Текст книги "Разочарование"

Светлана Замлелова
Разочарование

* * *

Во время оно Нелли Поликарповна Андрофагина, дама статная и необычайно яркая, занимала пост Второго Секретаря Районного Комитета, что давало ей целый ряд преимуществ перед обыкновенными гражданами.

Во-первых, в её распоряжении был просторный, прекрасно обставленный рабочий кабинет окнами в парк, где росли старые, источавшие в летнюю пору густой, ни с чем не сравнимый кисловатый запах, дубы. Послушный ветру, запах иногда долетал до начальственного носика, навевал романтические настроения и отвлекал тем самым от работы. А осенью, одевавшие золотом землю дубовые листья, пели для Нелли Поликарповны свою тихую прощальную песнь. Тогда Нелли Поликарповна грустила, подходила к окну и, казалось, вспоминала о чём-то очень далёком, но чрезвычайно любезном её сердцу.

Во-вторых, по городу Нелли Поликарповна перемещалась не иначе, как посредством служебного автомобиля «Волга». Самой последней модели, с обтянутыми светлой кожей сиденьями, с бархатными занавесочками на задних оконцах, но главное – с телефоном! И не покидая пределов «Волги», Нелли Поликарповна могла связаться с любой точкой нашей беспредельной Родины! Водитель «Волги» Стасик, молодой человек, обязанный работой своей наружности, – нет, нет! Не подумайте ничего дурного! Не только Нелли Поликарповну, но и Первого Секретаря, и всех «замов» возили исключительно красавцы! – Стасик подгонял «Волгу» к подъезду, а Нелли Поликарповна, эффектно появившись в дверях райкома, шествовала засим к машине с таким видом, что, казалось, говорила: «Хочу быть Владычицей Морскою!» Завидев её, прохожие останавливались и, должно быть, шептали: «Матушка-барыня! Благодетельница!». И только, что не ломали шапок.

В-третьих, Нелли Поликарповна ненавидела очереди и потому отовариваться предпочитала в райкомовской столовке, где продукты были наисвежайшие, и отпускали их, как выразился классик, «по самой сходной, отнюдь не обременительной цене».

Но главное! Главное, и это в-четвёртых, заключалось в том, что, благодаря своему положению, Нелли Поликарповна имела обширнейшие связи. Она была знакома с директорами магазинов, дружила с главными врачами, была накоротке с артистами и художниками, с профессорами и генералами! Одним словом, у Нелли Поликарповны было именно то количество друзей, которое, как известно, ценится гораздо более, чем такое же количество денег. А потому стоит ли и говорить о прекрасной квартире, о даче в тихом месте, о прочих вожделенных вещах. У Нелли Поликарповны было всё.

Единственное, пожалуй, чего у Нелли Поликарповны не было, так это своих собственных детей. Но и здесь «наша Нелли», как называли её за глаза сослуживцы, не осталась обделённой.

В ту пору, о которой идёт речь, единственной дочери старшего брата Нелли Поликарповны было лет двенадцать. Или что-то около того. Востроглазую девочку с толстой косой и ямочками на вечнорумяных щеках звали Машей. Это была самая обычная девочка-подросток. Немножко легкомысленная, немножко угловатая, но в целом – милое и доброе создание. Она не знала ни в чём нужды, – при такой-то тётке! – была весела и беспечна. Одно только и омрачало её юность. Чуть распускалась листва и появлялись первые цветы, как опухал у Маши нос, краснели глаза – начиналась аллергия. Заболевание, надо сказать, пренеприятнейшее, не признающее лекарств и вечно морочащее головы эскулапам.

Куда только ни возили Машу, каким врачам только её ни показывали – ничто не давало результатов. Врачи, точно сговорившись, в бессилии своём не признавались, а и вылечить зловредную болезнь никто из них не мог.

Так было до тех пор, пока Нелли Поликарповна однажды не воскликнула:

– Надо показать её настоящим специалистам!

И добавила:

– Я договорюсь…

И Нелли Поликарповна принялась перебирать в уме всех своих знакомых, так или иначе связанных с медициной. Перебрав почти всех, она внезапно вспомнила, что какое-то время тому назад присутствовала на банкете по случаю присвоения звания академика хорошо знакомому ей по работе в районе, врачу.

Всем хорош был новоиспечённый академик: и умён, и обходителен, и дело своё знал. Одно только и смущало Нелли Поликарповну. Академик этот служил главным врачом в… лепрозории.

Нет, нет! здесь нет никакой ошибки! Именно в лепрозории. Иными словами, в заведении, где лечат от лепры.

Надо сказать, что лепра – плохая болезнь. Такая, что и татарину злому не пожелаешь. Начинается она незаметно – с лёгкого недомогания. Засим проступает на коже белыми пятнами, которые вскоре обращаются в язвы. И тут уж только держись! Слабеет зрение, пропадает голос, рассасываются кости – человек превращается в трухлявый пень, рассыхаясь и рассыпаясь заживо. Заболевших, слава Творцу, немного, но, помилуйте, нельзя же допустить, чтобы эти несколько прокажённых разгуливали по улицам, обедали в ресторанах и вообще вели активнейший образ жизни! В средние века прокажённых, наводивших ужас на население, попросту изгоняли из городов, запрещая им всяческие сношения с людьми здоровыми и обязывая каждого носить на шее колокольчик, звяканье коего предупреждало окружающих о близости больного. Но в наш просвещённый век существуют лепрозории, где заболевших не только лечат, но и привлекают к посильному труду, что, как известно, всегда благотворно влияет на процесс выздоровления. Говорят, будто научились лечить лепру. Чёрт его знает, может, и научились! Но ведь что должен чувствовать заболевший при одной только мысли: «А ну как, не научились…».

«А ну как, не научились…» – кусала губы Нелли Поликарповна, разглядывая портрет вождя мирового пролетариата, висевший, вопреки обыкновению, не над столом, а в простенке над дверью.

«А ну как, не научились… Хотя… Чего я?.. В Советской стране достигнуты значительные успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями. С холерой, с тифом, с этой… как её!.. С чумой! Ну, и с лепрой, наверное… Советское правительство осуществляет ряд мероприятий по оздоровлению трудящихся и улучшению медицинского обслуживания населения. В результате чего в целом по стране снижена заболеваемость инфекционными болезнями и смертность от них…» – так думала Нелли Поликарповна, скользя взглядом по рыжей бородке и галстуку в горошек.

К успехам в борьбе с заболеваниями примешивалось чувство благоговения перед словом «академик». Слово это манило, внушало доверие и обещало моментальное исцеление от всевозможных недугов. К тому же других знакомых академиков от медицины у Нелли Поликарповны не было…

И потому, усадив назавтра Машу на заднее сиденье автомашины «Волга», Нелли Поликарповна полным решимости голосом скомандовала Стасику:

– В лепрозорий!

Стасик мотнул головой, машина захрипела, зафыркала и, спотыкаясь, понеслась по пыльной дороге…

Уж кому-кому, а Маше идея посетить лепрозорий приглянулась необычайно. Зная о проказе из Стивенсона и Лондона, Маша воображала себе мешки с прорезями для глаз и колокольчики, звуки которых отдаются в душе страшной, нечеловеческой тоской. А дальше!.. Дальше воображение подсказывало ей самые невероятные, самые причудливые сюжеты. То представлялось, что прокажённые зачем-то выкрали и утащили её в лес. Чем заканчивалась эта история, Маша не могла додумать и потому переключалась на новую. И тогда виделось ей, как она, Маша, ученица шестого класса «В» самой обыкновенной средней школы, вдруг неожиданно для всех изобрела лекарство от проказы. Вот так взяла и изобрела. Как именно, и что это за лекарство, Маша не знала, но только видела она себя в костюме сестры милосердия, проходящей по рядам и исцеляющей страшную болезнь. Халатик на Маше беленький, шапочка беленькая, из-под шапочки волосы струятся распущенные. А на ногах – туфельки на «шпильках»! Прокажённые лежат штабелями прямо на улице, а Маша к каждому подходит и лечит, лечит… А слава уж катится впереди красавицы-докторицы, и поступают ей приглашения из лепрозориев всего мира… Одноклассницы завидуют, одноклассники все до одного влюбляются в Машу, а учителя рвут на себе волосы и недоумевают, как это они раньше не распознали гениальную девочку. «Прозевали!» – думала Маша и даже злорадно улыбалась.

А машина тем временем выехала из города и вприпрыжку бежала по лесной дороге. Вскоре, однако, она остановилась и, дождавшись, пока кто-то невидимый отворит железные ворота, въехала на огороженную со всех сторон территорию.

Выскочившую из машины Машу постигло разочарование. Кроме нескольких двухэтажных корпусов, серого бетонного забора да самого леса, вокруг ничего не было. Вместо прокажённых, приезжих встретили огромные чёрные ели, закрывавшие собою солнце. Вместо колокольчиков звенели лесные птицы. Ели то и дело тяжело вздыхали и покачивали пушистыми лапами.

Вслед за Нелли Поликарповной Маша прошла в один из корпусов и вскоре оказалась в самом обычном врачебном кабинете. Письменный стол, шкафчик со стеклянными дверцами, клеёнчатая кушетка и ширма. Необычна была лишь просунутая в открытую форточку мохнатая лапа ели, росшей прямо под окнами кабинета.

Когда Маша и Нелли Поликарповна вошли, навстречу им из-за стола поднялся не старый ещё, коренастый, с хорошим цветом лица человек. И если бы не огромные очки с сильными диоптриями, из-за которых глаза его казались не больше горчичных зёрен, про него можно было бы сказать «пышущий здоровьем». Это и был академик-лепролог.

– Нелли Полика-арповна! – развёл он руками при виде вошедших.

– Здравствуйте, Николай Валерьевич, здравствуйте…

– И вам здравствовать, почтеннейшая…

И Николай Валерьевич, в одну секунду очутившись возле Нелли Поликарповны, припал к её руке. Наконец он оторвался и обратил внимание на Машу.

– А это что за прелестнейшее создание? – спросил он, взвешивая в руке Машину косу.

– Вот, Николай Валерьевич. Прошу, так сказать, любить… Племянница моя. Мария.

– Кто мо-ожет сравни-иться с Мари-ией ма-еэй!.. – пропел зычно Николай Валерьевич и, довольный, очевидно, тем, как удачно ему удалось подменить Матильду на Марию, засмеялся.

– Прошу вас, милейшие дамы… Прошу вас, – приобняв одной рукой Нелли Поликарповну, другой – Машу, академик подвёл их к двум, судя по всему, специально приготовленным креслам. Усадив гостей, он поспешил занять своё место. И, когда наконец все расселись, разговор возобновился.

– Я, Николай Валерьевич, изложила вам свою просьбу по телефону. Так уж вы не откажите. Дайте, так сказать, совет. Вы ведь у нас – светило!.. А то замучился ребёнок, совсем замучился…

При слове «ребёнок» Маша заёрзала в своём кресле и метнула на тётку недовольный взгляд.

Николай Валерьевич, слушавший Нелли Поликарповну с нежной улыбкой, прижал правую руку к груди.

– С удовольствием, уважаемейшая, с удовольствием. Чем могу – помогу. Я ведь с аллергиками постоянно дело имею. У наших у многих аллергия. Целый ряд инфекционных заболеваний, прелестнейшая Нелли Поликарповна, сопровождается аллергией. В том числе и лепра… Это – так называемая, инфекционная аллергия… Но у вас, как я понимаю, иной случай…

Отчего-то, когда академик заговорил о лепре, Нелли Поликарповне стало не по себе. Что-то такое вдруг зашевелилось внутри. Что-то липкое оторвалось от сердца и поползло вниз. И тотчас разлилось в животе противным холодком.

Чтобы отогнать от себя неприятную мысль, Нелли Поликарповна одёрнула пиджак и разгладила на коленях юбку. Но это не помогло. Нелли Поликарповной прочно овладело тяжёлое, гнетущее чувство. Чувство это стало расти, и вскоре достигло таких пределов, что Нелли Поликарповне пришлось сознаться самой себе, что же вдруг её испугало: «А ведь он здесь, наверное, прокажённых осматривает… – подумала она, обводя взглядом кабинет академика. – А иначе, зачем ему здесь кушетка, ширма… И склянки эти в шкафу… У-у-у…» Тут холодок побежал у Нелли Поликарповны от затылка вниз по спине, и она невольно подёрнула плечами. Ей вдруг неприятен стал сам академик. И громадные очки его с толстыми стёклами, и эта дурацкая привычка вворачивать на каждом шагу превосходную степень, и какой-то девчачий румянец во всю щёку, и кабинет его, и ёлка в окне…

И Нелли Поликарповна вспомнила, как во время поездки по Индии видела она прокажённых. Как несчастные с отвалившимися фалангами пальцев, с обезображенными, распаханными лицами расположились у берегов священной реки, нагоняя на проезжающих страх и внушая отвращение к себе, к недугу и даже к самоё реке, в водах которой они то и дело принимались беззаботно плескаться. Конечно, беззаботность эта была кажущейся, но одно то, что исковерканные, изуродованные болезнью люди купались в реке, а не лежали на смертном одре, наводило на мысль о том, что сами больные не понимали всего ужаса своего положения; и заставляло относиться к ним с настороженностью. Тут среди купающихся увидела Нелли Поликарповна Машу… Холодный пот проступил на челе Второго Секретаря. Краска сошла с ланит…

«Боже мой, что же это я делаю?! Ещё и Машку сюда притащила… Бес меня, что ли попутал… дуру старую… Да пусть бы она лучше ещё сто лет чихала… Подумаешь тоже, аллергия! Мало ли аллергиков… Ничего, живут, чихаючи…»

И так вдруг страшно стало Нелли Поликарповне, что захотелось ей немедленно, вот сию же секунду, схватить Машу за руку и бежать, сломя голову. С трудом удержалась она, чтобы не сорваться с места.

– Носовые ходы опухают, глаза слезятся и краснеют… Преимущественно на пыльцу растений… Ага!.. Это – пол-ли-ноз! Сенная, так сказать, лихорадка… Ну-с, дитя моё, вот вам пилюли, – и академик достал из своего стола две маленькие коробочки, – вот капельки. Как принимать, я распишу… Дражайшая Нелли Поликарповна, мне всё ясно…

Академик улыбнулся своей нежной улыбкой и принялся строчить что-то на клочке бумаги. Пока он писал, Нелли Поликарповна украдкой посмотрела на Машу. Развалившись в кресле, Маша теребила кончик своей косы, то распушая, то накручивая его на палец. Безразличие и лень, которые источали вся её фигура и поза, несколько успокоили Нелли Поликарповну. Но когда Николай Валерьевич подал ей листок, исписанный похожим на арабскую вязь почерком, Нелли Поликарповну снова передёрнуло. «Врачей как будто специально учат писать неразборчиво. Они, наверное, думают, чем непонятнее написано, тем ценней их рецепт…»

– Вот, очаровательнейшая Нелли Поликарповна, я даю вам лекарства и подробную к ним инструкцию… А вообще-то, главное в этом деле – выявить аллергены, а после свести к минимуму их влияние. И не стоит так волноваться…По большому счёту, всё это… пустяки… Аллергия, я имею в виду.

– Смотря с чем сравнивать, Николай Валерьевич… Смотря с чем сравнивать… – Нелли Поликарповна убрала рецепт в ридикюль и поспешила обратиться за помощью к часам. – Что ж, благодарю вас, любезнейший Николай Валерьевич… Вы очень добры… Если что – обращайтесь. Я – человек благодарный… А сейчас извините – пора!.. Дела!

И Нелли Поликарповна поднялась со своего кресла. Вслед за ней поднялся и академик.

– Ка-ак? Чудеснейшая Нелли Поликарповна! Может, пообедаете со мной? У меня здесь… неплохо готовят…

«Он ненормальный, что ли? Чего предлагает… И кто это у него здесь готовит?» – мелькнуло у Нелли Поликарповны. Но виду она не подала.

– С удовольствием, Николай Валерьевич, с превеликим удовольствием, но только в другой раз. Надо ехать – дела!.. Мария, пойдём. Всего доброго, Николай Валерьевич. Не провожайте…

– Ну, что ж… Спасибо, что заглянули ко мне, приятнейшая Нелли Поликарповна. Только вот что… я подумал… Вы, – и академик кивнул на Машу, – в институт-то собираетесь поступать?

– Ну, неужели, Николай Валерьевич! Что за вопрос!.. А в чём собственно дело? – Нелли Поликарповна задержалась в дверях.

– Если вы в медицинский надумаете, то… пожалуйста, не стесняйтесь… Я устрою.

– Благодарю вас, Николай Валерьевич. Обязательно воспользуемся. До свидания…

Налетел ветерок, еловая лапа в окне качнулась, прощально махнула и опять замерла.

– В райком? – спросил, заводя машину и зевая, красавец Стасик.

– Какой райком?! Домой, к маме домой! Быстро, Стасик!

И через полчаса «Волга» уже подъезжала к жёлтому пятиэтажному дому, где жили родители Нелли Поликарповны.

Ворвавшись в квартиру к старикам, Нелли Поликарповна первым делом потребовала спирту.

– Спирту? – удивилась мама Нелли Поликарповны, благообразная, чистенькая старушка в цветастом переднике, – Откуда же у нас, Неллюшка, спирт… Водки, наверное, есть бутылочка…

– Давай водку, мама! Только скорей!.. И ванну! Ванну горячую… Сначала Машке, потом мне…

Спустя некоторое время, Маша и Нелли Поликарповна, обе распаренные, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами, пахнущие с головы до ног водкой, сидели на кухне и с удовольствием хлебали щи. Вдруг, точно вспомнив о чём-то, Маша отложила ложку.

– А таблетки такие, – произнесла она, втягивая носом, мне уже выписывали. От них только спать хочется…