Текст книги "Детектив Бестужев. Болтун находка для шпиона"

Детектив Бестужев. Болтун находка для шпиона
Святогор Князев

© Святогор Князев, 2023

ISBN 978-5-0060-0486-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Киев в конце лета самый благословенный город на земле. Город зелени, парков, архитектуры, военных училищ и красивых студенток.

Москва по-купечески величественна и просторна, но – это Вавилон нашего времени. Там на тебя воздействует всё, от асфальта до облаков на небесах! Люди кругом, всё время спешат куда-то, у них сто забот и никакого дела до окружающих.

Ленинград. О, Ленинград – столица империи!

Он так и остался строгим, европейским, грандиозным, имперским! И хотя Ленинград считается всего лишь культурной столицей, но мистика этого города говорит о том, что он главнее! Он самый важный! Там даже люди другие, величественнее, серьёзнее, глубже! Ленинград – это как будто город из иномирья, другого измерения!

Другое дело Киев! Утопая в зелени парков и, пытаясь играть роль украинской столицы, он остался таким же, как в произведениях Булгакова: безудержным, псевдореволюционным, крикливым, непостоянным, и в то же время мягким, сердечным, тёплым.

Смешной малоросский суржик с его «Гудзиками» да «Панчохами» над витринами магазинов или наше курсантское весёлое:

«Нэ трэба нас дурыть, мёртви бджёлы нэ гудуть, а колы и гудуть, то дужэ дужэ тыхо, мабуть нэ чутно», напоминает о сельском пригороде с его фруктовыми садами, пирожками «тошнотиками», вкусным деревенским салом и киевским тортом.

В Киеве к первому сентябрю подтягивается масса курсантов учащихся в семи военных училищах и одной академии, поэтому улицы города наводнены военными в форме различных родов войск и видов вооруженных сил. Впереди ещё целый месяц тепла потом «бабье лето» и только потом наступит мягкая киевская осень, медленно к ноябрю переходящая в «золотую». Благодатное время, время страстей, незаконченных каникул, новых влюблённостей и… начало нового учебного года!

Я в Киеве уже две недели, отдыхаю от бурного лета, особенно последнего его месяца.

Первое сентября для курсантов Военно-Морского училища имеет особый смысл. Это как день Нептуна, только наоборот. В этот день отрезается пуповина связи с морем, и курсанты на полгода бросают якоря в учебных классах, грызя гранит науки как это делал Михайло Василич Ломоносов. Почему именно грызя?

Особенность военного образования на Руси со времён Петра и поныне заключается в жестком принуждении всякими демократическими и недемократическими методами к учению! Конечно, розгами за неуспеваемость нас уже не драли, но хватало и других мер воздействия, которые действовали не менее эффективно.

Студент в аудитории может конспектировать, может слушать, может балду бить, в конце концов, может вообще не приходить на занятия.

Курсант – холоп государственный, и на ближайшие пять лет гранит науки будет грызть, хочет он того или нет! Как говорит наш преподаватель физики, капитан первого ранга Григорьев: «Экзамен по физике первым номером. Что, хочешь дураком умереть? Так я не дам… а девушки …. Они были, есть и будут».

И вот, каждый год первого сентября, в этот праздник поневоле, курсанты «отрезая пуповину», обмакивают её в дешёвый портвейн. И происходит это каждый год в одном и том же месте, в Гидропарке! После торжественного «обрезания», все расходятся по своим делам. Кто-то догоняется «с горя» до Зюзи, кто-то идёт в ДК на танцплощадку, кто-то просто гуляет по городу, а вот некоторые…

Каждый год в этот день некоторые курсанты обязательно устраивают стычки с военными патрулями из других училищ, потом героическими усилиями «прорываются» в Альма-Матер с боем, после чего начинаются месячные разборки, в результате которых кого-то отчисляют из училища, кого-то просто отправляют на гауптвахту суток на 20, а кто-то просто тихо, мирно ложится на дно, и там прячется, отключив всякую акустику и выполняя команду «слушать в отсеках»!

Я первого сентября ничего не отрезал, ни с кем не дрался, у меня было неважное настроение и после «обязательного» присутствия в Гидропарке, уехал на Крещатик, встречать закат!

«Встречать закат» – это ещё одна традиция из курсантской жизни. Вместо бурного времяпровождения в каком-нибудь ДК с танцами, можно было посидеть с чашечкой кофе в неприметной кафешке в боковых улочках Крещатика, слушая медленную или классическую музыку.

Да, таким был Киев и Крещатик в той, «довоенной» жизни, когда мы все были единым государством, думали и разговаривали на одном языке (Лирическое отступление автора).

Сегодня я медленно брёл по Крещатику в сторону Музыкальной Академии, где на первом этаже была небольшая новомодная кофейня с классической музыкой, где можно было скоротать вечер. Справа Михайловская улица со своими гранитными скамьями и красивыми фонарями, слева площадь Революции с фонтанами. Ещё не очень поздно, поэтому стайки девушек, идущих во дворец культуры «Украина» то и дело порхают мимо меня в противоходе. Слышу крики с Михайловской улицы, опять кто-то с кем-то что-то не поделил. Ну что за люди? Такой вечер!

Поворачиваю на улицу Михайлскую и вижу… картина маслом!

На скамеечке валяется, как говаривал мой старпом на корабле, «молодой цветущий труп», ясно дело без сознания от количество употреблённого, второй немного бодрее пытается схватить девушку, проходящую мимо. Фууух! Опасности нет, девушка сейчас даст ему пощёчину, и разгоряченный добрый молодец отпустит её. Но…

– Молодой человек! Ну-ка немедленно отпустите девушку! Вы что себе позволяете?

Вот кто его просил встрять? Сейчас это недоразумение под воздействием паров алкоголя, начнёт бодриться и требовать сатисфакции. Но за неимением шпаги, пустит в ход кулаки. В результате, очередная драка на Крещатике, очередной сиделец суток на 15 с общественными работами и порицанием трудовым коллективом…

– Проходи мимо дядя! Ты тут ваще лишний. – пьяный «мушкетёр» всё ещё старается обойтись простым запугиванием, но не тут-то было.

– Вы хам! Отпустите девушку немедленно!

– Слушай мужик? Это твоя дочь?

– Нет!

– Тогда твоя жена? Тоже нет, молода она для тебя. Так что ты лезешь, очкарик? Иди своей дорогой!

– Я сейчас милицию позову! – мужчина лет под пятьдесят невысокого роста, в очках, пытается переговорить пьяного молодого хулигана.

– Я те сейчас мудило в глаз дам, и ты до милиции не добежишь!

В это время со скамейки встаёт второй пьяный «мушкетёр».

– Васёк! Это наша баба?

– Не Санёк, я её только поймал, она ещё не согласилась.

– А это что за чудо?

– Это возмущенная общественность, возражает.

– Так пошли ты её, эту общественность!

– Саня, я её посылаю, так она идти не хочет.

– А если в глаз?

– Я уже предлагал, он грозится ментов вызвать!

– А вот за ментов, он сейчас и от меня схлопочет.

Второй встаёт со скамьи и идёт к мужику. Мужик понял, что шутки кончились, и его мужество скукожилось до размеров висящей родинки на бороде.

– Милиция! Милиция! Хулиганы нападают! Я между прочим работник ЦК, что вы себе позволяете?

– Да нам по барабану ЦК, МК, БК, хотел в глаз, сейчас получишь в глаз!

Ну, всё, пора вмешиваться, а то не дай Бог начнётся что-нибудь серьёзное. Народу по столицам понаехало из глубинки много, все отчаянные, много бывших «сидельцев» в столицах пытаются зацепиться. А эти всегда вооружены и пускают ножи в дело надо-не надо.

– Парни! Давайте спокойно разойдёмся каждый в свою сторону без скандала и драки. Праздник сегодня как-никак, первое сентября.

– О! Витёк! А это что за птица?

– Санёк, хэ знает, а чё он хочет?

– Ну, типа разойтись…

– Так я ещё не разошёлся, сча разойдусь, места мало будет.

– Парни, вы не поняли, я вас не прошу раскатывать мне тут клоунаду, а прошу закончить базар и разойтись. – Я просто решил спровоцировать их, чтобы быстрее закончить, потому что в этой ситуации можно долго упрашивать успокоиться. Такие храбрецы из деревенских «мушкетёров» успокаиваются только после пары крепких тумаков.

– Ну, всё урод, ты задрал! Сейчас я тебе зубы посчитаю.

– Погоди Витёк, он же в форме. Ты присмотрись-ка внимательней, это не тот ли морячок, с которым мы на прошлой неделе схлестнулись?

– Аааа! Так он ещё и морячок! Ну, тебе парень не свезло! – и так называемый Витёк, выпустив рукав девушки, наконец, пошел, ускоряясь на меня.

Хоть одно положительное решение. Девушка свободна – уже хлеб!

– Детка! Отбегай побыстрее и иди своей дорогой, мы тут по-мужски сейчас погутарим, – я мигнул ей весело и повернулся к так называемому Витьку.

– Ну, быстрее Витёк! Что ты ползёшь как черепаха? – это ускорило выходящего из себя парня, но на беду, он споткнулся о свою же ногу и уже падал, когда я успел его подхватить, а то, не дай Бог, стукнется обо что-нибудь башкой, и заодно легонько ткнул костяшкой чуть пониже солнечного сплетения. Мгновенный сбой дыхания, и Витёк оседает на асфальтовую дорожку. Я аккуратно положил его и сделал два шага вперёд. Второй, вдруг принял защитную позу, и я увидел его осмысленный взгляд, он резко достал нож из-за пояса и выставил его вперёд.

Ну вот, я так и знал, что так просто это не закончится.

– Брось нож. И посчитаем этот инцидент исчерпанным.

– Как тока кишки намотаю твои, так сразу и посчитаем!

– Ну как хочешь! – я резко нырнул влево и в развороте ударил носком флотского ботинка в основание ладони. Нож полетел, кувыркаясь в высокие кусты, а Санёк схватился за руку, визжа от боли.

– Дай сюда руку придурок, и не ори, сейчас боль сниму. – Я взял его ладонь и несколькими нажатиями по точкам отключил болевой нерв, – но врачу показаться надо, а то может быть перелом, потом намучаешься.

– Ну, а вас, мужчина, я попрошу удалиться, чтобы не нарываться больше на неприятности, – я внимательно посмотрел на мужчину.

– Я попрошу Вас, молодой человек, проводить меня домой, я тут недалеко живу! – мужчина отвернулся и уверенный что я иду за ним, закончил, – Я живу на Грушевского 9, это дом ЦК.

Ну вот, «не в огонь так в полымя», ещё и с ЦэКа-шными дел не имел! Я обреченно пошел за ним.

– Алексей Владимирович Ивашко, работаю в ЦК КПУ, – и он протянул руку для пожатия.

Я обречённо её пожал.

– Главный старшина Бестужев Максимилиан Викторович, курсант военмор!

– Ммммммм! И фамилия, и имя, и стать, и поступь! Прям дворянин! – ухмыльнулся Алексей Владимирович.

– Из трудовой интеллигенции, Таврической губернии мы!

– Знаю, знаю, все мы оттуда! На худой конец, из рабочих и крестьян, – скривился он.

Странный он какой-то, работник ЦК, чуть не сказал: «Ножа и топора».

– Студенты, курсанты и остальные… граждане в Гидропарке сегодня проводят время, что тебя занесло на Крещатик?

– Иногда я по вечерам пью кофе и слушаю классику в одноименном кафе!

– Любишь классику? – казалось, Алексей Владимирович задаёт вопросы только ради поддержания разговора, но я вдруг почувствовал его интерес ко мне.

С чего бы это? Я вроде далек от прослойки партейных, да и особого интереса не проявил, когда он представился? Ладно, погодим, сам всё и расскажет.

– Не сказать, что прямо очень, но, помогает думать! А вот думать я действительно люблю.

– И о чем думаешь?

– О сегодняшнем и о будущем, – я решил пока не раскрывать свою персону особо, зачем постороннему человеку знать, что на уме у курсанта, которого он десять минут назад встретил на улице?

– Сегодняшнее у тебя уже определено, а вот то, что думаешь о будущем, это очень хорошо, друг мой! – Алексей Владимирович удовлетворённо кивнул головой.

Ну вот, уже и «другом стал», не далее, как десять минут был просто прохожий.

– Сегодняшнее оно тоже может быть разное, в зависимости от моих поступков и воли вышестоящих, нижестоящих, да и вообще случайностей.

– А ты глубже, чем я полагал… курсант ВВМУЗа! Ладно, вот мы и пришли. В этом доме я живу. Мне бы надо было тебя поблагодарить, и нам бы здесь полагалось расстаться, но, у меня возникла мысль, а не попить ли нам настоящего швейцарского кофе? Такого кофе в кафе нет, так что приглашаю тебя к себе на кухню, где мы и попробуем этот божественный напиток. Как ты отнесёшься к моему предложению? – и Александр Владимирович с интересом посмотрел на меня.

Я, честно говоря, уже отнёсся очень отрицательно, потому как скоро в училище и, чтобы не опоздать из увольнения, надо бы поскорее попрощаться и уже двигать в сторону Подола.

– С удовольствием! Но, увы, вынужден отказаться от такой любезности. У меня ограничено время пребывания в увольнении, и скоро я должен быть в училище. Может быть в другой раз, если будет на то Ваша воля, – постарался я скрыть своё нежелание.

– Ну, так я всё равно тебя не отпущу, хоть чашечкой кофе, но угощу. А насчет увольнения, не беспокойся, я сейчас эту проблему решу.

Я вздохнул и вошел в подъезд ЦК-овского дома.

Квартира Алексея Владимировича оказалась на втором этаже. Так что мы даже не воспользовались шикарным финским лифтом, который открылся, как только мы подошли к нему. Это было удивительное открытие для меня, но я сделал вид, что вижу такие лифты каждый день, так что меня такими чудесами не удивить.

Большая дубовая дверь в полтора роста нормального человека была идеально подогнана, и создавалось впечатление, что только что установлена. В коридоре перед квартирой стоял журнальный столик и два кожаных кресла, на столе стояла пепельница. Курят в коридоре, потому и пепельница, ага, а вот и вытяжная вентиляция. Ну что, хорошо живут в домах ЦК, простой гражданин за курение в коридоре жилого дома отправится суток на 15, а тут, видимо, всё предусмотрено конструкцией дома.

– Проходи! – Алексей Владимирович открыл дверь и пригласил меня войти.

Прихожая была огромной, я бы сказал, как комната, но, я ещё не видел комнаты, так что просто остановлюсь на этой характеристике.

– Снимай ботинки, вот в этом шкафчике тапочки, бери любые, это для гостей, – сам он снял свои лёгкие туфли и пошел босиком в комнату.

Я надел тапочки и остановился в растерянности, не зная куда идти.

– Иди на кухню, это по коридору направо, я сейчас подойду, только сменю рубашку на домашнюю, – раздался голос хозяина из комнаты.

Я повернул направо и пошёл по коридору в сторону застеклённой двери в глубине и, открыв дверь, попал на кухню. Кухня была не меньше коридора, вся стерильно чистая, как будто в такой кухне никто никогда не готовит. Все стены были обставлены кухонной мебелью и техникой. Я увидел посудомоечную машину, которые у нас в стране не производились и не продавались, явно импортная.

Чтобы не прослыть вообще простаком, я прошел к углу и сел в кресло перед небольшим столиком с цветочной вазой.

Сразу вошел хозяин, и открыв какой-то шкафчик, повернулся ко мне и спросил:

– Ты что будешь пить?

– В каком смысле?

– В смысле, какой кофе?

– А. Я кроме «Американо» и «Эспрессо» никакого больше не знаю.

– Эээээ, друг мой, кофе бывает двух видов: арабика и робуста, остальное торговые марки, так что ты немногое потерял от незнания всей этой халабуды. Я сварю сейчас микс арабики с шоколадом и ванилью, потом оценишь, – и Алексей Владимирович зашуршал пакетиками, отмеряя мерным стаканчиком нужное количество.

– А дома вы часто пьёте кофе?

– Нет. Родители не употребляют, поэтому я пью его эпизодически, скорее, в качестве личного поощрения. Опять же, не только ради кофе, наверное, и ради музыки. В училище некогда, да и негде, а в увольнении сам себя поощряешь, – когда есть чем себя поощрить подумал я, но не сказал вслух.

– А я с детства. Все пили какао, а я кофе. Привык знаете-ли, а иногда без чашечки кофе и не работается, – и Алексей Владимирович выдвинул из ниши настоящую никелированную огромную кофе-машину! Я такие видел только в импортном кино, да один раз в ресторане в Москве.

Ну да, членам ЦК это всё доступнее, чем нам простым гражданам.

И тут в мозгу проскочила тенью мысль: «Где я его мог видеть до этого?»

Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Где? Ответ лежит где-то на поверхности, вот-вот ляжет на язык…, но нет!

– А, классикой когда заболел?

– А, с детства. Мама обожает классическую музыку, и с раннего детства таскала меня с собой за неимением с кем меня оставить. У неё несколько подруг и все театралки, билеты постоянно, концерты, походы, ну и я хвостиком. Так собственно и привык. Потом заметил, что некоторые произведения действуют на меня как-то по-особенному. Я начал их различать по первым нотам, точно помнил, где какие переходы с октавы на октаву. Со временем начал реагировать эмоционально. Так собственно и приобщился. Потом музыкальная школа по классу фортепьяно, всё это вместе взятые и сыграло.

– А как же молодёжное турум– бурум, в смысле рок?

– Ну, а что рок? Рок, как и джаз – это тренд сегодняшнего дня. Что будет завтра неизвестно, так что мы любим одно, поём другое, танцуем третье, меняем свои пристрастия вместе с жизнью, если конечно имеем что менять.

– Вот—вот, я то же самое говорю Авроре, а она мне всё время твердит, что молодежь имеет право на безумие.

– А, Аврора это кто?

– Это дочь моя, в единственном так сказать роде и числе. Кстати, почти твоя ровесница. Сколько тебе сейчас?

– Весной будет двадцать пять! – я подумал, что, наверное, не зря он ввернул свою дочь в наш разговор.

– А ей в декабре будет двадцать четыре.

Наконец кофе-машина замигала зелёным огоньком, и из глубин этого хромированного чудища полилась коричневая жидкость, по кухне разошёлся сладкий аромат настоящего кофе с шоколадом. Я хотел ещё что-то спросить, но запах кофе, перебил моментально все мысли, и мне почему-то показалось, что, наверное, в этом и заключается отдых за чашкой кофе, когда мысли покидают голову, и ты отдаёшь себя всего чудесному напитку богов!

– У нам молодых часто происходит смена категорий, потому нас в этом возрасте и считают категоричными. До ума ещё далеко, до мудрости тоже не близко, так что мы с успехом заменяем и то и другое упрямством и знакомыми категориями.

– А родители у тебя кто? В смысле по профессии? – Алексей Владимирович аккуратно поставил на стол две наполненные ароматным напитком чашки.

– Учителя! – я не стал раскрывать полностью своё социальное положение в обществе, неправильно это. Кому надо тот и так узнает, а кому не надо на того нет смысла давить своим положением. Тем более, что я особо и не покривил душой. Они у меня действительно учителя, только в специфическом учебном заведении.

– Вот откуда корни интеллектуального развития. А это вот, – и Алексей Владимирович махнул ногой, – откуда? Из радикальной юности?

– Нет, что Вы. Детство у меня, как и отрочество ничем не отличается от того же периода абсолютного большинства советских детей. Это уже потом, в морской пехоте!

У Алексея Владимировича брови поползли вверх.

– В смысле? Ты служил в армии?

– Нет! Я служил срочную службу на флоте, в морской пехоте, и только после службы подал документы в военное училище.

– То есть, до этого будущее было не совсем определено?

Эх, знал бы он, насколько оно у меня было определено изначально, только оно ему ни к чему, да и мне спокойнее.

– Ну, в какой-то мере да.

– А, то есть Вы всё же о чем-то мечтали?

– Как и все мальчишки – доктор, космонавт, водитель, учитель!

– А вот, например, наука? Или искусство?

– Нет. У меня специфический склад ума, я авантюрист. Для научного деятеля это катастрофа, а вот лицедейство меня никогда не увлекало. Я и музыкальную школу то закончил только потому, что все учатся и мне надо.

Разъяснять, что музыка развивает корреляцию психики с окружающим миром – не хочу. Зачем давать лишние знания в уши чужому человеку, надумает ещё себе невесть что. Пусть думает, что я «слегка обтёсанный» мальчик из неплохой, но средненькой в социальном статусе семьи.

И всё-таки, где я его видел?

Промелькнувший, знакомый образ не просто так появился в моей памяти. Что-то с ним такое связано.

Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Пронзительный взгляд. Где?

– Алексей Владимирович, если не трудно, позвоните сейчас в училище, скоро время увольнения закончится, и там могут быть неприятности у командования роты!

– А, да-да, сейчас. – Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся с радиотелефоном. Это тоже было новшеством в нашей стране. За рубежом они распространены были давно, а мы их только увидели после смягчения железного занавеса. Не все могли себе позволить, но уже были и не редкостью.

– Алло! Контр-адмирала Маровина будьте любезны! – Алексей Владимирович кивнул мне и вышел из комнаты. Я понял, что он не очень хочет показывать, как и о чем будет разговаривать с нашим начальником училища!

Минут через пять, Алексей Владимирович вошел в комнату и протянул мне трубку:

– Дежурный по училищу, переговорите!

Я взял трубку и ответил:

– Главный старшина Бестужев!

– Дежурный по училищу капитан первого ранга Шишкин! Вам продлено увольнение до восьми тридцати утра. Утром быть на разводе, всё!

– Есть быть на разводе! – и я положил трубку.

– Ну вот, с делами покончено, теперь можно и не о делах. Коньяк пьёте?

– Никак нет. Ни в каком виде, не пью, не нюхаю и не грызу!

– В каком смысле не грызёте? – удивился Алексей Владимирович.

– Есть такая шутка у советских алкоголиков. На вопрос: «Что вы всё пьёте эту гадость, и пьёте и пьёте», они отвечают: «Пили, пьём и пить будем, пока льётся, станет газом – будем нюхать, станет твердой – будем грызть»!

– Ах-ха-ха-ха-ха! Как полезно иногда пообщаться с народом! Ну, что ж, пить коньяк я Вас заставлять не буду, но, легкое вино не помешает, а то я чувствую себя неловко!

Хлопнула входная дверь, и потянуло уличной ночной прохладой. Кто-то пришёл.

Прочитав вопрос на моём лице, Алексей Владимирович кивнул и заговорил.

– Это моя дочь, Аврора! Ходила гулять с подружками, вернулась домой рано, я так понимаю, что-то не срослось у девочек, и решили пойти по домам, – он сделал большой глоток коньяка и поставил бокал на столик. – Я сейчас, налью Вам обоим вина и приду, заодно познакомитесь!

Я остался сидеть в кресле, так в общем и не поняв, знакомиться нам самостоятельно или он придет и познакомит.

В комнату вошла девушка в легком голубом платье с воланчиками на плечах.

– О! Здравствуйте, – удивлённо сказала она.

– Здравия желаю! – ответил я с улыбкой.

– А вы кто?

– Я? Макс! Точнее Максимилиан!

– Оооо! Как мило. Такое редкое имя, и красивое.

– У Вас, Аврора, имя тоже не повсеместное, – я развел руками.

– Откуда Вы знаете, как меня зовут?

– Ваш отец подсказал!

– Кстати, а где он сам?

– Вышел в соседнюю комнату, я так понимаю за вином!

– Хм, папа вино не пьёт, он хлещет коньяк, но я так понимаю, вино пьёте Вы.

– Не совсем так. Я вообще-то отказался от выпивки, но Ваш отец настоял, чтобы я хоть лёгкого вина выпил, иначе он чувствует себя не в своей тарелке. Кстати, второй бокал предназначается Вам!

– Вот как? – удивленно сказала Аврора, – С чего бы это?

– Чего не знаю, того не знаю! Полагаю, сейчас он сам явится и всё Вам объяснит!

– О, Аврора, познакомься, это Максимилиан, – вошедший с двумя бокалами вина Алексей Владимирович обратился к дочери.

– А мы уже познакомились, папа!

– Вот как? Ну, вы, нынешняя молодежь легки на подъем и быстры на знакомства!

– А вы где познакомились?

– Мы, на Крещатике! Представляешь, пьяные хулиганы пытались завязать драку со мной, и Макс их уговорил не ввязываться.

– Ну вот, ты сам только с Максом познакомился, а мне говоришь, что мы там на что-то легки и быстры? И кто после этого быстр на знакомство?

– Ну, я же не мог своего можно сказать «спасителя» отпустить просто так?

– Ну да папа, с ним надо обязательно выпить пару рюмок коньяку, потому что тебе больше выпить не с кем.

– Всё дочь, хватит!

Я почувствовал себя лишним на этом празднике жизни, и мне захотелось уйти.

– Я прошу прощения за вторжение в вашу семейную идиллию, я, пожалуй, пойду, мне всё равно в училище надо!

– Вот ещё, какие глупости! Раз пришли в гости, то уж не отказывайтесь, – Аврора положила руку на моё плечо и настойчиво нажала, чтобы я сел обратно, – Сейчас мы с вами выпьем, и, наверное, закусим чем-нибудь. Папа? У нас фрукты какие-нибудь, виноград, например, есть?

– Нет! Водителя я отпустил рано сегодня, а повар ушёл после обеда, так что я сам упустил это из виду, извини. – Алексей Владимирович виновато опустил руки.

– Ладно, папочка, сейчас мы с Максом сами сходим в магазин за фруктами и сыром, заодно прогуляемся, – Аврора повернулась ко мне, – я, надеюсь, молодой человек, Вы не откажетесь составить мне компанию?

– Ну что Вы, Аврора Алексеевна, с превеликим удовольствием! – мне вдруг пришла в голову идея, выйти из дома, а там просто извиниться и уйти. Я почувствовал себя немного лишним в этой компании.

– Только, если вы думаете, что сейчас выйдете из дома и отпроситесь, – даже не мечтайте! Ни за что не отпущу! – вот стервь, как будто мысли прочитала, улыбнулся я.

– Да ну что Вы, и в мыслях не было, – смущённо сказал я.

«Ещё как было! Вздумал такую, такую, такую.… Хм, что не характеризуется? Ага. Потому что хрен знает, что в этой прелестной головушке! В общем, хрень всё это Макс! Ну-ка заткнулись все, я как-нибудь без вас решу, с кем, куда и сколько раз! Ну-ну, решай, решальщик! Пару минут назад ты был в прострации, а там и до фрустрации недалеко!» Ипона-мама, я разговариваю со своим внутренним голосом! Кто бы услышал, посчитал бы за шизанутого!

Мы спустились вниз и, пройдя мимо охранника, вышли на улицу.

– Макс, магазин на той стороне улицы, вон в том доме. Раньше у нас ночных магазинов не было, приходилось заказывать что-то в ресторане, да и то не всю ночь, а только до трёх. Теперь стало проще, есть круглосуточный магазин, можно хоть в пять утра спуститься за чем-нибудь. Ну что, кавалер? Можно даме зацепиться за вашу ручку?

– Прошу мадемуазель! До дамы Вам ещё далеко, ещё мамзелой побыть придётся, рассмеялся я.

– А что, мне нравится, – сказала Аврора, взяв меня под ручку.

В магазине Аврора была уже своя, потому что молоденькая продавщица томно мне улыбнулась, и начала о чём-то щебетать с Авророй. Я прислушиваться не стал, мало ли девки о своем, о девичьем болтают.

Минут через десять нам принесли пакет с продуктами, который вручили мне, и Аврора, попрощавшись, потянула меня на улицу.

– А заплатить?

– Успокойся Макс, за всё уже заплачено! – и Аврора прижалась к моему плечу.

Ага, понятно! Представила меня своим парнем, похвасталась, и теперь полмагазина в окна с завистью смотрят, как мы уходим! Эх, бабы, бабы!

Обратно мы заходили через черный ход. У Авроры оказался ключик, и чтобы не светиться перед охраной, она решила зайти через другой вход.

– Вот так Макс, мы тут и живем!

– Не так уж и плохо Вы тут живёте, Аврора Алексеевна, жаловаться не на что!

– Со стороны да! А внутри этого дома.… Хотя, о чём это я? Ты же случайный знакомый. Сегодня ты есть, а завтра ты исчез, и к чему тебе эти знания? Извини, что-то я сегодня расклеилась совсем.

– Ничего, бывает, – я даже не знаю, что ей сказать, как поддержать девушку в такой ситуации, как-то с женским полом у меня не получается.

Аврора внимательно посмотрела на меня:

– Макс! А у тебя подруга есть?

– Нет!

– А что так? Достойной не нашел?

– Да как-то недосуг мне. Сначала служба на флоте, а там, как известно, женщин нет, потом училище, там тоже особо не развернёшься. Из женщин в моём ближнем кругу только мама, сестрёнка да тётушка на Херсонщине. Как говорится, раз, два и обчелся.

– Даа! Негусто, – улыбнулась Аврора.

– Предлагаю дружить понарошку!

– Это как?

– Ну, типа ты мой парень, а я твоя девушка, но не на самом деле, а условно.

– Зачем тебе это?

– Понимаешь…, у меня, как и у тебя очень ограниченный круг общения. Наши родители не особо одобряют приятельство или не дай бог дружбу с «простыми» из народа. И дело не в том, что это как-то принижает достоинство или что-то в этом роде, просто очень часто такая «дружба» заканчивается очень печально. А в своём кругу, у нас тоже нет особых друзей, потому что с одной стороны круг узкий, с другой стороны зависть по социальному признаку. А парни из нашего круга, они…, они вообще никчёмные. Родители им там прочат карьеры в партийных кругах, но на самом деле, это такое болото. Мы же их всех знаем как облупленных с раннего детства, так что они не воспринимаются ни как друзья, ни как ухажёры.

– Но есть же целый мир вокруг вас с огромным количеством людей, вас же никто не заставляет жить внутри этого кокона! – удивился я.

– Принципы!

– Что?

– Принципы, Макс, и традиции многолетние. Ты вон женщин сторонишься, потому что их в твоей жизни мало, а у меня нет настоящих друзей, потому что их вокруг много, но всем нужны папины связи и папины возможности, но никак не я сама.

– Жуть! И как вы живёте в этом болоте?

– А мама твоя где? – полюбопытствовал я.

– Нигде.

– В смысле?

– Мама умерла. Давно. Мне неприятно это вспоминать.

– Ладно, прости, я не хотел тебя огорчать.

– Знаешь, вот даже в таком пустячке, ты совершенно чужой парень, а отличаешься от нашего этого дурацкого круга. Мне сейчас задали бы ещё с десяток неприятных вопросов, просто для того, чтобы меня унизить, потому что папа занимает место в партийной иерархии выше их отцов! И они могут самоутверждаться только за счет того, что унижают друг друга по пустякам. По большому счёту, никто никого унижать не будет, потому что боязно! А вдруг я пожалуюсь, и папа кого-то из их родителей где-то прищемит. Им за это дома достанется!

– Аврора! Я чужой вашему миру, и, если честно, меня он не привлекает, и он мне не нужен! Какой смысл тебе от дружбы со мной?

– Честно?

– Честно!

– Макс! А мне нужен просто друг, которому всё равно чья я дочь и, которому не нужен мой папа для строительства карьеры. И который будет со мной дружить или ссориться, если есть за что, не оглядываясь на то, как отреагирует папа, или как сложится обстановка.

– Ладно, считай договорились!

– В смысле?

– Договорились дружить, понарошку или по-настоящему, как тебе захочется в процессе. Мало ли ты потом решишь изменить условия нашей дружбы, – рассмеялся я.

– Я?

– Да ты, ты!

– А я их уже изменила, Макс!

– Ну, и как выглядят теперь новые условия?

– Хочу дружить с тобой по-настоящему!

– А готова ли ты, пионерка Аврора, дружить по-настоящему? Дружить с военным тяжело, сложно и муторно. Когда он нужен больше всего, его всегда нет. У него не так много времени на различные излишества. Он не будет с тобой ходить по злачным местам города, потому что это ему претит, и на это ему жалко времени, которое можно потратить по другому и с большей пользой.

Не стоит ждать от него дорогих подарков, потому что даже, если у него достойная зарплата, получает он ее, как правило, раз в полгода, если он моряк, в силу объективных обстоятельств – он в море, он на боевой службе.