Текст книги "Слово Предстоятеля (2009-2011). Собрание трудов. Серия 1. Том 1"

Слово по окончании благодарственного молебна в Успенском соборе Московского Кремля
2.02.2009

Ваши Блаженства, Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, дорогие отцы, братья и сестры!

Совершая молебен и заупокойную литию в самом главном храме нашей Церкви, историческом Патриаршем Успенском соборе, мы вспоминали имена почивших Первосвятителей Церкви нашей – митрополитов Киевских и Московских, Патриархов, которые издревле имели титул «Патриарх Московский и всея России и всех северных стран», и Святейших Патриархов Московских и всея Руси, в новейшее время правивших Церковью. Мы вспоминали также святых угодников Божиих, которые принимали Первосвятительский престол Церкви Русской, мы просили у них помощи в нашем общем странствии к Царствию Божию, в паломничестве, которое совершает вся наша Церковь навстречу Спасителю, Господу нашему. Мы молились о том, чтобы надежда никогда не покидала нас, чтобы в любой момент жизни своей мы имели силу и мужество сказать вместе с апостолом: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр. 22, 20).

Мы вспоминали также и подвиг почивших Первосвятителей Церкви нашей. Ни одно Первосвятительство и ни одно Патриаршество не было легким и удобным: Господь воздвизает как на Первосвятительский престол, так и на престолы святительские в то или иное время людей, готовых к принятию трудностей именно их времени.

Вот и сегодня на святительских престолах пребывают архиереи Божии, которым надлежит с верой и надеждой, с чистым сердцем, мудростью и мужеством встречать радости и скорби нашей повседневной жизни, стараясь о Царствии Небесном.

Когда мы вспоминали имена наших почивших предшественников, то обращались мыслью к их временам. Человеческая память не может удержать долгого исторического периода – мы знаем историю по книгам. Для Бога же нет истории, для Него нет прошедшего, настоящего и будущего. Бог вне человеческой истории и вне времени, для Него наши предшественники, мы сами и те, кто будет после нас, – это все Его народ, Его паства, которую Он ведет в Свое Небесное Царствие.

История нас многому учит, но не дает полного вéдения, и только в молитве, вспоминая подвиг предшествовавших нам Первосвятителей и святителей, мы можем сердцем, а не только умом, соприкоснуться с их опытом, благочестием, с подвигом их жизни. А потому и умудрение наше, которое всегда корнями уходит в прошлое, должно основываться не только на том, что мы узнаем разумом, но и на том, что говорит сердце, когда мы молимся святым Божиим угодникам. Ибо мы верим, что через них обретаем помощь и силу от Господа.

Молитвами всех святых, в земле нашей просиявших, молитвами святителей, которые стояли у кормила церковного корабля, да ограждает Господь Церковь нашу от треволнений и бед и да дарует всем нам дух премудрости и разума… дух страха Божия (Ис. 11, 2–3). Аминь.

Интервью корреспонденту газеты «Известия»[6]6
  «Церковная жизнь должна быть служением» // «Известия». 2009. № 112/27658 (12 мая).


[Закрыть] по прошествии первых ста дней со дня интронизации
12.05.2009

– Ваше Святейшество, что оказалось самым тяжелым и самым радостным для Вас после избрания Патриархом?

– Самым сложным стало ощущение многократно возросшей ответственности, а самым радостным – та помощь словом и делом, которую я ощущаю ежеминутно. Особенно я благодарен всем православным христианам, поддержавшим меня главным – своими молитвами.

– Поместный Собор центральной задачей объявил преодоление разрыва между христианством номинальным и настоящим. Насколько велик этот разрыв? Почему он возник? Ведь атеистический режим рухнул давно, открыты храмы, более 20 лет служители Церкви – желанные гости в газетах и на телевидении. Чего не хватает для успешной проповеди?

– Не будем забывать, что разрушение Церкви шло в нашей стране почти столетие, а возрождать что-либо всегда сложнее и дольше, чем рушить.

По разным соцопросам, от 60 до 80 % россиян называют себя православными. При этом воцерковлены около 10–12 % (это те, кто регулярно исповедуется и причащается), для остальных Православие остается формой культурной идентичности. Я не думаю, что это плохо само по себе, однако, восприняв Православие как культурную традицию, важно понять и принять ее духовно-нравственное основание. От внешнего необходимо двигаться к внутреннему. К этим «культурным» православным и обращена сегодня в первую очередь миссия Церкви. Конечно, перед нами стоит очень непростая задача. Наряду с субъективными причинами, мешающими приходу современного человека в Церковь, существуют и некоторые особенности сегодняшней церковной жизни, которые требуют серьезного внимания, а возможно, и изменения. И все же количество людей, приходящих к подлинной вере, растет. А значит, исполняется главная задача Церкви – проповедь Евангелия и приведение людей не просто в храмы как памятники истории и шедевры искусства, а ко Христу.

– Значит, нашу Церковь ожидают изменения? Если да, то какие?

– О реформе вероучения речи нет и быть не может, ведь неизменен Сам Бог. Другое дело – и это еще одна из задач современных миссионеров и богословов, – мы должны научиться озвучивать вечные истины применительно к сегодняшнему дню, открывая присутствие Христа в современной жизни, в обстоятельствах настоящего времени.

Изменения же могут произойти (и происходят) в области административного управления, форм и методов проповеди, способов миссионерского служения – важнейшей задачи Церкви.

Новые ответственные функции получил Отдел внешних церковных связей – визитная карточка Русского Православия в межцерковных, межрелигиозных и международных отношениях. Создана общецерковная аспирантура, призванная активизировать научную и образовательную деятельность внутри Церкви. Начал работу самостоятельный Отдел по взаимодействию Церкви и общества, миссия которого будет обращена в том числе и к тому большинству, которое делает пока первые шаги в сторону Церкви или внутри нее. Церковь должна жить нуждами своего народа, привнося духовно-нравственное измерение в различные сферы общественной жизни.

В последнее время в печати появляется все больше пусть даже порой критических, но компетентных и неангажированных материалов о Церкви. Однако бо́льшая их часть касается внешней стороны церковной жизни, а вот говорить языком современной журналистики о смысле христианской веры получается далеко не всегда. Возникает конфликт форматов. Скажем, можно сейчас вкратце объяснить, что для христианина главное – вечная жизнь и свобода от греха, обрести которую человек может лишь соединившись с Богом. Но почему Церковь верит именно так и что это означает? Для ответов на такие вопросы не хватит и всего интервью, и всей газеты. В современном информационном обществе мы должны научиться говорить понятно и доступно, не утрачивая при этом важных смыслов и оттенков. Я уверен, что это возможно. В том числе и с этой целью создана еще одна синодальная структура – Информационный отдел.

Все эти изменения должны сделать Церковь более открытой, более близкой современному человеку. Мы не должны создавать себе уютный мирок «спасительного гетто», но обязаны идти к людям, входить в их жизнь – проповедью, делом, любовью…

– Священники идут сегодня даже на рок-концерты. Разделяете ли Вы мнение о том, что наше юношество воспитывается с большими изъянами? Как привлекать молодых к Церкви?

– И Церкви, и России сегодня нужна думающая молодежь, способная принимать решения и критически воспринимать ту информацию, которую обрушивает на нее современный мир.

Но это невозможно без получения качественного образования, частью которого должно стать воспитание личности и гражданина. Наша молодежь переживает кризис, она лишена четких ценностных ориентиров. У Церкви такие ориентиры есть. Яркий пример – история российских новомучеников, убедительного свидетельства о силе и правде Церкви. Всего семьдесят лет назад тысячи людей умирали за Христа, сохраняя для нас Его Слово и Его Церковь. А что знает молодое (да и старшее) поколение, например, о Бутовском полигоне, где в земле покоятся мощи сотен этих святых? А ведь это не единственное место в нашей стране, которое должно стать местом памяти, смысловой скрепой, соединяющей прошлое и будущее.

Мы обеспокоены нравственным климатом в школах, формирующих личность человека, его представления о добре и зле. Именно это является предметом нашей заботы, а не лоббирование какого-то отдельного предмета школьной программы, как часто пытаются представить нашу позицию. Мы за то, чтобы нравственное воспитание было обязательным, но разные мировоззренческие группы получали бы его в духе именно своих убеждений. Православные – в православном духе, мусульмане – в исламском, неверующие – в духе светской этики и так далее. Вместе с тем в стране, культурный код которой сформирован Православием, подрастающие граждане не могут не иметь базовых представлений о православной культуре. Об иконописи, церковной архитектуре, историческом пути Православной Церкви. Такие же знания о других традиционных религиях страны могут содержаться в курсах истории, обществознания.

А что касается рок-концертов… Мы готовы говорить с представителями разных субкультур, в том числе и молодежных. И говорить на понятном им языке. Однако Церковь – шире и глубже любой субкультуры, она является базисом национальной культуры нашего народа. И если мы говорим на языке молодежной субкультуры, то помним главное – для чего мы это делаем. Как говорил апостол Павел: Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9, 22).

– Вы сразу после избрания Патриархом в качестве принципа церковной жизни провозгласили: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь». Что главное, а что второстепенное?

– На самом деле, это очень древняя христианская формула. Главное для Церкви – это вера во Христа, наше евхаристическое единство, поэтому любые расколы воспринимаются нами в первую очередь как великая трагедия, как победа греховной человеческой природы над тем, что заповедал Господь.

Вместе с тем немало вопросов внутри Церкви требует диалога, и мы приветствуем любую дискуссию, если она серьезна и ведется в уважительном тоне. Синод недавно постановил начать подготовку к созыву Межсоборного присутствия – особого совещательного органа, где не только духовенство, но и миряне смогут обсуждать важные для Церкви проблемы.

И наконец, я просил бы не забывать о последнем и самом главном компоненте упомянутой формулы – о любви, но любви не просто как эмоции, а как некоем фундаментальном начале в отношениях между Богом и человеком, о той Любви, которой Библия называет Самого Бога. Без нее единство и разномыслие никогда не смогут сочетаться.

– Под Вашим руководством были подготовлены вероучительные документы, отражающие православное понимание свободы. Об этом говорится и в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», и в «Основах учения о достоинстве, свободе и правах человека». Речь там идет о том, что свобода – это прежде всего свобода от греха. А нужны ли православному человеку политические свободы, свобода слова, собраний, выборы, наконец?

– Политические свободы, конечно, важны, но здесь все упирается в два понятия, о которых говорится в упомянутых вами документах. Церковь говорит о свободе от греха, обрести которую можно лишь во Христе, а также о свободе выбора, которая есть у каждого человека и является Божественным даром. Но стоит помнить, что, делая выбор в пользу зла, человек постепенно становится его рабом, в конечном итоге лишая себя свободы. Без нравственных ориентиров любая политическая свобода разрушительна для человека.

– Еще один актуальный сегодня вопрос – отношения Церкви и государства. Говоря об этом, Вы не раз употребляли термин «симфония», применявшийся в православной Византии…

– …но так ни разу и не воплощенный в жизнь за всю церковную историю, потому что симфония подразумевает как раз независимость светской и духовной властей друг от друга, их сотрудничество, но ни в коем случае не слияние. Когда же Петр I отменил Патриаршество и сделал Церковь государственным министерством, ни о какой симфонии и речи не могло быть. Тем более в Советском Союзе…

– По-вашему, теперь это можно исправить?

– Отчасти да. Конечно, в нашем испорченном грехом мире идеал всегда недостижим, но сейчас мы имеем возможность максимально приблизиться к нему. При всех существующих трудностях Церковь сегодня сохраняет, с одной стороны, независимость, а с другой – дружественные отношения с государством. И мы должны использовать этот потенциал в самых разных сферах. К примеру, в образовании или в деле защиты прав человека.

Мне кажется важной высказанная недавно идея привлечь православное духовенство к решению вопроса о помиловании. Тот, кто годами посещает колонии, исповедует осужденных, знает души этих людей и специфику тюремной жизни, может стать таким ходатаем, которому доверяют обе стороны: и просители, и государство. Кстати, у Церкви здесь большой исторический опыт: она издревле обладала правом «печалования», то есть заступничества за людей перед лицом государства. И сегодня Церковь готова отстаивать интересы своего народа, так же, как готова помогать государству в его благих начинаниях.

– Мы слышали, с какой болью Блаженнейший митрополит Владимир призывал молиться за уврачевание раскола на Украине. Ваше Святейшество, поделитесь своей оценкой положения в этой стране.

– Положение на Украине действительно сложное, и в первую очередь потому, что в основе раскола там лежит политический расчет, желание некоторых деятелей использовать Церковь и веру людей в своих целях, никак не связанных с целями собственно христианскими. Это еще одно доказательство того, как аккуратны должны быть политики, касаясь религиозных вопросов. И как опасно, когда кто-то пытается в своих корыстных политических целях разыграть «церковную карту».

Мы воспринимаем Киев как южную столицу Русского Православия. Отсюда берет начало единая для всей восточнославянской цивилизации традиция. И сегодня, как никогда, православные России, Украины и Беларуси осознают важность духовного единения исторической Руси, разделенной политическими границами.

– Вы часто встречаетесь с государственными деятелями. Зачем они к Вам приходят? Просят поддержки своих инициатив, советов, ждут ли утешения, жалуясь на непосильное бремя власти?

– Сегодняшнее общество не зря называют «постсекулярным»: я ощущаю большое внимание к христианству со стороны различных политических лидеров. После крушения идеологий XX века – фашизма, коммунизма и либерализма – люди, в том числе и политики, стали внимательнее относиться к тем ценностям, отказ от которых привел к эпохе мировых войн и кровавых гражданских конфликтов. А эти ценности – христианские.

– Будет ли использован экономический кризис для выработки новой этики предпринимательства, для нового понимания роли элиты в России – не потребителя роскоши, а ответственного строителя справедливого общества?

– Собственно, такое новое понимание уже предлагалось Церковью и рядом общественных деятелей еще в 2004 году, когда Всемирный Русский Народный Собор принял «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании». Это довольно обширный документ, но я бы хотел выделить одно из понятий – служение. Сам Христос говорил о Своей миссии на земле как о служении, и Он пронес его до конца, приняв смерть за всех нас. Служением обязана быть и вся церковная жизнь.

Я был бы очень рад, если бы эту формулу усвоило и наше общество: от элиты до каждого рядового гражданина. Если мы начнем служить друг другу, поддерживать и нести друг за друга ответственность, тогда мы достигнем жизненно важного для нас единства перед лицом нынешнего кризиса.

В заключение я хотел бы еще раз напомнить о том потенциале в преодолении кризиса, который есть у Церкви. А ей давно известно «ноу-хау» по выводу человеческих душ из кризиса. Как говорил святой XX века, исповедник Роман Медведь, мы должны «так воспитать душу, чтобы она сама могла стать пред Господом и вполне свободно и сознательно избрала добро…»

Интервью ведущему программы «Национальный интерес» телеканала «Россия»
21.11.2009

– Ваше Святейшество, это первое большое телевизионное интервью после Вашего избрания. Благодарю Вас за эту возможность. Личность Патриарха всея Руси – это всегда эпоха. Ваша эпоха только начинается, но, судя по старту, она будет яркой и очень полновесной. Какие цели Вы ставите?

– Я думаю, что каждая эпоха в Церкви – это эпоха в первую очередь Евангелия, евангельских ценностей, а вот характеризовать ту или иную церковную эпоху можно с точки зрения того, как эти ценности усваиваются людьми.

Выйдя из долгих лет атеистического пленения, наша Церковь столкнулась с таким огромным количеством проблем, зачастую чисто материальных, что первые годы после этого плена были полностью посвящены только их решению. Нужно было создать церковную, как теперь говорят, инфраструктуру, восстановить, отреставрировать, построить храмы. Но параллельно, конечно, прилагались большие усилия и для того, чтобы начать церковную проповедь, обращенную ко всему обществу.

Задачи, которые стоят сегодня, очень сложны. Более или менее создано все для того, чтобы механизм работал. Это не означает, что он совершенен, – над совершенствованием церковного механизма нужно трудиться. Однако это только техническая сторона дела. А принципиальная сторона заключается в том, что слово Божией правды сегодня должно быть очень убедительным для людей. Современные люди, которые оторваны от традиции христианской жизни, от религиозной традиции, оторваны временем, теми тяжелыми десятилетиями, которые наша страна и наша Церковь пережили, – и не только временем, – должны услышать это слово.

Сегодня в мировом масштабе происходит отрыв социума от своего религиозного наследия. Современное общество – это нерелигиозное общество, рассматривающее в качестве главного критерия добра – основного критерия истины – человеческую личность. И если над этим задуматься, то станет ясно, что это колоссальной силы отрицательный вызов.

Представьте себе: критерием добра и правды является человек. Если мы игнорируем индивидуальные особенности личности, то приходим к тоталитарной идеологии, когда человеческая идея становится господствующей для всех. Если мы отказываемся от этой жесткой тоталитарной системы, ограничивающей человеческую свободу, мы приходим к другой противоположности – сколько голов, столько и умов. Одного человека (буду говорить о жестких вещах, чтобы было ясно всем) шокирует идея легализации педофилии, а другой говорит: «В этом нет ничего плохого». В условиях свободы один может сказать другому: «А почему, собственно говоря, ты считаешь, что твоя точка зрения правильная, а моя – неправильная?» В данном случае речь не может идти ни о каком критерии. Критерий возникает только там, где есть абсолютная правда, абсолютная истина. Эту абсолютную истину и правду несет в себе вера. И задача сегодня заключается в том, чтобы люди это осмыслили и приняли феномен веры не как историческую традицию, не как часть фольклора – милого, приятного, вводящего в уютную атмосферу прошлого со всей ее романтикой, а как реальный мировоззренческий выбор; чтобы современное человечество поняло: существование цивилизации во многом зависит от того, насколько люди примут умом и сердцем Божию правду.

Это и есть задача Церкви. И Вы можете себе представить, с какими колоссальными трудностями столкнется каждый, кто будет служить проповеди Божией правды. Но именно так мы видим задачи, которые сегодня стоят перед нами, – не лично передо мной, а перед Церковью, перед религиозной верой вообще, в планетарном масштабе.

– К человеку, к личности, я надеюсь, мы еще вернемся; ну, а все-таки, если Вы говорите о задачах, то правомерно ли говорить об ответственности Церкви и тем более о формах этой ответственности? Перед кем отвечает Церковь?

– Есть такое понятие – «отвечать перед судом истории». Неясное понятие. Что такое суд истории? Суд истории – это исторический комментарий. Сколько голов, столько и толкований. Вот пример постмодернистского подхода к истории: казалось бы, уж такая незыблемая истина – победа нашего народа в Великой Отечественной войне, – а посмотрите, какой исторический комментарий мы сегодня слышим. Суд истории – это очень сложное понятие.

Церковь несет ответственность перед Богом – вечным и неизменным критерием истины, добра и правды. Церковь всегда поставляет себя и свои деяния на суд Божий, при этом развивается чувство реальной ответственности. Не метафорической, не для красного словца, но подлинной ответственности перед судом Божиим. А как мы опознаем Божий суд? – Если нам что-то удается сделать, значит, Господь приклоняет к нам Свою милость.

Я думаю, что Церковь относится к числу таких институтов, у которых очень обострено чувство ответственности. Но я хотел бы, чтобы этим чувством сегодня еще в большей мере прониклись наши священнослужители, чтобы сознание ответственности перед Богом, чувство священного в жизни их никогда не покидали. Только опираясь на труды таких людей, можно мечтать о хотя бы частичном достижении тех целей, о которых мы с Вами говорили.

– Теперь позвольте от истории и времени – к пространству. Вы Патриарх не только Московский, но и всея Руси. Однако нет такого понятия – «Русь» – на географических картах. Русь – это где? И каковы тенденции сейчас на Вашей Руси?

– Я думаю, Русь – это не «где», а в первую очередь «что». Русь – это система ценностей, это цивилизационное понятие, которое, конечно, имеет и свое географическое измерение. Когда мы говорим «Святая Русь», мы имеем в виду совершенно конкретную идею: идею доминанты духовного над материальным, доминанты высокого нравственного идеала. Собственно говоря, в этой традиции и был воспитан народ на том огромном евразийском пространстве, которое сегодня географически составляет юрисдикцию Русской Православной Церкви. Русь – это в конечном итоге отличение добра от зла в соответствии с упомянутой духовной традицией, это система ценностей. А если вернуться к географии, то, конечно, ядром этой цивилизации, этого огромного мира являются Россия, Украина, Беларусь, – если говорить в современных геополитических категориях. Но не только. Ибо Русь как цивилизационная идея имела свое распространение и среди других народов. Мы сегодня считаем и Молдову органической частью этого мира, потому что Православная Церковь сформировала духовный облик в том числе и молдавского народа. Московский Патриархат, Русская Церковь – это не Церковь Российской Федерации. Уже сегодня количество епископата в нашей Церкви, находящегося за пределами Российской Федерации, чисто арифметически больше числа архиереев, которые несут свое служение в Российской Федерации. Поэтому велика и ответственность за сохранение Русского мира, Святой Руси как в содержательном отношении, так, конечно, и с точки зрения духовного единства.

– Ваш визит на Украину произвел большое впечатление и в Киеве, и на западе Украины, и в Донецке, и в Крыму. Здесь, в России, все, конечно же, внимательно следили за тем, как это было, и казалось, что Вы там буквально переворачиваете сознание. Когда в следующий раз на Украину и с чем?

– Поездка на Украину была для меня очень важна в первую очередь с точки зрения большого духовного опыта. Я еще до начала визита сказал, что хочу поехать помолиться вместе с украинским народом, прикоснуться к нашим общим святыням, что было воспринято некоторыми скептически: они подумали, что это некий специальный ход. Но на самом деле именно это мое желание и было в сердцевине визита; все остальное вторично – и встречи с политиками, и публичные выступления. Господь дал мне великую милость: я молился вместе с десятками тысяч людей. Там я особенно почувствовал, что́ такое Святая Русь и что невозможно ограничить это понятие узкими рамками современных геополитических реалий, привязывая к одному или другому суверенному государству. Святая Русь – это мощнейшая цивилизационная сила в современном мире и в первую очередь это, конечно, духовная сила.

Я глубоко убежден в том, что Патриарх должен посещать все части своей Церкви. Как мы говорим, используя славянскую терминологию, Богу содействующу, намереваюсь посетить Украину в следующем году.

– И все же это интервью Вы даете для телеканала «Россия», это российское телевидение, поэтому правомерно было бы задать несколько вопросов по нашей стране. Президент России Дмитрий Медведев призывает всех участвовать в мозговой атаке на тему модернизации страны. Вы готовы сказать свое слово?

– Как ни странно, но проблему модернизации Церковь стала поднимать в течение последних лет с определенной настойчивостью. Конечно, церковное послание на эту тему отличается от светского, в том числе и от послания человека, осуществляющего политическое служение своему народу. Но тем не менее я очень рад, что тема модернизации заняла такое важное место в последнем послании Президента.

Для того чтобы все сразу стало ясно, я начну с тезиса, причем сославшись на А. С. Пушкина. У него есть замечательные слова в «Капитанской дочке»; я цитирую не дословно, но речь там идет о переменах. Так вот, самые надежные перемены – это те, которые связаны с улучшением человеческих нравов, тогда изменения происходят без потрясений[7]7
  Пушкин А. Капитанская дочка. Гл. 6. Пугачевщина.


[Закрыть]. Удивительно почувствовал Пушкин суть проблемы. Петр I не понимал, как и многие другие, а вот поэт понял, что настоящая перемена к лучшему связана с изменением человеческих нравов. Скажите, может быть эффективной, удачной, служащей человеческому благу модернизация, осуществленная плохими людьми? Пойдем дальше – киборгами, инопланетянами, роботами?

Рациональный менеджмент, разумная организация жизнедеятельности еще не означают высокого качества человеческой жизни. Можно быть очень успешным с точки зрения организации и не добиться самого главного – улучшения качества жизни. Идея Пушкина – это христианская идея. Кстати, когда меня спрашивают, верующим был Пушкин или неверующим, я часто привожу в пример именно «Капитанскую дочку». Говорю: «Вы прочитайте, вам все станет ясно», хотя о Боге он там фактически ничего и не говорит.

Любая модернизация, любая реформа, любая перемена должна осуществляться на основе фундаментальных ценностей. Никакие изменения не должны их разрушать, а поскольку основополагающей ценностью является нравственность (потому что без нравственности нет человеческой личности), то нам необходимо так модернизировать страну, чтобы одновременно сохранять и укреплять нравственную составляющую личной, семейной и общественной жизни.

Поэтому, может быть, главная идея, с которой Церковь обращается к обществу в связи с модернизацией, заключается в том, что, совершенствуя и преобразовывая надстроечные ценности, нам необходимо сохранять и укреплять ценности фундаментальные. Всякая модернизация должна включать нравственное измерение. Иначе ничего не получится, иначе у нас будет еще одна машина угнетения, иначе, развивая какие-то стороны общественной, социальной, политической и экономической жизни, мы будем, образно говоря, затягивать туже петлю на качестве человеческой жизни.

Гуманитарное, человеческое, нравственное измерения очень важны. И в этом смысле Церковь готова участвовать в общественном диспуте в отношении темы модернизации и приветствует постановку этого вопроса сегодня на самом высоком государственном уровне в России.

– Осмелюсь предложить на Ваш суд утверждение, что нравственность непопулярна. Скажем, театры, газеты, телевидение, радио, другие средства массовой информации, политические партии, политики, многие общественные институты ориентируются именно на популярность. Популярность – это рейтинг. Таким образом, они делаются заложниками этой популярности, и публика требует от них быть популярными. А достигается популярность не за счет демонстрации чего-то нравственного. Возникает некий замкнутый круг. Что делать?

– В этом и должна проявиться роль государства. Как в семье родители осуществляют свои воспитательные функции, так и в обществе должно проявляться здоровое, разумное участие государства в этих процессах. Я поясню свою мысль. Жить по закону инстинкта легче, чем по закону совести, потому что существование, подчиненное инстинктам, вызывает удовольствие. Но мы знаем, что это животная жизнь. И если человек ведет подобный образ существования, он становится животным.

Мы должны понимать: нравственность есть непременное условие и счастья отдельного человека, и выживания человеческого общества в целом. Почему так? – А потому, что Бог так возжелал. Мы можем делать все, что угодно: можем признавать бытие Бога или отрицать его, можем соглашаться с объективным значением нравственности или ухмыляться по этому поводу. Сам по себе нравственный закон, как и, допустим, закон тяготения, от этого не изменится и не исчезнет. Только нужно понять, что, если мы будем игнорировать закон тяготения, мы разобьем голову. Точно так же мы калечим жизнь, игнорируя нравственный закон. И если кто-то в своих мыслях, желаниях и поступках руководствуется стремлением жить в соответствии с инстинктом, то в обществе, как и в семье, должны найтись разумные люди, которые скажут: «Это опасно; ты еще до конца не понима– ешь, насколько это опасно. Раскрепощение инстинкта – это путь к гибели».

Я думаю, что должно быть некое общественное сознание, общественный консенсус, на основании которого было бы недопустимым использование, кроме всего прочего, средств массовой информации, и в первую очередь телевидения, для раскручивания человеческих страстей. Такие игрушки закончатся очень плохо. И определенные последствия этого мы уже имеем. Ведь что такое преступность? Какие крокодиловы слезы мы проливаем по поводу того, что мать выбросила в мусорное ведро своего новорожденного ребенка! Как мы возмущаемся! А почему она не может этого делать, если живет по закону инстинкта?

– Но ведь инстинкт этому противоречит…

– Нет, инстинкт этому не противоречит – в том смысле, что ребенок становится помехой для удовлетворения инстинктов. Его мать живет для другого, а малыш ей только мешает. И если она живет только по инстинкту, она поступает хуже, чем животное. Потому что животное – до определенного возраста своего детеныша – никогда собственное дитя не уничтожит. Потом, если взрослая собака встретится со своими матерью или отцом, она может вступить в драку, которая, возможно, закончится для нее гибелью. Но пока она щенок, этого никогда не происходит. А человек может совершать даже такие страшные вещи.

Поэтому, указывая на недопустимость рекламы и разжигания человеческих страстей, мы говорим об очень важном деле. Речь идет не о какой-то цензуре в духе старой советской цензуры – речь идет о системе самосохранения.