадам и мечтал у него учиться. Сейчас же что-то не слышно от братца упоминаний о историке. Видно, все мысли заняты джибобами.

Антон снова и снова убеждался: страхи, что Костик повторит его собственные ошибки, бесплотны, эфемерны и надуманы. Выдохшаяся газировка! А как хотелось уберечь любимого младшего брата! Уберёг ли? И с чего он, болван, взял, что Костик непременно наступит на те же грабли?..

* * *

Об этой истории знала только мама. И как же ему повезло, что она уловила тревогу сына своим профессиональным чутьём, деликатно постучалась в его закрытую бронированную дверь, выслушала, «вытянула». А без неё, без её внимательных глаз и точно подобранных слов, он бы натворил много лишнего.

…Антон тогда только закончил восьмой класс, то есть был на год младше, чем сейчас Костик. Четырнадцатилетнему, ему казалось, что он взрослый, вон и пух над верхней губой начал расти, и с девчонками уже по-серьёзному целовался в губы. А все лезли с советами: делай так-то и вот так. Как же Антона это доставало!

Он с детства увлекался лыжными гонками, подавал какие-то там надежды в своей спортивной школе. Тренер им гордился, любил при случае ввернуть коронную фразочку: «Ну что, Рымник? Покажем конкурентам, почём фунт изюму?»

И Антон старался, показывал.

Чтобы не потерять форму, подготовиться к сдаче на юношеский разряд, «нарастить мясо» перед сезонными соревнованиями, а если уж откровенно, то хотя бы ненадолго выползти из-под родительской опеки, Антон добился путёвки в спортивный лагерь на все летние каникулы.

Новенькая, пахнущая спонсорскими деньгами лыжная база находилась на Нахимовском озере. Всё было устроено грамотно: и трассы для лыжероллеров, и площадки для биатлонной стендовой стрельбы, и тренировочные залы, и огромный бассейн. Для подготовки к региональным соревнованиям лучше не придумаешь!

Антона определили в отряд соответственно его году рождения. Но существовал один немаловажный нюанс, из-за которого всё и произошло: он родился в самом конце декабря, тридцатого числа. Остальные ребята, как на подбор, были январские-февральские. Другими словами, в анкете год рождения такой же, как у Антона, а на деле – почти на год его старше, сильнее и выше ростом. А лидер отряда, долговязый Федька Дубов по кличке Дубина, вообще родился, как будто специально, первого января.

Январские же парни следующего года, которые были младше Антона всего на неделю-две, попали в другой отряд и считались в его группе юниорчиками и мелочью пузатой. Такая вот нехитрая спортивная арифметика.

Старший лагерный тренер, мужик не без интеллекта, всю эту анкетную кухню терпеть не мог и распределял нагрузки на тренировках соразмерно фактическому возрасту подопечных. С его лёгкой руки Антону, единственному в отряде, давали иные нормативы – не такие, конечно, как у «мелюзги», но всё же ниже по шкале, чтобы не перегружать неокрепший организм. Этим-то Антон и заработал пренебрежительное отношение сотоварищей и обидную кличку «Малышок».

Особенно жестоко прозвучал ответ девочки, которую он пригласил вечером прогуляться до озера и поболтать:

– Не-е. Меня ж девчонки засмеют! Скажут, чего, мол, с мелким связалась?

Вика, красивая длинноногая брюнетка, также, как и Антон, закончила восьмой класс, и в первый день сборов явно строила ему глазки. Теперь же она смотрела на него как-то презрительно, точно он обманул её, подвёл. Впрочем, может, и так: не оправдал возложенных на него надежд.

Антон пробовал поговорить с Пал Саввичем, ведущим тренером, убедить его, что поблажек ему вовсе не надо, что он вполне дорос до нормативов старших своих погодков, и в конце концов тот заявил:

– Хорошо, Рымник. Упорство – верный признак победителей. Завтра эстафетные соревнования. Покажи, на что способен. Не подведи своих!

Антона поставили третьим в эстафете. Четвёртым, замыкающим, был самый сильный парень в отряде – Дубина.

Их команда бежала второй, и нужен был рывок, совсем небольшой, чтобы вырвать первенство. Антон вышел на старт и на трети дистанции показал неплохой результат. Сильные руки отталкивались от асфальта палками, и лёгкие лыжероллеры будто летели над землёй. На повороте перед последним участком ассистенты показывали ему жестами, что, мол, опережаешь остальных, так держать! Неужели он придёт первым? Преждевременное ликование накрыло с головой, опьянило. Мелькавшие вдоль трассы сосны, пронизанные лучами солнца, синее небо, блеск озера невдалеке – всё шептало: ты победитель. Оставался всего лишь километр до промежуточного финиша, где ждал Дубина… Но тут что-то произошло, точно снайпер подстрелил Антона.

Он глотнул воздуха и задохнулся.

Показалось, перекрыли кислород, а на ноги привинтили пудовые гири. И роллеры вдруг стали неповоротливыми, словно колёсики обмотало травой. Антон старался изо всех сил, но сердце колотилось бешено, и результат оказался настолько удручающим, что даже мощный Дубина, принявший у него эстафету на последнем этапе, не смог на последних пяти километрах наверстать упущенное.

Их команда на финише была где-то в конце. Не самой последней, но и в пятёрку лидеров не вошла.

Отчаяние было настолько сильным, что Антон не решался вернуться на базу, и только тренер Пал Саввич сумел подбодрить его:

– Ничего, Рымник. В целом, неплохо. Дыхалка ещё слабовата. Плавать тебе надо.

Ребята встретили его унизительным молчанием. И это было больнее, чем если бы они говорили что-то обидное. Антон же сам жестоко корил себя – он подвёл команду, прощения ему нет. Да, так бывает в спорте. Но для Антона та эстафета была неимоверно важной – важнее, чем все остальные соревнования, и значимей, чем личный спортивный зачёт.

Он так и не смог заснуть, ворочался всю ночь и на утреннюю тренировку вышел с убийственной головной болью и ватными ногами.

На общем построении один из парней – крепыш-боровичок Мухин – нарушил всеобщий бойкот:

– А пусть Малышок к юниорчикам переведётся. Там он звездой будет. А мы уж как-нить проживём без него!

Дежурный тренер равнодушно водил карандашом в журнале. И, несмотря на то, что тренировку в их отряде проводил впервые, сразу понял, о ком речь.

– Рымник останется. Разговоры прекратить, бегом марш.

Каждую свободную минуту Антон старался проводить в бассейне. Плавал допоздна, разрабатывал дыхание и тренировал выносливость.

– Угробишь себя, касатик! – причитала пожилая техничка тётя Фая. – После тренировок отдохнул бы, а ты тут надрываешься! Сердечко надсадишь!

Она неизменно качала седой головой и ровно в восемь вечера закрывала бассейн. До отбоя оставалось два часа, и, вопреки правилам и спортивному режиму, Антон втихаря пробирался на озеро, где его никто не мог видеть, и плавал до одури. У него был свой продуманный маршрут: до мыска, вступающего зелёной гребёнкой с противоположного берега, мгновение отдохнуть на песчаном пятачке, отсчитать двести ударов пульса и плыть обратно. Его ни разу не хватились: друзей он в лагере так и не завёл, ребята из его отряда разряжали не растраченную за день энергию на дискотеке, а тренерская гвардия и воспитатели закрывались в спальном корпусе – у взрослых своя жизнь. Никому не было дела до юного лыжника Рымника. И его это очень даже устраивало.

К концу первой смены личные показатели Антона заметно подросли. Тренерская команда одобрительно кивала, Пал Саввич довольно «угукал», глядя на электронный секундомер, хлопал парня по спине и бодро резюмировал:

– Вот видишь, какие-то полчаса в день в бассейне, а уже идёшь на чемпиона.

Ребята же продолжали его откровенно игнорировать. Нет, это не было травлей. Антон прекрасно понимал, могло быть хуже. Намного хуже. Его не зауважали, несмотря на достойные спортивные результаты, но и не трогали. И спасибо на этом.

Он чувствовал себя чужим, не растворимым в их среде, инородным телом, занозой, и единственной его отдушиной были усиленные тренировки и плаванье по вечерам.

– Допингом балуешься, Малышок? – спросил как-то Мухин после оглашения результатов личного зачёта.

– Нет, – твёрдо ответил Антон.

– А чего выделываешься?

Антон хотел было сказать: «А ты поднимай почаще свою жирную задницу с койки и тренируйся!» Но промолчал. Вспомнил отца, тот любил говорить: «Не сыпь стеклярус под нос Хавронье». Повернувшись спиной к Мухину, он направился в спальный корпус.

– Погоди ещё, выпендрила! – полетело ему вслед.

В начале второй смены в отряде появился новенький – Ильдар Хафизов. Откуда он был родом, Антон так и не понял – не то из Башкирии, не то из Дагестана. По-русски говорил с акцентом, хотя и правильно, но бойко отвечать на колкости парней не мог – больше отмалчивался и сразу превратился в очередной предмет насмешек Мухи, Дубины и остальных. Спортивные результаты у Хафизова были средненькие, и это тоже подстёгивало пацанов к желчным подколам.

С появлением новичка Антона оставили в покое. Все как-то переключились на несчастного Ильдара.

Антон чувствовал какое-то неуловимое родство с ним. Может, ещё и потому, что Ильдар, как и он сам, был декабрьским, хотя рослым и широким в плечах, под стать Дубине.

Хафизов ни с кем не общался, после отбоя сидел на койке, тупо глядя в окно, перебирал пальцами колоду карт, в которые никогда не играл. Не читал, телевизор не смотрел, на дискотеки не ходил, к Интернету был равнодушен, к девчонкам интереса не проявлял. Антон догадывался, как ему плохо, и пытался наладить с парнем хоть какой-то контакт. Тот неохотно отвечал на вопросы, сам ни о чём не спрашивал, и Антон даже думал плюнуть на эту затею. Не хочет – не надо! Никому никогда не навязывал Рымник своё общество и впредь не будет! Но Ильдар однажды подошёл к нему после тренировки и сказал:

– Ты здесь лучший.

Антон обрадовался его словам – даже не передать как! И не потому, что его похвалили, а просто… просто… Да сам не знал почему! И от полноты душевных переживаний он повёл вечером Хафизова к берегу озера.

– Я здесь тренируюсь. У меня дыхалка была слабая, тренер посоветовал плавать, а бассейн закрывают рано. Хочешь, будем тренироваться вместе?

Ильдар смотрел на него недоверчиво, а Антона распирало от радости, что он обрёл друга, товарища, с которым можно поделиться своей тайной. А с кем ещё, как не с ним? Новичок, с этим отчаянным, глубоким взглядом карих глаз, уже вкусил, почём фунт лиха. Разве не естественно, что он потянулся к Антону, сполна прочувствовавшему на своей шкуре, как это нелегко – быть белой вороной?

– А как ты в воду заходишь? Плавки же все в сушилке в бассейне! Запасные приносишь?

– Да здесь за километр живой души нет, кроме наших, лагерных! А тем не до этого! – улыбнулся в ответ Антон. – Нагишом плаваю. Кто меня видит?

– Совсем голым? – удивлённо переспросил Ильдар.

– Почти. Часы водостойкие с секундомером на руке оставляю – время засекать. Плаваю, сколько сил хватает. Динамика, конечно, не такая, как в бассейне, но это даже хорошо, крепче буду.

Антон скинул одежду, бросился в озеро и поплыл, рассекая руками прохладную воду. Хафизов так и остался стоять на песчаном берегу, недоверчиво глядя ему вслед.

– Давай не бойся! – крикнул Антон. – Здесь дно хорошее и омутов нет!

Ильдар покачал головой и пошёл прочь по тропинке, ведущей в лагерь.

На следующий день была назначена решающая гонка. На старт вышло человек тридцать – представители нескольких юношеских лыжных и биатлонных школ. Лидерами всегда были ребята из сосновоборского «Малахита», славившегося сильной подготовкой. Парни из его отряда заметно нервничали, тренеры нагнетали обстановку окриками и наставлениями.

Дали сигнал к началу масс-старта. Вдоль трассы стояли девчонки, подбадривали лыжников задорными криками и посвистом. Парни хорохорились, целовали воздух в направлении болельщиц – осторожно, чтобы не сбить дыхание. Но уже на следующем витке трассы большинство спеклось, кураж поубавился, все ожесточённо били асфальт палками, сипели и, чертыхаясь, заклинали свои роллеры двигаться быстрее. Антон шёл позади лидеров – у него была своя тактика, – а на последнем круге вырвался вперёд, обогнал едва дышавших мокрых Дубину, Муху и «малахитовских» чемпионов.

На финише, когда его хлопали по спине все – и свои, и чужие, а Пал Саввич громко щёлкал языком, что в переводе означало: «ну, уважил старика» – Антону сказали, что Хафизов сошёл с дистанции ещё на втором круге.

Антон прибежал в спальный корпус, но тот был пуст.

«В бассейне! Он тренируется в бассейне!» – осенила мысль.

– Закрыто, милок! – сказала тётя Фая через окошко.

– Я Ильдара ищу. Не видели? – крикнул ей Антон.

– Нет, соколик. Может, кто из родных к нему приехал?

И верно! Как он не догадался! К другим ребятам приезжали почти каждые выходные, а хафизовских предков он ни разу не видел. Наверняка, так и есть!

Вернувшись в отряд, он наткнулся на Вику.

– А ты молодец! Как это ты их всех сделал?

– А я подрос.

– Пойдёшь со мной на дискач сегодня?

– А девчонки не засмеют, что с мелким связалась? – с усмешкой спросил Антон.

– Обиделся, дурачок?

– Ни в одном глазу!

– Тогда приходи!

– Посмотрим. Как карта ляжет! – бросил он ей, удаляясь в свой корпус.

Надо было «держать фасон» перед девчонкой. На самом же деле сердце его колотилось от немыслимого счастья, готово было выпрыгнуть и станцевать брейк-данс прямо на полу в коридоре. Да, сегодня действительно его день! Конечно, он придёт на дискотеку, но не сразу, а как настоящий мачо – в самом разгаре, и пусть капризная Вика ждёт-грустит. Он подойдёт к ней и скажет: «Ты хотела танцевать со мной». Именно так: не «я хочу», а «ты хотела». А я, мол, так и быть…

От сладких мыслей кружилась голова. Какое там отдыхать после соревнований, когда молодая кровь бурлит с удвоенной силой, а энергия выплёскивается через край!

До дискотеки оставался час, и Антон решил сходить поплавать на озеро.

Начинало смеркаться. Он спустился по тропинке к зарослям тростника, разделся, положил одежду аккуратной стопкой на большой покатый камень и поплыл. Вода была по-южному тёплой. А, может, это только казалось ему, разгорячённому, хмельному от победы в гонке и Викиных слов?

Антон проплыл по своему маршруту легко и по времени быстрее обычного. Нет, определённо, сегодня Фортуна повернулась к нему наконец правильным местом!

Когда же он вышел на бережок, стряхивая воду с мокрых волос, точно пёс, то первое, что увидел – был тот самый камень. Его одежда исчезла.

Антон огляделся. В сгустившихся сумерках были заметны лишь силуэты тростника и деревьев. Нет, ошибиться местом он не мог: тропинка всего одна. Кто-то был здесь. Кто? Кто?

– Чьи это дурацкие шутки? – крикнул он в темноту.

Ни шороха.

Что делать? Идти вот так в лагерь?

Он посидел немного на камне, обдумывая ситуацию. М-да, история! На нём только часы! Но делать нечего – Антон сорвал несколько пучков растущих из воды стеблей, больно порезав ладони, связал их между собой и соорудил подобие бушменской набедренной повязки. Получилось даже здорово. Пройдёт время, он будет со смехом рассказывать об этом школьным друзьям, а уж как станет хохотать младший братишка!

Одно только прибавляло горечь – это сделал кто-то из своих.

К тому же на смену мысли, как он вернётся в лагерь, пришла другая: что ждёт его там? Вряд ли шутники ограничились только кражей одежды, непременно последует второй акт жестокой пьесы. И в чём он будет заключаться, Антон даже не мог предположить.

Он осторожно ступил на сырую от вечерней росы тропинку, подсвеченную слабыми лунными бликами. Сосновые иглы безжалостно впились в ступни.

«Гады! Хоть бы шлёпки оставили!» – думал Антон, и до слёз было ему обидно за свой нелепый комичный вид.

«Можно постучать в окошко тёте Фае. Если повезёт и она задержалась с уборкой, то откроет сушилку с плавками и полотенцами».

Эта мысль приободрила Антона, но тут в кустах по бокам дорожки зажглись маленькие точки. Ярче, ярче! Он мгновенно понял, что это фонарики. Сколько же их? Показалось, что сто или двести. И тут же раздался хохот – мощный, точно накатная волна.

В глаза ему засветили, словно прожекторами. Антон пытался закрыться рукой – прямой бесстыжий свет ослепил его.

Послышались шаги, хруст веток и ещё какие-то звуки, заглушаемые раскатистым гоготом.

– Ну что, Малышок? Искупался?

Антон силился рассмотреть лицо говорившего, но из-за фонариков это было сложно. Впрочем, какая уже разница: на дорожке, похоже, собрался чуть ли не весь отряд.

– В глаза не свети, придурок! – крикнул он в сторону насмешника.

Раздался новый всплеск хохота. Антон сделал шаг по тропинке и тут же упал – ему подставили подножку.

– Гляньте, кто тут у нас сверкает голой задницей! Нынешний чемпион!

Свет уже не бил в глаза так отчаянно, и Антон смог разглядеть лица.

Да, здесь был весь его отряд. Поодаль, на сосновой коряге, сидел Хафизов вместе с Дубиной и Мухой и ехидно ухмылялся.

Антон встал, гордо поправил набедренную повязку и сделал к ним шаг.

– Зачем, Ильдар?

Хафизов поморщился и сплюнул.

– Давай, Ильдарчик, сними с него сено! – подначивал Дубина.

Хафизов спрыгнул с коряги и подошёл к Антону.

– Не тронь! – он отступил на шаг назад.

Ильдар потянул руку к его бедру.

Антон сжал кулак, сильно, до хруста пальцев, и со всего маху засадил ему в челюсть. Ильдар упал, взвизгнул и сочно выругался.

Антон ожидал нападения остальных, но те не спешили. Обветренная кожа горела, глаза болели от света. Хафизов медленно поднялся, вытирая кровь с губы.

Все заулюлюкали и начали надвигаться на Антона.

Позади было озеро. И больше никаких путей отступления.

– Ну же, Ильдарчик! Твой ход, – потешались парни. – И часы с него сними!

Хафизов снова сделал шаг вперёд.

– Только посмей, предатель! – прошипел Антон.

Кольцо сжималось. Страха не было, голова работала отлично. Он понимал, что будет драка, и был внутренне готов к ней.

…А ведь он считал Хафизова своим приятелем, почти другом. Почему? За что Ильдар так поступил с ним – с единственным в отряде, кто отнёсся к нему по-человечески? Получается, один изгой с животным наслаждением находит ещё большего изгоя, над которым так сладко поглумиться, высвобождая собственную подленькую забитую душонку. И всё внутри шепчет ему: «Смотри, ты не самый убогий, есть хуже тебя. Радуйся!»

Антон почувствовал, как в висках начал тикать часовой механизм. И злость на Хафизова залила глаза.

– Ну, что же ты, Ильдарчик! Слушай, что тебе хозяева говорят! – крикнул Антон. – Валяй, сними с меня часы. Только сначала догони!

Сделав несколько прыжков вниз по тропинке, он бросился в озеро. Под азартные выкрики толпы Хафизов, в чём был, в джинсах и майке, скинув на ходу лишь кеды, плюхнулся следом. Антон сорвал тростниковую повязку, чтобы не мешала движению, и поплыл, рассекая тёмную воду сильными руками.

– Давай, Ильдарчик, догони его! – свистели парни на берегу.

Хафизов был выше ростом и мощнее, и в целом выходило, что на три его маха в кроле приходилось четыре маха Антона. Но не зря сегодняшний чемпион Рымник ежедневно проплывал километры: он уходил от соперника стремительно, удаляясь с каждым толчком всё дальше.

С берега слышались подбадривающие вопли. Они напомнили Антону недавно закончившуюся гонку – трассу в сосновом лесу, болельщиков, его первую большую победу. Эти мысли придали ему сил, выровняли дыхание, и расстояние до знакомого мыска на противоположном берегу начало сокращаться с удвоенной скоростью. На середине озера Антон оглянулся.

Хафизов был метрах в тридцати от него, шлёпал по воде руками, точно мельничными лопастями, и выдыхал с таким рёвом, что казалось, плыл совсем рядом, – вода далеко разносила его всхрапы, размазывая их по озерной глади. И вдруг затих.

Антон продолжал плыть, удивляясь, как легко ему даётся второй за сегодня марш-бросок до мыска. Снова обернувшись, он увидел, что Хафизов болтается на середине озера, точно поплавок, то уходя под воду, то выныривая на поверхность. В свете луны его фигура отчётливо вырисовывалась на зеркале озера. Антон понял, что Ильдар изрядно глотнул воды.

– Эй! – крикнул он своему преследователю. – Ты что, тонешь?

Хафизов снова ушёл под воду и, вынырнув, с хрипотой закричал:

– Помогите!

Вода вновь сомкнулась над его головой. Антон рванул к Ильдару, на пределе собственных сил и возможностей отбивая по воде руками, отталкиваясь ногами, словно существовала точка опоры.

– Держись! Слышишь! Держись!

Между ними ещё оставалось метров десять, когда, исчезнув в очередной раз, голова Хафизова больше не показалась на поверхности озера. Антон в отчаянии закричал, что есть мочи, сделал последние рывки к небольшой воронке, поглотившей его соперника, и нырнул в глубину.

Тьма была кромешной. Он проплыл вертикально вниз несколько метров, пока не заложило уши. Держался до последней капли кислорода в лёгких, лихорадочно шаря руками вокруг себя. Но бесполезно!

Вынырнув и жадно глотнув воздуха, он снова прыгнул в тёмную коварную воду, подобно копью ушёл на глубину. И вдруг рука его наткнулась на что-то, пальцы обволокло мягким. Слепая надежда, что это курчавые волосы Хафизова, заставила Антона со всей силой схватиться за них и потянуть на себя.

Вес оказался большим, не давал всплыть. Мозг Антона отсчитывал секунды до нового глотка воздуха, но груз тащил его на дно. И до поверхности, где так призывно плескался лунный свет, где был кислород, сулящий жизнь, – была вечность пути. В какой-то миг ему показалось, что конца у этой пропасти нет, что ему не хватит дыхания и он навсегда останется в холодном озёрном плену.

«Брось его! – стучало в висках. – Только тогда выживешь сам!»

Но Антон упрямо тянул свою ношу наверх.

«Нет, только с ним, только вдвоём. Пусть он предатель, но я не могу, не могу оставить его умирать!»

Он почувствовал какой-то привкус во рту и успел удивиться: не знал, что озеро имеет вкус и запах. Он тонет? Утонул?

Антон сделал последний мощный рывок и вынырнул на поверхность, с сипом заглотив воздух пополам с водой. Вторым невероятным усилием – до сведения суставов – он вытащил на поверхность руку…